Мерфи Уоррен. Последнее испытание

   Буркнув что-то себе под нос, Римо повернул назад и двинулся по другому туннелю на юг.
   Пройдя примерно то же расстояние, он снова наткнулся на глухую стену. Только на сей раз озера перед ней не было.
   — Провалиться мне на этом месте, если я знаю, куда теперь! — воскликнул Римо.
   Он ощупывал каменные стены в поисках какой-нибудь щелки, засова или задвижки. Ничего не обнаружив, снова вернулся в северный туннель.
   Достигнув озерца, Римо опустился на колени и дотронулся до воды. Бр-р! Холодная. Потом поднес палец к носу и принюхался.
   Нет, ни ядом, ни химикатами не пахнет.
   Римо, вздохнув, осторожно вошел в бассейн, надеясь, что выберется, если что.
   И в ту же секунду вода поглотила его. Кругом стояла кромешная тьма — такая же, как в туннеле. Но выработанное годами тренировок чутье помогло сориентироваться.
   У самого дна озерцо сужалось и переходило в глубокую шахту, заполненную водой. Затем вдруг началось горизонтальное ответвление и послышался характерный шум. Подземная река!
   Римо в нерешительности замер. Неизвестно, куда она течет и какой длины. Хватит ли ему кислорода в легких?
   Но он все же решил рискнуть. И поплыл на юг, как подсказывала логика, стараясь не делать лишних движений. Римо полностью отдался на волю гораздо крупнее человека. Судя по дыханию и посапыванию, дикий зверь.
   Существо — кем бы оно ни было — злобно фыркнуло, и Римо поступил так, как его учили. Направился на звук.
   Существо с удивительным проворством увернулось и метнулось в сторону.
   Римо выскочил из воды и бросился следом. И когда почувствовал, что биение пульса в сонной артерии стало почти таким же громким, как биение сердца, атаковал.
   Он применил простой, но очень эффективный прием — резкий удар ребром ладони.
   Удар, которого не выдержал бы ни один человек — с такой непостижимой быстротой он наносится. Римо попал в цель. К тому же явно переусердствовал — едва почувствовав под рукой твердые мышцы и толстую шею, он услышал, как тело загадочного существа с глухим стуком рухнуло на камни.
   А голова осталась в руках атакующего.
   Римо стал торопливо ощупывать ее. Пальцы наткнулись на выступ, напоминающий толстый короткий рог. По всей видимости, это была голова быка! Римо так изумился, что выронил свой трофей.
   Но ведь существо, на которое он напал, было двуногим!
   Да, лучше уж тело не трогать.
   Глубоко вздохнув, Римо снова погрузился в воду и поплыл на север — теперь уже против течения.
   Плыл он долго и стал уставать. Кислород был на исходе. Он провел под водой вот уже полночи; усталость и онемение постепенно охватывали мышцы. В теле постепенно накапливалась молочная кислота, но усилием воли Римо заставил себя побороть приступ слабости.
   Примерно через милю подводный туннель стал изгибаться. Римо нащупал ногами дно и зашагал по нему, пытаясь использовать обе руки, чтобы сориентироваться.
   Туннель разветвлялся в нескольких направлениях. Лишь особая чувствительность к магнитным полям, присущая всем высшим, в том числе и человеку, позволила определить, где север, а где — юг.
   Римо сообразил, что плывет в том же направлении, откуда начал, войдя в пещеру, и тут вдруг ему на плечи свалился кусок рыхлой породы.
   В ту же секунду все его чувства обострились до предела. Рядом шлепнулся еще один кусок. Удивившись, что же заставило эти камни вдруг сорваться — течение-то спокойное, никаких вибраций или сотрясений почвы не наблюдается, — Римо поплыл дальше и скоро вновь уперся в глухую стену.
   Черт! Он слегка запаниковал. Воздуха в легких оставалось минут на пять, не больше. Римо стал торопливо ощупывать камни.
   Вот и здесь тоже совсем маленькое отверстие, примерно такого же размера, что и первое. И никакого выхода.
   Плыть обратно, к бассейну в центре пещеры, чтобы глотнуть кислорода, придется минут пятнадцать, не меньше.
   Римо судорожно искал решение. Может, все же есть какое-то ответвление? Но он тут же отмел эту мысль: течение подсказало бы. Он снова в тупике, грозящем гибелью.
   Итак, два тупика, а мастер Синанджу говорил, что двигаться следует в южном направлении и что именно там находится выход.
   «Должно быть, я его просто пропустил, — подумал Римо и рассердился на самого себя. — Тоже умник нашелся! Это же надо, пропустить выход! Но вот только где и когда?»
   А что, если Чиун солгал специально?
   Воздуха в легких осталось минуты на две.
   Нет, учитель никогда бы так не поступил. Он обещал ждать у выхода, значит, выход существует. Римо вспомнил, как Чиун указывал направление. А стоял он при этом лицом к северу. Но ведь указывал-то на юг!
   И вдруг он с холодной отчетливостью все осознал.
   «Я на Крите! А та штука, бычья голова, была головой Минотавра. Я на Крите. А это — лабиринт. Я на Крите...»
   В ушах зазвучал голос сестры Марии Терезы. Она когда-то рассказывала ему о Тезее, которому пришлось искать выход из лабиринта Минотавра.
   Черт, давно бы пора догадаться, что это Крит. Но и нить уже не спасет... Прощай, папочка!
   И тут в памяти Римо вновь всплыла сестра Мария Тереза: «С помощью одной лишь нити Тезей нашел выход из лабиринта Минотавра и спасся...»
   Вот оно! Вот что я пропустил!
   Римо с яростью атаковал отверстие в тупике. Под неимоверной силой его стальных пальцев вулканическая порода превратилась в порошок. Вода вокруг помутнела.
   Пробившись в дыру, Римо, как стрела, устремился вперед. Плыл он против течения. Кислорода осталось секунд на девяносто. Если остановиться, то скоро станет нечем дышать и он потеряет контроль над собой, будет барахтаться, словно муха в паутине, потом тело совсем ослабеет и...
   Оставалась всего минута. Трогая рукой камни над головой, несчастный судорожно отсчитывал последние секунды. Еще несколько ярдов, стучало в висках, еще несколько...
   Кислород кончился, и пальцы утратили чувствительность.
   Кровь отхлынула от мозга, в глазах потемнело.
   «Странно, — успел подумать он. — Как, однако, это странно: неужели человеку, и без того плывущему в полной тьме, может показаться, что стало еще темнее?» В следующую долю секунды Римо потерял сознание.

* * *

   Очнувшись, он понял, что плавает на поверхности. И дышит.
   Запах, исходивший от воды, и сладковатый затхлый воздух, наполнявший пещеру, подсказывали, что он жив. Римо глубоко вздохнул, наполнив легкие до отказа.
   — Я не умер... — прошептал Римо.
   Выбравшись из воды, он стал на ощупь искать ногой тело Минотавра. Странно, осталась лишь покрытая жесткой шерстью голова.
   Римо поднял ее и сунул под мышку. Какой-никакой, а трофей. Все лучше, чем предстать перед мастером Синанджу с пустыми руками и осознанием полного провала своей миссии.
   Он вышел из пещеры и увидел, что греческий рыболовецкий траулер все еще стоит на якоре. А у входа в подземелье ждет Чиун с непроницаемым лицом и спрятанными в широких складках кимоно руками.
   — Насколько я понял, ты собирался встретить меня у выхода? — спросил Римо.
   — Я сдержал слово, — ответил кореец.
   — Но ты ведь указывал на юг! — с жаром воскликнул ученик.
   — Ну а если бы я чесал нос, разве это означало бы, что ты должен выйти у меня из ноздри?
   — Все шутишь! А я едва не утонул.
   — Мастер Нонья тоже едва не утонул. Однако ни с тобой, ни с ним ничего подобного не произошло.
   — Это остров Крит, верно?
   Чиун расплылся в довольной улыбке.
   — Да, Крити. — Он ткнул пальцем в голову быка, которую Римо держал под мышкой. — Вижу, ты победил Минотавра.
   Ученик поднял голову к небу. Впервые за все это время он как следует рассмотрел ее. Бычья голова. Полая внутри. Довольно искусно выдолблена из твердой древесины и обшита сверху черным мехом. Ноздри широко раздуты, рога посеребрены. Вместо глаз — два блестящих драгоценных камня, в лунном свете отливающих зеленовато-красным.
   — Всего лишь дурацкий муляж!
   — Не оскорбляй славный череп могущественного Минотавра, — возмутился старик, выхватывая голову из рук ученика.
   Мастер Синанджу подошел к берегу и ступил на узкий, наподобие рога, выступ из вулканического камня. Камень тотчас треснул, и внутри него открылась полость, куда он и поместил голову Минотавра.
   Едва Чиун сошел с выступа, как отвалившийся кусок камня снова встал на место и закрыл отверстие так плотно, что не осталось ни единой щелочки.
   Римо ткнул учителя пальцем в бок и воскликнул:
   — Так это ты был Минотавром, да? Ты изменил дыхание и биение сердца, ты притворился, что...
   — Как бы не так!
   Чиун повернулся и по воде зашагал к траулеру. Римо, сердито отдуваясь, шел следом.
   — Вот почему там не оказалось тела, когда я вернулся. Ты уже успел смыться!
   — В следующий раз еще чего доброго решишь, что в детстве я являлся тебе в образе Санта Клауса.
   — Санта Клаус не слишком баловал своим посещением сиротские приюты, — мрачно заметил Римо. — Старый ты обманщик...
   — Пусть все остальные верят, что Минотавр существует. И обязательно оживет, когда нам на смену придут новые мастера Синанджу.
   Но Римо упрямо гнул свое:
   — Вода в туннеле текла по замкнутому кругу. По какому бы из ответвлений ни плыть, все равно возвратишься в пещеру к Минотавру.
   — Младший Джай догадался об этом быстрее тебя. Ему не пришлось долбить стену лабиринта. А ты там все разрушил. Как прикажешь обучать будущих мастеров Синанджу?
   — Подай на меня в суд.
   Они поднялись на борт. Чиун не произнес ни слова. Капитану-греку, похоже, не понравилось, что белый здоровяк оставляет на палубе грязные следы.
   Траулер поплыл к Афинам. Римо улегся на сваленные в кучу жесткие сети и заметил:
   — Вряд ли я справился бы, если б не сестра Мария Тереза.
   Чиун с удивлением покосился на ученика.
   — О чем ты?
   — Я услышал ее голос. Вспомнил, как она рассказывала мне о Тезее. Он отыскал выход с помощью нити.
   — Если бы ты начал искать нить, то наверняка бы погиб.
   — Не о том речь! Мария Тереза говорила, что Тезей использовал нить, чтобы найти выход из лабиринта Минотавра, а не из пещеры. И нить привела туда, откуда он начал свой путь. Значит, выход служил еще и входом.
   — Но это же очевидно, — ледяным тоном заметил кореец.
   — И все-таки я тогда еще не был уверен. И окончательно убедился в своей правоте, лишь когда вспомнил, как ты указывал на юг. Но ты ничего не уточнял. Ты просто махнул рукой. Таким образом, уличить тебя во лжи вроде бы нельзя.
   Учитель промолчал.
   — Кроме того, я знал, что ты никогда не солжешь, ведь на карту поставлена моя жизнь! — продолжал Римо.
   Мастер Синанджу молча пошел на нос судна и застыл там как деревянное изваяние, вглядываясь вдаль. Афины и ярко освещенный Акрополь, сияющий, словно маяк в ночи, приближались.
   Поворочавшись еще немного на жестких сетях, Римо Уильямс уснул глубоким сном.

* * *

   Перед ним стоял маленький человечек с довольно приятным азиатским лицом, в одежде, которую обычно носят корейцы-горожане. Вокруг простирались пологие холмы, сплошь покрытые розовыми цветами. На западе их называют розой Шарон, у корейцев же — муганг-хва.
   Человечек вежливо, согласно древним корейским традициям, поприветствовал Римо:
   — Пам гоу-ссоу-йо?
   — Да, я уже ел рис сегодня, — ответил по-корейски Римо.
   — Хорошо, — отозвался незнакомец. На лице его появилась улыбка. Веселая и очень заразительная, несмотря на то что во рту мужчины не хватало передних зубов. И Римо, не удержавшись, улыбнулся в ответ.
   А затем вдруг этот маленький азиат сделал резкий выпад и попытался ударить Римо головой. Тот избежал удара только потому, что благодаря длительным тренировкам реагировал мгновенно.
   — Эй! В чем дело?
   — Я второй.
   — Второй кто?
   Маленький человечек вежливо поклонился.
   — Мое имя Ким.
   — Эка невидаль! Так зовут каждого третьего корейца.
   У вас поразительная реакция, — заметил азиат.
   — Благодарю. Но зачем вы только что пытались убить меня?
   — Хотел убедиться, правда ли то, что о вас говорят.
   — А что говорят?
   — Что какой-то большеносый и круглоглазый белый стал настоящим мастером Синанджу.
   — Ну а вам-то что? — удивился Римо.
   — Но ведь затронута честь семьи!
   — О какой семье вы толкуете?
   — О вашей семье, о вашей. — С этими словами кореец отвесил ему еще один поклон. Такой низкий, что исчез с глаз долой, точно сквозь землю провалился, издав при этом хлопок — типа того, что издает вылетевшая из бутылки пробка.
   Когда Римо проснулся, Чиун все еще стоял на носу и смотрел на залитые огнями Афины.
   — Как звали второго мастера Синанджу? — спросил его Римо.
   — Я же тебе говорил, — холодно отозвался учитель. — Сам знаешь.
   — Ким?
   — Мастеров с таким именем Ким — пруд пруди. Самое распространенное у меня на родине имя. В переводе оно означает «металл». Ну, как у вас Смит^[14], к примеру.
   — Не увиливай от ответа, папочка.
   — Были Ким-младший, Ким-старший, Ким-маленький, Ким-большой и еще несколько менее выдающихся Кимов. Но второго мастера Синанджу действительно звали Ким. Ким-маленький.
   — Он мне только что приснился.
   Чиун довольно долго молчал. Затем вдруг резко повернулся и отстраненно произнес:
   — Мы уже причаливаем, а потому у меня нет времени выслушивать разные небылицы про твои пустяковые сны!
   Ученик, обидевшись, так и застыл на палубе.

* * *

   Обида не прошла и тогда, когда они с Чиуном поднялись на Акрополь и скользнули взглядами по белым скалам подножия.
   Кореец затем стал расхаживать среди руин, пока наконец не нашел нужное место.
   — Копай вот здесь!
   Римо взглянул на каменистую почву.
   — Откуда ты знаешь, что копать надо именно здесь?
   — Копай! — строго повторил мастер Синанджу.
   Пришлось подчиниться. На этот раз Римо использовал большой палец ноги и не опустился на колени до тех пор, пока в земле не блеснул металл.
   — Ну вот, нашел вторую монету! — объявил он.
   — Драхму.
   Римо тщательно очистил ее от грязи.
   На аверсе красовался профиль мужчины в шлеме с маленькими крылышками.
   — Надо же! Прямо двадцатицентовик с изображением головы Меркурия. Еще в детстве видел такие.
   Чиун приподнял бровь.
   — Ты узнал Меркурия?
   — Конечно. Он был греческим богом... Или нет, погоди... римским?
   — Римляне позаимствовали богов у греков.
   — Да, точно. А откуда греки взяли своих?
   — Да отовсюду понемногу, с мира по нитке. В основном у египтян и корейцев.
   — Что-то не припомню никаких корейских богов. За исключением разве что того медведя, который был первым человеком.
   — Ты, как всегда, все перепутал. На этой монете высечен Гермес. Римляне называли его Меркурием.
   — Ага, теперь вспомнил! Зевс был Юпитером, Арес — Марсом, Геркулес был... как его там?
   — Бездельником и пьяницей.
   — Да нет, я не о том. Как его звали греки?
   — Геракл.
   — Дурацкое имя, — заметил Римо. — Лично я предпочитаю называть его Геркулесом.
   — Во всем виноваты девственницы-весталки, воспитывавшие тебя. Забили тебе голову всякой ерундой! Ты и ни одной корейской сказки не знал бы, если бы не я.
   — Ну что ты без конца придираешься, а? Какой смысл?
   — В любом случае ты в силу своей тупости не способен его осознать, — огрызнулся Чиун и стал спускаться с горы.
   Ученик последовал за ним.
   — Что все это значит? — спросил он. — Лезем на гору, роем землю, находим старинную монету и снова в путь?
   — Именно.
   — А что, если остановиться передохнуть в каком-нибудь отеле? Я страшно устал.
   — Ты проспал целых шесть часов. С чего бы тебе уставать?
   — Старею, наверное.
   — Как же! Ты просто совсем обленился. Не будет тебе никаких отелей. Мы едем в Гизу.
   — Это в Японии?
   — В Японии Гинза. А я говорю о Гизе. Гиза в Хемете.
   — Сроду не слыхивал ни о каком Хемете, — проворчал Римо. Обернулся, бросил последний взгляд на Пантеон и подумал: «Как все это похоже на Вашингтон, округ Колумбия».
   — Хемет в переводе означает «черная земля», — пояснил мастер Синанджу.
   — Все равно не слышал.
   — Это потому, что правители Хемета некогда потеряли головы и разучились думать.
   Римо вопросительно взглянул на учителя, но кореец не счел нужным объясниться.

Глава 8

   В самолете Римо уснул.
   Все вокруг погрузилось во мрак. Затем тьма колыхнулась, заклубилась, и навстречу Римо шагнул мужчина в одеждах древнего египтянина и со скорбным лицом фараона. Тем не менее он, по всей видимости, был корейцем.
   Губы его приоткрылись, и мужчина печально и глухо произнес:
   — История меня забыла...
   — Кто ты? — спросил Римо.
   — Раньше меня звали Во-Тай.
   — Раньше?..
   — Я служил фараону Пепи Второму на протяжении всей его жизни.
   — Что ж, поздравляю.
   — А прожил он девяносто шесть лет. И поскольку меня наняли ему в телохранители, я больше не был в родной деревне. Мир до сих пор помнит фараона Пепи Второго, но не знает, что такую долгую жизнь ему обеспечил Во-Тай.
   — Как называется это место? — поинтересовался Римо, озираясь по сторонам. Со всех сторон их обступала чернота — такая густая, что, казалось, она вибрировала.
   — Это Пустота.
   — Насчет пустоты я и сам бы догадался. Очень мило... И что же, все мастера Синанджу обречены кончить свои дни в таком мрачном месте?
   — Здесь нет места горечи и сожалению, если, конечно, умерший не принесет их с собой. Когда погибнет твое тело, сделай так, чтобы вся горечь осталась тлеть с твоими костями.
   — Постараюсь запомнить, — сухо отозвался Римо.
   Хрустнув суставами, Во-Тай вскинул узловатые скрюченные руки.
   — А теперь сразимся.
   — С чего бы это?
   — Потому, что ты меня не узнал.
   — Ну и что? — огрызнулся Римо. — Ведь я первый раз тебя вижу.
   — Это не оправдание. — И тут Во-Тай сделал резкий выпад, но Римо успел перехватить его руку. Тогда противник попытался нанести удар другой рукой. Римо железной хваткой пресек попытку. А затем на шаг отступил.
   — Просто смешно! Я же раза в три моложе.
   — Зато я опытнее. Защищайся!
   Кулаки Во-Тая превратились в два молота, и Римо, отпрянув, принял оборонительную стойку.
   Соперники закружили друг против друга, размахивая руками, но не сходясь. По характеру своему эта схватка вовсе не была кулачным боем. По реакции противника каждый из мужчин понимал, достигнет он цели или нет, а потому не хотел тратить лишних усилий.
   Вот она, борьба Синанджу в чистом виде — сражение, в котором могли участвовать лишь истинные мастера. Любой другой, пусть даже и очень сильный мужчина, не продержался бы и трех секунд. И называлось это топтание «рудной жилой», поскольку сжатые кулаки работали наподобие магнитов, притягивая и отталкивая кулаки противника, но не касаясь их. Упасть или пропустить хотя бы один удар было равносильно позорному проигрышу. Ибо подобное означало бы полный провал ученика и учителя в деле освоения тонких и сложных приемов. Позор для всего Дома Синанджу.
   Римо вспомнились самые первые дни тренировок, когда Чиун, нанося множество ударов, приходил в неописуемую ярость от нерасторопности Римо.
   — Ну и долго это будет длиться? — спросил он мастера Во-Тая.
   — До тех пор, пока не скажешь, в чем состоит настоящее мастерство Синанджу.
   — А если не вспомню?
   — Тогда позор тебе и твоему учителю! Стоит только промахнуться... — не договорил Во-Тай, высматривая слабое место в обороне противника.
   Римо усиленно пытался сообразить, какого именно ответа ждет от него соперник. Все дело в том, что во время схватки «рудная жила» очень сложно сконцентрироваться на чем-либо еще.
   Во-Тай, Во-Тай... Почему именно Во-Тай?
   И тут его осенило.
   Ну да, конечно же! Пепи Второй побил все рекорды в истории по длительности пребывания у власти. И все благодаря Во-Таю. Потому что Во-Тай дал обещание отцу фараона, Пепи Первому, до конца своих дней заботиться о его сыне.
   — Мастер не вправе служить следующему взошедшему на трон правителю! — воскликнул Римо.
   Не произнеся в ответ ни слова, мастер Во-Тай тотчас растворился во тьме.

* * *

   Проснувшись, Римо обнаружил, что на коленях у него сидит стюардесса авиакомпании «Эр Эджипт» и восторженно заглядывает ему в глаза.
   — У меня вопрос, — сказал Римо.
   — Слушаю тебя, о, белейший и славнейший из всех мужчин!
   — Где в Египте находится Хемет?
   — Но Хемет — это и есть Египет. Это просто древнее название страны. Что, очень интересуешься?
   — Ну, учитывая, что мы вот-вот приземлимся в Каире, само собой.
   Она одарила его призывной улыбкой.
   — Стало быть, и египтяне тебе небезынтересны, верно?
   — Как сказать.
   Смуглые пальчики утонули в черных волосах мужчины.
   — И египтянки тоже...
   — Скорее абстрактно.
   — А ты когда-нибудь слышал о клубе «Майл Хай»?
   — Видишь ли, дорогая, вынужден тебя разочаровать. Я вообще-то евнух. И не слишком афиширую сей факт, но поскольку ты принялась играть «молнией» у меня на брюках буквально через секунду после нашей встречи, считаю должным тебя предупредить.
   — А может, если я как следует постараюсь... все получится?
   Римо состроил скорбную мину.
   — Многие пытались. Но ничего не вышло.
   — И все-таки у тебя есть губы, чтобы целовать. И язык, чтоб этот поцелуй был более страстным.
   — Снова ошибаешься. Люди, лишившие меня мужского достоинства, заодно вырвали и язык.
   — Тогда как же ты говоришь?
   — С помощью протеза. Из пластика. Ужасно неприятное ощущение. Такое впечатление, что во рту находится ствол пистолета. Тебе не понравится.
   И пока стюардесса изумленно взирала на него большими, подведенными черной тушью глазами, Римо легонько надавил на нерв у нее на шее, что полностью парализовало девушку. Затем, бережно подхватив на руки, он пересадил так и застывшую в сидячем положении стюардессу в первое попавшееся кресло. Свободных мест в самолете было полно. В те дни исламские фундаменталисты активно убивали в Каире ни в чем не повинных туристов, желая привлечь к себе внимание мировой общественности, что с начала арабо-израильского конфликта уже стало для них печальной традицией. Казалось, они только и помышляли о том, как бы взорвать светского, по их понятиям, поэта, застрелить безбожника рок-певца или подложить бомбу в здание организации по планированию семьи.
   Самолет вырулил к зданию аэровокзала, и все стюардессы замерли в ожидании, когда Римо двинется к трапу.
   Устремившись к выходу, Римо жал руку каждой девушке и при этом приговаривал:
   — Я — евнух. Честное слово, евнух...
   Шагнув на трап, мастер Синанджу так хлопнул дверью, что фюзеляж содрогнулся и затрепетал, точно выброшенная на песок рыба. Дверь заклинило намертво.
   Изнутри по металлу бешено замолотили кулачки, но Римо с учителем уже скрылись в людном помещении аэровокзала.
   А вот и такси. Водитель улыбнулся и кивком пригласил в салон. Чиун забрался первым, и шофер тут же получил все необходимые инструкции.
   Машина вскоре влилась в плотный поток автомобилей, запрудивших центральные улицы Каира.
   — Может, просветишь несчастного туриста насчет того, куда мы сейчас направляемся? — Римо поднял стекло, чтобы хоть как-то укрыться от удушливой пыли и выхлопных газов.
   — Тебе предстоит сразиться со Львом-Солнцем. Очень опасный противник.
   — Я не боюсь львов.
   — Это очень крупный лев.
   — Какой примерно? — уточнил ученик.
   Но мастер Синанджу не удостоил его ответом, а лишь злорадно поджал тонкие губы.

* * *

   Под скучающими взорами каирских полицейских Терон Моиниг, профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, крупнейший специалист по аномальным явлениям, установил по всем сторонам света от величайшего сокровища древних египтян, статуи Великого Сфинкса, четыре лазерных следящих устройства.
   Лазеры были калиброваны так, что могли регистрировать смещения до сотой доли нанометра и потому способны были уловить малейшие вибрации в теле идола из известняка. Приближался великий момент.
   Целых шесть лет готовился к нему Терон Моиниг Шесть лет — на получение грантов, вытряхивание денег из разных фондов, закупку и переделку специального оборудования для тестирования структурной целостности и прочности небоскребов. И вот наконец он близок к заветной цели.
   О, у него обязательно все получится! Именно он разгадает сейчас одну из величайших тайн, окутывающих Большого Сфинкса Пазы на протяжении веков.
   Конечно, тайн и проблем, связанных со Сфинксом, довольно много.
   Например, кто его построил?
   Зачем построил?
   И кого или что символизировала эта гигантская статуя лежавшего на лапах льва с головой фараона.
   Одни ученые утверждали, что это изображение фараона Хуфу, известного еще древним грекам под именем Хеопса. Другие считали, что прообразом Сфинкса послужил сын Хеопса Хафре — ведь статуя располагалась у подножия его пирамиды. Большинство сходились во мнении, что Сфинкс воздвигнут примерно в конце эпохи так называемого Древнего мира. Но кое-кто не соглашался, считая Сфинкса старше самого первого из фараонов.
   Вопросы множились. Шли века, а все теории так и повисали в пыльном и жарком воздухе пустыни, все оставались без ответа. Если он вообще существовал, этот ответ...
   Профессор Моиниг приехал в страну фараонов вовсе не затем, чтобы возиться со всеми этими старыми бездоказательными теориями. Он прибыл для того, чтобы задать совершенно новый вопрос, который прежде никому и в голову не приходил.