Санни Джой сощурил глаза.
— Сынок...
Римо сглотнул комок, застрявший в горле. Оба неуверенно, словно примериваясь, взмахнули руками, и... Римо хотел ограничиться рукопожатием. Санни Джой — обнять вновь обретенного сына. Оба замешкались, затем все же обнялись и засмеялись. А потом снова обнялись, крепко-крепко, напоминая при этом двух облапивших друг друга медведей.
Наконец они разжали объятия, но этого им показалось мало, и они обменялись еще и рукопожатием, изо всех сил стараясь подавить целую бурю чувств и эмоций, которые просто невозможно выразить словами.
Затем, исчерпав все мыслимые и немыслимые формы выражения эмоций, Санни Джой Ром хлопнул сына по спине и отвел его в сторону.
— Идем со мной, сын. Я хочу рассказать тебе о маме...
Стоя на противоположном берегу реки Плача, мастер Синанджу наблюдал за тем, как они куда-то уходят по песчаным барханам. И волосы на его длинной жидкой бороденке вдруг затрепетали, несмотря на то что ветра не было.
А Римо даже ни разу не обернулся.
Глава 25
— Сынок...
Римо сглотнул комок, застрявший в горле. Оба неуверенно, словно примериваясь, взмахнули руками, и... Римо хотел ограничиться рукопожатием. Санни Джой — обнять вновь обретенного сына. Оба замешкались, затем все же обнялись и засмеялись. А потом снова обнялись, крепко-крепко, напоминая при этом двух облапивших друг друга медведей.
Наконец они разжали объятия, но этого им показалось мало, и они обменялись еще и рукопожатием, изо всех сил стараясь подавить целую бурю чувств и эмоций, которые просто невозможно выразить словами.
Затем, исчерпав все мыслимые и немыслимые формы выражения эмоций, Санни Джой Ром хлопнул сына по спине и отвел его в сторону.
— Идем со мной, сын. Я хочу рассказать тебе о маме...
Стоя на противоположном берегу реки Плача, мастер Синанджу наблюдал за тем, как они куда-то уходят по песчаным барханам. И волосы на его длинной жидкой бороденке вдруг затрепетали, несмотря на то что ветра не было.
А Римо даже ни разу не обернулся.
Глава 25
В ту ночь под тысячами блиставших на небе мелочно-белых звезд Римо Уильямс принял новое имя — Санни Джой.
Он вышел из хогана в одеянии из бычьих шкур и с орлиными перьями в волосах, бормоча при этом:
— Просто шут гороховый какой-то в этом дурацком наряде...
Хорошо, что никто ничего не слышал. Санни Джой Ром подвел Римо к ярко пылавшему костру:
— Позвольте представить. Это мой давно потерянный сын.
— Римо Уильямс, — уточнил Римо.
— Римо Уильямс, которого прислало нам само провидение. И который является пришедшим мне на смену Санни Джоем.
На Римо смотрело целое море лиц цвета красноватого песчаника. Эти плоские лица напомнили ему крестьян из древни Синанджу, чьи жизни он некогда поклялся защищать. Правда, цвет кожи у корейцев другой — оттенка старой слоновой кости или поблекшей лимонной кожуры. У этих же кожа была красноватая, но глаза с характерными для монголоидной расы приспущенными веками. И выражение лица такое же непроницаемое.
— Эй, — заговорил наконец какой-то старец с длинными серовато-стальными косицами. — Он же яблоко, и никто другой...
Римо вопросительно взглянул на Санни Джоя.
— Яблоком называют индейца-полукровку. Наполовину белого. Ну, как бы красный с одного бока и белый внутри. Не обращай внимания. Меня и самого несколько раз тоже обзывали яблоком... Мой сын — не яблоко, — громко заявил Санни Джой, обращаясь к толпе.
— Это правда, — раздался чей-то голос.
Римо обернулся и увидел мастера Синанджу. Никто не заметил, как он подошел.
— Он банан, — сказал Чиун.
— Банан?
— Ну да. Желтый снаружи и белый внутри.
— Что это ты нас путаешь, а, вождь? — спросил Санни Джой.
— Ничего я не путаю. Он прежде всего банан, а уже потом яблоко. Не забывай, это я научил его мастерству Синанджу. А ты учи его мастерству Сан Он Джо хоть тысячу лет — все равно не вышибешь из него корейского духа.
Санни Джой сурово взглянул на Чиуна.
— Ты что-то имеешь против нашей сегодняшней церемонии, а, старый вождь?
— Я не могу иметь ничего против. Это меня не касается, — ответил кореец.
Санни Джой обернулся к Римо.
— Ну а ты, Римо?
— Продолжайте церемонию, — сказал тот.
— Быть по-твоему.
Они долго пели старинные песни и били в барабаны, и, когда на усыпанном звездами небе взошла яркая серебристая луна, Римо стал новым Санни Джоем. И произнес священную клятву, в которой обещал защищать свой народ от всех невзгод и несчастий.
Чиун наблюдал за происходящим с непроницаемым выражением лица. Когда же индейцы приступили к пиршеству — принялись за кукурузу и поджаренный хлеб, — ускользнул во тьму незамеченным.
Он нашел мастера Синанджу у подножия горы Красного Призрака.
Чиун обернулся. На морщинистом личике — все то же абсолютно непроницаемое выражение.
— Итак, ты обрел своего отца, Римо Уильямс. Поздравляю.
— Спасибо.
Воцарилось тягостное молчание. Ученик угрюмо ковырял землю острым носком мокасина, расшитого бусинками. Орлиное перо упало ему на глаза, он выдернул его и стал вертеть в пальцах.
— Ну и что ты думаешь об отце, которого прежде не знал? — спросил мастер Синанджу.
— Он славный, хороший человек.
— Вот как?
— Да. Но все равно... чужой. Ведь я его совсем не знаю. Может, если придется прожить тут до конца своих дней...
— Ты собираешься остаться?
— Я завязал с КЮРЕ, говорил ведь уже. И не собираюсь менять своего решения.
— Ты не ответил на мой вопрос, Римо Уильямс.
— Я много размышлял над тем, что произошло за эти последние дни...
— И к какому же выводу позволили прийти твои размышления?
— Ритуал этот, все испытания и издевательства, через которые ты заставил меня пройти... Ведь ты подстроил все специально, с тем чтобы я мог найти отца, да?
— Возможно.
— Ты знал, что один из мастеров обязательно скажет мне правду. И свалил мне на голову все эти сны и приключения с тем, чтобы, когда придет время, я смог выбрать себе отца. Когда сердце подскажет, что это он.
— Ничего подобного.
— И решил, что сделать выбор мне будет проще, если от одного твоего вида меня начнет тошнить, да?
— Разве тебя от меня тошнит? — спросил Чиун.
— Если раньше не тошнило, то теперь начинает, папочка.
Римо улыбнулся.
Чиун едва не расплылся в улыбке, но спохватился, взял себя в руки и снова уставился на ученика с самым суровым видом.
— А ну, отвечай и живо, каково значение тех двух монет?
— Империи возникают и исчезают, золото вечно.
— Что ж, почти горячо. Ну а значение встреч с мастерами из прошлого?
— Каждый мастер преподал свой урок, но объединяет их одно. Тот факт, что все они находятся в Пустоте. Если ты несчастен в жизни, то будешь несчастен и в Пустоте.
— Что еще?
Римо на секунду задумался.
— Думаю, главный вывод вот какой. Уроки, которые преподали тебе в детстве, пригодятся на всю оставшуюся жизнь.
Чиун сморщил личико.
— И кто же тебе их преподал?
— Сестра Мария Маргарита.
Учитель поднял костлявый палец.
— Взгляни на небо, Римо! Какие звезды ты там видишь?
Римо поднял голову. По обе стороны от Серебряной Реки сверкали две очень яркие звезды.
— Вот эта Кьон-у, Пастух, а вон та — Чик-ньо, Ткачиха, — ответил он.
— Не Альтаир и Вега?
— Кьон-у и Чик-ньо, — повторил Римо. — Когда Чик-ньо займет место Полярной звезды. Дом Синанджу по-прежнему будет стоять. Пусть даже к тому времени Америка превратится в некий аналог Древней Греции.
Орехово-карие глаза Чиуна так и засияли от гордости.
— Ты истинный сын моей деревни!
— Спасибо, папочка!
— И еще ты — истинное сокровище Синанджу.
Не успел Римо ответить, как Чиун принял боевую стойку — сжал кулаки и наставил на грудь ученика. Тот растерянно заморгал.
— Что? «Рудная жила»?
— Ты принял вызов и сразился со всеми мастерами, кроме меня. Вот твой последний шанс доказать, чего ты по-настоящему стоишь.
Они неспешно кружили друг против друга. Глаза стали холодными, тела напряглись и подобрались. Ни одного удара, ни единого контратакующего выпада...
Прошел час, потом — два, а их лица сохраняли все то же сосредоточенно-воинственное выражение.
Наконец Чиун предпринял попытку обмануть Римо, усыпить его бдительность.
— Ты понимаешь, что мы с тобой одной крови?
— Вполне возможно, — спокойно ответил Римо, не спуская с него внимательных глаз. — Разве бы я стал сражаться с кем попало?
— Нет, конечно. Но ведь могут появиться и другие мастера, готовые оспорить твой титул. И потом, как правило, только одного мастера на свете не существует.
Римо кивнул.
— Верно. Однако я до сих пор не могу понять одного...
— Чего именно?
— Почему ты не рассказал мне о Санни Джое раньше, много лет, назад? Боялся потерять сына, да?
— Боялся не столько я, сколько император Смит. Это он приказал мне держать тебя как можно дальше от отца. И не выдавать тому тайну твоего воскрешения из мертвых. Сам понимаешь, что бы он приказал мне сделать, узнай о том, что ты уже не безотцовщина.
Римо не ответил. Между ними снова повисло тягостное молчание.
Пошел уже третий час схватки, внезапно Чиун словно сломался и пробормотал:
— Довольно. Ты не опозорил ни мастера, который обучал тебя, ни Дома Синанджу, которому служишь. — Отступив на шаг, Чиун отвесил Римо низкий почтительный поклон на все сорок пять градусов. И добавил: — Кланяюсь тебе, Римо Уильямс, будущий Верховный мастер Синанджу.
Римо ответил ему столь же почтительным поклоном, и впервые за долгие-долгие годы сердце его так и запело от радости.
Он вышел из хогана в одеянии из бычьих шкур и с орлиными перьями в волосах, бормоча при этом:
— Просто шут гороховый какой-то в этом дурацком наряде...
Хорошо, что никто ничего не слышал. Санни Джой Ром подвел Римо к ярко пылавшему костру:
— Позвольте представить. Это мой давно потерянный сын.
— Римо Уильямс, — уточнил Римо.
— Римо Уильямс, которого прислало нам само провидение. И который является пришедшим мне на смену Санни Джоем.
На Римо смотрело целое море лиц цвета красноватого песчаника. Эти плоские лица напомнили ему крестьян из древни Синанджу, чьи жизни он некогда поклялся защищать. Правда, цвет кожи у корейцев другой — оттенка старой слоновой кости или поблекшей лимонной кожуры. У этих же кожа была красноватая, но глаза с характерными для монголоидной расы приспущенными веками. И выражение лица такое же непроницаемое.
— Эй, — заговорил наконец какой-то старец с длинными серовато-стальными косицами. — Он же яблоко, и никто другой...
Римо вопросительно взглянул на Санни Джоя.
— Яблоком называют индейца-полукровку. Наполовину белого. Ну, как бы красный с одного бока и белый внутри. Не обращай внимания. Меня и самого несколько раз тоже обзывали яблоком... Мой сын — не яблоко, — громко заявил Санни Джой, обращаясь к толпе.
— Это правда, — раздался чей-то голос.
Римо обернулся и увидел мастера Синанджу. Никто не заметил, как он подошел.
— Он банан, — сказал Чиун.
— Банан?
— Ну да. Желтый снаружи и белый внутри.
— Что это ты нас путаешь, а, вождь? — спросил Санни Джой.
— Ничего я не путаю. Он прежде всего банан, а уже потом яблоко. Не забывай, это я научил его мастерству Синанджу. А ты учи его мастерству Сан Он Джо хоть тысячу лет — все равно не вышибешь из него корейского духа.
Санни Джой сурово взглянул на Чиуна.
— Ты что-то имеешь против нашей сегодняшней церемонии, а, старый вождь?
— Я не могу иметь ничего против. Это меня не касается, — ответил кореец.
Санни Джой обернулся к Римо.
— Ну а ты, Римо?
— Продолжайте церемонию, — сказал тот.
— Быть по-твоему.
Они долго пели старинные песни и били в барабаны, и, когда на усыпанном звездами небе взошла яркая серебристая луна, Римо стал новым Санни Джоем. И произнес священную клятву, в которой обещал защищать свой народ от всех невзгод и несчастий.
Чиун наблюдал за происходящим с непроницаемым выражением лица. Когда же индейцы приступили к пиршеству — принялись за кукурузу и поджаренный хлеб, — ускользнул во тьму незамеченным.
* * *
Торжественная церемония закончилась, и Римо двинулся в пустыню по следу, который не смогли бы углядеть даже самые острые глаза индейцев из племени Сан Он Джо.Он нашел мастера Синанджу у подножия горы Красного Призрака.
Чиун обернулся. На морщинистом личике — все то же абсолютно непроницаемое выражение.
— Итак, ты обрел своего отца, Римо Уильямс. Поздравляю.
— Спасибо.
Воцарилось тягостное молчание. Ученик угрюмо ковырял землю острым носком мокасина, расшитого бусинками. Орлиное перо упало ему на глаза, он выдернул его и стал вертеть в пальцах.
— Ну и что ты думаешь об отце, которого прежде не знал? — спросил мастер Синанджу.
— Он славный, хороший человек.
— Вот как?
— Да. Но все равно... чужой. Ведь я его совсем не знаю. Может, если придется прожить тут до конца своих дней...
— Ты собираешься остаться?
— Я завязал с КЮРЕ, говорил ведь уже. И не собираюсь менять своего решения.
— Ты не ответил на мой вопрос, Римо Уильямс.
— Я много размышлял над тем, что произошло за эти последние дни...
— И к какому же выводу позволили прийти твои размышления?
— Ритуал этот, все испытания и издевательства, через которые ты заставил меня пройти... Ведь ты подстроил все специально, с тем чтобы я мог найти отца, да?
— Возможно.
— Ты знал, что один из мастеров обязательно скажет мне правду. И свалил мне на голову все эти сны и приключения с тем, чтобы, когда придет время, я смог выбрать себе отца. Когда сердце подскажет, что это он.
— Ничего подобного.
— И решил, что сделать выбор мне будет проще, если от одного твоего вида меня начнет тошнить, да?
— Разве тебя от меня тошнит? — спросил Чиун.
— Если раньше не тошнило, то теперь начинает, папочка.
Римо улыбнулся.
Чиун едва не расплылся в улыбке, но спохватился, взял себя в руки и снова уставился на ученика с самым суровым видом.
— А ну, отвечай и живо, каково значение тех двух монет?
— Империи возникают и исчезают, золото вечно.
— Что ж, почти горячо. Ну а значение встреч с мастерами из прошлого?
— Каждый мастер преподал свой урок, но объединяет их одно. Тот факт, что все они находятся в Пустоте. Если ты несчастен в жизни, то будешь несчастен и в Пустоте.
— Что еще?
Римо на секунду задумался.
— Думаю, главный вывод вот какой. Уроки, которые преподали тебе в детстве, пригодятся на всю оставшуюся жизнь.
Чиун сморщил личико.
— И кто же тебе их преподал?
— Сестра Мария Маргарита.
Учитель поднял костлявый палец.
— Взгляни на небо, Римо! Какие звезды ты там видишь?
Римо поднял голову. По обе стороны от Серебряной Реки сверкали две очень яркие звезды.
— Вот эта Кьон-у, Пастух, а вон та — Чик-ньо, Ткачиха, — ответил он.
— Не Альтаир и Вега?
— Кьон-у и Чик-ньо, — повторил Римо. — Когда Чик-ньо займет место Полярной звезды. Дом Синанджу по-прежнему будет стоять. Пусть даже к тому времени Америка превратится в некий аналог Древней Греции.
Орехово-карие глаза Чиуна так и засияли от гордости.
— Ты истинный сын моей деревни!
— Спасибо, папочка!
— И еще ты — истинное сокровище Синанджу.
Не успел Римо ответить, как Чиун принял боевую стойку — сжал кулаки и наставил на грудь ученика. Тот растерянно заморгал.
— Что? «Рудная жила»?
— Ты принял вызов и сразился со всеми мастерами, кроме меня. Вот твой последний шанс доказать, чего ты по-настоящему стоишь.
Они неспешно кружили друг против друга. Глаза стали холодными, тела напряглись и подобрались. Ни одного удара, ни единого контратакующего выпада...
Прошел час, потом — два, а их лица сохраняли все то же сосредоточенно-воинственное выражение.
Наконец Чиун предпринял попытку обмануть Римо, усыпить его бдительность.
— Ты понимаешь, что мы с тобой одной крови?
— Вполне возможно, — спокойно ответил Римо, не спуская с него внимательных глаз. — Разве бы я стал сражаться с кем попало?
— Нет, конечно. Но ведь могут появиться и другие мастера, готовые оспорить твой титул. И потом, как правило, только одного мастера на свете не существует.
Римо кивнул.
— Верно. Однако я до сих пор не могу понять одного...
— Чего именно?
— Почему ты не рассказал мне о Санни Джое раньше, много лет, назад? Боялся потерять сына, да?
— Боялся не столько я, сколько император Смит. Это он приказал мне держать тебя как можно дальше от отца. И не выдавать тому тайну твоего воскрешения из мертвых. Сам понимаешь, что бы он приказал мне сделать, узнай о том, что ты уже не безотцовщина.
Римо не ответил. Между ними снова повисло тягостное молчание.
Пошел уже третий час схватки, внезапно Чиун словно сломался и пробормотал:
— Довольно. Ты не опозорил ни мастера, который обучал тебя, ни Дома Синанджу, которому служишь. — Отступив на шаг, Чиун отвесил Римо низкий почтительный поклон на все сорок пять градусов. И добавил: — Кланяюсь тебе, Римо Уильямс, будущий Верховный мастер Синанджу.
Римо ответил ему столь же почтительным поклоном, и впервые за долгие-долгие годы сердце его так и запело от радости.