Мерфи Уоррен. Последнее испытание

   — Мы его найдем, — повторил капитан.
   Он вернулся на мостик и взглянул на часы, и тут ему стало ясно, что шансы их практически равны нулю. Этот жуткий холод способен высосать из человека жизнь, как Дракула кровь из своих жертв!

* * *

   Примерно спустя час с небольшим раздался голос помощника:
   — Эй, впереди что-то странное!..
   Капитан катера бросился на нос и поднес к глазам бинокль.
   — Видите вон тот небольшой айсберг, сэр? И там, на вершине, вроде бы полярный медведь...
   — Да, причем разделанный, — кивнул капитан.
   — Может, подплывем поближе и посмотрим?
   Катер тотчас изменил курс и вскоре уже причаливал к плавучей льдине.
   Первым, кто покинул катер — прежде чем кто-либо успел слово сказать, — был худенький старичок азиат по имени Чиун. С невероятными для столь почтенного возраста резвостью и проворством он спрыгнул на лед и припустил что было сил. Моряки едва за ним поспевали.
   Его писклявый пронзительный голос эхом отдавался в голубых торосах.
   — Римо! Римо, где ты?
   Разодранный на две половины полярный медведь вдруг зашевелился.
   Из его кроваво-красной утробы показалось посиневшее от холода лицо.
   — Чиун!.. — хрипло произнесли замерзшие губы.
   — Видишь, что мне пришлось предпринять, чтобы найти тебя!
   Синее лицо американца побагровело от злости.
   — Ах из-за меня, да? А не ты ли заманил меня в эти поганые льды?
   Старичок азиат пискнул в ответ:
   — Не смей сваливать свою вину на других! Тем более на человека, который столько для тебя сделал!
   — А что я? Всего-то и задремал на минутку-другую. Просыпаюсь, а тебя нет. Пришлось играть роль Нансена на Северном полюсе!
   — Но разве не твоя была идея прилететь сюда? В это ужасное, чудовищно холодное место!
   — Конечно, твоя!
   — Лжец!
   Капитан катера и моряки, с трудом передвигаясь по скользкому льду, с интересом прислушивались к все разгорающемуся спору между этими странными людьми.
   — Ха! — пискнул Чиун и сердито ткнул пальцем в сторону канадцев. — Только не рассказывай свои лживые сказки отважным людям, которые жизнью рисковали ради твоего спасения!
   — Его была идея, — упрямо твердил Римо, указывая на старичка. — Он считает, что здесь находится Луна.
   — А кто бросал монету, которая и завела нас сюда? — возразил Чиун.
   — Вы бросали монету?! — спросил потрясенный услышанным капитан.
   — Ага, — ответил Римо, стуча зубами. — Чтобы решить, куда ехать. Сюда или в Африку.
   — В Африку? В отпуск? — еще сильнее изумился канадец.
   Римо вздрогнул от холода.
   — Дрожишь? — усмехнулся Чиун.
   — Да! Потому что замерз, черт побери!
   — Принесите непромокаемый костюм этому господину! — распорядился капитан.
   Глазки корейца сузились и превратились в еле заметные щелочки.
   — Не стоит беспокоиться. Пусть остается в том, в чем явился на свет.
   — Но мне холодно! Давайте сюда вашу одежду!
   И тут, ко всеобщему изумлению, крошечный азиат шагнул к туше полярного медведя и неуловимым движением тонких пальцев с длиннющими ногтями вырвал из нее кусок шкуры с пышным мехом.
   Римо накинул шкуру на плечи.
   — Господи, а я уж и не надеялся!..
   Чиун хмуро огляделся по сторонам.
   — А где машина? Почему ее не видно?
   — Спасибо, что вспомнил, — язвительно заметил ученик и указал пальцем через плечо. — Где-то там. Этот кретин, полярный медведь, столкнул ее в воду.
   — В таком случае тебе придется за нее заплатить.
   — С вас еще причитается штраф за убитого полярного медведя, — проговорил капитан катера береговой охраны. — Ведь у вас не было соответствующей лицензии, верно?
   — Лицензии, Бог ты мой! — взорвался Римо. — Да этот медведь чуть меня не утопил! Я убил его в целях самообороны.
   — А у него, однако, склочный характер. Никакой благодарности за спасение, — заметил капитан.
   Чиун закатил глаза.
   — Все годы, что мы с ним знакомы, он ведет себя, как самый несносный брюзга. Видать, он до конца жизни обречен попадать в дурацкие ситуации.
   — Однако на неудачника он не похож, — произнес капитан.
   — Ну, пойдем мы наконец или навеки тут останемся? — проворчал Римо. — Чувствую себя полным идиотом в этой медвежьей шкуре!
   — Не только в шкуре, сын мой, — загадочно произнес Чиун.

* * *

   Добравшись до катера, Римо заявил:
   — Сматываемся из этого Богом забытого края и немедленно! Никаких возражений и слышать не желаю.
   — Только после того, как уплатите все положенные штрафы, — сказал капитан.
   Грустно вздохнув, Римо протянул ему кредитную карточку «Виза Голд».
   — А также все расходы, связанные со спасательной операцией.
   — Но разве спасение людей не входит в ваши обязанности? — поинтересовался возрожденный к жизни.
   — Наша обязанность — спасать канадцев. А американцы должны платить.
   — Ваша страна что, не является членом Всемирной организации здравоохранения?
   — Является. Но при чем тут ваш случай?
   Американец укоризненно ткнул пальцем в азиата.
   — Да при том, что я вот уже двадцать лет связан с этим старым нечестивцем и едва не сошел с ума, выполняя его идиотские указания и мотаясь с ним по всему свету! И оттого не вполне вменяем и никакой ответственности за свое поведение не несу.
   — Подобного рода решение может вынести только суд.
   Римо протянул обе руки, как бы предлагая надеть на него наручники.
   — Что ж, арестуйте меня! Я предстану перед вашими судебными властями, пусть решают.
   — Прошу прощения, — отозвался капитан катера береговой охраны, списывая данные с кредитной карточки.
   — Скорее бы уж домой, — обернулся Римо к Чиуну.
   — Да ты едва на ногах стоишь, — ответил тот. — И потом домой мы не едем.
   — Куда же в таком случае?
   — В Африку.
   — Не поеду я ни в какую Африку!
   — Что ж, можно отложить путешествие в эту страну с ее упоительной жарой и отправиться прямиком в Гесперию.
   — Гесперия где находится?
   — Там, куда мы прилетим, если не двинем в Африку.
   — Вообще-то по здравом размышлении, — протянул ученик, — в этой самой Африке, думаю, не так уж и плохо...

* * *

   Стюардессы авиакомпании «Эр Гана» все как одна хотели знать, почему вдруг направляясь в столь опасный уголок планеты, как раздираемый междоусобными войнами Стомик, пассажир не желает заняться с ними сексом — возможно, последний раз в жизни.
   — Но я вовсе не собираюсь там умирать, — заметил Римо.
   — Когда умрешь, будет поздно. Еще не раз пожалеешь, что отказался, — предупредила какая-то из девушек и ослепительно улыбнулась.
   — Я своих решений не меняю.
   — Разве мы не самые красивые африканки, которых ты когда-либо видел? — капризно пропищала другая.
   Римо призадумался. Да, девушки хороши, ничего не скажешь! Высокие, стройные, элегантные, как манекенщицы.
   — И потом, в самолете мы одни — ты и наша четверка. Нам предстоит долгий и скучный семичасовой перелет...
   — Вы забыли о моем компаньоне. — Римо указал пальцем на место в шестом ряду, где сидел мастер Синанджу.
   — Если он твой наставник, почему не сидите рядом?
   — Поссорились.
   — Да брось ты! Очень славный, милый старичок.
   — Ага, славный! Недавно собирался скормить меня белым медведям, а чуть раньше едва не утопил. Он же приказал мне сдвинуть тяжеленного Сфинкса...
   — Тогда не все ли равно, как отреагирует твой жестокий и злой напарник, если ты переспишь с четырьмя красавицами стюардессами?
   — Ты в курсе, что все мы по очереди завоевали титул Мисс Гана? — подхватила подружка.
   — Я занимаюсь любовью только с Мисс Вселенная, а следовательно, всего раз в году.
   Четыре экс-Мисс Гана явно растерялись и, стайкой сбившись в проходе, горячо о чем-то зашептались. Потом с самыми свирепыми выражениями на славных мордашках снова приблизились к Римо.
   — Мы все обсудили, — строго заявила одна, — и пришли к выводу, что ты просто расист.
   — Я не расист, — устало отмахнулся Римо.
   — Расист, да еще какой! Ты отказываешься сидеть рядом с желтым компаньоном и заниматься любовью с потрясающими, страстными и сгорающими от желания черными девушками!
   Римо поднялся.
   — Ну, ладно, ладно!
   Стюардессы так и просияли.
   — Согласен наконец?
   — Полная и окончательная капитуляция.
   Четыре Мисс Ганы торопливо принялись расстегивать свои блузки, юбки и стаскивать трусики.
   — Нет, нет, вы меня неправильно поняли! — замахал руками Римо. — Я решил сесть рядом со своим компаньоном.
   — Гомик! — заверещали ему вслед стюардессы. — Голубой!
   Римо уселся в кресло рядом с мастером Синанджу, выдержал подобающую случаю паузу и сказал:
   — А я видел мастера Лу.
   — Поздравляю.
   — Он намекал на то, что я кореец.
   — Ты недостаточно добр, храбр и умен, чтобы быть корейцем, — фыркнул Чиун.
   — Да ведь это мне приснилось! Всего лишь сон.
   Учитель снова презрительно фыркнул.
   — Человек не способен встретиться сам с собой. Это невозможно, — отозвался Римо.
   — Ты невыносим.
   — То есть?
   Чиун промолчал. И между ними снова повисло холодное молчание.
   — А знаешь, лицо этого Лу показалось мне знакомым. Особенно глаза.
   — А ты видел прежде глаза Лу? — спросил Чиун.
   — Да, — кивнул Римо. — Где-то видел. Но вот где именно... никак не могу вспомнить.
   — Погляди в зеркало.
   — Но я же не кореец!
   — Что ж, правда глаза колет. Не смотри, если боишься.
   — Не беспокойся, не буду.
   — Трус! — прошипел учитель.
   — Мою решимость никогда не смотреть в зеркало не уничтожат никакие палки и камни, — твердо сказал Римо.
   Спустя какое-то время он поднялся, сделав вид, что ему надо в туалет.
   Когда он вернулся на место, Чиун спросил:
   — Ну?
   — Что ну?
   — За дурака меня принимаешь? Думаешь, я не понял, зачем ты туда ходил? Заглянул в зеркало, верно? И что же ты там увидел?
   — Случайное стечение обстоятельств.
   — Ты никогда не повзрослеешь, — вздохнул учитель.
   — О чем ты?
   — Ты никогда не достигнешь ступени Верхового мастера. Мне следовало бы догадаться об этом раньше, еще до того, как я начал тренировать белого. На твое обучение я потратил времени больше, чем на любого другого. Юнг не в счет. И очень устал. Мне хочется мира и спокойствия.
   — С каких это пор ты устал?
   — С тех самых, когда отяготил свое существование твоей невыносимой непристойной белизной, — ответил Чиун и отвернулся к иллюминатору, за стеклами которого клубились облака.
   — Ты так же страстно желаешь удалиться на покой, как я сейчас мечтаю о жареной утке. Разницы никакой. Одни выдумки.
   — Я воспитал ученика, который с презрением отвергает жареную утку — самое изумительное блюдо из дичи! — укоризненно воскликнул мастер Синанджу, покачав седой головой.
   Ученик сердито пересел на другой ряд.
   Не успел он плюхнуться в кресло, как стюардессы тотчас стали тянуть соломинки. Самая удачливая поспешила к нему.
   — Оставь меня в покое! — рявкнул Римо. — Я хочу вздремнуть!
   — Сейчас уйду, но, может быть, вам хочется укрыться чем-нибудь потеплее?
   — Спасибо, — благодарно кивнул американец.
   И не успел он и глазом моргнуть, как стюардесса навалилась на него всем своим теплым изящным телом.
   Впрочем, Римо так устал, что тут же погрузился в сон, не обратив ни малейшего внимания на удовлетворенно замурлыкавшую стюардессу. Ему снилось, что на него навалился полярный медведь.

* * *

   Кругом одна сплошная, непроницаемая тьма. Ни форм, ни очертаний, ни размеров. И земля, и небо черные.
   — Ты непригоден... — произнес кто-то отрешенным голосом.
   Римо не ответил.
   — Я — Ко, — зазвучало снова.
   Римо попытался определить, откуда. Казалось, отовсюду. А поскольку кругом была тьма, то возможно, обладатель странного голоса находился где-то рядом.
   — А вот моя сабля! — прогудел Ко. И тут в кромешной тьме вдруг сверкнул серебристый клинок — с сабли как будто сдернули покрывало из черного шелка.
   Он узнал это широкое лезвие с заостренным концом: сабля Синанджу, выкованная несколько столетий тому назад мастером Ко! В незапамятные времена она исчезла и долгое время находилась в Китае. А несколько лет тому назад Чиун отыскал ее в Бейджинге.
   — Объявляю тебя виновным в полной непригодности и приговариваю к казни через отсечение головы, — пророкотало вокруг.
   Римо не ответил. Сабля поднялась вверх, отклонилась. А затем, грозно сверкнув, стала приближаться к нему со скоростью курьерской почты «Федерал экспресс».
   Римо ловко увернулся. Сабля завертелась в воздухе, затем зависла, невидимый мастер снова готовился нанести удар.
   Однако он немного просчитался, и лезвие просвистело мимо.
   Римо рухнул ничком, почувствовав, как с головы у него слетела прядь волос, отсеченная обоюдоострым клинком. Он так и мелькал в воздухе, словно гигантская коса.
   Отклоняясь то вправо, то влево, Римо стремился принять оборонительную стойку, и наконец это ему удалось. Одна нога заведена за щиколотку другой, руки на уровне груди.
   Он знал, что в дни Ко мастера Синанджу понятия не имели о боевой технике «источник солнца». Конечно, они искусно сражались не на жизнь, а на смерть, но их техника боя была скорее сродни схваткам ниндзя.
   И еще Римо вспомнил, что Ко одевался в черные щелка. Его догадку подтвердил тот факт, что сабля вдруг исчезла, словно ее спрятали под полой плаща.
   — Я просто так людей не убиваю, — проговорил Римо, осторожно переступив с ноги на ногу. Он знал, что сабля, вынутая из ножен, достигает семи футов в длину и в любой момент, вылетев из-под шелка, способна нанести внезапный смертоносный удар.
   — Ты скорее умрешь, чем станешь главой Дома Синанджу!
   — Изувер! — крикнул Римо.
   — Призрак!
   — Дерьмо цыплячье!
   — А чем это тебе не угодили цыплята? — удивился Ко.
   — Цыплята пугаются всего, даже самого незначительного шума, — ответил Римо.
   — Я боевой петух, а не какая-нибудь там жирная курица, ты, жалкий призрак!
   Увидев, как взметнулась в воздух сабля, Римо подскочил, как пружина.
   Он ударил по клинку ногой, и сабля Синанджу, взвившись высоко над головой, завертелась, а потом начала падать. Римо увернулся. Оружие неумолимо неслось к земле и, вонзившись в нее острым концом, пригвоздило край черного плаща. Из-под его тотчас выскользнул мастер Ко.
   Римо располагал всего какой-то долей секунды — вот он в узком черном одеянии и черном капюшоне.
   Откинув его, Ко с уважением взглянул на соперник и отвесил ему низкий поклон.
   А затем подхватил с земли плащ, и черный шелк поглотил его навеки.
   Измученный Римо все не просыпался.

Глава 11

   Магут Ферозе Анин, верховный главнокомандующий Нижнего Стомика, что на юге Африки, заткнул одно ухо длинным коричневым пальцем и плотно прижал к другому трубку телефона спутниковой связи — в надежде, что так он избавится от звуков пушечной канонады и нескончаемого треска автоматных очередей.
   — Вызываю на бой всю Америку! — крикнул он.
   — В связи с чем? — осведомился американский посол.
   — В связи... — Анин скорчил гримасу. Худое длинное лицо его перекосилось, лоб заблестел от пота. Еще несколько лет назад лицо это так и мелькало на обложках «Тайм», «Ньюсуик», «Пипл» и прочих популярных журналов. Теперь фотографии Анина печатали разве что в газетах, издаваемых в столице Стомика Ногонгоге.
   Столица была главным и единственным городом в стране, поскольку все остальные превратились в руины.
   Анин рассчитывал на иной ход событий, когда первый миротворческий отряд ООН высадился на побережье страны, стремясь установить в ней демократию и порядок. Тогда Анин четко знал, что делать и как себя вести. Он быстренько переоделся в цивильный костюм, нацепил галстук и раскрыл американцам свои объятия, не забывая при этом ослепительно улыбаться. Он не сомневался, что подобный жест позволит ему завоевать расположение Вашингтона и спустя какое-то время американцы наверняка сделают его президентом Стомика — блестящее завершение не менее блестящей карьеры военного.
   Однако ничего подобного не произошло.
   Американцы почему-то потребовали, чтоб он сдал им свои тайные склады оружия.
   — Но я — проамериканец! — жаловался в те дни Магут Ферозе Анин тогдашнему американскому послу, назначенному одновременно с прибытием миротворческих сил ООН.
   — Ну и отлично. Разрядите ваши пушки и гаубицы и сдайте их главному наблюдателю ООН.
   Анин этого делать не стал, решив уйти в подполье. А эти проклятые ооновцы принялись за ним охотиться. Он, естественно, отбивался. И когда его люди провели успешную операцию против бельгийского отряда миротворческих сил, на всех перекрестках Ногонгога замелькала улыбающаяся физиономия «проамериканца» Магута Ферозе Анина с надписью: «Разыскивается опасный преступник». Белые, впрочем, не успокоились и прислали из Америки отряд техасских рейнджеров. И Магуту Ферозе Анину пришлось лично взяться за оружие и поднять своих сторонников на борьбу с американцами, не желавшими признавать союзником человека, который протягивал им пустую руку.
   Тогда подобный поступок казался ему не только героическим — гениальным. Но все обернулось иначе.
   Вскоре рейнджеров изгнали из Ногонгога, и Магут Ферозе Анин назначил себя верховным главнокомандующим Нижнего Стомика, героем всех времен и народов, победившим мировую супердержаву.
   Проблема заключалась в том, что торжествовал он недолго.
   Стомик раздирали феодальные междоусобные войны. Не успевал Анин уничтожить самых опасных противников, как на смену им тут же являлись другие. Вместо двух врагов вырастало четверо. А на смену четырем казненным, как из-под земли, приходило восемь новых. Конечно, слабее предыдущих, но докучали они ничуть не меньше.
   Сначала ООН отказала в гуманитарной помощи. У Анина не стало еды — подкармливать своих приспешников. Причем не только подкармливать. Он ведь ко всему прочему приторговывал продуктами, конвертируя затем заработанные деньги в твердую валюту и золото.
   Страна разваливалась на глазах, и Анину пришлось кое-кому платить. Постепенно его золотые запасы начали таять.
   И вот теперь, через три года после ухода американцев, Магут Ферозе Анин наконец понял, что нет никакого смысла быть правителем и верховным главнокомандующим этой маленькой, слабеющей и беднеющей с каждым днем страны. В конце концов, когда от Нижнего Стомика останутся одни развалины, ему просто негде будет укрыться!
   Итак, он решил разыграть последнюю карту.
   — По какому поводу звоните, генерал Анин? — холодно осведомился американский посол.
   — Наша схватка еще не перешла в решающую стадию.
   — Ладно, ладно. Вы выиграли.
   — Не согласен. Передайте своему президенту, что я готов предоставить ему возможность отыграться. Наверняка Америка втайне жаждет этого.
   — США, — чуть брезгливо отозвался посол, — не нуждается ни в чем подобном.
   — Трусы! — взвизгнул Анин. — Сразу драпаете в кусты, едва усмотрев вероятность хотя бы малейшей военной потери.
   — Мы старались накормить ваш народ, разоружить все воюющие стороны и восстановить мир. Но ваша группировка превратилась в самую настоящую банду воинствующих фанатиков! Что ж, прекрасно! Разбирайтесь теперь сами. Желаю удачи!
   — Я не потерплю столь бесцеремонного обращения! Вы меня оскорбили!
   Тут Анин вздрогнул и пригнулся — рядом прогрохотало оглушительное пушечное «бум» и «трах», от которого задрожали стекла в широких окнах его особняка.
   — Кажется, я слышу канонаду? — вежливо осведомился американский посол.
   — Нет, это фейерверк. Мы отмечаем славную победу над американскими трусами.
   — Через три года?
   — Эту победу будут отмечать на протяжении столетий, — напыщенно бросил в трубку Анин из глубины своего пуленепробиваемого кресла, придвинутого к стальному, тоже пуленепробиваемому столу. — И впредь не советую опошлять ее грязными намеками на разных там ренегатов! Это наша честная победа!
   — Что вы знаете о чести? Называете себя патриотом и сами же тоннами воруете продукты у своего голодающего народа в целях личного обогащения!
   — Моим людям продукты не нужны! Их желудки и головы и без того полны сладким осознанием победы! Ну а у вас, в Америке, что про нас говорят?
   — Знаете, вести из Стомика для нашего народа — все равно что прошлогодний снег. Американцам и без того есть чем заняться.
   Голос Магута Ферозе Анина повысился до истерического визга:
   — Так вы что же, не желаете вновь занять роскошную посольскую резиденцию в моей столице?!
   — Не испытываем ни малейшего желания. Пусть сначала обстановка в стране нормализуется. А пока Вашингтон прекрасно обходится и без вас.
   От гнева Анин даже ногами затопал.
   — Здесь никогда не будет стабильности! До тех пор пока я являюсь верховным главнокомандующим! Так и знайте! Вам придется сместить меня, чтобы достичь этой вашей кретинской нормализации.
   — Похоже, вы изволите сердиться?
   Анин с замиранием сердца перевел дыхание и выложил свои карты.
   — Я согласен сдаться презираемым мной Соединенным Штатам в обмен на гарантии свободного въезда в страну, которую я сам выберу для дальнейшего проживания. Ну и, разумеется, мне должны выплачивать там нечто вроде пожизненного пособия.
   — Простите, но Стомик никоим образом не затрагивает наших интересов.
   — А вам известно, что у меня есть ядерные реакторы? И что очень скоро я стану обладателем значительного количества обогащенного гелия. Разумеется, для военных целей.
   — Желаю успеха, — сказал американский посол и повесил трубку.
   — Идиот! — вскричал верховный главнокомандующий и запустил телефонным аппаратом в свой собственный портрет в раме из черного бархата.
   За тяжелыми двойными дверями красного дерева неожиданно послышался топот ног. Анин на всякий случай нырнул под стол. Нет, не страшно... Топот не тяжелый и не громкий, стало быть, не охрана и не бунтовщики. Поскольку ни у кого больше в Стомике не могло быть солдатских ботинок, оставшихся после введения войск ООН. Вероятно, кто-то из родственников.
   — Отец! Отец! Враг приближается! — донесся до него отчаянный крик.
   Анин выглянул из-под стола. Перед ним стояла старшая дочь, Персефона. Темное лицо ее блестело от пота.
   — Как ты прошла мимо моей охраны? — удивился Анин.
   Девушка ответила ему растерянным взглядом.
   — Какой охраны? Там никого нет.
   Анин выглянул за дверь — коридор пуст. Ни одного охранника.
   — Кто же тогда охраняет мое золото? — воскликнул он, мгновенно вспотев.
   — Эвридика и Омфала.
   Анин кивнул.
   — Отлично! Кому же доверять, если не собственным дочерям?!
   Персефона подошла к отцу и прижалась к его груди с бесчисленными орденами и медалями. Он награждал себя сам — за каждую победу над внутренним врагом.
   — Отец, надо бежать! Мятежники перекрыли все дороги и приближаются к резиденции.
   — Но не могу же я оставить золото!
   — И кто его потащит?
   — Ты и твои замечательные законопослушные сестры, естественно!
   — Но у нас не хватит сил, чтобы тащить такую тяжесть!
   Анин с отвращением и злобой оттолкнул дочь.
   — Будь проклят тот день, когда я породил на свет дочерей вместо храбрых воинов сыновей! Сыновья никогда бы не подвели!
   Персефона рухнула на колени, обняла ноги верховного главнокомандующего длинными коричневыми пальцами и прижалась круглыми щеками к его коленям.
   — Я не хочу умирать, отец! Спаси меня!
   — У вас с сестрами есть оружие?
   — О да, самое лучшее! Советские автоматы Калашникова. Не какая-то там китайская дрянь!
   — Скажи-ка, а дверь в хранилище выдержит атаку и артобстрел?
   — Вроде бы. Ты сам говорил.
   — Тогда ступай туда. Запритесь в подвале и ждите, когда я вернусь за вами и золотом.
   — И долго там сидеть, отец?
   — До тех пор, пока я не уничтожу мятежников.
   — Но ведь не станешь же ты сражаться с ними в одиночку!
   Анин потряс красноватым кулаком.
   — А я и не собираюсь. Сражаться за нас будут американцы.
   Персефона вскочила на ноги.
   — Но ведь американцы — наши враги!
   — В прошлом да. В будущем — само собой разумеется. Но в данной ситуации я временно сделаю их своими союзниками. Поскольку они полные болваны и обвести их вокруг пальца ничего не стоит. Ладно, ступай в хранилище и запрись там. И захвати с собой продовольствия дня на два, на три.
   — Ты так быстро собираешься расправиться с мятежниками?
   — Да, — отвечал Магут Ферозе Анин, провожая свою кровь от крови и плоть от плоти к потайной дверце в кухне, за которой открывался лаз в подвал.
   Закрывая массивную дверь хранилища, он сердечно попрощался со своими рыдающими дочерьми. Они посылали ему воздушные поцелуи и клялись в вечной любви.
   Анин тут же привел в действие часовой механизм замка, поставив его так, чтобы открылся он автоматически только в 1999 году.
   До этого времени Анин рассчитывал расправиться со всеми мятежниками. Пусть выпустят пар, все утрясется и успокоится, и тогда Магут Ферозе Анин спокойно достанет свое золото.
   А заодно и предаст земле прах умерших и совершенно не нужных ему дочерей. Он проклинал женщин, родивших их. Обманщицы! Каждая из них клялась родить ему наследника и сына! Ничего, они свое получили — за ложь он без долгих церемоний обезглавил каждую.
   Итак, разобравшись с тяжелой дверью хранилища, Анин подошел к другой — дверце в полу, о существовании которой не подозревал никто, даже его несчастные дочери, и скользнул в темноту.