Страница:
На всем белом свете, у всех охотничьих народов есть один общий обычай: жизнь зверя приравнивается к жизни человека. Так было у американских охотников на бизонов, у охотников на бегемотов в Западной Африке, у амурских охотников на медведей. Наш "Калевала" рассказывает о том, как Вяйнямёйнен после удачной охоты обращается к медведю со следующими словами:
Мой возлюбленный ты, Отсо,
Красота с медовой лапой!
Не сердись ты понапрасну!
Я не бил тебя, мой милый,
Сам ты с дерева кривого,
Сам ты ведь свалился с ветки,
Разорвал свою одежду
О кусты и о деревья.
(...)
Славный, ты пойди со мною,
(...)
И пойдем к мужам, героям,
Поспешим к толпе огромной!
Там тебя не примут дурно,
Заживешь ты там неплохо:
Там медку дают покушать
И запить медком сотовым
Всем гостям, всем приходящим,
Всем бывающим там людям 1.
- ...Накормив кита, его рубили на куски. Вот тогда-то и начинался пир с танцами. По вечерам участники празднества рассказывали сказки, днем танцевали. Покажи ему мою шапку для танцев.
Женщина исчезает в сенях, открывает шкаф.
От Уэлена до Анадыря примерно шестьсот километров на юго-запад.
Женщина протягивает мне шапку. На головном уборе, по форме напоминающем чепец, чьи-то старательные пальцы самоуверенно вышили цветы и веночки из листиков. Четыре белых пера, похожие не столько на орлиные, сколько на перья петуха леггорна, разрисованы красными поперечными полосами. Убор из перьев, в котором я в {282} детстве играл в индейцев, выглядел правдоподобнее. У нас не хватает этнографов.
- Какие танцы мы танцуем? Один, например, называется "Подготовка к промысловой морской охоте". А еще наш коллектив исполняет танец "Борьба с бесхозяйственностью" и "Танец кочегара". Иногда из центра приезжает балетмейстер и учит, как правильно танцевать. Сами мы иногда танцуем старинные танцы, у которых и названия-то нет...
Как мы охотились? У нас были большие кожаные лодки - аняпик'и, и в каждой умещалось человек по двадцать. Если поднимался ветер, ставили паруса. Паруса были треугольные или четырехугольные. В хорошую погоду мы ходили только на веслах или тащили лодку вдоль берега на ремне. Когда утки летели с севера на юг, это означало, что скоро разыграется северный шторм. Самое лучшее время для весенней охоты на нерпу или на морского зайца, когда море как молоко...
Странное сравнение в устах эскимоса!
-...а если морской заяц высовывает голову из воды (нерпа этого почти никогда не делает), трясет ею и жует ртом, это верная примета, что к вечеру разыграется буря. Тогда спешили как можно скорее уйти в укрытие. В Наукане есть холм с впадиной посередине. В этой впадине зажигали костер, бросали в него полоски мяса, маленькие штанишки и лифы и громко звали по именам умерших. Те, кто утонул, слышат, что их зовут, но сквозь толщу воды плохо разбирают слова, плачут и кричат в ответ: как жить, что делать? Тогда родственники начинают их кормить. Говорят, что на том свете утопленники снова рождаются, но только в образе чертей. Старики рассказывают, что на том свете живет змея, длинная, как мир...
На Чукотке нет пресмыкающихся и земноводных. Тем более странно, что они существуют в местном фольклоре. В северных сказаниях Великая Змея предстает необыкновенно устрашающей. В. Богораз высказал предположение, что она напоминает мадагаскарского или южноамериканского удава. На расстоянии и синица глухарем покажется, гласит эстонская пословица, но вначале все-таки должна быть синица, маленькая начальная змейка фольклорной Великой Змеи. Уэлен расположен на перекрестке путей разных народов. Через Берингов мост человек перешел из Азии в Америку, но когда? И кем он {283} был? На каком языке говорил? Только объединенная атака фольклористов, этнографов, языковедов, антропологов и археологов может помочь проникнуть в эти непроницаемые дебри. Не вдаваясь в подробности, сошлюсь на Т.-Р. Вийтсо, исследовавшего язык калифорнийских индейцев, пенути; он обнаружил в нем 83 слова, у которых есть общие корни с языками финно-угров и самоедов.
- Не попьете ли с нами чаю?
- Конечно, попью, почему не попить.
Хозяйка в нерешительности, ее что-то беспокоит:
- Эмутэин, обычно вы пьете чай за другим столом?
- Да, привыкли по старинке...
- Ну, так пусть будет как всегда!
- Ах, значит, по-нашему? - соглашается Эмутэин, и лицо у хозяйки светлеет. Она выдвигает из-под кровати низкий чайный столик, приносит из кухни ножи и вилки. Слышно, как открывается входная дверь, из сеней доносится эскимосское приветствие, потом стук брошенных в угол сапог, на пороге появляется мужчина лет пятидесяти и одним прыжком опускается на колени рядом со столиком. Это акробатика самого высокого класса.
- Умка, - представляет его хозяин.
- Скажите, Умка, ваше имя можно перевести?
- Что значит перевести? - уставился он на меня с невинным, лисьим видом.
- Например, моя фамилия по-эстонски означает море.
- Вот как! Ну, так чтобы вы знали, умка по-нашему - это медведь.
- А почему вас так назвали?
- Откуда я знаю, почему у нас такие смешные имена. Когда дед Якыр умер, дочка как раз ждала ребенка и назвала его тоже Якыром. Это, наверно, потому, что мы держимся друг друга и не забываем родителей.
Разговор Умки течет легко и весело. По указанию хозяйки мы усаживаемся на полосатом половике, подстелив под себя несколько шкур.
- Скажите, хозяйка, а съедобные растения вы здесь собираете?
- Еще как! - смеется Умка. - У эскимосов есть даже поговорка: женщины на охоту пошли!
- У нас женщины ходят на охоту с мотыгой. Без зелени не проживешь.
Эту мудрость здесь поняли за несколько тысяч лет {284} до Кука и до того, как в Тартуском университете были открыты витамины! Самую крупную свою награду, большую золотую медаль Коплей, Кук получил не за географические, а за медицинские открытия. Только он и мог выяснить, как успешно бороться с цингой, ибо он идеально соединял в себе три необходимых для этого условия: бывший корабельный кок, он умел консервировать продукты и знал, как они воздействуют на человека физиологически; в качестве капитана дальнего плавания он прекрасно понимал значение проблемы и опасность цинги; как руководитель, пользующийся неоспоримым авторитетом, любивший сам засаливать мясо и с первого до последнего дня питавшийся из матросского котла, он был в состоянии обосновать свои доводы и умел заставить людей выполнять их. В Петропавловске он лечил казаков, заболевших цингой. Капитан Кинг, его преемник, писал: "Несмотря на всю заботу, мы в конце концов, вероятно, все-таки почувствовали бы на себе вредное воздействие засоленных впрок продуктов, если бы не использовали любую возможность питаться свежими продуктами. Часто это были растения, которые в иных обстоятельствах наши люди ни за что в рот не взяли бы: нередко, кроме всего прочего, они были в высшей степени омерзительны на вкус, и чтобы преодолеть предубеждение и отвращение, команде требовались уговоры, а нередко личный пример и авторитет самого руководителя".
- А мне можно их попробовать?
Теперь растерялся Эмутэин, но хозяйка уже застучала в сенях кадками и чашками, и через минуту стол, до того уставленный рыбными консервами и магазинным печеньем, приобретает куда более домашний вид.
- Если они вам только придутся по вкусу.
- Саклакх, - хвалит Умка с набитым ртом, - хорошее растение, ой, какое хорошее растение, сладкое, как огурец.
Но по способу приготовления и по вкусу это домашнее соленье скорее напоминает квашеную капусту. Вероятно, это красный петушиный гребешок, который называют еще капустой чукчей. Экзотический салат в другой миске даже слишком обильно полит глицеринообразным маслом, и это вызывает у меня недоверие и давно угасшие ассоциации. В детстве я выливал рыбий жир в горшок с цветами и знаю, что после этого по крайней мере гиацинты уже никогда не могли оправиться. Но ведь здесь мор-{285}жовый жир, который только по неосмотрительности можно сравнить с рыбьим жиром, этим безобидным пастеризованным молоком, а вместо мамы за мной следят три пары внимательных черных глаз, и острота двух из них отточена на мушке ружья. Ну что ж, после нескольких глотков, когда вкусовые органы уже вышли из строя, севурак кажется даже приятным. Из чего же все-таки делают этот салат?
- Вот это нырнак, - объясняет хозяйка, преисполнившись симпатии к незваному гостю, - мы собираем его в последние дни июня в каменистой тундре.
Маленькие округлые листья, по-видимому, принадлежат одному из видов арктической камнеломки. В салате четыре вида растений, в маринаде они все пожелтели. Растение с продолговатыми листьями, которое здесь называют сегнак, наверное, щавель, а тламкок - горец, кроме листьев в пищу идет и его луковицеобразный корень, богатый крахмалом. Эти растения и еще дюжину других, используемых для салатов и в супах, хозяйка собирает в точно установленные дни. Арктическая природа с ее хронической нехваткой времени подстегивает не хуже местной овощной лавки: опоздаешь - ничего не получишь. Но пища обитателей Дальнего Севера все-таки намного разнообразнее, чем можно заключить из вышеприведенного сравнения. Еще в начале нашего века Толль ломал голову над вопросом, почему северные народы не болеют цингой. Команда "Зари" тяжело страдала от этой профессиональной болезни первооткрывателей, а этот заправленный ворванью севурак мог бы изменить судьбу экспедиции. Мог бы, мог бы... История не признает этих слов. "Нет ничего вкуснее ягод, смешанных с жиром и сахаром!" Черника на языке эскимосов алаглукак. Мне пришлось нарисовать ее в дневнике, чтобы позднее определить, что это за ягода. Мои гостеприимные хозяева знают русский язык, но он для них официальный, а эскимосский язык - домашний. Как называются по-русски те или иные растения или ягоды, они не знают. Морошка и брусника созревают не каждый год.
От моржовою жира все разомлели, самая пора рассказывать сказки и петь песни. Что думает по этому поводу Умка? Может быть, расскажет что-нибудь про шамана?
- Каждый певец немного шаман. Видишь? - Умка показывает глубокий шрам, пересекающий кисть его ру-{286}ки. - Мы свежевали в море моржей, я хватил ножом по руке, но Тэпкелиан из нашей лодки остановил кровь. Теперь его сын очень хороший охотник, но умеет ли он останавливать кровь, я не знаю. Болезни попроще мы лечили сами. В доме всегда имелся ыпокак, - лишайник, которым, растерев его между ладоней, посыпали рану. Если кто болел чахоткой, сначала откармливали щенка чистой пищей, а потом лечили больного его жиром. Если, бывало, кто упадет в холодную воду, ему давали протухшее мясо...
- Ну, этим способом вряд ли вылечишься!
- Еще как вылечишься! Ты послушай меня! Человека кормили до тех пор, пока его всего не выворачивало, потом мяли ему живот, проверяли, не осталось ли там чего, и давали выпить горячего бульону... При переломе кости накладывали перевязку, мышечную боль и кровотечение старухи лечили массажем, а компрессы делали из медвежьих шкур, смочив их в горячей воде, чтобы ты знал...
Ты хотел послушать сказку? Ну, слушай. В Наукане по ту сторону реки жили девять братьев, они были сильнее всех. Давно это было. Все братья были хорошие бегуны и охотники, били морских животных и жили богато. А по эту сторону реки жил старик с внуком. Тоже сильный, но совсем один. Когда проводились состязания, он в них не участвовал, потому что те девять убивали всех, кто сильнее их. Потому-то он всегда и повторял, что я, мол, не такой уж силач. Братья охотились на нерпу, ночью вытаскивали чужие сети, ставили на их место свои пустые, а если хозяин сопротивлялся, убивали его. Или забирали себе морского зайца, оставляли хозяину только отрезанную голову. Старик учил внука: если они что-нибудь у тебя потребуют, отдай им все, не то они убьют тебя! Как-то был большой голод, мяса не было, все время дул сильный ветер. Даже в коптилку нечего было налить. В амбаре земляного жилища всегда хранился лишайник, из которого делали фитиль для коптилки, но с голодухи и его съели. Вот однажды, когда ветер утих, пошли все в море ставить сети, пошли девять силачей, пошел и внук с дедом. Внук остался последним, все уже вернулись домой, а они с дедом все еще рубили лед там, где теперь гора Ахтаравики, и самый сильный из девяти братьев тоже остался. Подошел он к ним в говорит: "Кто разрешил вам ставить здесь сети?" Старик отвечает: "Я приказал, {287} ведь здесь ничьей чужой не было отметки". В старые времена каждая семья в хороших местах ставила свою отметку. Самый сильный говорит: "Вытаскивайте свои сети, я выбрал себе это место". Старик говорит: "Не вытащим". На это самый сильный сказал: "Ты, старик, был сильным, думаешь, сейчас тоже сильный?" И стал душить его. Тогда внук взял нож и перерезал самому сильному сухожилия. Самый сильный говорит: "Что ты сделал? Теперь я умру!" Внук говорит: "Очень хорошо, слишком уж ты много убивал". Так тот и умер. Старик говорит: "Иди скажи остальным братьям, что старший брат их уже ловит нерпу". Внук пошел, говорит: "Почему вы дома сидите? Старший брат ждет вас с нартами". - "Ага, пойдем и мы!" Пошли они, нашли убитого брата, отвезли на нартах домой, решили на другой день старика вместе с внуком убить. Утром вышли, руки-ноги защищены панцирными ремнями. Спросили, как положено на войне: "Чем биться будем - копьем, луком или лучше будем бороться?" Старик давно еще сделал себе толстый лук, укрепил его камусом и оленьими жилами, натянул ремень из кожи морского зайца, стрелы были толщиной с большой палец с острыми наконечниками из моржового клыка и из берцовой кости оленя, были и тупые наконечники, чтобы не пускать крови, а только перебить кости. Старик говорит; "Будем стрелять из лука". Внуку говорит: "Целься самому младшему брату прямо в голову". Внук выстрелил стрелой с тупым наконечником - голова сразу с плеч долой. Братья тоже стреляли, но внуку каждый раз удавалось уклониться от стрел. Так он и убил их всех, но старик сказал: "Одного оставь в живых, чтобы было кому семью кормить". Старик воскликнул: "Мой внук убил восемь самых сильных братьев, но теперь родятся новые силачи, они будут лучше прежних, не станут убивать людей". Это хорошая сказка, я ее не раз слышал и никогда не забуду, чтобы ты знал.
- Умка, а петь вы умеете?
- Ха! Это каждый умеет!
- Так спойте что-нибудь!
- А что?
- Да все равно, что хотите.
- Я знавал старика Усеуна, он немножко прихрамывал и немножко шаманил. Когда я видел его в последний раз, он сочинил песню...
Умка поворачивается к хозяйке, и вполголоса они {288} вспоминают слова песни Усеуна, слова, не мелодию. Затем он поясняет мне географию песни:
- У нас в Наукане с одной стороны стояли земляные жилища и с другой стороны земляные жилища, а посередине текла небольшая речка. А песня - вот она.
И он уже поет - не откашливаясь, не набирая в легкие воздуха, как человек, для которого переход от речи к песне, из одного мира в другой так же естествен, как для нас переход с одного языка на другой. Близости к природе сопутствует близость к искусству. Вот песня Умки:
По ту сторону много мальчиков и девочек
по эту сторону много растений накаехак...
И тут же прерывает песню для делового замечания. Поистине антиматерию человек носит с собой как шапку-невидимку, достаточно простого движения, чтобы исчезнуть в зазеркальном мире или появиться оттуда. Умка объясняет:
- Чтобы ты знал: накаехак - это высокое растение с большими шапками цветов. Когда дует северный ветер, оно колышется, а когда колышется, то будто бы поет. Теперь я начну сначала:
По ту сторону много мальчиков и девочек
по эту сторону много растений накаехак
я растение накаехак
я пою пою
чтобы каждый рожденный младенец вырос большим
надо танцевать
чтобы каждый ребенок вырос большим
каждый ребенок должен танцевать
чтобы каждый ребенок вырос большим
потанцуем вместе
я растение
растение накаехак
накаехак
накаехак...
Яркая глянцевая картинка укоризненно смотрит на странного певца, который так независимо вступает в мир искусства, заставляя говорить засохшие стебли, могучие камни, влюбленные звезды, тысячи дружественных лиц тундры - своего отчего края.
Все они сопровождают меня по дороге домой. Уэлен готовится ко сну, грохочет прибой, усыпанный звездами небосвод медленно поворачивается вокруг Унпэнера - небесного столпа. {289}
КИНО
До начала сеанса остается десять минут, и юноши, собравшиеся в фойе, играют на бильярде.
- Желаете поиграть? - протягивает мне один из них кий.
Они следят за моей игрой с интересом, но скоро интерес уступает место деликатному сочувствию. В фойе клуба наступает тишина.
- Разрешите, я помогу вам, - говорит молодой охотник, подходит к другому концу стола и оттуда, где я вообще не видел возможности для удара, примеривается и бьет. Кий, как гарпун, летит на шар, шар отскакивает и ударяется о другой, и тут происходит то, что привело Оппенгеймера или Эйнштейна к открытию атомной бомбы и что мы теперь называем цепной реакцией. Шары со стуком ударяются друг о друга и исчезают в лузе, сопровождаемые негромким гулом одобрения.
- Позвольте, теперь я помогу вам, - произносит другой охотник и довольно быстро заканчивает игру.
- В ваших краях, наверное, редко играют на бильярде? - очень вежливо спрашивает кто-то.
Потом свет начинает мигать, и мы входим в небольшой демонстрационный зал. Недели две-три назад в Уэлен с Большой земли приехал милиционер, теперь он читает постановление об усилении борьбы с хулиганством. Рядом с ним, перед сценой, лицом к собравшимся, степенно сидит группа из семи человек, в особенно выразительных местах все они серьезно кивают головами. Милиционер бросает на меня взгляд и начинает говорить о применении постановления в условиях Уэлена. Время от времени, когда перестрелка приближается к клубу, а некоторые выстрелы звучат прямо под окнами, милиционер обращает взор к потолку и стоически изучает шарообразный абажур. Каждому ясно, что для охоты на уток слишком темно, так что в своевременности постановления можно не сомневаться. Затем он торжественно перечисляет результаты своих усилий, и то один, то другой из сидящих перед сценой задумчиво кивает головой, показывая два ряда крепких зубов. Все это сопровождается откровенными комментариями слушателей.
И на протяжении следующей недели семеро арестованных остаются в центре внимания, потому что разбушевавшаяся ночью погода задерживает прибытие самолета, {290} который бесплатно отвезет их на пятнадцать дней в камеру для арестантов. Так они и просидели в ряд все следующие дни, в зависимости от направления ветра, то на завалинке почтового отделения, то на завалинке сельсовета, наслаждаясь выпавшим на их долю вниманием и солеными шутками и покидая свое почетное место только по крайней нужде. За эту неделю пришло время улететь мне, и самую точную, самую любезную информацию я неизменно получал от них, так в конце концов в один чудесный ясный день мы оказались в Лаврентии одновременно. Однажды я видел, как они участливо потеснились под навесом, чтобы предложить место и папиросу проходящему мимо милиционеру. Но милиционер отказался.
ИСКУССТВО ТУККАЯ
Что я знал об искусстве чукчей? В дни, когда готовилась исследовательская экспедиция на Чукотский Нос, я посетил Игоря Лаврова, жившего в деревушке между Москвой и Ярославлем, недалеко от железной дороги. За пятнадцать лет работы на Чукотке, и в частности здесь, в Уэлене, он собрал коллекцию, составившую небольшой домашний музей. Игорь Лавров историк искусства, больше того - именно от него чукотские дети получали бумагу и цветные карандаши. Это происходило до войны и во время войны, когда в Уэлене никто еще не знал цветных карандашей. В тундре вы встретите далеко не-все краски. Если я не ошибаюсь, это Миддендорф обратил внимание на то, что у жителей тундры нет слова для обозначения одного из основных цветов. Некоторые цвета дети увидели впервые в жизни, получив цветные карандаши. Они рисовали прелестные картинки, преисполненные радости открытия красок, насыщенные фантазией и фантастикой.
У Лаврова я увидел и шедевры высокого искусства чукчей: небольшие фигурки, вырезанные из моржовой кости, и целые клыки с выгравированными на них сказочными сюжетами, а также сюжетами, в основе которых лежат подлинные события или народные предания: застывшие в штрихе фразы, выявленные в рисунке отношения, копье или слово, брошенные в решающий момент, - точно как у Уолта Диснея в серии картинок о Микки Маусе. Одним словом, больше, чем простая иллюстрация, но меньше, чем магнитофонная лента, хотя некоторые сю-{291}жеты были рассказаны так выразительно, что казалось, я слышу голос рассказчика. Лавров посоветовал мне в Уэлене обратиться к Туккаю и сам чуть не поехал вместе со мной.
Косторезная мастерская занимает здание второе по величине после новой школы. Говорят, раньше в нем помещалась торговая контора Свенсона. На Севере дерево не гниет, а выветривается. Ветры и пурга выдувают мягкую сердцевину, дощатые стены становятся шероховатыми, а старые бревна серебристыми и только что не сквозными. Эти видавшие виды стены, свидетели истории, дают укрытие архисовременной технике. У желтых стоматологических бормашин сидят резчики по кости, держа в руках отводной шланг с буром на конце. Дом сотрясается от работы десятков электромоторов.
Туккай расположился за столом, составляет отчет. Он в модных очках в толстой оправе, его черные волосы острижены очень коротко, как у новобранцев, а позднее, когда он водил меня по мастерской, я обратил внимание, что он ходит на скрипучем протезе. Как только он откладывает в сторону свои бумаги, суровое и неприветливое выражение сходит с его лица.
- Ругают, что мы не выполняем плана товаров ширпотреба. Вот я и выполняю его - на бумаге. Только и делаю, что даю массовую продукцию, а легенда так и лежит незаконченной...
Бивень длиной сантиметров в шестьдесят до половины покрыт выгравированными на нем рисунками. Это целая повесть. Сначала я хочу узнать, что это за история.
- Мне рассказывал ее один охотник из деревни Янранай, сам он слышал ее от жителей Янракинота. В одной яранге жил молодой охотник со своей женой и дряхлым дедом. Сын охотился и приносил домой много тюленей. Старик стал ему выговаривать: "Сын, если ты убьешь слишком много зверей, весной нам придется часть их выбросить". Сын не послушался, но когда потеплело, они выбросили много мяса. Неподалеку от их яранги поселилась полярная лисица, она и сожрала его.
Раз приходит охотник с охоты и ждет, когда жена выбежит ему навстречу, но ее нет и нет. Охотник вошел в ярангу, и что же он видит? Яранга пуста. Около очага валяется мешок с инструментами. Жена шила дождевик из кишок морского зайца, и незаконченная работа лежала тут же. {292}
Охотник принялся рассматривать следы. Они вели к морю, к тюленям, и уходили далеко по морскому дну. Так молодой охотник потерял свою жену. Прожил он один до наступления зимы, а после зимы опять настала весна. Как-то утром, когда он глядел с холма на море, подошла к нему лисица.
"Зачем ты пришла сюда? Я же бросил мясо около твоей норы!"
Тогда лисица откинула свою шкуру, и из-под нее показалось лицо молодой девушки.
"Я пришла помочь тебе найти твою жену".
Охотник очень обрадовался.
"Скоро встанет солнце, тюлени вылезут на лед, тогда я покажу тебе, где твоя жена".
Солнце стало пригревать, тюлени вылезли на лед.
"Следуй за мной, возьми с собой инныпи - гарпун - и сделай все так, как я тебя научу".
Идут они, идут, подошли к мысу.
"Посмотри на этих двух тюленей, которые лежат рядом, - та, которая с краю, и есть твоя жена".
Когда они подошли поближе, охотник увидел, что тюлениха откинула свою шкуру и из-под нее выглянуло лицо его жены. Охотник хотел бежать к ней, но лисица предупредила его: "Подкрадываться к ним нужно осторожно, а гарпун лучше отдай мне, ты можешь поранить ее, будет трудно залечить рану". Когда они подошли поближе, лисица бросила гарпун, но много ли у нее силы! Тюлени скрылись под водой.
"Не сердись, - сказала лисица, - лучше давай подкараулим твою жену, когда она пойдет собирать коренья. Муж останется ее сторожить, тут-то мы ее и поймаем. Приготовь ремень, как только она откинет шкуру, я перегрызу ту часть, которая прикрывает голову, и она не сможет снова в нее влезть". Когда подошло время, охотник и лисица сбежали вниз, на берег, связали женщину ремнем, лисица отгрызла у шкуры головку, тюлень скрылся под водой, и охотник унес жену домой. В яранге жена вылезла из тюленьей шкуры и стала такой, какой была прежде. Они стали жить как муж и жена, и охотник больше никогда не убивал слишком много тюленей".
Предположить, что эта история не может уместиться на одном клыке, было бы ошибкой. Она вполне там умещается, а иногда еще остается место для второй и для третьей истории. Не правда ли, эти клыки-повести можно {293} сравнить с книгой? По сути дела, они и есть книги. Это боковая ветвь того гигантского дерева, которое со временем выросло в письменную литературу, промежуточный этап изобразительной литературы, в которой картина, образ еще не стерлись до состояния стерильного иероглифа, а сохранили всю свою фольклорную конкретность и сочность. Гарпун в лапах лисицы. Охотник с распростертыми руками, бросающийся к женщине. Растерянность женщины - она хочет бежать к воде, но вдруг узнает своего бывшего мужа. На другом бивне, в сказке о великане Лёлгылыне (автор Эмкуль, 1946), я видел бурю: трое охотников в байдарке, они гребут, у всех волосы сбиты в сторону сильным ветром. Конкретность изображения не ограничивает фантазию арктического фольклора. Великан засовывает себе в рот кита, как рыбак соленую салаку. Восьмирукий келет подвешивает девушек, пришедших в лес за ягодами, на дерево, откуда их освобождает верный помощник - лиса. Фантазию и находчивость художника подстегивает не бегущий на восьми лапах келет, а дерево: ведь коренные жители Уэлена знают его только в виде обкатанного водой и льдами бревна, прибитого к берегу! Пожалуй, изображение дерева на этих рисунках и является самой большой неожиданностью. Представьте себе очень короткую трость с двумя ручками. Одна отгибается в одну, другая в другую сторону. Это похожее на египетскую капитель симметричное изображение тщательно заштриховано, чтобы выявить его округлость, и является традиционным образом дерева у чукчей. Оно лишено корней, но сюда докатились какие-то далекие отголоски слухов о кроне, покрытой листьями. (Из разговора с Умкой: "Барабанную палочку делают не из кости, а из дерева". - "Из какого дерева?" - "Из березы или из дуба". - "Откуда вы знаете про эти деревья?" "Собираем на берегу". По-видимому, под дубом следует понимать "крепкое дерево", а под березой - "крепкое, но не такое крепкое дерево".)
Мой возлюбленный ты, Отсо,
Красота с медовой лапой!
Не сердись ты понапрасну!
Я не бил тебя, мой милый,
Сам ты с дерева кривого,
Сам ты ведь свалился с ветки,
Разорвал свою одежду
О кусты и о деревья.
(...)
Славный, ты пойди со мною,
(...)
И пойдем к мужам, героям,
Поспешим к толпе огромной!
Там тебя не примут дурно,
Заживешь ты там неплохо:
Там медку дают покушать
И запить медком сотовым
Всем гостям, всем приходящим,
Всем бывающим там людям 1.
- ...Накормив кита, его рубили на куски. Вот тогда-то и начинался пир с танцами. По вечерам участники празднества рассказывали сказки, днем танцевали. Покажи ему мою шапку для танцев.
Женщина исчезает в сенях, открывает шкаф.
От Уэлена до Анадыря примерно шестьсот километров на юго-запад.
Женщина протягивает мне шапку. На головном уборе, по форме напоминающем чепец, чьи-то старательные пальцы самоуверенно вышили цветы и веночки из листиков. Четыре белых пера, похожие не столько на орлиные, сколько на перья петуха леггорна, разрисованы красными поперечными полосами. Убор из перьев, в котором я в {282} детстве играл в индейцев, выглядел правдоподобнее. У нас не хватает этнографов.
- Какие танцы мы танцуем? Один, например, называется "Подготовка к промысловой морской охоте". А еще наш коллектив исполняет танец "Борьба с бесхозяйственностью" и "Танец кочегара". Иногда из центра приезжает балетмейстер и учит, как правильно танцевать. Сами мы иногда танцуем старинные танцы, у которых и названия-то нет...
Как мы охотились? У нас были большие кожаные лодки - аняпик'и, и в каждой умещалось человек по двадцать. Если поднимался ветер, ставили паруса. Паруса были треугольные или четырехугольные. В хорошую погоду мы ходили только на веслах или тащили лодку вдоль берега на ремне. Когда утки летели с севера на юг, это означало, что скоро разыграется северный шторм. Самое лучшее время для весенней охоты на нерпу или на морского зайца, когда море как молоко...
Странное сравнение в устах эскимоса!
-...а если морской заяц высовывает голову из воды (нерпа этого почти никогда не делает), трясет ею и жует ртом, это верная примета, что к вечеру разыграется буря. Тогда спешили как можно скорее уйти в укрытие. В Наукане есть холм с впадиной посередине. В этой впадине зажигали костер, бросали в него полоски мяса, маленькие штанишки и лифы и громко звали по именам умерших. Те, кто утонул, слышат, что их зовут, но сквозь толщу воды плохо разбирают слова, плачут и кричат в ответ: как жить, что делать? Тогда родственники начинают их кормить. Говорят, что на том свете утопленники снова рождаются, но только в образе чертей. Старики рассказывают, что на том свете живет змея, длинная, как мир...
На Чукотке нет пресмыкающихся и земноводных. Тем более странно, что они существуют в местном фольклоре. В северных сказаниях Великая Змея предстает необыкновенно устрашающей. В. Богораз высказал предположение, что она напоминает мадагаскарского или южноамериканского удава. На расстоянии и синица глухарем покажется, гласит эстонская пословица, но вначале все-таки должна быть синица, маленькая начальная змейка фольклорной Великой Змеи. Уэлен расположен на перекрестке путей разных народов. Через Берингов мост человек перешел из Азии в Америку, но когда? И кем он {283} был? На каком языке говорил? Только объединенная атака фольклористов, этнографов, языковедов, антропологов и археологов может помочь проникнуть в эти непроницаемые дебри. Не вдаваясь в подробности, сошлюсь на Т.-Р. Вийтсо, исследовавшего язык калифорнийских индейцев, пенути; он обнаружил в нем 83 слова, у которых есть общие корни с языками финно-угров и самоедов.
- Не попьете ли с нами чаю?
- Конечно, попью, почему не попить.
Хозяйка в нерешительности, ее что-то беспокоит:
- Эмутэин, обычно вы пьете чай за другим столом?
- Да, привыкли по старинке...
- Ну, так пусть будет как всегда!
- Ах, значит, по-нашему? - соглашается Эмутэин, и лицо у хозяйки светлеет. Она выдвигает из-под кровати низкий чайный столик, приносит из кухни ножи и вилки. Слышно, как открывается входная дверь, из сеней доносится эскимосское приветствие, потом стук брошенных в угол сапог, на пороге появляется мужчина лет пятидесяти и одним прыжком опускается на колени рядом со столиком. Это акробатика самого высокого класса.
- Умка, - представляет его хозяин.
- Скажите, Умка, ваше имя можно перевести?
- Что значит перевести? - уставился он на меня с невинным, лисьим видом.
- Например, моя фамилия по-эстонски означает море.
- Вот как! Ну, так чтобы вы знали, умка по-нашему - это медведь.
- А почему вас так назвали?
- Откуда я знаю, почему у нас такие смешные имена. Когда дед Якыр умер, дочка как раз ждала ребенка и назвала его тоже Якыром. Это, наверно, потому, что мы держимся друг друга и не забываем родителей.
Разговор Умки течет легко и весело. По указанию хозяйки мы усаживаемся на полосатом половике, подстелив под себя несколько шкур.
- Скажите, хозяйка, а съедобные растения вы здесь собираете?
- Еще как! - смеется Умка. - У эскимосов есть даже поговорка: женщины на охоту пошли!
- У нас женщины ходят на охоту с мотыгой. Без зелени не проживешь.
Эту мудрость здесь поняли за несколько тысяч лет {284} до Кука и до того, как в Тартуском университете были открыты витамины! Самую крупную свою награду, большую золотую медаль Коплей, Кук получил не за географические, а за медицинские открытия. Только он и мог выяснить, как успешно бороться с цингой, ибо он идеально соединял в себе три необходимых для этого условия: бывший корабельный кок, он умел консервировать продукты и знал, как они воздействуют на человека физиологически; в качестве капитана дальнего плавания он прекрасно понимал значение проблемы и опасность цинги; как руководитель, пользующийся неоспоримым авторитетом, любивший сам засаливать мясо и с первого до последнего дня питавшийся из матросского котла, он был в состоянии обосновать свои доводы и умел заставить людей выполнять их. В Петропавловске он лечил казаков, заболевших цингой. Капитан Кинг, его преемник, писал: "Несмотря на всю заботу, мы в конце концов, вероятно, все-таки почувствовали бы на себе вредное воздействие засоленных впрок продуктов, если бы не использовали любую возможность питаться свежими продуктами. Часто это были растения, которые в иных обстоятельствах наши люди ни за что в рот не взяли бы: нередко, кроме всего прочего, они были в высшей степени омерзительны на вкус, и чтобы преодолеть предубеждение и отвращение, команде требовались уговоры, а нередко личный пример и авторитет самого руководителя".
- А мне можно их попробовать?
Теперь растерялся Эмутэин, но хозяйка уже застучала в сенях кадками и чашками, и через минуту стол, до того уставленный рыбными консервами и магазинным печеньем, приобретает куда более домашний вид.
- Если они вам только придутся по вкусу.
- Саклакх, - хвалит Умка с набитым ртом, - хорошее растение, ой, какое хорошее растение, сладкое, как огурец.
Но по способу приготовления и по вкусу это домашнее соленье скорее напоминает квашеную капусту. Вероятно, это красный петушиный гребешок, который называют еще капустой чукчей. Экзотический салат в другой миске даже слишком обильно полит глицеринообразным маслом, и это вызывает у меня недоверие и давно угасшие ассоциации. В детстве я выливал рыбий жир в горшок с цветами и знаю, что после этого по крайней мере гиацинты уже никогда не могли оправиться. Но ведь здесь мор-{285}жовый жир, который только по неосмотрительности можно сравнить с рыбьим жиром, этим безобидным пастеризованным молоком, а вместо мамы за мной следят три пары внимательных черных глаз, и острота двух из них отточена на мушке ружья. Ну что ж, после нескольких глотков, когда вкусовые органы уже вышли из строя, севурак кажется даже приятным. Из чего же все-таки делают этот салат?
- Вот это нырнак, - объясняет хозяйка, преисполнившись симпатии к незваному гостю, - мы собираем его в последние дни июня в каменистой тундре.
Маленькие округлые листья, по-видимому, принадлежат одному из видов арктической камнеломки. В салате четыре вида растений, в маринаде они все пожелтели. Растение с продолговатыми листьями, которое здесь называют сегнак, наверное, щавель, а тламкок - горец, кроме листьев в пищу идет и его луковицеобразный корень, богатый крахмалом. Эти растения и еще дюжину других, используемых для салатов и в супах, хозяйка собирает в точно установленные дни. Арктическая природа с ее хронической нехваткой времени подстегивает не хуже местной овощной лавки: опоздаешь - ничего не получишь. Но пища обитателей Дальнего Севера все-таки намного разнообразнее, чем можно заключить из вышеприведенного сравнения. Еще в начале нашего века Толль ломал голову над вопросом, почему северные народы не болеют цингой. Команда "Зари" тяжело страдала от этой профессиональной болезни первооткрывателей, а этот заправленный ворванью севурак мог бы изменить судьбу экспедиции. Мог бы, мог бы... История не признает этих слов. "Нет ничего вкуснее ягод, смешанных с жиром и сахаром!" Черника на языке эскимосов алаглукак. Мне пришлось нарисовать ее в дневнике, чтобы позднее определить, что это за ягода. Мои гостеприимные хозяева знают русский язык, но он для них официальный, а эскимосский язык - домашний. Как называются по-русски те или иные растения или ягоды, они не знают. Морошка и брусника созревают не каждый год.
От моржовою жира все разомлели, самая пора рассказывать сказки и петь песни. Что думает по этому поводу Умка? Может быть, расскажет что-нибудь про шамана?
- Каждый певец немного шаман. Видишь? - Умка показывает глубокий шрам, пересекающий кисть его ру-{286}ки. - Мы свежевали в море моржей, я хватил ножом по руке, но Тэпкелиан из нашей лодки остановил кровь. Теперь его сын очень хороший охотник, но умеет ли он останавливать кровь, я не знаю. Болезни попроще мы лечили сами. В доме всегда имелся ыпокак, - лишайник, которым, растерев его между ладоней, посыпали рану. Если кто болел чахоткой, сначала откармливали щенка чистой пищей, а потом лечили больного его жиром. Если, бывало, кто упадет в холодную воду, ему давали протухшее мясо...
- Ну, этим способом вряд ли вылечишься!
- Еще как вылечишься! Ты послушай меня! Человека кормили до тех пор, пока его всего не выворачивало, потом мяли ему живот, проверяли, не осталось ли там чего, и давали выпить горячего бульону... При переломе кости накладывали перевязку, мышечную боль и кровотечение старухи лечили массажем, а компрессы делали из медвежьих шкур, смочив их в горячей воде, чтобы ты знал...
Ты хотел послушать сказку? Ну, слушай. В Наукане по ту сторону реки жили девять братьев, они были сильнее всех. Давно это было. Все братья были хорошие бегуны и охотники, били морских животных и жили богато. А по эту сторону реки жил старик с внуком. Тоже сильный, но совсем один. Когда проводились состязания, он в них не участвовал, потому что те девять убивали всех, кто сильнее их. Потому-то он всегда и повторял, что я, мол, не такой уж силач. Братья охотились на нерпу, ночью вытаскивали чужие сети, ставили на их место свои пустые, а если хозяин сопротивлялся, убивали его. Или забирали себе морского зайца, оставляли хозяину только отрезанную голову. Старик учил внука: если они что-нибудь у тебя потребуют, отдай им все, не то они убьют тебя! Как-то был большой голод, мяса не было, все время дул сильный ветер. Даже в коптилку нечего было налить. В амбаре земляного жилища всегда хранился лишайник, из которого делали фитиль для коптилки, но с голодухи и его съели. Вот однажды, когда ветер утих, пошли все в море ставить сети, пошли девять силачей, пошел и внук с дедом. Внук остался последним, все уже вернулись домой, а они с дедом все еще рубили лед там, где теперь гора Ахтаравики, и самый сильный из девяти братьев тоже остался. Подошел он к ним в говорит: "Кто разрешил вам ставить здесь сети?" Старик отвечает: "Я приказал, {287} ведь здесь ничьей чужой не было отметки". В старые времена каждая семья в хороших местах ставила свою отметку. Самый сильный говорит: "Вытаскивайте свои сети, я выбрал себе это место". Старик говорит: "Не вытащим". На это самый сильный сказал: "Ты, старик, был сильным, думаешь, сейчас тоже сильный?" И стал душить его. Тогда внук взял нож и перерезал самому сильному сухожилия. Самый сильный говорит: "Что ты сделал? Теперь я умру!" Внук говорит: "Очень хорошо, слишком уж ты много убивал". Так тот и умер. Старик говорит: "Иди скажи остальным братьям, что старший брат их уже ловит нерпу". Внук пошел, говорит: "Почему вы дома сидите? Старший брат ждет вас с нартами". - "Ага, пойдем и мы!" Пошли они, нашли убитого брата, отвезли на нартах домой, решили на другой день старика вместе с внуком убить. Утром вышли, руки-ноги защищены панцирными ремнями. Спросили, как положено на войне: "Чем биться будем - копьем, луком или лучше будем бороться?" Старик давно еще сделал себе толстый лук, укрепил его камусом и оленьими жилами, натянул ремень из кожи морского зайца, стрелы были толщиной с большой палец с острыми наконечниками из моржового клыка и из берцовой кости оленя, были и тупые наконечники, чтобы не пускать крови, а только перебить кости. Старик говорит; "Будем стрелять из лука". Внуку говорит: "Целься самому младшему брату прямо в голову". Внук выстрелил стрелой с тупым наконечником - голова сразу с плеч долой. Братья тоже стреляли, но внуку каждый раз удавалось уклониться от стрел. Так он и убил их всех, но старик сказал: "Одного оставь в живых, чтобы было кому семью кормить". Старик воскликнул: "Мой внук убил восемь самых сильных братьев, но теперь родятся новые силачи, они будут лучше прежних, не станут убивать людей". Это хорошая сказка, я ее не раз слышал и никогда не забуду, чтобы ты знал.
- Умка, а петь вы умеете?
- Ха! Это каждый умеет!
- Так спойте что-нибудь!
- А что?
- Да все равно, что хотите.
- Я знавал старика Усеуна, он немножко прихрамывал и немножко шаманил. Когда я видел его в последний раз, он сочинил песню...
Умка поворачивается к хозяйке, и вполголоса они {288} вспоминают слова песни Усеуна, слова, не мелодию. Затем он поясняет мне географию песни:
- У нас в Наукане с одной стороны стояли земляные жилища и с другой стороны земляные жилища, а посередине текла небольшая речка. А песня - вот она.
И он уже поет - не откашливаясь, не набирая в легкие воздуха, как человек, для которого переход от речи к песне, из одного мира в другой так же естествен, как для нас переход с одного языка на другой. Близости к природе сопутствует близость к искусству. Вот песня Умки:
По ту сторону много мальчиков и девочек
по эту сторону много растений накаехак...
И тут же прерывает песню для делового замечания. Поистине антиматерию человек носит с собой как шапку-невидимку, достаточно простого движения, чтобы исчезнуть в зазеркальном мире или появиться оттуда. Умка объясняет:
- Чтобы ты знал: накаехак - это высокое растение с большими шапками цветов. Когда дует северный ветер, оно колышется, а когда колышется, то будто бы поет. Теперь я начну сначала:
По ту сторону много мальчиков и девочек
по эту сторону много растений накаехак
я растение накаехак
я пою пою
чтобы каждый рожденный младенец вырос большим
надо танцевать
чтобы каждый ребенок вырос большим
каждый ребенок должен танцевать
чтобы каждый ребенок вырос большим
потанцуем вместе
я растение
растение накаехак
накаехак
накаехак...
Яркая глянцевая картинка укоризненно смотрит на странного певца, который так независимо вступает в мир искусства, заставляя говорить засохшие стебли, могучие камни, влюбленные звезды, тысячи дружественных лиц тундры - своего отчего края.
Все они сопровождают меня по дороге домой. Уэлен готовится ко сну, грохочет прибой, усыпанный звездами небосвод медленно поворачивается вокруг Унпэнера - небесного столпа. {289}
КИНО
До начала сеанса остается десять минут, и юноши, собравшиеся в фойе, играют на бильярде.
- Желаете поиграть? - протягивает мне один из них кий.
Они следят за моей игрой с интересом, но скоро интерес уступает место деликатному сочувствию. В фойе клуба наступает тишина.
- Разрешите, я помогу вам, - говорит молодой охотник, подходит к другому концу стола и оттуда, где я вообще не видел возможности для удара, примеривается и бьет. Кий, как гарпун, летит на шар, шар отскакивает и ударяется о другой, и тут происходит то, что привело Оппенгеймера или Эйнштейна к открытию атомной бомбы и что мы теперь называем цепной реакцией. Шары со стуком ударяются друг о друга и исчезают в лузе, сопровождаемые негромким гулом одобрения.
- Позвольте, теперь я помогу вам, - произносит другой охотник и довольно быстро заканчивает игру.
- В ваших краях, наверное, редко играют на бильярде? - очень вежливо спрашивает кто-то.
Потом свет начинает мигать, и мы входим в небольшой демонстрационный зал. Недели две-три назад в Уэлен с Большой земли приехал милиционер, теперь он читает постановление об усилении борьбы с хулиганством. Рядом с ним, перед сценой, лицом к собравшимся, степенно сидит группа из семи человек, в особенно выразительных местах все они серьезно кивают головами. Милиционер бросает на меня взгляд и начинает говорить о применении постановления в условиях Уэлена. Время от времени, когда перестрелка приближается к клубу, а некоторые выстрелы звучат прямо под окнами, милиционер обращает взор к потолку и стоически изучает шарообразный абажур. Каждому ясно, что для охоты на уток слишком темно, так что в своевременности постановления можно не сомневаться. Затем он торжественно перечисляет результаты своих усилий, и то один, то другой из сидящих перед сценой задумчиво кивает головой, показывая два ряда крепких зубов. Все это сопровождается откровенными комментариями слушателей.
И на протяжении следующей недели семеро арестованных остаются в центре внимания, потому что разбушевавшаяся ночью погода задерживает прибытие самолета, {290} который бесплатно отвезет их на пятнадцать дней в камеру для арестантов. Так они и просидели в ряд все следующие дни, в зависимости от направления ветра, то на завалинке почтового отделения, то на завалинке сельсовета, наслаждаясь выпавшим на их долю вниманием и солеными шутками и покидая свое почетное место только по крайней нужде. За эту неделю пришло время улететь мне, и самую точную, самую любезную информацию я неизменно получал от них, так в конце концов в один чудесный ясный день мы оказались в Лаврентии одновременно. Однажды я видел, как они участливо потеснились под навесом, чтобы предложить место и папиросу проходящему мимо милиционеру. Но милиционер отказался.
ИСКУССТВО ТУККАЯ
Что я знал об искусстве чукчей? В дни, когда готовилась исследовательская экспедиция на Чукотский Нос, я посетил Игоря Лаврова, жившего в деревушке между Москвой и Ярославлем, недалеко от железной дороги. За пятнадцать лет работы на Чукотке, и в частности здесь, в Уэлене, он собрал коллекцию, составившую небольшой домашний музей. Игорь Лавров историк искусства, больше того - именно от него чукотские дети получали бумагу и цветные карандаши. Это происходило до войны и во время войны, когда в Уэлене никто еще не знал цветных карандашей. В тундре вы встретите далеко не-все краски. Если я не ошибаюсь, это Миддендорф обратил внимание на то, что у жителей тундры нет слова для обозначения одного из основных цветов. Некоторые цвета дети увидели впервые в жизни, получив цветные карандаши. Они рисовали прелестные картинки, преисполненные радости открытия красок, насыщенные фантазией и фантастикой.
У Лаврова я увидел и шедевры высокого искусства чукчей: небольшие фигурки, вырезанные из моржовой кости, и целые клыки с выгравированными на них сказочными сюжетами, а также сюжетами, в основе которых лежат подлинные события или народные предания: застывшие в штрихе фразы, выявленные в рисунке отношения, копье или слово, брошенные в решающий момент, - точно как у Уолта Диснея в серии картинок о Микки Маусе. Одним словом, больше, чем простая иллюстрация, но меньше, чем магнитофонная лента, хотя некоторые сю-{291}жеты были рассказаны так выразительно, что казалось, я слышу голос рассказчика. Лавров посоветовал мне в Уэлене обратиться к Туккаю и сам чуть не поехал вместе со мной.
Косторезная мастерская занимает здание второе по величине после новой школы. Говорят, раньше в нем помещалась торговая контора Свенсона. На Севере дерево не гниет, а выветривается. Ветры и пурга выдувают мягкую сердцевину, дощатые стены становятся шероховатыми, а старые бревна серебристыми и только что не сквозными. Эти видавшие виды стены, свидетели истории, дают укрытие архисовременной технике. У желтых стоматологических бормашин сидят резчики по кости, держа в руках отводной шланг с буром на конце. Дом сотрясается от работы десятков электромоторов.
Туккай расположился за столом, составляет отчет. Он в модных очках в толстой оправе, его черные волосы острижены очень коротко, как у новобранцев, а позднее, когда он водил меня по мастерской, я обратил внимание, что он ходит на скрипучем протезе. Как только он откладывает в сторону свои бумаги, суровое и неприветливое выражение сходит с его лица.
- Ругают, что мы не выполняем плана товаров ширпотреба. Вот я и выполняю его - на бумаге. Только и делаю, что даю массовую продукцию, а легенда так и лежит незаконченной...
Бивень длиной сантиметров в шестьдесят до половины покрыт выгравированными на нем рисунками. Это целая повесть. Сначала я хочу узнать, что это за история.
- Мне рассказывал ее один охотник из деревни Янранай, сам он слышал ее от жителей Янракинота. В одной яранге жил молодой охотник со своей женой и дряхлым дедом. Сын охотился и приносил домой много тюленей. Старик стал ему выговаривать: "Сын, если ты убьешь слишком много зверей, весной нам придется часть их выбросить". Сын не послушался, но когда потеплело, они выбросили много мяса. Неподалеку от их яранги поселилась полярная лисица, она и сожрала его.
Раз приходит охотник с охоты и ждет, когда жена выбежит ему навстречу, но ее нет и нет. Охотник вошел в ярангу, и что же он видит? Яранга пуста. Около очага валяется мешок с инструментами. Жена шила дождевик из кишок морского зайца, и незаконченная работа лежала тут же. {292}
Охотник принялся рассматривать следы. Они вели к морю, к тюленям, и уходили далеко по морскому дну. Так молодой охотник потерял свою жену. Прожил он один до наступления зимы, а после зимы опять настала весна. Как-то утром, когда он глядел с холма на море, подошла к нему лисица.
"Зачем ты пришла сюда? Я же бросил мясо около твоей норы!"
Тогда лисица откинула свою шкуру, и из-под нее показалось лицо молодой девушки.
"Я пришла помочь тебе найти твою жену".
Охотник очень обрадовался.
"Скоро встанет солнце, тюлени вылезут на лед, тогда я покажу тебе, где твоя жена".
Солнце стало пригревать, тюлени вылезли на лед.
"Следуй за мной, возьми с собой инныпи - гарпун - и сделай все так, как я тебя научу".
Идут они, идут, подошли к мысу.
"Посмотри на этих двух тюленей, которые лежат рядом, - та, которая с краю, и есть твоя жена".
Когда они подошли поближе, охотник увидел, что тюлениха откинула свою шкуру и из-под нее выглянуло лицо его жены. Охотник хотел бежать к ней, но лисица предупредила его: "Подкрадываться к ним нужно осторожно, а гарпун лучше отдай мне, ты можешь поранить ее, будет трудно залечить рану". Когда они подошли поближе, лисица бросила гарпун, но много ли у нее силы! Тюлени скрылись под водой.
"Не сердись, - сказала лисица, - лучше давай подкараулим твою жену, когда она пойдет собирать коренья. Муж останется ее сторожить, тут-то мы ее и поймаем. Приготовь ремень, как только она откинет шкуру, я перегрызу ту часть, которая прикрывает голову, и она не сможет снова в нее влезть". Когда подошло время, охотник и лисица сбежали вниз, на берег, связали женщину ремнем, лисица отгрызла у шкуры головку, тюлень скрылся под водой, и охотник унес жену домой. В яранге жена вылезла из тюленьей шкуры и стала такой, какой была прежде. Они стали жить как муж и жена, и охотник больше никогда не убивал слишком много тюленей".
Предположить, что эта история не может уместиться на одном клыке, было бы ошибкой. Она вполне там умещается, а иногда еще остается место для второй и для третьей истории. Не правда ли, эти клыки-повести можно {293} сравнить с книгой? По сути дела, они и есть книги. Это боковая ветвь того гигантского дерева, которое со временем выросло в письменную литературу, промежуточный этап изобразительной литературы, в которой картина, образ еще не стерлись до состояния стерильного иероглифа, а сохранили всю свою фольклорную конкретность и сочность. Гарпун в лапах лисицы. Охотник с распростертыми руками, бросающийся к женщине. Растерянность женщины - она хочет бежать к воде, но вдруг узнает своего бывшего мужа. На другом бивне, в сказке о великане Лёлгылыне (автор Эмкуль, 1946), я видел бурю: трое охотников в байдарке, они гребут, у всех волосы сбиты в сторону сильным ветром. Конкретность изображения не ограничивает фантазию арктического фольклора. Великан засовывает себе в рот кита, как рыбак соленую салаку. Восьмирукий келет подвешивает девушек, пришедших в лес за ягодами, на дерево, откуда их освобождает верный помощник - лиса. Фантазию и находчивость художника подстегивает не бегущий на восьми лапах келет, а дерево: ведь коренные жители Уэлена знают его только в виде обкатанного водой и льдами бревна, прибитого к берегу! Пожалуй, изображение дерева на этих рисунках и является самой большой неожиданностью. Представьте себе очень короткую трость с двумя ручками. Одна отгибается в одну, другая в другую сторону. Это похожее на египетскую капитель симметричное изображение тщательно заштриховано, чтобы выявить его округлость, и является традиционным образом дерева у чукчей. Оно лишено корней, но сюда докатились какие-то далекие отголоски слухов о кроне, покрытой листьями. (Из разговора с Умкой: "Барабанную палочку делают не из кости, а из дерева". - "Из какого дерева?" - "Из березы или из дуба". - "Откуда вы знаете про эти деревья?" "Собираем на берегу". По-видимому, под дубом следует понимать "крепкое дерево", а под березой - "крепкое, но не такое крепкое дерево".)