Страница:
— «Gloria in Excelsis…» [56]
Другие монахи присоединились к нему, а вместе с ними монахини, которые уже вообще плохо соображали, что происходит.
— Заткнись, папистская собака! — Дент кольнул доминиканца пикой в пухлые ягодицы. Тот застонал и навалился на лестницу, но продолжал петь.
Под ураганным огнем из дюжин амбразур монахи падали, кричали и дергались в смертельной агонии.
Морган, собравшийся с мыслями, подбежал к передней лестнице, оттолкнул трясущегося старого священника и подставил плечо под перекладину.
— Вверх! Вверх! Давайте. Вперед, ленивые псы, за мной!
Когда лестницы дотащили до стен, люди Моргана оттолкнули духовенство и сами полезли наверх. Теперь вся стена оказалась усыпана пестро одетыми корсарами. Несмотря на льющееся сверху кипящее масло и пушечные ядра, которые солдаты руками бросали вниз, пираты висели на лестницах и лезли вверх. Они лезли на стену, словно стремительный поток поднимающейся воды. Те из монахов, которые остались в живых, теперь пытались отползти в поле и скрыться там.
Генри Морган одним из первых вскарабкался на парапет в залитых кровью остатках рубашки и изодранных в клочья штанах. Вокруг свистели пули, но он на мгновение остановился, чтобы оценить ситуацию.
Головорезы Харрингтона и бандиты Трибитора тоже оказались на стене.
— Наверх, братья! Наверх, за Англию! Еще немного — и крепость ваша, парни!
Следуя за адмиралом, бандиты вначале очистили орудийную площадку, а потом пробились во двор, где испанские солдаты сражались не на жизнь, а на смерть, пока их не оттеснили численно превышающие силы нападающих. Некоторые раненые отползли в сторону в поисках хотя бы временного спасения в подвалах и складах, битком забитых горожанами, которые сбежались в Ла-Глорию во время взятия Сан-Иеронимо.
Кастельон был не менее опытен в воинском деле, чем Морган, и руководил обороной с холодной расчетливостью, присущей ветеранам. Вовсю работавший пикой Джекмен заметил, что алькальд убил по меньшей мере трех пиратов, прежде чем, размахивая выкованным в Толедо мечом, он с остатками гарнизона отступил в трапезную старших офицеров.
Импровизированный таран из валявшегося во дворе бревна скоро вдребезги разбил дверь столовой.
Не понадобилось много времени, чтобы загнать уцелевших испанцев в тупик у дальней стены длинной залы.
— Сантьяго! Сантьяго! Да здравствует король! — Кастельон продолжал подбадривать жалкие остатки защитников крепости. И Генри Морган приказал своим людям отойти немного назад. Убедившись, что стрельба прекратилась, он переступил через упавшие тела и оказался перед свирепым алькальдом.
— Позволь мне прикончить эту свинью, — попросил Джекмен, сплюнул на ладони и взялся за пику.
Морган огрызнулся:
— Отойди, Энох. Я сам справлюсь с этим паладином.
На плохом испанском Морган предложил Кастельону выступить вперед и сам сделал три шага вперед от своих флибустьеров, которые столпились в помещении. Они стояли, глядя на темные лица сбившихся в кучку врагов. Тяжело дыша, мокрые от пота, береговые братья смотрели, как их адмирал опустил свой палаш и как дон Ипполито де Кастельон перешагнул через труп аркебузира. С горделивой осанкой, бледным и забрызганным кровью лицом, он держал в левой руке незаряженный пистолет, а в правой обоюдоострый меч.
— Ты сражался как храбрый солдат, — сообщил Морган своему врагу. — Ни один другой подданный твоего короля не мог бы обороняться более отважно. Я предлагаю тебе сдаться.
— Нет, никогда, — ответил Кастельон, не сводя глаз с победителя. Он много слышал о Моргане — о его набегах на Гранаду, Пуэрто-дель-Принсипе и Трухильо, и часто пытался представить себе, как он выглядит. — Нет, лютеранин, Кастельон не сдается, чтобы его потом прикончили как собаку. Как мои предки умирали, но не сдавались поганым маврам, так и я паду в схватке с еретиком англичанином.
Лицо Моргана покраснело.
— Я даю тебе слово джентльмена, что тебя не повесят, сеньор алькальд. И всех твоих храбрецов тоже отпустят на свободу.
Это была величественная картина: с одной стороны остатки гарнизона, забаррикадировавшиеся перевернутым столом, с другой — обрадованные братья, с триумфом ожидающие сигнала к продолжению резни.
Нахмурив брови, Кастельон бесстрашно ответил:
— Нет! Клянусь Божьей Матерью Толедо, я не приму от тебя милости.
— Эй, Гарри! Вот жена старого хрыча, — крикнул один из корсаров. — Если ты хочешь оставить его в живых, может, она уговорит его сдаться.
— Горе мне, — простонал алькальд. — До какого позора я дожил!
Вперед вытолкнули донью Кастельон и ее двух дочерей-подростков, растрепанных и насмерть перепуганных. Упав на колени, они молились, и плакали, и умоляли своего отца и мужа принять милость английского адмирала.
— Прощайте! — Кастельон низко поклонился жене и поднес к губам рукоятку меча. — Прощайте навсегда, любимые! Идите с миром. Я буду ждать вас в раю. Давайте, друзья, умрем как настоящие мужчины!
Подняв меч, алькальд двинулся вперед, но тут Джекмен не выдержал:
— Вот тебе за Кейт Пайн! — Тяжелый абордажный пистолет уроженца Новой Англии громко рявкнул. Алькальд Порто-Бельо остановился и, медленно разворачиваясь от удара пули и под отчаянные вопли своей семьи упал на тела людей, которыми он так хорошо командовал.
Глава 18
Глава 19
Другие монахи присоединились к нему, а вместе с ними монахини, которые уже вообще плохо соображали, что происходит.
— Заткнись, папистская собака! — Дент кольнул доминиканца пикой в пухлые ягодицы. Тот застонал и навалился на лестницу, но продолжал петь.
Под ураганным огнем из дюжин амбразур монахи падали, кричали и дергались в смертельной агонии.
Морган, собравшийся с мыслями, подбежал к передней лестнице, оттолкнул трясущегося старого священника и подставил плечо под перекладину.
— Вверх! Вверх! Давайте. Вперед, ленивые псы, за мной!
Когда лестницы дотащили до стен, люди Моргана оттолкнули духовенство и сами полезли наверх. Теперь вся стена оказалась усыпана пестро одетыми корсарами. Несмотря на льющееся сверху кипящее масло и пушечные ядра, которые солдаты руками бросали вниз, пираты висели на лестницах и лезли вверх. Они лезли на стену, словно стремительный поток поднимающейся воды. Те из монахов, которые остались в живых, теперь пытались отползти в поле и скрыться там.
Генри Морган одним из первых вскарабкался на парапет в залитых кровью остатках рубашки и изодранных в клочья штанах. Вокруг свистели пули, но он на мгновение остановился, чтобы оценить ситуацию.
Головорезы Харрингтона и бандиты Трибитора тоже оказались на стене.
— Наверх, братья! Наверх, за Англию! Еще немного — и крепость ваша, парни!
Следуя за адмиралом, бандиты вначале очистили орудийную площадку, а потом пробились во двор, где испанские солдаты сражались не на жизнь, а на смерть, пока их не оттеснили численно превышающие силы нападающих. Некоторые раненые отползли в сторону в поисках хотя бы временного спасения в подвалах и складах, битком забитых горожанами, которые сбежались в Ла-Глорию во время взятия Сан-Иеронимо.
Кастельон был не менее опытен в воинском деле, чем Морган, и руководил обороной с холодной расчетливостью, присущей ветеранам. Вовсю работавший пикой Джекмен заметил, что алькальд убил по меньшей мере трех пиратов, прежде чем, размахивая выкованным в Толедо мечом, он с остатками гарнизона отступил в трапезную старших офицеров.
Импровизированный таран из валявшегося во дворе бревна скоро вдребезги разбил дверь столовой.
Не понадобилось много времени, чтобы загнать уцелевших испанцев в тупик у дальней стены длинной залы.
— Сантьяго! Сантьяго! Да здравствует король! — Кастельон продолжал подбадривать жалкие остатки защитников крепости. И Генри Морган приказал своим людям отойти немного назад. Убедившись, что стрельба прекратилась, он переступил через упавшие тела и оказался перед свирепым алькальдом.
— Позволь мне прикончить эту свинью, — попросил Джекмен, сплюнул на ладони и взялся за пику.
Морган огрызнулся:
— Отойди, Энох. Я сам справлюсь с этим паладином.
На плохом испанском Морган предложил Кастельону выступить вперед и сам сделал три шага вперед от своих флибустьеров, которые столпились в помещении. Они стояли, глядя на темные лица сбившихся в кучку врагов. Тяжело дыша, мокрые от пота, береговые братья смотрели, как их адмирал опустил свой палаш и как дон Ипполито де Кастельон перешагнул через труп аркебузира. С горделивой осанкой, бледным и забрызганным кровью лицом, он держал в левой руке незаряженный пистолет, а в правой обоюдоострый меч.
— Ты сражался как храбрый солдат, — сообщил Морган своему врагу. — Ни один другой подданный твоего короля не мог бы обороняться более отважно. Я предлагаю тебе сдаться.
— Нет, никогда, — ответил Кастельон, не сводя глаз с победителя. Он много слышал о Моргане — о его набегах на Гранаду, Пуэрто-дель-Принсипе и Трухильо, и часто пытался представить себе, как он выглядит. — Нет, лютеранин, Кастельон не сдается, чтобы его потом прикончили как собаку. Как мои предки умирали, но не сдавались поганым маврам, так и я паду в схватке с еретиком англичанином.
Лицо Моргана покраснело.
— Я даю тебе слово джентльмена, что тебя не повесят, сеньор алькальд. И всех твоих храбрецов тоже отпустят на свободу.
Это была величественная картина: с одной стороны остатки гарнизона, забаррикадировавшиеся перевернутым столом, с другой — обрадованные братья, с триумфом ожидающие сигнала к продолжению резни.
Нахмурив брови, Кастельон бесстрашно ответил:
— Нет! Клянусь Божьей Матерью Толедо, я не приму от тебя милости.
— Эй, Гарри! Вот жена старого хрыча, — крикнул один из корсаров. — Если ты хочешь оставить его в живых, может, она уговорит его сдаться.
— Горе мне, — простонал алькальд. — До какого позора я дожил!
Вперед вытолкнули донью Кастельон и ее двух дочерей-подростков, растрепанных и насмерть перепуганных. Упав на колени, они молились, и плакали, и умоляли своего отца и мужа принять милость английского адмирала.
— Прощайте! — Кастельон низко поклонился жене и поднес к губам рукоятку меча. — Прощайте навсегда, любимые! Идите с миром. Я буду ждать вас в раю. Давайте, друзья, умрем как настоящие мужчины!
Подняв меч, алькальд двинулся вперед, но тут Джекмен не выдержал:
— Вот тебе за Кейт Пайн! — Тяжелый абордажный пистолет уроженца Новой Англии громко рявкнул. Алькальд Порто-Бельо остановился и, медленно разворачиваясь от удара пули и под отчаянные вопли своей семьи упал на тела людей, которыми он так хорошо командовал.
Глава 18
ЖЕЛЕЗО, ВЕРЕВКА И ОГОНЬ
К закату даже чувство ужаса притупилось в Порто-Бельо. Руины его разоренных укреплений Сан-Иеронимо и Ла-Глория дымились. Вдали раздавались выстрелы, это бандиты Гасконца стреляли по нескольким отчаявшимся женщинам, которые предпочли попытаться проплыть полмили среди акул и барракуд тем нежностям, которые они могли получить от лютеран.
Только Генри Морган, казалось, не чувствовал усталости; он бродил по городу в сопровождении небольшого отряда с «Золотого будущего». В узловых точках Порто-Бельо он поставил пикеты, приказал выставить часовых у небольших лодок и, несмотря на всеобщее возмущение, запретил грабеж.
На батареях и в фортах рядом с гаванью оставалось в три раза больше испанских солдат, чем у него людей, поэтому надо было соблюдать осторожность.
Капитан Трибитор, тоже разумный человек, держал своих людей в узде. Джереми Дент думал только об одном, поэтому он повел своих людей в сырые и мрачные подвалы под крепостью Ла-Глория.
— Смотрите хорошенько вы все, может, кто-то из вас жалеет о том, что случилось, — сказал им Дент, высоко поднимая свой факел. — За той дверью святая инквизиция поет псалмы о спасении душ и читает молитвы.
И он снова почувствовал боль в своих изуродованных пальцах. Слишком хорошо ему врезался в память мальтийский крест, вырезанный на каменной панели над дверью в камеру пыток. Судя по состоянию пыточных инструментов, у святой инквизиции недавно была работенка. Ни растяжка, ни дыба не успели покрыться пылью, и ни следа ржавчины не нашлось на ящике с углями, где должны были раскаляться пыточные инструменты.
— Черт — просто волосы дыбом встают, — ахнул молодой пират.
— Еще бы, — подтвердил Дент. — Давайте посмотрим, над кем трудились их преподобия. Пойдем. Камеры внизу.
Вначале они наткнулись на молодого индейца, беспомощного, словно огромный коричневый жук, потому что глаза у него были выжжены, а плечи вывернуты на растяжке.
— Да, в этой конуре умер мой кровный брат Уилл Броквей. А еще раньше раскаленными красными щипцами беднягу Нэда Дженкинса разорвали на кусочки. Сколько здесь подземелий, спрашиваете? — Он жутко рассмеялся. — Ну, есть еще два и… — Он остановился. — Слушайте!
В подземелье раздался тяжелый протяжный стон, словно зимней ночью выла запертая собака.
— Кто это? — Голос Дента эхом раздался в темном проходе из дикого камня. — Кто здесь?
— Помогите! Ради Бога, спасите нас!
— Англичане! Клянусь Богом! Они говорят по-английски! — Пираты с грохотом отодвинули тяжелые засовы. Хотя его товарищи поморщились от отвратительного запаха, Дент смело вошел и поднял факел, осветивший низенькую, выложенную камнем камеру.
Одиннадцать отощавших фигур с огромными кандалами на ногах лежали на такой грязной охапке соломы, что от нее воняло, словно в конюшне.
— Билл? — прохрипела одна из жутких фигур. — Похоже, мы уже умерли. Я слышал английскую речь.
Один из бледных, тощих и совершенно обнаженных людей прикрыл глаза ладонью от света, а потом спросил:
— Скажите, друзья, вы… вы есть на самом деле?
— Клянусь Богом, да, — отозвался один из пришедших. — А кто вы?
— Мы?.. Я — Роджер Сейлс из Ярмута.
Корсары разразились ужасными проклятиями и без труда вытащили грязных, отощавших и обезумевших от радости пленников на свежий воздух. Только при дневном свете можно было разглядеть, в каком жутком состоянии они находились. У половины из них не хватало ноздрей и ушей. Двое были слепы; на месте глаз зияли гноящиеся впадины. У еще двоих были переломаны ноги, так что они уже никогда не смогут ходить.
При свете свечей Дэвид Армитедж пытался приложить все свое искусство и от всей души проклинал Яна Эксквемелина, который бросил раненых и отправился на поиски добычи. С покрасневшими глазами, валясь с ног от усталости, виргинец выбивался из сил, перевязывая бесконечные раны и пытаясь запомнить все, что он увидел за день.
Наконец под длинными усами адмирала блеснула улыбка. Слава Богу, он сделал это! Он захватил могущественный Порто-Бельо, и ему потребовалось даже меньше людей чем Дрейку или Паркеру в 1601 году. Он чувствовал огромное удовлетворение от того, что долго еще Порто-Бельо не сможет представлять угрозу ни для Ямайки, ни для Барбадоса и других колоний его британского величества в Вест-Индии.
Постепенно над фортом Сантьяго-де-ла-Глория установилась относительная тишина, но в городе продолжались грабеж и попойка. Наполовину пьяные, немытые бандиты прыгали вокруг костров, нацепив на себя разукрашенные парадные шляпы, бальные платья и другие женские тряпки, которые они отыскали в будуарах жен купцов
К концу недели «Дивная гавань» [57] оказалась настолько разграбленной, что даже самые кровожадные пираты почувствовали себя удовлетворенными при виде огромной, сверкающей груды поживы, которая лежала в красивом каменном здании таможни, по-испански — адуаны Эта груда достигла почти чудовищных размеров.
Двумя днями раньше адмирал объявил, что он считает что несчастные жители города отдали им все до последней монеты, но Гасконец, Сенолв, Рикс, Ганто и многие другие капитаны только зло усмехались и клялись, что можно содрать с них еще столько же. Эти негодяи грубо напомнили Моргану о его обещании, данном накануне атаки поэтому он обругал их, но позволил поступать с пленными как они считают нужным. Длинная вереница горожан, у которых были хоть какие-то сбережения, дрожащих от страха и умоляющих о пощаде прошла через ту хорошо оборудованную камеру пыток под фортом Ла-Глория. Никого не щадили — ни юнцов, ни убеленных сединами старцев, ни толстых купцов.
Сопротивление тех глав семейств, которые оставались непреклонными даже после выдирания ногтей, растяжки и дыбы, пытались сломить угрозой привести их жен и дочерей, раздеть, привязать к каменной стене и изнасиловать.
Чаще всего допрашиваемому требовалось только увидеть пыточную камеру, и он уже был готов говорить и вспоминал о потайном шкафе или зарытом в саду кувшине.
Самой эффективной оказалась пытка под названием «испанская лебедка», или «венец сатаны». На веревке завязывали узлы, а потом закручивали ее на голове над бровями. С помощью пистолетной рукоятки веревку постепенно стягивали, пока от невыносимого давления у пленного не выскакивали глаза из орбит. Этот метод «допроса» оказался таким простым и быстрым, что его предпочитали более изощренным методам пытки.
И братьям ни разу не пришло в голову, что это несправедливо или незаконно. Они творили суд по законам Моисея. Разве испанцы не применяли те же пытки по отношению к другим, таким же беззащитным, как они сейчас? Даже Дэвид Армитедж, насмотревшийся и уже изнемогающий от вида всевозможных зверств, вынужден был признать, что испанцы пожинают урожай ненависти, который сами посеяли. Давно уже почувствовав отвращение ко всему происходящему, адмирал заперся в привычной каюте на борту «Золотого будущего», который сейчас стоял на якоре у почерневших руин Сан-Иеронимо, потому что гарнизоны, охранявшие форты Сан-Фелипе-де-Сотомайор и Сан-Фернандо, защищавшие вход в гавань Порто-Бельо, позорно сбежали без единого выстрела.
В Порто-Бельо царила неимоверная влажная духота.
Конечно, в подобном климате тяжело раненные должны были умереть, и они не выжили. Хотя высокий виргинец трудился изо всех сил, и Ян Эксквемелин иногда помогал ему, число умерших скоро превысило число оставшихся в живых раненых. Цена взятия Порто-Бельо росла, и уже наевшиеся стервятники жирели все больше и больше.
На десятый день после захвата города доктор Армитедж собрался хотя бы на несколько часов сбежать от воплей, преследовавших его в госпитале. Он решил вместе с четырьмя товарищами совершить вылазку по дороге Камино Реал.
Уставший Армитедж радовался возможности снова. побродить по окрестностям в поисках лечебных трав. Его руководителем был аптекарь, которого виргинец вырвал из когтей Ганто, и тот с удовольствием согласился показать ему разнообразные ценные растения и кустарники.
Альварадо Давилла рассказал Армитеджу, что листья растения мечоакана, отваренные в белом вине, помогают рассосать избыток флегмы; а сок бансануко — отличное противоядие при укусе многих змей, таких, как страшная табоба и коралловая змея. Корни габиллиуса, очищенные и высушенные, были отличным слабительным.
Медленно продвигаясь вперед с мушкетами за спиной, отдыхающие наслаждались открывавшимися перед ними лесными просторами. Густой лес вздымался по обеим сторонам вымощенной коричневым булыжником Камино Реал. Вот с ветки свешивается гнездо золотистой иволги: эти птички кропотливо сооружали гнезда на самых кончиках веток, чтобы до них не добрались змеи и мартышки. Сотни голубых, зеленых и золотистых попугаев мелькали мимо, словно пернатые стрелы. Кругом пели и щебетали туканы и певчие птицы. Когда они шли молча, то заметили на тропе нескольких оленей, диких свиней и забавных маленьких медведей.
— До отплытия я бы хотел обосноваться здесь, — заявил Поль Меньер, близкий приятель Армитеджа, который раньше был студентом-юристом. — Если я увижу еще один разлагающийся труп, я просто свихнусь.
Под высоким деревом братья приготовили пищу, запили обед вином и, вытянувшись, приготовились вздремнуть, пока солнце не уйдет из зенита и не станет прохладнее.
— Как вы думаете, сколько составит наша доля? — спросил Уоррен Клер, загорелый, покрытый татуировками боцман с «Дельфина». — Я думаю, не меньше трехсот дукатов.
— Нет, больше…
Не обращая внимания на разворачивающуюся дискуссию, Дэвид лежал на спине и думал о том, что его волновало. Доктор Эксквемелин оказался совершенным шарлатаном и к тому же грязнулей. Его надо было разоблачить, Этот мерзавец совсем не заслуживал трех дополнительных долей, которые полагались врачу. Да он смыслит в хирургии не больше самого тупого юнги! И к тому же жестокий подлец и мастер на клевету.
Заложив руки за голову, Армитедж вздохнул и улыбнулся, когда Клер захрапел. Сквозь полусомкнутые веки он заметил оленя, который вышел посмотреть на этих пришельцев, вторгнувшихся в его лес. Большие живые глаза зверя и его шевелящиеся уши напомнили ему об охоте в Виргинии.
Виргиния! Его снова захватило непреодолимое желание как можно скорее увидеть великолепную, залитую солнцем Чесапикскую бухту с прекрасным водопадом и буйной природой. Сейчас он уже более чем удовлетворил свою жажду к приключениям и путешествиям. В результате похождений за последние три года он после этого плавания сможет купить доходное место в одной из северных колоний.
Армитедж задремал, но мозг его все еще был занят проблемой лживых доносов Эксквемелина. Как только Морган позволяет себя обманывать? Вдыхая душистый цветочный запах, Армитедж задумался о Моргане, этом странном, полном противоречий человеке, которого он так хорошо узнал за эти годы. Он думал о Гарри, диком и свирепом, который возглавил атаку на Сан-Иеронимо. Но это совершенно не тот Морган, которого он слушал на Ямайке: умный, проницательный стратег, который объяснял, почему следует захватить Санта-Каталину.
«Если его поддержать, — сказал себе Армитедж, — то Гарри Морган станет величайшим английским завоевателем нашего времени».
«Интересно, — текли дальше его мысли, — сколько придется выложить за место врача, скажем, в Нью-Хевене? Три тысячи фунтов, а может, четыре? Да, четырех тысяч должно с лихвой хватить».
Он свернулся калачиком и заснул. Он не знал, сколько Проспал, когда его разбудил тревожный крик.
Резко открыв глаза, он увидел множество смуглокожих лиц, сгрудившихся у костра. На них были железные латы, грязные желтые мундиры и высокие кожаные ботинки. Испанцы!
Армитедж решил умереть, раз уж ему так суждено, но не сдаваться. Об этих солдатах необходимо предупредить Моргана. Он не успел схватить оружие, поэтому отбивался голыми руками, пока его не ударили по голове тупым концом алебарды. Перед глазами все закружилось, и Дэвид Армитедж надолго впал в забытье.
Только благодаря своему на редкость тонкому слуху маленький аптекарь сумел заранее почувствовать приближение солдат и незамеченным шмыгнуть в кусты. Там он притаился и принялся решать проблему, что ему будет выгоднее: присоединиться к напавшим или поспешно вернуться, чтобы предупредить адмирала лютеран?
Чашу весов перевесила всем известная щедрость Моргана по отношению к тем, кто оказал ему услугу, поэтому, пригибаясь и шныряя между кустов, Альварадо Давилла мчался по лесу, пока снова не оказался на Камино Реал. А там аптекарь развил такую скорость, что у адмирала оказалось достаточно времени, чтобы выставить в засаду отряд в сотню лучших стрелков. Он давно уже не пользовался луками, хотя стальная стрела могла в абсолютной тишине спокойно пробить стальные латы толщиной в четверть дюйма на расстоянии в сто ярдов.
Поэтому никто не был озадачен, когда на дороге появился дон Аугустин со своими людьми и выслал вперед трубача с белым флагом. Испуганный и дрожащий трубач объявил адмиралу Моргану, что если он немедленно не уберется отсюда вместе со своими войсками, то ему не будет пощады от солдат его католического величества.
Развалившись на возвышении на импровизированном троне в богато украшенной зале королевской таможни, Морган принял посланца. Он улыбнулся и фыркнул, а потом поистине гомерически расхохотался. К этому хохоту дружно присоединились капитаны и их помощники. Они смеялись так, что у них слезы выступили на глазах.
Неожиданно адмирал перестал смеяться и наклонился с кресла:
— Убирайся с моих глаз, щенок, и передай своему драгоценному начальнику, что если он не заплатит мне сто тысяч золотом, то я разрушу его крепости и сожгу город.
Медленно тянулись дни, пока награбленное добро постепенно уносили на берег с помощью добровольцев из индейцев, которые всегда были рады помочь всем врагам испанцев, упаковывали в тюки и грузили на пиратские корабли.
— Ха! Похоже, прибыл выкуп, — воскликнул рыжебородый боцман, командир отряда, охранявшего батареи, которые держали под прицелом подходы к Порто-Бельо со стороны Панамы. Прибывшая депутация привезла с собой свиток — послание от главнокомандующего армией и губернатора Панамы, который они желали вручить его превосходительству адмиралу.
Генри Морган лично наблюдал за погрузкой, записью и оценкой драгоценностей, а потом принял документ. Пробежав его глазами, он разразился жуткими проклятьями, которые быстро сменились таким громким хохотом, что один испуганный пират уронил мешок с серебряными монетами, и они рассыпались среди мебели, свертков тканей, коробок, шкатулок и сундуков.
— Прочти, Гарри, что еще нам пишет старый осел?
— Ну, он просит, чтобы я предоставил в его распоряжение образец оружия, с которым мы одержали такую доблестную победу над таким славным городом! Как вам это нравится? Энох, как по-твоему, что ему послать?
Уроженец Новой Англии задумчиво хлопнул себя по щеке, где сидел москит. Все капитаны удивленно переглянулись, когда он вытащил из-за пояса пару превосходных французских абордажных пистолетов.
— Вот оружие, которым я убил Кастельона. Подойдет в качестве образца?
— Клянусь хвостом сатаны! У тебя отличное чувство юмора, Энох, — воскликнул Морган. — Ты решил эту проблему. Уилл! Оторви мне кусок от той расшитой золотом юбки, а ты, Ахилл, дай мне пару пуль. Кэт, — проревел Морган. — Напиши послание доблестному и храброму превосходительству дону Аугустино де Бракамонте. Напиши, что это «превосходный образец» того оружия, с которым мы взяли Порто-Бельо. Скажи ему, что он может держать у себя пистолет год, а через год мы придем за ним.
Итак, после двухнедельной оккупации города пираты разломали три пушки, которые они решили не брать с собой, и отплыли, нагрузив трюмы золотом и забив все палубы тремя сотнями надежно закованных в кандалы рабов.
— Ну, Гарри. — Джекмен, стоя вполоборота, наблюдал, как земля Кастильо-дель-Оро постепенно скрывалась из виду. — Ты завоевал береговому братству победу, о которой будут говорить по всему свету. Думаю, ты доволен?
Адмирал улыбнулся.
— Неплохо, Энох, для первого настоящего удара.
Они стояли вдвоем и смотрели на бегущие облака.
Заметив на лице уроженца Новой Англии озабоченное выражение, Морган спросил его о причине беспокойства.
— Я подумал о том, как нас встретит сэр Томас, потому что в комиссии сказано…
— …что нам дается каперское полномочие на военные действия с донами на море, и только. — Морган, нахмурившись, сплюнул через поручень. — Я надеюсь, что размер доли сэра Томаса и короля убедит их отнестись к этому разумно. Я рассчитываю на это.
Джекмен немного помолчал, а потом произнес:
— Я думаю, ты прав, но…
— Но что?
— Ты помнишь этого напудренного секретаря из Уайтхолла, этого труса Бекфорда? Разве он не постарается причинить нам неприятности, даже если сэр Томас согласится с нами? Как, по-твоему, белоручки лорды Торговой палаты посмотрят на твой набег? У капитана Мингса, мне помнится, конфисковали все его богатство, а самого повесили за гораздо менее наглое нарушение комиссии. Эти проклятые законники в Англии никогда не смотрят на дело с нашей точки зрения.
Только Генри Морган, казалось, не чувствовал усталости; он бродил по городу в сопровождении небольшого отряда с «Золотого будущего». В узловых точках Порто-Бельо он поставил пикеты, приказал выставить часовых у небольших лодок и, несмотря на всеобщее возмущение, запретил грабеж.
На батареях и в фортах рядом с гаванью оставалось в три раза больше испанских солдат, чем у него людей, поэтому надо было соблюдать осторожность.
Капитан Трибитор, тоже разумный человек, держал своих людей в узде. Джереми Дент думал только об одном, поэтому он повел своих людей в сырые и мрачные подвалы под крепостью Ла-Глория.
— Смотрите хорошенько вы все, может, кто-то из вас жалеет о том, что случилось, — сказал им Дент, высоко поднимая свой факел. — За той дверью святая инквизиция поет псалмы о спасении душ и читает молитвы.
И он снова почувствовал боль в своих изуродованных пальцах. Слишком хорошо ему врезался в память мальтийский крест, вырезанный на каменной панели над дверью в камеру пыток. Судя по состоянию пыточных инструментов, у святой инквизиции недавно была работенка. Ни растяжка, ни дыба не успели покрыться пылью, и ни следа ржавчины не нашлось на ящике с углями, где должны были раскаляться пыточные инструменты.
— Черт — просто волосы дыбом встают, — ахнул молодой пират.
— Еще бы, — подтвердил Дент. — Давайте посмотрим, над кем трудились их преподобия. Пойдем. Камеры внизу.
Вначале они наткнулись на молодого индейца, беспомощного, словно огромный коричневый жук, потому что глаза у него были выжжены, а плечи вывернуты на растяжке.
— Да, в этой конуре умер мой кровный брат Уилл Броквей. А еще раньше раскаленными красными щипцами беднягу Нэда Дженкинса разорвали на кусочки. Сколько здесь подземелий, спрашиваете? — Он жутко рассмеялся. — Ну, есть еще два и… — Он остановился. — Слушайте!
В подземелье раздался тяжелый протяжный стон, словно зимней ночью выла запертая собака.
— Кто это? — Голос Дента эхом раздался в темном проходе из дикого камня. — Кто здесь?
— Помогите! Ради Бога, спасите нас!
— Англичане! Клянусь Богом! Они говорят по-английски! — Пираты с грохотом отодвинули тяжелые засовы. Хотя его товарищи поморщились от отвратительного запаха, Дент смело вошел и поднял факел, осветивший низенькую, выложенную камнем камеру.
Одиннадцать отощавших фигур с огромными кандалами на ногах лежали на такой грязной охапке соломы, что от нее воняло, словно в конюшне.
— Билл? — прохрипела одна из жутких фигур. — Похоже, мы уже умерли. Я слышал английскую речь.
Один из бледных, тощих и совершенно обнаженных людей прикрыл глаза ладонью от света, а потом спросил:
— Скажите, друзья, вы… вы есть на самом деле?
— Клянусь Богом, да, — отозвался один из пришедших. — А кто вы?
— Мы?.. Я — Роджер Сейлс из Ярмута.
Корсары разразились ужасными проклятиями и без труда вытащили грязных, отощавших и обезумевших от радости пленников на свежий воздух. Только при дневном свете можно было разглядеть, в каком жутком состоянии они находились. У половины из них не хватало ноздрей и ушей. Двое были слепы; на месте глаз зияли гноящиеся впадины. У еще двоих были переломаны ноги, так что они уже никогда не смогут ходить.
При свете свечей Дэвид Армитедж пытался приложить все свое искусство и от всей души проклинал Яна Эксквемелина, который бросил раненых и отправился на поиски добычи. С покрасневшими глазами, валясь с ног от усталости, виргинец выбивался из сил, перевязывая бесконечные раны и пытаясь запомнить все, что он увидел за день.
Наконец под длинными усами адмирала блеснула улыбка. Слава Богу, он сделал это! Он захватил могущественный Порто-Бельо, и ему потребовалось даже меньше людей чем Дрейку или Паркеру в 1601 году. Он чувствовал огромное удовлетворение от того, что долго еще Порто-Бельо не сможет представлять угрозу ни для Ямайки, ни для Барбадоса и других колоний его британского величества в Вест-Индии.
Постепенно над фортом Сантьяго-де-ла-Глория установилась относительная тишина, но в городе продолжались грабеж и попойка. Наполовину пьяные, немытые бандиты прыгали вокруг костров, нацепив на себя разукрашенные парадные шляпы, бальные платья и другие женские тряпки, которые они отыскали в будуарах жен купцов
К концу недели «Дивная гавань» [57] оказалась настолько разграбленной, что даже самые кровожадные пираты почувствовали себя удовлетворенными при виде огромной, сверкающей груды поживы, которая лежала в красивом каменном здании таможни, по-испански — адуаны Эта груда достигла почти чудовищных размеров.
Двумя днями раньше адмирал объявил, что он считает что несчастные жители города отдали им все до последней монеты, но Гасконец, Сенолв, Рикс, Ганто и многие другие капитаны только зло усмехались и клялись, что можно содрать с них еще столько же. Эти негодяи грубо напомнили Моргану о его обещании, данном накануне атаки поэтому он обругал их, но позволил поступать с пленными как они считают нужным. Длинная вереница горожан, у которых были хоть какие-то сбережения, дрожащих от страха и умоляющих о пощаде прошла через ту хорошо оборудованную камеру пыток под фортом Ла-Глория. Никого не щадили — ни юнцов, ни убеленных сединами старцев, ни толстых купцов.
Сопротивление тех глав семейств, которые оставались непреклонными даже после выдирания ногтей, растяжки и дыбы, пытались сломить угрозой привести их жен и дочерей, раздеть, привязать к каменной стене и изнасиловать.
Чаще всего допрашиваемому требовалось только увидеть пыточную камеру, и он уже был готов говорить и вспоминал о потайном шкафе или зарытом в саду кувшине.
Самой эффективной оказалась пытка под названием «испанская лебедка», или «венец сатаны». На веревке завязывали узлы, а потом закручивали ее на голове над бровями. С помощью пистолетной рукоятки веревку постепенно стягивали, пока от невыносимого давления у пленного не выскакивали глаза из орбит. Этот метод «допроса» оказался таким простым и быстрым, что его предпочитали более изощренным методам пытки.
И братьям ни разу не пришло в голову, что это несправедливо или незаконно. Они творили суд по законам Моисея. Разве испанцы не применяли те же пытки по отношению к другим, таким же беззащитным, как они сейчас? Даже Дэвид Армитедж, насмотревшийся и уже изнемогающий от вида всевозможных зверств, вынужден был признать, что испанцы пожинают урожай ненависти, который сами посеяли. Давно уже почувствовав отвращение ко всему происходящему, адмирал заперся в привычной каюте на борту «Золотого будущего», который сейчас стоял на якоре у почерневших руин Сан-Иеронимо, потому что гарнизоны, охранявшие форты Сан-Фелипе-де-Сотомайор и Сан-Фернандо, защищавшие вход в гавань Порто-Бельо, позорно сбежали без единого выстрела.
В Порто-Бельо царила неимоверная влажная духота.
Конечно, в подобном климате тяжело раненные должны были умереть, и они не выжили. Хотя высокий виргинец трудился изо всех сил, и Ян Эксквемелин иногда помогал ему, число умерших скоро превысило число оставшихся в живых раненых. Цена взятия Порто-Бельо росла, и уже наевшиеся стервятники жирели все больше и больше.
На десятый день после захвата города доктор Армитедж собрался хотя бы на несколько часов сбежать от воплей, преследовавших его в госпитале. Он решил вместе с четырьмя товарищами совершить вылазку по дороге Камино Реал.
Уставший Армитедж радовался возможности снова. побродить по окрестностям в поисках лечебных трав. Его руководителем был аптекарь, которого виргинец вырвал из когтей Ганто, и тот с удовольствием согласился показать ему разнообразные ценные растения и кустарники.
Альварадо Давилла рассказал Армитеджу, что листья растения мечоакана, отваренные в белом вине, помогают рассосать избыток флегмы; а сок бансануко — отличное противоядие при укусе многих змей, таких, как страшная табоба и коралловая змея. Корни габиллиуса, очищенные и высушенные, были отличным слабительным.
Медленно продвигаясь вперед с мушкетами за спиной, отдыхающие наслаждались открывавшимися перед ними лесными просторами. Густой лес вздымался по обеим сторонам вымощенной коричневым булыжником Камино Реал. Вот с ветки свешивается гнездо золотистой иволги: эти птички кропотливо сооружали гнезда на самых кончиках веток, чтобы до них не добрались змеи и мартышки. Сотни голубых, зеленых и золотистых попугаев мелькали мимо, словно пернатые стрелы. Кругом пели и щебетали туканы и певчие птицы. Когда они шли молча, то заметили на тропе нескольких оленей, диких свиней и забавных маленьких медведей.
— До отплытия я бы хотел обосноваться здесь, — заявил Поль Меньер, близкий приятель Армитеджа, который раньше был студентом-юристом. — Если я увижу еще один разлагающийся труп, я просто свихнусь.
Под высоким деревом братья приготовили пищу, запили обед вином и, вытянувшись, приготовились вздремнуть, пока солнце не уйдет из зенита и не станет прохладнее.
— Как вы думаете, сколько составит наша доля? — спросил Уоррен Клер, загорелый, покрытый татуировками боцман с «Дельфина». — Я думаю, не меньше трехсот дукатов.
— Нет, больше…
Не обращая внимания на разворачивающуюся дискуссию, Дэвид лежал на спине и думал о том, что его волновало. Доктор Эксквемелин оказался совершенным шарлатаном и к тому же грязнулей. Его надо было разоблачить, Этот мерзавец совсем не заслуживал трех дополнительных долей, которые полагались врачу. Да он смыслит в хирургии не больше самого тупого юнги! И к тому же жестокий подлец и мастер на клевету.
Заложив руки за голову, Армитедж вздохнул и улыбнулся, когда Клер захрапел. Сквозь полусомкнутые веки он заметил оленя, который вышел посмотреть на этих пришельцев, вторгнувшихся в его лес. Большие живые глаза зверя и его шевелящиеся уши напомнили ему об охоте в Виргинии.
Виргиния! Его снова захватило непреодолимое желание как можно скорее увидеть великолепную, залитую солнцем Чесапикскую бухту с прекрасным водопадом и буйной природой. Сейчас он уже более чем удовлетворил свою жажду к приключениям и путешествиям. В результате похождений за последние три года он после этого плавания сможет купить доходное место в одной из северных колоний.
Армитедж задремал, но мозг его все еще был занят проблемой лживых доносов Эксквемелина. Как только Морган позволяет себя обманывать? Вдыхая душистый цветочный запах, Армитедж задумался о Моргане, этом странном, полном противоречий человеке, которого он так хорошо узнал за эти годы. Он думал о Гарри, диком и свирепом, который возглавил атаку на Сан-Иеронимо. Но это совершенно не тот Морган, которого он слушал на Ямайке: умный, проницательный стратег, который объяснял, почему следует захватить Санта-Каталину.
«Если его поддержать, — сказал себе Армитедж, — то Гарри Морган станет величайшим английским завоевателем нашего времени».
«Интересно, — текли дальше его мысли, — сколько придется выложить за место врача, скажем, в Нью-Хевене? Три тысячи фунтов, а может, четыре? Да, четырех тысяч должно с лихвой хватить».
Он свернулся калачиком и заснул. Он не знал, сколько Проспал, когда его разбудил тревожный крик.
Резко открыв глаза, он увидел множество смуглокожих лиц, сгрудившихся у костра. На них были железные латы, грязные желтые мундиры и высокие кожаные ботинки. Испанцы!
Армитедж решил умереть, раз уж ему так суждено, но не сдаваться. Об этих солдатах необходимо предупредить Моргана. Он не успел схватить оружие, поэтому отбивался голыми руками, пока его не ударили по голове тупым концом алебарды. Перед глазами все закружилось, и Дэвид Армитедж надолго впал в забытье.
Только благодаря своему на редкость тонкому слуху маленький аптекарь сумел заранее почувствовать приближение солдат и незамеченным шмыгнуть в кусты. Там он притаился и принялся решать проблему, что ему будет выгоднее: присоединиться к напавшим или поспешно вернуться, чтобы предупредить адмирала лютеран?
Чашу весов перевесила всем известная щедрость Моргана по отношению к тем, кто оказал ему услугу, поэтому, пригибаясь и шныряя между кустов, Альварадо Давилла мчался по лесу, пока снова не оказался на Камино Реал. А там аптекарь развил такую скорость, что у адмирала оказалось достаточно времени, чтобы выставить в засаду отряд в сотню лучших стрелков. Он давно уже не пользовался луками, хотя стальная стрела могла в абсолютной тишине спокойно пробить стальные латы толщиной в четверть дюйма на расстоянии в сто ярдов.
Поэтому никто не был озадачен, когда на дороге появился дон Аугустин со своими людьми и выслал вперед трубача с белым флагом. Испуганный и дрожащий трубач объявил адмиралу Моргану, что если он немедленно не уберется отсюда вместе со своими войсками, то ему не будет пощады от солдат его католического величества.
Развалившись на возвышении на импровизированном троне в богато украшенной зале королевской таможни, Морган принял посланца. Он улыбнулся и фыркнул, а потом поистине гомерически расхохотался. К этому хохоту дружно присоединились капитаны и их помощники. Они смеялись так, что у них слезы выступили на глазах.
Неожиданно адмирал перестал смеяться и наклонился с кресла:
— Убирайся с моих глаз, щенок, и передай своему драгоценному начальнику, что если он не заплатит мне сто тысяч золотом, то я разрушу его крепости и сожгу город.
Медленно тянулись дни, пока награбленное добро постепенно уносили на берег с помощью добровольцев из индейцев, которые всегда были рады помочь всем врагам испанцев, упаковывали в тюки и грузили на пиратские корабли.
— Ха! Похоже, прибыл выкуп, — воскликнул рыжебородый боцман, командир отряда, охранявшего батареи, которые держали под прицелом подходы к Порто-Бельо со стороны Панамы. Прибывшая депутация привезла с собой свиток — послание от главнокомандующего армией и губернатора Панамы, который они желали вручить его превосходительству адмиралу.
Генри Морган лично наблюдал за погрузкой, записью и оценкой драгоценностей, а потом принял документ. Пробежав его глазами, он разразился жуткими проклятьями, которые быстро сменились таким громким хохотом, что один испуганный пират уронил мешок с серебряными монетами, и они рассыпались среди мебели, свертков тканей, коробок, шкатулок и сундуков.
— Прочти, Гарри, что еще нам пишет старый осел?
— Ну, он просит, чтобы я предоставил в его распоряжение образец оружия, с которым мы одержали такую доблестную победу над таким славным городом! Как вам это нравится? Энох, как по-твоему, что ему послать?
Уроженец Новой Англии задумчиво хлопнул себя по щеке, где сидел москит. Все капитаны удивленно переглянулись, когда он вытащил из-за пояса пару превосходных французских абордажных пистолетов.
— Вот оружие, которым я убил Кастельона. Подойдет в качестве образца?
— Клянусь хвостом сатаны! У тебя отличное чувство юмора, Энох, — воскликнул Морган. — Ты решил эту проблему. Уилл! Оторви мне кусок от той расшитой золотом юбки, а ты, Ахилл, дай мне пару пуль. Кэт, — проревел Морган. — Напиши послание доблестному и храброму превосходительству дону Аугустино де Бракамонте. Напиши, что это «превосходный образец» того оружия, с которым мы взяли Порто-Бельо. Скажи ему, что он может держать у себя пистолет год, а через год мы придем за ним.
Итак, после двухнедельной оккупации города пираты разломали три пушки, которые они решили не брать с собой, и отплыли, нагрузив трюмы золотом и забив все палубы тремя сотнями надежно закованных в кандалы рабов.
— Ну, Гарри. — Джекмен, стоя вполоборота, наблюдал, как земля Кастильо-дель-Оро постепенно скрывалась из виду. — Ты завоевал береговому братству победу, о которой будут говорить по всему свету. Думаю, ты доволен?
Адмирал улыбнулся.
— Неплохо, Энох, для первого настоящего удара.
Они стояли вдвоем и смотрели на бегущие облака.
Заметив на лице уроженца Новой Англии озабоченное выражение, Морган спросил его о причине беспокойства.
— Я подумал о том, как нас встретит сэр Томас, потому что в комиссии сказано…
— …что нам дается каперское полномочие на военные действия с донами на море, и только. — Морган, нахмурившись, сплюнул через поручень. — Я надеюсь, что размер доли сэра Томаса и короля убедит их отнестись к этому разумно. Я рассчитываю на это.
Джекмен немного помолчал, а потом произнес:
— Я думаю, ты прав, но…
— Но что?
— Ты помнишь этого напудренного секретаря из Уайтхолла, этого труса Бекфорда? Разве он не постарается причинить нам неприятности, даже если сэр Томас согласится с нами? Как, по-твоему, белоручки лорды Торговой палаты посмотрят на твой набег? У капитана Мингса, мне помнится, конфисковали все его богатство, а самого повесили за гораздо менее наглое нарушение комиссии. Эти проклятые законники в Англии никогда не смотрят на дело с нашей точки зрения.
Глава 19
«ВЕСЬМА СЛОЖНАЯ ДИЛЕММА»
Сегодня боль в подагрической ноге просто замучила сэра Томаса Модифорда, но, несмотря на это, достойный баронет все-таки получил удовольствие от легкого ужина из жареного по-бургундски гуся, пудинга с печенью, цыпленка и шашлыка из баранины. Казалось, что в колонии его величества на Ямайке дела идут отлично. Новый мощный поток переселенцев, хотя они и состояли большей частью из отбросов из тюрем Англии, Ирландии и Уэльса, внес новые силы в до сих пор слабую колонию.
Этим августовским вечером 1668 года плантаторы Ямайки, добывшие семьдесят тысяч фунтов сахара, шестьдесят тысяч фунтов какао и пятьдесят индиго, подсчитывали доходы, которые поступали таким владельцам, как полковник Джон Поп, мистер Уильям Джой и майор Энтони Коллиер, не говоря уже о сэре Томасе Модифорде, баронете.
Все было прекрасно. Единственное, что беспокоило губернатора, — это все более возрастающая вероятность неожиданной атаки, вроде той, что испанцы уже предприняли на севере Ямайки. Подобное нападение могло повториться и оказаться столь серьезным, что перед колонией встанет реальная угроза снова попасть в руки своих прежних владельцев. Уже дважды за последнее время доны высаживались с огнем и мечом в различных пунктах между мысом Морант и бухтой Блюфилдз.
Слегка прихрамывая, губернатор прошел на веранду и уселся там в одиночестве, задумавшись и глядя на простиравшийся перед ним сад.
Отправленные им в Лондон отчаянные просьбы выслать войска и корабли королевского военного флота не привели практически ни к каким результатам. В ответ ему слали лишь обещания и совершенно абсурдные приказы. Когда Морган увел свой флот, то положение стало критическим, если бы не старый Джек Моррис и его сын, которые, как оказалось, не пропали в море, а всего лишь провели большую часть года на необитаемом острове и сейчас снова вошли в порт с Уиллом Бистоном, Тодом Демпстером и еще одним капитаном пиратского корабля. Их удалось убедить взять королевскую каперскую лицензию и отправиться на поиски испанцев.
Где же Морган и как у него дела? Черт побери этого парня, никогда он не скажет, что задумал. В сотый раз за последние шесть недель сэр Томас почувствовал, как его охватывает тревога. Ни малейшего сомнения не остается в том, что этот валлиец, несмотря на то, что он так тщательно готовит свои операции, слишком уж рискует Рано или поздно доны поймают его, но, взмолился Модифорд, пусть это будет не раньше, чем он сломает хребет испанской военной машине. После Гранады, Рио-Гарты и Пуэрто-дель-Принсипе лучше даже не думать о том, что испанцы с ним сделают.
Этим августовским вечером 1668 года плантаторы Ямайки, добывшие семьдесят тысяч фунтов сахара, шестьдесят тысяч фунтов какао и пятьдесят индиго, подсчитывали доходы, которые поступали таким владельцам, как полковник Джон Поп, мистер Уильям Джой и майор Энтони Коллиер, не говоря уже о сэре Томасе Модифорде, баронете.
Все было прекрасно. Единственное, что беспокоило губернатора, — это все более возрастающая вероятность неожиданной атаки, вроде той, что испанцы уже предприняли на севере Ямайки. Подобное нападение могло повториться и оказаться столь серьезным, что перед колонией встанет реальная угроза снова попасть в руки своих прежних владельцев. Уже дважды за последнее время доны высаживались с огнем и мечом в различных пунктах между мысом Морант и бухтой Блюфилдз.
Слегка прихрамывая, губернатор прошел на веранду и уселся там в одиночестве, задумавшись и глядя на простиравшийся перед ним сад.
Отправленные им в Лондон отчаянные просьбы выслать войска и корабли королевского военного флота не привели практически ни к каким результатам. В ответ ему слали лишь обещания и совершенно абсурдные приказы. Когда Морган увел свой флот, то положение стало критическим, если бы не старый Джек Моррис и его сын, которые, как оказалось, не пропали в море, а всего лишь провели большую часть года на необитаемом острове и сейчас снова вошли в порт с Уиллом Бистоном, Тодом Демпстером и еще одним капитаном пиратского корабля. Их удалось убедить взять королевскую каперскую лицензию и отправиться на поиски испанцев.
Где же Морган и как у него дела? Черт побери этого парня, никогда он не скажет, что задумал. В сотый раз за последние шесть недель сэр Томас почувствовал, как его охватывает тревога. Ни малейшего сомнения не остается в том, что этот валлиец, несмотря на то, что он так тщательно готовит свои операции, слишком уж рискует Рано или поздно доны поймают его, но, взмолился Модифорд, пусть это будет не раньше, чем он сломает хребет испанской военной машине. После Гранады, Рио-Гарты и Пуэрто-дель-Принсипе лучше даже не думать о том, что испанцы с ним сделают.