Страница:
Алехандро воздел руки, как бы говоря: «Что уж тут поделаешь».
– Военные потерпели неудачу, и теперь эти ребята пытаются укрепить экономику, но это тяжелое сражение.
– А догадайтесь, кто пытается встрять в эту битву. Ничтожные левые… – пожаловался кузен Алехандро, Клименти, говоря о теперешнем конституционном правительстве Аргентины и ее гражданском президенте. – Альфонсин ходил в школу вместе с Миттерраном. Он социалист. Нам было бы лучше, если бы у власти были военные.
– Никогда не бывает лучше с военными, – вставил еще кто-то.
– Если бы мы только могли иметь гражданского президента… если бы мы только могли вернуть военных, – передразнила Елена. – Мне так все это надоело. Мы выбрали правительство, а затем, примерно через три недели, все уже были против него. Как только они попытались затянуть пояса – пуфф – и уже никто их не любит.
– А ты, Елена, их любишь? – поддел Алехандро свою жену с другого края стола. – Они снова поднимают местные налоги и налоги на экспорт мяса. Это непосредственно урезает твою покупательную способность, понимаешь…
– Нет, дорогой, только не это… Быстренько верни назад хунту, – игриво препиралась Елена со своим мужем.
Ее газельи глаза сияли, создавая очаровательный контраст с рыжеватым загаром кожи. Как и все остальные аргентинские женщины за столом, она была страстной поклонницей солнца, загар для них был почти так же важен, как и деньги.
– Кстати о покупках. Тори, когда вы будете в Буйэнос-Айресе, я не советую вам ходить на Флорида-стрит – она теперь слишком туристическая. Ричард, дорогой, отведи ее в район Ла Риколета…
– У тебя будут неприятности! – отреагировал Алехандро.
Несколько мужчин за столом со смехом присоединились к этому мнению. Елена сделала жест в сторону мужа, чтобы он не вмешивался не в свое дело.
– Это дорого, но там великолепные вещи. И еще несколько замечательных антикварных магазинов.
Тори поймала взгляд Дастина Брента, который с понимающим видом дернул бровью.
– Спасибо на миллион, – пошутил Ричард, ударяя ладонью по лбу в притворной озабоченности.
От советов по поводу покупок они перешли к советам насчет путешествия, разговорившись о мистической пугающей экскурсии на «Поезде Смерти», которую запланировали Тори и Ричард, о Бразилии – как там дела с недвижимостью в Сан-Пауло. Затем снова вернулись к жалобам на правительство, и, в конце концов, к самой отрезвляющей теме – о десапаресидос, пропавших без вести людях. Пару дней назад в одном из банков Буэнос-Айреса взорвалась бомба, и были опасения, что терроризм снова набирает силу.
У одного из гостей во время последнего военного режима без вести пропали сестра и маленькая племянница двух лет, которую семья все еще разыскивала, веря, что ее, как и многих других детей, чьи родители исчезли, отдали на удочерение. К несчастью, эта история не была исключением. Очевидно, сестра, работавшая в университете, была связана с радикалами, и никто не удивился, когда она вдруг исчезла. Но, конечно, это произошло при военном режиме, при том самом режиме, который многие богатые аргентинцы теперь хотели вернуть.
После обеда, во время десерта и кофе обстановка изменилась и снова стала как на вечеринке. Алехандро принес несколько гитар, все выбрались из-за стола и расселись по всему дворику, распевая местные национальные песни, раскачиваясь под музыку и смеясь. Это была эффектная ночь, полная музыки, волнующих латиноамериканских лирических песен и такого количества звезд на небе, какого Тори никогда не видела. Луна была похожа на внушающий страх круглый мяч. Под ее мягким светом Тори и Ричард делили гамак, откинувшись на подушки, обнявшись, попивая вино и с удовольствием втягиваясь в общее веселье. Хотя они не знали ни слова по-испански, тем не менее они присоединялись во время некоторых, часто повторяющихся припевов, весело подтягивая и, возможно, что-то искажая.
Испанский Дастина оказался безупречным, потому что он пел вместе со всеми и даже взял в руки гитару и тоже что-то сыграл.
– Алехандро считает, что ты «ла максима», – прошептал Ричард ей на ухо.
От его дыхания исходил слабый запах виски, приятно наполнявший ее ноздри.
– Да. У него хороший вкус, – Тори почувствовала, как Ричард сжал ее руку, и теплая волна удовольствия заполнила ее.
– Выходи за меня замуж, – мягко прошептал он, прижимаясь к ее шее кончиком носа. – У них здесь на ранчо есть своя собственная часовня, служба завтра утром. Мы одолжим священника и попросим его нас обвенчать.
– Мы не католики, – напомнила ему Тори, невольно вздрагивая, когда он поцеловал ее за ухом.
– Ну что ж, тогда мы обратимся.
– Я не хочу обращаться.
– Ну тогда я дам ему немного песо.
– Ты не можешь подкупить священника.
– Посмотри на меня.
– Ричард, ты сумасшедший.
– Угу, я знаю. Но все равно выходи за меня замуж.
– Мы даже не знаем друг друга.
– В этом есть что-то возбуждающее. Я знаю, что буду любить в тебе все то новое, которое будет мне открываться.
Тори рассмеялась, снова отрываясь от земли и витая в облаках, набирая скорость все быстрее и быстрее, слишком наполненная вином и хорошей едой, слишком напитавшаяся субстанцией латиноамериканской музыки и фантазиями, при этом в душе оставаясь несгибаемой реалисткой. Хотя она не доверяла его торопливости, предложение было головокружительным.
– О'кей. Что тебе нужно сначала узнать обо мне? – с участием спросил Ричард, поворачиваясь набок, чтобы видеть ее лицо.
– Я не знаю, – ответила она.
– Спроси меня что-нибудь. Я буду таким откровенным, как ты захочешь, но только выходи за меня замуж. – Его глаза цвета морской волны мерцали и заставляли ее улыбаться, вызывая образ рая, уединенной бухты где-то в Карибском море – теплой, безопасной и полной невообразимых удовольствий.
«Я хочу любить этого человека, – думала она, – я хочу доверять ему».
– Скольким еще женщинам ты делал предложение? – спросила она.
– До моего шестого дня рождения или после? Между четырьмя и пятью годами я действительно сделал предложение, – признался он.
Она играла волосами на его затылке, длинными и красивыми.
– А что произошло потом?
– Я влюбился в динозавров.
– А потом?
– В космос.
– А потом?
– В модели автомобилей.
– А потом?
– В «Битлз».
– А теперь?
– В тебя, – сказал он, целуя ее в чувственные губы. – Выйдешь за меня замуж?
– Если все будет так же хорошо в Мачу Пичу, возможно, выйду, – ответила Тори, чуть ли не до смерти пугаясь безрассудства своих слов.
Она чувствовала, как Дастин Брент смотрел на нее, когда Ричард шептал ей на ухо, что не может дождаться, когда они попадут в свою комнату, чтобы заняться с ней любовью. Господи, что если она вернется из путешествия домой уже замужней? Миссис Ричард Беннеттон. Тори Беннеттон. Или она оставит свою собственную фамилию? А дети? Захочет ли он еще иметь детей? О чем она вообще думает? Честно говоря, она не знала о нем ничего за исключением того, что он сам позволил ей знать о себе. Она еще не покончила с Тревисом. Она благосклонно принимала заигрывающие взгляды Дастина Брента, которые он бросал на нее весь вечер. Он явно ее заинтриговал.
– Ты слишком много думаешь, – сказал ей Ричард, и она удивилась: не знает ли он ее лучше, чем она думает?
– Есть ли желающие на ночную прогулку? – спросил Алехандро, откладывая гитару и поднимаясь на ноги, чтобы пересчитать тех, кто откликнулся. – Мои лошади великолепны ночью, во время полнолуния…
Было несколько неисправимых романтиков, которые не могли пропустить такой случай, и Ричард в том числе. Тори была удивлена, когда он выскользнул из гамака и подхватил ее на руки, вызываясь за них обоих. Это было ужасно романтичное намерение, и она чувствовала себя заряженной возбуждением и новизной, наблюдая, как рабочие ранчо раздают куртки и фонарики. Она посмотрела, кто еще собрался на прогулку. Игнасио со своей женой Литой, Мариана, Климента, Алехандро. И, что произвело на нее особое впечатление, Дастин Брент.
Самые энергичные из гостей забрались на великолепных животных, которых рабочие фермы привели для них, и вся кавалькада, экипированная фонариками и серебряными флягами, отправилась в дивную лунную аргентинскую ночь.
ГЛАВА 18
– Военные потерпели неудачу, и теперь эти ребята пытаются укрепить экономику, но это тяжелое сражение.
– А догадайтесь, кто пытается встрять в эту битву. Ничтожные левые… – пожаловался кузен Алехандро, Клименти, говоря о теперешнем конституционном правительстве Аргентины и ее гражданском президенте. – Альфонсин ходил в школу вместе с Миттерраном. Он социалист. Нам было бы лучше, если бы у власти были военные.
– Никогда не бывает лучше с военными, – вставил еще кто-то.
– Если бы мы только могли иметь гражданского президента… если бы мы только могли вернуть военных, – передразнила Елена. – Мне так все это надоело. Мы выбрали правительство, а затем, примерно через три недели, все уже были против него. Как только они попытались затянуть пояса – пуфф – и уже никто их не любит.
– А ты, Елена, их любишь? – поддел Алехандро свою жену с другого края стола. – Они снова поднимают местные налоги и налоги на экспорт мяса. Это непосредственно урезает твою покупательную способность, понимаешь…
– Нет, дорогой, только не это… Быстренько верни назад хунту, – игриво препиралась Елена со своим мужем.
Ее газельи глаза сияли, создавая очаровательный контраст с рыжеватым загаром кожи. Как и все остальные аргентинские женщины за столом, она была страстной поклонницей солнца, загар для них был почти так же важен, как и деньги.
– Кстати о покупках. Тори, когда вы будете в Буйэнос-Айресе, я не советую вам ходить на Флорида-стрит – она теперь слишком туристическая. Ричард, дорогой, отведи ее в район Ла Риколета…
– У тебя будут неприятности! – отреагировал Алехандро.
Несколько мужчин за столом со смехом присоединились к этому мнению. Елена сделала жест в сторону мужа, чтобы он не вмешивался не в свое дело.
– Это дорого, но там великолепные вещи. И еще несколько замечательных антикварных магазинов.
Тори поймала взгляд Дастина Брента, который с понимающим видом дернул бровью.
– Спасибо на миллион, – пошутил Ричард, ударяя ладонью по лбу в притворной озабоченности.
От советов по поводу покупок они перешли к советам насчет путешествия, разговорившись о мистической пугающей экскурсии на «Поезде Смерти», которую запланировали Тори и Ричард, о Бразилии – как там дела с недвижимостью в Сан-Пауло. Затем снова вернулись к жалобам на правительство, и, в конце концов, к самой отрезвляющей теме – о десапаресидос, пропавших без вести людях. Пару дней назад в одном из банков Буэнос-Айреса взорвалась бомба, и были опасения, что терроризм снова набирает силу.
У одного из гостей во время последнего военного режима без вести пропали сестра и маленькая племянница двух лет, которую семья все еще разыскивала, веря, что ее, как и многих других детей, чьи родители исчезли, отдали на удочерение. К несчастью, эта история не была исключением. Очевидно, сестра, работавшая в университете, была связана с радикалами, и никто не удивился, когда она вдруг исчезла. Но, конечно, это произошло при военном режиме, при том самом режиме, который многие богатые аргентинцы теперь хотели вернуть.
После обеда, во время десерта и кофе обстановка изменилась и снова стала как на вечеринке. Алехандро принес несколько гитар, все выбрались из-за стола и расселись по всему дворику, распевая местные национальные песни, раскачиваясь под музыку и смеясь. Это была эффектная ночь, полная музыки, волнующих латиноамериканских лирических песен и такого количества звезд на небе, какого Тори никогда не видела. Луна была похожа на внушающий страх круглый мяч. Под ее мягким светом Тори и Ричард делили гамак, откинувшись на подушки, обнявшись, попивая вино и с удовольствием втягиваясь в общее веселье. Хотя они не знали ни слова по-испански, тем не менее они присоединялись во время некоторых, часто повторяющихся припевов, весело подтягивая и, возможно, что-то искажая.
Испанский Дастина оказался безупречным, потому что он пел вместе со всеми и даже взял в руки гитару и тоже что-то сыграл.
– Алехандро считает, что ты «ла максима», – прошептал Ричард ей на ухо.
От его дыхания исходил слабый запах виски, приятно наполнявший ее ноздри.
– Да. У него хороший вкус, – Тори почувствовала, как Ричард сжал ее руку, и теплая волна удовольствия заполнила ее.
– Выходи за меня замуж, – мягко прошептал он, прижимаясь к ее шее кончиком носа. – У них здесь на ранчо есть своя собственная часовня, служба завтра утром. Мы одолжим священника и попросим его нас обвенчать.
– Мы не католики, – напомнила ему Тори, невольно вздрагивая, когда он поцеловал ее за ухом.
– Ну что ж, тогда мы обратимся.
– Я не хочу обращаться.
– Ну тогда я дам ему немного песо.
– Ты не можешь подкупить священника.
– Посмотри на меня.
– Ричард, ты сумасшедший.
– Угу, я знаю. Но все равно выходи за меня замуж.
– Мы даже не знаем друг друга.
– В этом есть что-то возбуждающее. Я знаю, что буду любить в тебе все то новое, которое будет мне открываться.
Тори рассмеялась, снова отрываясь от земли и витая в облаках, набирая скорость все быстрее и быстрее, слишком наполненная вином и хорошей едой, слишком напитавшаяся субстанцией латиноамериканской музыки и фантазиями, при этом в душе оставаясь несгибаемой реалисткой. Хотя она не доверяла его торопливости, предложение было головокружительным.
– О'кей. Что тебе нужно сначала узнать обо мне? – с участием спросил Ричард, поворачиваясь набок, чтобы видеть ее лицо.
– Я не знаю, – ответила она.
– Спроси меня что-нибудь. Я буду таким откровенным, как ты захочешь, но только выходи за меня замуж. – Его глаза цвета морской волны мерцали и заставляли ее улыбаться, вызывая образ рая, уединенной бухты где-то в Карибском море – теплой, безопасной и полной невообразимых удовольствий.
«Я хочу любить этого человека, – думала она, – я хочу доверять ему».
– Скольким еще женщинам ты делал предложение? – спросила она.
– До моего шестого дня рождения или после? Между четырьмя и пятью годами я действительно сделал предложение, – признался он.
Она играла волосами на его затылке, длинными и красивыми.
– А что произошло потом?
– Я влюбился в динозавров.
– А потом?
– В космос.
– А потом?
– В модели автомобилей.
– А потом?
– В «Битлз».
– А теперь?
– В тебя, – сказал он, целуя ее в чувственные губы. – Выйдешь за меня замуж?
– Если все будет так же хорошо в Мачу Пичу, возможно, выйду, – ответила Тори, чуть ли не до смерти пугаясь безрассудства своих слов.
Она чувствовала, как Дастин Брент смотрел на нее, когда Ричард шептал ей на ухо, что не может дождаться, когда они попадут в свою комнату, чтобы заняться с ней любовью. Господи, что если она вернется из путешествия домой уже замужней? Миссис Ричард Беннеттон. Тори Беннеттон. Или она оставит свою собственную фамилию? А дети? Захочет ли он еще иметь детей? О чем она вообще думает? Честно говоря, она не знала о нем ничего за исключением того, что он сам позволил ей знать о себе. Она еще не покончила с Тревисом. Она благосклонно принимала заигрывающие взгляды Дастина Брента, которые он бросал на нее весь вечер. Он явно ее заинтриговал.
– Ты слишком много думаешь, – сказал ей Ричард, и она удивилась: не знает ли он ее лучше, чем она думает?
– Есть ли желающие на ночную прогулку? – спросил Алехандро, откладывая гитару и поднимаясь на ноги, чтобы пересчитать тех, кто откликнулся. – Мои лошади великолепны ночью, во время полнолуния…
Было несколько неисправимых романтиков, которые не могли пропустить такой случай, и Ричард в том числе. Тори была удивлена, когда он выскользнул из гамака и подхватил ее на руки, вызываясь за них обоих. Это было ужасно романтичное намерение, и она чувствовала себя заряженной возбуждением и новизной, наблюдая, как рабочие ранчо раздают куртки и фонарики. Она посмотрела, кто еще собрался на прогулку. Игнасио со своей женой Литой, Мариана, Климента, Алехандро. И, что произвело на нее особое впечатление, Дастин Брент.
Самые энергичные из гостей забрались на великолепных животных, которых рабочие фермы привели для них, и вся кавалькада, экипированная фонариками и серебряными флягами, отправилась в дивную лунную аргентинскую ночь.
ГЛАВА 18
Сьюзен так напряженно работала, что уснула в библиотеке юридической фирмы, положив голову на толстую стопку компьютерных распечаток. Очки съехали на кончик носа. Юридические тома, снятые с красивых ореховых книжных полок, были разбросаны по огромному столу для заседаний. Здесь же валялись дела ее клиентов, ее собственные записи, диктофон и около десятка карандашей – все сломанные, потому что ей было лень все время их точить.
Чья-то рука потрясла ее за плечо, возвращая из царства сна, и ей пришлось зажмуриться от солнечного света раннего утра, бившего в глаза и мешавшего сориентироваться в роскошной овальной комнате.
– Сьюзен? – Это был мистер Кригл, один из компаньонов, чья фамилия печаталась в шапке фирменных бланков. Невысокий забавный человечек, лысоватый, с приятной улыбкой. – Боже милостивый, что вы здесь делаете? Вы на фирме всего лишь несколько месяцев, выслуживаетесь, чтобы поскорее попасть в компаньоны, или поссорились с дружком? – спросил он ласково.
Сьюзен взглянула на него, поправляя очки и чувствуя, что краснеет.
– Сначала я должна завести дружка, – пожаловалась она. – Нет, я просто хотела довести дело об общем кабеле до конца, так как знала, что все равно не смогу уснуть, пока не закончу.
– Мне кажется, это не так. Вы спали как ребенок.
Сьюзен посмотрела на беспорядок вокруг себя, просто чтобы убедиться: ей не приснилось – она действительно покончила с этим делом.
– Не приснилось, – сказала она с сонной улыбкой, показывая на работу перед собой. – Контракты по делу об общем кабеле готовы!
Чувствуя себя разбитой, но довольной завершением работы, она посмотрела на часы и вздрогнула.
– Семь тридцать. Пора бежать домой, чтобы успеть принять душ.
Она на секунду задумалась и спросила:
– Эй, а что вы здесь делаете так рано, Кригл? Выслуживаетесь, чтобы продвинуться по службе? – передразнила она старшего компаньона.
Он ухмыльнулся и объявил, что его очаровательная супруга, прислонившаяся к двери за спиной Сьюзен и выглядевшая ослепительно, энергично, беззаботно, одетая в стиле вестерна в шикарные коричневые замшевые джинсы и рубашку, отправляется отдыхать на курорт с минеральными водами Голден До.
– Сьюзен, вы знакомы с Лиз? – спросил он, когда Лиз приблизилась к ним.
– Конечно. Привет! – сказала Сьюзен со смущением, представляя себе, как ужасно выглядит после бессонной ночи.
Она чувствовала себя ужасно и мечтала, по крайней мере, прополоскать рот и накрасить губы.
«О, дьявол», – пронеслось у нее в голове.
– Тедди понадобилось, чтобы я подписала кое-какие бумаги, – объяснила Лиз. – Мы как раз купили место в Аспине. Вам нужно как-нибудь приехать к нам покататься на лыжах. Может быть, я смогу найти для вас приятеля.
Ее блестящая помада имела желтый оттенок, который сочетался с серьгами, идеальные зубы выглядели так, будто она полировала их у дантиста каждую пару месяцев.
– Основное занятие Лиз – сводничество, – сказал Кригл.
Сьюзен вежливо улыбнулась, когда явно счастливая пара собралась уходить из библиотеки рука об руку, чувствуя, что ее охватывает изнеможение. Кригл, задержавшись, снова положил руку на плечо Сьюзен и с теплотой сжал его.
– Я бы посоветовал вам пойти домой вздремнуть и не приходить часов до одиннадцати. Но потом вы понадобитесь мне. У одного из наших клиентов – большие неприятности: забастовка на фабрике. Ситуация обострилась. Диксон занимался этой проблемой, но его жена примерно час назад родила, а я боюсь, что вы понадобитесь на фабрике уже сегодня. Я проинструктирую вас, как только вы вернетесь. Да, и лучше не берите собственную машину. Оставьте вашей секретарше записку, чтобы она взяла для вас машину напрокат. Похоже, дело приобретает серьезный оборот…
Сьюзен привыкла к серьезной обстановке в поле, а не на фабрике. Его предупреждение удивило ее. Но, с другой стороны, после всей этой скучной бумажной работы, которую она выполняла, ей, видимо, будет полезно сменить темп.
– Тедди, дорогой, я терпеть не могу торопить тебя, но я опаздываю, – сказала Лиз извиняющимся тоном.
Теперь была ее очередь посмотреть на часы.
– Извини, любимая. Сьюзен, мы поговорим с вами позже.
– Конечно. Никаких проблем.
Сьюзен сдержала зевоту, глядя в спины исчезающей за дверью супружеской паре. До нее доносился мелодичный беззаботный смех Лиз и стук ее палевых замшевых ботинок по дощатым полам офиса. Лиз и Сьюзен были примерно одного возраста, и Сьюзен с удивлением обнаружила, что завидует. Иметь профессию для Сьюзен было так необходимо, так важно. Ради этого она принесла в жертву свой брак; она принесла в жертву лучшую часть своей жизни. Но сейчас, сидя здесь, смертельно усталая, не в состоянии двинуться с места, думая о своей сверстнице, она вдруг спросила себя: кто из них выбрал лучший путь, чья жизнь была богаче и полнее. В эту минуту Сьюзен казалось, что тут не о чем спорить.
Что уж интересного и приносящего удовлетворение во вкалывании до упаду, в должности адвоката, в засыпании над скучными и длинными документами? Вообще-то, Пейдж была права. Как прекрасно позволить кому-то другому делать всю работу, а самой просто наслаждаться жизнью, развлекаться и ни в чем не нуждаться. Жену Кригла едва ли можно было обвинить в том, что она ничего не делает. Она развернула бурную деятельность в Музее современного искусства, поддерживая начинающих художников. Она сама была талантливым керамистом. И всегда выглядела идеально, имела возможность летать в Европу покупать последние коллекции модельеров, у нее было время, чтобы овладеть языками тех стран, по которым она путешествовала, время читать «Лoc-Анджелес Таймс» и «Нью-Йорк Таймс» от корки до корки, быть в курсе всех событий и успевать читать новые книги. У нее было время справиться с семнадцатью впечатляющими препятствиями на площадке для игры в гольф, кататься на лыжах и играть в теннис, принимать участие в увлекательных мероприятиях и растить двоих обожаемых детей.
А у Сьюзен была карьера. Это все. Это, да еще глаза, воспаленные от изнурительной ночной работы.
Вылетев за дверь, она столкнулась с Марком, который как раз приехал на своем мотоцикле в видавшем виде шлеме на великолепной голове с золотыми кудрями, выбивавшимися из под шлема. Он поцеловал ее в мимолетном приветствии, как будто забыл о том, что разбил ее сердце.
– Ты выглядишь фантастически, – сказал он, хватая ее за руку и задерживая на мгновение, преодолевая ее сопротивление.
«Тогда почему ты гуляешь с моей подругой, а не со мной?» – хотела она огрызнуться, но вместо этого улыбнулась и беззаботно его поблагодарила, в душе благодаря того, кто выдумал макияж, скрывший, к счастью, бессонную ночь.
На ней был легкий белоснежный костюм – копия модели этого года от Шанель, по крайней мере, так утверждала продавщица. Ее портфель добавлял как раз недостающий штрих, придавая чувство уверенности.
– Мы с Пейдж сегодня вечером идем в кино. Хочешь к нам присоединиться? – спросил он, провожая ее до машины и открывая дверцу.
– Спасибо. Но, возможно, мне придется сегодня работать допоздна, – ответила она, залезая в машину.
– Ты так никогда не поймаешь подходящего миллионера, если будешь продолжать работать по вечерам, – подколол он ее, их глаза встретились через две пары очков.
Его голубые глаза заставили ее подумать о голубоглазых, но дальнозорких детях, которые могли бы у них быть.
– Возможно, что я как раз сейчас отправляюсь на встречу с одним из них, – отрезала она и тут же пожалела о своей резкости.
Марк, как всегда милый, закрыл за ней дверцу, подобрав ее юбку так, чтобы не прищемить. Она знала, что будет весь день помнить ощущение его руки, скользнувшей вдоль ее бедра и коснувшейся колена.
Даже несмотря на то, что он, возможно, как раз сейчас поднимается по лестнице, чтобы развлекаться с Пейдж. Черт бы их всех побрал. Особенно Пейдж.
Всего час спустя она подъезжала к «Сити оф Коммерс» во взятой напрокат «тойоте». Стеклоочистители с подогревом едва справлялись с потоками дождя.
Проинструктированная Криглом по поводу ее задания, Сьюзен чувствовала некоторую нервозность, возбуждение и удовольствие одновременно. Как выяснилось, она ехала на встречу с одним из тех подходящих миллионеров, по поводу которого и проехался Марк, хотя шансы на то, чтобы его поймать, были невелики.
Ее целью была фабрика, которая производила из стеклопластика контейнеры для гидропоники, катамараны, виндсерферы, доски для серфинга и прогулочные лодки. Ее клиентом и владельцем фабрики, как выяснилось, был никто иной, как друг Джорджа и Кит, сосед Сьюзен за недавним застольем в их доме, «крыса», который так и не попросил у нее номер телефона и не позвонил. Ей было интересно, как он отреагирует, когда увидит ее. Господи, Лос Анджелес превращался в такой же маленький городишко, как Стоктон.
По словам Кригла, на фабрике Джека Уэллса происходили серьезные волнения. Всего пару месяцев назад рабочие Джека проголосовали за то, чтобы ввести тимстерские профсоюзы, выдвинув претензии по поводу небезопасных условий труда, пристрастного отношения, отсутствия медицинского страхования, низкой оплаты, и теперь администрация вела судорожные переговоры с разгоряченными профсоюзами, а рабочие начали забастовку, потому что администрация и профсоюзы не могли прийти к соглашению.
Напряженность нарастала с каждым днем, потому что грузовики со штрейкбрехерами продолжали пересекать пикеты, возбуждая все большую ярость забастовщиков и накаляя обстановку, которая явно выходила из-под контроля.
Неудивительно, что позиция Джека в отношении профсоюзов была такой непреклонной. Возможно, поэтому он пренебрег ею, вяло предположила она, осознавая на чьей стороне на самом деле ее симпатии.
Все личные переживания по поводу Джека Уэллса и Марка вылетели у Сьюзен из головы в тот момент, когда она подъехала к фабрике. Она поняла, что попала почти в военную зону. Настоящий кромешный ад, с криками и воплями, с булыжниками пролетариата. Шумная толпа разъяренных забастовщиков разломала контейнер с досками для серфинга, перевернув при этом грузовик, другие в это время били бутылки на дороге, уже засыпанной слоем острых осколков, чтобы преградить путь бронированным грузовикам, привозившим штрейкбрехеров.
Сьюзен как раз решила развернуться и убраться отсюда к черту, думая, что никогда не сможет пробраться через этот бедлам в здание невредимой, когда неожиданно один из бронированных грузовиков выскочил сзади на скорости около сорока миль в час и заставил ее отклониться в сторону. В результате она, чуть не врезавшись в толпу пикетчиков, с грохотом наскочила на один из мусорных ящиков, в котором вспыхнул огонь.
Огонь привел ее в ужас, и она попыталась выбраться из машины, но не смогла. Дверь оказалась заперта, и Сьюзен не могла сообразить, как ее открыть. Где находилась кнопка или защелка в этой чертовой машине? Люди стучали ей в окна; кто-то разбил окно со стороны пассажира, чтобы открыть дверь; подтащили шланг, из которого лилась вода; ее жизнь была в опасности, а она никак не могла справиться с замком ремня безопасности. Шум был почти таким же пугающим, как и языки пламени, начавшие лизать ее машину спереди. Ей было трудно дышать, хотя она не могла сказать точно – из-за дыма или из-за паники, вызванной мыслью о приближающейся катастрофе и страхом, что машина сейчас взорвется.
Она вспомнила, как думала о том, что ей необходим белый флаг, чтобы благополучно выбраться отсюда. Вспомнила, как беспокоилась о бумагах в своем портфеле и о письме от матери, полученном утром, которое еще не успела прочитать, а потом все исчезло, и она уже ничего не помнила.
– Чувствуете себя лучше?
Сьюзен сидела в простом фабричном кабинете, не намного больше ее собственного, выглядевшем небрежно благодаря старомодному серийному конторскому столу и скучным стенам, завешанным фотографиями и рекламными плакатами разнообразной продукции, которую производила компания Джека Уэллса. Окна были обращены во внутренний двор фабрики, где шум, видимо, был совершенно оглушительный, потому что на головах рабочих красовались специальные наушники.
Сам Джек Уэллс сидел рядом со Сьюзен, прикладывая полотенце со льдом к ее лбу. Она попыталась унять дрожь в руках, неуверенно держа пластиковую чашку, заполненную водой, кивнула и смущенно улыбнулась.
– Я в порядке. Мне немного неловко, но я в порядке.
Он убрал импровизированный пузырь со льдом и положил его на стол.
– Неловко? Почему вам неловко? Эти ребята – маньяки. Я не могу поверить, что ваша фирма послала сюда именно вас, особенно после всего того, что происходило здесь на прошлой неделе…
Сьюзен хотела поспорить. В конце концов, это была ее работа, и все произошло вовсе не потому, что она женщина, как он настаивал, а потому, что она ехала в миниатюрной «тойоте», а не в чудовищной бронированной машине. То же самое могло случиться и с Джо Диксоном – ее коллегой, который вел основную часть переговоров с профсоюзами. Но Джек опередил ее, убирая лед и улыбаясь, поняв о чем она думает.
– О'кей. Возможно, у Диксона дела обстояли бы ненамного лучше. Просто у него не такой симпатичный и уязвимый вид, поэтому мы бы не так суетились вокруг него. Я бы сказал ему, чтобы он сам держал этот чертов пузырь со льдом.
Джек снова ухмыльнулся. Он был одет как один из рабочих: в короткую прямую куртку из шотландки, неряшливые джинсы и бадвейзерскую кепку, сдвинутую на макушку, – вид определенно более соответствующий ему, нежели тот хорошо подогнанный вечерний костюм, в котором она видела его на обеде у Кит. Рукава рубашки были закатаны, и она смогла хорошо разглядеть татуировку на его предплечье, хотя смысла рисунка разобрать так и не смогла, уловив только, что он явно восточный и весьма экзотичный.
– Похоже, что вам в любом случае придется терпеть меня какое-то время несмотря на то, что я женщина, – сообщила она ему. – Джо приедет завтра и передаст мне дела. Со следующей недели он берет месяц декретного отпуска.
– Декретного отпуска? Как это понять? – спросил Уэллс, воспринимая ее слова как шутку.
– Теперь все по-другому, – напомнила она ему, делая глоток воды и чувствуя, что, наконец, начинает приходить в себя. – Его жена – гинеколог, и ей труднее, чем ему, взять отпуск. Роды у нее продолжались всего два часа, она себя прекрасно чувствует и готова приступить к работе. Юридическая фирма предоставляет два месяца декретного отпуска всему своему женскому персоналу, так что сегодня утром Джо попросил половину этой привилегии.
– А как насчет всех этих модных кормилиц и нянек?
– Джо думает, что первые месяц или два являются решающими для того, чтобы ребенок привязался к родителям. Он не хочет, чтобы в это время рядом с малышом был чужой человек. На самом деле мы все находим это очень забавным.
Сьюзен поморщилась, снова ощутив холод пузыря со льдом. Она забрала его из рук Джека и положила на стол.
– У вас будет великолепная шишка, – поставил он диагноз, пальцами исследовав ее лоб.
Она взяла с его стола металлический нож для разрезания почты и, повертев лезвие, смогла разглядеть в нем свое отражение. Как и следовало ожидать, ее лоб опух и посинел, но она прикрыла его, быстрым движением поправив челку.
– Какая шишка? – спросила она, непринужденно дожимая плечами, и они оба улыбнулись.
– Итак, мы опять беседуем на «детские темы», – сказал он.
Напоминание о том вечере, когда он пренебрег ею, не спросив номер телефона, застали Сьюзен врасплох, но она рассмеялась несмотря на раненное самолюбие.
– Честно говоря, Сьюзен, принимая во внимание всю ожесточенность и беспорядок, я все равно не понимаю, почему ваша фирма не заменила Диксона мужчиной, – сказал Джек с предельной для него дипломатичностью. – Я серьезно. Обстановка действительно накалилась. Вы видели, что здесь происходит.
Сьюзен незаметно взглянула на газетную вырезку в рамке, где Джек был снят посреди дикого пляжа в окружении группы нетерпеливых, широко улыбающихся китайцев в соломенных шляпах. Пара досок для серфинга, воткнутые в песок, придавали фотографии особый акцент. Подпись под фотографией гласила: «Серфинговая дипломатия приходит в Китай».
Он проследил ее взгляд, ожидая ответа.
– Хотите – верьте, хотите – нет, но я ас по части трудовых вопросов, – ответила она, улыбаясь, чтобы смягчить хвастливость ответа.
Однако немалую роль сыграло и то, что она сама хотела заняться этой работой. Ей надоело торчать в офисе и возиться с бумагами. Ей хотелось получить возможность проявить себя.
Чья-то рука потрясла ее за плечо, возвращая из царства сна, и ей пришлось зажмуриться от солнечного света раннего утра, бившего в глаза и мешавшего сориентироваться в роскошной овальной комнате.
– Сьюзен? – Это был мистер Кригл, один из компаньонов, чья фамилия печаталась в шапке фирменных бланков. Невысокий забавный человечек, лысоватый, с приятной улыбкой. – Боже милостивый, что вы здесь делаете? Вы на фирме всего лишь несколько месяцев, выслуживаетесь, чтобы поскорее попасть в компаньоны, или поссорились с дружком? – спросил он ласково.
Сьюзен взглянула на него, поправляя очки и чувствуя, что краснеет.
– Сначала я должна завести дружка, – пожаловалась она. – Нет, я просто хотела довести дело об общем кабеле до конца, так как знала, что все равно не смогу уснуть, пока не закончу.
– Мне кажется, это не так. Вы спали как ребенок.
Сьюзен посмотрела на беспорядок вокруг себя, просто чтобы убедиться: ей не приснилось – она действительно покончила с этим делом.
– Не приснилось, – сказала она с сонной улыбкой, показывая на работу перед собой. – Контракты по делу об общем кабеле готовы!
Чувствуя себя разбитой, но довольной завершением работы, она посмотрела на часы и вздрогнула.
– Семь тридцать. Пора бежать домой, чтобы успеть принять душ.
Она на секунду задумалась и спросила:
– Эй, а что вы здесь делаете так рано, Кригл? Выслуживаетесь, чтобы продвинуться по службе? – передразнила она старшего компаньона.
Он ухмыльнулся и объявил, что его очаровательная супруга, прислонившаяся к двери за спиной Сьюзен и выглядевшая ослепительно, энергично, беззаботно, одетая в стиле вестерна в шикарные коричневые замшевые джинсы и рубашку, отправляется отдыхать на курорт с минеральными водами Голден До.
– Сьюзен, вы знакомы с Лиз? – спросил он, когда Лиз приблизилась к ним.
– Конечно. Привет! – сказала Сьюзен со смущением, представляя себе, как ужасно выглядит после бессонной ночи.
Она чувствовала себя ужасно и мечтала, по крайней мере, прополоскать рот и накрасить губы.
«О, дьявол», – пронеслось у нее в голове.
– Тедди понадобилось, чтобы я подписала кое-какие бумаги, – объяснила Лиз. – Мы как раз купили место в Аспине. Вам нужно как-нибудь приехать к нам покататься на лыжах. Может быть, я смогу найти для вас приятеля.
Ее блестящая помада имела желтый оттенок, который сочетался с серьгами, идеальные зубы выглядели так, будто она полировала их у дантиста каждую пару месяцев.
– Основное занятие Лиз – сводничество, – сказал Кригл.
Сьюзен вежливо улыбнулась, когда явно счастливая пара собралась уходить из библиотеки рука об руку, чувствуя, что ее охватывает изнеможение. Кригл, задержавшись, снова положил руку на плечо Сьюзен и с теплотой сжал его.
– Я бы посоветовал вам пойти домой вздремнуть и не приходить часов до одиннадцати. Но потом вы понадобитесь мне. У одного из наших клиентов – большие неприятности: забастовка на фабрике. Ситуация обострилась. Диксон занимался этой проблемой, но его жена примерно час назад родила, а я боюсь, что вы понадобитесь на фабрике уже сегодня. Я проинструктирую вас, как только вы вернетесь. Да, и лучше не берите собственную машину. Оставьте вашей секретарше записку, чтобы она взяла для вас машину напрокат. Похоже, дело приобретает серьезный оборот…
Сьюзен привыкла к серьезной обстановке в поле, а не на фабрике. Его предупреждение удивило ее. Но, с другой стороны, после всей этой скучной бумажной работы, которую она выполняла, ей, видимо, будет полезно сменить темп.
– Тедди, дорогой, я терпеть не могу торопить тебя, но я опаздываю, – сказала Лиз извиняющимся тоном.
Теперь была ее очередь посмотреть на часы.
– Извини, любимая. Сьюзен, мы поговорим с вами позже.
– Конечно. Никаких проблем.
Сьюзен сдержала зевоту, глядя в спины исчезающей за дверью супружеской паре. До нее доносился мелодичный беззаботный смех Лиз и стук ее палевых замшевых ботинок по дощатым полам офиса. Лиз и Сьюзен были примерно одного возраста, и Сьюзен с удивлением обнаружила, что завидует. Иметь профессию для Сьюзен было так необходимо, так важно. Ради этого она принесла в жертву свой брак; она принесла в жертву лучшую часть своей жизни. Но сейчас, сидя здесь, смертельно усталая, не в состоянии двинуться с места, думая о своей сверстнице, она вдруг спросила себя: кто из них выбрал лучший путь, чья жизнь была богаче и полнее. В эту минуту Сьюзен казалось, что тут не о чем спорить.
Что уж интересного и приносящего удовлетворение во вкалывании до упаду, в должности адвоката, в засыпании над скучными и длинными документами? Вообще-то, Пейдж была права. Как прекрасно позволить кому-то другому делать всю работу, а самой просто наслаждаться жизнью, развлекаться и ни в чем не нуждаться. Жену Кригла едва ли можно было обвинить в том, что она ничего не делает. Она развернула бурную деятельность в Музее современного искусства, поддерживая начинающих художников. Она сама была талантливым керамистом. И всегда выглядела идеально, имела возможность летать в Европу покупать последние коллекции модельеров, у нее было время, чтобы овладеть языками тех стран, по которым она путешествовала, время читать «Лoc-Анджелес Таймс» и «Нью-Йорк Таймс» от корки до корки, быть в курсе всех событий и успевать читать новые книги. У нее было время справиться с семнадцатью впечатляющими препятствиями на площадке для игры в гольф, кататься на лыжах и играть в теннис, принимать участие в увлекательных мероприятиях и растить двоих обожаемых детей.
А у Сьюзен была карьера. Это все. Это, да еще глаза, воспаленные от изнурительной ночной работы.
* * *
За то короткое время, которое понадобилось Сьюзен, чтобы добраться домой, принять душ, одеться и проглотить завтрак, солнце исчезло за густыми, быстро двигавшимися свинцовыми тучами, готовыми каждую секунду разразиться ливнем.Вылетев за дверь, она столкнулась с Марком, который как раз приехал на своем мотоцикле в видавшем виде шлеме на великолепной голове с золотыми кудрями, выбивавшимися из под шлема. Он поцеловал ее в мимолетном приветствии, как будто забыл о том, что разбил ее сердце.
– Ты выглядишь фантастически, – сказал он, хватая ее за руку и задерживая на мгновение, преодолевая ее сопротивление.
«Тогда почему ты гуляешь с моей подругой, а не со мной?» – хотела она огрызнуться, но вместо этого улыбнулась и беззаботно его поблагодарила, в душе благодаря того, кто выдумал макияж, скрывший, к счастью, бессонную ночь.
На ней был легкий белоснежный костюм – копия модели этого года от Шанель, по крайней мере, так утверждала продавщица. Ее портфель добавлял как раз недостающий штрих, придавая чувство уверенности.
– Мы с Пейдж сегодня вечером идем в кино. Хочешь к нам присоединиться? – спросил он, провожая ее до машины и открывая дверцу.
– Спасибо. Но, возможно, мне придется сегодня работать допоздна, – ответила она, залезая в машину.
– Ты так никогда не поймаешь подходящего миллионера, если будешь продолжать работать по вечерам, – подколол он ее, их глаза встретились через две пары очков.
Его голубые глаза заставили ее подумать о голубоглазых, но дальнозорких детях, которые могли бы у них быть.
– Возможно, что я как раз сейчас отправляюсь на встречу с одним из них, – отрезала она и тут же пожалела о своей резкости.
Марк, как всегда милый, закрыл за ней дверцу, подобрав ее юбку так, чтобы не прищемить. Она знала, что будет весь день помнить ощущение его руки, скользнувшей вдоль ее бедра и коснувшейся колена.
Даже несмотря на то, что он, возможно, как раз сейчас поднимается по лестнице, чтобы развлекаться с Пейдж. Черт бы их всех побрал. Особенно Пейдж.
Всего час спустя она подъезжала к «Сити оф Коммерс» во взятой напрокат «тойоте». Стеклоочистители с подогревом едва справлялись с потоками дождя.
Проинструктированная Криглом по поводу ее задания, Сьюзен чувствовала некоторую нервозность, возбуждение и удовольствие одновременно. Как выяснилось, она ехала на встречу с одним из тех подходящих миллионеров, по поводу которого и проехался Марк, хотя шансы на то, чтобы его поймать, были невелики.
Ее целью была фабрика, которая производила из стеклопластика контейнеры для гидропоники, катамараны, виндсерферы, доски для серфинга и прогулочные лодки. Ее клиентом и владельцем фабрики, как выяснилось, был никто иной, как друг Джорджа и Кит, сосед Сьюзен за недавним застольем в их доме, «крыса», который так и не попросил у нее номер телефона и не позвонил. Ей было интересно, как он отреагирует, когда увидит ее. Господи, Лос Анджелес превращался в такой же маленький городишко, как Стоктон.
По словам Кригла, на фабрике Джека Уэллса происходили серьезные волнения. Всего пару месяцев назад рабочие Джека проголосовали за то, чтобы ввести тимстерские профсоюзы, выдвинув претензии по поводу небезопасных условий труда, пристрастного отношения, отсутствия медицинского страхования, низкой оплаты, и теперь администрация вела судорожные переговоры с разгоряченными профсоюзами, а рабочие начали забастовку, потому что администрация и профсоюзы не могли прийти к соглашению.
Напряженность нарастала с каждым днем, потому что грузовики со штрейкбрехерами продолжали пересекать пикеты, возбуждая все большую ярость забастовщиков и накаляя обстановку, которая явно выходила из-под контроля.
Неудивительно, что позиция Джека в отношении профсоюзов была такой непреклонной. Возможно, поэтому он пренебрег ею, вяло предположила она, осознавая на чьей стороне на самом деле ее симпатии.
Все личные переживания по поводу Джека Уэллса и Марка вылетели у Сьюзен из головы в тот момент, когда она подъехала к фабрике. Она поняла, что попала почти в военную зону. Настоящий кромешный ад, с криками и воплями, с булыжниками пролетариата. Шумная толпа разъяренных забастовщиков разломала контейнер с досками для серфинга, перевернув при этом грузовик, другие в это время били бутылки на дороге, уже засыпанной слоем острых осколков, чтобы преградить путь бронированным грузовикам, привозившим штрейкбрехеров.
Сьюзен как раз решила развернуться и убраться отсюда к черту, думая, что никогда не сможет пробраться через этот бедлам в здание невредимой, когда неожиданно один из бронированных грузовиков выскочил сзади на скорости около сорока миль в час и заставил ее отклониться в сторону. В результате она, чуть не врезавшись в толпу пикетчиков, с грохотом наскочила на один из мусорных ящиков, в котором вспыхнул огонь.
Огонь привел ее в ужас, и она попыталась выбраться из машины, но не смогла. Дверь оказалась заперта, и Сьюзен не могла сообразить, как ее открыть. Где находилась кнопка или защелка в этой чертовой машине? Люди стучали ей в окна; кто-то разбил окно со стороны пассажира, чтобы открыть дверь; подтащили шланг, из которого лилась вода; ее жизнь была в опасности, а она никак не могла справиться с замком ремня безопасности. Шум был почти таким же пугающим, как и языки пламени, начавшие лизать ее машину спереди. Ей было трудно дышать, хотя она не могла сказать точно – из-за дыма или из-за паники, вызванной мыслью о приближающейся катастрофе и страхом, что машина сейчас взорвется.
Она вспомнила, как думала о том, что ей необходим белый флаг, чтобы благополучно выбраться отсюда. Вспомнила, как беспокоилась о бумагах в своем портфеле и о письме от матери, полученном утром, которое еще не успела прочитать, а потом все исчезло, и она уже ничего не помнила.
– Чувствуете себя лучше?
Сьюзен сидела в простом фабричном кабинете, не намного больше ее собственного, выглядевшем небрежно благодаря старомодному серийному конторскому столу и скучным стенам, завешанным фотографиями и рекламными плакатами разнообразной продукции, которую производила компания Джека Уэллса. Окна были обращены во внутренний двор фабрики, где шум, видимо, был совершенно оглушительный, потому что на головах рабочих красовались специальные наушники.
Сам Джек Уэллс сидел рядом со Сьюзен, прикладывая полотенце со льдом к ее лбу. Она попыталась унять дрожь в руках, неуверенно держа пластиковую чашку, заполненную водой, кивнула и смущенно улыбнулась.
– Я в порядке. Мне немного неловко, но я в порядке.
Он убрал импровизированный пузырь со льдом и положил его на стол.
– Неловко? Почему вам неловко? Эти ребята – маньяки. Я не могу поверить, что ваша фирма послала сюда именно вас, особенно после всего того, что происходило здесь на прошлой неделе…
Сьюзен хотела поспорить. В конце концов, это была ее работа, и все произошло вовсе не потому, что она женщина, как он настаивал, а потому, что она ехала в миниатюрной «тойоте», а не в чудовищной бронированной машине. То же самое могло случиться и с Джо Диксоном – ее коллегой, который вел основную часть переговоров с профсоюзами. Но Джек опередил ее, убирая лед и улыбаясь, поняв о чем она думает.
– О'кей. Возможно, у Диксона дела обстояли бы ненамного лучше. Просто у него не такой симпатичный и уязвимый вид, поэтому мы бы не так суетились вокруг него. Я бы сказал ему, чтобы он сам держал этот чертов пузырь со льдом.
Джек снова ухмыльнулся. Он был одет как один из рабочих: в короткую прямую куртку из шотландки, неряшливые джинсы и бадвейзерскую кепку, сдвинутую на макушку, – вид определенно более соответствующий ему, нежели тот хорошо подогнанный вечерний костюм, в котором она видела его на обеде у Кит. Рукава рубашки были закатаны, и она смогла хорошо разглядеть татуировку на его предплечье, хотя смысла рисунка разобрать так и не смогла, уловив только, что он явно восточный и весьма экзотичный.
– Похоже, что вам в любом случае придется терпеть меня какое-то время несмотря на то, что я женщина, – сообщила она ему. – Джо приедет завтра и передаст мне дела. Со следующей недели он берет месяц декретного отпуска.
– Декретного отпуска? Как это понять? – спросил Уэллс, воспринимая ее слова как шутку.
– Теперь все по-другому, – напомнила она ему, делая глоток воды и чувствуя, что, наконец, начинает приходить в себя. – Его жена – гинеколог, и ей труднее, чем ему, взять отпуск. Роды у нее продолжались всего два часа, она себя прекрасно чувствует и готова приступить к работе. Юридическая фирма предоставляет два месяца декретного отпуска всему своему женскому персоналу, так что сегодня утром Джо попросил половину этой привилегии.
– А как насчет всех этих модных кормилиц и нянек?
– Джо думает, что первые месяц или два являются решающими для того, чтобы ребенок привязался к родителям. Он не хочет, чтобы в это время рядом с малышом был чужой человек. На самом деле мы все находим это очень забавным.
Сьюзен поморщилась, снова ощутив холод пузыря со льдом. Она забрала его из рук Джека и положила на стол.
– У вас будет великолепная шишка, – поставил он диагноз, пальцами исследовав ее лоб.
Она взяла с его стола металлический нож для разрезания почты и, повертев лезвие, смогла разглядеть в нем свое отражение. Как и следовало ожидать, ее лоб опух и посинел, но она прикрыла его, быстрым движением поправив челку.
– Какая шишка? – спросила она, непринужденно дожимая плечами, и они оба улыбнулись.
– Итак, мы опять беседуем на «детские темы», – сказал он.
Напоминание о том вечере, когда он пренебрег ею, не спросив номер телефона, застали Сьюзен врасплох, но она рассмеялась несмотря на раненное самолюбие.
– Честно говоря, Сьюзен, принимая во внимание всю ожесточенность и беспорядок, я все равно не понимаю, почему ваша фирма не заменила Диксона мужчиной, – сказал Джек с предельной для него дипломатичностью. – Я серьезно. Обстановка действительно накалилась. Вы видели, что здесь происходит.
Сьюзен незаметно взглянула на газетную вырезку в рамке, где Джек был снят посреди дикого пляжа в окружении группы нетерпеливых, широко улыбающихся китайцев в соломенных шляпах. Пара досок для серфинга, воткнутые в песок, придавали фотографии особый акцент. Подпись под фотографией гласила: «Серфинговая дипломатия приходит в Китай».
Он проследил ее взгляд, ожидая ответа.
– Хотите – верьте, хотите – нет, но я ас по части трудовых вопросов, – ответила она, улыбаясь, чтобы смягчить хвастливость ответа.
Однако немалую роль сыграло и то, что она сама хотела заняться этой работой. Ей надоело торчать в офисе и возиться с бумагами. Ей хотелось получить возможность проявить себя.