Страница:
– Могу я пройти к ней? – спросила Сьюзен.
– Извините, вы можете находиться только здесь, как… – Сдерживаясь, она посмотрела на Сьюзен и закончила фразу более спокойным тоном: – Вы должны подождать здесь, как и все остальные.
«Телефонный звонок для Сьюзен Кендел Браун», – раздалось из громкоговорителя.
– Куда мне подойти, чтобы взять трубку? – спросила она у дежурной.
Женщина показала на настенный телефон сбоку. Глубоко вздохнув, Сьюзен подняла трубку, нервничая и продолжая мучиться угрызениями совести. Это должен был быть либо Марк, либо Ники, и она не знала, что им сказать: «Привет. Я скинула твою подругу с лодки в воду с криком, что, надеюсь, она утонет. И она действительно чуть не утонула».
Сьюзен высказала Пейдж все, как и планировала. Они обе были на редкость молчаливы, когда парусная лодка Сьюзен покидала канал. Можно было подумать, чго обе поглощены ритмом поворотов на другой галс и попытками поймать ветер. Сьюзен направила лодку прямо за волнорез, где было не так оживленно.
Кипя от злости, без всяких предисловий, Сьюзен откровенно высказала все, что думает о Пейдж, и учинила доскональное расследование.
Она была в четверг вечером в квартире Марка, разве не так? Сьюзен видела ее машину. Машину Дастина…
– Да, – мрачно ответила Пейдж, даже не пытаясь уклониться.
Она была с ним наедине. Пыталась его соблазнить. Домогалась того, что больше ей не принадлежало…
– Да.
Она провела ночь вместе с ним. При этом сняла телефонную трубку, чтобы Сьюзен не могла дозвониться…
– Да.
Она не могла смириться с тем, что Марк больше не ее, не так ли? Где бы она ни находилась, она хотела его. Она совсем запуталась, вовсе не уверенная, что сможет выдержать брак с мужчиной, вдвое старше нее. Только потому, что он был богат и влиятелен. До нее, наконец, стало доходить, чем ей придется пожертвовать, разве не так?..
– Да.
Ей придется привыкнуть к редким волосам, которые он зачесывает на одну сторону, чтобы скрыть лысину. К стареющей коже, которую не скроешь и которая не зависит от его спортивной формы.
Пейдж платила молодостью за деньги.
Продавала себя.
Быть женой Ники Лумиса совсем не означало разделить свою жизнь с любимым, строить совместное будущее, стать самыми близкими и надежными партнерами.
Замужество с Ники больше напоминало поступление на службу.
Имя: миссис Ники Лумис.
Должностные обязанности: домашняя хозяйка, по совместительству – шлюха.
Жалование: высокое…
– Да.
Возможно, она запаниковала по поводу всех его пожилых друзей?
Детей, которые достанутся ей в наследство. Которые никогда не примут ее. Которые всегда будут думать о ней как о шлюхе своего отца.
Просто очередная охотница за богатым женихом. А разве это не так?
– Да.
Попробовав той жизни, которой она хотела довольствоваться, но не смогла, она также не смогла смириться и с тем, что Сьюзен и Марк были столь счастливы безо всяких денег, что у них начиналась настоящая любовь. Ей нужно было пойти и доказать себе, что она по-прежнему может добиться Марка, если захочет. Она ревновала с того самого утра, когда Сьюзен и Марк пришли вместе, разве не так? Ее заботит только собственная персона и совершенно не беспокоит, что она все испортила им – якобы своим друзьям. Может быть, своим лучшим друзьям. Был ли хоть один человек на земле, которому Пейдж была способна сохранить преданность? О ком бы она настолько беспокоилась, чтобы не попирать его чувства и не использовать их?
– Прекрати говорить просто «да»! – закричала на нее Сьюзен в конце концов. – Объясни мне, зачем ты все это делаешь! Объясни хоть что-нибудь. Объясни, как ты можешь быть такой эгоисткой. Как могла так со мной поступить. Как могла так поступить с Марком. Ты в любом случае собиралась бросить Марка и выйти замуж за Ники, зачем же тебе нужно испортить нам жизнь? Что ты за чудовище?
Маленькая парусная лодка вдруг стала невероятно тесной. Сьюзен почувствовала, что совершенно понапрасну лезет вон из кожи: Пейдж не будет пытаться защищаться, не будет ничего отрицать. С таким же успехом можно было говорить со стенкой, за исключением, пожалуй, того, что стена давно бы уже рассыпалась.
– Черт тебя побери, Пейдж, ты должна мне хоть что-нибудь объяснить! Немедленно! Что случилось с твоим большим ртом и со всей твоей знаменитой смелостью? Скажи что-нибудь, или я просто взорвусь.
В конце концов, обезумев, отчаявшись получить ответ, Сьюзен разрыдалась и вытолкнула Пейдж за борт, крича при этом, что надеется, что та утонет.
На мгновение это принесло некоторое облегчение им обеим. Они почувствовали какую-то связь. В невозмутимом лице Пейдж что-то дрогнуло, и она тоже начала плакать. Сьюзен не думала, что наступит день, когда ей доведется увидеть слезы Пейдж.
Но то, что произошло в следующую секунду, вызвало у них настоящий ужас. Катер, буксирующий воднолыжника, появился, казалось, из ниоткуда, вспарывая водную гладь в их направлении. Водитель катера попытался изменить направление, но было слишком поздно. От крутого обходного маневра лыжник перелетел через кильватер, на полном ходу врезавшись в Пейдж.
Все, что было после этого, слилось в одно большое расплывчатое пятно. По рации на место происшествия вызвали береговую охрану, и Пейдж без сознания и с серьезной травмой была отправлена в больницу в сопровождении контуженой Сьюзен.
– Сьюзен? Это Марк. Что случилось?
При звуке его смущенного и одновременно настойчивого голоса в трубке, в голове Сьюзен наступила звенящая пустота.
– С тобой все в порядке? Что произошло? У Пейдж все нормально?
Сьюзен переполняло чувство вины. Но вместе с тем его живая дружеская забота о Пейдж доставляла ей страдание, и она почувствовала, что хочет накричать на него.
Она говорила быстро, пытаясь скрыть свою боль.
– Мы с Пейдж катались на лодке. Мы поспорили, и я так разозлилась, что столкнула ее в воду. На ней был спасательный жилет, на нас обеих были спасательные жилеты. Ничего не должно было случиться. Но вдруг на нас выскочил этот катер с воднолыжником на буксире. Катер попытался свернуть, но было слишком поздно, и лыжник врезался в нее.
На другом конце провода царило молчание. Сьюзен прижала трубку плечом и обхватила руками живот. Она чувствовала себя слабой и больной и к тому же напуганной сверх меры, но все же какая-то маленькая часть ее разрушенной души продолжала злиться. Небольшая, но глубокая яма злости, обиды, ревности. Марк не отважился спросить, о чем был спор.
– Я буду через пять минут, – твердо сказал он, надавливая на какую-то кнопку в ее сердце, открывшую выход очередному потоку слез.
Она была настолько растеряна, что не смогла сказать ничего, кроме краткого:
– О'кей. Спасибо.
– И, Сьюзен… – произнес он, когда она уже совсем собралась повесить трубку.
– Что?
Она почувствовала, что он колеблется. Что он хотел сказать? Рассказать все и облегчить совесть признанием своей вины? Сказать, что любит Пейдж и ничего не может с собой поделать? Что для него лучше часть Пейдж, чем целая Сьюзен?
– Я скучаю по тебе, – прошептал он. – Я не знаю, о чем вы спорили, но ты не должна чувствовать себя виноватой в том, что произошло. Это несчастный случай. Я знаю тебя, и ты бы никогда никому не сделала бы намеренно больно.
– Ты меня совершенно не знаешь. Я хотела сделать ей больно. Я хотела ранить ее так сильно, что меня это убивало, – закричала Сьюзен сквозь слезы, – но я не видела катер, это совершенно точно. Я бы никогда…
– Ш-ш-ш. Все будет хорошо. У Пейдж крепкий организм.
– Она без сознания. И она, наверно, первый раз в жизни получила удар именно в тот момент, когда была не в форме. Марк, я так напугана. Она действительно сильно пострадала. Я уверена, что ей наложат множество швов.
– Что-нибудь сломано?
– Не знаю. Они ничего мне не говорят. Я схожу с ума. Пожалуйста, поторопись, – попросила она тихим неуверенным голосом, все еще продолжая плакать.
– Жаль, что я не рядом с тобой, – ответил он, вешая трубку.
– Сьюзен! – Тори входила в дверь комнаты ожидания, привлекая всеобщее внимание.
Модная узкая юбка чудесного вишнево-красного костюма плотно обхватывала ее ноги чуть выше колен, заставляя семенить мелкими шажками. – Что случилось? Как Пейдж? Она пришла в сознание? – засыпала Тори вопросами Сьюзен, обнимая ее. – Тебя уже пустили к Пейдж? У тебя все в порядке?
– Я ни от кого не могу добиться никакой информации, – сказала Сьюзен, втягивая воздух и вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Тори достала из сумочки пачку салфеток и вручила Сьюзен.
– Спасибо. – Сьюзен высморкалась и перевела дыхание. – Я пыталась туда пройти, но медсестры набросились на меня и отправили назад в комнату ожидания, Я даже не представляю себе, где она.
Сьюзен испытывала громадное облегчение, что теперь она не одна. Всхлипывая, она наблюдала за Тори, которая обдумывала план действий.
– Господи, как звали того хирурга, с которым я встречалась? Друга Джорджа… – пыталась припомнить Тори. – Может быть, позвонить ему. Ты же знаешь, как это у врачей. Если спросит он, то мы, по крайней мере, получим хоть какую-то информацию.
– Мне даже не пришло в голову позвонить Кит, – вдруг сообразила Сьюзен, испытывая угрызения совести.
– Эд Литтнер… так, что ли?
– Я не уверена…
– Пошли. Где здесь телефон? А, вот он, – сказала она, направляясь к аппарату.
– Рядом с комнатой отдыха есть таксофоны…
– Таксофоны? В задницу их, – дерзко пропела Тори. – Это доктор Митчел, – представилась она в трубку. – У нас здесь несчастный случай. Вы не могли бы попросить к телефону доктора Эда Литтнера?
– Но он не работает в нашей больнице, доктор…
– Да, я знаю, – блефовала Тори.
Несмотря на это, не прошло и пяти минут, как доктор Литтнер был на проводе.
– Это уловка Пейдж, – сказала Тори на ухо Сьюзен.
Конечно, она не понимала, что этого сейчас говорить не стоило.
Сьюзен тихо стояла рядом, пока Тори вкратце обрисовывала ситуацию тому самому хирургу, к которому в свое время отнеслась столь пренебрежительно.
– Он действительно очень мил, – шепнула она Сьюзен в какой-то момент, прикрывая трубку рукой. – Спасибо, Эд. Я действительно весьма признательна. Мы все просто сходим с ума от беспокойства.
Эд сказал Тори, что перезвонит сразу же, как только что-нибудь узнает, и чтобы она спокойно ждала.
Сьюзен посмотрела в сторону входа как раз в тот момент, когда там появился Марк. Он приближался к ним быстрым шагом. Когда они со Сьюзен встретились глазами, возникла неловкая пауза, прерванная торопливо подошедшей к ним медсестрой.
– Извините, мисс Кендел…
Хотя лицо медсестры представляло собой профессиональную маску сдержанности, Сьюзен все-таки почувствовала – что-то случилось.
– Видите ли… ваша подруга пришла в сознание, – осторожно начала медсестра так, как будто ей что-то мешало говорить.
Все они внутренне напряглись, когда она продолжила:
– Ее состояние не внушает опасений. Ближайшие двадцать четыре часа она должна находиться под пристальным наблюдением. Ей нельзя оставаться одной и вставать с постели. Доктор наложил довольно много швов, но внутренних повреждений, слава Богу, нет, и, буквально чудом, нет сломанных костей. Однако…
Им всем не понравилось это «однако».
– Однако, мне очень жаль, но несчастный случай вызвал довольно тяжелую травму, и она потеряла ребенка.
Ребенка?!
Сьюзен была ошарашена. На нее обрушился эмоциональный шок, она испытала всю мыслимую гамму эмоций от чувства вины за то, что явилась причиной несчастного случая и потери ребенка, о котором она ничего не знала, до ревности и вновь разгоревшейся злости.
Она хотела повернуться и посмотреть на Марка, но боялась это сделать. Чей ребенок это был? Его или Ники?
Ей казалось, что все взгляды направлены на нее, и она хотела бежать куда-нибудь и спрятаться. Боясь поднять глаза, Сьюзен сосредоточенно изучала безобразный виниловый пол в крапинку под ногами.
Медсестра, неправильно истолковав реакцию Сьюзен, взяла ее за руку.
– Ваша подруга отнеслась к этому спокойно, правда. Это первое, о чем она спросила, когда пришла в себя, и мы, конечно, сказали ей. Затем она закрыла глаза и с какой-то странной, грустной улыбкой сказала что-то вроде того, что именно так все и должно было случиться. Она сказала, чтобы мы не волновались. Что, может быть, жизнь сама все расставит правильно по своим местам. Она хотела знать срок беременности, и мы сказали: около девяти недель. Затем она попросила меня объяснить это всем вам, и попросить после этого Сьюзен зайти к ней.
Смаргивая слезы, ни на кого не глядя, Сьюзен вслед за сестрой пошла к Пейдж.
Смущенная, потрясенная, виноватая и буквально переполненная отчаянием Сьюзен вошла в палату. Пейдж с закрытыми глазами лежала на маленькой белой кровати, ее голова была замотана бинтами, на которых проступали пятна крови и желтой мази. Она была в белой больничной рубашке, и Сьюзен могла видеть некоторые из наложенных швов на руках и груди. Несмотря на свое состояние, Пейдж по-прежнему была очень хороша.
Почувствовав присутствие Сьюзен, она открыла глаза и взглядом подозвала ее поближе к кровати.
Сьюзен была удивлена, снова увидев в глазах Пейдж слезы, которые совершенно не вязались с кошачьим блеском, свойственным им обычно. Сейчас это были очаровательные зеленые озера, до краев наполненные настоящим страданием.
И все же в выражении ее лица сквозило облегчение.
«Может быть, ей дали наркотик, – подумала Сьюзен, стараясь держаться на расстоянии. – Что Пейдж собирается мне сказать?»
– Иди сюда, черт побери, – сказала Пейдж, слабо протягивая руку в сторону Сьюзен и подтягивая ее вплотную к себе. – У тебя есть причины презирать меня, – признала она дрожащим голосом.
Зеленые озера переполнились, но Пейдж даже не попыталась остановить слезы или хотя бы вытереть их.
– Вот почему я была у Марка в четверг ночью, – сказала она мягко – Я беспокоилась о том, что беременна по крайней мере месяц, но не хотела в это поверить. Я была совершенно потеряна и не знала, что делать. Но в среду ночью Ники сделал мне предложение. – Речь была удивительно связной для человека, который только что пришел в себя после операции.
Но теперь это прежняя знакомая Пейдж, думала Сьюзен, слишком горя желанием услышать, к чему та клонила, чтобы комментировать или прерывать.
– Возможно, я люблю Ники по-другому, совсем не так, как тебе кажется, ты любишь Марка, – продолжила Пейдж, – но я схожу от него с ума. Я не замечаю, что он старый. Я вижу его таким восхитительным и полным энергии, и во многих отношениях даже более молодым, чем Марк, чем даже его собственные дети, которые переполнены подавляющими их комплексами. В отличие от Ники, который совершенно свободен. Ребенок, спрятанный глубоко в каждом из нас, в нем виден невооруженным глазом. Он полон жизни и веселья. И вызова.
На этот раз Сьюзен попыталась прервать, но Пейдж остановила ее, жестом показывая, чтобы она дала закончить.
– Конечно, если бы у него не было денег, я бы не испытывала таких чувств к нему, – продолжала Пейдж честно и с той же удивительной ясностью мысли, – но деньги такая же неотделимая часть образа Ники, как мое мировоззрение – неотделимая часть меня. Мы подходим друг другу всеми точками соприкосновения, полностью друг друга дополняя. Ники – это именно то, что мне нужно. Я знаю, от чего отказываюсь, но это сознательный выбор. Причина, по которой я не кричала о новостях на каждом углу и не рассказала о предложении Ники никому, кроме Марка, состоит в том, что сразу после того, как Ники попросил меня выйти за него замуж, он вручил мне брачный контракт, который подготовили его адвокаты и где одним из условий было отсутствие детей. Если бы я забеременела и родила ребенка, то осталась бы одна и без гроша в кармане – он ничего бы мне не дал, только минимальное содержание для ребенка. Возможно, все не было бы так драматично, если бы не мои подозрения, что я беременна. Но условие отсутствия детей как раз в то самое время, когда во мне уже росла новая жизнь, было для меня слишком непереносимым событием.
Почти высохшие слезы снова полились потоком.
– Сьюзен, ты должна знать – я не спала с Марком. Хотела, пыталась, но он не стал со мной спать. Как бы он не сходил с ума по мне, когда нужно было сделать выбор, он выбрал тебя. Марк позволил мне провести ночь в своей постели, потому что я до смерти боялась оставаться одна, но не прикоснулся ко мне.
Сьюзен закрыла глаза. Облегчение и, как ни странно, благодарность заполнили ее до краев.
– Черт побери, теперь ты молчишь. Только здесь тебя некуда скинуть. Прощаешь ты меня или нет? – потребовала Пейдж, хотя только что сама настаивала на молчании Сьюзен.
– Если ты прощаешь меня, я прощаю тебя, – ответила Сьюзен, глядя на свою сумасшедшую подругу через туман слез.
Они обнялись. Сьюзен осторожно держала ее, беспокоясь о повязках.
– Сильно болит?
– Да, черт побери, болит. Но если ты меня простишь, я вынесу..
– Я прощаю. Я правда прощаю, – сказала Сьюзен, осознавая, какое облегчение испытывает от того, что с Пейдж все в порядке. – Пока ты обещаешь держать свои чертовы руки подальше от моего приятеля, я тебя прощаю, – добавила она, почему-то веря, что так все и будет.
– Эй, он выбрал тебя.
– Да, но, может быть, не навсегда.
– Навсегда, – сказала Пейдж со спокойной уверенностью.
Затем, вдруг напрягшись, с заметной тревогой спросила, здесь ли Ники. Присутствовал ли он при том, когда сестра сообщила, что она потеряла ребенка?
– Нет, слава Богу, – простонала Пейдж с облегчением, утопая в подушке. – Не знаю, что на меня нашло. Может быть, виноваты гормоны. Я решила испытать судьбу: если он окажется здесь и услышит, что я потеряла ребенка, который по срокам явно не его, то пусть все будет так, как предначертано свыше. А если его здесь не окажется и он ничего не узнает, то это будет означать, что он и не должен ничего узнать. Не могу представить себе, что бы я делала, если бы он оказался здесь.
Сьюзен чуть не рассмеялась над логикой Пейдж, когда в комнату ворвался Ники, совершенно запыхавшийся. За ним, стараясь не отставать, спешили Тори и Марк.
– Детка, я так волновался. Я получил сообщение от Ди и не знал, что и подумать.
Сьюзен отошла с дороги, когда Ники бросился к кровати, чтобы заключить Пейдж в свои большие сильные объятия.
– У тебя все в порядке? Что говорят врачи? Что-нибудь сломано?
Сьюзен была тронута его заботой. Она посмотрела на Марка, с угрызениями совести вспоминая, как отнеслась к его заботе. Она обнаружила, что Марк смотрит на нее, а не на Пейдж и Ники.
Возможно, он пытался угадать, что сказала ей Пейдж. Был ли он реабилитирован?
Сьюзен закусила губу и почувствовала, что глаза снова наполнились слезами, когда, стоя рядом с ним, спросила себя, что он думает по поводу того, что Пейдж потеряла ребенка. Марк крепко, до боли сжал ее руку, и она подумала, что хотела бы, чтобы он ее никогда не отпускал.
– У тебя все в порядке? – спросил он тихим шепотом.
Она кивнула в знак согласия и задала ему такой же вопрос.
– Теперь – да, – прошептал он ей на ухо.
Тори чуть улыбнулась Сьюзен и та улыбнулась ей в ответ. Ее улыбка стала шире, когда Марку показалось недостаточно просто держать ее за руку и он заключил ее в объятия.
– Я сходил с ума, – говорил Ники Пейдж, как будто в комнате кроме них двоих никого не было. Мысль, что он может ее потерять, чуть не лишила его рассудка. – Я воображал самое худшее и ругал себя, что в четверг вечером не сбежал с тобой куда-нибудь. Тогда бы мы сейчас были бы где-нибудь во Франции, Италии или Испании, или в каком-либо другом месте, праздновали наш медовый месяц, и этого никогда бы не случилось. Ты только посмотри на себя, – восклицал он, изучая бинты на ее голове, синяки и места, где были наложены швы.
Сьюзен, однако, считала, что Пейдж выглядит блестяще, совсем не похожа на человека, который сегодня чуть не лишился жизни.
– Все в порядке, – успокоила его Пейдж. – Правда, Ники, все порядке.
– Я не хочу ждать. Мы поженимся через неделю, – заявил он, давая понять, что не примет отрицательного ответа. Как будто Пейдж могла протестовать. – В моем особняке, в нашем особняке. – Он усмехнулся. – Когда я женился первый раз, то едва смог заплатить священнику. Я хочу, чтобы эта свадьба стала событием сезона. Я хочу отпраздновать ее так, чтобы она затмила мою Карнавальную ночь.
Он повернулся к Тори, Марку и Сьюзен впервые с тех пор, как ворвался сюда:
– И мы хотим, чтобы вы все были у нас. Мы собираемся поставить такое свадебное шоу, какого никто никогда прежде не видел. Это будет такой декаданс, о котором Скотт Фицджеральд только мечтал, что бы ему это приснилось. А иначе ради чего я так напряженно работаю, если не для того, черт побери, чтобы прекрасно проводить время?
Ники вскочил с кровати и начал требовать от сестер в коридоре, чтобы ему принесли грейпфрут или апельсин, или какой-нибудь, черт побери, другой фрукт, лишь бы он был круглым. Когда долговязый медбрат быстро вернулся с грейпфрутом, Ники попросил ножик.
Всего за несколько минут большой и сильный бывший лучший принимающий с широким захватом превратил обычный фрукт в маленький желтый глобус, нарисовав континенты и отметив звездочками несколько городов.
– Вот, бесподобная, – сказал он, вручая его Пейдж. – Выбери любое место, какое только захочешь, куда мы отправимся на наш медовый месяц. Небо для меня, к сожалению, предел. Черт побери, если бы можно было полететь в космос, я бы купил ракету.
Пейдж, сияя, зажмурив глаза, покрутила маленький самодельный глобус в руках и остановила. Затем, держа его в одной руке, не открывая глаз, она пальцем другой руки ткнула наугад.
– Сюда. Я хочу поехать сюда.
Все склонились, чтобы посмотреть, где это – «сюда».
– Это Египет, – сообщил ее жених. Он очистил грейпфрут и раздал всем дольки.
ГЛАВА 30
– Извините, вы можете находиться только здесь, как… – Сдерживаясь, она посмотрела на Сьюзен и закончила фразу более спокойным тоном: – Вы должны подождать здесь, как и все остальные.
«Телефонный звонок для Сьюзен Кендел Браун», – раздалось из громкоговорителя.
– Куда мне подойти, чтобы взять трубку? – спросила она у дежурной.
Женщина показала на настенный телефон сбоку. Глубоко вздохнув, Сьюзен подняла трубку, нервничая и продолжая мучиться угрызениями совести. Это должен был быть либо Марк, либо Ники, и она не знала, что им сказать: «Привет. Я скинула твою подругу с лодки в воду с криком, что, надеюсь, она утонет. И она действительно чуть не утонула».
Сьюзен высказала Пейдж все, как и планировала. Они обе были на редкость молчаливы, когда парусная лодка Сьюзен покидала канал. Можно было подумать, чго обе поглощены ритмом поворотов на другой галс и попытками поймать ветер. Сьюзен направила лодку прямо за волнорез, где было не так оживленно.
Кипя от злости, без всяких предисловий, Сьюзен откровенно высказала все, что думает о Пейдж, и учинила доскональное расследование.
Она была в четверг вечером в квартире Марка, разве не так? Сьюзен видела ее машину. Машину Дастина…
– Да, – мрачно ответила Пейдж, даже не пытаясь уклониться.
Она была с ним наедине. Пыталась его соблазнить. Домогалась того, что больше ей не принадлежало…
– Да.
Она провела ночь вместе с ним. При этом сняла телефонную трубку, чтобы Сьюзен не могла дозвониться…
– Да.
Она не могла смириться с тем, что Марк больше не ее, не так ли? Где бы она ни находилась, она хотела его. Она совсем запуталась, вовсе не уверенная, что сможет выдержать брак с мужчиной, вдвое старше нее. Только потому, что он был богат и влиятелен. До нее, наконец, стало доходить, чем ей придется пожертвовать, разве не так?..
– Да.
Ей придется привыкнуть к редким волосам, которые он зачесывает на одну сторону, чтобы скрыть лысину. К стареющей коже, которую не скроешь и которая не зависит от его спортивной формы.
Пейдж платила молодостью за деньги.
Продавала себя.
Быть женой Ники Лумиса совсем не означало разделить свою жизнь с любимым, строить совместное будущее, стать самыми близкими и надежными партнерами.
Замужество с Ники больше напоминало поступление на службу.
Имя: миссис Ники Лумис.
Должностные обязанности: домашняя хозяйка, по совместительству – шлюха.
Жалование: высокое…
– Да.
Возможно, она запаниковала по поводу всех его пожилых друзей?
Детей, которые достанутся ей в наследство. Которые никогда не примут ее. Которые всегда будут думать о ней как о шлюхе своего отца.
Просто очередная охотница за богатым женихом. А разве это не так?
– Да.
Попробовав той жизни, которой она хотела довольствоваться, но не смогла, она также не смогла смириться и с тем, что Сьюзен и Марк были столь счастливы безо всяких денег, что у них начиналась настоящая любовь. Ей нужно было пойти и доказать себе, что она по-прежнему может добиться Марка, если захочет. Она ревновала с того самого утра, когда Сьюзен и Марк пришли вместе, разве не так? Ее заботит только собственная персона и совершенно не беспокоит, что она все испортила им – якобы своим друзьям. Может быть, своим лучшим друзьям. Был ли хоть один человек на земле, которому Пейдж была способна сохранить преданность? О ком бы она настолько беспокоилась, чтобы не попирать его чувства и не использовать их?
– Прекрати говорить просто «да»! – закричала на нее Сьюзен в конце концов. – Объясни мне, зачем ты все это делаешь! Объясни хоть что-нибудь. Объясни, как ты можешь быть такой эгоисткой. Как могла так со мной поступить. Как могла так поступить с Марком. Ты в любом случае собиралась бросить Марка и выйти замуж за Ники, зачем же тебе нужно испортить нам жизнь? Что ты за чудовище?
Маленькая парусная лодка вдруг стала невероятно тесной. Сьюзен почувствовала, что совершенно понапрасну лезет вон из кожи: Пейдж не будет пытаться защищаться, не будет ничего отрицать. С таким же успехом можно было говорить со стенкой, за исключением, пожалуй, того, что стена давно бы уже рассыпалась.
– Черт тебя побери, Пейдж, ты должна мне хоть что-нибудь объяснить! Немедленно! Что случилось с твоим большим ртом и со всей твоей знаменитой смелостью? Скажи что-нибудь, или я просто взорвусь.
В конце концов, обезумев, отчаявшись получить ответ, Сьюзен разрыдалась и вытолкнула Пейдж за борт, крича при этом, что надеется, что та утонет.
На мгновение это принесло некоторое облегчение им обеим. Они почувствовали какую-то связь. В невозмутимом лице Пейдж что-то дрогнуло, и она тоже начала плакать. Сьюзен не думала, что наступит день, когда ей доведется увидеть слезы Пейдж.
Но то, что произошло в следующую секунду, вызвало у них настоящий ужас. Катер, буксирующий воднолыжника, появился, казалось, из ниоткуда, вспарывая водную гладь в их направлении. Водитель катера попытался изменить направление, но было слишком поздно. От крутого обходного маневра лыжник перелетел через кильватер, на полном ходу врезавшись в Пейдж.
Все, что было после этого, слилось в одно большое расплывчатое пятно. По рации на место происшествия вызвали береговую охрану, и Пейдж без сознания и с серьезной травмой была отправлена в больницу в сопровождении контуженой Сьюзен.
– Сьюзен? Это Марк. Что случилось?
При звуке его смущенного и одновременно настойчивого голоса в трубке, в голове Сьюзен наступила звенящая пустота.
– С тобой все в порядке? Что произошло? У Пейдж все нормально?
Сьюзен переполняло чувство вины. Но вместе с тем его живая дружеская забота о Пейдж доставляла ей страдание, и она почувствовала, что хочет накричать на него.
Она говорила быстро, пытаясь скрыть свою боль.
– Мы с Пейдж катались на лодке. Мы поспорили, и я так разозлилась, что столкнула ее в воду. На ней был спасательный жилет, на нас обеих были спасательные жилеты. Ничего не должно было случиться. Но вдруг на нас выскочил этот катер с воднолыжником на буксире. Катер попытался свернуть, но было слишком поздно, и лыжник врезался в нее.
На другом конце провода царило молчание. Сьюзен прижала трубку плечом и обхватила руками живот. Она чувствовала себя слабой и больной и к тому же напуганной сверх меры, но все же какая-то маленькая часть ее разрушенной души продолжала злиться. Небольшая, но глубокая яма злости, обиды, ревности. Марк не отважился спросить, о чем был спор.
– Я буду через пять минут, – твердо сказал он, надавливая на какую-то кнопку в ее сердце, открывшую выход очередному потоку слез.
Она была настолько растеряна, что не смогла сказать ничего, кроме краткого:
– О'кей. Спасибо.
– И, Сьюзен… – произнес он, когда она уже совсем собралась повесить трубку.
– Что?
Она почувствовала, что он колеблется. Что он хотел сказать? Рассказать все и облегчить совесть признанием своей вины? Сказать, что любит Пейдж и ничего не может с собой поделать? Что для него лучше часть Пейдж, чем целая Сьюзен?
– Я скучаю по тебе, – прошептал он. – Я не знаю, о чем вы спорили, но ты не должна чувствовать себя виноватой в том, что произошло. Это несчастный случай. Я знаю тебя, и ты бы никогда никому не сделала бы намеренно больно.
– Ты меня совершенно не знаешь. Я хотела сделать ей больно. Я хотела ранить ее так сильно, что меня это убивало, – закричала Сьюзен сквозь слезы, – но я не видела катер, это совершенно точно. Я бы никогда…
– Ш-ш-ш. Все будет хорошо. У Пейдж крепкий организм.
– Она без сознания. И она, наверно, первый раз в жизни получила удар именно в тот момент, когда была не в форме. Марк, я так напугана. Она действительно сильно пострадала. Я уверена, что ей наложат множество швов.
– Что-нибудь сломано?
– Не знаю. Они ничего мне не говорят. Я схожу с ума. Пожалуйста, поторопись, – попросила она тихим неуверенным голосом, все еще продолжая плакать.
– Жаль, что я не рядом с тобой, – ответил он, вешая трубку.
– Сьюзен! – Тори входила в дверь комнаты ожидания, привлекая всеобщее внимание.
Модная узкая юбка чудесного вишнево-красного костюма плотно обхватывала ее ноги чуть выше колен, заставляя семенить мелкими шажками. – Что случилось? Как Пейдж? Она пришла в сознание? – засыпала Тори вопросами Сьюзен, обнимая ее. – Тебя уже пустили к Пейдж? У тебя все в порядке?
– Я ни от кого не могу добиться никакой информации, – сказала Сьюзен, втягивая воздух и вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Тори достала из сумочки пачку салфеток и вручила Сьюзен.
– Спасибо. – Сьюзен высморкалась и перевела дыхание. – Я пыталась туда пройти, но медсестры набросились на меня и отправили назад в комнату ожидания, Я даже не представляю себе, где она.
Сьюзен испытывала громадное облегчение, что теперь она не одна. Всхлипывая, она наблюдала за Тори, которая обдумывала план действий.
– Господи, как звали того хирурга, с которым я встречалась? Друга Джорджа… – пыталась припомнить Тори. – Может быть, позвонить ему. Ты же знаешь, как это у врачей. Если спросит он, то мы, по крайней мере, получим хоть какую-то информацию.
– Мне даже не пришло в голову позвонить Кит, – вдруг сообразила Сьюзен, испытывая угрызения совести.
– Эд Литтнер… так, что ли?
– Я не уверена…
– Пошли. Где здесь телефон? А, вот он, – сказала она, направляясь к аппарату.
– Рядом с комнатой отдыха есть таксофоны…
– Таксофоны? В задницу их, – дерзко пропела Тори. – Это доктор Митчел, – представилась она в трубку. – У нас здесь несчастный случай. Вы не могли бы попросить к телефону доктора Эда Литтнера?
– Но он не работает в нашей больнице, доктор…
– Да, я знаю, – блефовала Тори.
Несмотря на это, не прошло и пяти минут, как доктор Литтнер был на проводе.
– Это уловка Пейдж, – сказала Тори на ухо Сьюзен.
Конечно, она не понимала, что этого сейчас говорить не стоило.
Сьюзен тихо стояла рядом, пока Тори вкратце обрисовывала ситуацию тому самому хирургу, к которому в свое время отнеслась столь пренебрежительно.
– Он действительно очень мил, – шепнула она Сьюзен в какой-то момент, прикрывая трубку рукой. – Спасибо, Эд. Я действительно весьма признательна. Мы все просто сходим с ума от беспокойства.
Эд сказал Тори, что перезвонит сразу же, как только что-нибудь узнает, и чтобы она спокойно ждала.
Сьюзен посмотрела в сторону входа как раз в тот момент, когда там появился Марк. Он приближался к ним быстрым шагом. Когда они со Сьюзен встретились глазами, возникла неловкая пауза, прерванная торопливо подошедшей к ним медсестрой.
– Извините, мисс Кендел…
Хотя лицо медсестры представляло собой профессиональную маску сдержанности, Сьюзен все-таки почувствовала – что-то случилось.
– Видите ли… ваша подруга пришла в сознание, – осторожно начала медсестра так, как будто ей что-то мешало говорить.
Все они внутренне напряглись, когда она продолжила:
– Ее состояние не внушает опасений. Ближайшие двадцать четыре часа она должна находиться под пристальным наблюдением. Ей нельзя оставаться одной и вставать с постели. Доктор наложил довольно много швов, но внутренних повреждений, слава Богу, нет, и, буквально чудом, нет сломанных костей. Однако…
Им всем не понравилось это «однако».
– Однако, мне очень жаль, но несчастный случай вызвал довольно тяжелую травму, и она потеряла ребенка.
Ребенка?!
Сьюзен была ошарашена. На нее обрушился эмоциональный шок, она испытала всю мыслимую гамму эмоций от чувства вины за то, что явилась причиной несчастного случая и потери ребенка, о котором она ничего не знала, до ревности и вновь разгоревшейся злости.
Она хотела повернуться и посмотреть на Марка, но боялась это сделать. Чей ребенок это был? Его или Ники?
Ей казалось, что все взгляды направлены на нее, и она хотела бежать куда-нибудь и спрятаться. Боясь поднять глаза, Сьюзен сосредоточенно изучала безобразный виниловый пол в крапинку под ногами.
Медсестра, неправильно истолковав реакцию Сьюзен, взяла ее за руку.
– Ваша подруга отнеслась к этому спокойно, правда. Это первое, о чем она спросила, когда пришла в себя, и мы, конечно, сказали ей. Затем она закрыла глаза и с какой-то странной, грустной улыбкой сказала что-то вроде того, что именно так все и должно было случиться. Она сказала, чтобы мы не волновались. Что, может быть, жизнь сама все расставит правильно по своим местам. Она хотела знать срок беременности, и мы сказали: около девяти недель. Затем она попросила меня объяснить это всем вам, и попросить после этого Сьюзен зайти к ней.
Смаргивая слезы, ни на кого не глядя, Сьюзен вслед за сестрой пошла к Пейдж.
Смущенная, потрясенная, виноватая и буквально переполненная отчаянием Сьюзен вошла в палату. Пейдж с закрытыми глазами лежала на маленькой белой кровати, ее голова была замотана бинтами, на которых проступали пятна крови и желтой мази. Она была в белой больничной рубашке, и Сьюзен могла видеть некоторые из наложенных швов на руках и груди. Несмотря на свое состояние, Пейдж по-прежнему была очень хороша.
Почувствовав присутствие Сьюзен, она открыла глаза и взглядом подозвала ее поближе к кровати.
Сьюзен была удивлена, снова увидев в глазах Пейдж слезы, которые совершенно не вязались с кошачьим блеском, свойственным им обычно. Сейчас это были очаровательные зеленые озера, до краев наполненные настоящим страданием.
И все же в выражении ее лица сквозило облегчение.
«Может быть, ей дали наркотик, – подумала Сьюзен, стараясь держаться на расстоянии. – Что Пейдж собирается мне сказать?»
– Иди сюда, черт побери, – сказала Пейдж, слабо протягивая руку в сторону Сьюзен и подтягивая ее вплотную к себе. – У тебя есть причины презирать меня, – признала она дрожащим голосом.
Зеленые озера переполнились, но Пейдж даже не попыталась остановить слезы или хотя бы вытереть их.
– Вот почему я была у Марка в четверг ночью, – сказала она мягко – Я беспокоилась о том, что беременна по крайней мере месяц, но не хотела в это поверить. Я была совершенно потеряна и не знала, что делать. Но в среду ночью Ники сделал мне предложение. – Речь была удивительно связной для человека, который только что пришел в себя после операции.
Но теперь это прежняя знакомая Пейдж, думала Сьюзен, слишком горя желанием услышать, к чему та клонила, чтобы комментировать или прерывать.
– Возможно, я люблю Ники по-другому, совсем не так, как тебе кажется, ты любишь Марка, – продолжила Пейдж, – но я схожу от него с ума. Я не замечаю, что он старый. Я вижу его таким восхитительным и полным энергии, и во многих отношениях даже более молодым, чем Марк, чем даже его собственные дети, которые переполнены подавляющими их комплексами. В отличие от Ники, который совершенно свободен. Ребенок, спрятанный глубоко в каждом из нас, в нем виден невооруженным глазом. Он полон жизни и веселья. И вызова.
На этот раз Сьюзен попыталась прервать, но Пейдж остановила ее, жестом показывая, чтобы она дала закончить.
– Конечно, если бы у него не было денег, я бы не испытывала таких чувств к нему, – продолжала Пейдж честно и с той же удивительной ясностью мысли, – но деньги такая же неотделимая часть образа Ники, как мое мировоззрение – неотделимая часть меня. Мы подходим друг другу всеми точками соприкосновения, полностью друг друга дополняя. Ники – это именно то, что мне нужно. Я знаю, от чего отказываюсь, но это сознательный выбор. Причина, по которой я не кричала о новостях на каждом углу и не рассказала о предложении Ники никому, кроме Марка, состоит в том, что сразу после того, как Ники попросил меня выйти за него замуж, он вручил мне брачный контракт, который подготовили его адвокаты и где одним из условий было отсутствие детей. Если бы я забеременела и родила ребенка, то осталась бы одна и без гроша в кармане – он ничего бы мне не дал, только минимальное содержание для ребенка. Возможно, все не было бы так драматично, если бы не мои подозрения, что я беременна. Но условие отсутствия детей как раз в то самое время, когда во мне уже росла новая жизнь, было для меня слишком непереносимым событием.
Почти высохшие слезы снова полились потоком.
– Сьюзен, ты должна знать – я не спала с Марком. Хотела, пыталась, но он не стал со мной спать. Как бы он не сходил с ума по мне, когда нужно было сделать выбор, он выбрал тебя. Марк позволил мне провести ночь в своей постели, потому что я до смерти боялась оставаться одна, но не прикоснулся ко мне.
Сьюзен закрыла глаза. Облегчение и, как ни странно, благодарность заполнили ее до краев.
– Черт побери, теперь ты молчишь. Только здесь тебя некуда скинуть. Прощаешь ты меня или нет? – потребовала Пейдж, хотя только что сама настаивала на молчании Сьюзен.
– Если ты прощаешь меня, я прощаю тебя, – ответила Сьюзен, глядя на свою сумасшедшую подругу через туман слез.
Они обнялись. Сьюзен осторожно держала ее, беспокоясь о повязках.
– Сильно болит?
– Да, черт побери, болит. Но если ты меня простишь, я вынесу..
– Я прощаю. Я правда прощаю, – сказала Сьюзен, осознавая, какое облегчение испытывает от того, что с Пейдж все в порядке. – Пока ты обещаешь держать свои чертовы руки подальше от моего приятеля, я тебя прощаю, – добавила она, почему-то веря, что так все и будет.
– Эй, он выбрал тебя.
– Да, но, может быть, не навсегда.
– Навсегда, – сказала Пейдж со спокойной уверенностью.
Затем, вдруг напрягшись, с заметной тревогой спросила, здесь ли Ники. Присутствовал ли он при том, когда сестра сообщила, что она потеряла ребенка?
– Нет, слава Богу, – простонала Пейдж с облегчением, утопая в подушке. – Не знаю, что на меня нашло. Может быть, виноваты гормоны. Я решила испытать судьбу: если он окажется здесь и услышит, что я потеряла ребенка, который по срокам явно не его, то пусть все будет так, как предначертано свыше. А если его здесь не окажется и он ничего не узнает, то это будет означать, что он и не должен ничего узнать. Не могу представить себе, что бы я делала, если бы он оказался здесь.
Сьюзен чуть не рассмеялась над логикой Пейдж, когда в комнату ворвался Ники, совершенно запыхавшийся. За ним, стараясь не отставать, спешили Тори и Марк.
– Детка, я так волновался. Я получил сообщение от Ди и не знал, что и подумать.
Сьюзен отошла с дороги, когда Ники бросился к кровати, чтобы заключить Пейдж в свои большие сильные объятия.
– У тебя все в порядке? Что говорят врачи? Что-нибудь сломано?
Сьюзен была тронута его заботой. Она посмотрела на Марка, с угрызениями совести вспоминая, как отнеслась к его заботе. Она обнаружила, что Марк смотрит на нее, а не на Пейдж и Ники.
Возможно, он пытался угадать, что сказала ей Пейдж. Был ли он реабилитирован?
Сьюзен закусила губу и почувствовала, что глаза снова наполнились слезами, когда, стоя рядом с ним, спросила себя, что он думает по поводу того, что Пейдж потеряла ребенка. Марк крепко, до боли сжал ее руку, и она подумала, что хотела бы, чтобы он ее никогда не отпускал.
– У тебя все в порядке? – спросил он тихим шепотом.
Она кивнула в знак согласия и задала ему такой же вопрос.
– Теперь – да, – прошептал он ей на ухо.
Тори чуть улыбнулась Сьюзен и та улыбнулась ей в ответ. Ее улыбка стала шире, когда Марку показалось недостаточно просто держать ее за руку и он заключил ее в объятия.
– Я сходил с ума, – говорил Ники Пейдж, как будто в комнате кроме них двоих никого не было. Мысль, что он может ее потерять, чуть не лишила его рассудка. – Я воображал самое худшее и ругал себя, что в четверг вечером не сбежал с тобой куда-нибудь. Тогда бы мы сейчас были бы где-нибудь во Франции, Италии или Испании, или в каком-либо другом месте, праздновали наш медовый месяц, и этого никогда бы не случилось. Ты только посмотри на себя, – восклицал он, изучая бинты на ее голове, синяки и места, где были наложены швы.
Сьюзен, однако, считала, что Пейдж выглядит блестяще, совсем не похожа на человека, который сегодня чуть не лишился жизни.
– Все в порядке, – успокоила его Пейдж. – Правда, Ники, все порядке.
– Я не хочу ждать. Мы поженимся через неделю, – заявил он, давая понять, что не примет отрицательного ответа. Как будто Пейдж могла протестовать. – В моем особняке, в нашем особняке. – Он усмехнулся. – Когда я женился первый раз, то едва смог заплатить священнику. Я хочу, чтобы эта свадьба стала событием сезона. Я хочу отпраздновать ее так, чтобы она затмила мою Карнавальную ночь.
Он повернулся к Тори, Марку и Сьюзен впервые с тех пор, как ворвался сюда:
– И мы хотим, чтобы вы все были у нас. Мы собираемся поставить такое свадебное шоу, какого никто никогда прежде не видел. Это будет такой декаданс, о котором Скотт Фицджеральд только мечтал, что бы ему это приснилось. А иначе ради чего я так напряженно работаю, если не для того, черт побери, чтобы прекрасно проводить время?
Ники вскочил с кровати и начал требовать от сестер в коридоре, чтобы ему принесли грейпфрут или апельсин, или какой-нибудь, черт побери, другой фрукт, лишь бы он был круглым. Когда долговязый медбрат быстро вернулся с грейпфрутом, Ники попросил ножик.
Всего за несколько минут большой и сильный бывший лучший принимающий с широким захватом превратил обычный фрукт в маленький желтый глобус, нарисовав континенты и отметив звездочками несколько городов.
– Вот, бесподобная, – сказал он, вручая его Пейдж. – Выбери любое место, какое только захочешь, куда мы отправимся на наш медовый месяц. Небо для меня, к сожалению, предел. Черт побери, если бы можно было полететь в космос, я бы купил ракету.
Пейдж, сияя, зажмурив глаза, покрутила маленький самодельный глобус в руках и остановила. Затем, держа его в одной руке, не открывая глаз, она пальцем другой руки ткнула наугад.
– Сюда. Я хочу поехать сюда.
Все склонились, чтобы посмотреть, где это – «сюда».
– Это Египет, – сообщил ее жених. Он очистил грейпфрут и раздал всем дольки.
ГЛАВА 30
Как и было обещано, свадьба Пейдж и Ники стала событием сезона, о котором говорил весь город. Особенно благодаря запланированному двухнедельному торжеству.
Но это было характерным как для Ники, так и для Пейдж. Чем значительней эффект, чем больше внимания они смогут привлечь – тем лучше.
Для официальных приглашений не оставалось времени, поэтому Ники разослал всем букеты ярко-белых лилий «Касабланка» с записками, объясняющими особые требования.
Все гости должны быть в белых официальных нарядах, и полученный эффект был именно таким захватывающим, как и планировал Ники. Масса людей, все в белом, заполняла дом и сад, рассаживаясь для церемонии.
Все вокруг было белым и прекрасным. Цветы. Свечи. Льняные скатерти. Люди. Все сверкало. Пейдж, возможно, была единственным человеком из всех, кого знала Тори, не имеющим ни малейших сомнений, что она все равно сумеет выделиться. И Тори не сомневалась, что именно так все и будет.
Здесь были все: Кит и Джордж, причем Кит была уже на сносях; Сьюзен и Марк; Тип, сын Ники; его дочь, Марни, со своим приятелем рок-импрессарио. Круг «стар-доумских» друзей Ники, со многими из которых Тори теперь была знакома. Хирург Эд Литтнер, которого они позвали, чтобы отблагодарить за помощь в больнице. Биржевой маклер с прической «Майами Вайс» Ден Салливан, который был таким же скучным, как и в первую встречу со Сьюзен, но который, как выяснилось, был биржевым маклером Ники. Эвонна, секретарша Дастина Брента.
Поскольку список гостей включал около четырехсот имен, то было бы легче проследить, кого здесь нет.
Здесь было так много знаменитостей и политиков, что на крыше была выставлена вооруженная охрана.
С глазами, затуманенными слезами, под роскошным зонтиком магнолии, напоминавшей о доме, готовая к церемонии, Тори с грустью наблюдала, как последних гостей провожали на их места.
Она вспомнила свадьбу Кит, как чувствовала себя тогда, ожидая своей очереди включиться в свадебное шествие, думая о том, что всегда принимает участие в свадьбе только как подружка невесты и никогда в качестве невесты.
Тогда она ругала за все это Тревиса, как будто он был единственным мужчиной в мире, который мог изменить ее судьбу.
Какой она была дурой, что все свои надежды связала только с ним, что так боялась рискнуть покинуть пределы фальшивого купола безопасности, который он предлагал.
Благодаря переезду в Калифорнию она вырвалась из замкнутого круга. Первый раз в своей взрослой жизни чувствовала себя свободной и полностью самостоятельной.
Потребовалось уехать, чтобы понять – она должна была покинуть Атланту и Тревиса много лет назад. Она никогда бы не повзрослела под широким, подавляющим крылом матери, не выпускавшим ее из-под своей опеки, пока она оставалась в пределах тысячи миль от Джорджии. Тревис был для нее только временным убежищем, и как бы она ни старалась, ей никогда бы не удалось превратить его в человека, который бы ей подходил.
На самом деле Тревис уже жил с какой-то другой женщиной. Для Тори нашлась замена в ее собственной квартире.
Узнав об этом, она почувствовала себя оскорбленной. Но это была первая реакция. Эта девица спала в ее постели, смотрела на ее обои от Лауры Эшли, занималась любовью на ее простынях, пользовалась ее ванной, ела из ее тарелок, читала газеты, на которые подписывалась она, ходила обедать с ее друзьями. Возможно, фотографии этой женщины теперь были в ее рамках и улыбались рядом с фотографиями ее мужчины.
Но это было характерным как для Ники, так и для Пейдж. Чем значительней эффект, чем больше внимания они смогут привлечь – тем лучше.
Для официальных приглашений не оставалось времени, поэтому Ники разослал всем букеты ярко-белых лилий «Касабланка» с записками, объясняющими особые требования.
Все гости должны быть в белых официальных нарядах, и полученный эффект был именно таким захватывающим, как и планировал Ники. Масса людей, все в белом, заполняла дом и сад, рассаживаясь для церемонии.
Все вокруг было белым и прекрасным. Цветы. Свечи. Льняные скатерти. Люди. Все сверкало. Пейдж, возможно, была единственным человеком из всех, кого знала Тори, не имеющим ни малейших сомнений, что она все равно сумеет выделиться. И Тори не сомневалась, что именно так все и будет.
Здесь были все: Кит и Джордж, причем Кит была уже на сносях; Сьюзен и Марк; Тип, сын Ники; его дочь, Марни, со своим приятелем рок-импрессарио. Круг «стар-доумских» друзей Ники, со многими из которых Тори теперь была знакома. Хирург Эд Литтнер, которого они позвали, чтобы отблагодарить за помощь в больнице. Биржевой маклер с прической «Майами Вайс» Ден Салливан, который был таким же скучным, как и в первую встречу со Сьюзен, но который, как выяснилось, был биржевым маклером Ники. Эвонна, секретарша Дастина Брента.
Поскольку список гостей включал около четырехсот имен, то было бы легче проследить, кого здесь нет.
Здесь было так много знаменитостей и политиков, что на крыше была выставлена вооруженная охрана.
С глазами, затуманенными слезами, под роскошным зонтиком магнолии, напоминавшей о доме, готовая к церемонии, Тори с грустью наблюдала, как последних гостей провожали на их места.
Она вспомнила свадьбу Кит, как чувствовала себя тогда, ожидая своей очереди включиться в свадебное шествие, думая о том, что всегда принимает участие в свадьбе только как подружка невесты и никогда в качестве невесты.
Тогда она ругала за все это Тревиса, как будто он был единственным мужчиной в мире, который мог изменить ее судьбу.
Какой она была дурой, что все свои надежды связала только с ним, что так боялась рискнуть покинуть пределы фальшивого купола безопасности, который он предлагал.
Благодаря переезду в Калифорнию она вырвалась из замкнутого круга. Первый раз в своей взрослой жизни чувствовала себя свободной и полностью самостоятельной.
Потребовалось уехать, чтобы понять – она должна была покинуть Атланту и Тревиса много лет назад. Она никогда бы не повзрослела под широким, подавляющим крылом матери, не выпускавшим ее из-под своей опеки, пока она оставалась в пределах тысячи миль от Джорджии. Тревис был для нее только временным убежищем, и как бы она ни старалась, ей никогда бы не удалось превратить его в человека, который бы ей подходил.
На самом деле Тревис уже жил с какой-то другой женщиной. Для Тори нашлась замена в ее собственной квартире.
Узнав об этом, она почувствовала себя оскорбленной. Но это была первая реакция. Эта девица спала в ее постели, смотрела на ее обои от Лауры Эшли, занималась любовью на ее простынях, пользовалась ее ванной, ела из ее тарелок, читала газеты, на которые подписывалась она, ходила обедать с ее друзьями. Возможно, фотографии этой женщины теперь были в ее рамках и улыбались рядом с фотографиями ее мужчины.