Мессмен Петти. Богатые мужчины, одинокие женщины

   Пейдж критически оглядела себя в зеркале, нахмурившись по поводу паутинки изъянов, все еще заметных под глазами и около рта, несовершенства, которые, как предполагалось, должны были быть выправлены дорогим химическим снадобьем, которое она только что смыла.
   Это была маска, сделанная из сухих яичных белков и других омолаживающих ингредиентов, которые, предположительно, должны были полностью регенерировать кожу: очистить, подтянуть, подпитать, разгладить морщины, замедлить процесс старения – и все это по сорок долларов за эксперимент.
   «Дурят нашего брата», – подумала она, открывая тюбик растительного геля для глаз и размазывая его под веками толстым слоем, упорно надеясь на чудо, которое было ей необходимо, чтобы соответствовать стандарту Ники.
   Это совсем не то же самое, что встречаться с Марком, которому совершенно не важно, как она выглядит и во что одета. Он считал, что она всегда выглядит потрясающе.
   «Потрясающе» для Ники означало, что прическа и макияж сделаны надлежащим образом, что она умопомрачительно одета, – одета так, чтобы приводить в восторг его друзей и кружить головы. Его привлекал внешний вид, состоящий из высоких каблуков, ног, открытых почти до задницы, и наряда, который как можно меньше скрывал фигуру.
   Пейдж называла это «внешним видом содержанки», но она все еще сохраняла свои позиции в этом вопросе, и это стоило немалой борьбы. Ее всегда беспокоило, что если она появится дважды в одном и том же наряде, то это будет сигналом начала конца, который напомнит Ники о том, как долго и как часто они встречаются, и что ему уже пора удирать от нее к чертовой матери.
   Она знала от его друзей и детей, что была для него живым рекордом. Это тем более следовало считать рекордом, учитывая, что они с Ники до сих пор не занимались любовью и поэтому были вынуждены много разговаривать и узнавать друг друга.
   – Почему я не могла найти себе мужчину, который бы не имел такого совершенного идеала? – продолжала она. – Можете представить себе, что он доставил мне несколько неприятных минут по поводу этих морщинок, сказав, что большинство девочек, с которыми он имел дело, были не в том возрасте, когда появляются «эмоциональные морщины»? Это как раз одно из тех полушутливых замечаний, которые отправляют вас прямым ходом к пластическому хирургу, чтобы вернуть себе душевный комфорт.
   – Ты не сказала ему, что большинство девочек, с которыми он встречался, были не в том возрасте, чтобы вообще иметь эмоции? – поинтересовалась Тори.
   – Не смеши меня. А то моим морщинам будет еще хуже.
   Пейдж расслабила мышцы лица, ожидая, пока гель впитается.
   Тори взяла у нее из рук тюбик и начала вслух читать руководство по применению и рекламу чудодейственных свойств.
   – Вот, Сьюзен, после бессонной ночи ты можешь использовать немного этого, – сказала она, передавая тюбик Сьюзен.
   – Зачем? Что, мои глаза выглядят так плохо? – спросила Сьюзен, пробираясь к зеркалу, чтобы посмотреть на себя.
   Она решила, что для человека, который сегодня вообще не ложился, выглядит просто потрясающе, и записала это на счет Марка.
   «Ничего такого, что нельзя было бы вылечить небольшим количеством Вообразина и Лунных капель», – беспечно решила она, кидая тюбик геля обратно Пейдж.
   – Как знаешь, – сказала Пейдж.
   Счастливая Сьюзен. Марк не обратит внимания на естественные следы возраста. Он найдет их подобающими. Но посмотрим, как Сьюзен будет выглядеть рядом с Пейдж, когда им обеим будет по сорок, и что Марк будет думать тогда.
   Пейдж обошла подруг, направляясь к шкафу, чтобы достать одежду, в которой ходила на работу. Чувствуя внезапное раздражение от того, что Тори и Сьюзен совершенно не продвинулись в устройстве личной жизни, тогда как она сама была настроена на достижение своей цели, Пейдж решила, что сегодня вечером она сделает свой «большой шаг».
   Конечно, Тори и Сьюзен переменили города, но они никуда не уехали от своих старых шаблонов, по-прежнему направляя всю силу ума и энергию на карьеру. И теперь они чувствовали неудовлетворенность, потому что награды были совсем не те, на какие они рассчитывали.
   Пейдж верила в постепенное приближение к цели маленькими шагами, но все шаги должны делаться в одном направлении и должны быть чрезвычайно хорошо продуманы. Она верила, что нужно сосредоточиться на чем-то одном. Поэтому необходимо на время забыть о карьере. Позже, если она почувствует необходимость, то сможет взяться за нее снова или сделать другую! Она знала, что могла одновременно заниматься лишь одним делом, если хотела чего-то добиться.
   А добиться предложения от Ники Лумиса было несомненным достижением.
   Сегодня она собралась с ним переспать, используя все свои ресурсы, чтобы довести их отношения до логического финала, когда она заполучит его навсегда. По крайней мере, она на это надеялась.
   Мир Ники был восхитительным, и она с легкостью вписалась в него, чувствуя себя совершенно естественно и продолжая его удивлять, доказывая, что она красива, интересна, дерзка, совершенно не благоговеет перед его друзьями-знаменитостями или перед его стилем жизни, показывая ему, что он, возможно, встретил свою судьбу в лице этой ни в чем не уступающей ему молодой женщины.
   Это было для нее легко, потому что она его не любила. И поэтому ее трудно было ранить. Она не чувствовала себя уязвимой.
   Или чувствовала? Пейдж все еще ощущала тошноту, и ее стали одолевать сомнения. Может быть, ее защитная система разрегулировалась из-за того, что она увидела Марка и Сьюзен вместе или то, как она глядели друг на друга. Пейдж поняла, что ее власть над Марком исчезла без следа, как истощившееся колдовство. Это напоминало глупый конец старой сказки, когда милая невинная героиня вмешивается в развитие финала, чтобы потребовать то, что принадлежит ей по праву, и справедливость торжествует.
   Возможно, тошнота имела отношение к тому, что она называла «большим шагом»: переспать с Ники. Почему она продолжала откладывать это, если была так уверена в себе?
   Ответ вдруг показался очевидным – потому что этим она сделает себя уязвимой – уязвимой тем, что он может отвергнуть ее. Уязвимой повышением вероятности провала, который может откинуть ее обратно к исходным рубежам, если сразу после этого он потеряет интерес к ней, так как справится с вызовем, брошенным ему ее недоступностью, и его завоевательский поход будет завершен. Она напомнила себе, что была готова переспать с ним несколько последних дней, когда они были вместе, даже стремилась отдаться, но какая-то маленькая ее часть не сдавалась, сопротивляясь и страшась.
   Какие усилия потребуются для того, чтобы не возникло ощущение, будто она пускала пыль в глаза, после той рекламной кампании, которую сама развернула. Это было то затруднение, которого она не предвидела, и теперь, когда надо принять решение и сделать следующий шаг, была на удивление нерешительной. Он, в конце концов, перестал делать попытки Теперь он играл по ее правилам, ожидая, когда она сама сделает этот шаг.
   И теперь пора.
   Пришло время.
   Выбрав бледно-лиловый облегающий костюм и гетры, она молча повернулась к своим подругам, которые вытянулись на кровати и болтали.
   Пейдж хотела поделиться с ними своими тревогами, обсудить их и посоветоваться. Хотела сказать им, насколько важным может оказаться этот вечер для нее и как она нервничает. Хотела рассказать, какое неприятное чувство было у нее под ложечкой и о слабости в руках и ногах.
   Но вдруг поняла, что просто не в состоянии этого сделать. Это была бы совсем не та Пейдж Уильямс, которую они знали и любили.
   Сьюзен приехала в юридическую фирму к десяти часам, приняв душ, переодевшись в легкий льняной демисезонный костюм, сшитый из тканей бронзовых и бежевых тонов, подчеркивающих смену сезонов, и чувствуя себя удивительно свежей несмотря на бессонную ночь.
   Она шла по коридору к своему кабинету, думая о том, как разрешить подозрения насчет неофициальных сношений между профсоюзами и администрацией, предвидя звонки от Джимениза, от Джека, от Хенка Пидмонта – одного из адвокатов профсоюзов, ожидая сообщений об увольнении рабочих, об ответных мерах забастовщиков и надеясь, что Марк тоже позвонит.
   – Привет.
   – Доброе утро.
   – Эй, Сьюзен!
   – Как поживаешь?
   – Привет, замечательно.
   – Поговорим позже.
   Отвечая на приветствия, Сьюзен, наконец, повернула за угол к своему кабинету.
   Последней ее приветствовала секретарша, сразу же предложившая кофе.
   Обещая себе в ближайшее время сократить потребление кофе, Сьюзен согласилась.
   – Спасибо, Линда. Ну, кто мне еще не звонил?
   Она повесила свой жакет за дверью и пересмотрела маленькую стопку сообщений.
   Линда хихикнула.
   – Один из этих, ранних. Симпатичный костюм.
   – Спасибо, – улыбнулась Сьюзен.
   – Марк Арент – художник, который создал это? – спросила Линда, показывая на красочный коллаж, заполнивший стену за спиной Сьюзен.
   – Да, – ответила та, с удовольствием обнаруживая сообщение о его звонке.
   Как бы ни разрешился сегодня этот инцидент с забастовщиками – даже если ее сегодня уволят, – ничто не в состоянии разрушить ее воздушный замок. В сообщении был его номер телефона и текст: «Обед сегодня в восемь, повар – Супермен. Надеюсь на снисхождение».
   – Как мило, – снова хихикнула Линда. – Он рисует. Готовит. Что еще он умеет?
   – Делать прически, – ответила Сьюзен больше для себя.
   – Что?
   – Экономику. Он профессор экономики. Где мой кофе?
   – Сейчас будет готов.
   – Хорошо.
   Сьюзен села за стол, голова раскалывалась. Она бросила украдкой последний взгляд на сообщение от Марка, с удовольствием перечитывая и отправляя его в верхний ящик стола, чтобы сохранить, а затем переводя глаза на коллаж, который он ей подарил.
   «Джимениз, – напомнила она себе. – Думай о Джименизе, думай о забастовке, думай обо всех этих звонах, на которые нужно ответить. Думай о том, как ты собираешься справиться с незавидным положением, создавшимся в связи со свидетельствами, что твой клиент, возможно, нарушил закон».
   Перед Сьюзен появилась чашечка черного дымящегося кофе.
   – С кем вас прежде всего соединить?
   – Когда у меня назначена первая встреча?
   – В десять тридцать, здесь, с потенциальным клиентом. С полудня я отметила, что вы будете на фабрике cерфингов. Может быть, вы сначала перезвоните Джеку Уэллсу? Он сказал, что это важно.
   – Сначала соедините меня с Криглом. Мне нужно с ним поговорить. А впрочем, я лучше схожу к нему сама, – передумала Сьюзен, вставая со стула и отправляясь к большому угловому кабинету старшего партнера в другом конце коридора.
   Она знала, что скажет Кригл. То же самое он сказал вчера – «отвернуться». Присматривать за рабочими – работа профсоюза, а не ее. Но она просто не могла смотреть в другую сторону. Она бы попыталась, но знала наверняка, что не обладает такой способностью. Один трогательный, умоляющий звонок от Джимениза или его жены – и она бы снова, как сейчас, чувствовала себя обязанной расследовать ситуацию, исправить то, что в душе считала несправедливостью. Ее мораль и все истинные cимпатии были на стороне рабочих. Они занимали слишком большое место в ее сознании, чтобы она могла остаться в стороне.
   – Сьюзен, я вас не понимаю. – Кригл отреагировал, как и ожидалось. – Вы работаете для нас круглые сутки с самого начала. Вы наверняка установите рекорд скорости по преодолению расстояния от коллеги до партнера. Мы исключительно высоко ценим вашу работу. Не позволяйте сбить себя с толку.
   Кригл улыбнулся ей отеческой улыбкой, но она видела, что он считает ее гвоздем в заднице.
   – Сбить себя с толку?
   Это все, что он может ей ответить?
   – Вы перспективны, умны, очаровательны, много и усердно работаете. Вы потенциально способны справиться с самым большим и сложным трудовым конфликтом в нашей стране. Не разменивайтесь по пустякам. Не воюйте с ветряными мельницами.
   – Вы неправильно поняли мои мотивы, сэр, – резко ответила Сьюзен, раздосадованная его реакцией.
   – Вот как? – Кригл попытался скрыть изумление.
   – Деньги и положение в обществе являются не единственными целями жизни, – язвительно ответила она, оглядывая отделанные дорогими панелями стены, антикварную мебель, ценные картины.
   Фотопортрет изображал семью хозяина кабинета, запечатленную на зеленой лужайке на фоне бентли Кригла.
   – Мотивами поступков могут быть честность и совершенство.
   – Не надо нести эту благочестиво-показную чушь, Сьюзен! – набросился на нее Кригл.
   Он вскочил, сдернул очки и раздраженно бросил их на стол.
   – Я участвовал в маршах мира, попробовал свою долю наркотиков и открестился от материализма. Если вы хотите вернуться к извращенным идеалам шестидесятых, запутавшись в причинах и следствиях, которые образуют замкнутый круг, – милости прошу. Продолжайте в том же духе, положите свою карьеру на медицинское страхование для шайки несчастных бедных рабочих, которых вы даже не знаете. Но не рассчитывайте, что будете заниматься этим здесь.
   Ее поразило, насколько его высказывание совпало с замечанием Пейдж.
   «Получить медицинское страхование для шайки несчастных бедных рабочих, которых вы даже не знаете».
   А вдруг она действительно неправа? Вдруг она просто невероятно наивна? Ведь из всего того, что она знала, можно было предположить, что ей просто морочат голову. Это были те самые подстрекатели, которые постоянно причиняли кучу неприятностей. Почему она всерьез приняла их подозрения?
   Потому что они совпадали с ее собственными, вот почему.
   – Какие у вас основания, Сьюзен? А? Предположения, высказанные забастовщиками? Вам пора повзрослеть, – набросился на нее Кригл, снова падая в кресло, его гнев несколько улегся.
   Сьюзен замерла на месте, поникнув духом.
   – Послушайте, вы мне нравитесь. Иначе за такую неосмотрительность я бы уже отправил вас собирать вещи. Вы ничего не должны этим забастовщикам, это профсоюз им должен. Позвольте им самим нести ответственность. Будьте умнее и не отвечайте на звонки Джимениза. Просто продолжайте работать, как будто ничего не случилось.
   – Они грозят ответными мерами, если их уволят, – тихо напомнила Сьюзен.
   Кригл поднял руки.
   – Если они хотят отомстить – пусть мстят. Джек Уэллс большой мальчик. Если он действительно провернул что-то такое, чтобы выкинуть этих ребят на улицу, то, наверное, он не рассчитывал выкрутиться, не расплатившись. Просто делайте работу и не суйтесь не в свое дело.
   Сьюзен рассматривала фешенебельную часть центра Лос-Анджелеса через широкое окно кабинета Кригла, взвешивая свое положение и прикидывая свои шансы на тот случай, если соберется выступить против фирмы на стороне Джимениза и его группы.
   Ее перспективы приводили в уныние. Очевидно, альтернативой для нее было пойти в национальный департамент трудовых отношений, но для этого у нее должно быть достаточно доказательств, что права рабочих были нарушены, что профсоюз нечестно представлял рабочих, а работодатель участвовал в заговоре. Все законы, были против нее, и она знала, что доказать что-либо будет почти невозможно. Не говоря уже о том, что ее могут исключить из коллегии адвокатов. Она не знала никого, кто когда-либо одержал победу в подобных обстоятельствах: другой путь – пойти в Демократический союз, организацию, существовавшую внутри тимстерского профсоюза и занимавшуюся исправлением того, что считала несправедливым. Но из того, что она о ней слышала, складывалось впечатление, что руководство Демократического союза мало чем отличалось от лидеров самого профсоюза.
   Даже если Джек признается ей во всем, он все равно будет защищен привилегиями клиента адвоката, и она все равно бессильна.
   – Я приглашаю сегодня на обед в «Оранжерею» небольшую компанию. Вы не хотите присоединиться? Один из друзей Лиз недавно развелся. Он просто потрясающий парень.
   Сьюзен понимала, что Кригл таким образом предлагал закрыть и похоронить этот неприятный эпизод. Он знал, что победил ее. Или, по крайней мере, ему так казалось.
   Сьюзен сама не знала, какую позицию она занимает.
   – Спасибо. Это было бы просто замечательно, но у меня свидание, – ответила она с удовольствием, не в силах сдержать улыбку.
   Свидание с Марком. Настоящее, взаправдашнее свидание, и она не могла дождаться его.
   Кригл неправильно истолковал ее улыбку – как капитуляцию.
   – Да? Кто же этот счастливчик? – Он бессознательно пригладил остатки волос.
   Его улыбка была милой и теплой. Сьюзен тоже улыбнулась, несколько расслабившись.
   – Друг, – ответила она смущенно.
   – Тогда в другой раз? – Он шутливо погрозил ей пальцем, пока она не ответила согласием. – В ближайшее время?
   – Обязательно, – ответила она, огорченная тем, что они обсуждали ее проблему не как коллеги, а как хозяин с работником, когда его основной задачей было не потерять клиента. – Извините, у меня в кабинете назначена встреча с потенциальным клиентом, – сказала она, глядя на часы и неловко пытаясь закончить разговор.
   – С Реймондом Вестом? – спросил Кригл.
   – Да, – ответила Сьюзен, поражаясь тому, как Кригл умудрялся быть в курсе всего, что происходило на фирме.
   Это означало, что он следил за каждым ее шагом.
   Джек позвонил, как только она вернулась в свой кабинет. Клиент к этому времени еще не пришел.
   Нервно взяв трубку, она подумала: в курсе ли он, что ей известно о заговоре. Донесли ли ему, что она ночью встречалась с забастовщиками? И что ему отвечать, если он пойдет на прямой конфликт с ней?
   – Нас предупредили о том, что на фабрике подложена бомба. Мы все эвакуировались, – сообщил он.
   Этого Сьюзен совершенно не ожидала услышать. Сообщение настолько потрясло ее, что она не нашлась, что ответить.
   – Нам пришлось закрыть фабрику и вывести всех откуда.
   – Боже мой! Когда? Что случилось? Откуда ты звонишь?
   Сьюзен потянулась к чашке кофе, но она была пуста. Затем она с беспокойством просмотрела карточки в поисках сообщений от Джимениза, чтобы прочитать их повнимательнее. Очевидно, отсутствие ответа на свои звонки он интерпретировал как ее отказ помочь им. Она не могла его винить за это – у него есть причина быть осторожным.
   – Я дома. У меня здесь ребята, которые пытаются придумать, как с этим справиться. Мы уверены, что это работа группы пикетчиков, которую мы вчера уволили.
   – А как отреагировал профсоюз?
   – Они пытаются их найти и образумить. Думают, что все это блеф – насчет бомбы. Но мы не хотим, чтобы дальше так продолжалось…
   – Сколько человек уволено?
   – Десять, я думаю…
   – Все из группы Джимениза?
   – Да, черт бы их побрал!
   – Почему бы тебе просто не вернуть им работу? – спросила Сьюзен напрямик, и тут же пожалела об этом.
   – Я не собираюсь потакать этим ублюдкам. Ты спятила? Без них, когда никто не тормозит переговоры, мы, наконец, можем прийти к соглашению, ты знаешь это.
   Ее била мелкая дрожь, но она не могла удержаться от того, чтобы не продолжить. Перед ее глазами все еще стояло лицо Кармен Джимениз, ее большой живот, руки… Хотя они совершили глупость, сердце Сьюзен истекало кровью от жалости к ним. Ее отец никогда бы не согласился с их тактикой, но он был кротким человеком. В то же время она могла себе представить, что многие парни, которых она знала с детства, на месте Джимениза поступили бы точно так же.
   – Тогда выдай им хоть какое-то пособие, чтобы они не остались без гроша в кармане, пока будут искать новую работу. Дай им что-нибудь. Джек, эти парни загнаны в угол, ты не оставил им ни единого шанса.
   – Шанса?
   – Да, шанса.
   – Что ты имеешь в виду? Если мне не нравится, как кто-нибудь работает, разве я не могу его уволить?
   – Это не имеет никакого отношения к тому, как они работают, и ты это знаешь.
   – Осторожней, Сьюзен.
   – Я представляю тебя… Я знаю. Но, черт побери, почему я не могу просто быть честной с тобой? Что, если у тебя дом полон маленьких детей, и ты не можешь прокормить их. А тебя выкинули с работы?
   – Продолжай. Давай, выкладывай…
   – Что, если бы твоя жена носила ребенка и его жизни угрожали бы нездоровые условия труда?
   – Это ты насчет исследования воздействия окружающей среды? Они ничего не доказали. Их статистика неполная, они…
   – Да, но что, если провести эти исследования? Дети заболевают раком, а ты говоришь: «Ах! Извините». Статистика не такая уж неполная…
   – Все равно у них слишком много детей, – пошутил Джек.
   Сьюзен попыталась взять себя в руки.
   – Что, если бы тебя несправедливо уволили и у тебя не было бы ни гроша, чтобы хоть как-то накормить свою семью?
   – Почему они копят эти чертовы деньги? Почему они заводят так много детей, если это им не по карману?
   – То не твое дело…
   – А это – не твое. Вы выходите за рамки, адвокат…
   – Мы все выходим за рамки, раз уж на то пошло. Но я говорю тебе как твой адвокат, что тебе лучше рассчитаться с ними по-хорошему. Если ты этого не сделаешь, то получишь войну, которая всего лишь будет стоить тебе больше времени и денег.
   Сьюзен услышала какую-то суматоху на другом конце провода. Несколько голосов говорили с Джеком одновременно.
   Он понизил голос, когда снова заговорил в трубку. Это был его неофициальный голос. Каждый раз, когда он говорил таким голосом, ей казалось, что они вот-вот сломают барьер официальности в их строго деловых отношениях.
   – Сьюзен, брось это, – тихо сказал он так, как обычно обращаются к своему хорошему другу. – Я знаю, что ты принимаешь все близко к сердцу, но спрячь это куда-нибудь поглубже. Мы можем позже поспорить с тобой на философские темы. Но именно сейчас у меня – твоего клента – критический момент. Ты собираешься помогать мне или нет? Мне нужен адвокат.
   «Так ли это?» – подумала Сьюзен.
   – Просто ответь мне, Джек, а остальное я отложу на потом. Если бы ты был Джименизом, что бы ты сделал? Ты бы просто стоял и смотрел? Есть у него повод для жалоб и всего остального?
   – Похоже, мне действительно нужен новый адвокат, – ответил Джек со вздохом. – Я не хотел этого делать, но ты прижала меня к стенке.
   – Спасибо, Уэллс. Ты как раз ответил на мой вопрос. Ты бы не стал сидеть и смотреть. Продолжай в том же духе и уволь меня тоже. Почему бы и нет, у тебя есть на это право.
   Они одновременно бросили трубки. Сьюзен поднесла руку ко рту. Она не могла поверить в то, что только что сделала, в то, что только что сказала. Что на нее нашло? Как она могла разговаривать со своим клиентом таким образом? Ругая себя, она раздумывала, не поднять ли ей снова телефонную трубку и не позвонить ли Джеку, чтобы извиниться, и пыталась вообразить, что он ей на это скажет.
   Она пыталась достучаться до другой части его натуры, способной к состраданию, которая, как она была уверена, существовала, глубоко похороненная под покрывавшим его панцирем. Вечная чудачка, какой была всегда, она все еще наивно в это верила. Она почти ожидала, что телефон вот-вот позвонит снова, и она услышит извиняющийся голос Джека. Ей казалось, что если она будет стараться и дернет за нужные струны, то сможет достучаться до него.
   Кригл, проходивший мимо кабинета Сьюзен, задержался в дверях.
   – У вас все в порядке? – спросил он заботливо.
   Она подняла на него глаза, догадываясь, что выглядит неважно, чувствуя, что кровь отлила от лица, и оно стало мертвенно-бледным.
   – Все в порядке. Спасибо, – ответила она, уверенная, что с минуты на минуту Джек позвонит Криглу, спуская лавину, которая ее уничтожит.
   – Вы уверены, что у вас все в порядке?
   – М-м-м-м. Спасибо.
   Он засунул руки в карманы брюк и стоял, раскачиваясь на каблуках.
   – Реймонд Вест все еще не пришел? Я собирался зайти поздороваться с ним.
   – Нет. А…
   В дверях появилась секретарша Сьюзен, Линда. Кригл пропустил ее.
   – Звонил мистер Вест. Он сказал, что задерживается.
   – Спасибо, – сказала Сьюзен, снова поворачиваясь к Криглу и как бы отвечая на его вопрос.
   Телефон зазвонил снова, и, поскольку секретарша находилась здесь, в кабинете, Сьюзен сама сняла трубку.
   – Тобой уже можно пополнить список уволенных?
   Голос Марка звучал успокаивающе. Должно быть, ее глаза зажглись, потому что Кригл, посмотрев на нее, беззвучно одними губами произнес:
   – Ваш приятель?
   Она таинственно улыбнулась, и он повернулся, чтобы уйти. Сьюзен посмотрела на Линду, как бы ища сочувствия, зная, что та должна была слышать по крайней мере часть ее разговора с Джеком, – дверь была открыта и она не понижала голоса.
   – Я в категории подлежащих увольнению и медленно дрейфую в этом направлении, – сказала она в трубку.
   – В фирме, или у этого типа Уэллса?
   – И там, и там.
   – Не беспокойся об этом. Если тебя все-таки уволят, я позабочусь о тебе, – ласково пошутил Марк. – Я предлагал свою помощь с самого начала и не оставлю тебя до конца.
   – Обещаешь?
   – Конечно. Только я не уверен, что смогу обеспечить тебе тот уровень жизни, к которому ты привыкла, – продолжал шутить Марк, – но ты не будешь голодать, и я буду веселить тебя.