Страница:
Он подтвердил свои угрозы внушительным захватом. Я почувствовал, что двигаюсь против своей воли. Телепатический эфир вокруг меня угас — это Марк придавил его своей мощью.
Я кое-как взял себя в руки. Не безумец же Парни, чтобы напасть на меня вот сейчас, когда я вынужден был обойти алтарь и занять место служки чуть справа от священника. Марк, сотворив зверскую рожу, указал на поднос.
В этот момент родители жениха и невесты, а также все гости, составлявшие праздничную процессию, отошли назад, оставив молодых у алтаря наедине с братом Жоржем. Марк неожиданно подтолкнул меня, и я встал слева от священника. Конечно, теперь все правильно. На небольшом столике стояли графины с водой и красным вином, хрустальный бокал и блюдо с облатками. Возле стола небольшая, покрытая красным бархатом банкетка. Я встал на колени, спиной к собравшимся. Странное отупение и безволие напали на меня, я отрешенно подумал: «Будь что будет».
Вступительная часть венчания закончилась. Брат Жорж начал читать молитву, в которой изрядно цитировал «Песнь Песней».
— «Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал; Цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; Голубица моя в ущелии скалы под кровом утеса! Покажи мне лицо твое, дай услышать голос твой; потому что голос твой сладок и лицо твое приятно. Как лента алая, губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими; Два сосца твои, как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями; Доколе день дышит прохладою, и убегают тени, пойду я на гору миррову и на холм фимиама.
… Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне; он пасет между лилиями; Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его. Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в селах; Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других. Голова его — чистое золото; кудри его волнистые, черные, как ворон; Глаза его — как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве; Уста его — сладость, и весь он — любезность…
… Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее…
… Так говорит Господь наш».
Я даже не заметил, как все члены семьи Ремилард слились в одной благодарственной молитве во имя Божие, во славу Его.
— «… Иисус сказал ученикам: „Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей. Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна. Сия есть заповедь Моя, вы любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих“.
Са ira, ca ira! Saint Jean le Desincarne, Sainte Dorothee Masque-des-Diamants, priez pour nous[55].
Свадебный обряд продолжался. Участвующие в церемонии свидетели[56] покинули свои места и собрались по обе стороны от жениха и невесты, которые взялись за руки. Малама накинула им на шеи длинную гирлянду живых цветов — как бы соединила их. Наконец священник обратился к молодым. Начал он так: «Возлюбленные чада мои… » Вот при шел черед Ти-Жану и Доротее давать клятву на верность.
Марк телепатически приказал: ДАВАЙ. Кольца, черт тебя побери, давай сюда. МНЕ, черт тебя побери! Да шевелись ты!..
Я на негнущихся ногах приблизился к нему. Он торжественно, с какой-то величавой медлительностью вручил одно кольцо брату, другое подал невесте.
— Доротея, жена моя, прими это кольцо как знак моей любви и верности…
— Джон, муж мой, прими это кольцо как знак моей любви и верности…
Я стоял рядом, все слышал. Оба они потом обратились с молитвой к небесам.
— Отче наш. Ты соединил нас, ты помог созреть нашей любви. И сейчас Ты с нами. Молим Тебя — будь с нами всегда, укрепи дух наш. Защити нас от происков врага рода человеческого, давай нам отвагу, лицом к лицу встретившись со злом, сокрушить его.
Дальше я не слушал. Упоминание о зле, с которым можно встретиться лицом к лицу, окончательно добило меня. Что они знают о подобном свидании? Для них это не более чем образ, а для меня — суровая реальность, с которой я могу встретиться уже в следующую минуту. Он здесь присутствовал — теперь никто не смог бы переубедить меня. Я двигался, как робот, механически выполнял все, что требуется от служки. Священник в этот момент начал причащать молодых, так что мне пришлось подносить ему вино и хлеб. Время от времени я хотел было бросить взгляд в сторону павильона, однако шея не поворачивалась. Мускулы отказывались повиноваться мне.
— … Теперь в знак мира и любви обменяйтесь поцелуями, — сказал преподобный Жорж.
Джек приподнял кисею, чтобы поцеловать Доротею.
Я услышал порывистый вздох, прозвучавший в телепатическом эфире, и тут же, словно по заказу, оркестр грянул «Иисус, наша радость и мечта». Доротея откинула маску, и Джек поцеловал ее. Плотная вуаль вновь скрыла ее черты. Брат Дюваль, который не являлся оперантом и не был посвящен в тайну Алмазной Маски, пошатнулся, но быстро справился с собой, приблизился к молодым и обнял их обоих, поздравил. Потом протянул мне руку, мы обменялись рукопожатием. Церемония была окончена. Священник направился к рядам, где располагались зрители, осеняя их крестным знамением.
Марк[57] вынудил меня закончить то, что полагается служке, поэтому я двинулся вслед за Дювалем, который начал причащать гостей. Всех подряд, включая экзотиков… Я, помню, тогда поразился удивительному обстоятельству — выходит, что хлеб наш насущный свят для любой разумной расы в Галактике?
Для любого существа, обладающего телом?
Наконец брат Дюваль в последний раз благословил жениха, невесту и всех присутствующих. Это последнее наложение креста было встречено аплодисментами. Я ожидал, что теперь оркестр должен сыграть какой-нибудь бравурный марш[58], однако, к моему, и не только моему, удивлению, Ян Макдональд вышел вперед. Он был красив, ничего не скажешь, — особенно в своем варварском наряде. В руках у него уже была огромная волынка, и он грянул «Оркней Уэдинг энд Санрайз» сэра Питера Максвелла Дэвиса. Вокруг него сразу образовалось свободное место, куда вышли Джек и Доротея, следом Малама, потом я. Челюсти у меня окончательно одеревенели, в руках я по-прежнему держал уже ненужный поднос.
В этот момент в мое сознание вторгся голос Марка:
Здесь нет ничего опасного никто не прячется дядя Роджи! Может тебе померещилось я досконально изучил весь обслуживающий персонал каждого в отдельности нигде и следа Гидры не обнаружил а я знаю ее ментальный почерк.
Я ответил:
Это ничего не доказывает Ты искал конкретно Парни?
Нет но…
То-то и оно. Тебе только кажется, что ты знаешь ментальный профиль Гидры. На самом деле ничего ты не знаешь! Даже ментального отпечатка своей сестры Мадди. В последний раз ты общался с ней и с Парни, когда был ребенком. С тех пор они здорово выросли и являются прекрасными, если не блистательными, оперантами, так что уйти от твоего далъновидящего взгляда им ничего не стоит. По отдельности им даже Ти-Жан и Доротея не страшны. Характерный ментальный привкус появляется, когда они сливаются в чудовище.
Роджи не будь дураком здесь тебе никто не угрожает.
Я громко рассмеялся.
Тем временем гости собрались вокруг Яна. Люсиль и тут попыталась навести хотя бы видимость порядка — вот неуемная натура! Ян продолжал во всю мощь наяривать на волынке, меня же ощущение, что Марк все еще не осознал опасности, опять ударило в дрожь. Одно было ясно: на Марка рассчитывать нечего. Он скорее допустит, чтобы меня ухлопали, чем признается в собственной ошибке. Оставалось надеяться только на себя. От этого становилось грустно — что я мог проти вопоставить Парни? Мельком я бросил взгляд в сторону тан цующих какой-то шотландский менуэт Джека и Доротеи, различил в толпе азартно хлопающих в такт Джанет и Кайла, Машу и Дэви Макгрегора, а также немалую часть других гостей, которым, видимо, по сердцу пришлась эта музыка. Марк находился метрах в десяти от меня вместе с соратницей по совершению брачного обряда Элен Ган. Это дитя, рожденное в пробирке, крепко ухватило его за руку, глазки у нее так и горели. Плевать ей на все его титулы — было видно, что Марк не скоро отделается от нее. Ну, и мне соваться между ними тоже не пристало.
Итак, последняя моя надежда исчезла. Тогда я решил идти напропалую — отозвал Маламу в сторону и сквозь зубы про шипел:
— Мне надо немедленно сообщить кое-что Доротее. Как хочешь, но устрой мне этот разговор.
Та удивленно похлопала ресницами. Пока до нее дойдет! Я вступил в круг и, словно пытаясь присоединиться к новобрачным и станцевать с ними, схватил их за руки. Люсиль ахнула. «Черт с тобой», — мелькнуло у меня в голове. Я решительно увлек Джека и Доротею ко входу в отель — там, уже не стесняясь, втолкнул их в вестибюль и захлопнул дверь. Они все еще смеялись, словно ожидали продолжения запланированной шутки, однако, увидев мое лицо, тут же посерьезнели.
Доротея всплеснула руками.
— Дядя Роджи, что случилось?
Я рухнул в ближайшее кресло. Люди уже ломились в дверь, с той стороны доносился смех и выкрики.
— У меня не было другого пути. Поймите! — ответил я. — Ничего говорить не буду. Скоренько, как можно скоренько прочитайте мои мысли. Я умоляю!
Тут же я полностью снял защитный экран. Открылось все, что к той минуте я знал о Фурии, о личности, в которой она пряталась.
Когда они впитали все, что хранилось в моей голове, я испытал странное облегчение. Теперь мне было море по колено, и плевать на стуки в дверь и крики гостей, на изумленные лица Джека и Доротеи, которые буквально окаменели. Я помахал им рукой и выскочил в коридор. Путь мой лежал к стоянке рокрафтов. Я хотел схватить любой, первый подвер нувшийся под руку воздушный лимузин, и сбежать. Кусок свадебного пирога я мог бы получить по почте. Здесь недалеко…
Я только что не подпрыгивал на одной ноге, когда зашел в гостиную, которую называли Пещерой. Мне надо было подняться по главной лестнице и забрать кое-какие вещички. Вот там, в Пещере, меня и схватило. Навалилось исподволь — я не сразу понял, что со мной творится. Просто как-то необык новенно пусто стало на душе, жизнь потеряла смысл, и от этого я испугался. Вздрогнул от ужасной мысли, что в этом мире что-то не так устроено.
— Что за черт? — спросил я себя. Никогда подобные вопросы меня не волновали, я всегда считал, что о несовершенстве мира пусть размышляют философы. Мне-то что волноваться? Никто на меня не покушался, долг свой в качестве мальчика на побегушках я исполнил до конца, открылся Ти-Жану и Доротее — теперь пусть они поломают головы. Я считал, что вполне заслужил награду, а тут вдруг неодолимая душевная хворь? С чего бы это?
Нет, надо немедленно поправить здоровье — я не раздумывая вошел в бар, устроился на высоком дубовом табурете и положил на стойку свой слегка помятый цилиндр. В баре было пусто, даже за стойкой никого не было.
— Привет! — сказал я в пустоту — У вас открыто?
— Сейчас подойду, — кто-то спокойным, тихим голосом от ветил мне из темноты служебного помещения.
В баре царил плотный сумрак. Молодожены, по-видимому, сумели открыть дверь, и шум в вестибюле стих. Теперь с той стороны приглушенно, но отчетливо доносилась мелодия «В романтическом настроении» Дюка Эллингтона. Я прислушался к исповеди, которой тешил публику играющий на трубе солист. Хорошо выводил, подлец! В самое яблочко, у меня даже руки затряслись. Я тяжело вздохнул. С трудом мне удалось отереть выступивший на лбу пот, пригладить пятерней слипшиеся седые волосы. Со мной творилось что-то неладное. Но почему?! Все вроде бы сделано, прошло удачно. Свой секрет я выложил, теперь дело семьи — заняться Дени и Анн. Птичка выскочила из моих рук — ловите ее, кто сможет.
— Что будете пить, сэр? — равнодушно спросил бармен.
— «Уайлд Теки». Двойную. Не разводить…
— Будет сделано.
Неожиданно я почувствовал, что страх и напряжение, только что владевшие мной, растаяли. Я повеселел — не было больше ни тревоги, ни постыдной робости. Сейчас еще глотну виски — и все вообще станет замечательно. Неуемная радость закружила меня. Черт знает, что со мной творится — из огня да в полымя. Ага, вот и бармен.
Обыкновенный такой мужик с полотенцем вокруг бедер, в белой рубашке с бабочкой… Я опустил голову. Я не хотел этого делать, но какая-то непонятная тяжесть согнула мне шею. В этот момент послышалось бульканье наливаемой жидкости — даже запах моего любимого виски я сразу ощутил, а вот взглянуть, что же делается за стойкой и на стойке, никак не мог.
Бармен равнодушно спросил;
— Как прошло венчание, сэр?
Я кашлянул, потом невнятно ответил:
— Превосходно. Просто превосходно.
Бармен между тем вышел из-за стойки и направился к входной двери. Не спеша закрыл ее. Я слышал звуки его шагов — он неторопливо ступал по каменным плитам, которыми был устлан пол в баре. Тут я собрался с силами и наконец поднял голову. Совсем неподалеку от меня, возле дубового табурета, отодвинутого от стойки, стоял Парнелл Ремилард. Он улыбался.
— Ну и натерпелся я из-за тебя, дядя Роджи, — признался он. — Так что прежде чем свернуть тебе башку, я хочу сравнять счет. Ну, — предупредил он, — ты у меня и помучаешься.
Я попытался было вскрикнуть, но не смог. Мой ментальный вопль о помощи буквально застрял в сознании. До Марка или Джека не докричаться.
Парнелл, глумливо ухмыляясь, не спеша шагал ко мне. В это мгновение я отчетливо ощутил в телепатическом эфире тот заунывный гул, который отличал Гидру
Парнелл подошел к следующему табурету и с этакой ленцой оперся о него. Ухмылка по-прежнему была словно приклеена к его лицу. Хотя теперь переднюю, обращенную ко мне часть его головы, я бы не решился назвать лицом. Скорее это была маска. Глаза его были пусты и безжизненны, да и сам он теперь больше походил на мертвеца. Бездумный, неживой автомат, прежде — сын Адриена и Шери, умерший еще во чреве матери и уже рожденный тупым исполнителем воли Фурии.
Я соскользнул со своего табурета и перешел к следующему, расположенному подальше от него. Парнелл тоже сделал шаг.
— На этот раз никакого метасокрушительного дерьма, старик. Жаль, что я не могу высосать из тебя жизненную силу. О, это вкусная штука, самая сладкая на свете. Жаль… Я поиграю с тобой по-другому, а потом сверну тебе шею. Твое тело найдут под лестницей, а уж разить от тебя будет как из бочки. И все шито-крыто. Несчастный случай… Вот уж некстати: старый алкоголик испортил свадебное торжество.
Я закрыл глаза, сжал челюсти. Потом расслабился… Страх исчез — я вновь был самим собой. Сейчас мне надо было хорошенько сосредоточиться.
В молодости мне пришлось заниматься йогой. Особенно ловко я овладел упражнениями, которые называются «пранические спирали». Предполагалось, что внутренняя спираль помогает концентрировать метасокрушительную силу, а спираль, направленная наружу, — извергать ее на объект. Это умение дважды помогло мне спасти свою жизнь. Никакого иного вы хода у меня не оставалось.
С точки зрения умения использовать метасотворительную силу я не отношусь к числу сильных оперантов, однако каждый нормальный человек, как известно, имеет запас внутренней энергии, который позволяет ему в критических обстоятельствах совершать чудеса героизма — преодолеть немыслимо высокий забор, развить необыкновенную скорость и так далее… Я глубоко вздохнул. Нечто подобное предстояло совершить и мне. Это хорошо, что Парни не желает или не может воспользоваться сверхчувственной силой[59] и дает мне этот шанс. Я закрыл глаза, задом вполз на табурет, поднял руки и раздвинул ноги. Тем самым принял позу, на зываемую «человек Леонардо да Винчи».
Парни хрипло рассмеялся. Скорее пролаял:
— Что, сдаешься? Поздно, старикан!
Я не ответил. Собрался с духом и, вообразив движение жизненной энергии от чакры к чакре, начал сжимать ее в некий воображаемый жгут. Уже через несколько мгновений я почув ствовал прилив и движение неосознанной, источающей тепло субстанции, которая начала закручиваться в спираль. Истоком этой силы служило сердце — я начал увлекать ее дальше, повел по телу в направлении солнечного сплетения. Там сгусток энергии окончательно разогрелся и принялся отчетливо шевелиться в недрах организма. Теперь я увлек сгусток тепла вверх, принялся обвивать горло. Потом открыл глаза. Истекавшее сияние заполнило помещение. Оно не было отражением кроваво-кирпичной ауры Парнелла. Золотистое — даже янтарное — свечение свободно истекало из моих рук и грудной клетки. Наконец я весь стал объят темновато-золотистым пламенем.
Гидра на мгновение замерла.
Между тем я все сильнее разгонял оживший во мне огненный ком. Вот он достиг селезенки, описал несколько кругов вокруг почек, затем резко, обжигая плоть изнутри, помчался вверх, начал уплотняться возле горла.
— Что за черт!
Я едва услышал полный изумления вскрик Парнелла. Все мои мысли были направлены на то, чтобы удержать внутри себя этот искрящийся, палящий сгусток энергии, провести его по необходимому маршруту еще и еще раз. Все мои чакры уже сильно пульсировали — особенно те, что находились в спинном хребте, от копчика до первых шейных позвонков. Из последних сил я направил сгусток энергии в правую руку, тут же опустил ее и, ткнув во врага указательным пальцем, мысленно выкрикнул:
Лови, Гидра, это тебе! Возьми мою жизнь!..
Ослепительный оранжево-золотистый шар возник в возду хе, сгусток энергии метнулся к Парнеллу, и его лицо вдруг исказилось от страха. Казалось, каждый нерв, каждая клеточка моего тела произвела залп. Это было что-то подобное оргазму. Я тут же ослеп и без сил опустился на пол.[60]
Я пришел в сознание. Не могу сказать, сколько я пролежал на каменных плитах, но думаю, что недолго. В ушах что-то отчаянно громко вибрировало. Тут я услышал, как на пол рухнуло что-то деревянное. Любопытство заставило меня попробовать поднять веки. К моему удивлению, мне это удалось. Только тогда я понял, что нахожусь в сознании и окружающее предстает предо мной в своем истинном свете.
Гидры нигде не было. На том месте, где стоял Парнелл, валялась половина табуретки — остальная часть была сожжена, на полу была насыпана горстка пепла, больше похожая на небольшую кучку песка. Ничто не дымилось, не парило, не издавало зловония. Да, в баре чуть-чуть припахивало горелым. Вся мебель находилась на прежних местах. С улицы доносилась танцевальная мелодия, слышались веселые возгласы. Правда, со мной творилось что-то непонятное. В кончиках пальцев на руках и ногах, в локтях и коленях начало невыносимо колоть. Какой-то нервный зуд, какой бывает, когда, например, заденешь нерв. Несмотря на сильные неприятные ощущения, я решил подняться. Удивительное дело, стоило мне пошевелить ся, подтянуть ноги, как заметно полегчало. Скоро зуд совсем исчез. Я встал, пошатнулся, схватился за стойку бара.
Угрызения совести не мучили меня — правда, и радости особой я не чувствовал. Только глубокое изнеможение. Но и оно постепенно сменялось ощущением победы. Я справился с этой пакостью. Скажем так: исполнил приговор, который вынесла Фурии и Гидре семья Ремилардов, а также все правительственные органы Земли в лице своего Первого Магната.
На одном из столов лежала газета. Я с трудом приблизился к этому столу, оторвал полосу, свернул из нее что-то, напоми нающее кулек. С помощью другого обрывка тщательно собрал оставшийся от Парни пепел. Теперь я уже полностью владел своим телом — даже засвистел от удовольствия. Пританцовывая, отправился в туалет — мне и здесь повезло, он был пуст — и спустил кулек с пеплом в унитаз. На прощание перекрестил и нажал на спуск.
Теперь можно было и повеселиться. Свадьба-то на что!
10
Я кое-как взял себя в руки. Не безумец же Парни, чтобы напасть на меня вот сейчас, когда я вынужден был обойти алтарь и занять место служки чуть справа от священника. Марк, сотворив зверскую рожу, указал на поднос.
В этот момент родители жениха и невесты, а также все гости, составлявшие праздничную процессию, отошли назад, оставив молодых у алтаря наедине с братом Жоржем. Марк неожиданно подтолкнул меня, и я встал слева от священника. Конечно, теперь все правильно. На небольшом столике стояли графины с водой и красным вином, хрустальный бокал и блюдо с облатками. Возле стола небольшая, покрытая красным бархатом банкетка. Я встал на колени, спиной к собравшимся. Странное отупение и безволие напали на меня, я отрешенно подумал: «Будь что будет».
Вступительная часть венчания закончилась. Брат Жорж начал читать молитву, в которой изрядно цитировал «Песнь Песней».
— «Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал; Цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; Голубица моя в ущелии скалы под кровом утеса! Покажи мне лицо твое, дай услышать голос твой; потому что голос твой сладок и лицо твое приятно. Как лента алая, губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими; Два сосца твои, как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями; Доколе день дышит прохладою, и убегают тени, пойду я на гору миррову и на холм фимиама.
… Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне; он пасет между лилиями; Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его. Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в селах; Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других. Голова его — чистое золото; кудри его волнистые, черные, как ворон; Глаза его — как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве; Уста его — сладость, и весь он — любезность…
… Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее…
… Так говорит Господь наш».
Я даже не заметил, как все члены семьи Ремилард слились в одной благодарственной молитве во имя Божие, во славу Его.
— «… Иисус сказал ученикам: „Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей. Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна. Сия есть заповедь Моя, вы любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих“.
Са ira, ca ira! Saint Jean le Desincarne, Sainte Dorothee Masque-des-Diamants, priez pour nous[55].
Свадебный обряд продолжался. Участвующие в церемонии свидетели[56] покинули свои места и собрались по обе стороны от жениха и невесты, которые взялись за руки. Малама накинула им на шеи длинную гирлянду живых цветов — как бы соединила их. Наконец священник обратился к молодым. Начал он так: «Возлюбленные чада мои… » Вот при шел черед Ти-Жану и Доротее давать клятву на верность.
Марк телепатически приказал: ДАВАЙ. Кольца, черт тебя побери, давай сюда. МНЕ, черт тебя побери! Да шевелись ты!..
Я на негнущихся ногах приблизился к нему. Он торжественно, с какой-то величавой медлительностью вручил одно кольцо брату, другое подал невесте.
— Доротея, жена моя, прими это кольцо как знак моей любви и верности…
— Джон, муж мой, прими это кольцо как знак моей любви и верности…
Я стоял рядом, все слышал. Оба они потом обратились с молитвой к небесам.
— Отче наш. Ты соединил нас, ты помог созреть нашей любви. И сейчас Ты с нами. Молим Тебя — будь с нами всегда, укрепи дух наш. Защити нас от происков врага рода человеческого, давай нам отвагу, лицом к лицу встретившись со злом, сокрушить его.
Дальше я не слушал. Упоминание о зле, с которым можно встретиться лицом к лицу, окончательно добило меня. Что они знают о подобном свидании? Для них это не более чем образ, а для меня — суровая реальность, с которой я могу встретиться уже в следующую минуту. Он здесь присутствовал — теперь никто не смог бы переубедить меня. Я двигался, как робот, механически выполнял все, что требуется от служки. Священник в этот момент начал причащать молодых, так что мне пришлось подносить ему вино и хлеб. Время от времени я хотел было бросить взгляд в сторону павильона, однако шея не поворачивалась. Мускулы отказывались повиноваться мне.
— … Теперь в знак мира и любви обменяйтесь поцелуями, — сказал преподобный Жорж.
Джек приподнял кисею, чтобы поцеловать Доротею.
Я услышал порывистый вздох, прозвучавший в телепатическом эфире, и тут же, словно по заказу, оркестр грянул «Иисус, наша радость и мечта». Доротея откинула маску, и Джек поцеловал ее. Плотная вуаль вновь скрыла ее черты. Брат Дюваль, который не являлся оперантом и не был посвящен в тайну Алмазной Маски, пошатнулся, но быстро справился с собой, приблизился к молодым и обнял их обоих, поздравил. Потом протянул мне руку, мы обменялись рукопожатием. Церемония была окончена. Священник направился к рядам, где располагались зрители, осеняя их крестным знамением.
Марк[57] вынудил меня закончить то, что полагается служке, поэтому я двинулся вслед за Дювалем, который начал причащать гостей. Всех подряд, включая экзотиков… Я, помню, тогда поразился удивительному обстоятельству — выходит, что хлеб наш насущный свят для любой разумной расы в Галактике?
Для любого существа, обладающего телом?
Наконец брат Дюваль в последний раз благословил жениха, невесту и всех присутствующих. Это последнее наложение креста было встречено аплодисментами. Я ожидал, что теперь оркестр должен сыграть какой-нибудь бравурный марш[58], однако, к моему, и не только моему, удивлению, Ян Макдональд вышел вперед. Он был красив, ничего не скажешь, — особенно в своем варварском наряде. В руках у него уже была огромная волынка, и он грянул «Оркней Уэдинг энд Санрайз» сэра Питера Максвелла Дэвиса. Вокруг него сразу образовалось свободное место, куда вышли Джек и Доротея, следом Малама, потом я. Челюсти у меня окончательно одеревенели, в руках я по-прежнему держал уже ненужный поднос.
В этот момент в мое сознание вторгся голос Марка:
Здесь нет ничего опасного никто не прячется дядя Роджи! Может тебе померещилось я досконально изучил весь обслуживающий персонал каждого в отдельности нигде и следа Гидры не обнаружил а я знаю ее ментальный почерк.
Я ответил:
Это ничего не доказывает Ты искал конкретно Парни?
Нет но…
То-то и оно. Тебе только кажется, что ты знаешь ментальный профиль Гидры. На самом деле ничего ты не знаешь! Даже ментального отпечатка своей сестры Мадди. В последний раз ты общался с ней и с Парни, когда был ребенком. С тех пор они здорово выросли и являются прекрасными, если не блистательными, оперантами, так что уйти от твоего далъновидящего взгляда им ничего не стоит. По отдельности им даже Ти-Жан и Доротея не страшны. Характерный ментальный привкус появляется, когда они сливаются в чудовище.
Роджи не будь дураком здесь тебе никто не угрожает.
Я громко рассмеялся.
Тем временем гости собрались вокруг Яна. Люсиль и тут попыталась навести хотя бы видимость порядка — вот неуемная натура! Ян продолжал во всю мощь наяривать на волынке, меня же ощущение, что Марк все еще не осознал опасности, опять ударило в дрожь. Одно было ясно: на Марка рассчитывать нечего. Он скорее допустит, чтобы меня ухлопали, чем признается в собственной ошибке. Оставалось надеяться только на себя. От этого становилось грустно — что я мог проти вопоставить Парни? Мельком я бросил взгляд в сторону тан цующих какой-то шотландский менуэт Джека и Доротеи, различил в толпе азартно хлопающих в такт Джанет и Кайла, Машу и Дэви Макгрегора, а также немалую часть других гостей, которым, видимо, по сердцу пришлась эта музыка. Марк находился метрах в десяти от меня вместе с соратницей по совершению брачного обряда Элен Ган. Это дитя, рожденное в пробирке, крепко ухватило его за руку, глазки у нее так и горели. Плевать ей на все его титулы — было видно, что Марк не скоро отделается от нее. Ну, и мне соваться между ними тоже не пристало.
Итак, последняя моя надежда исчезла. Тогда я решил идти напропалую — отозвал Маламу в сторону и сквозь зубы про шипел:
— Мне надо немедленно сообщить кое-что Доротее. Как хочешь, но устрой мне этот разговор.
Та удивленно похлопала ресницами. Пока до нее дойдет! Я вступил в круг и, словно пытаясь присоединиться к новобрачным и станцевать с ними, схватил их за руки. Люсиль ахнула. «Черт с тобой», — мелькнуло у меня в голове. Я решительно увлек Джека и Доротею ко входу в отель — там, уже не стесняясь, втолкнул их в вестибюль и захлопнул дверь. Они все еще смеялись, словно ожидали продолжения запланированной шутки, однако, увидев мое лицо, тут же посерьезнели.
Доротея всплеснула руками.
— Дядя Роджи, что случилось?
Я рухнул в ближайшее кресло. Люди уже ломились в дверь, с той стороны доносился смех и выкрики.
— У меня не было другого пути. Поймите! — ответил я. — Ничего говорить не буду. Скоренько, как можно скоренько прочитайте мои мысли. Я умоляю!
Тут же я полностью снял защитный экран. Открылось все, что к той минуте я знал о Фурии, о личности, в которой она пряталась.
Когда они впитали все, что хранилось в моей голове, я испытал странное облегчение. Теперь мне было море по колено, и плевать на стуки в дверь и крики гостей, на изумленные лица Джека и Доротеи, которые буквально окаменели. Я помахал им рукой и выскочил в коридор. Путь мой лежал к стоянке рокрафтов. Я хотел схватить любой, первый подвер нувшийся под руку воздушный лимузин, и сбежать. Кусок свадебного пирога я мог бы получить по почте. Здесь недалеко…
Я только что не подпрыгивал на одной ноге, когда зашел в гостиную, которую называли Пещерой. Мне надо было подняться по главной лестнице и забрать кое-какие вещички. Вот там, в Пещере, меня и схватило. Навалилось исподволь — я не сразу понял, что со мной творится. Просто как-то необык новенно пусто стало на душе, жизнь потеряла смысл, и от этого я испугался. Вздрогнул от ужасной мысли, что в этом мире что-то не так устроено.
— Что за черт? — спросил я себя. Никогда подобные вопросы меня не волновали, я всегда считал, что о несовершенстве мира пусть размышляют философы. Мне-то что волноваться? Никто на меня не покушался, долг свой в качестве мальчика на побегушках я исполнил до конца, открылся Ти-Жану и Доротее — теперь пусть они поломают головы. Я считал, что вполне заслужил награду, а тут вдруг неодолимая душевная хворь? С чего бы это?
Нет, надо немедленно поправить здоровье — я не раздумывая вошел в бар, устроился на высоком дубовом табурете и положил на стойку свой слегка помятый цилиндр. В баре было пусто, даже за стойкой никого не было.
— Привет! — сказал я в пустоту — У вас открыто?
— Сейчас подойду, — кто-то спокойным, тихим голосом от ветил мне из темноты служебного помещения.
В баре царил плотный сумрак. Молодожены, по-видимому, сумели открыть дверь, и шум в вестибюле стих. Теперь с той стороны приглушенно, но отчетливо доносилась мелодия «В романтическом настроении» Дюка Эллингтона. Я прислушался к исповеди, которой тешил публику играющий на трубе солист. Хорошо выводил, подлец! В самое яблочко, у меня даже руки затряслись. Я тяжело вздохнул. С трудом мне удалось отереть выступивший на лбу пот, пригладить пятерней слипшиеся седые волосы. Со мной творилось что-то неладное. Но почему?! Все вроде бы сделано, прошло удачно. Свой секрет я выложил, теперь дело семьи — заняться Дени и Анн. Птичка выскочила из моих рук — ловите ее, кто сможет.
— Что будете пить, сэр? — равнодушно спросил бармен.
— «Уайлд Теки». Двойную. Не разводить…
— Будет сделано.
Неожиданно я почувствовал, что страх и напряжение, только что владевшие мной, растаяли. Я повеселел — не было больше ни тревоги, ни постыдной робости. Сейчас еще глотну виски — и все вообще станет замечательно. Неуемная радость закружила меня. Черт знает, что со мной творится — из огня да в полымя. Ага, вот и бармен.
Обыкновенный такой мужик с полотенцем вокруг бедер, в белой рубашке с бабочкой… Я опустил голову. Я не хотел этого делать, но какая-то непонятная тяжесть согнула мне шею. В этот момент послышалось бульканье наливаемой жидкости — даже запах моего любимого виски я сразу ощутил, а вот взглянуть, что же делается за стойкой и на стойке, никак не мог.
Бармен равнодушно спросил;
— Как прошло венчание, сэр?
Я кашлянул, потом невнятно ответил:
— Превосходно. Просто превосходно.
Бармен между тем вышел из-за стойки и направился к входной двери. Не спеша закрыл ее. Я слышал звуки его шагов — он неторопливо ступал по каменным плитам, которыми был устлан пол в баре. Тут я собрался с силами и наконец поднял голову. Совсем неподалеку от меня, возле дубового табурета, отодвинутого от стойки, стоял Парнелл Ремилард. Он улыбался.
— Ну и натерпелся я из-за тебя, дядя Роджи, — признался он. — Так что прежде чем свернуть тебе башку, я хочу сравнять счет. Ну, — предупредил он, — ты у меня и помучаешься.
Я попытался было вскрикнуть, но не смог. Мой ментальный вопль о помощи буквально застрял в сознании. До Марка или Джека не докричаться.
Парнелл, глумливо ухмыляясь, не спеша шагал ко мне. В это мгновение я отчетливо ощутил в телепатическом эфире тот заунывный гул, который отличал Гидру
Парнелл подошел к следующему табурету и с этакой ленцой оперся о него. Ухмылка по-прежнему была словно приклеена к его лицу. Хотя теперь переднюю, обращенную ко мне часть его головы, я бы не решился назвать лицом. Скорее это была маска. Глаза его были пусты и безжизненны, да и сам он теперь больше походил на мертвеца. Бездумный, неживой автомат, прежде — сын Адриена и Шери, умерший еще во чреве матери и уже рожденный тупым исполнителем воли Фурии.
Я соскользнул со своего табурета и перешел к следующему, расположенному подальше от него. Парнелл тоже сделал шаг.
— На этот раз никакого метасокрушительного дерьма, старик. Жаль, что я не могу высосать из тебя жизненную силу. О, это вкусная штука, самая сладкая на свете. Жаль… Я поиграю с тобой по-другому, а потом сверну тебе шею. Твое тело найдут под лестницей, а уж разить от тебя будет как из бочки. И все шито-крыто. Несчастный случай… Вот уж некстати: старый алкоголик испортил свадебное торжество.
Я закрыл глаза, сжал челюсти. Потом расслабился… Страх исчез — я вновь был самим собой. Сейчас мне надо было хорошенько сосредоточиться.
В молодости мне пришлось заниматься йогой. Особенно ловко я овладел упражнениями, которые называются «пранические спирали». Предполагалось, что внутренняя спираль помогает концентрировать метасокрушительную силу, а спираль, направленная наружу, — извергать ее на объект. Это умение дважды помогло мне спасти свою жизнь. Никакого иного вы хода у меня не оставалось.
С точки зрения умения использовать метасотворительную силу я не отношусь к числу сильных оперантов, однако каждый нормальный человек, как известно, имеет запас внутренней энергии, который позволяет ему в критических обстоятельствах совершать чудеса героизма — преодолеть немыслимо высокий забор, развить необыкновенную скорость и так далее… Я глубоко вздохнул. Нечто подобное предстояло совершить и мне. Это хорошо, что Парни не желает или не может воспользоваться сверхчувственной силой[59] и дает мне этот шанс. Я закрыл глаза, задом вполз на табурет, поднял руки и раздвинул ноги. Тем самым принял позу, на зываемую «человек Леонардо да Винчи».
Парни хрипло рассмеялся. Скорее пролаял:
— Что, сдаешься? Поздно, старикан!
Я не ответил. Собрался с духом и, вообразив движение жизненной энергии от чакры к чакре, начал сжимать ее в некий воображаемый жгут. Уже через несколько мгновений я почув ствовал прилив и движение неосознанной, источающей тепло субстанции, которая начала закручиваться в спираль. Истоком этой силы служило сердце — я начал увлекать ее дальше, повел по телу в направлении солнечного сплетения. Там сгусток энергии окончательно разогрелся и принялся отчетливо шевелиться в недрах организма. Теперь я увлек сгусток тепла вверх, принялся обвивать горло. Потом открыл глаза. Истекавшее сияние заполнило помещение. Оно не было отражением кроваво-кирпичной ауры Парнелла. Золотистое — даже янтарное — свечение свободно истекало из моих рук и грудной клетки. Наконец я весь стал объят темновато-золотистым пламенем.
Гидра на мгновение замерла.
Между тем я все сильнее разгонял оживший во мне огненный ком. Вот он достиг селезенки, описал несколько кругов вокруг почек, затем резко, обжигая плоть изнутри, помчался вверх, начал уплотняться возле горла.
— Что за черт!
Я едва услышал полный изумления вскрик Парнелла. Все мои мысли были направлены на то, чтобы удержать внутри себя этот искрящийся, палящий сгусток энергии, провести его по необходимому маршруту еще и еще раз. Все мои чакры уже сильно пульсировали — особенно те, что находились в спинном хребте, от копчика до первых шейных позвонков. Из последних сил я направил сгусток энергии в правую руку, тут же опустил ее и, ткнув во врага указательным пальцем, мысленно выкрикнул:
Лови, Гидра, это тебе! Возьми мою жизнь!..
Ослепительный оранжево-золотистый шар возник в возду хе, сгусток энергии метнулся к Парнеллу, и его лицо вдруг исказилось от страха. Казалось, каждый нерв, каждая клеточка моего тела произвела залп. Это было что-то подобное оргазму. Я тут же ослеп и без сил опустился на пол.[60]
Я пришел в сознание. Не могу сказать, сколько я пролежал на каменных плитах, но думаю, что недолго. В ушах что-то отчаянно громко вибрировало. Тут я услышал, как на пол рухнуло что-то деревянное. Любопытство заставило меня попробовать поднять веки. К моему удивлению, мне это удалось. Только тогда я понял, что нахожусь в сознании и окружающее предстает предо мной в своем истинном свете.
Гидры нигде не было. На том месте, где стоял Парнелл, валялась половина табуретки — остальная часть была сожжена, на полу была насыпана горстка пепла, больше похожая на небольшую кучку песка. Ничто не дымилось, не парило, не издавало зловония. Да, в баре чуть-чуть припахивало горелым. Вся мебель находилась на прежних местах. С улицы доносилась танцевальная мелодия, слышались веселые возгласы. Правда, со мной творилось что-то непонятное. В кончиках пальцев на руках и ногах, в локтях и коленях начало невыносимо колоть. Какой-то нервный зуд, какой бывает, когда, например, заденешь нерв. Несмотря на сильные неприятные ощущения, я решил подняться. Удивительное дело, стоило мне пошевелить ся, подтянуть ноги, как заметно полегчало. Скоро зуд совсем исчез. Я встал, пошатнулся, схватился за стойку бара.
Угрызения совести не мучили меня — правда, и радости особой я не чувствовал. Только глубокое изнеможение. Но и оно постепенно сменялось ощущением победы. Я справился с этой пакостью. Скажем так: исполнил приговор, который вынесла Фурии и Гидре семья Ремилардов, а также все правительственные органы Земли в лице своего Первого Магната.
На одном из столов лежала газета. Я с трудом приблизился к этому столу, оторвал полосу, свернул из нее что-то, напоми нающее кулек. С помощью другого обрывка тщательно собрал оставшийся от Парни пепел. Теперь я уже полностью владел своим телом — даже засвистел от удовольствия. Пританцовывая, отправился в туалет — мне и здесь повезло, он был пуст — и спустил кулек с пеплом в унитаз. На прощание перекрестил и нажал на спуск.
Теперь можно было и повеселиться. Свадьба-то на что!
10
Остров Кауаи, Гавайи, Земля
18 июня 2078 года
Позволь мне — пожалуйста, ну позволь! Посмотри — они совсем одурманены, эти так называемые молодожены, их внимание рассеялось. Более удобного момента придумать невозможно. Я нахожусь так близко, это будет ОЧЕНЬ легко…
Ни в коем случае! Я не могу рисковать твоей жизнью, ведь ты осталась у меня одна. Надо дождаться, пока появятся новые сподвижники. Когда будет организована новая Гидра, только тогда. Не раньше…
Ну ладно. Пусть не ментальная атака, тогда что-то подобное физическому лазеру или мощное огнестрельное оружие. Или, наконец, поток элементарных частиц. На крайний случай небольшой ядерный взрыв. Но надо же что-то делать!
Чепуха! Главного врага так не уничтожить. Я еще не придумала, как это вообще можно сделать. Вероятно, для этого потребуется энергия, сравнимая с энергией звезды. Теперь, когда они стали единым целым, их достать ещё труднее.
[61] Если бы я успела и прибыла чуть раньше, чтобы помочь этому чертову идиоту Парни! Если бы ТЫ помогла ему погубить этого старикашку раньше, чем тот откроет секрет…
Я не в состоянии так поступить. Я даже не знаю, как погиб Парни… Кроме того, что в этом повинен старик. Я недооценила Роджи. Оказывается, этот поганый — клоун и алкаш обладает огромным внутренним резервом. Ты должна обещать, что будешь держаться подальше от него, моя дражайшая, моя самая сладкая, живая Гидра.
Я и сама бы не стала рисковать. Но как теперь ты сможешь избежать разоблачения ?
У меня есть мысли на этот счет. Но к этому можно прибегнуть только в крайнем случае. Это касается тебя самой, моя дражайшая, моя сладкая… Я бессмертна, и скоро нас ждет невиданный триумф. Ты, моя ненаглядная, будешь вместе со мной править Вторым Содружеством.
Я полностью доверяю тебе, любимая Фурия. Теперь мне можно вернуться на Оканагон и продолжить работу среди заговорщиков?
Пока нет. Теперь пришел черед Марка, пора ему занять достойное место в моих планах по производству новых соратников. Я кропотливо работаю с ним уже который год, и только теперь начало наклевываться что-то ощутимое. Завтра он должен вернуться домой, на этот поганый остров… Тебе следует навестить его там, пока же пофлиртуй с ним обычным способом. Тебе надо добиться, чтобы он привык к тебе и вспомнил.[62]
Фурия, это и есть твой грандиозный план?!
Да. И не только ради новых маленьких сообщников. Марк считает, что он неуязвим. Его мозг и тело, мол, крепко защищены против любого, кто посмеет посягнуть на его безопасность. Пусть убедится, что он сильно заблуждался на свой счет. Тогда он станет нашим… тем или иным способом.
Я хочу его. Только не как другую часть Гидры, а как безвольного раба.
Пока его место в структуре будущего Содружества для меня не совсем ясно. Прежде всего тебе следует использовать искусство обольщения, и твое желание исполнится. Вскоре тебе предстоит оставить Оканагон и отправиться на планету Астрахань. Овладей помыслами Марка, а затем я проинструктирую тебя, что делать дальше. Прощай, моя возлюбленная, моя дражайшая Гидра, свет моих очей Мадлен.
До свидания, дорогая Фурия.
Они удачно выбрали время — Гавайские острова открылись внизу в тот самый момент, когда солнечный диск оплавленным краем коснулся океанской глади. Пока маленький звездолет разворачивался для посадки, пока аэронавигационный робот связывался с местным аэропортом, светило, поеживаясь, опустилось в радужную бездонную толщу. Вот последний вишнево-багряный ободок полыхнул над водами, и наконец солнце совсем скрылось за горизонтом. В этот миг в лазурное чистое небо ударил зеленый луч.
Вспыхнул и угас.
— Замечательно! — воскликнула Доротея и, как девчонка, запрыгала на сиденье.
— Изготовлено по заказу, — ответил Джек. — А теперь, — попросил он, — загадай желание.
Доротея смешно зажмурилась, потом открыла глаза.
— Можно говорить?
— Нет, если хочешь, чтобы, оно дошло до меня в первозданном виде.
Тогда Доротея отвернулась в сторону, крепко сжала губы и, зная, что он никогда не посмеет войти в ее сознание без приглашения, подумала: Я так хочу тебя! Так всегда бывает среди молодоженов — один из влюбленных пылает большей страстью, чем другой. Он и тянет общую ношу. Потом роли меняются… Почему это происходит, кто может сказать?..
Некоторое время они сидели молча, наблюдая, как «Скура-2» осторожно, словно принюхиваясь, приближается к земле. Руки их были соединены. Джек в дорогу переоделся и сейчас был в свободных брюках цвета хаки и в широкой накидке. Доротея надела шорты из «рогожки» и блузку soie-argentee[63] с закатанными рукавами.
— Знаешь, нам здорово повезло, — сказала Доротея. — Мы вместе увидели зеленый луч. Мы, шотландцы, очень верим в подобные знамения. Я слышала, что подобное чудо случается на море — даже, говорят, бывает и на Каледонии. Но у нас это удивительная редкость. Воздух у нас сильно пропитан влагой и вулканическими дымами, так что безоблачный закат у нас большая редкость. В прошлый раз, когда я была на Кауаи, мои мысли были заняты совершенно другими делами. Не до закатов мне было.
18 июня 2078 года
Позволь мне — пожалуйста, ну позволь! Посмотри — они совсем одурманены, эти так называемые молодожены, их внимание рассеялось. Более удобного момента придумать невозможно. Я нахожусь так близко, это будет ОЧЕНЬ легко…
Ни в коем случае! Я не могу рисковать твоей жизнью, ведь ты осталась у меня одна. Надо дождаться, пока появятся новые сподвижники. Когда будет организована новая Гидра, только тогда. Не раньше…
Ну ладно. Пусть не ментальная атака, тогда что-то подобное физическому лазеру или мощное огнестрельное оружие. Или, наконец, поток элементарных частиц. На крайний случай небольшой ядерный взрыв. Но надо же что-то делать!
Чепуха! Главного врага так не уничтожить. Я еще не придумала, как это вообще можно сделать. Вероятно, для этого потребуется энергия, сравнимая с энергией звезды. Теперь, когда они стали единым целым, их достать ещё труднее.
[61] Если бы я успела и прибыла чуть раньше, чтобы помочь этому чертову идиоту Парни! Если бы ТЫ помогла ему погубить этого старикашку раньше, чем тот откроет секрет…
Я не в состоянии так поступить. Я даже не знаю, как погиб Парни… Кроме того, что в этом повинен старик. Я недооценила Роджи. Оказывается, этот поганый — клоун и алкаш обладает огромным внутренним резервом. Ты должна обещать, что будешь держаться подальше от него, моя дражайшая, моя самая сладкая, живая Гидра.
Я и сама бы не стала рисковать. Но как теперь ты сможешь избежать разоблачения ?
У меня есть мысли на этот счет. Но к этому можно прибегнуть только в крайнем случае. Это касается тебя самой, моя дражайшая, моя сладкая… Я бессмертна, и скоро нас ждет невиданный триумф. Ты, моя ненаглядная, будешь вместе со мной править Вторым Содружеством.
Я полностью доверяю тебе, любимая Фурия. Теперь мне можно вернуться на Оканагон и продолжить работу среди заговорщиков?
Пока нет. Теперь пришел черед Марка, пора ему занять достойное место в моих планах по производству новых соратников. Я кропотливо работаю с ним уже который год, и только теперь начало наклевываться что-то ощутимое. Завтра он должен вернуться домой, на этот поганый остров… Тебе следует навестить его там, пока же пофлиртуй с ним обычным способом. Тебе надо добиться, чтобы он привык к тебе и вспомнил.[62]
Фурия, это и есть твой грандиозный план?!
Да. И не только ради новых маленьких сообщников. Марк считает, что он неуязвим. Его мозг и тело, мол, крепко защищены против любого, кто посмеет посягнуть на его безопасность. Пусть убедится, что он сильно заблуждался на свой счет. Тогда он станет нашим… тем или иным способом.
Я хочу его. Только не как другую часть Гидры, а как безвольного раба.
Пока его место в структуре будущего Содружества для меня не совсем ясно. Прежде всего тебе следует использовать искусство обольщения, и твое желание исполнится. Вскоре тебе предстоит оставить Оканагон и отправиться на планету Астрахань. Овладей помыслами Марка, а затем я проинструктирую тебя, что делать дальше. Прощай, моя возлюбленная, моя дражайшая Гидра, свет моих очей Мадлен.
До свидания, дорогая Фурия.
Они удачно выбрали время — Гавайские острова открылись внизу в тот самый момент, когда солнечный диск оплавленным краем коснулся океанской глади. Пока маленький звездолет разворачивался для посадки, пока аэронавигационный робот связывался с местным аэропортом, светило, поеживаясь, опустилось в радужную бездонную толщу. Вот последний вишнево-багряный ободок полыхнул над водами, и наконец солнце совсем скрылось за горизонтом. В этот миг в лазурное чистое небо ударил зеленый луч.
Вспыхнул и угас.
— Замечательно! — воскликнула Доротея и, как девчонка, запрыгала на сиденье.
— Изготовлено по заказу, — ответил Джек. — А теперь, — попросил он, — загадай желание.
Доротея смешно зажмурилась, потом открыла глаза.
— Можно говорить?
— Нет, если хочешь, чтобы, оно дошло до меня в первозданном виде.
Тогда Доротея отвернулась в сторону, крепко сжала губы и, зная, что он никогда не посмеет войти в ее сознание без приглашения, подумала: Я так хочу тебя! Так всегда бывает среди молодоженов — один из влюбленных пылает большей страстью, чем другой. Он и тянет общую ношу. Потом роли меняются… Почему это происходит, кто может сказать?..
Некоторое время они сидели молча, наблюдая, как «Скура-2» осторожно, словно принюхиваясь, приближается к земле. Руки их были соединены. Джек в дорогу переоделся и сейчас был в свободных брюках цвета хаки и в широкой накидке. Доротея надела шорты из «рогожки» и блузку soie-argentee[63] с закатанными рукавами.
— Знаешь, нам здорово повезло, — сказала Доротея. — Мы вместе увидели зеленый луч. Мы, шотландцы, очень верим в подобные знамения. Я слышала, что подобное чудо случается на море — даже, говорят, бывает и на Каледонии. Но у нас это удивительная редкость. Воздух у нас сильно пропитан влагой и вулканическими дымами, так что безоблачный закат у нас большая редкость. В прошлый раз, когда я была на Кауаи, мои мысли были заняты совершенно другими делами. Не до закатов мне было.