Страница:
Джек обнял ее за плечи и прижал к себе.
— Теперь можешь не беспокоиться насчет Фурии и Гидры. Я научу тебя создавать вокруг себя непробиваемую ментальную завесу — примерно такую же, какую я выстроил возле себя. Пробить ее ни мысленным ударом, ни физическим воздействием невозможно. Создать завесу легко, много времени это не отнимет. Ты обнаружишь, что я являюсь прекрасным куму.
Доротея робко попыталась коснуться преддверия его сознания, даже вошла в какие-то нейронные цепи, чтобы определить, что значит гавайское слово «куму». Оказалось, что на местном наречии «куму» имело двойной смысл — «учитель» и «любовник». Девушка приподняла маску и, потянувшись к Джеку, поцеловала его.
— Вот здорово, что именно этот остров станет нашим домом на Земле! Нью-Гемпшир, конечно, местечко хорошее, но тамошняя обстановка слишком напоминает Кали — все та же суета, напор, заботы о хлебе насущном… Это не значит, что я не люблю свою планету — думаю, и тебе она понравится, но все-таки хорошо иметь уголок, где тебя ничто не потрево жит, где можно просто отдохнуть.
Их сознания слились — они оба пожелали этого.
— Этот чертов Роджи, — неожиданно приглушенным баском сказал Джек. — Приготовил он нам к свадьбе сюрприз. Потешил, нечего сказать… Ты заметила, что я позволил себе чуть-чуть подлечить твою озабоченность и тревогу по поводу старика?
Доротея громко рассмеялась.
— То же самое я проделала и с тобой. Бедный дядюшка Роджи! Он же не нарочно!.. Он и в самом деле только сразу после венчания сумел остаться с нами один на один. — Лицо у нее помрачнело. — Ты считаешь, что Гидра и в самом деле напала на него? Это не был плод его воображения?
Джек поиграл бровями, ответил не сразу.
— Он всерьез поверил в рыбу-убийцу. Поверил и рассказу Анн насчет Дени-Фурии. Даже нам с тобой не так-то просто определить, что в его мысленных образах правда, а что вымы сел. Спалил он Парнелла в баре или нет? На всякий случай я обо всем сообщил Полю — пусть опытные дознаватели разберутся в этой истории.
— А как насчет теории Дени-Фурии?
— Это очень похоже на правду. Боюсь, что нам придется смириться с тем, что это и есть правда.
— Роджи мог подпасть под власть иллюзии.
— Как раз такой вариант представляется мне маловероятным. Я хорошо знаю склад характера Роджи. Он всегда очень трезво, — тут они оба засмеялись, — относился к жизни. Склонности к фантазированию не имеет. Кроме того, обладает мощным скрытым потенциалом метасотворительной силы, так что сжечь Парнелла он в состоянии. Уж я-то знаю. И есть у дядюшки еще одна загадка, о которой никто понятия не имеет. Разве что Марк и Дени… Они подлечили его возле озера, где он едва не утонул, — ну и вскользь пробежали по мозгам. Но они не поверили, сочли, что это блажь перепуганного насмерть ста рика. Понимаешь, выходит, он имеет прямой выход на Верховного лилмика. Тут, Доротея, что-то есть. Например, его камень. Сколько раз он упоминал, что именно лилмик подарил ему этот талисман. Мы считали, что это шутка, а я вот не поленился проверить…
— Когда?..
— В те часы, когда спускались в глубины Каледонии. Он же вручил тебе этот камень на счастье… Что я могу сказать? Алмаз как алмаз, но есть одна зацепка. В середине камня я обнаружил некую кристаллическую несуразность — в кристаллическую решетку впаяна странная молекулярная группа. Скорее всего, этот камень представляет из себя артефакт. Этот бриллиант является чем-то вроде передатчика, а может, это какая-то еще более сложная машина. С позиций современной науки ничего более определенного я сказать не могу. Тем более — кто мог изготовить такую штуку. Вот лилмик смог бы.
— Джек, в это невозможно поверить. Я, прости, глубоко внедрилась в бессознательное Роджи. Поверь, он на грани невроза. Его пристрастие к алкоголю свидетельствует о глубоком внутреннем разладе, на почве которого могут возникать всевозможные навязчивые идеи…
— Ты совершенно не права. Дядю Роджи как раз нельзя назвать алкоголиком. Во-первых, синдром похмелья у него развит в очень малой степени. Во-вторых, если пить нельзя, он и не пьет. Месяц, два, три в рот не берет. Уж я-то знаю. Да, снимает нервное напряжение рюмкой-другой, а то и стаканчиком-другим-третьим. Повторяю — нездоровой, необоримой тяги к алкоголю у него не наблюдается. Понимаешь, его питие — какой-то атавизм. Он человек старой закалки, мы от таких отвыкли в Содружестве. Так сказать, последний экземпляр здорового мужчины двадцатого века.
— Он!.. Он — бездонная ненасытная бочка!.. — раздраженно заявила Доротея. Потом так же внезапно успокоилась. Конечно, можно дядю Роджи назвать и «ненасытной бочкой», но все же она любила его. Пусть он будет словно питекантроп, но очень приятный. Когда не вылакает целой бутылки своего любимого виски… — Но все-таки, любимый, не можем же мы, основываясь только на памяти этого старого чудака, организовать детальное просвечивание мозгов такого человека, как Дени? Мне кажется, единственный выход — подождать выздоровления Анн. Только потом мы с тобой сможем организовать подходящий по мощности метаконцерт. Я прикидывала: нашей совокупной силы вполне достаточно, чтобы не только определить, прав ли в своих домыслах старый алкоголик, но и дать ответ насчет Анн. Не может ли она быть Фурией?
— Это означает, что мы по крайней мере на год отложим проверку.
— Вряд ли нам удастся провести всю подготовительную работу за более короткий срок. Прежде всего надо еще раз, уже более тщательно, проверить всю информацию, собранную в сознании Роджи, — при этом ни в коем случае нельзя повредить его уже достаточно изношенные мозги. Тебе же придется заняться конструированием нового типа церебрального генератора — для лечения. Вот что еще необходимо: обеспечить эти ЦГ энергией, которая поступала бы без помех и по первому требованию. Теперь прибавь сюда организацию метаконцерта из членов семьи Ремилард, который можно было бы исполь зовать не только для сокрушительных, но и лечебных целей. Дел — непочатый край… Хорошо бы еще за год управиться.
— Все это можно провернуть за полгода. Единственное, что меня смущает, — это как собрать семью для организации метаконцерта и обучения работе со шлемами ЦГ.
Доротея задумчиво смотрела в темнеющее на глазах небо. Тьма пропитывала воду, и поверхность океана приобретала какой-то зловещий, таинственный вид. Тем не менее первые же вспыхнувшие звезды — скоро целый хоровод светил выбежал на черную бархатистую полянку — как бы разогнали мрачные думы. Океанские воды, покачиваясь в серебристой безлунной полутьме, словно засыпали. Доротея глубоко и тяжело вздохнула.
— Ох, работа нелегкая… Очень опасная для всех участников метаобъединения. Надо заранее продумать программу, обеспечивающую безопасность всех вовлеченных в метаконцерт.
Джек ответил не сразу — чувствовалось, что эта задача полностью овладела и его мыслями. Наконец он произнес:
— Есть еще несколько причин для скорейшего завершения проверки. Пойми, мы имеем дело, образно выражаясь, с метанечистой силой. После неудачи покушения на Роджи ей должно быть известно, что тайна вышла из-под контроля. Следовательно, в ближайшее время надо ожидать всяких бедствий на просторах Галактики. Заварить кашу, заставить нас в спешном порядке бросить туда все силы — это ее единственное спасение. Есть у нее для этого возможности? Надо ответить честно — есть! Прежде всего, она способна взбаламутить мя тежников или раздуть конфликт Бог знает в каком уголке Содружества.
— Джек, однако и спешка тоже вредна. Мы подвергаем опасности жизни девяти самых сильных Магнатов Земли, включая и Первого Магната. И все по прихоти какого-то старца Мафусаиловых лет.
— Ах, опять ты не понимаешь! Я знаю Роджи с первого дня рождения, а то, может, еще в утробе познакомился с ним. Заочно, так сказать… У меня есть право выносить суждение по поводу этого человека. Да, к борцам за правое дело его не отнесешь, он слишком эгоистичен и чудаковат, но чего у него нельзя отнять, так это честности. Он всегда правдив до конца. Меня он любит, я отвечаю ему тем же. Марк так же относится к нему. И Дени…
Доротея отвернулась от мужа и вполголоса сказала:
— Я тоже.
— Я понимаю, это не довод, однако больше всего мне претят скоропалительные решения. Я хорошенько обдумал все, что он сообщил нам. Думаю, старик прав.
— Я тоже, — все так же тихо отозвалась Доротея.
Ночь выдалась безлунная, тихая, звездная. Звездолет спустился к самой воде и мчался в каком-нибудь десятке метров над бугристой, колышущейся, чернильного цвета поверхнос тью. Было немного жутко смотреть вниз, однако взгляд и душа успокаивались, когда глаза поднимались к небу. Там, среди задорно перемигивающихся звездочек, жарко, близко и маняще полыхали Юпитер и Венера.
— У нас нет выбора, драгоценный мой Алмазик, — нарушил молчание Джек.
— Да, выбора нет, — глухо откликнулась Доротея и после короткой паузы спросила: — Что ты думаешь насчет того, что именно Дени спас Роджи, когда тот тонул на озере?
— Что я думаю? — Джек внезапно насупился. — Целое больше части. Здоровая часть натуры Дени может не догадываться о существовании Фурии. В сознательном, так сказать, режиме. Но в бессознательном между ними непременно должна существовать какая-то связь.
Доротея вздохнула.
— Я тоже так думаю. По-видимому, Дени и сам не догадывался, почему он вдруг отправился на рыбалку. Просто потянуло. Только так можно объяснить его бессознательное влечение. Сработал комплекс «родители — дети». Интересно другое — если это предположение верно и Роджи обладает иммунитетом против ментального воздействия и Фурии и Гидры, то выходит, что Дени/Фурия тоже может не опасаться атаки со стороны своих собственных детей. Тебе не кажется, что это обстоятельство значительно осложнит лечение?
— Да, это серьезный вопрос. Я уже думал над этим. Прежде всего необходимо доскональное просвечивание Роджи. Он согласится, у него тоже нет выбора — теперь Фурия непременно будет охотиться за ним. Если гибель Парнелла будет доказана, то этот старый пьяница становится весьма любопытным объектом. На нем все сходится, ты заметила? Что можно сказать насчет комплекса «родители — дети»?.. Здесь следует хорошенько покопаться вот в чем. Ты слыхала, наверное, что любовь иногда испытывает страстное желание причинить боль объекту поклонения? Как бы боль во здравие. Все это надо хорошенько обдумать. В этом смысле единственный член семьи, который не подходит для метаконцерта, — это, безусловно, Анн. Если она паче чаяния является Фурией, то ее вовлечение в мета-объединение смертельно опасно для всех участников. Так что нам надо поспешить, пока она в регенерационном автоклаве.
— А если окажется, что Дени не имеет отношения к Фурии?
— Тогда мы займемся Анн прямо в баке. Тем более что ее метазащита сейчас ослаблена.
— Итак, Дени или Анн… — Доротея взглянула на Джека. — Кто же из них монстр?
— Не знаю, — ответил он. — У меня никогда и мысли не было просветить их мозги.
Доротея покачала головой.
— Помнится, когда я шесть лет назад занималась собственным расследованием, то ничего толкового из этого не получилось. Так, какие-то общие данные о темпераменте, характере, склонностях — ничего конкретного. Я основывалась на своих собственных критериях, и в результате у меня получилось, что наиболее вероятной фигурой на роль Фурии оказался Марк. Его рейтинг достиг семидесяти четырех процентов.
— Дорогая, это полная ерунда!
— Как сказать. Его сознание наиболее индивидуалистично. К тому же он очень силен во всех видах метадеятельности.
— И тем не менее это полная чепуха! Уж я-то знаю.
— Анн, — не обращая внимания на восклицание мужа, продолжила Доротея, — заняла второе место — шестьдесят восемь процентов. Потом следовал Поль — шестьдесят четыре процента. Другие члены семьи — значительно меньше. Вот только Дени и Люсиль мне не удалось просветить. Единственный раз мне представилась такая возможность на вечеринке у Марка. Помнишь, мы справляли там Халлоуин[64] и Дени пригласил меня на танец?
— Ну и?..
— Из всех проверенных мною Ремилардов Дени оказался наиболее трудным орешком. Его натура многогранна. И удивительна. Я просто не успела ничего там высветить. Его соз нание грандиозно. Знаешь ли ты, что его скрытые возможности блистательны во всех метафункциях?
— Я догадывался, и поверишь ли, как раз это обстоятельство меня и пугало.
— Я уверена, что он и сам до конца не осознает своих возможностей. Вот еще одна особенность: его натура необыкновенно цельная. Без всякой слабины или дефектов, свой ственных и Полю, и Марку, и Анн. И другим… Передо мной на мгновение предстал космической сложности объект. Я просто испугалась. Попыталась было копнуть глубже — пшик!..
— Дени догадался, что его просвечивают?
— Очень быстро, — кивнула Доротея. — Он оказался очень милым и деликатным… и очень решительным. Тут же вышвырнул мой мысленный щуп и поставил непробиваемый экран, так что ничего определенного я сказать не могу, разве что «в тихом омуте черти водятся».
— После этой неудачи ты еще кого-нибудь просвечивала?
— Марка… Роджи… Но со стариком это случилось раньше. Я полагаю, кто-то из этих троих проговорился. После того праздника все они поставили плотные экраны. Пробить их я не смогла.
Впереди засветился огнями берег острова. Невидимый горб горы поглотил свет звезд. Доротея с интересом вглядывалась в даль — до сих пор ей никогда не приходилось бывать дома у Джека, который официально считался жителем Кауаи.
Пожениться они решили внезапно — вот так, в одно мгновение. Как только было сделано предложение, тут же было получено согласие. То-то удивились их друзья и коллеги, когда они объявили о своем решении!
В ту пору оба они работали на Каледонии. Несколько недель Джек провел на пережившей катастрофу планете. Дел было по горло, и его пребывание сняло значительную часть забот с плеч юной Председательницы — правда, оставшейся части вполне хватило, чтобы так загрузить Доротею, что на сон ей оставалось всего несколько часов в сутки. Порой и эти минуты не было возможности урвать, поэтому помощь Джека пришлась очень кстати. Прежде всего, он помогал ей в инспекции разрушенных поселений и городов — он моментально составлял смету расходов на восстановление. Второй важной областью сотрудничества было выколачивание и распределение помощи, поступающей из Центрального правительства Земли и из Консилиума. В этом вопросе авторитет и знакомства Джека сыграли неоценимое значение. Работали они дружно, понимали друг друга без слов, но это было не больше чем товарищеское общение. Они оба словно забыли о том лихорадочном признании, которое случилось в кабине бурильной самоходной машины.
Наконец поступление помощи было отлажено, сметы, проекты восстановления городов[65] были согласованы во всех инстанциях, и Джек как-то сообщил Доротее, что ему пора отправляться на Консилиум Орб. Там у него уже накопилась куча дел — скоро сессия Директората по политическим вопросам, или, как его еще называли, Директората по Галактическому Единству. Она согласилась сразу, кивнула в ответ. Трудно сказать, что творилось в то мгновение в «сердце» удивительного создания, каким являлся Джек Бестелесный. Он тоже коротко попрощался и направился к выходу из кабинета. Доротея остановила его мысленным официальным предложением устроить проводы, однако Джек отказался. «Тогда, — предложила девушка, — я сама провожу тебя».
«Хорошо», — согласился Джек. На следующий день они вместе отправились в звездопорт Киллекранки. Там, у входа в пассажирский накопитель, ее вдруг словно оглушило. Глаза вдруг широко распахнулись, губы задрожали.
— Что же я буду делать без тебя? — Она словно в чем-то обвиняла Джека, потом вроде бы пришла в себя и только молча уставилась на парня в джинсах и куртке. Сама Предсе дательница была одета в обычный высотный костюм в обтяжку, достаточно скромный — разве что на груди сверкал крупный бриллиант. — Ты нужен мне. Сама не знаю почему. И с работой это не связано. Нужен — и все тут! Джек, я не понимаю, что со мной творится. Я не хочу, чтобы ты улетал.
— Я тоже. Только подобный вопрос я задавал себе несколько месяцев назад.
Он взял ее руки в свои, прижал к себе — робко, как-то непоследовательно, словно защищая от дождя, который начал накрапывать с хмурого, низкого неба. Другие пассажиры, прибывающие на космодром, сразу узнавали свою Председательницу и этого нелепого, «бестелесного» чудака, однако, как истинные шотландцы, делали вид, что не обращают на них внимания. Некоторые, правда, втайне ухмылялись: хорош «бестелесный»! Вон как облапил нашу девчонку. Вот и верь после этого слухам, что этот Джек не более чем идеальное создание.
— Что же нам делать? — решительно спросила Доротея.
— Как что? — в свою очередь удивился Джек. — Поженимся. Вот и весь разговор.
Они оба не сразу заметили, как легко стало на душе после этого короткого разговора. Доротея вдруг обнаружила, что сил у нее прибавилось, да и Джек вдруг начал ловить себя на том, что постоянно что-то напевает.
«Вот так и случилось неизбежное, — вдруг подумала Доротея. — Это и к лучшему», — вздохнула она. Теперь ее ждал дом мужа, который теперь должен стать и ее домом. Здесь она будет вести хозяйство — пусть очень редко, когда сможет вырваться с Каледонии.
С родной планеты?.. Эта мысль ошарашила ее. Разве не там ее дом? С извечной женской обреченностью, даже с горечью какой-то, она вдруг подумала, что как ни крути, а ее жильем теперь будет считаться эта хибарка — или что там понастроено у Джека. Этот остров должен стать ее новым местом жительства, здесь она будет ходить по магазинам — скорее, летать, — здесь будет возиться в саду. У Джека возле дома есть садик — она об этом знала. Здесь она заведет кота или маленькую собаку — большие ей были не по нраву. Потом, может, и детей… Пусть в мечтах, но это все теперь уже было частью ее надежд, планов, пусть даже ничего из этого не выйдет. Ее будущее…
— Вон там Лаваи-каи. — Джек указал ей на залив, образованный двумя выступающими в океан мысами.
Доротея осмотрела этот залив. Темнота не была ей помехой. Бухточка замыкалась едва видневшимся в ночном мраке песчаным пляжем. На берегу росли кокосовые пальмы, панданы и местные, похожие на зонтики, деревья, которые назывались тахину. Звездолет пересек береговую линию и полетел в глубь острова, вдоль небольшой речушки, впадавшей в океан. Речная долина густо поросла пальмами и невиданными деревьями.
— Пару сотен лет назад, — сказал Джек, — остров Кауаи принадлежал королеве Эмме, жене короля Камехамеха IV. Позже остров стал одним огромным поместьем и ботаническим заповедником, пока ураган Палапала в начале двадцать первого века не разрушил все постройки. Народ начал покидать остров — вот эта долина вся заросла после того, как население отправилось на новые планеты. Семейный фонд Ремилардов купил эти земли в 2073 году и передал мне, когда я решил, что хочу иметь постоянное место жительства на Земле, на острове Кауаи. Я построил здесь дом и начал восстанавливать местные растения и ландшафт. Прежде всего взялся за восстановление горных озер. Знаешь, как это интересно! Ты сама увидишь. Вообще-то здесь довольно скромно, разве что лаборатория, устроенная в подвале, прекрасна оборудована. Ну, сама посмотришь — там я занимаюсь кое-какими своими проектами.
— Здесь ты и собираешься поработать над модификацией Е-18? Займешься шлемами?..
— Да, и здесь тоже. Сначала создам прототип сокрушительно-целительного ЦГ, который можно будет легко транспортировать. После того, как я закончу, здесь можно будет собрать членов семьи. Это очень удобное и — главное — безопасное место.
Он взял управление на себя и посадил корабль на маленькую площадку, устроенную между двух лагун. Джек и Доротея вылезли из кабины. «Скура» загудела — это бортовой компьютер приступил к отключению систем. Первым делом девушка обратила внимание на плавающие по черной воде огромные, не меньше метра в диаметре, листья кувшинок. Сами бутоны, полузакрывшиеся и все равно отчаянно благоухающие, тоже поражали размерами. Они на полметра возвышались над стеклянистой, угольно отсвечивающей поверхностью. Берега густо поросли бамбуком, меж стволами расстилались заросли какого-то неизвестного кустарника, темные ветви которого были усыпаны странной формы цветками.
— Слов нет! — восхитилась Доротея. — Все выглядит так натурально!.. Сколько же сил ты потратил, чтобы восстановить здесь все в первоначальном виде?
— Да уж! — кивнул муж. — Подожди, доберемся до сада — ты там такую экзотику увидишь. Ахнешь!.. Но прежде всего в дом.
Их багаж, который двигала сверхчувственная сила Джека, не спеша плыл за ними по воздуху над самыми каменными плитами, которыми была выложена дорожка. По обе стороны от нее росли гигантские цветы. Дом, окруженный цветущими деревьями — стены поросли миртом, — сначала показался Доротее не очень большим. Не такими она представляла себе дворцы плантаторов. Они должны быть огромными, с двумя пристройками-крыльями и портиком в классическом стиле. Когда они подошли поближе, все так и оказалось. Размеры здания были внушительные. Фасадом оно было обращено в сторону лагуны.
— Ну, Джек! — неожиданно воскликнула Доротея. — Теперь я все поняла. Ты романтик!..
— Как и многие люди. — Он скорчил огорченную гримасу. — Вообрази мое изумление, когда я обнаружил в себе этот порок.
Крыльцо совершенно скрывали разросшиеся орхидеи, от их аромата кружилась голова.
— Вот это мне подарил Дени, — сказал муж, открывая фигурным ключом висячий замок. Замок был настоящим произведением искусствами Доротея пригнулась, чтобы получше рассмотреть его.
Наконец Джек распахнул дверь, и им открылся полутемный холл.
— Хочешь, я перенесу тебя через порог на руках? Знаешь, это, конечно, глупо, но хотелось бы соблюсти традицию.
— Хм… Хорошо.
Дверь сама собой, нежно, протяжно скрипнув, закрылась за ними. Сразу исчез аромат цветов, который кружил голову в саду и на посадочной площадке. Доротея встала на ноги, огляделась — значит, теперь это ее дом. Теперь она здесь хозяйка. Тут же что-то кольнуло в сердце — все вокруг оказалось подделкой, она только теперь поняла это. Бревенчатый дом на массивном каменном фундаменте — это только видимость. Все здесь — и стены, и потемневшие от времени доски пола, и балки, поддерживавшие потолок, — было изготовлено из металлокерамики, умело инкрустированной, имитирующей все строительные материалы. Собственно, весь дом представлял собой крепость не в фигуральном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Стены могли бы противостоять залпу из лазерного оружия или потоку элементарных частиц высоких энергий, а на сегодняшний день это было самое мощное оружие. «Так кончаются сказки, — решила Доротея, — а жаль. Хотя иначе и нельзя было поступить, но все-таки… Все равно меньше я его любить не буду. Посмотри-ка, все сделано со вкусом. Воздух удивительно приятен и прохладен. Все зависит от хозяина, а не от подбора кирпичей или деревянных конструкций». Даже окна здесь были бронированными, не говоря уже о великолепных витражах. Патина проступила на бронзовых рамах. Прямо перед Доротеей, на стене, в коротком коридоре, ведущем во внутренние покои, висел пульт управления, на котором следовало набирать команды домашнему компьютеру. Или хозяину? Тогда кто же она? — мелькнуло в голове у Доротеи. Она резко отогнала от себя шальные мысли. Какая-то внутренняя дрожь пронзила тело. Или страх? «Ну вот, начинается», — упрекнула она себя. Доротея повнимательнее пригляделась к пульту управления и воскликнула:
— Боже милостивый, да у тебя тут самые современные системы безопасности, вплоть до двойной полусферы защитного сигма-поля! Это что, против Фурии и Гидры?
— И против них тоже, но об этом мы поговорим потом. Они миновали коридор. Джек толкнул дверь.
— Это гостиная. Прошу… Доротея вошла и потеряла дар речи.
Освещение включилось автоматически — свет в гостиной казался мягким, но в то же время материальным, его даже хотелось пощупать. Эффект был потрясающий… Комната была квадратной, примерно десять на десять метров. Высокие окна выходили в сад. Вдоль стен — высокие демонстрационные шкафы, за стеклянными стенками которых были выставлены национальные одежды из тапы — род лыка — с островов Тонга, раритетные, двухвековой давности изумительные гавайские накидки и одеяла, удивительные, изготовленные из перьев местных птиц одежды. Доротея ожидала чего угодно, но чтобы попасть в музей!.. Здесь все притягивало и завораживало взор — и резьба по дереву, и причудливые маски, и сосуды, и произведения прикладного искусства из китового уса, и многочисленная коллекция морских раковин. Они были разложены в особых витринах, на полу, на отдельных, прикрепленных к стенам подставках. Все они, как объяснил изумленной девушке Джек, были собраны в южной акватории Тихого океана. Отдельные, ошарашивающе огромные экземпляры хранились в нишах и под мягкой подсветкой производили неизгладимое впечатление. Обилие цветов, их оттенков поражало воображение, навевало мысли о запредельных, едва ли доступных человеку далях… Пол был собран из полированных тиковых досок — они матово светились. Доротея с опаской ступала по полу. На стенах висели картины — вот три полотна Мадж Тенент, картина Поля Гогена и на самом почетном месте, над камином, — большой портрет Терезы Каулины Кендалл в костюме Царицы Ночи из «Волшебной флейты». Доротея узнала кисть Джеймса Голденберга.
— Теперь можешь не беспокоиться насчет Фурии и Гидры. Я научу тебя создавать вокруг себя непробиваемую ментальную завесу — примерно такую же, какую я выстроил возле себя. Пробить ее ни мысленным ударом, ни физическим воздействием невозможно. Создать завесу легко, много времени это не отнимет. Ты обнаружишь, что я являюсь прекрасным куму.
Доротея робко попыталась коснуться преддверия его сознания, даже вошла в какие-то нейронные цепи, чтобы определить, что значит гавайское слово «куму». Оказалось, что на местном наречии «куму» имело двойной смысл — «учитель» и «любовник». Девушка приподняла маску и, потянувшись к Джеку, поцеловала его.
— Вот здорово, что именно этот остров станет нашим домом на Земле! Нью-Гемпшир, конечно, местечко хорошее, но тамошняя обстановка слишком напоминает Кали — все та же суета, напор, заботы о хлебе насущном… Это не значит, что я не люблю свою планету — думаю, и тебе она понравится, но все-таки хорошо иметь уголок, где тебя ничто не потрево жит, где можно просто отдохнуть.
Их сознания слились — они оба пожелали этого.
— Этот чертов Роджи, — неожиданно приглушенным баском сказал Джек. — Приготовил он нам к свадьбе сюрприз. Потешил, нечего сказать… Ты заметила, что я позволил себе чуть-чуть подлечить твою озабоченность и тревогу по поводу старика?
Доротея громко рассмеялась.
— То же самое я проделала и с тобой. Бедный дядюшка Роджи! Он же не нарочно!.. Он и в самом деле только сразу после венчания сумел остаться с нами один на один. — Лицо у нее помрачнело. — Ты считаешь, что Гидра и в самом деле напала на него? Это не был плод его воображения?
Джек поиграл бровями, ответил не сразу.
— Он всерьез поверил в рыбу-убийцу. Поверил и рассказу Анн насчет Дени-Фурии. Даже нам с тобой не так-то просто определить, что в его мысленных образах правда, а что вымы сел. Спалил он Парнелла в баре или нет? На всякий случай я обо всем сообщил Полю — пусть опытные дознаватели разберутся в этой истории.
— А как насчет теории Дени-Фурии?
— Это очень похоже на правду. Боюсь, что нам придется смириться с тем, что это и есть правда.
— Роджи мог подпасть под власть иллюзии.
— Как раз такой вариант представляется мне маловероятным. Я хорошо знаю склад характера Роджи. Он всегда очень трезво, — тут они оба засмеялись, — относился к жизни. Склонности к фантазированию не имеет. Кроме того, обладает мощным скрытым потенциалом метасотворительной силы, так что сжечь Парнелла он в состоянии. Уж я-то знаю. И есть у дядюшки еще одна загадка, о которой никто понятия не имеет. Разве что Марк и Дени… Они подлечили его возле озера, где он едва не утонул, — ну и вскользь пробежали по мозгам. Но они не поверили, сочли, что это блажь перепуганного насмерть ста рика. Понимаешь, выходит, он имеет прямой выход на Верховного лилмика. Тут, Доротея, что-то есть. Например, его камень. Сколько раз он упоминал, что именно лилмик подарил ему этот талисман. Мы считали, что это шутка, а я вот не поленился проверить…
— Когда?..
— В те часы, когда спускались в глубины Каледонии. Он же вручил тебе этот камень на счастье… Что я могу сказать? Алмаз как алмаз, но есть одна зацепка. В середине камня я обнаружил некую кристаллическую несуразность — в кристаллическую решетку впаяна странная молекулярная группа. Скорее всего, этот камень представляет из себя артефакт. Этот бриллиант является чем-то вроде передатчика, а может, это какая-то еще более сложная машина. С позиций современной науки ничего более определенного я сказать не могу. Тем более — кто мог изготовить такую штуку. Вот лилмик смог бы.
— Джек, в это невозможно поверить. Я, прости, глубоко внедрилась в бессознательное Роджи. Поверь, он на грани невроза. Его пристрастие к алкоголю свидетельствует о глубоком внутреннем разладе, на почве которого могут возникать всевозможные навязчивые идеи…
— Ты совершенно не права. Дядю Роджи как раз нельзя назвать алкоголиком. Во-первых, синдром похмелья у него развит в очень малой степени. Во-вторых, если пить нельзя, он и не пьет. Месяц, два, три в рот не берет. Уж я-то знаю. Да, снимает нервное напряжение рюмкой-другой, а то и стаканчиком-другим-третьим. Повторяю — нездоровой, необоримой тяги к алкоголю у него не наблюдается. Понимаешь, его питие — какой-то атавизм. Он человек старой закалки, мы от таких отвыкли в Содружестве. Так сказать, последний экземпляр здорового мужчины двадцатого века.
— Он!.. Он — бездонная ненасытная бочка!.. — раздраженно заявила Доротея. Потом так же внезапно успокоилась. Конечно, можно дядю Роджи назвать и «ненасытной бочкой», но все же она любила его. Пусть он будет словно питекантроп, но очень приятный. Когда не вылакает целой бутылки своего любимого виски… — Но все-таки, любимый, не можем же мы, основываясь только на памяти этого старого чудака, организовать детальное просвечивание мозгов такого человека, как Дени? Мне кажется, единственный выход — подождать выздоровления Анн. Только потом мы с тобой сможем организовать подходящий по мощности метаконцерт. Я прикидывала: нашей совокупной силы вполне достаточно, чтобы не только определить, прав ли в своих домыслах старый алкоголик, но и дать ответ насчет Анн. Не может ли она быть Фурией?
— Это означает, что мы по крайней мере на год отложим проверку.
— Вряд ли нам удастся провести всю подготовительную работу за более короткий срок. Прежде всего надо еще раз, уже более тщательно, проверить всю информацию, собранную в сознании Роджи, — при этом ни в коем случае нельзя повредить его уже достаточно изношенные мозги. Тебе же придется заняться конструированием нового типа церебрального генератора — для лечения. Вот что еще необходимо: обеспечить эти ЦГ энергией, которая поступала бы без помех и по первому требованию. Теперь прибавь сюда организацию метаконцерта из членов семьи Ремилард, который можно было бы исполь зовать не только для сокрушительных, но и лечебных целей. Дел — непочатый край… Хорошо бы еще за год управиться.
— Все это можно провернуть за полгода. Единственное, что меня смущает, — это как собрать семью для организации метаконцерта и обучения работе со шлемами ЦГ.
Доротея задумчиво смотрела в темнеющее на глазах небо. Тьма пропитывала воду, и поверхность океана приобретала какой-то зловещий, таинственный вид. Тем не менее первые же вспыхнувшие звезды — скоро целый хоровод светил выбежал на черную бархатистую полянку — как бы разогнали мрачные думы. Океанские воды, покачиваясь в серебристой безлунной полутьме, словно засыпали. Доротея глубоко и тяжело вздохнула.
— Ох, работа нелегкая… Очень опасная для всех участников метаобъединения. Надо заранее продумать программу, обеспечивающую безопасность всех вовлеченных в метаконцерт.
Джек ответил не сразу — чувствовалось, что эта задача полностью овладела и его мыслями. Наконец он произнес:
— Есть еще несколько причин для скорейшего завершения проверки. Пойми, мы имеем дело, образно выражаясь, с метанечистой силой. После неудачи покушения на Роджи ей должно быть известно, что тайна вышла из-под контроля. Следовательно, в ближайшее время надо ожидать всяких бедствий на просторах Галактики. Заварить кашу, заставить нас в спешном порядке бросить туда все силы — это ее единственное спасение. Есть у нее для этого возможности? Надо ответить честно — есть! Прежде всего, она способна взбаламутить мя тежников или раздуть конфликт Бог знает в каком уголке Содружества.
— Джек, однако и спешка тоже вредна. Мы подвергаем опасности жизни девяти самых сильных Магнатов Земли, включая и Первого Магната. И все по прихоти какого-то старца Мафусаиловых лет.
— Ах, опять ты не понимаешь! Я знаю Роджи с первого дня рождения, а то, может, еще в утробе познакомился с ним. Заочно, так сказать… У меня есть право выносить суждение по поводу этого человека. Да, к борцам за правое дело его не отнесешь, он слишком эгоистичен и чудаковат, но чего у него нельзя отнять, так это честности. Он всегда правдив до конца. Меня он любит, я отвечаю ему тем же. Марк так же относится к нему. И Дени…
Доротея отвернулась от мужа и вполголоса сказала:
— Я тоже.
— Я понимаю, это не довод, однако больше всего мне претят скоропалительные решения. Я хорошенько обдумал все, что он сообщил нам. Думаю, старик прав.
— Я тоже, — все так же тихо отозвалась Доротея.
Ночь выдалась безлунная, тихая, звездная. Звездолет спустился к самой воде и мчался в каком-нибудь десятке метров над бугристой, колышущейся, чернильного цвета поверхнос тью. Было немного жутко смотреть вниз, однако взгляд и душа успокаивались, когда глаза поднимались к небу. Там, среди задорно перемигивающихся звездочек, жарко, близко и маняще полыхали Юпитер и Венера.
— У нас нет выбора, драгоценный мой Алмазик, — нарушил молчание Джек.
— Да, выбора нет, — глухо откликнулась Доротея и после короткой паузы спросила: — Что ты думаешь насчет того, что именно Дени спас Роджи, когда тот тонул на озере?
— Что я думаю? — Джек внезапно насупился. — Целое больше части. Здоровая часть натуры Дени может не догадываться о существовании Фурии. В сознательном, так сказать, режиме. Но в бессознательном между ними непременно должна существовать какая-то связь.
Доротея вздохнула.
— Я тоже так думаю. По-видимому, Дени и сам не догадывался, почему он вдруг отправился на рыбалку. Просто потянуло. Только так можно объяснить его бессознательное влечение. Сработал комплекс «родители — дети». Интересно другое — если это предположение верно и Роджи обладает иммунитетом против ментального воздействия и Фурии и Гидры, то выходит, что Дени/Фурия тоже может не опасаться атаки со стороны своих собственных детей. Тебе не кажется, что это обстоятельство значительно осложнит лечение?
— Да, это серьезный вопрос. Я уже думал над этим. Прежде всего необходимо доскональное просвечивание Роджи. Он согласится, у него тоже нет выбора — теперь Фурия непременно будет охотиться за ним. Если гибель Парнелла будет доказана, то этот старый пьяница становится весьма любопытным объектом. На нем все сходится, ты заметила? Что можно сказать насчет комплекса «родители — дети»?.. Здесь следует хорошенько покопаться вот в чем. Ты слыхала, наверное, что любовь иногда испытывает страстное желание причинить боль объекту поклонения? Как бы боль во здравие. Все это надо хорошенько обдумать. В этом смысле единственный член семьи, который не подходит для метаконцерта, — это, безусловно, Анн. Если она паче чаяния является Фурией, то ее вовлечение в мета-объединение смертельно опасно для всех участников. Так что нам надо поспешить, пока она в регенерационном автоклаве.
— А если окажется, что Дени не имеет отношения к Фурии?
— Тогда мы займемся Анн прямо в баке. Тем более что ее метазащита сейчас ослаблена.
— Итак, Дени или Анн… — Доротея взглянула на Джека. — Кто же из них монстр?
— Не знаю, — ответил он. — У меня никогда и мысли не было просветить их мозги.
Доротея покачала головой.
— Помнится, когда я шесть лет назад занималась собственным расследованием, то ничего толкового из этого не получилось. Так, какие-то общие данные о темпераменте, характере, склонностях — ничего конкретного. Я основывалась на своих собственных критериях, и в результате у меня получилось, что наиболее вероятной фигурой на роль Фурии оказался Марк. Его рейтинг достиг семидесяти четырех процентов.
— Дорогая, это полная ерунда!
— Как сказать. Его сознание наиболее индивидуалистично. К тому же он очень силен во всех видах метадеятельности.
— И тем не менее это полная чепуха! Уж я-то знаю.
— Анн, — не обращая внимания на восклицание мужа, продолжила Доротея, — заняла второе место — шестьдесят восемь процентов. Потом следовал Поль — шестьдесят четыре процента. Другие члены семьи — значительно меньше. Вот только Дени и Люсиль мне не удалось просветить. Единственный раз мне представилась такая возможность на вечеринке у Марка. Помнишь, мы справляли там Халлоуин[64] и Дени пригласил меня на танец?
— Ну и?..
— Из всех проверенных мною Ремилардов Дени оказался наиболее трудным орешком. Его натура многогранна. И удивительна. Я просто не успела ничего там высветить. Его соз нание грандиозно. Знаешь ли ты, что его скрытые возможности блистательны во всех метафункциях?
— Я догадывался, и поверишь ли, как раз это обстоятельство меня и пугало.
— Я уверена, что он и сам до конца не осознает своих возможностей. Вот еще одна особенность: его натура необыкновенно цельная. Без всякой слабины или дефектов, свой ственных и Полю, и Марку, и Анн. И другим… Передо мной на мгновение предстал космической сложности объект. Я просто испугалась. Попыталась было копнуть глубже — пшик!..
— Дени догадался, что его просвечивают?
— Очень быстро, — кивнула Доротея. — Он оказался очень милым и деликатным… и очень решительным. Тут же вышвырнул мой мысленный щуп и поставил непробиваемый экран, так что ничего определенного я сказать не могу, разве что «в тихом омуте черти водятся».
— После этой неудачи ты еще кого-нибудь просвечивала?
— Марка… Роджи… Но со стариком это случилось раньше. Я полагаю, кто-то из этих троих проговорился. После того праздника все они поставили плотные экраны. Пробить их я не смогла.
Впереди засветился огнями берег острова. Невидимый горб горы поглотил свет звезд. Доротея с интересом вглядывалась в даль — до сих пор ей никогда не приходилось бывать дома у Джека, который официально считался жителем Кауаи.
Пожениться они решили внезапно — вот так, в одно мгновение. Как только было сделано предложение, тут же было получено согласие. То-то удивились их друзья и коллеги, когда они объявили о своем решении!
В ту пору оба они работали на Каледонии. Несколько недель Джек провел на пережившей катастрофу планете. Дел было по горло, и его пребывание сняло значительную часть забот с плеч юной Председательницы — правда, оставшейся части вполне хватило, чтобы так загрузить Доротею, что на сон ей оставалось всего несколько часов в сутки. Порой и эти минуты не было возможности урвать, поэтому помощь Джека пришлась очень кстати. Прежде всего, он помогал ей в инспекции разрушенных поселений и городов — он моментально составлял смету расходов на восстановление. Второй важной областью сотрудничества было выколачивание и распределение помощи, поступающей из Центрального правительства Земли и из Консилиума. В этом вопросе авторитет и знакомства Джека сыграли неоценимое значение. Работали они дружно, понимали друг друга без слов, но это было не больше чем товарищеское общение. Они оба словно забыли о том лихорадочном признании, которое случилось в кабине бурильной самоходной машины.
Наконец поступление помощи было отлажено, сметы, проекты восстановления городов[65] были согласованы во всех инстанциях, и Джек как-то сообщил Доротее, что ему пора отправляться на Консилиум Орб. Там у него уже накопилась куча дел — скоро сессия Директората по политическим вопросам, или, как его еще называли, Директората по Галактическому Единству. Она согласилась сразу, кивнула в ответ. Трудно сказать, что творилось в то мгновение в «сердце» удивительного создания, каким являлся Джек Бестелесный. Он тоже коротко попрощался и направился к выходу из кабинета. Доротея остановила его мысленным официальным предложением устроить проводы, однако Джек отказался. «Тогда, — предложила девушка, — я сама провожу тебя».
«Хорошо», — согласился Джек. На следующий день они вместе отправились в звездопорт Киллекранки. Там, у входа в пассажирский накопитель, ее вдруг словно оглушило. Глаза вдруг широко распахнулись, губы задрожали.
— Что же я буду делать без тебя? — Она словно в чем-то обвиняла Джека, потом вроде бы пришла в себя и только молча уставилась на парня в джинсах и куртке. Сама Предсе дательница была одета в обычный высотный костюм в обтяжку, достаточно скромный — разве что на груди сверкал крупный бриллиант. — Ты нужен мне. Сама не знаю почему. И с работой это не связано. Нужен — и все тут! Джек, я не понимаю, что со мной творится. Я не хочу, чтобы ты улетал.
— Я тоже. Только подобный вопрос я задавал себе несколько месяцев назад.
Он взял ее руки в свои, прижал к себе — робко, как-то непоследовательно, словно защищая от дождя, который начал накрапывать с хмурого, низкого неба. Другие пассажиры, прибывающие на космодром, сразу узнавали свою Председательницу и этого нелепого, «бестелесного» чудака, однако, как истинные шотландцы, делали вид, что не обращают на них внимания. Некоторые, правда, втайне ухмылялись: хорош «бестелесный»! Вон как облапил нашу девчонку. Вот и верь после этого слухам, что этот Джек не более чем идеальное создание.
— Что же нам делать? — решительно спросила Доротея.
— Как что? — в свою очередь удивился Джек. — Поженимся. Вот и весь разговор.
Они оба не сразу заметили, как легко стало на душе после этого короткого разговора. Доротея вдруг обнаружила, что сил у нее прибавилось, да и Джек вдруг начал ловить себя на том, что постоянно что-то напевает.
«Вот так и случилось неизбежное, — вдруг подумала Доротея. — Это и к лучшему», — вздохнула она. Теперь ее ждал дом мужа, который теперь должен стать и ее домом. Здесь она будет вести хозяйство — пусть очень редко, когда сможет вырваться с Каледонии.
С родной планеты?.. Эта мысль ошарашила ее. Разве не там ее дом? С извечной женской обреченностью, даже с горечью какой-то, она вдруг подумала, что как ни крути, а ее жильем теперь будет считаться эта хибарка — или что там понастроено у Джека. Этот остров должен стать ее новым местом жительства, здесь она будет ходить по магазинам — скорее, летать, — здесь будет возиться в саду. У Джека возле дома есть садик — она об этом знала. Здесь она заведет кота или маленькую собаку — большие ей были не по нраву. Потом, может, и детей… Пусть в мечтах, но это все теперь уже было частью ее надежд, планов, пусть даже ничего из этого не выйдет. Ее будущее…
— Вон там Лаваи-каи. — Джек указал ей на залив, образованный двумя выступающими в океан мысами.
Доротея осмотрела этот залив. Темнота не была ей помехой. Бухточка замыкалась едва видневшимся в ночном мраке песчаным пляжем. На берегу росли кокосовые пальмы, панданы и местные, похожие на зонтики, деревья, которые назывались тахину. Звездолет пересек береговую линию и полетел в глубь острова, вдоль небольшой речушки, впадавшей в океан. Речная долина густо поросла пальмами и невиданными деревьями.
— Пару сотен лет назад, — сказал Джек, — остров Кауаи принадлежал королеве Эмме, жене короля Камехамеха IV. Позже остров стал одним огромным поместьем и ботаническим заповедником, пока ураган Палапала в начале двадцать первого века не разрушил все постройки. Народ начал покидать остров — вот эта долина вся заросла после того, как население отправилось на новые планеты. Семейный фонд Ремилардов купил эти земли в 2073 году и передал мне, когда я решил, что хочу иметь постоянное место жительства на Земле, на острове Кауаи. Я построил здесь дом и начал восстанавливать местные растения и ландшафт. Прежде всего взялся за восстановление горных озер. Знаешь, как это интересно! Ты сама увидишь. Вообще-то здесь довольно скромно, разве что лаборатория, устроенная в подвале, прекрасна оборудована. Ну, сама посмотришь — там я занимаюсь кое-какими своими проектами.
— Здесь ты и собираешься поработать над модификацией Е-18? Займешься шлемами?..
— Да, и здесь тоже. Сначала создам прототип сокрушительно-целительного ЦГ, который можно будет легко транспортировать. После того, как я закончу, здесь можно будет собрать членов семьи. Это очень удобное и — главное — безопасное место.
Он взял управление на себя и посадил корабль на маленькую площадку, устроенную между двух лагун. Джек и Доротея вылезли из кабины. «Скура» загудела — это бортовой компьютер приступил к отключению систем. Первым делом девушка обратила внимание на плавающие по черной воде огромные, не меньше метра в диаметре, листья кувшинок. Сами бутоны, полузакрывшиеся и все равно отчаянно благоухающие, тоже поражали размерами. Они на полметра возвышались над стеклянистой, угольно отсвечивающей поверхностью. Берега густо поросли бамбуком, меж стволами расстилались заросли какого-то неизвестного кустарника, темные ветви которого были усыпаны странной формы цветками.
— Слов нет! — восхитилась Доротея. — Все выглядит так натурально!.. Сколько же сил ты потратил, чтобы восстановить здесь все в первоначальном виде?
— Да уж! — кивнул муж. — Подожди, доберемся до сада — ты там такую экзотику увидишь. Ахнешь!.. Но прежде всего в дом.
Их багаж, который двигала сверхчувственная сила Джека, не спеша плыл за ними по воздуху над самыми каменными плитами, которыми была выложена дорожка. По обе стороны от нее росли гигантские цветы. Дом, окруженный цветущими деревьями — стены поросли миртом, — сначала показался Доротее не очень большим. Не такими она представляла себе дворцы плантаторов. Они должны быть огромными, с двумя пристройками-крыльями и портиком в классическом стиле. Когда они подошли поближе, все так и оказалось. Размеры здания были внушительные. Фасадом оно было обращено в сторону лагуны.
— Ну, Джек! — неожиданно воскликнула Доротея. — Теперь я все поняла. Ты романтик!..
— Как и многие люди. — Он скорчил огорченную гримасу. — Вообрази мое изумление, когда я обнаружил в себе этот порок.
Крыльцо совершенно скрывали разросшиеся орхидеи, от их аромата кружилась голова.
— Вот это мне подарил Дени, — сказал муж, открывая фигурным ключом висячий замок. Замок был настоящим произведением искусствами Доротея пригнулась, чтобы получше рассмотреть его.
Наконец Джек распахнул дверь, и им открылся полутемный холл.
— Хочешь, я перенесу тебя через порог на руках? Знаешь, это, конечно, глупо, но хотелось бы соблюсти традицию.
— Хм… Хорошо.
Дверь сама собой, нежно, протяжно скрипнув, закрылась за ними. Сразу исчез аромат цветов, который кружил голову в саду и на посадочной площадке. Доротея встала на ноги, огляделась — значит, теперь это ее дом. Теперь она здесь хозяйка. Тут же что-то кольнуло в сердце — все вокруг оказалось подделкой, она только теперь поняла это. Бревенчатый дом на массивном каменном фундаменте — это только видимость. Все здесь — и стены, и потемневшие от времени доски пола, и балки, поддерживавшие потолок, — было изготовлено из металлокерамики, умело инкрустированной, имитирующей все строительные материалы. Собственно, весь дом представлял собой крепость не в фигуральном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Стены могли бы противостоять залпу из лазерного оружия или потоку элементарных частиц высоких энергий, а на сегодняшний день это было самое мощное оружие. «Так кончаются сказки, — решила Доротея, — а жаль. Хотя иначе и нельзя было поступить, но все-таки… Все равно меньше я его любить не буду. Посмотри-ка, все сделано со вкусом. Воздух удивительно приятен и прохладен. Все зависит от хозяина, а не от подбора кирпичей или деревянных конструкций». Даже окна здесь были бронированными, не говоря уже о великолепных витражах. Патина проступила на бронзовых рамах. Прямо перед Доротеей, на стене, в коротком коридоре, ведущем во внутренние покои, висел пульт управления, на котором следовало набирать команды домашнему компьютеру. Или хозяину? Тогда кто же она? — мелькнуло в голове у Доротеи. Она резко отогнала от себя шальные мысли. Какая-то внутренняя дрожь пронзила тело. Или страх? «Ну вот, начинается», — упрекнула она себя. Доротея повнимательнее пригляделась к пульту управления и воскликнула:
— Боже милостивый, да у тебя тут самые современные системы безопасности, вплоть до двойной полусферы защитного сигма-поля! Это что, против Фурии и Гидры?
— И против них тоже, но об этом мы поговорим потом. Они миновали коридор. Джек толкнул дверь.
— Это гостиная. Прошу… Доротея вошла и потеряла дар речи.
Освещение включилось автоматически — свет в гостиной казался мягким, но в то же время материальным, его даже хотелось пощупать. Эффект был потрясающий… Комната была квадратной, примерно десять на десять метров. Высокие окна выходили в сад. Вдоль стен — высокие демонстрационные шкафы, за стеклянными стенками которых были выставлены национальные одежды из тапы — род лыка — с островов Тонга, раритетные, двухвековой давности изумительные гавайские накидки и одеяла, удивительные, изготовленные из перьев местных птиц одежды. Доротея ожидала чего угодно, но чтобы попасть в музей!.. Здесь все притягивало и завораживало взор — и резьба по дереву, и причудливые маски, и сосуды, и произведения прикладного искусства из китового уса, и многочисленная коллекция морских раковин. Они были разложены в особых витринах, на полу, на отдельных, прикрепленных к стенам подставках. Все они, как объяснил изумленной девушке Джек, были собраны в южной акватории Тихого океана. Отдельные, ошарашивающе огромные экземпляры хранились в нишах и под мягкой подсветкой производили неизгладимое впечатление. Обилие цветов, их оттенков поражало воображение, навевало мысли о запредельных, едва ли доступных человеку далях… Пол был собран из полированных тиковых досок — они матово светились. Доротея с опаской ступала по полу. На стенах висели картины — вот три полотна Мадж Тенент, картина Поля Гогена и на самом почетном месте, над камином, — большой портрет Терезы Каулины Кендалл в костюме Царицы Ночи из «Волшебной флейты». Доротея узнала кисть Джеймса Голденберга.