Страница:
Поль: Нет проблем.
Джек: Тогда вперед. Вот еще что: пожалуйста, ни слова остальным участникам конфигурации. Это делается в целях их же безопасности. Не надо смущать их дух. Значит, сценарий такой: прошу точно запомнить последовательность действий. Дядя Роджи задерживает Дени наверху, потом, когда все будет готово, ведет вниз по лестнице. В деле он не участвует, но вся информация будет ему доступна. Он будет главным свидетелем.
Поль: Все понял, все понял…
Джек: Алмазик и я ждем вас. A bientot Papa[94]
16
Джек: Тогда вперед. Вот еще что: пожалуйста, ни слова остальным участникам конфигурации. Это делается в целях их же безопасности. Не надо смущать их дух. Значит, сценарий такой: прошу точно запомнить последовательность действий. Дядя Роджи задерживает Дени наверху, потом, когда все будет готово, ведет вниз по лестнице. В деле он не участвует, но вся информация будет ему доступна. Он будет главным свидетелем.
Поль: Все понял, все понял…
Джек: Алмазик и я ждем вас. A bientot Papa[94]
16
Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда
Моими любимчиками в семье Ремилард всегда были неутомимый, задиристый борец с предрассудками Северин и его младший брат Адриен, обладавший неподражаемым чувством юмора. Эти два паренька заметно выделялись простотой в общении. В отличие от неприступно важных Филиппа, Мориса, Анн, Катрин и Поля, эти были, что называется, свои ребята.
Адриен — копия Люсиль Картье: то же лицо, та же фигура. Такой же темноглазый и темноволосый… Он носил маленькие усики, которые очень ему шли. Умница, весельчак… Это после его уговоров я решил примкнуть к оппозиции. Сам Адриен долгое время подвизался в роли консультанта Директората юстиции. Как потом выяснилось, он являлся одним из главных стратегов движения мятежников и в значительной степени влиял на его политику.
Однако, повстречав его в церкви — я столкнулся с ним и его семьей, едва переступив порог, — мне еле удалось привести мои нервы в порядок. Адриен был с женой, Шери Лозье Дрейк, и с их младшим сыном Кори. Тот в свою очередь тоже пришел на службу с женой, Норой Якоби.
Мы не виделись со свадьбы Дороти и Джека. Они с радостью встретили меня, настояли, чтобы я сел рядом с ними, предложили всем вместе отправиться на ферму. Им невозможно было отказать. Молодое поколение нашей семьи называло меня «святой дядюшка Роджи». Адриен сразу завел со мной разговор на мысленном коде о предстоящем исцелении. Я отвечал ему, хотя на душе у меня кошки скребли. Между делом я принес им запоздалые соболезнования по поводу гибели Парнелла. Посмотрел бы я на их лица, если бы они узнали, что их обожаемый прадедушка приложил к этому руку!..
Торжественная церемониями праздничная служба не развеяли мое дурное настроение. Я едва воспринимал все, что творилось в церкви. Причащался скрепя сердце, равнодушно вкусил хлеб и вино.
Адриен кипел энтузиазмом, его воображение было захвачено предстоящей борьбой со злым духом, так что он не обратил внимания на мою душевную хворь. Только Дени заметил, что со мной творится что-то непонятное. Я почувствовал мягкое прикосновение его ментального зонда. Мягкое вначале, потом все более ощутимое — он явно пытался пробить мою защиту, однако ему это не удалось. Обернувшись, я обнаружил его участливый взгляд, однако на все расспросы я отвечал, что неважно чувствую себя.
Ничего серьезного, mon fils[95] Хороший бокал вина и кусок жареного мяса излечат мое недомогание.
Дени кивнул. Минутой позже я заметил, как он что-то шепнул Люсиль, — они, по-видимому, решили совместными усилиями поднять мне настроение. Что ж, попробуйте, только как насчет того, что дяде Роджи никогда не приходилось исполнять роль барана-провокатора на бойне?
Сразу после окончания мессы в церкви началась обычная толкотня — все стремились первыми добраться до рокрафтов. Так получилось, что навигационные роботы на всех аппаратах сразу включились в действие и не справились с грудой взаимоисключающих команд, которые одновременно начала отдавать сотня пилотов, желающих первыми стартовать в хмурое, все еще покрытое снеговыми тучами небо, и в результате все мы застряли на стоянке летательных аппаратов. Мы прибыли на ферму практически одновременно с теми гостями, которые добирались сюда на автомобилях.
Старая ферма была похожа на сказочный домик, который обычно изображают на праздничной открытке. Снег теперь валил густо — засыпал кроны сосен, ложился на голые ветви вязов. Две маленькие елочки у крыльца были украшены игрушками и гирляндами переливающихся огоньков, из окон падал золотистый теплый свет — ложился на белоснежный поблескивающий покров.
Адриен посадил свой рокрафт сразу за амбаром, и нам пришлось протаптывать дорожку до дома. С собой мы несли подарки. Мари и другие уже прибывшие гости встретили нас у дверей с радостными криками: «Joyeux Noel»![96] He было только Поля и Северина.
Дом был полон народа. Приехал и кое-кто из взрослых детей: младшая дочь Фила и Аурелии Марианна с мужем Гансом Дорфманом, двойняшки Катрин Рон и Рене Макаллистеры-Ремиларды, Морис и сын Сесилии Роланд со своей женой Мяо-Линь By, сын Поля Люк вместе со своим супругом Кеном Макдональдом.
В доме царил обычный праздничный бедлам. Тут и взаимные приветствия, и восхищенные возгласы при виде наряженной елки, и объятия с Люсиль и Дени, и конечно разговоры о погоде. Ночка выдалась что надо! С этим трудно было согласиться, на моей памяти бывали и получше, но мне не хотелось спорить. Хандра моя развеялась — то ли Дени с Люсиль поспособствовали, то ли меня захватил общий настрой. Молоденькие дамы строили мне глазки, и поверьте, я не знаю лучшего способа вдохновить даже самого отъявленного бирюка, каким я считал себя. Кое-кто даже пытался выяснить, каким же бравым молодцом я был лет сто пятьдесят назад. О, я в ту пору действительно был парень хоть куда. Молодые люди обменивались последними анекдотами — я невольно краем уха прислушивался к ним. Стоило мне уловить соль, как смех сам собой слетал с моих уст. Слышите, как я цветисто заговорил — уста, парень хоть куда!.. Чего только не случается в рождественскую ночь!.. Тут молодежь решила встретить Поля и Северина, затем Мари, поддавшись на уговоры, распахнула дверцы буфета. Глядя на бутылочное изобилие, я почувствовал себя совсем хорошо. Суматошно начали накрывать на стол, я сам не заметил, как приступил к ужину и устроился в кресле возле елки, держа в руках тарелку и кружку горячего рома. «Все-таки, — отхлебнув животворящего напитка, подумал я, — мне еще не по себе и лучше побыть одному».
Насытившись, я невольно, не поворачивая головы, бросил дальнодействующий взгляд в сторону той двери, что вела в подвал. Попытался что-либо учуять… И тут же словно щелчок по носу получил. Клянусь Небом, мне вовсе не интересно, я не желаю подглядывать, что они там… Молчок! Пусть это будет сюрприз. Вокруг меня было куда больше других, в сто раз более занимательных вещей. Вот, например, игрушки на елке. Чего здесь только не было — и фигурки животных и гномов, и ангелочки, и какие-то фантастические грибы… Фрукты, овощи, шары всевозможных калибров. Все это Люсиль добросовестно собирала всю свою жизнь. Мне припомнилась старинная игра — кто первый найдет среди игрушек маленькое зернышко, тот получает в награду леденец…
Я попытался проломиться через невидимый барьер, прикрывавший вход в подвал. Куда там! Все подпольное пространство было наглухо забаррикадировано, заделано гладко, без щелей. Видно, экран создает какая-то машина.
Ты что, не в своем уме, старый болван! Я старался, чтобы мысли текли так тихо, как если бы я шептал. Это было глупо, я сам понимал это, впереди у меня достаточно приключений на этот вечер, и главное — именно мне поручено проводить Дени в подвал.
Я опять добросовестно уставился на елку, даже игрушки принялся считать.[97] Ага, вот и разрисованное зернышко! Однако вместо того, чтобы вручить себе награду, снятую с елки, я поднялся, прошел в столовую и вновь наполнил кружку ромом.
Поль и Северин опаздывали, все решили садиться за стол без них. Они появились, когда веселье было в самом разгаре. Братья долго топтались в прихожей — все бросились их встречать, — втащили наконец мешки с подарками, стряхнули снег с одежды, разделись, пожелали всем счастливого Рождества. Поль, как всегда, был обаяшка, шутил напропалую, сыпал комплиментами, а с Севи творилось что-то непонятное. Он был бледен, не улыбался, а как-то затравленно скалился, поставил вокруг себя плотную ментальную завесу. Потом, правда, немного отошел, но все равно смеялся неестественно громко.
Теперь, когда вся семья была в сборе, наступило время вручать подарки. У нас было не принято дарить друг другу что-то ценное, Люсиль давным-давно настояла, чтобы мы ог раничивались скромными сувенирами. По неписаным правилам допускалось телепатическое разглядывание упакованного в цветную бумагу предмета, но разворачивать нельзя ни в коем случае, иначе праздничное бдение превращалось в пародию — то там, то здесь начинали шуршать обертками… В основном дарили книги, дискеты с музыкальными записями, духи, бутылочки с экзотическими напитками, всякие безделушки, привезенные с далеких планет. Для взрослых любителей — какой-нибудь экзотический легкий наркотик. В тот год мне подарили электронную записную книжку. Подарков, конечно, было много, но я почему-то запомнил только эту впечатанную в черный пластик матово-зеркальную пластину.
Люк и Кен, помнится, поразили всех. Мужчинам они преподнесли галстуки, разрисованные всякими ужастиками, женщинам — такие же шарфы. Наконец Мари внесла в гостиную кубок, заполненный взбитыми с сахаром яичными желтками. Кроме него, на подносе стояли хрустальные стаканчики. Под нос она поставила перед Люсиль. Поль тем временем подбросил поленья в огонь, кто-то выключил свет. В зале сгустился сумрак, подсвеченный огоньками, горевшими на елке, и отблесками пламени.
Нора Якоби положила на стал клавиатуру, подрегулировала регистры, и нежный звон колокольчиков наполнил комнату. Она заиграла «Тихую ночь». Кое-кто начал подпевать, другие тем временем начали занимать места. Я заметил, как тихо, без шума вышел из гостиной Северин — слова песенки застряли у меня в глотке.
Через несколько минут Катрин под каким-то предлогом покинула комнату. Нора вновь нажала на клавишу и заиграла на клавикордах «Очищение в полночь». Поль увлеченно бесе довал с Дени и Люсиль о каких-то новых благотворительных проектах, которые должен был финансировать Фонд Ремилардов. Неподалеку Морис и Филипп, как всегда, спорили по поводу правомочности каких-то политических решений. Они точно свихнутся на них!.. Однако я ошибался — как только Нора во всю мощь грянула нашу любимую дартмутскую «Зимнюю песенку» и внуки начали все более слаженно подпевать, братья тайком шмыгнули за дверь. Выходит, у них все до тонкостей расписано, решил я. Кто же будет следующий? Ага, Адриену вдруг нестерпимо захотелось отведать коньяку… Полю тоже… Понятно. Меня начала бить крупная неодолимая дрожь, только спустя несколько минут я сумел справиться с ней. Когда же Нора заиграла рождественский гимн и все родственники во главе с Дени и Люсиль запели по-французски, до меня долетел телепатический голос Поля: Время пришло, веди отца в подвал.
Я невольно громко откашлялся и принялся энергично подпевать — другого способа успокоиться я не мог найти. Выпить? Но для этого следовало отправляться на кухню, там шнырять по буфету…
— У меня есть объявление! У меня есть объявление! — еще раз повторил я. — Сейчас у нас готов сюрприз для Дени. Позволь мне проводить тебя. — Я подошел к внучатому племяннику и взял его под руку. — А все остальные… Подождите здесь Мари, через несколько минут она вам все расскажет.
Все радостно закричали. Люсиль улыбнулась мужу, и я осторожно вывел его в коридор.
— Только без подглядывания, тем более мысленного. До говорились? — игриво предупредил я и внутренне содрогнулся.
Я открыл дверь в подвал — мы невольно замерли на месте. Сразу за первой же ступенькой вход был занавешен плотной матово-серой завесой. Дени легонько бросил в мою сторону ментальный щуп. Я не мог скрыть нервного возбуждения и за это, прикрывшись защитным экраном, страшно ругал себя.
— Эти свихнувшиеся дети, — только и смог вымолвить я. — Ишь, как хранят секрет. Ну что, спустимся вниз?..
Дени засмеялся.
— Почему бы и нет? Я обещаю, что изображу искреннее удивление.
— Конечно изобразишь… — Окончание фразы я тут же прижал — не дай Бог, выскочит наружу. Я нырнул в завесу, которая тут же исчезла, вприпрыжку сбежал на несколько ступенек и уже снизу крикнул: — Давай за мной!.. — Протянул ему руку. Он, поколебавшись, принял ее.
Мы спустились в подвал. Здесь все было так, как и должно быть в подвале, — сломанный велосипед в углу, водогрейный котел, справа длинные полки, на которых были навалены горы хлама. Освещение слабое и резкое — одна-единственная лампочка накаливания, привинченная к дощатому потолку. Стены сложены из камня; там, куда свет не попадал, таился густой мрак. Вот только пол был застлан каким-то современным по лимерным материалом, напоминающим резину. Под ногами заметно пружинило…
По левую руку возвышалась недавно сделанная переборка, дверь была чуть приоткрыта.
— Туда? — спросил Дени. Я кивнул, потом добавил:
— После тебя.
Усмехнувшись, Дени распахнул дверь, шагнул через порог. Я следом…
Тут мы и замерли.
Внезапно все помещение залил яркий свет. Вспышка на мгновение ослепила нас. Только пообвыкнув, мы смогли рассмотреть семь человеческих фигур в серебристых лабо раторных комбинезонах — их головы были прикрыты причудливой формы шлемами, полностью закрывавшими их лица. Они стояли полукругом возле лечебного ложа, которое обычно применяется в метапсихических кабинетах. Возле каждой фигуры было видно голубоватое сияние. Не успели мы и слова произнести, как до уровня наших глаз всплыло кроваво-красное облако — оно появилось как бы ниоткуда. Зависло перед нами…
Джек сказал: Дедушка, пожалуйста, ложись сюда.
Следом все остальные с нажимом повторили: ЛОЖИСЬ. ПОЖАЛУЙСТА.
Дени словно проснулся, и в следующее мгновение судорога пробежала по его телу. Он как бы боролся с невидимым внутренним врагом. Потом замер, и вновь его как будто током ударило. Он с силой прижал ладони к ушам. Я услышал, как он тоненько взвизгнул.
Кровь застыла у меня в жилах. Я было бросился к Дени, собираясь помочь ему, но в этот момент меня осадил резкий голос: Ни в коем случае/ Не прикасайся к нему!..
Еще один приступ судороги потряс Дени, затем еще… Он рухнул на колени, попытался руками защитить голову. Теперь он кричал. Словно агония наступила… Я не мог справиться с ужасом. Никак не ожидал увидеть что-нибудь подобное.
ЛОЖИСЬ НА КУШЕТКУ. Их голоса слились в один неумолимый суховатый призыв. Метаконцерт заработал.
Дени сказал: Дети, вы не посмеете. Не надо!..
ИСПОЛНЯЙ.
Дени прошептал:
— Нет.
Его вновь начали бить судороги. Потом он растянулся на полу, затих…
— Что же вы делаете! — закричал я. Бросился к Дени, но неожиданно наткнулся на ментальную крепкую стену. Меня так долбануло, что я едва не потерял сознание.
Когда же вновь начал соображать, увидел, что Дени лежит на кушетке, руки и ноги притянуты к ложу ремнями. Шесть дьявольских фигур сгрудились возле него, а над самой головой жертвы нависла эта самая ужасная каска. Седьмая фигура направилась ко мне — из-под нижнего края шлема выглядывала черная маска.
Доротея сказала: Ты, дядя Роджи, нужен нам как свидетель. Надень шлем. Да-да, это тот самый, который мы использовали на Каледонии… Не бойся. Это всего-навсего усилитель мыслей. Он никак не связан с нашим метаконцертом.
Я и возразить толком не успел, как она нахлобучила эту невесть откуда появившуюся чертову штуку на мою башку. Я мгновенно ослеп и тут же почувствовал нестерпимый прилив боли — это фотонный луч в долю секунды пробурил мой череп и вонзился в мозг, следом электроды впились в кость — и мир исчез.
Причудливое, фантастическое пространство открылось передо мной, но, клянусь, было в нем что-то знакомое! Здесь царила торжественная соборная тишина, тем не менее, если прислушаться, можно было различить какой-то приглушенный звон, словно мириады колокольчиков чуть подрагивали под едва ощутимым напором ветра времени. Мои чувства обост рились, и уже в следующий момент я вдруг обнаружил такое множество деталей, окружавших меня, которых я никогда раньше не замечал. Но уверенность теперь не покидала меня — я уже бывал в подобном месте. Два раза…
Когда Фурия появилась на свет.
Когда родился Джек.
Странный это был мир, одновременно и бесформенный, и заполненный неясными пульсирующими тенями. Одним словом, с первого взгляда могло показаться, что здесь наблюдалось то, что наблюдавший желал видеть. Только постепенно в этой тусклой безмерности обозначилось что-то материальное, присущее только этому пространству. В первую очередь вспыхивающие холодным синеватым цветом и тут же гаснущие звезды, затем бездонная пропасть, разверзшаяся под ногами, — но я не провалился туда. Я парил в смутном, подсвеченном этими пульсирующими огоньками тумане. Наконец проступили волнообразные, более или менее определенные формы. Вот они-то и стали наконец обретать привычные очертания.
Это был мир, созданный неизмеримо усилившейся метасокрушительной силой. Я существовал внутри мысленного эфира, и существовал не один.
Память отказала — я не мог сообразить, почему я здесь очутился. По этой причине и обретающие формы сущности поначалу до дрожи напугали меня. Невольно меня потянуло к ним[98], и только тогда я смог зафиксировать свои ощущения, протолкнуть их в недра памяти, связать и сделать заключение. Передо мной возвышались семь фигур — они медленно и плавно вращались. Ага, вот и еще один объект, почему-то двумерный, очерченный жирной белой линией. От него тянулись какие-то нити, увязывавшие все это сообщество в нечто, подобное паутине, где узлами служили более плотные и массивные образования. Те самые семь фигур. Они тоже были связаны между собой.
Затем я различил какую-то нестройную — точнее, не очень-то музыкальную, но слаженную мелодию. Ага, две мелодии. Они сплетались, расходились, повторялись. Непонятная какая-то двухголосная фуга… Вдруг в дело вступили басы — тройной низкий аккорд, потом добавился еще один писклявый голосок и наконец — как связующее завершение — мощный густой баритон. Все восемь по-разному звучащих инструментов на разные лады исполняли одну и ту же мелодию.
Я, словно просыпаясь, с пронзительной ясностью осознал, что метаконцерт сложился и приступил к лечению.
Теперь я мог с большей ясностью описать увиденную мною картину. Восемь сущностей, разноцветных, разбрасывающих искры, звучащих на разные лады, образовывали строгую геометрическую фигуру. Сеть цветных линий была наброшена на нечто тусклое и размазанное… Вот тут я и увидел удивительное веретено, которое начало облет этой тупой, едва пошевеливающейся массы. Веретено быстро вращалось и словно сматывало покров, под которым пряталось это бугристое, неясное, бесформенное нечто. Неожиданно в недрах этой бесформенной сущности вспыхнул свет — веретено завертелось все быстрей и быстрей. Наконец покров сполз, и передо мной предстали две звезды. Или, точнее, какой-то светящийся объект, напоминающий гантелю. Одно из ядер горело ярким золотом, другое было травянисто-зеленым… Двойная звезда только на мгновение вспорхнула вверх, затрепетала среди раскиданных повсюду нитей и тут же стремительно уползла в убежище. Прикрылась темной колышущейся массой.
Однако нырнуть поглубже звезде не удалось — веретено отчаянно закрутилось и шаг за шагом начало вытаскивать на свет Божий это причудливое, рождающее свет образование. Вот оно снова появилось. Веретено сразу всплыло, потащив за собой двойную звезду. Теперь я смог внимательней рассмотреть ее. Точно, очень похоже на космический объект. Два светила вра щались с той же величавой неспешностью, как и звездные соб ратья. Только на сей раз их движение ограничивали нити, которые с неимоверной быстротой накручивало веретено.
В этот момент до меня донесся единый, с множеством обертонов, чуть гнусавый голос. Это был голос метаконцерта.
ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО Я?
Ты — мои отпрыски. Дети, которых я люблю.
КТО ТЫ?
Ты знаешь, кто я.
ТЫ — ДЕНИ?
Да.
ТЫ — ФУРИЯ?
Да. Неизбежно.
Ah, doux Jesus![99] Наконец-то она попалась!.. Все мои страхи, все опасения испарились.
Вопросы продолжали сыпаться, однако я не все мог разобрать. Многие детали просто не доходили до меня. Или я, ошеломленный, не все мог осознать. Да и кто бы сумел остаться спокойным, убедившись, что Дени являлся Фурией, а Фурия — Дени?
Мне хотелось ругаться, плакать и читать молитвы. Страстно хотелось убежать отсюда, чтобы ничего не видеть, не слышать. Подобное знание обременяло, с ним уже не расстанешься… Но куда и зачем теперь было бежать? И от кого?..
Донатьен, брат мой! Как мог ты сотворить такое со своими детьми?! Сотворить сознательно, с расчетом… Зачем ты разрушил души Виктора и Дени, беспомощных детей, которые хотели только одного — любить тебя?.. А ты, Дени, мой любимый? Тот, которого я считал своим сыном?.. Почему неизбежным оказалось расщепление твоей души? Ты утверждаешь, что у тебя не было выбора? Или ты сам выбрал?..
ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО МЫ НАМЕРЕНЫ СДЕЛАТЬ?
Да. Но вам не удастся. Мы теперь слишком сильны.
ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ БОЛЕЗНЬ. ФАТАЛЬНОЕ РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ. И ТЫ ЗНАЕШЬ ОБ ЭТОМ. ЧАСТЬ ТЕБЯ, КОТОРУЮ ИМЕНУЮТ ДЕНИ, НЕНАВИДИТ И ОСУЖДАЕТ ТЕБЯ, ФУРИЯ.
Мы всегда сосуществовали в одном теле, в одном сознании. То, что вы намерены сделать, это невыполнимо.
ТЕМ НЕ МЕНЕЕ МЫ ПОПЫТАЕМСЯ. РАДИ ТВОЕГО СОБСТВЕННОГО БЛАГА МЫ ОБЯЗАНЫ ПОРВАТЬ ЭТУ СВЯЗЬ.
Послушайте! Давайте рассмотрим альтернативное решение…
СВЯЗЬ ДОЛЖНА БЫТЬ РАЗОРВАНА.
Прежде слабо-голубоватое, веретено вдруг налилось ярким фиолетовым цветом и начало, раскручиваясь еще быстрее, выпускать множество нитей. Они были остры как бритвы, зловеще поблескивали… Наконец эта невероятная пряжа начала самоорганизовываться, нити образовали нечто, подобное сферической клетке, в которой была заключена двойная звезда.
Затем клетка стала сжиматься. Что тут начало твориться, я не могу описать. Бесконечное мелькание цветовых пятен, вращение неизвестно откуда появившихся спиралей — подобное круговое движение всегда выводило меня из равновесия. Я начал терять сознание. Причем все, что я видел, не было реальной картиной — это я определенно чувствовал. То, что являлось мне на ментальном уровне, мой мозг интерпретировал в некую фантасмагорическую картину. Только мгновениями я ощущал, что все, наблюдаемое мною, есть живое отражение смертельной схватки. Следом мой слабый рассудок опять подсовывал мне вращающиеся спирали, и я опять проваливался в забытье. Вот что сохранилось в памяти: нарастающий гул, мощная песня метаконцерта — причем в этой симфонии появились новые темы, они развивались, гармонично сочетались, пока не грянул победоносный хор. Я бы сказал — ликующий, но в этом слове таится оттенок упрощения и пошлости. Ничего ликующего в нем не было. Только страшное напряжение, так не совпадающее с кружением усыпляющих спиралей.
Фрагменты… Отчаянная битва двух звезд… Страх и моментами касавшаяся меня невыносимая боль… Безжалостная сферическая решетка, продолжавшая сжимать двойную звезду…
Песня метаконцерта достигла невыносимой звучности.
Я не уследил, чем все кончилось и как это все произошло. Опять наплыв — вместо двух теперь в сети сияла только одна звезда. Внезапно сила звука резко упала, теперь голос метаконцерта больше напоминал мелодичнее бормотание. И звезда на мгновение угасла, потом засияла ровным изумрудным светом.
Ментальное воссоединение свершилось.
Вот какой вопрос сразу родился в моем сознании — какая часть души Дени победила?
О том же спросило и светящееся веретено:
КТО ТЫ?
Я/Я-ЭТО Я.
КТО ТЫ? ДЕНИ ИЛИ ФУРИЯ?
Я/Я-ЭТО Я САМ.
КАК ТВОЕ ИМЯ?
ЭТО… БУДЕТ ВИДНО.
Зеленая звезда неожиданно сморщилась и затем исчезла, взорвавшись мириадами огоньков. Из веретена ударил яркий рубиновый конус света, который незамедлительно принялся уничтожать эти посверкивающие точки. Тут опять поле зрения затянуло вращающейся спиралью… Я проклял все на свете, напряг все силы, чтобы различить окончание драмы.
Вот что предстало перед моими глазами. Силовая решетка, сотворенная метаконцертом, заколебалась, контуры ее стали расплываться, а затем и вовсе растаяли. Единственной зримой сущностью было вращающееся веретено. Скоро и оно начало терять форму… Его вращение замедлилось. Так продолжалось недолго. Наконец все вокруг затянуло белесым туманом. Когда он рассеялся, я обнаружил, что нахожусь в подвале.
Кто-то снял с моей головы тяжелый церебральный шлем. Я тут же без сил опустился на пол. Откуда-то снизу шло тепло — это было так приятно. Я поднял голову — надо мной торчала седая борода Поля, потом я увидел лицо. Он был бледен как смерть. Точечные ранки пунктиром бежали поверх его бровей, из одной выступила капелька крови. Волосы спутались. Поблескивающий металлизированный комбинезон был расстегнут до пояса. Из-под него выглядывала праздничная одежда. Он, ни слова не говоря, помог мне встать на ноги.
Доротея сидела на кожаной кушетке, ее шлем лежал рядом. Голову она подпирала ладонями… Северин поддерживал Катрин, которая буквально валилась с ног. Женщина приглушенно всхлипывала. Адриен, Морис и Филипп помогали друг другу снимать защитную одежду — лица у них были потные. Или это слезы текли у них по щекам? В подвале не хватало Джека, даже следа его не было. Только позже я узнал, что в те минуты он в бестелесной форме неистово отыскивал следы исчезнувшего Дени; Или того, кто теперь прятался под этим именем. Небольшая кучка пепла, оставшаяся на кушетке, могла кого угодно ввести в заблуждение, только не его. Проверив подвал, Джек теперь рыскал по округе в радиусе пяти километров. К сожалению, его поиски оказались безрезультатными.
Адриен — копия Люсиль Картье: то же лицо, та же фигура. Такой же темноглазый и темноволосый… Он носил маленькие усики, которые очень ему шли. Умница, весельчак… Это после его уговоров я решил примкнуть к оппозиции. Сам Адриен долгое время подвизался в роли консультанта Директората юстиции. Как потом выяснилось, он являлся одним из главных стратегов движения мятежников и в значительной степени влиял на его политику.
Однако, повстречав его в церкви — я столкнулся с ним и его семьей, едва переступив порог, — мне еле удалось привести мои нервы в порядок. Адриен был с женой, Шери Лозье Дрейк, и с их младшим сыном Кори. Тот в свою очередь тоже пришел на службу с женой, Норой Якоби.
Мы не виделись со свадьбы Дороти и Джека. Они с радостью встретили меня, настояли, чтобы я сел рядом с ними, предложили всем вместе отправиться на ферму. Им невозможно было отказать. Молодое поколение нашей семьи называло меня «святой дядюшка Роджи». Адриен сразу завел со мной разговор на мысленном коде о предстоящем исцелении. Я отвечал ему, хотя на душе у меня кошки скребли. Между делом я принес им запоздалые соболезнования по поводу гибели Парнелла. Посмотрел бы я на их лица, если бы они узнали, что их обожаемый прадедушка приложил к этому руку!..
Торжественная церемониями праздничная служба не развеяли мое дурное настроение. Я едва воспринимал все, что творилось в церкви. Причащался скрепя сердце, равнодушно вкусил хлеб и вино.
Адриен кипел энтузиазмом, его воображение было захвачено предстоящей борьбой со злым духом, так что он не обратил внимания на мою душевную хворь. Только Дени заметил, что со мной творится что-то непонятное. Я почувствовал мягкое прикосновение его ментального зонда. Мягкое вначале, потом все более ощутимое — он явно пытался пробить мою защиту, однако ему это не удалось. Обернувшись, я обнаружил его участливый взгляд, однако на все расспросы я отвечал, что неважно чувствую себя.
Ничего серьезного, mon fils[95] Хороший бокал вина и кусок жареного мяса излечат мое недомогание.
Дени кивнул. Минутой позже я заметил, как он что-то шепнул Люсиль, — они, по-видимому, решили совместными усилиями поднять мне настроение. Что ж, попробуйте, только как насчет того, что дяде Роджи никогда не приходилось исполнять роль барана-провокатора на бойне?
Сразу после окончания мессы в церкви началась обычная толкотня — все стремились первыми добраться до рокрафтов. Так получилось, что навигационные роботы на всех аппаратах сразу включились в действие и не справились с грудой взаимоисключающих команд, которые одновременно начала отдавать сотня пилотов, желающих первыми стартовать в хмурое, все еще покрытое снеговыми тучами небо, и в результате все мы застряли на стоянке летательных аппаратов. Мы прибыли на ферму практически одновременно с теми гостями, которые добирались сюда на автомобилях.
Старая ферма была похожа на сказочный домик, который обычно изображают на праздничной открытке. Снег теперь валил густо — засыпал кроны сосен, ложился на голые ветви вязов. Две маленькие елочки у крыльца были украшены игрушками и гирляндами переливающихся огоньков, из окон падал золотистый теплый свет — ложился на белоснежный поблескивающий покров.
Адриен посадил свой рокрафт сразу за амбаром, и нам пришлось протаптывать дорожку до дома. С собой мы несли подарки. Мари и другие уже прибывшие гости встретили нас у дверей с радостными криками: «Joyeux Noel»![96] He было только Поля и Северина.
Дом был полон народа. Приехал и кое-кто из взрослых детей: младшая дочь Фила и Аурелии Марианна с мужем Гансом Дорфманом, двойняшки Катрин Рон и Рене Макаллистеры-Ремиларды, Морис и сын Сесилии Роланд со своей женой Мяо-Линь By, сын Поля Люк вместе со своим супругом Кеном Макдональдом.
В доме царил обычный праздничный бедлам. Тут и взаимные приветствия, и восхищенные возгласы при виде наряженной елки, и объятия с Люсиль и Дени, и конечно разговоры о погоде. Ночка выдалась что надо! С этим трудно было согласиться, на моей памяти бывали и получше, но мне не хотелось спорить. Хандра моя развеялась — то ли Дени с Люсиль поспособствовали, то ли меня захватил общий настрой. Молоденькие дамы строили мне глазки, и поверьте, я не знаю лучшего способа вдохновить даже самого отъявленного бирюка, каким я считал себя. Кое-кто даже пытался выяснить, каким же бравым молодцом я был лет сто пятьдесят назад. О, я в ту пору действительно был парень хоть куда. Молодые люди обменивались последними анекдотами — я невольно краем уха прислушивался к ним. Стоило мне уловить соль, как смех сам собой слетал с моих уст. Слышите, как я цветисто заговорил — уста, парень хоть куда!.. Чего только не случается в рождественскую ночь!.. Тут молодежь решила встретить Поля и Северина, затем Мари, поддавшись на уговоры, распахнула дверцы буфета. Глядя на бутылочное изобилие, я почувствовал себя совсем хорошо. Суматошно начали накрывать на стол, я сам не заметил, как приступил к ужину и устроился в кресле возле елки, держа в руках тарелку и кружку горячего рома. «Все-таки, — отхлебнув животворящего напитка, подумал я, — мне еще не по себе и лучше побыть одному».
Насытившись, я невольно, не поворачивая головы, бросил дальнодействующий взгляд в сторону той двери, что вела в подвал. Попытался что-либо учуять… И тут же словно щелчок по носу получил. Клянусь Небом, мне вовсе не интересно, я не желаю подглядывать, что они там… Молчок! Пусть это будет сюрприз. Вокруг меня было куда больше других, в сто раз более занимательных вещей. Вот, например, игрушки на елке. Чего здесь только не было — и фигурки животных и гномов, и ангелочки, и какие-то фантастические грибы… Фрукты, овощи, шары всевозможных калибров. Все это Люсиль добросовестно собирала всю свою жизнь. Мне припомнилась старинная игра — кто первый найдет среди игрушек маленькое зернышко, тот получает в награду леденец…
Я попытался проломиться через невидимый барьер, прикрывавший вход в подвал. Куда там! Все подпольное пространство было наглухо забаррикадировано, заделано гладко, без щелей. Видно, экран создает какая-то машина.
Ты что, не в своем уме, старый болван! Я старался, чтобы мысли текли так тихо, как если бы я шептал. Это было глупо, я сам понимал это, впереди у меня достаточно приключений на этот вечер, и главное — именно мне поручено проводить Дени в подвал.
Я опять добросовестно уставился на елку, даже игрушки принялся считать.[97] Ага, вот и разрисованное зернышко! Однако вместо того, чтобы вручить себе награду, снятую с елки, я поднялся, прошел в столовую и вновь наполнил кружку ромом.
Поль и Северин опаздывали, все решили садиться за стол без них. Они появились, когда веселье было в самом разгаре. Братья долго топтались в прихожей — все бросились их встречать, — втащили наконец мешки с подарками, стряхнули снег с одежды, разделись, пожелали всем счастливого Рождества. Поль, как всегда, был обаяшка, шутил напропалую, сыпал комплиментами, а с Севи творилось что-то непонятное. Он был бледен, не улыбался, а как-то затравленно скалился, поставил вокруг себя плотную ментальную завесу. Потом, правда, немного отошел, но все равно смеялся неестественно громко.
Теперь, когда вся семья была в сборе, наступило время вручать подарки. У нас было не принято дарить друг другу что-то ценное, Люсиль давным-давно настояла, чтобы мы ог раничивались скромными сувенирами. По неписаным правилам допускалось телепатическое разглядывание упакованного в цветную бумагу предмета, но разворачивать нельзя ни в коем случае, иначе праздничное бдение превращалось в пародию — то там, то здесь начинали шуршать обертками… В основном дарили книги, дискеты с музыкальными записями, духи, бутылочки с экзотическими напитками, всякие безделушки, привезенные с далеких планет. Для взрослых любителей — какой-нибудь экзотический легкий наркотик. В тот год мне подарили электронную записную книжку. Подарков, конечно, было много, но я почему-то запомнил только эту впечатанную в черный пластик матово-зеркальную пластину.
Люк и Кен, помнится, поразили всех. Мужчинам они преподнесли галстуки, разрисованные всякими ужастиками, женщинам — такие же шарфы. Наконец Мари внесла в гостиную кубок, заполненный взбитыми с сахаром яичными желтками. Кроме него, на подносе стояли хрустальные стаканчики. Под нос она поставила перед Люсиль. Поль тем временем подбросил поленья в огонь, кто-то выключил свет. В зале сгустился сумрак, подсвеченный огоньками, горевшими на елке, и отблесками пламени.
Нора Якоби положила на стал клавиатуру, подрегулировала регистры, и нежный звон колокольчиков наполнил комнату. Она заиграла «Тихую ночь». Кое-кто начал подпевать, другие тем временем начали занимать места. Я заметил, как тихо, без шума вышел из гостиной Северин — слова песенки застряли у меня в глотке.
Через несколько минут Катрин под каким-то предлогом покинула комнату. Нора вновь нажала на клавишу и заиграла на клавикордах «Очищение в полночь». Поль увлеченно бесе довал с Дени и Люсиль о каких-то новых благотворительных проектах, которые должен был финансировать Фонд Ремилардов. Неподалеку Морис и Филипп, как всегда, спорили по поводу правомочности каких-то политических решений. Они точно свихнутся на них!.. Однако я ошибался — как только Нора во всю мощь грянула нашу любимую дартмутскую «Зимнюю песенку» и внуки начали все более слаженно подпевать, братья тайком шмыгнули за дверь. Выходит, у них все до тонкостей расписано, решил я. Кто же будет следующий? Ага, Адриену вдруг нестерпимо захотелось отведать коньяку… Полю тоже… Понятно. Меня начала бить крупная неодолимая дрожь, только спустя несколько минут я сумел справиться с ней. Когда же Нора заиграла рождественский гимн и все родственники во главе с Дени и Люсиль запели по-французски, до меня долетел телепатический голос Поля: Время пришло, веди отца в подвал.
Я невольно громко откашлялся и принялся энергично подпевать — другого способа успокоиться я не мог найти. Выпить? Но для этого следовало отправляться на кухню, там шнырять по буфету…
— У меня есть объявление! У меня есть объявление! — еще раз повторил я. — Сейчас у нас готов сюрприз для Дени. Позволь мне проводить тебя. — Я подошел к внучатому племяннику и взял его под руку. — А все остальные… Подождите здесь Мари, через несколько минут она вам все расскажет.
Все радостно закричали. Люсиль улыбнулась мужу, и я осторожно вывел его в коридор.
— Только без подглядывания, тем более мысленного. До говорились? — игриво предупредил я и внутренне содрогнулся.
Я открыл дверь в подвал — мы невольно замерли на месте. Сразу за первой же ступенькой вход был занавешен плотной матово-серой завесой. Дени легонько бросил в мою сторону ментальный щуп. Я не мог скрыть нервного возбуждения и за это, прикрывшись защитным экраном, страшно ругал себя.
— Эти свихнувшиеся дети, — только и смог вымолвить я. — Ишь, как хранят секрет. Ну что, спустимся вниз?..
Дени засмеялся.
— Почему бы и нет? Я обещаю, что изображу искреннее удивление.
— Конечно изобразишь… — Окончание фразы я тут же прижал — не дай Бог, выскочит наружу. Я нырнул в завесу, которая тут же исчезла, вприпрыжку сбежал на несколько ступенек и уже снизу крикнул: — Давай за мной!.. — Протянул ему руку. Он, поколебавшись, принял ее.
Мы спустились в подвал. Здесь все было так, как и должно быть в подвале, — сломанный велосипед в углу, водогрейный котел, справа длинные полки, на которых были навалены горы хлама. Освещение слабое и резкое — одна-единственная лампочка накаливания, привинченная к дощатому потолку. Стены сложены из камня; там, куда свет не попадал, таился густой мрак. Вот только пол был застлан каким-то современным по лимерным материалом, напоминающим резину. Под ногами заметно пружинило…
По левую руку возвышалась недавно сделанная переборка, дверь была чуть приоткрыта.
— Туда? — спросил Дени. Я кивнул, потом добавил:
— После тебя.
Усмехнувшись, Дени распахнул дверь, шагнул через порог. Я следом…
Тут мы и замерли.
Внезапно все помещение залил яркий свет. Вспышка на мгновение ослепила нас. Только пообвыкнув, мы смогли рассмотреть семь человеческих фигур в серебристых лабо раторных комбинезонах — их головы были прикрыты причудливой формы шлемами, полностью закрывавшими их лица. Они стояли полукругом возле лечебного ложа, которое обычно применяется в метапсихических кабинетах. Возле каждой фигуры было видно голубоватое сияние. Не успели мы и слова произнести, как до уровня наших глаз всплыло кроваво-красное облако — оно появилось как бы ниоткуда. Зависло перед нами…
Джек сказал: Дедушка, пожалуйста, ложись сюда.
Следом все остальные с нажимом повторили: ЛОЖИСЬ. ПОЖАЛУЙСТА.
Дени словно проснулся, и в следующее мгновение судорога пробежала по его телу. Он как бы боролся с невидимым внутренним врагом. Потом замер, и вновь его как будто током ударило. Он с силой прижал ладони к ушам. Я услышал, как он тоненько взвизгнул.
Кровь застыла у меня в жилах. Я было бросился к Дени, собираясь помочь ему, но в этот момент меня осадил резкий голос: Ни в коем случае/ Не прикасайся к нему!..
Еще один приступ судороги потряс Дени, затем еще… Он рухнул на колени, попытался руками защитить голову. Теперь он кричал. Словно агония наступила… Я не мог справиться с ужасом. Никак не ожидал увидеть что-нибудь подобное.
ЛОЖИСЬ НА КУШЕТКУ. Их голоса слились в один неумолимый суховатый призыв. Метаконцерт заработал.
Дени сказал: Дети, вы не посмеете. Не надо!..
ИСПОЛНЯЙ.
Дени прошептал:
— Нет.
Его вновь начали бить судороги. Потом он растянулся на полу, затих…
— Что же вы делаете! — закричал я. Бросился к Дени, но неожиданно наткнулся на ментальную крепкую стену. Меня так долбануло, что я едва не потерял сознание.
Когда же вновь начал соображать, увидел, что Дени лежит на кушетке, руки и ноги притянуты к ложу ремнями. Шесть дьявольских фигур сгрудились возле него, а над самой головой жертвы нависла эта самая ужасная каска. Седьмая фигура направилась ко мне — из-под нижнего края шлема выглядывала черная маска.
Доротея сказала: Ты, дядя Роджи, нужен нам как свидетель. Надень шлем. Да-да, это тот самый, который мы использовали на Каледонии… Не бойся. Это всего-навсего усилитель мыслей. Он никак не связан с нашим метаконцертом.
Я и возразить толком не успел, как она нахлобучила эту невесть откуда появившуюся чертову штуку на мою башку. Я мгновенно ослеп и тут же почувствовал нестерпимый прилив боли — это фотонный луч в долю секунды пробурил мой череп и вонзился в мозг, следом электроды впились в кость — и мир исчез.
Причудливое, фантастическое пространство открылось передо мной, но, клянусь, было в нем что-то знакомое! Здесь царила торжественная соборная тишина, тем не менее, если прислушаться, можно было различить какой-то приглушенный звон, словно мириады колокольчиков чуть подрагивали под едва ощутимым напором ветра времени. Мои чувства обост рились, и уже в следующий момент я вдруг обнаружил такое множество деталей, окружавших меня, которых я никогда раньше не замечал. Но уверенность теперь не покидала меня — я уже бывал в подобном месте. Два раза…
Когда Фурия появилась на свет.
Когда родился Джек.
Странный это был мир, одновременно и бесформенный, и заполненный неясными пульсирующими тенями. Одним словом, с первого взгляда могло показаться, что здесь наблюдалось то, что наблюдавший желал видеть. Только постепенно в этой тусклой безмерности обозначилось что-то материальное, присущее только этому пространству. В первую очередь вспыхивающие холодным синеватым цветом и тут же гаснущие звезды, затем бездонная пропасть, разверзшаяся под ногами, — но я не провалился туда. Я парил в смутном, подсвеченном этими пульсирующими огоньками тумане. Наконец проступили волнообразные, более или менее определенные формы. Вот они-то и стали наконец обретать привычные очертания.
Это был мир, созданный неизмеримо усилившейся метасокрушительной силой. Я существовал внутри мысленного эфира, и существовал не один.
Память отказала — я не мог сообразить, почему я здесь очутился. По этой причине и обретающие формы сущности поначалу до дрожи напугали меня. Невольно меня потянуло к ним[98], и только тогда я смог зафиксировать свои ощущения, протолкнуть их в недра памяти, связать и сделать заключение. Передо мной возвышались семь фигур — они медленно и плавно вращались. Ага, вот и еще один объект, почему-то двумерный, очерченный жирной белой линией. От него тянулись какие-то нити, увязывавшие все это сообщество в нечто, подобное паутине, где узлами служили более плотные и массивные образования. Те самые семь фигур. Они тоже были связаны между собой.
Затем я различил какую-то нестройную — точнее, не очень-то музыкальную, но слаженную мелодию. Ага, две мелодии. Они сплетались, расходились, повторялись. Непонятная какая-то двухголосная фуга… Вдруг в дело вступили басы — тройной низкий аккорд, потом добавился еще один писклявый голосок и наконец — как связующее завершение — мощный густой баритон. Все восемь по-разному звучащих инструментов на разные лады исполняли одну и ту же мелодию.
Я, словно просыпаясь, с пронзительной ясностью осознал, что метаконцерт сложился и приступил к лечению.
Теперь я мог с большей ясностью описать увиденную мною картину. Восемь сущностей, разноцветных, разбрасывающих искры, звучащих на разные лады, образовывали строгую геометрическую фигуру. Сеть цветных линий была наброшена на нечто тусклое и размазанное… Вот тут я и увидел удивительное веретено, которое начало облет этой тупой, едва пошевеливающейся массы. Веретено быстро вращалось и словно сматывало покров, под которым пряталось это бугристое, неясное, бесформенное нечто. Неожиданно в недрах этой бесформенной сущности вспыхнул свет — веретено завертелось все быстрей и быстрей. Наконец покров сполз, и передо мной предстали две звезды. Или, точнее, какой-то светящийся объект, напоминающий гантелю. Одно из ядер горело ярким золотом, другое было травянисто-зеленым… Двойная звезда только на мгновение вспорхнула вверх, затрепетала среди раскиданных повсюду нитей и тут же стремительно уползла в убежище. Прикрылась темной колышущейся массой.
Однако нырнуть поглубже звезде не удалось — веретено отчаянно закрутилось и шаг за шагом начало вытаскивать на свет Божий это причудливое, рождающее свет образование. Вот оно снова появилось. Веретено сразу всплыло, потащив за собой двойную звезду. Теперь я смог внимательней рассмотреть ее. Точно, очень похоже на космический объект. Два светила вра щались с той же величавой неспешностью, как и звездные соб ратья. Только на сей раз их движение ограничивали нити, которые с неимоверной быстротой накручивало веретено.
В этот момент до меня донесся единый, с множеством обертонов, чуть гнусавый голос. Это был голос метаконцерта.
ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО Я?
Ты — мои отпрыски. Дети, которых я люблю.
КТО ТЫ?
Ты знаешь, кто я.
ТЫ — ДЕНИ?
Да.
ТЫ — ФУРИЯ?
Да. Неизбежно.
Ah, doux Jesus![99] Наконец-то она попалась!.. Все мои страхи, все опасения испарились.
Вопросы продолжали сыпаться, однако я не все мог разобрать. Многие детали просто не доходили до меня. Или я, ошеломленный, не все мог осознать. Да и кто бы сумел остаться спокойным, убедившись, что Дени являлся Фурией, а Фурия — Дени?
Мне хотелось ругаться, плакать и читать молитвы. Страстно хотелось убежать отсюда, чтобы ничего не видеть, не слышать. Подобное знание обременяло, с ним уже не расстанешься… Но куда и зачем теперь было бежать? И от кого?..
Донатьен, брат мой! Как мог ты сотворить такое со своими детьми?! Сотворить сознательно, с расчетом… Зачем ты разрушил души Виктора и Дени, беспомощных детей, которые хотели только одного — любить тебя?.. А ты, Дени, мой любимый? Тот, которого я считал своим сыном?.. Почему неизбежным оказалось расщепление твоей души? Ты утверждаешь, что у тебя не было выбора? Или ты сам выбрал?..
ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО МЫ НАМЕРЕНЫ СДЕЛАТЬ?
Да. Но вам не удастся. Мы теперь слишком сильны.
ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ БОЛЕЗНЬ. ФАТАЛЬНОЕ РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ. И ТЫ ЗНАЕШЬ ОБ ЭТОМ. ЧАСТЬ ТЕБЯ, КОТОРУЮ ИМЕНУЮТ ДЕНИ, НЕНАВИДИТ И ОСУЖДАЕТ ТЕБЯ, ФУРИЯ.
Мы всегда сосуществовали в одном теле, в одном сознании. То, что вы намерены сделать, это невыполнимо.
ТЕМ НЕ МЕНЕЕ МЫ ПОПЫТАЕМСЯ. РАДИ ТВОЕГО СОБСТВЕННОГО БЛАГА МЫ ОБЯЗАНЫ ПОРВАТЬ ЭТУ СВЯЗЬ.
Послушайте! Давайте рассмотрим альтернативное решение…
СВЯЗЬ ДОЛЖНА БЫТЬ РАЗОРВАНА.
Прежде слабо-голубоватое, веретено вдруг налилось ярким фиолетовым цветом и начало, раскручиваясь еще быстрее, выпускать множество нитей. Они были остры как бритвы, зловеще поблескивали… Наконец эта невероятная пряжа начала самоорганизовываться, нити образовали нечто, подобное сферической клетке, в которой была заключена двойная звезда.
Затем клетка стала сжиматься. Что тут начало твориться, я не могу описать. Бесконечное мелькание цветовых пятен, вращение неизвестно откуда появившихся спиралей — подобное круговое движение всегда выводило меня из равновесия. Я начал терять сознание. Причем все, что я видел, не было реальной картиной — это я определенно чувствовал. То, что являлось мне на ментальном уровне, мой мозг интерпретировал в некую фантасмагорическую картину. Только мгновениями я ощущал, что все, наблюдаемое мною, есть живое отражение смертельной схватки. Следом мой слабый рассудок опять подсовывал мне вращающиеся спирали, и я опять проваливался в забытье. Вот что сохранилось в памяти: нарастающий гул, мощная песня метаконцерта — причем в этой симфонии появились новые темы, они развивались, гармонично сочетались, пока не грянул победоносный хор. Я бы сказал — ликующий, но в этом слове таится оттенок упрощения и пошлости. Ничего ликующего в нем не было. Только страшное напряжение, так не совпадающее с кружением усыпляющих спиралей.
Фрагменты… Отчаянная битва двух звезд… Страх и моментами касавшаяся меня невыносимая боль… Безжалостная сферическая решетка, продолжавшая сжимать двойную звезду…
Песня метаконцерта достигла невыносимой звучности.
Я не уследил, чем все кончилось и как это все произошло. Опять наплыв — вместо двух теперь в сети сияла только одна звезда. Внезапно сила звука резко упала, теперь голос метаконцерта больше напоминал мелодичнее бормотание. И звезда на мгновение угасла, потом засияла ровным изумрудным светом.
Ментальное воссоединение свершилось.
Вот какой вопрос сразу родился в моем сознании — какая часть души Дени победила?
О том же спросило и светящееся веретено:
КТО ТЫ?
Я/Я-ЭТО Я.
КТО ТЫ? ДЕНИ ИЛИ ФУРИЯ?
Я/Я-ЭТО Я САМ.
КАК ТВОЕ ИМЯ?
ЭТО… БУДЕТ ВИДНО.
Зеленая звезда неожиданно сморщилась и затем исчезла, взорвавшись мириадами огоньков. Из веретена ударил яркий рубиновый конус света, который незамедлительно принялся уничтожать эти посверкивающие точки. Тут опять поле зрения затянуло вращающейся спиралью… Я проклял все на свете, напряг все силы, чтобы различить окончание драмы.
Вот что предстало перед моими глазами. Силовая решетка, сотворенная метаконцертом, заколебалась, контуры ее стали расплываться, а затем и вовсе растаяли. Единственной зримой сущностью было вращающееся веретено. Скоро и оно начало терять форму… Его вращение замедлилось. Так продолжалось недолго. Наконец все вокруг затянуло белесым туманом. Когда он рассеялся, я обнаружил, что нахожусь в подвале.
Кто-то снял с моей головы тяжелый церебральный шлем. Я тут же без сил опустился на пол. Откуда-то снизу шло тепло — это было так приятно. Я поднял голову — надо мной торчала седая борода Поля, потом я увидел лицо. Он был бледен как смерть. Точечные ранки пунктиром бежали поверх его бровей, из одной выступила капелька крови. Волосы спутались. Поблескивающий металлизированный комбинезон был расстегнут до пояса. Из-под него выглядывала праздничная одежда. Он, ни слова не говоря, помог мне встать на ноги.
Доротея сидела на кожаной кушетке, ее шлем лежал рядом. Голову она подпирала ладонями… Северин поддерживал Катрин, которая буквально валилась с ног. Женщина приглушенно всхлипывала. Адриен, Морис и Филипп помогали друг другу снимать защитную одежду — лица у них были потные. Или это слезы текли у них по щекам? В подвале не хватало Джека, даже следа его не было. Только позже я узнал, что в те минуты он в бестелесной форме неистово отыскивал следы исчезнувшего Дени; Или того, кто теперь прятался под этим именем. Небольшая кучка пепла, оставшаяся на кушетке, могла кого угодно ввести в заблуждение, только не его. Проверив подвал, Джек теперь рыскал по округе в радиусе пяти километров. К сожалению, его поиски оказались безрезультатными.