Милевская Людмила. Цветущий бизнес

   — Абсолютно точно.
   — Куда же я дену свой свитер?
   Он лежал в моем чемодане.
   — Оставь его здесь, привезу позже, — посоветовала я, чем привела Иванову в смятение.
   — Оставить свитер? — завопила она. — Соображаешь, что говоришь? В чем же я пойду на работу? Я двадцать лет хожу в нем на работу.
   — Тогда оставь что-нибудь другое.
   — Все нужное.
   — Тогда купи другой чемодан, — разозлилась я. — Тем более, что мне надоело таскать твои вещи. Я не носильщик.
   — Ты видела сколько стоят чемоданы?
   — Не интересовалась, но, думаю, недешево.
   — Будь у меня такие деньги, купила бы лучше новый плащ.
   — Давно пора.
   Иванова внезапно разрыдалась, и я пожалела, что не осталась у Катерины.
   — Надо позвонить сыну, — всхлипывала Иванова.
   Я не стала напоминать, что она с ним в ссоре. Минут десять она искала “мобильник”, потом столько же ругала невестку, а уж когда добралась до сына, то и вовсе перешла на мат. Я тосковала. Наконец Ивановой надоело, и она оставила сына в покое.
   — Все в порядке, — сказала она, пряча телефон в сумку. — Все живы и здоровы. Эх, жаль не купили бутылку. Может сгоняем?
   — Никуда не поеду, — отрезала я, уповая на то, что пешком Иванова далеко не уйдет, а местные магазины уже закрыты.
   — Что же мне, Виктора просить?
   — Виктор уехал с вором.
   — С каким вором?
   — С тем, что сидел за столом и здоровался со всеми подряд. Ты что, ничего не поняла?
   — Да поняла я, поняла, — заверила Иванова, но по ее физиономии можно было сделать только обратное заключение. — Что-то я какая-то сегодня чумная, — сказала она, видимо сообразив это.
   — Да уж, ложись ты, лучше, спать.
   — А вещи? Завтра тяжелый день.
   — Вещи послезавтра соберешь.
   — Все. Точно. Меня не будить.

* * *

   На следующее утро я проснулась с тяжелой головой. Всю ночь мучили кошмары. Посиневшая Верочка тянула ко мне руки, а тетя Мара грозила своим мертвым пальцем. Отдохнуть в таких условиях не было никакой возможности.
   На часах было двенадцать, что расстроило меня чрезвычайно, поскольку планов на этот день было много, и все важные.
   Понурая и злая спустилась я в столовую и с удивлением обнаружила, что она пуста. На столе лежала записка, написанная корявой рукой: “Уехали на похороны. Завтрак на плите. Катя. Люда.”
   Отметив, что почерк не ивановский, я заинтересовалась завтраком. Кормили макаронами и тушеным мясом, которое я вчера не дотушила. Кофе я не обнаружила, Иванова пренебрегла своими обязанностями. Святыми, я бы сказала. Слава богу, у нее были веские на то причины, и я решила не обижаться.
   С чувством позавтракав, выбежала во двор, проверить стоит ли в гараже “Хонда”. “Хонда” стояла, из чего я сделала вывод, что не нахожусь под домашним арестом. Осталось решить вопрос с домом: не бросать же его открытым. Около часа ушло на поиски ключей, к счастью завершившихся успехом.
   Выехать в Ростов удалось лишь в третьем часу, что было непозволительно поздно. Естественно, первым делом я устремилась к дому тети Мары и приехала уже к поминках. Как тут не удручиться. Тетя Мара и преставиться еще толком не успела, как ее тело уже предали земле. Вот она, бренность жизни.
   Изумляясь оперативности близких, я села за стол поближе к Павлу. Он в восторг не пришел, но и возражать не стал.
   — Вскрытие было? — деловито поинтересовалась я.
   — А как же, — ответил Павел.
   — И какова причина смерти?
   — Остановка сердца.
   Словно обухом по голове. Возникла настоятельная потребность пообщаться с Ивановой. Отыскав глазами Катерину, я ринулась к ней.
   — Куда вы дели Людмилу?
   — Как “куда”? Людмила Петровна хоронит дочь Ефим Борисыча. Разве ты не знаешь?
   — Точно, и она хоронит.
   Я вернулась к Павлу.
   — Мать жаловалась на сердце? — с прежней деловитостью поинтересовалась я.
   — Жаловалась, когда расстраивалась, — не пряча удивления, ответил Павел.
   Он ожидал от меня не таких вопросов, и я решила не обманывать его ожидания.
   — Ну? Что будем делать? — поигрывая вилкой, осведомилась я.
   Он насупился и спросил:
   — В смысле?
   — Я свидетель.
   — Знаю.
   — Будешь отпираться?
   — Буду.
   — У меня есть доказательства, — решила блефовать я, раздражаясь его апатией.
   Павел оживился.
   — Какие доказательства?
   — Ну-у, так я тебе и выложила. Будешь неправильно себя вести, узнаешь.
   — А правильно, это как? — поинтересовался он, глядя на меня умными глазами.
   Я поняла, что с этим человеком можно договориться и сразу начала с предложения:
   — Ты мне адрес дома, а я забываю где мы встретились. Идет?
   — Идет. А какого дома?
   — Ну того, где ты меня в шкаф затолкал.
   Павел мгновенно сменил умный взгляд на придурковатый и сказал:
   — Я не сумасшедший. Говори сразу, чего тебе надо и не води му-му. “Адрес дома”, — передразнил он. — За кого ты меня держишь?
   — Прошу не тыкать, — возмутилась я. — Ты мне в сыновья годишься.
   — А врешь-то зачем? Адрес дома знаешь и сама, раз была там. Говори, чего надо?
   — Больше мне от тебя не надо ничего, — с жаром зашептала я. — Скажешь адрес, намертво забуду о твоем существовании. Клянусь, чем хочешь.
   Павел пришел в замешательство. Мне даже стало жалко беднягу, такой бестолковый был у него вид.
   — Нет, я не понял, адрес-то тебе надо какой? — спросил он после некоторых раздумий.
   Я начала выходить из себя.
   — Неужели неясно, адрес дома в котором ты воровал, а я сидела в шкафу. Может по слогам сказать?
   — Нет, не надо. Ну я не понял, меня-то напрягаешь зачем? Адрес что ли забыла?
   — Именно! — обрадовалась я. — Поразительная смышленость. Мне по зарез нужен это дом, а адрес я действительно забыла. Если поможешь, не буду обращаться к ментам. Клянусь.
   Павел призадумался, ворочая в тарелке вилкой.
   — А дом-то тебе зачем? — выдал он очередной вопрос.
   Я разозлилась, потому что было не понятно кто здесь кого допрашивает: он меня или я его.
   — Забыла там дорогую для себя вещицу, — нехотя ответила я. — Хочу получить обратно.
   — Какую вещицу?
   Возмутительная бестактность.
   — Ну-у, мой дорогой, ты слишком много хочешь знать, — перестала я скрывать раздражение.
   — Нет, я не в том смысле. Просто могу предложить свои услуги, за скромную плату.
   — А ты нахал.
   Павел осклабился, словно не на поминках матери разговор происходил.
   — А раньше не видела? — развязно спросил он.
   — Раньше ты не просил у меня денег, — с презрением ответила я. — Мне твои услуги не нужны. Делай что просят и отваливай.
   — Да не знаю я адреса, — рассердился он.
   — Как не знаешь? Ты же был там.
   — Был по наводке. Отвезли, дом показали, рассказали где что лежит, а адреса не дали. Если хочешь, могу туда доставить, за отдельную плату.
   Такая наглость кого хотите обезоружит, но только не меня.
   — В таком случае придется обратиться в милицию, — усиливая впечатление от фразы живописным взглядом, ответила я. — Там и дом покажут и платы не попросят, только предварительно пройдутся по твоим бокам. Им ты все, как миленький, выложишь.
   Павел мгновенно преобразился, добродушно развел руками, глядя на меня уже как на родную.
   — Ну-у, ты, блин, совсем шуток не понимаешь. Как маленькая. Ментами начинаешь шугать. Да кто их боится? Сказал же покажу, значит покажу. Хочешь, прямо сейчас покажу?
   — Прямо сейчас неудобно. Мы на поминках твоей матери, если ты не забыл.
   — Да не забыл я, но мамашу все равно не вернешь, а мы с тобой будем в расчете. Ты вообще как, слово держишь?
   — Не паясничай, и зря меня не боишься. Я не такая безобидная, как кажусь.
   — Да и не кажешься вовсе. Так когда?
   — Давай завтра в двенадцать часов. Откуда тебя забрать?
   — Памятник Пушкину знаешь?
   — На Буденовском? — не без гордости спросила я, поскольку это был один из немногих проспектов, где не сразу (мне так казалось) можно заблудиться.
   — Почему на Буденовском, на Буденовском памятник Буденому. На Ворошиловском.
   Ворошиловский проспект мне знаком был еще лучше Буденовского, и после некоторого мысленного напряжения я припомнила и памятник Пушкину. Рядом с ним был неплохой обувной магазин.
   — Значит в двенадцать часов у памятника Пушкину, — строго сказала я. — Надеюсь, нет смысла напоминать тебе о сложности твоего положения.
   — Да знаю, что ты Катькина подруга и никуда от тебя не деться. Да что мне, дом показать трудно. Ведь другого же ты не требуешь ничего. Буду как обещал, время устраивает, — заверил меня Павел.
   Присмотревшись к нему, было понятно: малый страсть как хочет от меня избавиться. Учитывая это, я успокоилась.
   Поскольку больше меня на поминках нечего не интересовало, я сочла за благо удалиться. Возникла необходимость навестить Власову.
   Отсутствие тетрадки меня уже не беспокоило. Я повторила поиски, вновь перерыла в “Хонде” все, что только было возможно и теперь пребывала в уверенности: Иванова права. Власова ведет какую-то сложную игру, иначе куда могла деться ее тетрадка? Ивановой эта тетрадка не нужна. Да она и не подозревала о ее существовании, а спокойненько сидела на переднем сиденье. Моргун и “девочки” сидели сзади, но трудно предположить, что их могла заинтересовать чужая тетрадка, да еще в такое время. Тем более, что им ее и взять-то было некуда. Даже Моргун был без своего доисторического портфеля.
   Значит тетрадку взяла Власова, когда доставала сумки. Нет, доставала сумки я. Значит она взяла тетрадку, когда их ставила. Я пошла открывать багажник, тогда она и взяла. Взяла и сунула в одну из сумок. Остается только вопрос: зачем?
 
   Глава 19
 
   Власова снова была у кого-то в гостях, но охотно согласилась встретиться. Более того, в ее голосе слышалась неподдельная радость.
   — Ты на “Хонде”? — спросила она.
   — Пока да.
   — К Сюрдику можешь приехать?
   — Туда, где мы вещи оставляли? — уточнила я.
   — Да, приезжай скорей, жду.
   Я поехала, благо дорогу неплохо изучила.
   Власова стояла под фонарем у двери коттеджа и зябко куталась в отпадный шерстяной свитер крупной вязки. Было темно, и я не увидела, как ведет себя занавеска на втором этаже, но на всякий случай сказала Власовой:
   — Твой отвратительный Сюрдик все время подглядывает.
   — Любуется, — рассмеялась она. — Вчера признался, что еще в клубе обратил на тебя внимание. Красивая, сказал, у тебя подруга. Понятно? Понравилась ты, вот и подглядывает.
   — Это меня не удивляет, — ответила я, внутренне отмечая, что если уж быть объективной, то Сюрдик вполне симпатичный малый, особенно если учесть Черноморское побережье и магазины.
   — Куда поедем? — поинтересовалась Власова. — Я без машины. Водила шпионит на мужа, поэтому стараюсь реже пользоваться его услугами, а сама водить “Бентли” не люблю.
   — Что-то зачастила ты к своему Сюрдику. И вчера у него была, когда я звонила?
   — Да, и осталась ночевать. Должен же кто-то утешить одинокую женскую душу. Но вообще, рискую, конечно. Ночевать нужно в своей постели. Так чем займемся? Для поисков твоего дома поздновато, стемнело уже. Может махнем в клуб?
   “Надо же, о тетрадке ни слова, а вчера эта тетрадка была гвоздем программы,” — внутренне отметила я и сказала:
   — Можно и в клуб.
   Власова оживилась.
   — Сто лет там не была — защебетала она. — Ах, как хорошо мы сейчас проведем вре-мя. Только заедем ко мне, переоденусь, да заодно посмотрю все ли там в порядке. Поднимешься?
   — Нет подожду в машине.
   Этот вечер предстояло просто “убить”, не сидеть же на даче, слушая стенания Катерины. Иванова, после похорон, тоже выбыла из приятных собеседников, хоть мне и не терпелось задать ей кое-какие вопросы. Впрочем, завтра на них она ответит значительно обстоятельней.
   К моему удивлению Власова принарядилась в рекордно короткий срок. Видимо, когда речь заходит о клубе, эта женщина спринтер.
   — Весна! — воскликнула она, падая на переднее сиденье. — Погодка налаживается, а жизнь разлаживается. Хотя…
   — Что “хотя”? — заинтересовалась я.
   — Теперь, после смерти этой девицы, все может быть. Вернется Мазик, посмотрит на мои герани и…
   — И влюбится опять? Сомневаюсь. Не забывай, это у тебя радость, а у твоего Мазика горе.
   — У него были все основания самому грохнуть свою Верку, — неожиданно брякнула Власова и победоносно посмотрела на меня.
   Я сбросила скорость.
   — Что ты имеешь ввиду?
   — Ты прочла тетрадку? — вопросом на вопрос ответила она.
   — Тетрадку я не прочла, потому что ты забрала ее, а Верочка умерла естественной смертью.
   Власова опешила.
   — Когда я забрала тетрадку?
   — Вчера, когда отправила меня открывать багажник, — сказала я, с максимальной твердостью в голосе.
   — Глупости! Сначала дала, потом забрала? Глупости! Потеряла, так и скажи. И нечего морочить мне голову, а Верку убили. Я уверена в этом.
   — Может поделишься своей уверенностью?
   — Поделюсь, обязательно поделюсь, но позже. Скажу больше: мне нужна твоя помощь. Только можно тебя попросить?
   — Проси, — усмехнулась я, — раз ты такая вежливая.
   — Давай сегодня о делах ни слова, иначе я чокнусь. Просто посидим, выпьем, закусим.
   — Я за рулем.
   — Ерунда. В этом городе у меня все схвачено. Во всяком случае такие проблемы для меня не проблемы. Дам тебе ксиву, ментам покажешь, пусть звонят. Там им выдадут рекомендации. Так что можешь спело пить. Ах, как мы сейчас напьемся!
   Я с отвращением вспомнила свою последнюю попытку напиться и рандеву с Владимиром.
   — Знаешь, в последние дни у меня аллергия на мужчин и спиртное.
   — Жаль, а я хотела пригласить на мужской стриптиз, — сказала Власова и преувеличенно горько вздохнула. — Что возраст делает с людьми. Раньше ты такой не была. Я знала тебя совсем с другой стороны.
   — Пресытилась, — бросила я, вложив в свой “бросок” максимум высокомерия.
   Власова рассмеялась и принялась рассказывать о Сюрдике и его жене — дикторше местного телевидения. Видимо такими образом она давала понять, что тоже имеет основания пресытиться.
   В клубе я поняла, что остаток вечера придется коротать в обществе убитых горем Катерины и Ивановой, с такой скоростью надиралась Власова. Как известно, спиртное развязывает язык, но оно же его и завязывает. Первые бокалы вдохновили меня и вселили надежду, но беседа продвигалась менее продуктивно, чем пьянка, потому что пьянке заплетающийся язык никак не мешает, а беседе — очень. Я имею ввиду не свой язык. Когда стало очевидно, что в любой миг Власова готова упасть и закатиться под стол, я сказала:
   — Пора ехать. Дел еще много.
   — Какитядла? — безразлично спросила Власова, рискованно качнувшись на стуле.
   — Ну-у, дела разные. Вещи, к примеру, собрать.
   — Какивщи?
   — Наши с Ивановой. По чемоданам надо растасовать. Билеты уж куплены. Закончилась у Людмилы командировка.
   Это удивительно, но Власова отрезвела.
   — Как закончилась?
   — Что за вопрос? Как кончаются командировки?
   — Иванова уезжает?
   — Да, завтра.
   — А ты? — в ее пьяных глазах появилась тревога.
   Не знаю, что заставило меня солгать, но я солгала. Может сделала это на зло, может интуиция подсказала: так будет лучше.
   — Вместе уезжаем, — ответила я. — Вместе приехали, вместе и уедем.
   Власова впала в задумчивость. Я с гигантским интересом наблюдала за ней. Что-то внутри подсказывало: стою на пути открытий.
   — И что, никак нельзя остаться? — с мольбой спросила она.
   — Никак. Мы и так задержались.
   — Как неудачно складывается. Ведь рассчитывала на тебя, так на тебя рассчитывала.
   — Извини, — пожала я плечами.
   Власова принялась за свою накрашенную губу, кусала ее с нервным увлечением.
   — Надо позвонить, — сказала она.
   Я не возражала.
   — Звони. Мобильник с тобой.
   — Нет, с него нельзя.
   — Звони с местного телефона.
   Власова ужаснулась.
   — Отсюда еще опасней. Позвоню с дачи. Там у Мазика телефон, который точно не прослушивается. Поехали, это совсем рядом.
   Она дала знак официанту, поспешно рассчиталась, вскочила со стула и припустила к выходу. Я вдогонку за ней, безмерно радуясь простоте своей жизни. Вряд ли, к примеру, кому прийдет в голову интересоваться моими телефонными разговорами. Зачем? Разве чтобы узнать как Маруся варит борщ или какой галстук Алиса купила мужу.
   Пока служащий выкатывал со стоянки “Хонду”, Власова растолковывала как проехать к даче.
   — Совсем рядом, на соседней улице, прямо за клубом, — тыкала она пальцем в сторону горящей вывески “Три кота”.
   — Сяду за руль — расскажешь, — отмахнулась я, не полагаясь на свою память.
   Действительно, дача оказалась поразительно близко. “Странная семейка, — подумала я, — пока муж ублажает любовницу, жена в непосредственной близости крутит флирты с Сюрдиком и обсматривается мужским стриптизом.”
   — Сейчас свернешь с трассы, — ворвалась в мои мысли Власова, — там есть дорога, правда освещение еще не работает, но дорога приличная.
   — В какую сторону сворачивать? — спросила я, в свете фар увидев развилку.
   — Свернешь налево и поедешь в сторону клуба, только по соседней улице. Слева же и наша дача. Я скажу, когда остановиться.
   Несмотря на темень, меня не покидало чувство, что здесь я уже была. Поразительно знакомые дома. Хотя, в темноте все кошки серы.
   — Сбрось скорость, чтобы не проскочить, — посоветовала Власова. — Уже близко.
   Я сбросила, и дома показались еще знакомей.
   — Приехали. Тормози.
   Затормозив, я ахнула.
   — Это и есть твоя дача?
   — Это и есть моя дача, — с гордость подтвердила она, выскакивая из “Хонды”.
   Захотелось крикнуть: “Я убью тебя, Власова! Зачем же ты таскала меня по всем окраинам? Надо было сразу везти сюда!”
   Но я промолчала, с тройным интересом отдавшись происходящему.
   Власова открыла калитку и застучала каблучками по тропинке.
   — Света нет, значит дача пуста. Это хорошо, — крикнула она и открыла, до боли знакомую дверь. — Соня, ну что же ты, проходи.
   Я очнулась.
   — Тата, а как зовут Мазика?
   — Максим.
   — А его брата?
   — Владимир.
   “Все ясно, — подумала я. — Племянник Катерины обворовывает мужа Таты, в подвалах которого амбалы пытают людей. А брат Мазика, Владимир, увозит меня с места происшествия. Потом, волей случая, мы встречаемся, и я снова попадаю на это самое место. Интересно, сколько раз судьба будет забрасывать меня сюда? Еще интересней, зачем злодейке судьбе понадобилось перероднить всех участников этих странных событий. Не удивлюсь, если выяснится, что я состою в родстве, скажем, с Владимиром или Сюрдиком. Во всяком случае я получила ответ на вопрос Ивановой: почему Владимир рвался на дачу, когда наверняка имеет “мобильник”. Здесь есть непрослушивающийся телефон.”
   — Ну что же ты, Соня, — сердилась Тата. — Иди скорей сюда, пока никто не приехал.
   Ей не терпелось похвастать дачей. Знала бы она, что я излазила здесь все углы и досыта насиделась в одном из шкафов.
   — Пока никто не приехал? — выразила удивление я. — Здесь что, постоялый двор?
   — В каком-то смысле да. Я же говорила, что Мазик поселил сюда братца.
   У меня отлегло от сердца. Во всяком случае появилась надежда, что славный парень Владимир не имеет к подвалу никакого отношения и даже не подозревает о его существовании. О краже знать он тоже не мог, поскольку наверняка ограничивается холлом и ванной. В таком случае о краже не знает и Мазик. Что ж, ему это еще предстоит узнать, но не мне его жалеть.
   Я прошла в холл, внутренне отметила, что здесь без изменений и по привычке направилась к зеркалу. Тата с кем-то шепталась по телефону. Мне очень хотелось подслушать, но она попросила:
   — Приготовь коктейль на свой вкус. Шейкер в баре.
   “Нет, милочка, шейкер не в баре, — злорадно подумала я. — Он за креслом. Лежит там, засунутый мною в проказливой пьяности. Вряд ли Владимир нашел его, уж я постаралась.”
   Такие всплески памяти утешили меня, и я довольная полезла за кресло. Власова, не спускавшая с меня глаз, потеряла дар речи. Когда же я достала оттуда шейкер, она близка была к безумию. Даже прервала свой важный разговор.
   — Кто его туда запихнул? — спросила она, прикрывая трубку рукой.
   — Понятия не имею, — ответила я, прекрасно зная кто.
   — А как ты его нашла?
   — Интуитивно.
   Власова была нетрезва, и такой ответ ее устроил. Она вернулась к своему разговору, а я взялась за коктейль, стараясь держаться к ней поближе. К несчастью из ее шипения я не смогла сложить ни одного путного слова, кроме “да” и “нет”, но сами по себе (в отрыве от текста) они не несут информации. Когда же, повинуясь ее знакам, я поднесла бокал с коктейлем, она и вовсе замолчала. Я пробовала в видимой забывчивости остаться рядом, но она воспротивилась, сказала:
   — Дай поговорить.
   Пришлось удалиться на приличное расстояние. Я уселась на диван и предалась воспоминаниям о проведенном здесь времени с Владимиром.
   — Порядок, — вскоре сказала Власова, кладя трубку. — Жить можно.
   Теперь она была значительно веселей. Впрочем, возможно на ее настроение повлиял мой коктейль.
   — У тебя прелестный дом и в непосредственной близости от любимого тобой клуба, — решила я завести светскую беседу. — Просто удивительно, что ты живешь не здесь, а в квартире.
   — Я бы жила, да Мазик против. Может теперь, когда нет его Верки…
   — И не надейся. Теперь он обзаведется новой. Часто ты здесь бываешь?
   — Практически никогда. Говорю же, Мазик запретил мне сюда приезжать, даже ключи отобрал, но я умудрилась сделать дубликат. Зато он почти не бывает в квартире.
   — Значит ночует он здесь?
   — Теперь я думаю, у него много таких домов. А правду я рассчитывала узнать, благодаря тебе, но ты уезжаешь. В этом городе мне не на кого положиться, все опасны, даже Сюрдик.
   Я поблагодарила Власову за доверие, но она моей благодарности не приняла.
   — Не в этом дело. Просто ты поможешь и уедешь в Москву со всеми ростовскими секретами, а местные подруги начнут мною пользоваться, — пояснила она.
   Пришлось хвалить за трезвость мысли. Это было особенно удивительно после моего коктейля: я смешала коньяк, виски и ром.
   “Значит рано приступать к неприличным вопросам о тайниках,” — подумала я, в этом смысле сильно рассчитывая на вторую порцию коктейля.
   Власова от второй порции не отказалась и, наконец-то, начала возвращаться в состояние, так раздражавшее меня в клубе. Теперь же это состояние казалось мне уместным.
   — Таник, — ответила она, на мой вопрос о тайнике. — Моэет и есь кой таник. Мо мадик насё спообен.
   Вариантов было много, конечно, но я это перевела как “может и есть какой тайник, мой Мазик на все способен.”
   Мелькнула шальная мысль: “А что если, пользуясь случаем, бросить пьяную Власову здесь и отправиться на поиски той двери?”
   Так я и поступила. Наболтала новую порцию коктейля и, сунув его в руку Власовой, отправилась на второй этаж. Поскольку свет можно было включать смело, я не стеснялась и с комфортом разгуливала по дому, дивясь глупости Мазика. Ну зачем человеку столько кресел и диванов? Если только он не собирается открывать здесь мебельный магазин.
   Должна сказать, что роскошь в доме была такая, что сажать за решетку можно уже за одну нее. Не может нормальный человек честным путем заработать такую роскошь. Впрочем, с нашими законами, зачастую может, но Ростов не Тюмень, и нефтью здесь пахнет только у бензоколонки.
   Впрочем, я не об этом. Комнату с книжной полкой я узнала и остановилась, соображая как добраться до той двери, которая ведет туннель. Одну за другой я доставала книги и возвращала назад, стена не двигалась. Тогда я достала все книги сразу и тщательно обследовала стенки полки. Никаких кнопок там не было. Провела рукой по той части, где стояли два тома, которые я заталкивала в прошлый раз, и нащупала место, отличающееся от прочей поверхности. В этом месте полировка была податливой и казалась мягкой. Я собралась изо всех сил надавить туда пальцем и…
   — Что ты здесь делаешь? — раздалось у меня за спиной.
   От неожиданности я взвизгнула и отскочила. Как слабы стали мои нервы. Передо мной стояла вполне трезвая Власова и сверлила меня своими бесцветными глазами.
   — Что ты здесь рыскаешь? — прогремела она.
   — Хотела почитать что-нибудь, пока ты спишь, — залепетала я.
   — Не ври, я не спала.
   — Значит мне показалось.
   — Ты бросила меня и пошла наверх. Зачем?
   — В туалет, — поспешно ответила я, радуясь своей находчивости.
   — Откуда ты знаешь, где здесь туалет?
   — Понятия не имела, но подумала, что наверху.
   Власова несколько успокоилась, невидящим взглядом посмотрела на вываленные на пол книги и громко икнула. Я тоже успокоилась, подумала, что она достаточно пьяна, а у страха глаза велики.
   — Надо ехать, — сказала она. — Ты тут прибери, а я позвоню.
   Я выглянула в коридор и удостоверилась, что она действительно ушла. Один вопрос мучил меня, и я хотела его прояснить, быстро нащупала интересующее меня место, нажала…
   Полка медленно поехала от меня вместе со стеной и перед глазами выросла вторая стена, а в ней дверь. Только на этот раз я увидела выключатель. Открыв дверь, я включила свет и с удивлением обнаружила, что туннель и не туннель вовсе, а вполне короткий коридор, заканчивающийся еще одной дверью. Что за ней я знала, поэтому не стала даром терять время, а выключила свет, но дверь в тайник оставила открытой и застыла в ожидании, прислушиваясь нет ли шагов приближающейся Власовой.