Страница:
— Тогда мне никуда лезть нельзя и до самой смерти не сойти с вот этого места, — ответила я.
Катерина и Виктор согласились кивками своих, всклокоченных сном, голов.
— Да, ты, мать, звезд с неба не хватаешь, — поддержала их Иванова.
— Да где же на всех набраться звезд, — неожиданно встал на мою защиту Виктор.
— Точно, точно, — вторила ему Катерина.
— Вы свободны, — отпустила их Иванова и вновь принялась за меня. — Горло не болит? Сухости во рту не ощущаешь?
— А ты? — спросила я, намекая не только на ее длинную речь. — Ты уже битый час находишься в этой комнате и вполне можешь обзавестись всеми теми симптомами, которыми пугала Виктора с Катериной. Что касается меня, чувствую себя великолепно. Если оставишь меня в покое, может даже засну.
— Хорошо, — сказала Иванова, развязывая мешок. — Только померю давление.
Давление у меня было, как у космонавта, естественно до того, как он слетал в космос. Иванова успокоилась, и я легла спать.
Сон опять не шел, на его месте были мысли. Разные. Почему-то вспомнилась Маруся. Интересно, сделала она своему щенку прививку или он сдох раньше. И как там ее любовник? Собрал, наконец, свои чемоданы или продолжает пить кровь Маруси дальше. Тьфу, белиберда какая лезет в голову, будто нет проблем посерьезней. Надо заснуть, а для этого буду считать слонов. Нет, лучше верблюдов. Верблюды помогают.
На тысяча первом верблюде вновь прибежала Иванова с мешком и фонендоскопом.
— Еще жива? — спросила она.
Я заметила, что в ее голосе больше разочарования, чем вопроса.
— Терпеть не могу неопределенности, — пояснила она.
— Тогда задуши меня своими руками.
— Так и сделаю, если твои герани окажутся не ядовитыми.
На этот раз медосмотр прошел без эксцессов. Видимо я уже начала привыкать. Когда удовлетворенная Иванова удалилась, я подтянула один из горшков поближе и чуть ли не носом уткнулась в герань. В таком положении и считала своих верблюдов. Чем больше считала, тем меньше оставалось во мне сна. Зато между верблюдами начали появляться гениальные мысли. Я даже пробовала изобретать вертолет. Во всяком случае придумала новые, более продуктивные лопасти. Ученые прошляпили великолепный вариант: не надо лопасти разделять. Наоборот. Соединить их в единый круг и…
— Ты еще жива? — нарушила творческую мысль Иванова с мешком под мышкой.
— Уже значительно меньше, — обрадовала я ее.
Начался медосмотр.
— Какая-то ты вялая, — заключила Иванова. — Горло не болит? Во рту не сухо?
— И горло болит, и голова. И во рту сухо. И под ложечкой ноет. И бока гудят.
— И давление упало. Хорошо, буду осматривать тебя чаще, — успокоила меня Иванова и удалилась.
Осмотры доконали меня. К утру я была полная развалина. Болело все, кроме сердца. Сердце работало как часы. Иванова торжествовала.
— Ну, что я тебе говорила? Из-за твоих глупостей я не спала всю ночь.
— Думаешь я занималась чем-нибудь другим?
— В общем так, выбрось свои глупые герани, они здесь не при чем.
— А вот это еще не доказано, — воспротивилась я. — Не было чистоты эксперимента. Власову, Фиму и Верочку не тормошили через каждые полтора часа. К тому же значение может иметь и цвет гераней. Не все цвета участвовали в эксперименте.
— Не болтай ерунды. У тети Мары был только красный цвет. Здесь его достаточно.
— Зато совсем нет розового. А Павел нанюхался розовых цветов.
— Павлу ты дала красный и белый, — напомнила Иванова, — но он попал под самосвал.
— Потому и попал, что был не в себе. Герани находились в непосредственной близости от его лица.
— Это все чушь! У Верочки и Власовой был полный комплект цветов, а твой нос всю ночь был погружен в красную герань. Все! О геранях больше слушать не желаю и тетушкам их не везу.
— Как хочешь, а я посплю еще с ними несколько ночей.
— Если верить тебе, всем хватило одной ночи, чтобы превратиться в покойников.
— Может я здоровьем сильней.
— В любом случае я за тебя спокойна, — заявила Иванова и, прихватив мешок, вышла из комнаты.
За окна брезжил рассвет.
Когда проснулась, в доме было пусто. В столовой записка гласила: “Все ушли на похороны.” Это меня вполне устраивало. Вытащив из багажника “Хонды” свитер, джинсы и нижнее белье, я занялась стиркой. Боже, сколько было грязи. Возьмись я стирать ту пахоту (имею ввиду поле), клянусь, вода была бы чище.
Настиравшись, позавтракала или, если судить по времени, пообедала, прихватила вещички, заимствованные у Владимира, и отправилась в Ростов. В кармане моей куртки лежали ключи от дачи Власовой. Они жгли огнем нетерпения.
План мой был прост. Подкатываю к даче и стучу в дверь. Если Владимир откроет, здороваюсь и возвращаю вещи, по ходу узнаю чем занят его день. Если не откроет, значит можно входить и прямиком в ванную. На случай внезапного возвращения хозяина придумала я и пути отступления. На первом этаже из холла одно окно выходит в сторону клуба, туда, где должен бы быть сад, да торчат лишь прошлогодние колючки. Не знаю, почему Павел не воспользовался этим окном. Видимо помешало мое присутствие. Очутись я на улице, кто мог поручиться за меня?
Но мне-то ничто не мешает воспользоваться этим вариантом. Пока Владимир будет открывать дверь, я махну в окно и огородами вернусь к “Хонде”, мол приехала, никого нет, пошла погулять. И снова в дом, а там уж видно будет.
С такими мыслями я подъехала к даче, вышла из машины, прошла по дорожке, поднялась на крылечко и постучала. Мне никто не ответил. Я постучала еще, более настойчиво. Результат тот же. Другого я и не ожидала. Владимир приехал в Ростов по делам, так что же сидеть на даче.
Оглянувшись по сторонам и не заметив на улице никакого движения, я быстро открыла дверь и решительно вошла в холл. Должна сказать, он мне стал как родной. В собственную квартиру я вхожу с той же уверенностью и так же знаю где что лежит.
Чтобы не наследить, я сняла туфли и понесла их наверх в руках. С трепетом в сердце поднялась по ступеням, вошла в ванную и сразу же приступила к поискам. Перерыла все, начиная с бельевых шкафов и заканчивая туалетным столиком. Там я потрогала каждую баночку, каждую бутылочку, нажала на каждую пробочку… Зеркало не двигалось с места.
В отчаянии я уже собралась схватить предмет покрепче и попытаться грубо взломать тайник, но спас случай. Что-то вдруг стукнулось об пол и покатилось под раковину. Заинтригованная, я тоже полезла туда и обнаружила: это что-то закатилось во впадину слива и упало за фильтрующую решетку трапа. Ни секунды не раздумывая, я сняла решетку и…
Под раковиной лежала пуговица от моей куртки, зато какой сюрприз ждал меня над раковиной. Зеркало бесшумно отошло от стены вместе с кафелем, и моему взору открылся сейф. Сейф открылся только моему взору, сам-то он был закрыт, однако трудилась я не зря. Рядом с сейфом висела внушительная связка ключей. Схватив их, я попыталась закрыть кафельную дверь, но не тут-то было. Ее можно было только сломать. Однако, жизнь меня кое-чему научила. Я снова полезла под раковину и вернула на место решетку-фильтр. Дверца бесшумно вернулась в исходное положение.
Чертовы буржуи! Чего только не придумают, чтобы не расставаться со своими денежками.
Охваченная новым желанием, понеслась я по комнатам, примеряя имеющиеся у меня ключи ко всем имеющимся в доме замкам. Результат был нулевой. Ни один ключ не подошел ни к одному замку. Зачем же тогда хранить эту связку в этом доме?
Разум подсказывал: есть на это причины. Значит замки под эти ключи находятся там, в подвале. Мне хотелось тут же отправиться в подвал, но было опасно. Во-первых, я не знала планов Владимира. Он мог заявиться в любой момент: вдруг забыл что-нибудь, да мало ли причин. Вряд ли из подвала я услышу шум его “Мерседеса”. Во-вторых, в подвале и днем, и ночью может работать народ. Страшно хочется знать, чем они там занимаются, но рисковать рано: маловато информации.
Пришлось закрыть дом и вернуться в “Хонду”. Да и дело уже шло к вечеру. Мог приехать Владимир, но, учитывая смерть Власовой — его близкой родственницы — мог и не приехать. Наведаться второй раз я решила утром следующего дня, а пока поспешила к Моргунам, от которых осталась одна Зинаида. Нужно было забрать Иванову и проводить ее в Москву.
Глава 24
У Моргунов меня ждал сюрприз.
— Людмила Петровна уехала за вещами на дачу, — сообщила Зинаида, скорбно поджав губы.
Я помчалась на дачу. Зареванная Катерина уже была дома и обсуждала с изрядно захмелевшим Виктором перипетии прошедшего дня. Когда я ворвалась на кухню, она испуганно всплеснула руками.
— Где Иванова? — спросила я.
— Уехала.
— Как уехала? На чем?
— А сосед Серега только что ее повез. Опаздывала она уже, вот и поехала с ним.
— Сильно материла меня?
Виктор и Катерина закивали головами, причем Катерина, закатывая глаза. Впрочем, глупые у меня вопросы. Чтобы Иванова и не материла. Разве пропустит она такой подходящий момент.
Я выскочила из дома, прыгнула в “Хонду” и помчалась на железнодорожный вокзал. Успела лишь глянуть вслед уходящему поезду. Постояла на перроне, погрустила и собралась плестись назад, и в этот миг услышала незнакомый голос.
— Софья Адамовна! Софья Адамовна!
Оглянулась. За моей спиной с ноги на ногу переминался невысокий мужчина неопределенного возраста. По его внешности без труда можно было определить, что он человек не интеллектуального труда.
— Вы Сергей? — догадалась я.
— Правильно, — со смущенной улыбкой признался он. — Уехала Людмила Петровна. Уехала в Москву. А вы не успели?
Было не ясно, что он имеет ввиду: мой отъезд или ее проводы.
— Не успела, — согласилась я. — А откуда вы меня знаете? Людмила рассказывала?
В его смущении появилось лукавство.
— И Людмила Петровна рассказывала, и книжки ваши читал, и доставлял вас к Катерине однажды.
— Что вы имеете ввиду? — удивилась я, напрягая память.
Видимо это сильно отразилось на моем лице, потому что Сергей сказал:
— Не мучайтесь, не вспомните. Вы были немножко не в себе.
Я начала кое-что соображать, поэтому спросила:
— Пьяна что ли?
— Ну,.. и так можно сказать, — деликатно подтвердил Сергей.
Мне сразу же расхотелось разговаривать. Стыд и срам. Подлая Иванова обманула. Не ездила она за мной на попутке. Потащила этого Сергея, моего читателя. Ну правильно, он рядом, проще же дойти до соседнего дома, чем волочиться ночью на трассу и ловить фиг знает кого. О моей репутации она не подумала, зато попыталась скрыть свою халатность, но не тут-то было. Все вылезло наружу. Приеду в Москву, даже не знаю что сделаю с этой бессовестной. Раз в жизни я напилась, а она уже собрала толпу свидетелей. Этот Сергей теперь будет рассказывать обо мне черт знает что, а я невинна, как агнец божий.
— Простите, очень спешу, — сказала я и бегом с перрона.
— Понятное дело, до свидания, — крикнул мне вслед Сергей.
“Какое “до свидания”, — с ужасом подумала я, — “прощай”. И “прощай” любому, кто видел меня в таком свинском состоянии. И Владимиру бы “прощай”, когда бы не стечение обстоятельств.”
Передумав все свои мысли, несмотря на очень позднее время, я отправилась к Масючке и разбудила ее под предлогом, что хочу отдать деньги за проданные цветы. По опыту знаю: деньгам люди рады в любое время суток. Так и вышло, узнав с чем я пришла, Масючка мигом проснулась и организовала мне теплый прием. Пользуясь этим, я высыпала свои вопросы: откуда герани? Как называется фирма? Кто надоумил ее заняться этим бизнесом?
Ответы были заурядны, без намека на криминал. Покидала я Масючку с твердым решением заняться этой фирмой завтра же, если, конечно, проснусь.
Когда вернулась на дачу, в супружеской спальне уже не было света. Я не стала тревожить Виктора и Катерину. Рискнула лечь среди гераней без всякой подстраховки, полагаясь исключительно на свое крепкое здоровье. Однако, среди ночи в моей комнате раздался звонкий голос Катерины:
— Соня, ты жива?
— Еле-еле, — ответила я, переворачиваясь на другой бок. — Спасибо за заботу.
Забота повторилась через несколько часов. И так до утра, которое я встретила в добром здравии и даже без головной боли.
“Все же проняла Иванову, — с гордостью подумала я, проснувшись от игривого луча солнца. — Как настропалила она Катерину: точнехонько бегала ко мне, как часы. Вот Иванова! А кричала: “Не верю! Не верю.” Поверила значит, поверила.”
Иванова-то поверила, да я была жива, вот что печально. Значит глупая моя версия про герани, и на фирму ту ехать не стоит. Куда ехать? Курам насмех? Нет, Иванова права, герани здесь не при чем.
И все же это было не так. Герани сыграли в этой истории очень важную роль. В тот момент я чувствовала их причастность, но в чем она объяснить не могла. Мысли блуждали уже в другом направлении.
“Умерла толпа народу. И все от остановки сердца. И двери… Стоп. Что объединяет трупы? Кровати и двери. Исключая Павла.”
Я спустилась в столовую и подробно расспросила Катерину о прошедших похоронах. Ничего полезного из ее разговора не вынесла.
Из ванной вышел Виктор и внес более ценные дополнения. Оказывается Павел угодил под самосвал прямо напротив районного отделения милиции, в непосредственной близости от памятника Пушкину.
“После разговора с Владимиром сразу заеду туда, — решила я. — Может найду свидетелей.”
— А цветы? — спросила я.
— Что “цветы”? — не понял Виктор. — Какие там цветы! — махнул он рукой.
— Не до цветов нам, — вздыхая, сказала Катерина. — Оказалось, Павка морочил нам головы. Не учился нигде. Врал. До сих пор в голове не укладывается. Куда же он каждый день ходил? Как не позвоню ему — в институте. Такой был хороший мальчик, и вот, пожалуйста, улица засосала.
— А все ваши бабьи слюни, — сплюнул Виктор. — Говорил я вам. Не захотел жить с тетей Марой, — на здоровье. Ушел на квартиру, — извольте. Слушали бы меня, был бы парень жив.
Он сказал это так уверенно, словно знал рецепт того, как умереть в собственной постели. Стоп. Интересная мысль. Надо мне потом ее додумать.
Завтрак получился у Катерины так себе. Видно смерть Павла действительно подкосила ее, раз даже на кулинарных способностях отразилось.
Я поспешила в Ростов, поскольку уже нависла опасность не застать Владимира.
К счастью, увидеться нам удалось, а вот поговорить толком не успели. Он садился в “Мерседес”, когда я подъехала.
— Софья, ты?! — обрадовался он и тут же загрустил. — К сожалению спешу. Умерла моя родственница, жена брата. Он был в отъезде, еду его встречать.
— Я привезла вещи…
Он не дал мне договорить, жестом показывая, что не хочет об этом и слышать.
— Нет, вещи не возьму, иначе ты про меня забудешь. Вернешь в другой раз.
— Когда же?
Он задумался.
— Сегодня будут похороны… Вечером вернусь поздно… А может и вовсе не вернусь. У брата горе, не оставлять же его одного. Приезжай завтра утром.
Такое приглашение показалось мне странным.
— Почему утром? Почему не после обеда?
— После обеда у меня важная встреча. Я ждал ее неделю, даже больше. Из-за нее и приехал в Ростов. Ты не обиделась?
Тревога в его глазах была мне приятна.
— Нет, нисколько. Утром, так утром.
И мы расстались. Он поехал своей обычной дорогой. Я за ним. У клуба затормозила, хотела зайти, но охранник меня остановил.
— Простите, сегодня клуб не работает.
— Почему? — удивилась я. — Выходной был вчера, в понедельник.
— Спецзаказ.
Я, невзирая на его протесты, заглянула внутрь и заметила траурные ленты.
“Все ясно. Смерть Власовой — событие для Ростова. Не удивлюсь, если будет устроено прощание с ее телом в местной филармонии. Или в другом центре культуры. На поминки же, это очевидно, все съедутся сюда, в клуб “Три кота”. Интересно, мальчики из стриптиза тоже будут? ”
Я отправилась к памятнику Пушкину.
Без труда разыскала отделение милиции. Напротив, чуть правее к памятнику, расположился магазин, в котором Иванова крыла матом очередь. В двух шагах от магазина был газетный ларек. Я купила журнал, завязала разговор с продавщицей, смазливой девицей. Павел был видным парнем, девица вполне могла его заметить.
— В тот день была не моя смена, — разочаровала она меня. — Спросите рядом, на лотке.
Рядом на лотке продавали лекарства. За неимением покупателя, продавщица пялилась на прохожих.
“Это то, что мне нужно,” — подумала я и устремилась к ней.
— Видела, как же, видела, — взахлеб бросилась рассказывать она. — Парень шел, симпатичный такой. Я обратила на него внимание.
— А цветы? — спросила я. — Он нес цветы?
— Нес, нес, герани, красную и белую. Я потому на него и засмотрелась.
— У него обе руки были заняты?
— Нет, одна. В одной руке цветы, а другую он держал в кармане джинсов.
— Вам не показалось, что ему дурно, что у него кружится голова?
Продавщица задумалась.
— Да нет, он был в хорошем настроении, улыбался каким-то своим мыслям. Нет, ему не было дурно, нет, улыбался он, улыбался.
— И что же произошло потом? — в нетерпении спросила я.
— Потом он остановился, вон там, чуть левее и собрался переходить улицу. Стоял, ждал. В это время ко мне подошел покупатель, и я отвлеклась. Вдруг слышу визг тормозов, шум…
— Значит вы не видели как это случилось?
— Нет, у меня был покупатель. А когда я услышала шум, все побежали туда. Я не могла отойти. У меня лоток. Толпа закрыла дорогу. Мне ничего не было видно. Я уже посмотрела потом.
— Милиция рядом, — показала я в сторону отделения. — Среагировали быстро?
— Да, быстро. Водитель вышел, его тут же задержали. Нашлись свидетели. Меня тоже спрашивали. Я сказала, что ничего не видела.
Свидетели меня не интересовали. Их показания осветил Виктор.
— Вы видели труп? Как он лежал? — спросила я.
— Видела издали. Его быстро забрали. Когда толпа разошлась, на асфальте осталась кровь и разбитые горшки.
— А цветы?
— Их не было видно, смешались с землей.
— Все ясно… Смешались с землей…
Я глянула на часы. “Владимир наверняка уже встретил Мазика, то бишь Максима, и теперь до утра не вернется на дачу.”
В этом я была уверена. Из рассказов покойной Власовой можно было составить мнение об отношениях братьев: теплые, едва ли ни нежные. Мазик, даже если не любил жену, будет убит и растерян. Мужчины народ чувствительный, жалостливый к себе. Значит Владимир после похорон не поедет на дачу. Он будет сочувствовать старшему брату всей душой и до утра успокаивать его за бутылочкой Гордона.
Следовательно дача в моем распоряжении до утра. И проблема у меня одна: куда деть “Хонду”? Вернуть ее Катерине и поехать на такси? Нет, воспользоваться услугами Сергея.
Я отправилась к Катерине, предупредила ее, что вернусь поздно, но “Хонду” оставляю. Она не возражала и заметно повеселела. Дождавшись сумерок, расспросила Катерину как найти соседа Сергея и отправилась к нему.
Он жил один. Сидел за столом, ел бутерброд, пил чай и читал мою книгу. Я и раньше не сомневалась в нем, а теперь и вовсе стало ясно: можно обращаться с любым вопросом. Не хотелось злоупотреблять, и я решила хорошо заплатить за услугу.
— Автомобиль Катерины поломался, а мне нужно в город, — сообщила я с грустью в глазах.
Сергей встрепенулся.
— Могу починить.
— Нет, спасибо. Помощь нужна, но другого характера. Не могли бы вы меня отвезти в город на своей машине?
Он бросил бутерброд и вскочил с места, выражая готовность ехать сейчас же. Это меня растрогало. Бывают же такие милые мужчины. Вот за каких надо замуж выходить. Тем не менее, он холост. Это тоже кое о чем говорит.
Я не изверг, и позволила ему доесть бутерброд. После этого мы поехали в Ростов. В пути по ходу беседы я старательно выпытывала что произошло в тот вечер, когда он пьяную меня вез на дачу к Катерине. Это было непросто, Сергей отличался удивительной неразговорчивостью, но все же выяснилась потрясающая вещь: он забирал меня не у кафе “Загородное”, а прямо с дачи Власовой.
Произошло вот что. Я позвонила Ивановой, сказала, что я пьяна, попросила забрать меня и подробно рассказала куда ехать. Видимо мне объяснил Владимир, потому что сама-то я знать этого никак не могла. Иванова не побежала ловить попутку, она побежала к Сергею. Он привез ее на дачу, сам постучал в дверь и с помощью Владимира транспортировал меня в “Хонду”. Иванова все это время пряталась в его машине.
Вещь понятная, ей было стыдно за меня. Окажись я на ее месте, вела бы себя так же и тоже не слишком стремилась бы к общению с тем, с кем напилась Иванова, но зачем ей понадобилось придумывать кафе “Загородное”? Неужели из бабской зависти? Такого за ней раньше не водилось. Может Сергей чего-то не договаривает? Того, что знает Иванова и чем боится расстроить меня.
Честно сказать, ехала я на опасное дело, поэтому отложила все мелкие проблемы на более подходящее время. Тем более, что мы уже подъезжали к клубу.
Количество дорогих автомобилей говорило о том, что поминки в разгаре. На стоянке не было свободного места; “БМВ”, “Форды”, “Порше”, “Тойоты” и “Мерседесы” стояли везде, где это не запрещали правила дорожного движения.
Я попросила Сергея остановить машину у поворота на дачную улицу, решив дальше идти пешком. Там мы простились. Предварительно я взяла с него слово, держать наше путешествие в тайне. Он удивился, но слово дал. Те мучения, с которыми я получала у него предыдущую информацию, вселяли надежду, что слово он сдержит.
Глава 25
Я вошла в холл. Там было темно, но долго так продолжаться не могло. Я тоже любила Власову и собиралась ее помянуть. Я любила ее не как подругу, а как часть своего детства, как добрую память, как шаги в прошлое…
В общем, как бы там ни было, Власову я любила, хоть и не была с ней близка. Но здесь уже была только моя вина. Она всегда тянулась ко мне, а меня отпугивала ее коса. У Нелли тоже была коса. Это не мешало нашей дружбе, но коса Власовой это не та коса, что у Нелли. Это символ направления, взятого в жизни. Символ, который ни понять ни разгадать я не могла. В детском возрасте неизвестность пугает значительно меньше, чем в зрелом, но меня пугала.
И все же, несмотря на косу, Власову я любила. Я любила всех, кто поклонялся моей бабуле. Мы вполне могли бы дружить. “Эх, если бы не коса,” — думала я порой. Прошло много лет, Власова предала свою косу, и это отпугнуло меня окончательно. Она тянулась ко мне, а я ничем не могла ответить. Власова ушла, оставив мне чувство вины.
С этим чувством я и собиралась ее помянуть. Плотно задернула в холле шторы, включила свет, полезла в бар и… ахнула. Там стояли в ряд десять бутылок орехового ликера. Это было приятно и досадно. Приятно потому, что Владимир ко мне не безразличен, раз так основательно подготовился к нашей встрече, но какое же впечатление произвела я на него? Десять бутылок! Когда мне не осилить и одной.
“Что ж, делать нечего, придется пить, такой аванс доверия кого хочешь собьет с истинного пути,” — подумала я, откупоривая одну из бутылок.
Я искренне надеялась, что вернувшись с похорон Владимир не бросится пересчитывать в баре бутылки и пила если не с чистой совестью, то во всяком случае со спокойной. Тем более, что кроме Власовой у меня была и другая причина. Не могу сказать, что смелость мое отличительное качество, а ведь мне предстояло лезть в подвал, и черт знает какие ужасы меня там ожидают. Несколько глотков для храбрости в таком случае никогда не помешают.
Скромно сидя на краешке кресла у раскрытого бара, я сделала эти несколько глотков, пожелала Власовой и земли пухом, и загробной жизни в раю и благополучной встречи с Господом… Потом вспомнила Верочку и пожелала того же ей. Раз Верочку, так уж и ее отца, Моргуна Ефим Борисыча, тем более, что он человек не чужой, раз любовник Ивановой.
К концу второй бутылки тетя Мара показалась мне ничем не хуже помянутых, и я помянула ее. Как тут было не помянуть ее сына Павла, хоть и вор он.
Я уже давно не сидела на краешке кресла у бара, а перешла на диван и расположилась там со всем комфортом, откинувшись на подушки и развесив ноги по высокой спинке. Уж не знаю, чем закончились бы эти поминки, и сколько бутылок осталось бы в баре, если бы не зазвонил телефон.
Это отрезвило меня. Трубку поднимать я не стала, но другими глазами взглянула на холл. Боже! Какой здесь беспорядок! Кто разбросал по углам подушки? А вазу? Вазу опрокинул кто? И кто включил на шальную громкость магнитофон? Фу! И что он вопит?
“Если, если, если надое-ло, двигай, двигай, двигай, двигай те-ло.”
И видимо я следовала этому дурацкому совету, прежде чем завалиться на диван, да еще как следовала! “Хорошо что весна, не дачный сезон и поблизости нет ни души, — порадовалась я. — Если только эти вопли не долетели до клуба. Будем надеяться, что не долетели, иначе страшно подумать, что сейчас будет.”
Сделав над собой усилие, я встала с дивана и неровной поступью пошла по холлу, подбирая подушки и укладывая их на место. Когда относительный порядок был наведен, я открыла окно, выходящее в подразумеваемый сад, и выбросила в него пустые бутылки. После этого собралась с духом и отправилась на дело.
Катерина и Виктор согласились кивками своих, всклокоченных сном, голов.
— Да, ты, мать, звезд с неба не хватаешь, — поддержала их Иванова.
— Да где же на всех набраться звезд, — неожиданно встал на мою защиту Виктор.
— Точно, точно, — вторила ему Катерина.
— Вы свободны, — отпустила их Иванова и вновь принялась за меня. — Горло не болит? Сухости во рту не ощущаешь?
— А ты? — спросила я, намекая не только на ее длинную речь. — Ты уже битый час находишься в этой комнате и вполне можешь обзавестись всеми теми симптомами, которыми пугала Виктора с Катериной. Что касается меня, чувствую себя великолепно. Если оставишь меня в покое, может даже засну.
— Хорошо, — сказала Иванова, развязывая мешок. — Только померю давление.
Давление у меня было, как у космонавта, естественно до того, как он слетал в космос. Иванова успокоилась, и я легла спать.
Сон опять не шел, на его месте были мысли. Разные. Почему-то вспомнилась Маруся. Интересно, сделала она своему щенку прививку или он сдох раньше. И как там ее любовник? Собрал, наконец, свои чемоданы или продолжает пить кровь Маруси дальше. Тьфу, белиберда какая лезет в голову, будто нет проблем посерьезней. Надо заснуть, а для этого буду считать слонов. Нет, лучше верблюдов. Верблюды помогают.
На тысяча первом верблюде вновь прибежала Иванова с мешком и фонендоскопом.
— Еще жива? — спросила она.
Я заметила, что в ее голосе больше разочарования, чем вопроса.
— Терпеть не могу неопределенности, — пояснила она.
— Тогда задуши меня своими руками.
— Так и сделаю, если твои герани окажутся не ядовитыми.
На этот раз медосмотр прошел без эксцессов. Видимо я уже начала привыкать. Когда удовлетворенная Иванова удалилась, я подтянула один из горшков поближе и чуть ли не носом уткнулась в герань. В таком положении и считала своих верблюдов. Чем больше считала, тем меньше оставалось во мне сна. Зато между верблюдами начали появляться гениальные мысли. Я даже пробовала изобретать вертолет. Во всяком случае придумала новые, более продуктивные лопасти. Ученые прошляпили великолепный вариант: не надо лопасти разделять. Наоборот. Соединить их в единый круг и…
— Ты еще жива? — нарушила творческую мысль Иванова с мешком под мышкой.
— Уже значительно меньше, — обрадовала я ее.
Начался медосмотр.
— Какая-то ты вялая, — заключила Иванова. — Горло не болит? Во рту не сухо?
— И горло болит, и голова. И во рту сухо. И под ложечкой ноет. И бока гудят.
— И давление упало. Хорошо, буду осматривать тебя чаще, — успокоила меня Иванова и удалилась.
Осмотры доконали меня. К утру я была полная развалина. Болело все, кроме сердца. Сердце работало как часы. Иванова торжествовала.
— Ну, что я тебе говорила? Из-за твоих глупостей я не спала всю ночь.
— Думаешь я занималась чем-нибудь другим?
— В общем так, выбрось свои глупые герани, они здесь не при чем.
— А вот это еще не доказано, — воспротивилась я. — Не было чистоты эксперимента. Власову, Фиму и Верочку не тормошили через каждые полтора часа. К тому же значение может иметь и цвет гераней. Не все цвета участвовали в эксперименте.
— Не болтай ерунды. У тети Мары был только красный цвет. Здесь его достаточно.
— Зато совсем нет розового. А Павел нанюхался розовых цветов.
— Павлу ты дала красный и белый, — напомнила Иванова, — но он попал под самосвал.
— Потому и попал, что был не в себе. Герани находились в непосредственной близости от его лица.
— Это все чушь! У Верочки и Власовой был полный комплект цветов, а твой нос всю ночь был погружен в красную герань. Все! О геранях больше слушать не желаю и тетушкам их не везу.
— Как хочешь, а я посплю еще с ними несколько ночей.
— Если верить тебе, всем хватило одной ночи, чтобы превратиться в покойников.
— Может я здоровьем сильней.
— В любом случае я за тебя спокойна, — заявила Иванова и, прихватив мешок, вышла из комнаты.
За окна брезжил рассвет.
* * *
Иванова принесла мне утренний кофе, отматюкала, не скупясь, и отправилась хоронить Фиму. Я же, напившись кофею, наконец заснула.Когда проснулась, в доме было пусто. В столовой записка гласила: “Все ушли на похороны.” Это меня вполне устраивало. Вытащив из багажника “Хонды” свитер, джинсы и нижнее белье, я занялась стиркой. Боже, сколько было грязи. Возьмись я стирать ту пахоту (имею ввиду поле), клянусь, вода была бы чище.
Настиравшись, позавтракала или, если судить по времени, пообедала, прихватила вещички, заимствованные у Владимира, и отправилась в Ростов. В кармане моей куртки лежали ключи от дачи Власовой. Они жгли огнем нетерпения.
План мой был прост. Подкатываю к даче и стучу в дверь. Если Владимир откроет, здороваюсь и возвращаю вещи, по ходу узнаю чем занят его день. Если не откроет, значит можно входить и прямиком в ванную. На случай внезапного возвращения хозяина придумала я и пути отступления. На первом этаже из холла одно окно выходит в сторону клуба, туда, где должен бы быть сад, да торчат лишь прошлогодние колючки. Не знаю, почему Павел не воспользовался этим окном. Видимо помешало мое присутствие. Очутись я на улице, кто мог поручиться за меня?
Но мне-то ничто не мешает воспользоваться этим вариантом. Пока Владимир будет открывать дверь, я махну в окно и огородами вернусь к “Хонде”, мол приехала, никого нет, пошла погулять. И снова в дом, а там уж видно будет.
С такими мыслями я подъехала к даче, вышла из машины, прошла по дорожке, поднялась на крылечко и постучала. Мне никто не ответил. Я постучала еще, более настойчиво. Результат тот же. Другого я и не ожидала. Владимир приехал в Ростов по делам, так что же сидеть на даче.
Оглянувшись по сторонам и не заметив на улице никакого движения, я быстро открыла дверь и решительно вошла в холл. Должна сказать, он мне стал как родной. В собственную квартиру я вхожу с той же уверенностью и так же знаю где что лежит.
Чтобы не наследить, я сняла туфли и понесла их наверх в руках. С трепетом в сердце поднялась по ступеням, вошла в ванную и сразу же приступила к поискам. Перерыла все, начиная с бельевых шкафов и заканчивая туалетным столиком. Там я потрогала каждую баночку, каждую бутылочку, нажала на каждую пробочку… Зеркало не двигалось с места.
В отчаянии я уже собралась схватить предмет покрепче и попытаться грубо взломать тайник, но спас случай. Что-то вдруг стукнулось об пол и покатилось под раковину. Заинтригованная, я тоже полезла туда и обнаружила: это что-то закатилось во впадину слива и упало за фильтрующую решетку трапа. Ни секунды не раздумывая, я сняла решетку и…
Под раковиной лежала пуговица от моей куртки, зато какой сюрприз ждал меня над раковиной. Зеркало бесшумно отошло от стены вместе с кафелем, и моему взору открылся сейф. Сейф открылся только моему взору, сам-то он был закрыт, однако трудилась я не зря. Рядом с сейфом висела внушительная связка ключей. Схватив их, я попыталась закрыть кафельную дверь, но не тут-то было. Ее можно было только сломать. Однако, жизнь меня кое-чему научила. Я снова полезла под раковину и вернула на место решетку-фильтр. Дверца бесшумно вернулась в исходное положение.
Чертовы буржуи! Чего только не придумают, чтобы не расставаться со своими денежками.
Охваченная новым желанием, понеслась я по комнатам, примеряя имеющиеся у меня ключи ко всем имеющимся в доме замкам. Результат был нулевой. Ни один ключ не подошел ни к одному замку. Зачем же тогда хранить эту связку в этом доме?
Разум подсказывал: есть на это причины. Значит замки под эти ключи находятся там, в подвале. Мне хотелось тут же отправиться в подвал, но было опасно. Во-первых, я не знала планов Владимира. Он мог заявиться в любой момент: вдруг забыл что-нибудь, да мало ли причин. Вряд ли из подвала я услышу шум его “Мерседеса”. Во-вторых, в подвале и днем, и ночью может работать народ. Страшно хочется знать, чем они там занимаются, но рисковать рано: маловато информации.
Пришлось закрыть дом и вернуться в “Хонду”. Да и дело уже шло к вечеру. Мог приехать Владимир, но, учитывая смерть Власовой — его близкой родственницы — мог и не приехать. Наведаться второй раз я решила утром следующего дня, а пока поспешила к Моргунам, от которых осталась одна Зинаида. Нужно было забрать Иванову и проводить ее в Москву.
Глава 24
У Моргунов меня ждал сюрприз.
— Людмила Петровна уехала за вещами на дачу, — сообщила Зинаида, скорбно поджав губы.
Я помчалась на дачу. Зареванная Катерина уже была дома и обсуждала с изрядно захмелевшим Виктором перипетии прошедшего дня. Когда я ворвалась на кухню, она испуганно всплеснула руками.
— Где Иванова? — спросила я.
— Уехала.
— Как уехала? На чем?
— А сосед Серега только что ее повез. Опаздывала она уже, вот и поехала с ним.
— Сильно материла меня?
Виктор и Катерина закивали головами, причем Катерина, закатывая глаза. Впрочем, глупые у меня вопросы. Чтобы Иванова и не материла. Разве пропустит она такой подходящий момент.
Я выскочила из дома, прыгнула в “Хонду” и помчалась на железнодорожный вокзал. Успела лишь глянуть вслед уходящему поезду. Постояла на перроне, погрустила и собралась плестись назад, и в этот миг услышала незнакомый голос.
— Софья Адамовна! Софья Адамовна!
Оглянулась. За моей спиной с ноги на ногу переминался невысокий мужчина неопределенного возраста. По его внешности без труда можно было определить, что он человек не интеллектуального труда.
— Вы Сергей? — догадалась я.
— Правильно, — со смущенной улыбкой признался он. — Уехала Людмила Петровна. Уехала в Москву. А вы не успели?
Было не ясно, что он имеет ввиду: мой отъезд или ее проводы.
— Не успела, — согласилась я. — А откуда вы меня знаете? Людмила рассказывала?
В его смущении появилось лукавство.
— И Людмила Петровна рассказывала, и книжки ваши читал, и доставлял вас к Катерине однажды.
— Что вы имеете ввиду? — удивилась я, напрягая память.
Видимо это сильно отразилось на моем лице, потому что Сергей сказал:
— Не мучайтесь, не вспомните. Вы были немножко не в себе.
Я начала кое-что соображать, поэтому спросила:
— Пьяна что ли?
— Ну,.. и так можно сказать, — деликатно подтвердил Сергей.
Мне сразу же расхотелось разговаривать. Стыд и срам. Подлая Иванова обманула. Не ездила она за мной на попутке. Потащила этого Сергея, моего читателя. Ну правильно, он рядом, проще же дойти до соседнего дома, чем волочиться ночью на трассу и ловить фиг знает кого. О моей репутации она не подумала, зато попыталась скрыть свою халатность, но не тут-то было. Все вылезло наружу. Приеду в Москву, даже не знаю что сделаю с этой бессовестной. Раз в жизни я напилась, а она уже собрала толпу свидетелей. Этот Сергей теперь будет рассказывать обо мне черт знает что, а я невинна, как агнец божий.
— Простите, очень спешу, — сказала я и бегом с перрона.
— Понятное дело, до свидания, — крикнул мне вслед Сергей.
“Какое “до свидания”, — с ужасом подумала я, — “прощай”. И “прощай” любому, кто видел меня в таком свинском состоянии. И Владимиру бы “прощай”, когда бы не стечение обстоятельств.”
* * *
Вернувшись на дачу, сжевала без аппетита ужин и отправилась в свою комнату. Мыслей было столько, что даже не хотелось тратить время на разговоры с Катериной, хотя и похороны Павла интересовали меня чрезвычайно.Передумав все свои мысли, несмотря на очень позднее время, я отправилась к Масючке и разбудила ее под предлогом, что хочу отдать деньги за проданные цветы. По опыту знаю: деньгам люди рады в любое время суток. Так и вышло, узнав с чем я пришла, Масючка мигом проснулась и организовала мне теплый прием. Пользуясь этим, я высыпала свои вопросы: откуда герани? Как называется фирма? Кто надоумил ее заняться этим бизнесом?
Ответы были заурядны, без намека на криминал. Покидала я Масючку с твердым решением заняться этой фирмой завтра же, если, конечно, проснусь.
Когда вернулась на дачу, в супружеской спальне уже не было света. Я не стала тревожить Виктора и Катерину. Рискнула лечь среди гераней без всякой подстраховки, полагаясь исключительно на свое крепкое здоровье. Однако, среди ночи в моей комнате раздался звонкий голос Катерины:
— Соня, ты жива?
— Еле-еле, — ответила я, переворачиваясь на другой бок. — Спасибо за заботу.
Забота повторилась через несколько часов. И так до утра, которое я встретила в добром здравии и даже без головной боли.
“Все же проняла Иванову, — с гордостью подумала я, проснувшись от игривого луча солнца. — Как настропалила она Катерину: точнехонько бегала ко мне, как часы. Вот Иванова! А кричала: “Не верю! Не верю.” Поверила значит, поверила.”
Иванова-то поверила, да я была жива, вот что печально. Значит глупая моя версия про герани, и на фирму ту ехать не стоит. Куда ехать? Курам насмех? Нет, Иванова права, герани здесь не при чем.
И все же это было не так. Герани сыграли в этой истории очень важную роль. В тот момент я чувствовала их причастность, но в чем она объяснить не могла. Мысли блуждали уже в другом направлении.
“Умерла толпа народу. И все от остановки сердца. И двери… Стоп. Что объединяет трупы? Кровати и двери. Исключая Павла.”
Я спустилась в столовую и подробно расспросила Катерину о прошедших похоронах. Ничего полезного из ее разговора не вынесла.
Из ванной вышел Виктор и внес более ценные дополнения. Оказывается Павел угодил под самосвал прямо напротив районного отделения милиции, в непосредственной близости от памятника Пушкину.
“После разговора с Владимиром сразу заеду туда, — решила я. — Может найду свидетелей.”
— А цветы? — спросила я.
— Что “цветы”? — не понял Виктор. — Какие там цветы! — махнул он рукой.
— Не до цветов нам, — вздыхая, сказала Катерина. — Оказалось, Павка морочил нам головы. Не учился нигде. Врал. До сих пор в голове не укладывается. Куда же он каждый день ходил? Как не позвоню ему — в институте. Такой был хороший мальчик, и вот, пожалуйста, улица засосала.
— А все ваши бабьи слюни, — сплюнул Виктор. — Говорил я вам. Не захотел жить с тетей Марой, — на здоровье. Ушел на квартиру, — извольте. Слушали бы меня, был бы парень жив.
Он сказал это так уверенно, словно знал рецепт того, как умереть в собственной постели. Стоп. Интересная мысль. Надо мне потом ее додумать.
Завтрак получился у Катерины так себе. Видно смерть Павла действительно подкосила ее, раз даже на кулинарных способностях отразилось.
Я поспешила в Ростов, поскольку уже нависла опасность не застать Владимира.
К счастью, увидеться нам удалось, а вот поговорить толком не успели. Он садился в “Мерседес”, когда я подъехала.
— Софья, ты?! — обрадовался он и тут же загрустил. — К сожалению спешу. Умерла моя родственница, жена брата. Он был в отъезде, еду его встречать.
— Я привезла вещи…
Он не дал мне договорить, жестом показывая, что не хочет об этом и слышать.
— Нет, вещи не возьму, иначе ты про меня забудешь. Вернешь в другой раз.
— Когда же?
Он задумался.
— Сегодня будут похороны… Вечером вернусь поздно… А может и вовсе не вернусь. У брата горе, не оставлять же его одного. Приезжай завтра утром.
Такое приглашение показалось мне странным.
— Почему утром? Почему не после обеда?
— После обеда у меня важная встреча. Я ждал ее неделю, даже больше. Из-за нее и приехал в Ростов. Ты не обиделась?
Тревога в его глазах была мне приятна.
— Нет, нисколько. Утром, так утром.
И мы расстались. Он поехал своей обычной дорогой. Я за ним. У клуба затормозила, хотела зайти, но охранник меня остановил.
— Простите, сегодня клуб не работает.
— Почему? — удивилась я. — Выходной был вчера, в понедельник.
— Спецзаказ.
Я, невзирая на его протесты, заглянула внутрь и заметила траурные ленты.
“Все ясно. Смерть Власовой — событие для Ростова. Не удивлюсь, если будет устроено прощание с ее телом в местной филармонии. Или в другом центре культуры. На поминки же, это очевидно, все съедутся сюда, в клуб “Три кота”. Интересно, мальчики из стриптиза тоже будут? ”
Я отправилась к памятнику Пушкину.
Без труда разыскала отделение милиции. Напротив, чуть правее к памятнику, расположился магазин, в котором Иванова крыла матом очередь. В двух шагах от магазина был газетный ларек. Я купила журнал, завязала разговор с продавщицей, смазливой девицей. Павел был видным парнем, девица вполне могла его заметить.
— В тот день была не моя смена, — разочаровала она меня. — Спросите рядом, на лотке.
Рядом на лотке продавали лекарства. За неимением покупателя, продавщица пялилась на прохожих.
“Это то, что мне нужно,” — подумала я и устремилась к ней.
— Видела, как же, видела, — взахлеб бросилась рассказывать она. — Парень шел, симпатичный такой. Я обратила на него внимание.
— А цветы? — спросила я. — Он нес цветы?
— Нес, нес, герани, красную и белую. Я потому на него и засмотрелась.
— У него обе руки были заняты?
— Нет, одна. В одной руке цветы, а другую он держал в кармане джинсов.
— Вам не показалось, что ему дурно, что у него кружится голова?
Продавщица задумалась.
— Да нет, он был в хорошем настроении, улыбался каким-то своим мыслям. Нет, ему не было дурно, нет, улыбался он, улыбался.
— И что же произошло потом? — в нетерпении спросила я.
— Потом он остановился, вон там, чуть левее и собрался переходить улицу. Стоял, ждал. В это время ко мне подошел покупатель, и я отвлеклась. Вдруг слышу визг тормозов, шум…
— Значит вы не видели как это случилось?
— Нет, у меня был покупатель. А когда я услышала шум, все побежали туда. Я не могла отойти. У меня лоток. Толпа закрыла дорогу. Мне ничего не было видно. Я уже посмотрела потом.
— Милиция рядом, — показала я в сторону отделения. — Среагировали быстро?
— Да, быстро. Водитель вышел, его тут же задержали. Нашлись свидетели. Меня тоже спрашивали. Я сказала, что ничего не видела.
Свидетели меня не интересовали. Их показания осветил Виктор.
— Вы видели труп? Как он лежал? — спросила я.
— Видела издали. Его быстро забрали. Когда толпа разошлась, на асфальте осталась кровь и разбитые горшки.
— А цветы?
— Их не было видно, смешались с землей.
— Все ясно… Смешались с землей…
Я глянула на часы. “Владимир наверняка уже встретил Мазика, то бишь Максима, и теперь до утра не вернется на дачу.”
В этом я была уверена. Из рассказов покойной Власовой можно было составить мнение об отношениях братьев: теплые, едва ли ни нежные. Мазик, даже если не любил жену, будет убит и растерян. Мужчины народ чувствительный, жалостливый к себе. Значит Владимир после похорон не поедет на дачу. Он будет сочувствовать старшему брату всей душой и до утра успокаивать его за бутылочкой Гордона.
Следовательно дача в моем распоряжении до утра. И проблема у меня одна: куда деть “Хонду”? Вернуть ее Катерине и поехать на такси? Нет, воспользоваться услугами Сергея.
Я отправилась к Катерине, предупредила ее, что вернусь поздно, но “Хонду” оставляю. Она не возражала и заметно повеселела. Дождавшись сумерок, расспросила Катерину как найти соседа Сергея и отправилась к нему.
Он жил один. Сидел за столом, ел бутерброд, пил чай и читал мою книгу. Я и раньше не сомневалась в нем, а теперь и вовсе стало ясно: можно обращаться с любым вопросом. Не хотелось злоупотреблять, и я решила хорошо заплатить за услугу.
— Автомобиль Катерины поломался, а мне нужно в город, — сообщила я с грустью в глазах.
Сергей встрепенулся.
— Могу починить.
— Нет, спасибо. Помощь нужна, но другого характера. Не могли бы вы меня отвезти в город на своей машине?
Он бросил бутерброд и вскочил с места, выражая готовность ехать сейчас же. Это меня растрогало. Бывают же такие милые мужчины. Вот за каких надо замуж выходить. Тем не менее, он холост. Это тоже кое о чем говорит.
Я не изверг, и позволила ему доесть бутерброд. После этого мы поехали в Ростов. В пути по ходу беседы я старательно выпытывала что произошло в тот вечер, когда он пьяную меня вез на дачу к Катерине. Это было непросто, Сергей отличался удивительной неразговорчивостью, но все же выяснилась потрясающая вещь: он забирал меня не у кафе “Загородное”, а прямо с дачи Власовой.
Произошло вот что. Я позвонила Ивановой, сказала, что я пьяна, попросила забрать меня и подробно рассказала куда ехать. Видимо мне объяснил Владимир, потому что сама-то я знать этого никак не могла. Иванова не побежала ловить попутку, она побежала к Сергею. Он привез ее на дачу, сам постучал в дверь и с помощью Владимира транспортировал меня в “Хонду”. Иванова все это время пряталась в его машине.
Вещь понятная, ей было стыдно за меня. Окажись я на ее месте, вела бы себя так же и тоже не слишком стремилась бы к общению с тем, с кем напилась Иванова, но зачем ей понадобилось придумывать кафе “Загородное”? Неужели из бабской зависти? Такого за ней раньше не водилось. Может Сергей чего-то не договаривает? Того, что знает Иванова и чем боится расстроить меня.
Честно сказать, ехала я на опасное дело, поэтому отложила все мелкие проблемы на более подходящее время. Тем более, что мы уже подъезжали к клубу.
Количество дорогих автомобилей говорило о том, что поминки в разгаре. На стоянке не было свободного места; “БМВ”, “Форды”, “Порше”, “Тойоты” и “Мерседесы” стояли везде, где это не запрещали правила дорожного движения.
Я попросила Сергея остановить машину у поворота на дачную улицу, решив дальше идти пешком. Там мы простились. Предварительно я взяла с него слово, держать наше путешествие в тайне. Он удивился, но слово дал. Те мучения, с которыми я получала у него предыдущую информацию, вселяли надежду, что слово он сдержит.
Глава 25
Я вошла в холл. Там было темно, но долго так продолжаться не могло. Я тоже любила Власову и собиралась ее помянуть. Я любила ее не как подругу, а как часть своего детства, как добрую память, как шаги в прошлое…
В общем, как бы там ни было, Власову я любила, хоть и не была с ней близка. Но здесь уже была только моя вина. Она всегда тянулась ко мне, а меня отпугивала ее коса. У Нелли тоже была коса. Это не мешало нашей дружбе, но коса Власовой это не та коса, что у Нелли. Это символ направления, взятого в жизни. Символ, который ни понять ни разгадать я не могла. В детском возрасте неизвестность пугает значительно меньше, чем в зрелом, но меня пугала.
И все же, несмотря на косу, Власову я любила. Я любила всех, кто поклонялся моей бабуле. Мы вполне могли бы дружить. “Эх, если бы не коса,” — думала я порой. Прошло много лет, Власова предала свою косу, и это отпугнуло меня окончательно. Она тянулась ко мне, а я ничем не могла ответить. Власова ушла, оставив мне чувство вины.
С этим чувством я и собиралась ее помянуть. Плотно задернула в холле шторы, включила свет, полезла в бар и… ахнула. Там стояли в ряд десять бутылок орехового ликера. Это было приятно и досадно. Приятно потому, что Владимир ко мне не безразличен, раз так основательно подготовился к нашей встрече, но какое же впечатление произвела я на него? Десять бутылок! Когда мне не осилить и одной.
“Что ж, делать нечего, придется пить, такой аванс доверия кого хочешь собьет с истинного пути,” — подумала я, откупоривая одну из бутылок.
Я искренне надеялась, что вернувшись с похорон Владимир не бросится пересчитывать в баре бутылки и пила если не с чистой совестью, то во всяком случае со спокойной. Тем более, что кроме Власовой у меня была и другая причина. Не могу сказать, что смелость мое отличительное качество, а ведь мне предстояло лезть в подвал, и черт знает какие ужасы меня там ожидают. Несколько глотков для храбрости в таком случае никогда не помешают.
Скромно сидя на краешке кресла у раскрытого бара, я сделала эти несколько глотков, пожелала Власовой и земли пухом, и загробной жизни в раю и благополучной встречи с Господом… Потом вспомнила Верочку и пожелала того же ей. Раз Верочку, так уж и ее отца, Моргуна Ефим Борисыча, тем более, что он человек не чужой, раз любовник Ивановой.
К концу второй бутылки тетя Мара показалась мне ничем не хуже помянутых, и я помянула ее. Как тут было не помянуть ее сына Павла, хоть и вор он.
Я уже давно не сидела на краешке кресла у бара, а перешла на диван и расположилась там со всем комфортом, откинувшись на подушки и развесив ноги по высокой спинке. Уж не знаю, чем закончились бы эти поминки, и сколько бутылок осталось бы в баре, если бы не зазвонил телефон.
Это отрезвило меня. Трубку поднимать я не стала, но другими глазами взглянула на холл. Боже! Какой здесь беспорядок! Кто разбросал по углам подушки? А вазу? Вазу опрокинул кто? И кто включил на шальную громкость магнитофон? Фу! И что он вопит?
“Если, если, если надое-ло, двигай, двигай, двигай, двигай те-ло.”
И видимо я следовала этому дурацкому совету, прежде чем завалиться на диван, да еще как следовала! “Хорошо что весна, не дачный сезон и поблизости нет ни души, — порадовалась я. — Если только эти вопли не долетели до клуба. Будем надеяться, что не долетели, иначе страшно подумать, что сейчас будет.”
Сделав над собой усилие, я встала с дивана и неровной поступью пошла по холлу, подбирая подушки и укладывая их на место. Когда относительный порядок был наведен, я открыла окно, выходящее в подразумеваемый сад, и выбросила в него пустые бутылки. После этого собралась с духом и отправилась на дело.