Страница:
Полковник в отставке Громушкин — сам художник. Он охотно рассказывал о друзьях, но наотрез отказывался говорить о себе. А он всю жизнь прослужил в Управлении нелегальной разведки, руководил отделом, который обеспечивал нелегалов необходимыми документами.
Когда разведчика нелегально засылают в другую страну, ему придумывают достоверную биографию. Ее надо подкрепить хорошо изготовленными документами: это свидетельство о рождении и регистрации брака, паспорт. Конечно, в распоряжении людей, которые этим занимаются, есть все необходимые образцы, бланки, чернила, ручки. Но в таких делах нужен талант настоящего художника…
После Серова новым председателем КГБ Хрущев сделал недавнего комсомольского вожака Александра Николаевича Шелепина — ему было всего сорок лет.
В отличие от своих предшественников и наследников, Хрущев спецслужбы не любил и чекистов не обхаживал. Хрущева раздражало обилие генералов в КГБ, он требовал «распогонить» и «разлампасить» госбезопасность, поэтому Шелепин отказался от воинского звания, о чем на склоне лет пожалел.
Шелепин высоко ценил возможности электронной разведки и понимал, как важно получить доступ к шифрам главного противника. В конце пятидесятых удалось завербовать троих сотрудников американского Агентства национальной безопасности, которое занималось электронной разведкой. Это был огромный успех. При Шелепине внутри первого Главного управления создали отдел, который занимался проникновением в иностранные посольства за границей и вербовкой шифровальщиков.
В 1960 году Шелепин, узнав, что в первом Главном управлении нет самостоятельного подразделения, занимающегося Африкой, распорядился создать африканский отдел — из восьми человек.
При Сахаровском разведка получила совершенно новое задание: работать среди так называемах антиколониальных движений в Африке, Азии, Латинской Америке. Поскольку эта борьба велась подпольно, то разведке и поручалось поддерживать контакты с лидерами повстанческих движений.
Особенно активно советская резидентура действовала в Бельгийском Конго, где разведчики помогали первому премьер-министру Патрису Лумумбе, но вместе с ним потерпели поражение в междоусобной борьбе. Лумумба был убит в 1961 году.
Разведка обеспечивала каналы нелегальной поставки оружия и взрывчатки, обучала местных боевиков диверсионной работе. Это быстро привело советскую разведку к поддержке откровенно террористических организаций.
Советская разведка сыграла не лучшую роль на Ближнем Востоке.
13 мая 1967 года представитель КГБ СССР в Египте сообщил руководителям египетской разведки, что израильские войска силами до двенадцати бригад концентрируются на сирийской границе. Одновременно советский посол в Египте передал ту же информацию министерству иностранных дел Египта. И, наконец, в тот же день находившемуся в Москве Анвару Садату, тогда главе египетского парламента, сказали, что израильские войска нависли над сирийской границей.
На египтян эта трижды повторенная информация произвела сильное впечатление, хотя потом выяснилось, что эти сведения не имели под собой никаких оснований. Позднее Сахаровский объяснял, что у первого Главного управления были сомнения в полученной информации, но все же разведчики сочли своим долгом поделиться ею с египтянами.
Когда Москва публично обвинила Израиль в подготовке войны, премьер-министр Леви Эшкол предложил советскому послу вместе проехать вдоль границы, чтобы убедиться в том, что израильская армия не готовится к войне. Советский посол, следуя инструкциям из Москвы, отверг это предложение.
Для президента Египта Насера информация советской разведки стала сигналом к переброске войск к израильским границам. Израильтяне решили, что египтяне готовятся к войне, и ударили первыми.
Бывший руководитель румынской разведки Ион Михай Пацепа, бежавший на Запад, утверждал, что после поражения арабских армий в шестидневной войне 1967 года в Румынию приехал Александр Сахаровский. Он внушал румынским коллегам, что палестинцам нужно помочь организовать террористические операции, которые унизят Израиль и восстановят престиж «наших арабских друзей». Сахаровский просил румынских коллег переправить людей Ясира Арафата через свою территорию в Советский Союз, чтобы они прошли необходимую боевую подготовку.
По некоторым подсчетам, с 1973 года примерно три тысячи палестинцев прошли военно-диверсионное обучение в Советском Союзе — в Баку, Ташкенте, Симферополе и Одессе. Такие же группы палестинцев обучались в восточноевропейских государствах.
Между Симферополем и Алуштой с 1965 года находился 165-й учебный центр по подготовке иностранных военнослужащих при Министерстве обороны. В 1980-м учебный центр переименовали в Симферопольское военное объединенное училище. Через него прошли восемнадцать тысяч боевиков из развивающихся стран. Учили здесь разведывательно-диверсионной работе — как захватывать склады оружия, подкладывать взрывные устройства, сбивать самолеты…
В брошенной палестинской канцелярии в Ливане израильтяне нашли один из отчетов палестинской военной миссии о поездке в СССР, датированный 22 января 1981 года.
В отчете о поездке в Советский Союз отмечалось, что часть прибывших на учебу палестинских курсантов пришлось отправить назад, потому что они торговали валютой, напивались, отказывались подчиняться советским инструкторам и не хотели изучать то, что полагалось по программе.
Побывавшие в лагерях палестинцы, в свою очередь, жаловались на то, что было слишком много политинформаций и слишком мало практических занятий. Во время боев в Ливане в 1982 году израильские офицеры отмечали, что лишь небольшая часть палестинских отрядов сражалась достаточно умело. Остальные действовали неорганизованно, не умели пользоваться современным оружием и несли большие потери.
Отчет палестинцев содержит любопытную информацию:
«Наша группа прибыла в Симферополь. В группе 194 бойца. Представлены следующие фракции: ФАТХ, Армия освобождения Палестины, Народный фронт освобождения Палестины, Демократический фронт освобождения Палестины — Главное командование, Фронт освобождения Палестины…»
Московские политики и их союзники всегда утверждали, что Организация освобождения Палестины занимается чистой политикой, террор — дело рук каких-то других, «раскольнических» групп, не контролируемых Арафатом.
Но в советских учебных центрах палестинцев учили именно диверсионно-террористической деятельности. И среди курсантов в этих лагерях больше всего было людей Арафата.
Интересно, что Москва принимала на учебу и террористов из Демократического фронта освобождения Палестины — Главное командование, хотя публично жестокие акции этой группы осуждались.
Впрочем, Армия освобождения Палестины, действующая под руководством сирийского генерального штаба, тоже принадлежит к числу самых непримиримых и жестоких отрядов палестинского движения. Равно как и Народный фронт освобождения Палестины, созданный Жоржем Хаббашем и Вади Хаддадом. Это они организовали большинство угонов самолетов и участвовали в самых кровавых акциях, начиная с расстрела пассажиров в израильском аэропорту Лод.
23 апреля 1974 года председатель КГБ Юрий Андропов обратился к Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Ильичу Брежневу:
«Комитет госбезопасности с 1968 года поддерживает деловой конспиративный контакт с членом политбюро Народного фронта освобождения Палестины (НФОП), руководителем отдела внешних операций НФОП Вади Хаддадом.
На встрече с резидентом КГБ в Ливане, состоявшейся в апреле с.г., Хаддад в доверительной беседе изложил перспективную программу диверсионно-террористической деятельности НФОП… В настоящее время НФОП ведет подготовку ряда специальных операций, в том числе нанесение ударов по крупным нефтехранилищам в различных районах мира (Саудовская Аравия, Персидский залив, Гонконг и др.), уничтожение танкеров и супертанкеров, акции против американских и израильских представителей в Иране, Греции, Эфиопии, Кении, налет на здание алмазного центра в Тель-Авиве и др.
Хаддад обратился к нам с просьбой оказать помощь его организации в получении некоторых видов специальных технических средств, необходимых для проведения отдельных диверсионных операций…
Характер отношений с Хаддадом позволяет нам в определенной степени контролировать деятельность отдела внешних операций НФОП, оказывать на нее выгодное Советскому Союзу влияние, а также осуществлять в наших интересах силами его организации активные мероприятия при соблюдении необходимой конспирации.
С учетом изложенного полагали бы целесообразным на очередной встрече в целом положительно отнестись к просьбе Вади Хаддада об оказании Народному фронту освобождения Палестины помощи в специальных средствах… Просим согласия».
Согласие было дано. Таким образом, советское руководство стало соучастником уголовных преступлений.
Хаббаш и Хаддад были одновременно и самыми обычными уголовными преступниками. Они совершили несколько крупных ограблений и краж в Ливане, где они обосновались, как у себя дома, и обзавелись крупной коллекцией бесценных памятников искусства. Когда Вади Хаддад умер, Жорж Хаббаш не знал, что делать со своим богатством. О продаже награбленного где-то на аукционе не могло быть и речи. Даже частные коллекционеры не взяли бы ворованное.
Тогда Хаббаш предложил Москве выгодную сделку: он отдает Советскому Союзу эти драгоценности, древние монеты, статуэтки, которые специалисты оценивают в несколько миллиардов долларов, а взамен получает оружие и взрывчатку на сумму в восемнадцать миллионов долларов.
Предложение было принято на заседании политбюро 27 ноября 1984 года. В документе, помеченном грифом «Особая папка. Особой важности», говорится:
«1. Согласиться с предложением Министерства обороны и Комитета государственной безопасности СССР, изложенными в записке от 26 ноября 1984 г .
2. Поручить КГБ СССР: а) информировать руководство Демократического фронта освобождения Палестины (ДФОП) о принципиальном согласии советской стороны поставить ДФОП специмущество на сумму в 15 миллионов рублей в обмен на коллекцию памятников искусства Древнего мира; б) принимать от ДФОП заявки на поставку специмущества в пределах названной суммы; в) совместно с Минкультуры СССР осуществить мероприятия, касающиеся юридической стороны приобретения коллекции.
3. Поручить ГКЭС и Минобороны рассматривать заявки Демократического фронта освобождения Палестины на специмущество на общую сумму в 15 миллионов рублей (в объеме номенклатуры, разрешенной для поставок национально-освободительным движениям), переданные через КГБ СССР, и предложения по их удовлетворению, согласованные с КГБ СССР, вносить в установленном порядке.
4. Поручить Минкультуры СССР: а) принять от КГБ СССР по особому перечню коллекцию памятников искусства Древнего мира; б) определить по согласованию с КГБ СССР место и условия специального хранения коллекции («золотая кладовая»), ее закрытой научной разработки и экспонирования в будущем. Совместно с Минфином СССР внести в установленном порядке предложения относительно необходимых для этого ассигнований; в) решать вопросы экспонирования отдельных предметов и разделов коллекции по согласованию с КГБ».
В январе 1959 года внутри разведки создали отдел «Д» — активные мероприятия за рубежом, его возглавил Иван Иванович Агаянц. Он очень молодым человеком стал работать в ОГПУ, сначала в экономическом управлении. Благодаря завидным природным способностям он выучил несколько иностранных языков и в 1936 году был переведен в иностранный отдел. Работал во Франции и в Иране. После войны руководил 2-м (европейским) управлением Комитета информации. Его, страдавшего от туберкулеза, перевели преподавать в разведывательную школу, а потом поручили ему службу активных мероприятий.
В 1962 году отдел преобразовали в службу «А». Агаянц получил звание генерала. Заместителем у него служил «широко известный в узких кругах» разведчик Василий Романович Ситников, который потом долгие годы был заместителем председателя Всесоюзного агентства по авторским правам.
Это была мощная служба дезинформации и влияния на общественное мнение прежде всего в странах третьего мира, где возможности «черной пропаганды» были шире.
Люди Агаянца распространяли, где могли, ловко или не очень ловко сработанные фальшивки. В Европе целью номер один была Западная Германия, которую обвиняли в поощрении неонацизма. Хотя западные немцы делали все, чтобы покончить с трагическим прошлым.
При Шелепине продолжались операции по устранению убежавших на Запад врагов советской власти.
Его предшественник Серов подписал приказ об уничтожении главного идеолога Народно-трудового союза Льва Ребета.
Он был убит офицером КГБ Богданом Сташинским 12 октября 1957 года. Сташинский воспользовался сконструированным в КГБ газовым пистолетом, который разбрызгивал синильную кислоту на расстояние до одного метра. Сам Сташинский заранее принял нейтрализующую таблетку и сразу после выстрела прикрыл лицо платком, в котором находилась ампула с другим нейтрализующим веществом. Паталогоанатомы пришли к выводу, что Ребет умер от сердечного приступа. Немецкая полиция даже не стала заниматься расследованием.
О проведении «мероприятия в Германии» доложили лично Хрущеву. Сахаровский направил докладную записку Хрущеву на двух страницах. В архиве внешней разведки осталась справка:
Письмо исполнено от руки на двух листах. Без оставления копии в секретариате Комитета госбезопасности.
Исполнитель т. Сахаровский,
ПГУ
Богдан Сташинский был завербован органами госбезопасности Львовской области еще в 1951 году, пишет полковник в отставке Георгий Захарович Санников, который в начале пятидесятых служил в МГБ Украины.
Богдан Сташинский помог найти убийц писателя Ярослава Галана, которого националисты убили за контакты с Москвой. Сташинский с помощью сестры вошел в доверие к ее жениху, который руководил группой боевиков, ушел с ним в лес и помог уничтожить группу.
Сташинский учился в Москве, потом в ГДР изучал немецкий язык. В октябре 1959 года он выследил в Мюнхене Степана Бандеру, лидера Организации украинских националистов. Когда Бандера открывал дверь своей квартиры, прятавшийся в подъезде убийца выстрелил ему в лицо.
3 ноября 1959 года постановлением президиума ЦК КПСС был утвержден проект закрытого указа президиума Верховного Совета СССР о награждении Б.Н. Ста-шинского орденом Красного Знамени.
В сопроводительной записке заместитель председателя КГБ и куратор первого Главного управления Петр Иванович Ивашутин писал, что Сташинский «в течение ряда лет активно использовался в мероприятиях по пресечению антисоветской деятельности украинских националистов за границей и выполнил несколько ответственных заданий, связанных с риском для жизни».
Сташинский получил орден из рук председателя КГБ Шелепина. Орденоносца отправили на курсы переподготовки и предупредили, что впереди долгая командировка на Запад.
— Работа вас ждет нелегкая, но почетная, — со значением сказал ему Шелепин.
Но у Богдана Сташинского была любимая женщина, немка Инга Поль. Она уговорила его убежать на Запад. Они сделали это в августе 1961 года, за день до того, как появилась Берлинская стена. Сташинский сдался западногерманской полиции и все рассказал.
Сташинского судили в Карлсруэ, приговорили к восьми годам тюремного заключения. Но судья назвал главным виновником убийств советское правительство.
Генерал Сахаровский, по словам Олега Калугина, приказал убить ирландца Шина Альфонса Берка, который по собственной инициативе (и из ненависти к Англии) помог советскому разведчику Джорджу Блейку бежать из британской тюрьмы.
По распоряжению Сахаровского Шину Берку, которого пригласили в Москву, чтобы отблагодарить, ввели в организм вещество, постепенно разрушающее мозг. Начальник советской разведки боялся, что ирландец, вернувшись на родину, расскажет что-то лишнее.
Нет возможности проверить утверждение Калугина. Оно вызывает сомнения. Берку в Москве не понравилось. В октябре 1968 года он вернулся на родину. Достаточно откровенная книга Шона Берка «Прыжок Джорджа Блейка» вышла в 1970 году. Берк скончался в январе 1982 года, к тому времени Сахаровский уже десять лет как покинул разведку и семь лет находился на пенсии. Газеты писали, что Шон Берк умер от алкоголизма…
Сахаровский недолюбливал своего заместителя по европейским делам генерала Александра Короткова, отправил его руководить представительством в ГДР. Возможно, Сахаровский чувствовал в нем конкурента. Председателю КГБ Шелепину Коротков, любимец Ивана Серова, тоже не очень понравился.
В конце июня 1961 года Александра Короткова вызвали в Москву. После не очень приятной беседы с Шелепиным Коротков позвонил Серову. Они пошли играть в теннис на динамовском стадионе на Петровке. Прямо на стадионе Короткову стало плохо, и он умер от сердечного приступа. Он закончил свою жизнь там, где когда-то началась его карьера. На этом самом стадионе на юного Короткова обратил внимание увлекавшийся спортом секретарь Дзержинского Вениамин Герсон. Он устроил Короткова в госбезопасность наладчиком лифтов. Потом его взяли в иностранный отдел…
Шелепин недолго проработал в КГБ. У Хрущева, выдвигавшего молодежь, на него были большие виды. 31 октября 1961 года Александр Николаевич стал секретарем ЦК. На Лубянке его сменил еще один вчерашний комсомольский вождь Владимир Ефимович Семичастный. Ему вообще было всего тридцать семь лет, в ноябре 1961 года он стал самым молодым главой органов госбезопасности.
Сахаровский при Шелепине и Семичастном чувствовал себя уверенно и держался самостоятельно. Оба председателя КГБ, пришедшие из комсомола, не были профессионалами и вполне доверяли опытному начальнику разведки.
— Я когда пришел, — вспоминал Семичастный, — был совершенно слепой. Я им прямо сказал: без вас не смогу. Пришел начальник разведки Сахаровский на первый доклад, и мне надо принимать решения по нашей работе в Индии или Бангладеш, не помню сейчас. И не просто решать, а сказать, сколько дать денег — пять тысяч долларов или три тысячи. Без моего указания это не оформить. Вот я прямо спросил: «Твое мнение? Ты как считаешь?» Как он сказал, такое решение я и принял. Нелепо было бы действовать иначе.
Дважды в день Сахаровский передавал Семичастному предназначенные для членов президиума ЦК сверхсекретные материалы разведки. Семичастный подписывал спецсообщения; их доставляли адресатам в запечатанных конвертах. Вскрывать и читать их не имели права даже помощники членов президиума.
За разметкой спецсообщений строго следил аналитический отдел разведки. Он предлагал, кому и какую информацию послать, учитывал, кому она раньше посылалась, чтобы не получилось так, что члена президиума ЦК оповестили о начале каких-то событий, а уведомить об окончании забыли.
Владимир Семичастный рассказывал:
— Я очень часто выступал просто в роли пересыльного пункта: главный читатель был другой. Но я ставил свою подпись, поэтому должен был поправить, отредактировать, что-то попросить доработать. Когда ставишь подпись, отвечаешь. А информации шло море со всего мира. У нас же резидентуры повсюду. Все хотят показать, что работают. Иной раз из местной газеты статью перепишут и присылают. Аналитический отдел все это выбрасывает. От шифровки резидента одна строка остается, а две-три страницы в корзину.
Мне, продолжал Семичастный, начальник разведки показывал: полюбуйтесь на работу некоторых резидентов. Аналитик, изучавший шифровку, пишет: это уже прошло в газетах две недели назад. А резидент составляет телеграмму, ее шифруют, потом занимают линию связи, здесь ее расшифровывают. Это же в копеечку влетает! А он информацию из газеты шлет, причем выбирает либо такое издание, что в Москве вовсе не получают, либо такое, что с большим опозданием приходит. А почему они газеты переписывали? Так спокойнее…
Семичастный рассказывал, что об отправке ядерных боеголовок на Кубу он узнал от Сахаровского и лишь потому, что это уже стало известно американцам.
— Разумеется, органы КГБ обеспечивали доставку на Кубу ракет и другого оружия. Но относительно ядерного оружия нас не поставили в известность… Я вызвал начальника контрразведки: «В чем дело?» И военная контрразведка через некоторое время мне доложила: да, действительно на Кубу отправлено ядерное оружие.
— Значит, Хрущев не поставил в известность даже председателя КГБ?
— Я ведь к тому времени всего год был председателем, — ответил Семичастный, — в состав президиума ЦК не входил. Вообще был всего лишь кандидатом в члены ЦК. Меня еще комсомольцем считали. Да и не все члены президиума ЦК об этом знали.
— Но разве не было принято в таких случаях запросить мнение разведки о возможной реакции Соединенных Штатов, прогноз развития событий?
— Так это Хрущев должен был мне раскрыть свой замысел. А это означало, что и определенная часть моего аппарата все узнает. Я же должен перед разведкой вопрос поставить: как американцы отнесутся? А если мой аппарат знает, в МИД узнают, тут возможна утечка информации. Американцы были бы заранее в курсе дела, а этого он и хотел избежать. К тому же Хрущев такой человек был, что он не только американцев, но и нас хотел удивить: вот он какой выдающийся политик, все может сам!
Считается, что Хрущев плохо относился к органам госбезопасности. Это не совсем так.
В 1964 году Хрущев приехал с визитом в Норвегию.
Утром, как положено, ему докладывала обстановку резидентура внешней разведки. Докладывать должен был сам резидент, но он перепоручил это своему заместителю по политической разведке Виктору Федоровичу Грушко как более опытному специалисту.
Руководители охраны предупредили, что первый доклад — во время завтрака. Грушко через много лет рассказал в мемуарах, как он приехал в резиденцию, где поселили высокого гостя. Начальник управления правительственной охраны полковник Владимир Яковлевич Чекалов проводил Грушко к Хрущеву.
Первый секретарь ЦК и глава правительства завтракал в одиночестве.
— Вот сижу и поджидаю тебя, — дружелюбно сказал Никита Сергеевич.
Сотрудники КГБ исходили из того, что норвежцы оборудовали резиденцию техникой прослушивания и скрытого фотографирования, поэтому вслух обсуждать секретные вопросы нельзя. Доклад был представлен в письменном виде.
— Садись, позавтракай, — предложил Хрущев. Грушко вежливо отказался.
— Съешь хотя бы яйцо, — настаивал Хрущев.
Грушко, во-первых, уже позавтракал, во-вторых, в присутствии хозяина страны ему в любом случае было не до еды. Но Хрущев все-таки настоял на своем:
— Тридцать лет меня уговаривали не есть яйца из-за холестерина, а теперь специалисты говорят, что яйца не опасны. Я их ем с удовольствием и тебе советую.
Грушко пришлось проглотить яйцо.
Он поставил перед Никитой Сергеевичем полуоткрытый чемоданчик. Хрущев читал принесенные ему материалы, не вынимая их из чемоданчика, чтобы бумаги нельзя было фотографировать с потолка. Такой же чемоданчик стоял перед Грушко на тот случай, если бы Никита Сергеевич попросил пояснений.
Но тот выпил чай, все прочитал и кивнул:
— Хорошо. Все ясно. Спасибо.
На следующее утро Грушко доложил Хрущеву уже реакцию норвежцев на ход переговоров. Никита Сергеевич остался доволен. Перед отъездом полковник Че-калин вручил Грушко от имени Хрущева часы и радиоприемник.
Норвегия всегда считалась важнейшим объектом разведывательного проникновения. Это натовская страна, то есть допущенная ко всем секретам, а вместе с тем стоящая на отшибе. Через Норвегию российская разведка и старалась проникать в НАТО. Вербовали не только приезжавших в страну американцев, но и норвежцев, которых пускали на натовские объекты. Вторая задача разведки состояла в том, чтобы вбивать клин между Норвегией и США. Вербовать удавалось, клин так и не вбили.
Долгие годы советская разведка имела доступ к премьер-министру Норвегии Эйнару Герхардсену. По словам разведчиков, премьер-министр был преданным другом Советского Союза. По другим сведениям, жена премьер-министра попалась в медовую ловушку. Во время поездки в Советский Союз ее познакомили с очаровательным молодым человеком, перед чарами которого она не смогла устоять. Их интимную встречу фотографировали, и после этого советские разведчики ни в чем отказа не знали.
Видимо, для нордических женщин медовые ловушки особенно опасны. Крупнейшим советским агентом была Гунвор Галтунг Ховик. Во время войны она влюбилась в русского военнопленного. С его помощью уже после войны ее и завербовали. Она работала на советскую разведку больше тридцати лет — до ее разоблачения.
Самым известным советским агентом был Арне Трехолт, крупный новержский дипломат. Его арестовали и осудили на двадцать лет. Генерал Грушко уверяет, что Трехолт не был советским агентом. Но генералу не верят.
Впрочем, на норвежском направлении были не только победы. Майор Михаил Бутков из первого Главного управления КГБ, который бежал на Запад в 1991 году, рассказал, как его коллеги по резидентуре создавали обширную агентуру путем мнимой вербовки людей. Некоторые норвежцы и не подозревали о том, что в досье советской разведки они числились агентами…
Когда разведчика нелегально засылают в другую страну, ему придумывают достоверную биографию. Ее надо подкрепить хорошо изготовленными документами: это свидетельство о рождении и регистрации брака, паспорт. Конечно, в распоряжении людей, которые этим занимаются, есть все необходимые образцы, бланки, чернила, ручки. Но в таких делах нужен талант настоящего художника…
После Серова новым председателем КГБ Хрущев сделал недавнего комсомольского вожака Александра Николаевича Шелепина — ему было всего сорок лет.
В отличие от своих предшественников и наследников, Хрущев спецслужбы не любил и чекистов не обхаживал. Хрущева раздражало обилие генералов в КГБ, он требовал «распогонить» и «разлампасить» госбезопасность, поэтому Шелепин отказался от воинского звания, о чем на склоне лет пожалел.
Шелепин высоко ценил возможности электронной разведки и понимал, как важно получить доступ к шифрам главного противника. В конце пятидесятых удалось завербовать троих сотрудников американского Агентства национальной безопасности, которое занималось электронной разведкой. Это был огромный успех. При Шелепине внутри первого Главного управления создали отдел, который занимался проникновением в иностранные посольства за границей и вербовкой шифровальщиков.
В 1960 году Шелепин, узнав, что в первом Главном управлении нет самостоятельного подразделения, занимающегося Африкой, распорядился создать африканский отдел — из восьми человек.
При Сахаровском разведка получила совершенно новое задание: работать среди так называемах антиколониальных движений в Африке, Азии, Латинской Америке. Поскольку эта борьба велась подпольно, то разведке и поручалось поддерживать контакты с лидерами повстанческих движений.
Особенно активно советская резидентура действовала в Бельгийском Конго, где разведчики помогали первому премьер-министру Патрису Лумумбе, но вместе с ним потерпели поражение в междоусобной борьбе. Лумумба был убит в 1961 году.
Разведка обеспечивала каналы нелегальной поставки оружия и взрывчатки, обучала местных боевиков диверсионной работе. Это быстро привело советскую разведку к поддержке откровенно террористических организаций.
Советская разведка сыграла не лучшую роль на Ближнем Востоке.
13 мая 1967 года представитель КГБ СССР в Египте сообщил руководителям египетской разведки, что израильские войска силами до двенадцати бригад концентрируются на сирийской границе. Одновременно советский посол в Египте передал ту же информацию министерству иностранных дел Египта. И, наконец, в тот же день находившемуся в Москве Анвару Садату, тогда главе египетского парламента, сказали, что израильские войска нависли над сирийской границей.
На египтян эта трижды повторенная информация произвела сильное впечатление, хотя потом выяснилось, что эти сведения не имели под собой никаких оснований. Позднее Сахаровский объяснял, что у первого Главного управления были сомнения в полученной информации, но все же разведчики сочли своим долгом поделиться ею с египтянами.
Когда Москва публично обвинила Израиль в подготовке войны, премьер-министр Леви Эшкол предложил советскому послу вместе проехать вдоль границы, чтобы убедиться в том, что израильская армия не готовится к войне. Советский посол, следуя инструкциям из Москвы, отверг это предложение.
Для президента Египта Насера информация советской разведки стала сигналом к переброске войск к израильским границам. Израильтяне решили, что египтяне готовятся к войне, и ударили первыми.
Бывший руководитель румынской разведки Ион Михай Пацепа, бежавший на Запад, утверждал, что после поражения арабских армий в шестидневной войне 1967 года в Румынию приехал Александр Сахаровский. Он внушал румынским коллегам, что палестинцам нужно помочь организовать террористические операции, которые унизят Израиль и восстановят престиж «наших арабских друзей». Сахаровский просил румынских коллег переправить людей Ясира Арафата через свою территорию в Советский Союз, чтобы они прошли необходимую боевую подготовку.
По некоторым подсчетам, с 1973 года примерно три тысячи палестинцев прошли военно-диверсионное обучение в Советском Союзе — в Баку, Ташкенте, Симферополе и Одессе. Такие же группы палестинцев обучались в восточноевропейских государствах.
Между Симферополем и Алуштой с 1965 года находился 165-й учебный центр по подготовке иностранных военнослужащих при Министерстве обороны. В 1980-м учебный центр переименовали в Симферопольское военное объединенное училище. Через него прошли восемнадцать тысяч боевиков из развивающихся стран. Учили здесь разведывательно-диверсионной работе — как захватывать склады оружия, подкладывать взрывные устройства, сбивать самолеты…
В брошенной палестинской канцелярии в Ливане израильтяне нашли один из отчетов палестинской военной миссии о поездке в СССР, датированный 22 января 1981 года.
В отчете о поездке в Советский Союз отмечалось, что часть прибывших на учебу палестинских курсантов пришлось отправить назад, потому что они торговали валютой, напивались, отказывались подчиняться советским инструкторам и не хотели изучать то, что полагалось по программе.
Побывавшие в лагерях палестинцы, в свою очередь, жаловались на то, что было слишком много политинформаций и слишком мало практических занятий. Во время боев в Ливане в 1982 году израильские офицеры отмечали, что лишь небольшая часть палестинских отрядов сражалась достаточно умело. Остальные действовали неорганизованно, не умели пользоваться современным оружием и несли большие потери.
Отчет палестинцев содержит любопытную информацию:
«Наша группа прибыла в Симферополь. В группе 194 бойца. Представлены следующие фракции: ФАТХ, Армия освобождения Палестины, Народный фронт освобождения Палестины, Демократический фронт освобождения Палестины — Главное командование, Фронт освобождения Палестины…»
Московские политики и их союзники всегда утверждали, что Организация освобождения Палестины занимается чистой политикой, террор — дело рук каких-то других, «раскольнических» групп, не контролируемых Арафатом.
Но в советских учебных центрах палестинцев учили именно диверсионно-террористической деятельности. И среди курсантов в этих лагерях больше всего было людей Арафата.
Интересно, что Москва принимала на учебу и террористов из Демократического фронта освобождения Палестины — Главное командование, хотя публично жестокие акции этой группы осуждались.
Впрочем, Армия освобождения Палестины, действующая под руководством сирийского генерального штаба, тоже принадлежит к числу самых непримиримых и жестоких отрядов палестинского движения. Равно как и Народный фронт освобождения Палестины, созданный Жоржем Хаббашем и Вади Хаддадом. Это они организовали большинство угонов самолетов и участвовали в самых кровавых акциях, начиная с расстрела пассажиров в израильском аэропорту Лод.
23 апреля 1974 года председатель КГБ Юрий Андропов обратился к Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Ильичу Брежневу:
«Комитет госбезопасности с 1968 года поддерживает деловой конспиративный контакт с членом политбюро Народного фронта освобождения Палестины (НФОП), руководителем отдела внешних операций НФОП Вади Хаддадом.
На встрече с резидентом КГБ в Ливане, состоявшейся в апреле с.г., Хаддад в доверительной беседе изложил перспективную программу диверсионно-террористической деятельности НФОП… В настоящее время НФОП ведет подготовку ряда специальных операций, в том числе нанесение ударов по крупным нефтехранилищам в различных районах мира (Саудовская Аравия, Персидский залив, Гонконг и др.), уничтожение танкеров и супертанкеров, акции против американских и израильских представителей в Иране, Греции, Эфиопии, Кении, налет на здание алмазного центра в Тель-Авиве и др.
Хаддад обратился к нам с просьбой оказать помощь его организации в получении некоторых видов специальных технических средств, необходимых для проведения отдельных диверсионных операций…
Характер отношений с Хаддадом позволяет нам в определенной степени контролировать деятельность отдела внешних операций НФОП, оказывать на нее выгодное Советскому Союзу влияние, а также осуществлять в наших интересах силами его организации активные мероприятия при соблюдении необходимой конспирации.
С учетом изложенного полагали бы целесообразным на очередной встрече в целом положительно отнестись к просьбе Вади Хаддада об оказании Народному фронту освобождения Палестины помощи в специальных средствах… Просим согласия».
Согласие было дано. Таким образом, советское руководство стало соучастником уголовных преступлений.
Хаббаш и Хаддад были одновременно и самыми обычными уголовными преступниками. Они совершили несколько крупных ограблений и краж в Ливане, где они обосновались, как у себя дома, и обзавелись крупной коллекцией бесценных памятников искусства. Когда Вади Хаддад умер, Жорж Хаббаш не знал, что делать со своим богатством. О продаже награбленного где-то на аукционе не могло быть и речи. Даже частные коллекционеры не взяли бы ворованное.
Тогда Хаббаш предложил Москве выгодную сделку: он отдает Советскому Союзу эти драгоценности, древние монеты, статуэтки, которые специалисты оценивают в несколько миллиардов долларов, а взамен получает оружие и взрывчатку на сумму в восемнадцать миллионов долларов.
Предложение было принято на заседании политбюро 27 ноября 1984 года. В документе, помеченном грифом «Особая папка. Особой важности», говорится:
«1. Согласиться с предложением Министерства обороны и Комитета государственной безопасности СССР, изложенными в записке от 26 ноября 1984 г .
2. Поручить КГБ СССР: а) информировать руководство Демократического фронта освобождения Палестины (ДФОП) о принципиальном согласии советской стороны поставить ДФОП специмущество на сумму в 15 миллионов рублей в обмен на коллекцию памятников искусства Древнего мира; б) принимать от ДФОП заявки на поставку специмущества в пределах названной суммы; в) совместно с Минкультуры СССР осуществить мероприятия, касающиеся юридической стороны приобретения коллекции.
3. Поручить ГКЭС и Минобороны рассматривать заявки Демократического фронта освобождения Палестины на специмущество на общую сумму в 15 миллионов рублей (в объеме номенклатуры, разрешенной для поставок национально-освободительным движениям), переданные через КГБ СССР, и предложения по их удовлетворению, согласованные с КГБ СССР, вносить в установленном порядке.
4. Поручить Минкультуры СССР: а) принять от КГБ СССР по особому перечню коллекцию памятников искусства Древнего мира; б) определить по согласованию с КГБ СССР место и условия специального хранения коллекции («золотая кладовая»), ее закрытой научной разработки и экспонирования в будущем. Совместно с Минфином СССР внести в установленном порядке предложения относительно необходимых для этого ассигнований; в) решать вопросы экспонирования отдельных предметов и разделов коллекции по согласованию с КГБ».
В январе 1959 года внутри разведки создали отдел «Д» — активные мероприятия за рубежом, его возглавил Иван Иванович Агаянц. Он очень молодым человеком стал работать в ОГПУ, сначала в экономическом управлении. Благодаря завидным природным способностям он выучил несколько иностранных языков и в 1936 году был переведен в иностранный отдел. Работал во Франции и в Иране. После войны руководил 2-м (европейским) управлением Комитета информации. Его, страдавшего от туберкулеза, перевели преподавать в разведывательную школу, а потом поручили ему службу активных мероприятий.
В 1962 году отдел преобразовали в службу «А». Агаянц получил звание генерала. Заместителем у него служил «широко известный в узких кругах» разведчик Василий Романович Ситников, который потом долгие годы был заместителем председателя Всесоюзного агентства по авторским правам.
Это была мощная служба дезинформации и влияния на общественное мнение прежде всего в странах третьего мира, где возможности «черной пропаганды» были шире.
Люди Агаянца распространяли, где могли, ловко или не очень ловко сработанные фальшивки. В Европе целью номер один была Западная Германия, которую обвиняли в поощрении неонацизма. Хотя западные немцы делали все, чтобы покончить с трагическим прошлым.
При Шелепине продолжались операции по устранению убежавших на Запад врагов советской власти.
Его предшественник Серов подписал приказ об уничтожении главного идеолога Народно-трудового союза Льва Ребета.
Он был убит офицером КГБ Богданом Сташинским 12 октября 1957 года. Сташинский воспользовался сконструированным в КГБ газовым пистолетом, который разбрызгивал синильную кислоту на расстояние до одного метра. Сам Сташинский заранее принял нейтрализующую таблетку и сразу после выстрела прикрыл лицо платком, в котором находилась ампула с другим нейтрализующим веществом. Паталогоанатомы пришли к выводу, что Ребет умер от сердечного приступа. Немецкая полиция даже не стала заниматься расследованием.
О проведении «мероприятия в Германии» доложили лично Хрущеву. Сахаровский направил докладную записку Хрущеву на двух страницах. В архиве внешней разведки осталась справка:
Письмо исполнено от руки на двух листах. Без оставления копии в секретариате Комитета госбезопасности.
Исполнитель т. Сахаровский,
ПГУ
Богдан Сташинский был завербован органами госбезопасности Львовской области еще в 1951 году, пишет полковник в отставке Георгий Захарович Санников, который в начале пятидесятых служил в МГБ Украины.
Богдан Сташинский помог найти убийц писателя Ярослава Галана, которого националисты убили за контакты с Москвой. Сташинский с помощью сестры вошел в доверие к ее жениху, который руководил группой боевиков, ушел с ним в лес и помог уничтожить группу.
Сташинский учился в Москве, потом в ГДР изучал немецкий язык. В октябре 1959 года он выследил в Мюнхене Степана Бандеру, лидера Организации украинских националистов. Когда Бандера открывал дверь своей квартиры, прятавшийся в подъезде убийца выстрелил ему в лицо.
3 ноября 1959 года постановлением президиума ЦК КПСС был утвержден проект закрытого указа президиума Верховного Совета СССР о награждении Б.Н. Ста-шинского орденом Красного Знамени.
В сопроводительной записке заместитель председателя КГБ и куратор первого Главного управления Петр Иванович Ивашутин писал, что Сташинский «в течение ряда лет активно использовался в мероприятиях по пресечению антисоветской деятельности украинских националистов за границей и выполнил несколько ответственных заданий, связанных с риском для жизни».
Сташинский получил орден из рук председателя КГБ Шелепина. Орденоносца отправили на курсы переподготовки и предупредили, что впереди долгая командировка на Запад.
— Работа вас ждет нелегкая, но почетная, — со значением сказал ему Шелепин.
Но у Богдана Сташинского была любимая женщина, немка Инга Поль. Она уговорила его убежать на Запад. Они сделали это в августе 1961 года, за день до того, как появилась Берлинская стена. Сташинский сдался западногерманской полиции и все рассказал.
Сташинского судили в Карлсруэ, приговорили к восьми годам тюремного заключения. Но судья назвал главным виновником убийств советское правительство.
Генерал Сахаровский, по словам Олега Калугина, приказал убить ирландца Шина Альфонса Берка, который по собственной инициативе (и из ненависти к Англии) помог советскому разведчику Джорджу Блейку бежать из британской тюрьмы.
По распоряжению Сахаровского Шину Берку, которого пригласили в Москву, чтобы отблагодарить, ввели в организм вещество, постепенно разрушающее мозг. Начальник советской разведки боялся, что ирландец, вернувшись на родину, расскажет что-то лишнее.
Нет возможности проверить утверждение Калугина. Оно вызывает сомнения. Берку в Москве не понравилось. В октябре 1968 года он вернулся на родину. Достаточно откровенная книга Шона Берка «Прыжок Джорджа Блейка» вышла в 1970 году. Берк скончался в январе 1982 года, к тому времени Сахаровский уже десять лет как покинул разведку и семь лет находился на пенсии. Газеты писали, что Шон Берк умер от алкоголизма…
Сахаровский недолюбливал своего заместителя по европейским делам генерала Александра Короткова, отправил его руководить представительством в ГДР. Возможно, Сахаровский чувствовал в нем конкурента. Председателю КГБ Шелепину Коротков, любимец Ивана Серова, тоже не очень понравился.
В конце июня 1961 года Александра Короткова вызвали в Москву. После не очень приятной беседы с Шелепиным Коротков позвонил Серову. Они пошли играть в теннис на динамовском стадионе на Петровке. Прямо на стадионе Короткову стало плохо, и он умер от сердечного приступа. Он закончил свою жизнь там, где когда-то началась его карьера. На этом самом стадионе на юного Короткова обратил внимание увлекавшийся спортом секретарь Дзержинского Вениамин Герсон. Он устроил Короткова в госбезопасность наладчиком лифтов. Потом его взяли в иностранный отдел…
Шелепин недолго проработал в КГБ. У Хрущева, выдвигавшего молодежь, на него были большие виды. 31 октября 1961 года Александр Николаевич стал секретарем ЦК. На Лубянке его сменил еще один вчерашний комсомольский вождь Владимир Ефимович Семичастный. Ему вообще было всего тридцать семь лет, в ноябре 1961 года он стал самым молодым главой органов госбезопасности.
Сахаровский при Шелепине и Семичастном чувствовал себя уверенно и держался самостоятельно. Оба председателя КГБ, пришедшие из комсомола, не были профессионалами и вполне доверяли опытному начальнику разведки.
— Я когда пришел, — вспоминал Семичастный, — был совершенно слепой. Я им прямо сказал: без вас не смогу. Пришел начальник разведки Сахаровский на первый доклад, и мне надо принимать решения по нашей работе в Индии или Бангладеш, не помню сейчас. И не просто решать, а сказать, сколько дать денег — пять тысяч долларов или три тысячи. Без моего указания это не оформить. Вот я прямо спросил: «Твое мнение? Ты как считаешь?» Как он сказал, такое решение я и принял. Нелепо было бы действовать иначе.
Дважды в день Сахаровский передавал Семичастному предназначенные для членов президиума ЦК сверхсекретные материалы разведки. Семичастный подписывал спецсообщения; их доставляли адресатам в запечатанных конвертах. Вскрывать и читать их не имели права даже помощники членов президиума.
За разметкой спецсообщений строго следил аналитический отдел разведки. Он предлагал, кому и какую информацию послать, учитывал, кому она раньше посылалась, чтобы не получилось так, что члена президиума ЦК оповестили о начале каких-то событий, а уведомить об окончании забыли.
Владимир Семичастный рассказывал:
— Я очень часто выступал просто в роли пересыльного пункта: главный читатель был другой. Но я ставил свою подпись, поэтому должен был поправить, отредактировать, что-то попросить доработать. Когда ставишь подпись, отвечаешь. А информации шло море со всего мира. У нас же резидентуры повсюду. Все хотят показать, что работают. Иной раз из местной газеты статью перепишут и присылают. Аналитический отдел все это выбрасывает. От шифровки резидента одна строка остается, а две-три страницы в корзину.
Мне, продолжал Семичастный, начальник разведки показывал: полюбуйтесь на работу некоторых резидентов. Аналитик, изучавший шифровку, пишет: это уже прошло в газетах две недели назад. А резидент составляет телеграмму, ее шифруют, потом занимают линию связи, здесь ее расшифровывают. Это же в копеечку влетает! А он информацию из газеты шлет, причем выбирает либо такое издание, что в Москве вовсе не получают, либо такое, что с большим опозданием приходит. А почему они газеты переписывали? Так спокойнее…
Семичастный рассказывал, что об отправке ядерных боеголовок на Кубу он узнал от Сахаровского и лишь потому, что это уже стало известно американцам.
— Разумеется, органы КГБ обеспечивали доставку на Кубу ракет и другого оружия. Но относительно ядерного оружия нас не поставили в известность… Я вызвал начальника контрразведки: «В чем дело?» И военная контрразведка через некоторое время мне доложила: да, действительно на Кубу отправлено ядерное оружие.
— Значит, Хрущев не поставил в известность даже председателя КГБ?
— Я ведь к тому времени всего год был председателем, — ответил Семичастный, — в состав президиума ЦК не входил. Вообще был всего лишь кандидатом в члены ЦК. Меня еще комсомольцем считали. Да и не все члены президиума ЦК об этом знали.
— Но разве не было принято в таких случаях запросить мнение разведки о возможной реакции Соединенных Штатов, прогноз развития событий?
— Так это Хрущев должен был мне раскрыть свой замысел. А это означало, что и определенная часть моего аппарата все узнает. Я же должен перед разведкой вопрос поставить: как американцы отнесутся? А если мой аппарат знает, в МИД узнают, тут возможна утечка информации. Американцы были бы заранее в курсе дела, а этого он и хотел избежать. К тому же Хрущев такой человек был, что он не только американцев, но и нас хотел удивить: вот он какой выдающийся политик, все может сам!
Считается, что Хрущев плохо относился к органам госбезопасности. Это не совсем так.
В 1964 году Хрущев приехал с визитом в Норвегию.
Утром, как положено, ему докладывала обстановку резидентура внешней разведки. Докладывать должен был сам резидент, но он перепоручил это своему заместителю по политической разведке Виктору Федоровичу Грушко как более опытному специалисту.
Руководители охраны предупредили, что первый доклад — во время завтрака. Грушко через много лет рассказал в мемуарах, как он приехал в резиденцию, где поселили высокого гостя. Начальник управления правительственной охраны полковник Владимир Яковлевич Чекалов проводил Грушко к Хрущеву.
Первый секретарь ЦК и глава правительства завтракал в одиночестве.
— Вот сижу и поджидаю тебя, — дружелюбно сказал Никита Сергеевич.
Сотрудники КГБ исходили из того, что норвежцы оборудовали резиденцию техникой прослушивания и скрытого фотографирования, поэтому вслух обсуждать секретные вопросы нельзя. Доклад был представлен в письменном виде.
— Садись, позавтракай, — предложил Хрущев. Грушко вежливо отказался.
— Съешь хотя бы яйцо, — настаивал Хрущев.
Грушко, во-первых, уже позавтракал, во-вторых, в присутствии хозяина страны ему в любом случае было не до еды. Но Хрущев все-таки настоял на своем:
— Тридцать лет меня уговаривали не есть яйца из-за холестерина, а теперь специалисты говорят, что яйца не опасны. Я их ем с удовольствием и тебе советую.
Грушко пришлось проглотить яйцо.
Он поставил перед Никитой Сергеевичем полуоткрытый чемоданчик. Хрущев читал принесенные ему материалы, не вынимая их из чемоданчика, чтобы бумаги нельзя было фотографировать с потолка. Такой же чемоданчик стоял перед Грушко на тот случай, если бы Никита Сергеевич попросил пояснений.
Но тот выпил чай, все прочитал и кивнул:
— Хорошо. Все ясно. Спасибо.
На следующее утро Грушко доложил Хрущеву уже реакцию норвежцев на ход переговоров. Никита Сергеевич остался доволен. Перед отъездом полковник Че-калин вручил Грушко от имени Хрущева часы и радиоприемник.
Норвегия всегда считалась важнейшим объектом разведывательного проникновения. Это натовская страна, то есть допущенная ко всем секретам, а вместе с тем стоящая на отшибе. Через Норвегию российская разведка и старалась проникать в НАТО. Вербовали не только приезжавших в страну американцев, но и норвежцев, которых пускали на натовские объекты. Вторая задача разведки состояла в том, чтобы вбивать клин между Норвегией и США. Вербовать удавалось, клин так и не вбили.
Долгие годы советская разведка имела доступ к премьер-министру Норвегии Эйнару Герхардсену. По словам разведчиков, премьер-министр был преданным другом Советского Союза. По другим сведениям, жена премьер-министра попалась в медовую ловушку. Во время поездки в Советский Союз ее познакомили с очаровательным молодым человеком, перед чарами которого она не смогла устоять. Их интимную встречу фотографировали, и после этого советские разведчики ни в чем отказа не знали.
Видимо, для нордических женщин медовые ловушки особенно опасны. Крупнейшим советским агентом была Гунвор Галтунг Ховик. Во время войны она влюбилась в русского военнопленного. С его помощью уже после войны ее и завербовали. Она работала на советскую разведку больше тридцати лет — до ее разоблачения.
Самым известным советским агентом был Арне Трехолт, крупный новержский дипломат. Его арестовали и осудили на двадцать лет. Генерал Грушко уверяет, что Трехолт не был советским агентом. Но генералу не верят.
Впрочем, на норвежском направлении были не только победы. Майор Михаил Бутков из первого Главного управления КГБ, который бежал на Запад в 1991 году, рассказал, как его коллеги по резидентуре создавали обширную агентуру путем мнимой вербовки людей. Некоторые норвежцы и не подозревали о том, что в досье советской разведки они числились агентами…