Страница:
Ельцин взял в министры политика, который давно вел полемику с Козыревым, скрытую от широкой публики.
Козырев считал, что специальные службы дают президенту искаженную информацию. Ельцина со всех сторон заваливали антизападными, антиамериканскими бумагами.
Назначение Примакова на пост министра иностранных дел было неприятным сюрпризом для западных стран. Там его знали как начальника разведки и как человека, который на глазах всего мира обнимался с иракским лидером Саддамом Хусейном — накануне первой войны в Персидском заливе в 1991 году.
В Соединенных Штатах эту поездку в Багдад восприняли с обидой. А Примакова зачислили в разряд политиков, настроенных антиамерикански, хотя Примаков летал к Саддаму не по собственной инициативе, а выполняя поручение президента Горбачева. Объятия в арабском мире носят ритуальный характер. Обниматься могут и злейшие враги, если они встречаются на публике.
Уклониться от объятий Примаков не мог и не хотел, потому что расчет и строился на том, что иракский лидер прислушается к человеку, которого он знает, к которому на Ближнем Востоке относятся с уважением, выведет войска из Кувейта, и военная операция не понадобится.
Горбачев и Примаков полагали, что, если бы американцы не торопились с военной операцией, можно было все-таки дипломатическими средствами заставить Саддама уйти из оккупированного им Кувейта. Они ошиблись.
Саддам Хусейн доводы Примакова отверг, и сам себя наказал: Ирак потерпел оглушительное военное поражение. Но кадры, запечатлевшие дружескую встречу Саддама и Примакова, вошли в историю и стали для американцев символом антиамериканской деятельности.
Утверждение Примакова министром — это было первое сделанное Ельциным назначение, которое вызвало всеобщее одобрение. За исключением небольшого круга либеральных политиков, которые считали, что уход Андрея Козырева с поста министра повлечет за собой резкое ухудшение отношений с Западом, все остальные были довольны — и Совет Федерации, и Государственная дума, и средства массовой информации.
Подкупали солидность и основательность Примакова. Уже через месяц-другой стало ясно, что назначение Примакова было точным ходом.
Как выразился один из его предшественников на посту министра иностранных дел Александр Бессмертных, это лучший выбор из числа непрофессионалов. Примаков умело и изощренно прикрыл президентские тылы, лишив оппозицию возможности критиковать внешнюю политику. Даже коммунисты, злейшие враги Ельцина, не могли сказать ничего плохого о Примакове.
И то, что на Западе его назначение приняли неприязненно, тоже было хорошо для Ельцина. Накануне выборов мнение американцев его не интересовало. Ему нужны были голоса избирателей, всех избирателей, в том числе и тех, кто ненавидит Запад.
Внутри страны Примаков получил полную поддержку. Он побывал в Комитете по международным делам Государственной думы, произнес короткую речь, затем ответил на вопросы. Он произвел хорошее впечатление, и депутаты обошлись без обычных выпадов против МИДа. С тех пор он часто встречался с депутатами, и критики практически не было. Его ценили и те, кто поддерживает президента, и оппозиция.
Примаков говорил мне, что на посту министра он внутренней политикой принципиально не занимался:
— У меня есть собственные взгляды, как у всякого человека, — рассказывал Примаков, — но у министра иностранных дел и у министерства в целом симпатии и антипатии должны быть отключены. Я никогда не позволю себе называть кого-то зелеными, розовыми, красно-коричневыми, голубыми — я имею в виду цвета политического спектра.
— Разве же Министерство иностранных дел может остаться в стороне от политики?
— МИД, конечно же, занимается политикой, но только внешней политикой, — повторил Примаков, — поэтому Министерство иностранных дел — это самое внутренне деполитизированное министерство…
В сравнительно небольшом, вытянутом, как пенал, кабинете на седьмом этаже высотного здания на Смоленской площади Примаков был девятым хозяином. Первым был Андрей Вышинский, при нем Министерство иностранных дел в 1952 году переехало сюда с Кузнецкого моста.
Общего между сменявшими друг друга министрами было мало, но обстановка в кабинете почти не меняется. Возможно, из скромности, возможно, из суеверия — только ремонт затеешь, тут тебя и уволят, — министры на внутренние перестановки в кабинете не решаются.
Мебель скучная, канцелярская, большой стол, крытый зеленым сукном, сбоку — приставка с традиционным набором телефонов: внутриминистерские, обычные городские, два аппарата правительственной связи — АТС-2 (для разговора с чиновниками средней руки) и более важная АТС-1 (это уже для министров и некоторых заместителей), массивный аппарат междугородной ВЧ-связи (можно поговорить с губернаторами, командующими военными округами, начальниками местных управлений Федеральной службы безопасности и послами в бывших социалистических странах) и, наконец, признак принадлежности к узкому кругу высших государственных чиновников — аппарат, на котором две буквы «СК».
Это спецкоммутатор, который позволяет в считаные минуты связаться с президентом, главой правительства и еще примерно с тридцатью абонентами. Телефонистки найдут нужного человека хоть в самолете — по закрытой космической связи, хоть в машине, хоть на даче и соединят.
За столом дверь в комнату отдыха, откуда и появился Примаков, когда я к нему пришел.
Я спросил его:
— Вот вы оказались в кабинете министра иностранных дел, сели в это кресло и сказали себе: ну, теперь я наконец сделаю то, что давно хотел осуществить…
Примаков покачал головой:
— У меня не было такого чувства. Я не стремился стать министром, чтобы что-то такое осуществить. Может, это черта моего характера. Я работал до этого и в «Правде», и на радио, потом был в Академии наук, руководил двумя крупными институтами, и в Верховном Совете, и где бы я ни был, мне везде казалось, что я работаю на очень важном участке. Ну и в разведке, конечно. Так что это не было целью всей жизни — стать министром иностранных дел. Но я пришел сюда не как новичок. У меня был опыт, и я стал работать без раскачки.
Министру иностранных дел Евгению Примакову удалось то, что было не под силу его предшественникам, даже таким влиятельным, как Громыко и Шеварднадзе: он отвоевал для себя все высотное здание на Смоленской площади. Никогда еще этот дом, построенный в 1952 году, не принадлежал целиком МИДу. Наследников некогда могущественного Министерства внешней торговли выселили, а в здании начался долгожданный ремонт.
Сначала поудобнее расселись заместители министра — мидовские кабинеты очень скромные, в других ведомствах начальство сидит куда просторнее. Теперь заместителям министра выделили комнаты отдыха — они там, естественно, не отдыхают, а принимают иностранных послов. Потом взялись ремонтировать целые этажи — так и рядовым сотрудникам тоже станет немного комфортнее.
Кроме того, сотрудники министерства вновь стали получать квартиры, и, как гордо сказал Примаков, обеды в мидовской столовой подешевели.
Второй приятный сюрприз Примакова — повышение пенсий. До его появления пенсия даже посла — генеральская должность! — была мизерной. Было решено, что пенсия кадрового дипломата составит около восьмидесяти процентов всего его денежного содержания на последней должности.
— Не кисло, — радостно прокомментировал это решение один из членов коллегии министерства. — Служить можно.
Примаков завоевывал сердца подчиненных тем же способом, каким ему уже удалось расположить к себе сотрудников Службы внешней разведки: улучшая условия их жизни и работы. В первый же год работы Примакова в министерство пошла молодежь.
Примаков заговорил о многополюсном мире. Что он имел в виду? Плохо, когда в мире осталась одна сверхдержава, то есть Соединенные Штаты, и все крутится вокруг нее. Но это нежизнеспособная конструкция, должны быть разные центры силы. Примаков говорил: мы будем развивать отношения и с Западом, и с Востоком, и с теми, кто нам нравится, и с теми, кто нам не нравится.
Российская дипломатия возобновила сотрудничество со старыми друзьями — Ираком, Ираном, Сербией. Открыто демонстрировала противоречия с Соединенными Штатами — единственной страной, с которой Россия любит себя сравнивать.
Несколько раз казалось, что споры между Примаковым и американцами уже выходят за рамки обычной полемики. Происходило это из-за Ирака и сербской провинции Косово, населенной в основном албанцами. Это две горячие точки, которыми Примакову больше всего пришлось заниматься в роли министра.
Можно ли считать, что Примаков настроен антиамерикански? Точнее было бы сказать, что процветание, удачливость, напор Соединенных Штатов вызывают у него неосознанное раздражение. Ему бы хотелось, чтобы, когда он садится за стол переговоров, за ним стояла бы такая же экономическая и военная мощь.
Фамилию Примакова как очевидного кандидата в премьер-министры первым назвал лидер «Яблока» Григорий Алексеевич Явлинский.
Депутаты подхватили эту идею. Примаков ни у кого не вызывал аллергии. Спокойный, основательный, надежный, он казался подходящей фигурой в момент острого кризиса. Более того, он понравился не только политикам, но и значительной части общества.
Ельцин пригласил Примакова на дачу:
— Евгений Максимович, вы меня знаете, я вас знаю… Вы — единственный на данный момент кандидат, который всех устраивает.
Примаков искренне отказался. Ему нравилось быть министром иностранных дел и не хотелось браться за практически неразрешимую задачу:
— Борис Николаевич, буду с вами откровенен. Такие нагрузки не для моего возраста. Вы должны меня понять. Хочу доработать нормально, спокойно. Уйдем на пенсию вместе в 2000 году.
8 сентября, во вторник, Примаков сделал заявление:
— Признателен всем, кто предлагает мою кандидатуру на пост председателя правительства. Однако заявляю однозначно — согласия на это дать не могу.
Ельцин вел тройную игру: давил на Думу («У меня нет другой кандидатуры, это вопрос решенный, с вами или без вас, премьером будет Черномырдин»), убеждал Черномырдина не настаивать на своей кандидатуре («Виктор Степанович, нельзя вносить вашу кандидатуру в третий раз, в сегодняшней политической ситуации мы не имеем права распускать Думу») и через Юмашева уговаривал Примакова стать премьером.
Юмашев несколько раз встречался с Примаковым:
— Евгений Максимович, какие ваши предложения, что будем делать?
Примаков отвечал:
— Давайте предлагать Юрия Дмитриевича Маслюкова, это хороший экономист.
— Борис Николаевич ни за что не согласится на премьера-коммуниста, вы же знаете, Евгений Максимович. И что же, будем распускать Думу?
На самом деле от отчаяния Ельцин был готов на любой вариант.
Юрий Дмитриевич Маслюков рассказывал позднее журналистам, что его прямо из отпуска пригласили к президенту. Утром 10 сентября он был в Кремле. Сначала с ним разговаривала президентская дочь Татьяна Дьяченко. Она сказала:
— Сейчас папа будет предлагать вам пост премьера. Ни в коем случае не отказывайтесь.
Ельцин действительно предложил Маслюкову стать премьером. Он ответил, что в силу его принадлежности к коммунистической партии назначение будет недоброжелательно встречено частью политического спектра страны.
Маслюков сказал, что сейчас нужна такая фигура, как Евгений Максимович Примаков, а он готов работать под его руководством в качестве первого вице-премьера, ответственного за экономику.
В общей сложности Ельцин трижды предлагал Примакову возглавить кабинет. Последняя беседа состоялась 10 сентября.
Даже Черномырдин стал уговаривать Примакова согласиться. Виктор Степанович уверял, что, еще когда они летом одновременно отдыхали в Сочи, он сказал Примакову:
— Евгений, в правительстве очень тяжело, нет там, по сути, хозяина. Не придется ли тебе за хозяина сесть? А ребята пусть отдохнут.
Примаков, считая, что разговор окончен, вышел в президентскую приемную. К нему подошли Юмашев, Татьяна Дьяченко и глава службы президентского протокола Владимир Николаевич Шевченко. Шевченко говорил особенно горячо:
— Как вы можете думать о себе! Разве вам не понятно, перед чем мы стоим? 17 августа взорвало экономику. Правительства нет. Дума будет распущена. Президент может физически не выдержать. Мы на грани полной дестабилизации!
Слова Шевченко произвели на Примакова сильное впечатление. Он спросил:
— Но почему я?
— Да потому, что Думу и всех остальных устроит именно ваша кандидатура. И потому, что вы сможете.
И Примаков согласился…
Через месяц после назначения премьер-министром ему исполнилось шестьдесят девять лет. Он полагал, что это неподходящий возраст, чтобы начинать новое дело.
Любопытно, что больше всех Евгения Максимовича уговаривали те, кто потом его и уберет с должности. Но в тот момент они все зависели от Примакова — не согласись он тогда, они вообще могли лишиться власти. Но чувство благодарности — не самое сильное чувство у обитателей Кремля.
Предчувствия у Примакова были верные: и он тоже уйдет из Белого дома не по своей воле и не под аплодисменты… Но в тот момент подобный исход никому не мог прийти в голову. Выдвижение Примакова казалось счастливой находкой — ему доверяла вся страна.
Примаков стал премьер-министром в шестьдесят восемь лет. В таком возрасте не так просто быть энергичным и напористым. С годами люди меняются — и не всегда к лучшему, появляется непоколебимое спокойствие, равнодушие, нежелание идти на рискованные и смелые шаги.
Близкие друзья уверяли, что Примаков сохранил прежний темперамент и энергию, ненавидит равнодушие и цинизм. А что касается его физической формы, то люди знающие рассказывали, что каждое утро он проплывает в бассейне полкилометра и чувствует себя достаточно бодро. Так и оказалось, проблемы у Примакова возникли вовсе не по причине слабого здоровья.
Главная заслуга Евгения Максимовича состоит в том, что он добился стабилизации политической ситуации в России. С его вступлением в должность исчез страх перед тем, что будет распущена Государственная дума, что президент решится вновь применить силу против парламента, что страна пойдет вразнос и воцарится диктатура. И как-то сразу спало напряжение.
Люди увидели, что митинги проблем не решат, надо работать. Правительство получило несколько месяцев относительного спокойствия — для того, чтобы что-то сделать.
Секрет Примакова, как говорят, состоял в том, что в его речах все слышат то, что хотят услышать. Либерально настроенные граждане — обещание рыночных реформ и свобод. Коммунисты — государственное регулирование и контроль. И верно. Некая двусмысленность постоянно присутствовала в высказываниях Примакова.
Примаков был очень осторожен, он продумывал каждый шаг, двигался как по минному полю, поэтому на посту премьер-министра он допустил куда меньше ошибок, чем кто-то другой сделал бы на его месте. Но вместе с тем его упрекали в том, что он не идет на решительные, радикальные, но непопулярные меры, которые только и могут вытащить нас из кризиса.
Евгений Примаков приступил к работе с большим, невиданным кредитом доверия.
Начиная с сентября 1998 года опросы общественного мнения показывали, что Евгений Примаков — самый популярный и влиятельный человек в стране. Раньше эту позицию занимали только два человека: как правило, Борис Ельцин и в порядке исключения — Виктор Черномырдин. Теперь же президент России отступил на второе место.
Почти сразу начались разговоры о том, что Примаков захочет баллотироваться в президенты на выборах 2000 года. Специалисты стали прикидывать, есть ли у него шансы на победу, кто именно за него проголосует, какие силы поддержат нынешнего главу правительства. Заговорили о том, что Примакову и Лужкову нужно объединиться, потому что они, собственно, почти единомышленники, программы у них сходные, делить им нечего. За каждым сила, вместе они непобедимы.
Первоначально Ельцин зависел от Примакова и даже в определенном смысле заискивал. Примаков потом расскажет, что через две недели после его назначения президент вдруг многозначительно и доверительно заговорил с ним:
— Давайте думать о стратегических вопросах. Я мыслю вас на самом высшем посту в государстве!
Примаков благоразумно отказался развивать эту тему:
— Я не готов к такому разговору. Не готов и не хочу его вести…
Борис Ельцин назвал Примакова «самым сильным, самым надежным премьером, которого поддерживает президент, поддерживает правительство, поддерживает Государственная дума, поддерживают региональные власти на местах». Ельцин сказал, что получает удовольствие, видя, как Примаков решает проблемы, находя удачные компромиссы…
Но едва кризис миновал, стало ясно, что Примаков неприятен Ельцину. Очень быстро заговорили о том, что между Ельциным и Примаковым пробежала черная кошка.
Примаков возглавлял правительство всего восемь месяцев.
12 мая 1999 года, когда глава правительства пришел к Ельцину с очередным докладом, оживленный и приободрившийся президент внезапно сказал:
— Вы выполнили свою роль. Теперь, очевидно, нужно будет вам уйти в отставку. Облегчите мне эту задачу, напишите заявление об уходе с указанием любой причины.
Примаков в эти недели чувствовал себя очень плохо, страдал от тяжелого радикулита, нуждался в операции. Но присутствия духа не потерял и твердо сказал:
— Нет, я этого не сделаю. Облегчать никому ничего не хочу. У вас есть все конституционные полномочия подписать соответствующий указ. Но я хотел бы сказать, Борис Николаевич, что вы совершаете большую ошибку. Дело не во мне, а в кабинете, который работает хорошо: страна вышла из кризиса. Люди верят в правительство и его политику. Сменить кабинет — это ошибка.
Характер Примакова в Кремле знали, поэтому предусмотрели все варианты. Ельцин вызвал главу администрации Александра Волошина, который вошел в кабинет с уже готовым указом об отставке главы правительства.
Ельцин вдруг спросил Примакова:
— Как у вас с транспортом?
Примаков равнодушно ответил, что для него все это не проблема, может и такси взять.
Президенту стало нехорошо, вызвали врачей. Примаков хотел уйти, Борис Николаевич удержал его. Когда медики ушли, Ельцин встал, обнял Примакова и сказал примирительно:
— Давайте останемся друзьями.
Еще одна цитата из книги «Президентский марафон»:
«Еще раз посмотрел на Евгения Максимовича. Жаль.
Ужасно жаль. Это была самая достойная отставка из всех, которые я видел. Самая мужественная. Это был в политическом смысле очень сильный премьер. Масштабная, крупная фигура».
Так почему же Ельцин его уволил?
Самый очевидный ответ — Борису Николаевичу не нравилась самостоятельность премьер-министра. Не в том примитивном смысле, что Примаков не слушался Бориса Николаевича или принимал решения, противоречащие указаниям президента. Просто премьер-министр вел себя независимо, не спешил по каждому поводу кланяться Кремлю и советоваться с президентским окружением — у Примакова в прямом и переносном смысле оказался негибкий позвоночник. От радикулита его спасла операция, а характер остался прежним.
Евгений Максимович никогда не был единомышленником Бориса Николаевича.
Примаков сожалел о распаде Советского Союза и о соглашении, подписанном Ельциным в Беловежской Пуще.
Примаков не был сторонником гайдаровских реформ и не скрывал своей точки зрения, только его мнением тогда не интересовались, потому что он возглавлял разведку.
Примаков не разделял страстного желания Ельцина сблизиться и подружиться с Западом. И Примаков не питал такой ненависти к коммунистам, к лидерам левой оппозиции.
Одним словом, Примаков был первым непрезидентским премьер-министром. Его и выбрал-то не Ельцин. Примаков был ему навязан ситуацией. У президента осенью был выбор: либо распустить Думу, либо принять кандидатуру Примакова. Ельцин согласился на меньшее зло, потому что был в очень плохой форме, сильно болел.
Примаков сам сформировал правительство, чего не было ни до него, ни после, и в минимальной степени зависел от президентской администрации.
Ельцин рискнул и выиграл. Абсолютно непопулярный президент избавился от необыкновенно популярного премьер-министра, и ничего в стране не произошло — ни демонстраций, ни забастовок, ни массового возмущения! Примаков безмолвно ушел, невероятно страдая от унижения. Дума покорно проголосовала за нового премьер-министра Сергея Степашина, а затем и за Владимира Путина.
Примаков оставался самым популярным политиком в России и после отставки. Судя по опросам общественного мнения, люди хотели видеть на посту президента именно Евгения Максимовича как олицетворение взвешенной, спокойной, разумной политики. Казалось, что серьезных конкурентов у него нет.
Впрочем, я, честно говоря, думал, что он вообще откажется от политической деятельности. Он ведь не принадлежит к числу политиков до мозга костей, которые себе иной жизни не мыслят. У него есть интересы за пределами политики: книги, друзья, семья. Правда, есть у него одно качество, возможно, привезенное с Кавказа. Евгений Максимович вырос в Тбилиси, и он не прощает обид. А его сильно обидели, когда уволили так бесцеремонно.
Со всех предыдущих должностей Евгений Примаков уходил только на повышение. Почти вся его жизнь — в смысле карьеры — это стремительное движение вперед и вверх. И вдруг такое увольнение. Желание если не отомстить, то как минимум взять реванш, и, конечно же, притягательная сила большой политики, вероятно, и заставили его пойти на выборы.
Но многие влиятельные люди решили, что приход к власти Лужкова и Примакова будет для них смертельно опасен. Объединились администрация президента и некоторые олигархи.
Стратегия была разработана такая: во-первых, разрушить репутацию обоих политиков в глазах общественного мнения, во-вторых, сформировать новую политическую партию, способную составить конкуренцию предвыборному блоку «Отечество — Вся Россия».
Говорили, что Примаков так и не оправился после операции, что его ждет следующая операция и закончится все это инвалидностью. Как можно голосовать за инвалида? При этом на экране телевизора возникали лужи крови, которые должны были вызывать определенные ассоциации.
В те дни, когда стране рассказывали, что Примаков с трудом передвигается, я наблюдал Евгения Максимовича в неформальной обстановке. Он был в прекрасном настроении, за столом ни в чем себе не отказывал, а после застолья пел и пританцовывал. Но это видели человек двадцать, страна же верила телевидению. Тем более что на телеэкране Евгений Максимович обычно появлялся мрачным и недовольным. Это не множило ряды его поклонников.
Тем не менее не стоит говорить, что выборы в Государственную думу в декабре 1999 года выиграло телевидение.
От политиков ждали не жесткой критики, а позитивной программы действий. А ее внезапно стал олицетворять новый премьер-министр Владимир Путин. Молодой премьер выгодно смотрелся и на фоне семидесятилетнего Примакова.
Примаков был избран в Государственную думу, но даже отказался баллотироваться в президенты. Он возглавил в Думе фракцию «Отечество — Вся Россия», но меньше всего ему нравилась парламентская работа. Евгений Максимович был предельно уважителен к новому президенту, и Путин демонстрировал ему свое почтение.
Примаков вскоре захотел уйти из Думы и получил приятную должность главы Торгово-промышленной палаты. Он перестал заниматься внутренней политикой, но с удовольствием исполнял поручения президента в международных делах. Скажем, накануне второй войны в Персидском заливе по просьбе Путина летал в Багдад и уговаривал Саддама Хусейна подать в отставку, чтобы избежать американского удара по Ираку. Не уговорил…
Когда Примаков принял участие в создании телекомпании ТВС на шестом канале, подозревали, что он исполняет путинское задание и станет кремлевским цензором. И ошиблись. Цензурой он не занимался. А помочь команде Евгения Киселева пытался, но воздействовать на олигархов не мог при всем своем желании.
ВЯЧЕСЛАВ ТРУБНИКОВ. СЛУЖЕБНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ПОКАЗАЛО
Козырев считал, что специальные службы дают президенту искаженную информацию. Ельцина со всех сторон заваливали антизападными, антиамериканскими бумагами.
Назначение Примакова на пост министра иностранных дел было неприятным сюрпризом для западных стран. Там его знали как начальника разведки и как человека, который на глазах всего мира обнимался с иракским лидером Саддамом Хусейном — накануне первой войны в Персидском заливе в 1991 году.
В Соединенных Штатах эту поездку в Багдад восприняли с обидой. А Примакова зачислили в разряд политиков, настроенных антиамерикански, хотя Примаков летал к Саддаму не по собственной инициативе, а выполняя поручение президента Горбачева. Объятия в арабском мире носят ритуальный характер. Обниматься могут и злейшие враги, если они встречаются на публике.
Уклониться от объятий Примаков не мог и не хотел, потому что расчет и строился на том, что иракский лидер прислушается к человеку, которого он знает, к которому на Ближнем Востоке относятся с уважением, выведет войска из Кувейта, и военная операция не понадобится.
Горбачев и Примаков полагали, что, если бы американцы не торопились с военной операцией, можно было все-таки дипломатическими средствами заставить Саддама уйти из оккупированного им Кувейта. Они ошиблись.
Саддам Хусейн доводы Примакова отверг, и сам себя наказал: Ирак потерпел оглушительное военное поражение. Но кадры, запечатлевшие дружескую встречу Саддама и Примакова, вошли в историю и стали для американцев символом антиамериканской деятельности.
Утверждение Примакова министром — это было первое сделанное Ельциным назначение, которое вызвало всеобщее одобрение. За исключением небольшого круга либеральных политиков, которые считали, что уход Андрея Козырева с поста министра повлечет за собой резкое ухудшение отношений с Западом, все остальные были довольны — и Совет Федерации, и Государственная дума, и средства массовой информации.
Подкупали солидность и основательность Примакова. Уже через месяц-другой стало ясно, что назначение Примакова было точным ходом.
Как выразился один из его предшественников на посту министра иностранных дел Александр Бессмертных, это лучший выбор из числа непрофессионалов. Примаков умело и изощренно прикрыл президентские тылы, лишив оппозицию возможности критиковать внешнюю политику. Даже коммунисты, злейшие враги Ельцина, не могли сказать ничего плохого о Примакове.
И то, что на Западе его назначение приняли неприязненно, тоже было хорошо для Ельцина. Накануне выборов мнение американцев его не интересовало. Ему нужны были голоса избирателей, всех избирателей, в том числе и тех, кто ненавидит Запад.
Внутри страны Примаков получил полную поддержку. Он побывал в Комитете по международным делам Государственной думы, произнес короткую речь, затем ответил на вопросы. Он произвел хорошее впечатление, и депутаты обошлись без обычных выпадов против МИДа. С тех пор он часто встречался с депутатами, и критики практически не было. Его ценили и те, кто поддерживает президента, и оппозиция.
Примаков говорил мне, что на посту министра он внутренней политикой принципиально не занимался:
— У меня есть собственные взгляды, как у всякого человека, — рассказывал Примаков, — но у министра иностранных дел и у министерства в целом симпатии и антипатии должны быть отключены. Я никогда не позволю себе называть кого-то зелеными, розовыми, красно-коричневыми, голубыми — я имею в виду цвета политического спектра.
— Разве же Министерство иностранных дел может остаться в стороне от политики?
— МИД, конечно же, занимается политикой, но только внешней политикой, — повторил Примаков, — поэтому Министерство иностранных дел — это самое внутренне деполитизированное министерство…
В сравнительно небольшом, вытянутом, как пенал, кабинете на седьмом этаже высотного здания на Смоленской площади Примаков был девятым хозяином. Первым был Андрей Вышинский, при нем Министерство иностранных дел в 1952 году переехало сюда с Кузнецкого моста.
Общего между сменявшими друг друга министрами было мало, но обстановка в кабинете почти не меняется. Возможно, из скромности, возможно, из суеверия — только ремонт затеешь, тут тебя и уволят, — министры на внутренние перестановки в кабинете не решаются.
Мебель скучная, канцелярская, большой стол, крытый зеленым сукном, сбоку — приставка с традиционным набором телефонов: внутриминистерские, обычные городские, два аппарата правительственной связи — АТС-2 (для разговора с чиновниками средней руки) и более важная АТС-1 (это уже для министров и некоторых заместителей), массивный аппарат междугородной ВЧ-связи (можно поговорить с губернаторами, командующими военными округами, начальниками местных управлений Федеральной службы безопасности и послами в бывших социалистических странах) и, наконец, признак принадлежности к узкому кругу высших государственных чиновников — аппарат, на котором две буквы «СК».
Это спецкоммутатор, который позволяет в считаные минуты связаться с президентом, главой правительства и еще примерно с тридцатью абонентами. Телефонистки найдут нужного человека хоть в самолете — по закрытой космической связи, хоть в машине, хоть на даче и соединят.
За столом дверь в комнату отдыха, откуда и появился Примаков, когда я к нему пришел.
Я спросил его:
— Вот вы оказались в кабинете министра иностранных дел, сели в это кресло и сказали себе: ну, теперь я наконец сделаю то, что давно хотел осуществить…
Примаков покачал головой:
— У меня не было такого чувства. Я не стремился стать министром, чтобы что-то такое осуществить. Может, это черта моего характера. Я работал до этого и в «Правде», и на радио, потом был в Академии наук, руководил двумя крупными институтами, и в Верховном Совете, и где бы я ни был, мне везде казалось, что я работаю на очень важном участке. Ну и в разведке, конечно. Так что это не было целью всей жизни — стать министром иностранных дел. Но я пришел сюда не как новичок. У меня был опыт, и я стал работать без раскачки.
Министру иностранных дел Евгению Примакову удалось то, что было не под силу его предшественникам, даже таким влиятельным, как Громыко и Шеварднадзе: он отвоевал для себя все высотное здание на Смоленской площади. Никогда еще этот дом, построенный в 1952 году, не принадлежал целиком МИДу. Наследников некогда могущественного Министерства внешней торговли выселили, а в здании начался долгожданный ремонт.
Сначала поудобнее расселись заместители министра — мидовские кабинеты очень скромные, в других ведомствах начальство сидит куда просторнее. Теперь заместителям министра выделили комнаты отдыха — они там, естественно, не отдыхают, а принимают иностранных послов. Потом взялись ремонтировать целые этажи — так и рядовым сотрудникам тоже станет немного комфортнее.
Кроме того, сотрудники министерства вновь стали получать квартиры, и, как гордо сказал Примаков, обеды в мидовской столовой подешевели.
Второй приятный сюрприз Примакова — повышение пенсий. До его появления пенсия даже посла — генеральская должность! — была мизерной. Было решено, что пенсия кадрового дипломата составит около восьмидесяти процентов всего его денежного содержания на последней должности.
— Не кисло, — радостно прокомментировал это решение один из членов коллегии министерства. — Служить можно.
Примаков завоевывал сердца подчиненных тем же способом, каким ему уже удалось расположить к себе сотрудников Службы внешней разведки: улучшая условия их жизни и работы. В первый же год работы Примакова в министерство пошла молодежь.
Примаков заговорил о многополюсном мире. Что он имел в виду? Плохо, когда в мире осталась одна сверхдержава, то есть Соединенные Штаты, и все крутится вокруг нее. Но это нежизнеспособная конструкция, должны быть разные центры силы. Примаков говорил: мы будем развивать отношения и с Западом, и с Востоком, и с теми, кто нам нравится, и с теми, кто нам не нравится.
Российская дипломатия возобновила сотрудничество со старыми друзьями — Ираком, Ираном, Сербией. Открыто демонстрировала противоречия с Соединенными Штатами — единственной страной, с которой Россия любит себя сравнивать.
Несколько раз казалось, что споры между Примаковым и американцами уже выходят за рамки обычной полемики. Происходило это из-за Ирака и сербской провинции Косово, населенной в основном албанцами. Это две горячие точки, которыми Примакову больше всего пришлось заниматься в роли министра.
Можно ли считать, что Примаков настроен антиамерикански? Точнее было бы сказать, что процветание, удачливость, напор Соединенных Штатов вызывают у него неосознанное раздражение. Ему бы хотелось, чтобы, когда он садится за стол переговоров, за ним стояла бы такая же экономическая и военная мощь.
Фамилию Примакова как очевидного кандидата в премьер-министры первым назвал лидер «Яблока» Григорий Алексеевич Явлинский.
Депутаты подхватили эту идею. Примаков ни у кого не вызывал аллергии. Спокойный, основательный, надежный, он казался подходящей фигурой в момент острого кризиса. Более того, он понравился не только политикам, но и значительной части общества.
Ельцин пригласил Примакова на дачу:
— Евгений Максимович, вы меня знаете, я вас знаю… Вы — единственный на данный момент кандидат, который всех устраивает.
Примаков искренне отказался. Ему нравилось быть министром иностранных дел и не хотелось браться за практически неразрешимую задачу:
— Борис Николаевич, буду с вами откровенен. Такие нагрузки не для моего возраста. Вы должны меня понять. Хочу доработать нормально, спокойно. Уйдем на пенсию вместе в 2000 году.
8 сентября, во вторник, Примаков сделал заявление:
— Признателен всем, кто предлагает мою кандидатуру на пост председателя правительства. Однако заявляю однозначно — согласия на это дать не могу.
Ельцин вел тройную игру: давил на Думу («У меня нет другой кандидатуры, это вопрос решенный, с вами или без вас, премьером будет Черномырдин»), убеждал Черномырдина не настаивать на своей кандидатуре («Виктор Степанович, нельзя вносить вашу кандидатуру в третий раз, в сегодняшней политической ситуации мы не имеем права распускать Думу») и через Юмашева уговаривал Примакова стать премьером.
Юмашев несколько раз встречался с Примаковым:
— Евгений Максимович, какие ваши предложения, что будем делать?
Примаков отвечал:
— Давайте предлагать Юрия Дмитриевича Маслюкова, это хороший экономист.
— Борис Николаевич ни за что не согласится на премьера-коммуниста, вы же знаете, Евгений Максимович. И что же, будем распускать Думу?
На самом деле от отчаяния Ельцин был готов на любой вариант.
Юрий Дмитриевич Маслюков рассказывал позднее журналистам, что его прямо из отпуска пригласили к президенту. Утром 10 сентября он был в Кремле. Сначала с ним разговаривала президентская дочь Татьяна Дьяченко. Она сказала:
— Сейчас папа будет предлагать вам пост премьера. Ни в коем случае не отказывайтесь.
Ельцин действительно предложил Маслюкову стать премьером. Он ответил, что в силу его принадлежности к коммунистической партии назначение будет недоброжелательно встречено частью политического спектра страны.
Маслюков сказал, что сейчас нужна такая фигура, как Евгений Максимович Примаков, а он готов работать под его руководством в качестве первого вице-премьера, ответственного за экономику.
В общей сложности Ельцин трижды предлагал Примакову возглавить кабинет. Последняя беседа состоялась 10 сентября.
Даже Черномырдин стал уговаривать Примакова согласиться. Виктор Степанович уверял, что, еще когда они летом одновременно отдыхали в Сочи, он сказал Примакову:
— Евгений, в правительстве очень тяжело, нет там, по сути, хозяина. Не придется ли тебе за хозяина сесть? А ребята пусть отдохнут.
Примаков, считая, что разговор окончен, вышел в президентскую приемную. К нему подошли Юмашев, Татьяна Дьяченко и глава службы президентского протокола Владимир Николаевич Шевченко. Шевченко говорил особенно горячо:
— Как вы можете думать о себе! Разве вам не понятно, перед чем мы стоим? 17 августа взорвало экономику. Правительства нет. Дума будет распущена. Президент может физически не выдержать. Мы на грани полной дестабилизации!
Слова Шевченко произвели на Примакова сильное впечатление. Он спросил:
— Но почему я?
— Да потому, что Думу и всех остальных устроит именно ваша кандидатура. И потому, что вы сможете.
И Примаков согласился…
Через месяц после назначения премьер-министром ему исполнилось шестьдесят девять лет. Он полагал, что это неподходящий возраст, чтобы начинать новое дело.
Любопытно, что больше всех Евгения Максимовича уговаривали те, кто потом его и уберет с должности. Но в тот момент они все зависели от Примакова — не согласись он тогда, они вообще могли лишиться власти. Но чувство благодарности — не самое сильное чувство у обитателей Кремля.
Предчувствия у Примакова были верные: и он тоже уйдет из Белого дома не по своей воле и не под аплодисменты… Но в тот момент подобный исход никому не мог прийти в голову. Выдвижение Примакова казалось счастливой находкой — ему доверяла вся страна.
Примаков стал премьер-министром в шестьдесят восемь лет. В таком возрасте не так просто быть энергичным и напористым. С годами люди меняются — и не всегда к лучшему, появляется непоколебимое спокойствие, равнодушие, нежелание идти на рискованные и смелые шаги.
Близкие друзья уверяли, что Примаков сохранил прежний темперамент и энергию, ненавидит равнодушие и цинизм. А что касается его физической формы, то люди знающие рассказывали, что каждое утро он проплывает в бассейне полкилометра и чувствует себя достаточно бодро. Так и оказалось, проблемы у Примакова возникли вовсе не по причине слабого здоровья.
Главная заслуга Евгения Максимовича состоит в том, что он добился стабилизации политической ситуации в России. С его вступлением в должность исчез страх перед тем, что будет распущена Государственная дума, что президент решится вновь применить силу против парламента, что страна пойдет вразнос и воцарится диктатура. И как-то сразу спало напряжение.
Люди увидели, что митинги проблем не решат, надо работать. Правительство получило несколько месяцев относительного спокойствия — для того, чтобы что-то сделать.
Секрет Примакова, как говорят, состоял в том, что в его речах все слышат то, что хотят услышать. Либерально настроенные граждане — обещание рыночных реформ и свобод. Коммунисты — государственное регулирование и контроль. И верно. Некая двусмысленность постоянно присутствовала в высказываниях Примакова.
Примаков был очень осторожен, он продумывал каждый шаг, двигался как по минному полю, поэтому на посту премьер-министра он допустил куда меньше ошибок, чем кто-то другой сделал бы на его месте. Но вместе с тем его упрекали в том, что он не идет на решительные, радикальные, но непопулярные меры, которые только и могут вытащить нас из кризиса.
Евгений Примаков приступил к работе с большим, невиданным кредитом доверия.
Начиная с сентября 1998 года опросы общественного мнения показывали, что Евгений Примаков — самый популярный и влиятельный человек в стране. Раньше эту позицию занимали только два человека: как правило, Борис Ельцин и в порядке исключения — Виктор Черномырдин. Теперь же президент России отступил на второе место.
Почти сразу начались разговоры о том, что Примаков захочет баллотироваться в президенты на выборах 2000 года. Специалисты стали прикидывать, есть ли у него шансы на победу, кто именно за него проголосует, какие силы поддержат нынешнего главу правительства. Заговорили о том, что Примакову и Лужкову нужно объединиться, потому что они, собственно, почти единомышленники, программы у них сходные, делить им нечего. За каждым сила, вместе они непобедимы.
Первоначально Ельцин зависел от Примакова и даже в определенном смысле заискивал. Примаков потом расскажет, что через две недели после его назначения президент вдруг многозначительно и доверительно заговорил с ним:
— Давайте думать о стратегических вопросах. Я мыслю вас на самом высшем посту в государстве!
Примаков благоразумно отказался развивать эту тему:
— Я не готов к такому разговору. Не готов и не хочу его вести…
Борис Ельцин назвал Примакова «самым сильным, самым надежным премьером, которого поддерживает президент, поддерживает правительство, поддерживает Государственная дума, поддерживают региональные власти на местах». Ельцин сказал, что получает удовольствие, видя, как Примаков решает проблемы, находя удачные компромиссы…
Но едва кризис миновал, стало ясно, что Примаков неприятен Ельцину. Очень быстро заговорили о том, что между Ельциным и Примаковым пробежала черная кошка.
Примаков возглавлял правительство всего восемь месяцев.
12 мая 1999 года, когда глава правительства пришел к Ельцину с очередным докладом, оживленный и приободрившийся президент внезапно сказал:
— Вы выполнили свою роль. Теперь, очевидно, нужно будет вам уйти в отставку. Облегчите мне эту задачу, напишите заявление об уходе с указанием любой причины.
Примаков в эти недели чувствовал себя очень плохо, страдал от тяжелого радикулита, нуждался в операции. Но присутствия духа не потерял и твердо сказал:
— Нет, я этого не сделаю. Облегчать никому ничего не хочу. У вас есть все конституционные полномочия подписать соответствующий указ. Но я хотел бы сказать, Борис Николаевич, что вы совершаете большую ошибку. Дело не во мне, а в кабинете, который работает хорошо: страна вышла из кризиса. Люди верят в правительство и его политику. Сменить кабинет — это ошибка.
Характер Примакова в Кремле знали, поэтому предусмотрели все варианты. Ельцин вызвал главу администрации Александра Волошина, который вошел в кабинет с уже готовым указом об отставке главы правительства.
Ельцин вдруг спросил Примакова:
— Как у вас с транспортом?
Примаков равнодушно ответил, что для него все это не проблема, может и такси взять.
Президенту стало нехорошо, вызвали врачей. Примаков хотел уйти, Борис Николаевич удержал его. Когда медики ушли, Ельцин встал, обнял Примакова и сказал примирительно:
— Давайте останемся друзьями.
Еще одна цитата из книги «Президентский марафон»:
«Еще раз посмотрел на Евгения Максимовича. Жаль.
Ужасно жаль. Это была самая достойная отставка из всех, которые я видел. Самая мужественная. Это был в политическом смысле очень сильный премьер. Масштабная, крупная фигура».
Так почему же Ельцин его уволил?
Самый очевидный ответ — Борису Николаевичу не нравилась самостоятельность премьер-министра. Не в том примитивном смысле, что Примаков не слушался Бориса Николаевича или принимал решения, противоречащие указаниям президента. Просто премьер-министр вел себя независимо, не спешил по каждому поводу кланяться Кремлю и советоваться с президентским окружением — у Примакова в прямом и переносном смысле оказался негибкий позвоночник. От радикулита его спасла операция, а характер остался прежним.
Евгений Максимович никогда не был единомышленником Бориса Николаевича.
Примаков сожалел о распаде Советского Союза и о соглашении, подписанном Ельциным в Беловежской Пуще.
Примаков не был сторонником гайдаровских реформ и не скрывал своей точки зрения, только его мнением тогда не интересовались, потому что он возглавлял разведку.
Примаков не разделял страстного желания Ельцина сблизиться и подружиться с Западом. И Примаков не питал такой ненависти к коммунистам, к лидерам левой оппозиции.
Одним словом, Примаков был первым непрезидентским премьер-министром. Его и выбрал-то не Ельцин. Примаков был ему навязан ситуацией. У президента осенью был выбор: либо распустить Думу, либо принять кандидатуру Примакова. Ельцин согласился на меньшее зло, потому что был в очень плохой форме, сильно болел.
Примаков сам сформировал правительство, чего не было ни до него, ни после, и в минимальной степени зависел от президентской администрации.
Ельцин рискнул и выиграл. Абсолютно непопулярный президент избавился от необыкновенно популярного премьер-министра, и ничего в стране не произошло — ни демонстраций, ни забастовок, ни массового возмущения! Примаков безмолвно ушел, невероятно страдая от унижения. Дума покорно проголосовала за нового премьер-министра Сергея Степашина, а затем и за Владимира Путина.
Примаков оставался самым популярным политиком в России и после отставки. Судя по опросам общественного мнения, люди хотели видеть на посту президента именно Евгения Максимовича как олицетворение взвешенной, спокойной, разумной политики. Казалось, что серьезных конкурентов у него нет.
Впрочем, я, честно говоря, думал, что он вообще откажется от политической деятельности. Он ведь не принадлежит к числу политиков до мозга костей, которые себе иной жизни не мыслят. У него есть интересы за пределами политики: книги, друзья, семья. Правда, есть у него одно качество, возможно, привезенное с Кавказа. Евгений Максимович вырос в Тбилиси, и он не прощает обид. А его сильно обидели, когда уволили так бесцеремонно.
Со всех предыдущих должностей Евгений Примаков уходил только на повышение. Почти вся его жизнь — в смысле карьеры — это стремительное движение вперед и вверх. И вдруг такое увольнение. Желание если не отомстить, то как минимум взять реванш, и, конечно же, притягательная сила большой политики, вероятно, и заставили его пойти на выборы.
Но многие влиятельные люди решили, что приход к власти Лужкова и Примакова будет для них смертельно опасен. Объединились администрация президента и некоторые олигархи.
Стратегия была разработана такая: во-первых, разрушить репутацию обоих политиков в глазах общественного мнения, во-вторых, сформировать новую политическую партию, способную составить конкуренцию предвыборному блоку «Отечество — Вся Россия».
Говорили, что Примаков так и не оправился после операции, что его ждет следующая операция и закончится все это инвалидностью. Как можно голосовать за инвалида? При этом на экране телевизора возникали лужи крови, которые должны были вызывать определенные ассоциации.
В те дни, когда стране рассказывали, что Примаков с трудом передвигается, я наблюдал Евгения Максимовича в неформальной обстановке. Он был в прекрасном настроении, за столом ни в чем себе не отказывал, а после застолья пел и пританцовывал. Но это видели человек двадцать, страна же верила телевидению. Тем более что на телеэкране Евгений Максимович обычно появлялся мрачным и недовольным. Это не множило ряды его поклонников.
Тем не менее не стоит говорить, что выборы в Государственную думу в декабре 1999 года выиграло телевидение.
От политиков ждали не жесткой критики, а позитивной программы действий. А ее внезапно стал олицетворять новый премьер-министр Владимир Путин. Молодой премьер выгодно смотрелся и на фоне семидесятилетнего Примакова.
Примаков был избран в Государственную думу, но даже отказался баллотироваться в президенты. Он возглавил в Думе фракцию «Отечество — Вся Россия», но меньше всего ему нравилась парламентская работа. Евгений Максимович был предельно уважителен к новому президенту, и Путин демонстрировал ему свое почтение.
Примаков вскоре захотел уйти из Думы и получил приятную должность главы Торгово-промышленной палаты. Он перестал заниматься внутренней политикой, но с удовольствием исполнял поручения президента в международных делах. Скажем, накануне второй войны в Персидском заливе по просьбе Путина летал в Багдад и уговаривал Саддама Хусейна подать в отставку, чтобы избежать американского удара по Ираку. Не уговорил…
Когда Примаков принял участие в создании телекомпании ТВС на шестом канале, подозревали, что он исполняет путинское задание и станет кремлевским цензором. И ошиблись. Цензурой он не занимался. А помочь команде Евгения Киселева пытался, но воздействовать на олигархов не мог при всем своем желании.
ВЯЧЕСЛАВ ТРУБНИКОВ. СЛУЖЕБНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ПОКАЗАЛО
Офицеры Службы внешней разведки никогда не носят мундира. Они ходят в штатском и надевают форму только для того, чтобы сфотографироваться на служебное удостоверение.
Так что когда директору Службы внешней разведки Вячеславу Трубникову присвоили звание генерала армии, он был лишен главного для армейских генералов удовольствия — покрасоваться в новых погонах. Впрочем, судя по тому, что о нем известно, он свободен от таких мелких слабостей.
Впрочем, при Трубникове, 28 мая 1997 года, президент Ельцин подписал указ «Об установлении почетного звания „Заслуженный сотрудник органов внешней разведки Российской Федерации“. Так СВР получила ведомственную награду.
Вячеслав Иванович Трубников говорит ясно, четко, уверенно. По отзывам его коллег, он так же хорошо пишет и формулирует свои мысли. Прекрасно знает английский. У него аккуратный пробор, очки с большими стеклами.
Так что когда директору Службы внешней разведки Вячеславу Трубникову присвоили звание генерала армии, он был лишен главного для армейских генералов удовольствия — покрасоваться в новых погонах. Впрочем, судя по тому, что о нем известно, он свободен от таких мелких слабостей.
Впрочем, при Трубникове, 28 мая 1997 года, президент Ельцин подписал указ «Об установлении почетного звания „Заслуженный сотрудник органов внешней разведки Российской Федерации“. Так СВР получила ведомственную награду.
Вячеслав Иванович Трубников говорит ясно, четко, уверенно. По отзывам его коллег, он так же хорошо пишет и формулирует свои мысли. Прекрасно знает английский. У него аккуратный пробор, очки с большими стеклами.