Страница:
— Мы больше не могли оставаться у себя, — объяснил Гулябзой. — Амин дал команду арестовать нас. Мертвыми мы никому не нужны, а живыми можем пригодиться советским друзьям. Надеюсь, советское руководство нас поймет.
Афганцы приехали на «Тойоте», которую Сарвари забрал из гаража расстрелянного президента Дауда еще в апреле 1978 года. Доложили генералу Иванову и послу Пузанову. Те не знали, что делать. Потом решили афганцев перевести на виллу, которую занимали бойцы из спецотряда КГБ «Зенит», они охраняли советских представителей в Афганистане.
А «Тойоту», на которой приехали афганские министры, перегнали в посольство и поставили в один из боксов. Потом, чтобы скрыть следы, машину разобрали и по частям закопали поблизости от посольства.
Противоречия между представительством КГБ и военными советниками в Кабуле дошли до предела.
— На одном совещании, — вспоминает Заплатин, — дело дошло до того, что мы друг друга готовы были взять за грудки.
Генерала Заплатина злило то, что днем, в рабочее время, руководители представительства госбезопасности вольготно располагались в бане, выпивали, закусывали.
— Как понять логику представителей КГБ? — спросил я Заплатина. — Они считали Амина неуправляемым, полагали, что надо посадить в Кабуле своего человека, и все пойдет как по маслу, так, что ли?
Они делали ставку на Бабрака Кармаля, считает генерал Заплатин, и были уверены, что необходимо привести его к власти. А для этого придется убрать Амина. Бабрак, считали они, сможет найти общий язык с Тараки. Почему им нравился Бабрак? Он — легко управляемый человек. Амин может и не согласиться с мнением советских представителей, проводить свою линию. Но он не был пьяницей, как Бабрак. Даже по одной этой причине Бабрака Кармаля нельзя было допускать к власти.
Противоречия между военными советниками и аппаратом представительства КГБ сохранялись все годы афганской эпопеи. Генерал Александр Ляховский, который много лет прослужил в Кабуле, вспоминает:
— Уже после ввода наших войск ввели жесткое правило: из Афганистана в Москву отправляли только согласованную информацию, которую подписывали посол, представитель КГБ и руководитель оперативной группы Министерства обороны. А представительство КГБ все равно потом посылало свою телеграмму, часто не совпадающую с согласованной. Когда наша командировка заканчивалась, заехали в представительство КГБ попрощаться: «Спасибо за совместную работу». Один из них сказал: «Да вы и не знаете, сколько мы вам пакостей подстроили…»
Наши военные советники рассказывают, что «группа четырех», которая перешла на нелегальное положение, даже пыталась поднять восстание в армии против Амина — с помощью советских чекистов.
Заплатин вспоминает, как 14 октября 1979 года вспыхнул мятеж в 7-й пехотной дивизии, и как он поднял танковую бригаду, чтобы его подавить.
После подавления мятежа Заплатин поехал в посольство, чтобы рассказать об операции. В приемной посла сидел один из работников посольства и буквально плакал. На недоуменный вопрос, что случилось, Пузанов ответил, что чекист льет слезы по поводу неудавшегося мятежа. Вот так «дружно» трудился советнический аппарат в Афганистане.
Осенью 1979 года Тараки летал на Кубу. На обратном пути остановился в Москве. С ним беседовал Леонид Ильич Брежнев, который плохо отозвался об Амине, говорил, что от этого человека надо избавиться. Тараки согласился. Но как это сделать?
Председатель КГБ Юрий Андропов успокоил Тараки: когда вы прилетите в Кабул, Амина уже не будет… Но не получилось. Амина в общей сложности пытались убить пять раз. Успешной оказалась только последняя попытка. Два раза его хотели застрелить, еще два раза отравить.
Генерал Ляховский рассказывал мне о том, как два советских снайпера из спецотряда КГБ «Зенит» подстерегали президента Амина на дороге, по которой он ездил на работу. Но акция не удалась, потому что кортеж проносился с огромной скоростью. С отравлением тоже ничего не получилось.
Стакан кока-колы с отравой вместо него выпил племянник — Ассадула Амин, шеф контрразведки, и тут же в тяжелейшем состоянии был отправлен в Москву. Здесь его вылечили, потом посадили в Лефортово, потому что у власти уже был Бабрак Кармаль. Его пытали, чтобы заставить дать показания против Амина. Он проявил твердость и ничего не сказал. Его отправили в Афганистан, а там его казнили…
Когда Тараки вышел из самолета и увидел Амина, которого уже не должно было быть в живых, он был потрясен. Но два врага обнялись как ни в чем не бывало.
Амина попытались убить еще раз — на сей раз руками самих афганцев.
14 сентября советский посол Пузанов приехал к Тараки и пригласил туда Амина. Тот ехать не хотел. И был прав в своих подозрениях. Но советскому послу отказать не мог. Во дворце Тараки в Амина стреляли, но он остался жив и убежал.
Весь тот вечер и ночь между Тараки и Амином шла борьба. Тараки приказал армии уничтожить Амина. Но войска кабульского гарнизона в целом остались на стороне Амина. Наши советники тоже позаботились о том, чтобы войска не покинули казарм. Два вертолета «Ми-24» поднялись в воздух, чтобы обстрелять ракетами здание министерства обороны, где сидел Амин, но наши советники сумели их посадить, потому что в здании было полно советских офицеров.
В Москве не думали, что так произойдет, и действовали крайне нерешительно. Хотели отправить отряд спецназа охранять Тараки, но в последний момент приказ отменили. Отряд «Зенит» ждал приказа взять штурмом резиденцию Амина и захватить его. Но приказа не последовало…
На следующий день Тараки был изолирован. 16 сентября в здании министерства обороны прошло заседание Революционного совета, а затем пленум ЦК НДПА. Тараки потерял должности председателя Революционного совета и генерального секретаря. Оба поста достались Амину. Первым делом он взялся уничтожать своих противников — расстрелял несколько тысяч человек.
17 сентября Амин принимал поздравления, в том числе от советского посла. Вернувшись, Пузанов рассказал дипломатам:
— Мы стоим перед свершившимся фактом — Амин пришел к власти. Тараки не выдержал его напора. Тараки — рохля. Он никогда не выполнял обещаний, которые нам давал, не держал слово. Амин всегда соглашался с нашими советами и делал то, что мы ему предлагали. Амин — сильная личность, и нам надо строить с ним деловые отношения.
А ведь представительство КГБ сообщало в Москву, что Тараки — это сила и устранить Амина не составит труда. Получилось все наоборот. Теперь уже представительство КГБ должно было во что бы то ни стало свергнуть Амина.
Когда Тараки задушили, собственная судьба Амина была решена. Брежнев счел это личным оскорблением: он гарантировал безопасность Тараки, а его убили.
— Что скажут в других странах? — переживал Брежнев. — Разве можно верить Брежневу, если его заверения в поддержке и защите остаются пустыми словами?
Леонид Ильич санкционировал спецоперацию в Кабуле.
В КГБ сразу же придумали версию, что Амин — агент ЦРУ. Началась переброска наших спецподразделений в Афганистан. Андропов приказал доставить Бабрака Кармаля в Москву.
«Власть в стране решено было передать в руки Бабрака Кармаля, — пишет Крючков. — Его следовало доставить в Кабул из Чехословакии».
За Кармалем поехал сам Крючков. Но когда он уже был в Праге, позвонил Андропов:
— Слушай, я тут подумал и решил, что тебе не нужно самому встречаться с Кармалем. Надо еще посмотреть, что из этого выйдет, а тебя мы можем сжечь. Да и вообще, стоит ли сразу выходить на уровень начальника разведки.
Осторожный Андропов не знал, получится ли организовать переворот в Кабуле и поставить во главе страны того, кого выбрали в Москве.
Президент Хафизулла Амин, видно, чувствуя, как к нему относятся, говорил генералам Горелову и Заплатину: помогите встретиться с Леонидом Ильичом Брежневым:
— Если мне в Москве скажут: уйди — я уйду. Я за должности не держусь. Но дайте мне высказать свою позицию!
26 сентября 1979 руководителей группы военных советников вызвали в Москву. Перед отъездом они зашли к Амину и попросили ответить на вопрос, который им обязательно должны были задать дома: какова судьба свергнутого Тараки? Что с ним будет дальше?
Амин ответил, что Тараки живет во дворце, вместе со своей женой и братом. Ни один волос с его головы не упадет.
Амин попросил генералов взять с собой письмо на имя Брежнева. Они согласились, но предупредили советского посла, что Амин обращается непосредственно к Генеральному секретарю. В таких случаях посольство оказывается в невыгодном положении, поэтому посол Пузанов сказал: хорошо бы ознакомиться с содержанием письма раньше, чем оно попадет к Брежневу.
— Но для этого нужно было получить письмо в руки, а его все не везут и не везут, — вспоминает генерал Заплатин.
Самолет улетал из Кабула в десять утра. Когда Заплатин и Горелов уже поднялись на трап, появился начальник главного политического управления афганской армии и вручил им послание Брежневу в запечатанном конверте. Сотрудники посольства издалека грустно проводили письмо глазами.
Письмо Амина генералы передали начальнику Генштаба Николаю Огаркову. Главный вопрос, который ставил Амин, — о встрече с Брежневым. Второе — он просил поменять советского посла и главного военного советника. Не потому, что к ним были личные претензии, а скорее по формальному признаку — оба работали еще при Дауде. Афганцы говорили: они нас не понимают, они с прежним режимом еще не распрощались.
Москва вскоре отзовет и посла Пузанова, и генерала Горелова. Не потому, что откликнулась на просьбу Амина, а потому, что посол и главный военный советник не были поклонниками Бабрака Кармаля, которого собирались вернуть в Кабул.
На заседании политбюро 6 декабря 1979 года было принято решение согласиться с предложением Андропова и начальника Генерального штаба Огаркова отправить «для охраны резиденции Амина» специальный отряд ГРУ Генштаба «общей численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежность к Вооруженным Силам».
Этот батальон и взял потом штурмом дворец Амина, убив его самого, и его семью, и советского врача, и вообще всех, кто там находился…
10 декабря 1979 года генералу Заплатину позвонили из Москвы: ваша дочь просит о немедленной встрече с вами, возвращайтесь. Он тут же вылетел в Москву. Разумеется, его дочь ни к кому не обращалась. Заплатина убрали из Кабула, потому что он считал необходимым сотрудничать с Амином. А в Москве приняли иное решение.
Я спрашивал генерала Заплатина:
— Представительства военных и КГБ были вроде как на равных. Но вы не сумели убедить Москву в своей правоте, а сотрудники КГБ смогли. Они были влиятельнее?
— Конечно, — ответил Заплатин. — Оценка политической ситуации в стране — их компетенция. Мне министр обороны на последней беседе именно это пытался втолковать.
Утром Заплатина вызвали к министру, но Устинов уже стоял в шинели, уезжал в Кремль, сказал: зайдите потом. В ожидании министра Заплатин два часа говорил с начальником Генерального штаба Старковым. Николай Васильевич спрашивал: не настало ли время ввести войска в Афганистан, чтобы спасти страну? Заплатин твердо отвечал: нельзя, тогда мы втянемся в чужую гражданскую войну.
После заседания политбюро Устинов вернулся и вызвал к себе опять Старкова, Заплатина и начальника Главного политуправления генерала Епишева.
Огарков сказал министру:
— Товарищ Заплатин остается при своем мнении.
— Почему? — удивился Устинов. — Вы напрасно пытаетесь отстаивать свою позицию. Вот почитайте, что представительство КГБ сообщает о положении в Афганистане.
В шифровке говорилось, что афганская армия развалилась, а Амин находится на грани краха. Это была та самая телеграмма, которую Заплатин отказался подписать в Кабуле.
Заплатин прочитал шифровку и твердо сказал:
— Товарищ министр, это не соответствует действительности. Я знаю, от кого эта информация поступает в КГБ.
Устинов сказал:
— Ты изучаешь тамошнюю обстановку вроде как попутно. А они головой отвечают за каждое слово.
— Понимаю, — кивнул Заплатин. — Если бы была трезвая голова, все было бы правильно, а когда голова пьяная, тогда…
Генерал думал, что министр выгонит его из кабинета. Устинов посмотрел на Заплатина, на Епишева, на Старкова и как-то задумчиво сказал:
— Уже поздно.
Только потом Заплатин узнал, что именно в тот день на заседании политбюро было принято окончательное решение ввести советские войска в Афганистан. Отступать Устинову уже было некуда.
Решение о вводе войск, принятое 12 декабря 1979 года, было оформлено постановлением политбюро №П 176/125.
Вот как выглядит этот документ, написанный от руки:
К положению в А:
1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю.В., Устиновым Д.Ф., Громыко А.А.
Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера.
Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро.
Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.
2. Поручить тт. Андропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать Политбюро ЦК о ходе исполнения намеченных мероприятий.
Секретарь ЦК Л. И. Брежнев
К решению приложена справка, написанная Черненко:
«26 декабря 1979 г . (на даче присутствовали тт. Брежнев Л.И., Устинов Д.Ф., Андропов Ю.В., Громыко А.А., Черненко К.У.) о ходе выполнения постановления ЦК КПСС №П 176/125 от 12 декабря 1979 года доложили тт. Устинов, Громыко, Андропов.
Тов. Брежнев Л.И. высказал ряд пожеланий, одобрив при этом план действий, намеченных товарищами на ближайшее время. Признано целесообразным, что в таком же составе и направлении доложенного плана действовать Комиссии Политбюро ЦК, тщательно продумывая каждый шаг своих действий…»
Подготовкой операции в Кабуле руководили генерал Вадим Кирпиченко, заместитель Крючкова, и старший представитель КГБ в Афганистане Борис Иванов. Они доложили в Москву, что уничтожить Амина и заменить его Кармалем невозможно без поддержки армии. Поэтому в Кабул 25 декабря была переброшена 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия.
Предполагалось, что Амин сам заявит о том, что по его приглашению советские войска входят в Афганистан, а уже потом его уберут. С пропагандистской точки зрения так было бы правильнее. Уже объявили, что Амин выступит по телевидению. Бабрак Кармаль, находившийся под охраной офицеров 9-го управления КГБ, ждал своего часа.
Но КГБ поторопился. С помощью поваров-узбеков, работавших в президентском дворце, Амину дали отравленную пищу. Выступить по телевидению он уже не смог. Но прежде чем Амин потерял сознание, он попросил советского посла прислать врачей — своим не доверял. Наш посол и не подозревал, что КГБ проводит за его спиной спецоперацию в Кабуле. Советские врачи — терапевт полковник Виктор Петрович Кузнеченков и хирург полковник Анатолий Владимирович Алексеев — спасли президента только для того, чтобы его через несколько часов расстреляли спецназовцы. Они же в горячке боя убили и одного из советских врачей — Виктора Кузнеченкова.
Спецназ КГБ вместе с десантниками штурмом взяли дворец Амина, оборону которого создавали офицеры 9-го управления (охрана высшего руководства страны) КГБ. При этом было убито большое количество афганцев, которые, умирая, не могли поверить, что их убивают лучшие друзья. До последней секунды не верил в это и президент Амин. Его убили вместе с малолетними сыновьями — одному было всего пять лет. Дочь Амина была ранена в обе ноги. Ее, как и всех родственников убитого президента, посадили в тюрьму.
Рассказывают, что Амину отрезали голову и в полиэтиленовом пакете доставили в Москву — отчитаться о проделанной работе. Обезглавленное тело завернули в ковер и закопали рядом с дворцом.
31 декабря 1979 года Кирпиченко и новый начальник нелегальной разведки КГБ Юрий Иванович Дроздов (его утвердили начальником управления в середине ноября — после работы резидентом в Нью-Йорке) доложили Андропову об успешно проведенной операции. Андропов обещал всех наградить и приказал всем участникам акции все забыть, а документы, связанные с убийством Амина, уничтожить.
Андропов и Крючков в Афганистане попались в ловушку своего ведомства, которое соблазнило их простотой решения проблемы: убрать Амина, привезти в Кабул своего человека Кармаля и поставить его у власти. Тайные операции чрезвычайно соблазнительны простотой, дешевизной и секретностью. Потом, правда, все оказывается иначе, но ведь это потом…
В 1980 году Крючков приехал в Афганистан знакомиться с обстановкой. Он вернулся в полной уверенности, что дела идут неплохо. По его тезисам готовился проект директив разведке. Главный тезис начальника разведки был таков:
«Весна и лето 1981 года станут решающими в окончательном и полном разгроме сил контрреволюции».
Когда полковник Морозов, к тому времени уже работавший в центральном аппарате, предложил своему начальству заменить этот тезис, он услышал:
— Если Владимир Александрович сделал такой вывод, значит, так и следует писать.
С помощью советских чекистов была создана новая Служба государственной информации (переименованная позже в министерство государственной безопасности), которую возглавил Наджибулла. Пока в Кабуле проповедовали марксизм, он просил называть его просто «товарищ Наджиб». Когда пришли к выводу, что с исламом необходимо считаться, президент вновь стал Наджибуллой.
Крючков и разведка привели к власти в Кабуле Бабрака Кармаля. Крючкову же поручили в мае 1986 года заставить Кармаля отдать власть.
Апрель 1986 года Кармаль провел в Советском Союзе, отдыхал и лечился. С ним вели ласковые беседы, уговаривая уйти в отставку и принять почетный пост председателя Революционного совета. В Москве думали, что Кармаль исполнит волю советского руководства, как он делал это на протяжении многих лет. Но отдавать власть он не хотел и заявил, что должен для начала побывать в Кабуле. Помешать ему было невозможно. Но возникло опасение: не начнутся ли новые распри в афганском руководстве с применением оружия?
Вслед за Кармалем в Кабул отправили Крючкова. 2 мая начальник советской разведки уже был в президентском дворце. Владимир Александрович был главным партнером Кармаля и в политических делах, и в личных — афганского лидера охраняли и опекали чекисты.
Крючков долго уговаривал Кармаля уйти. Это описано в книге Леонида Шебаршина, который тогда помогал начальнику разведки в афганских делах, а потом занял его место.
Бабрак Кармаль не сдавался. Забыв о восточных церемониях, говорил откровенно резко:
— Информация, которую отправляют в Москву советский посол и представительство КГБ, является ложной!
Он вдруг срывается и кричит:
— Убейте меня! Принесите меня в жертву! Я готов к смерти, к тюрьме, к пыткам!
Он начинает говорить, что советские представители вмешиваются во внутренние дела Афганистана:
— Оставьте в покое афганскую революцию! Вы говорите, что в Афганистане гибнут советские люди? Уходите, выводите свои войска! Пусть афганцы сами защищают свою революцию!
Долгая беседа заканчивается безрезультатно. Но за Кармаля берутся ведущие афганские министры. Они тоже говорят, что он должен уйти. И он уходит. Генеральным секретарем делают другого ставленника КГБ — Наджибуллу.
Бабрака Кармаля вывезли в Советский Союз, обеспечив ему жизнь пенсионера союзного значения.
Председатель КГБ
Самым трудным для Крючкова был 1982 год, когда Андропов (после смерти Суслова) перешел в ЦК, а председателем КГБ стал генерал-полковник Виталий Васильевич Федорчук, выходец из военной контрразведки.
Прощаясь с коллегией КГБ, Андропов говорил:
— Центральный Комитет утвердил новым председателем Комитета Виталия Васильевича, хорошо вам известного. Я даже не сказал Федорчука, поскольку вы знаете, о ком речь идет. Я рад, что выбор пал на него. Это со всех сторон хорошо. Он поработал в военной контрразведке, поработал здесь, в центральном аппарате, и, по-моему, двенадцать лет поработал на Украине. Так что знает другую работу. Это — основание к тому, чтобы ему здесь продуктивно еще поработать. Конечно, я думаю, товарищи, что весь коллектив наш окажется вполне на высоте в том плане, чтобы помощь Виталию Васильевичу была обеспечена. Это очень важно.
Поэтому расстаемся мы так: с одной стороны, грустно, но, с другой стороны, нужно. Но все-таки для коммунистов всегда на первом месте было нужно. Так и будем поступать…
Характерно, что Юрий Владимирович не нашел ни одного доброго слова для своего преемника. Назначение Федорчука было для него неприятным сюрпризом.
Федорчук был ставленником генерала армии Георгия Карповича Цинева, одного из самых близких к Брежневу людей. Сам Цинев не мог возглавить КГБ, поэтому уговорил Леонида Ильича поставить на это место Федорчука.
А Брежнев хорошо помнил, что Хрущева удалось снять с должности благодаря связке Шелепин — Семичастный, и не хотел, чтобы Андропов оставил во главе КГБ своего человека. Леонид Ильич, напротив, поставил во главе госбезопасности офицера, у которого не сложились отношения с Андроповым.
Крючков входил в другую команду, андроповскую, и ощущал слабость своего положения. В те месяцы, с мая до ноября 1982 года, Андропов был совершенно отстранен от деятельности Комитета и полностью лишился своего влияния на кадровые дела в КГБ. Новый председатель не только с ним не советовался, но и вообще не звонил, игнорировал.
В этой ситуации Федорчук запросто мог сменить и начальника разведки, и Андропов не посмел бы и слова сказать. Все, что касается КГБ, решал лично Генеральный секретарь.
Федорчук проработал на Лубянке всего семь месяцев, но успел доставить своим новым подчиненным массу неприятностей.
После очередного побега на Запад советского разведчика, вспоминает Вадим Кирпиченко, Федорчук сказал руководителям первого Главного управления, что их подчиненным не обязательно знать иностранные языки, на встречи с агентами можно ходить с переводчиком: так оно даже надежнее, вдвоем не убегут, будут контролировать друг друга.
— Я сам, — поделился председатель личным опытом, — когда служил в Австрии, приглашал к себе агентов из числа австрийцев и беседы проводил через переводчиков.
Став после смерти Брежнева в ноябре 1982 года Генеральным секретарем, Андропов вызвал к себе Федорчука и сказал, что сейчас крайне важно укрепить Министерство внутренних дел и что он будет назначен министром.
Андропов подсластил пилюлю:
— Тебе присвоим звание генерала армии, так что ни в чем тебя не ущемим.
Юрий Владимирович поставил во главе КГБ своего доверенного человека — Виктора Михайловича Чебрикова.
Он пришел в КГБ на должность начальника Главного управления кадров с поста второго секретаря Днепропетровского обкома партии. Виктор Михайлович пришелся по душе Андропову своей надежностью и исполнительностью. Чебрикова, как днепропетровца, считали брежневским человеком. На самом деле он был душой и телом предан Андропову. Он не претендовал на лидерство, не примеривался к председательскому креслу и не занимался интригами.
Почему Андропов выбрал Чебрикова, а не Крючкова, с которым работал еще с венгерских времен? Для Андропова Крючков оставался помощником, которого он продвигал, выдвигал, но не представлял в такой самостоятельной роли. Чебриков был профессиональным партийным работником, его назначение вполне укладывалось в рамки кадровых канонов.
Виктор Михайлович руководил КГБ шесть лет. Он не очень любил Крючкова, но был слишком инертен, чтобы думать о смене начальника разведки.
Первое время Генеральный секретарь Горбачев дорожил надежным и неамбициозным председателем КГБ, унаследованным от Андропова. Но потом увидел, что Чебриков не только внутренне сопротивляется духу перемен, но и не очень годится на эту роль. Молчаливый, строгий и немногословный, Чебриков казался, наверное, человеком, который более всего боится сказать лишнего. Потом выяснилось, что ему, возможно, просто нечего сказать. Горбачеву был нужен человек с более широким кругозором, более гибкий и готовый ему помочь.
В январе 1988 года Крючков получил звание генерала армии. А в сентябре Горбачев передвинул Чебрикова с поста председателя КГБ на уже менее значимый пост секретаря ЦК, куратора административных и правоохранительных органов.
На его место был назначен Крючков. 1 октября Владимир Александрович приступил к исполнению обязанностей председателя Комитета госбезопасности.
Почему Горбачев предпочел именно Крючкова? Ему предлагали кандидатуру другого первого заместителя председателя КГБ — генерала армии Филиппа Денисовича Бобкова, бывшего начальника пятого управления. Можно предположить, что Горбачев выбрал человека из разведки, полагая, что тот меньше руководителей внутренних подразделений КГБ станет противодействовать перестройке.
Крючкова приблизил к Горбачеву член политбюро и секретарь ЦК Александр Николаевич Яковлев. После смерти Андропова Крючков почувствовал себя крайне неуверенно. Он лишился опоры и стал искать, на кого опереться. Он еще при жизни Черненко поверил в судьбу Горбачева, но не знал, как подойти к нему. Он попытался сделать это через Яковлева.
Афганцы приехали на «Тойоте», которую Сарвари забрал из гаража расстрелянного президента Дауда еще в апреле 1978 года. Доложили генералу Иванову и послу Пузанову. Те не знали, что делать. Потом решили афганцев перевести на виллу, которую занимали бойцы из спецотряда КГБ «Зенит», они охраняли советских представителей в Афганистане.
А «Тойоту», на которой приехали афганские министры, перегнали в посольство и поставили в один из боксов. Потом, чтобы скрыть следы, машину разобрали и по частям закопали поблизости от посольства.
Противоречия между представительством КГБ и военными советниками в Кабуле дошли до предела.
— На одном совещании, — вспоминает Заплатин, — дело дошло до того, что мы друг друга готовы были взять за грудки.
Генерала Заплатина злило то, что днем, в рабочее время, руководители представительства госбезопасности вольготно располагались в бане, выпивали, закусывали.
— Как понять логику представителей КГБ? — спросил я Заплатина. — Они считали Амина неуправляемым, полагали, что надо посадить в Кабуле своего человека, и все пойдет как по маслу, так, что ли?
Они делали ставку на Бабрака Кармаля, считает генерал Заплатин, и были уверены, что необходимо привести его к власти. А для этого придется убрать Амина. Бабрак, считали они, сможет найти общий язык с Тараки. Почему им нравился Бабрак? Он — легко управляемый человек. Амин может и не согласиться с мнением советских представителей, проводить свою линию. Но он не был пьяницей, как Бабрак. Даже по одной этой причине Бабрака Кармаля нельзя было допускать к власти.
Противоречия между военными советниками и аппаратом представительства КГБ сохранялись все годы афганской эпопеи. Генерал Александр Ляховский, который много лет прослужил в Кабуле, вспоминает:
— Уже после ввода наших войск ввели жесткое правило: из Афганистана в Москву отправляли только согласованную информацию, которую подписывали посол, представитель КГБ и руководитель оперативной группы Министерства обороны. А представительство КГБ все равно потом посылало свою телеграмму, часто не совпадающую с согласованной. Когда наша командировка заканчивалась, заехали в представительство КГБ попрощаться: «Спасибо за совместную работу». Один из них сказал: «Да вы и не знаете, сколько мы вам пакостей подстроили…»
Наши военные советники рассказывают, что «группа четырех», которая перешла на нелегальное положение, даже пыталась поднять восстание в армии против Амина — с помощью советских чекистов.
Заплатин вспоминает, как 14 октября 1979 года вспыхнул мятеж в 7-й пехотной дивизии, и как он поднял танковую бригаду, чтобы его подавить.
После подавления мятежа Заплатин поехал в посольство, чтобы рассказать об операции. В приемной посла сидел один из работников посольства и буквально плакал. На недоуменный вопрос, что случилось, Пузанов ответил, что чекист льет слезы по поводу неудавшегося мятежа. Вот так «дружно» трудился советнический аппарат в Афганистане.
Осенью 1979 года Тараки летал на Кубу. На обратном пути остановился в Москве. С ним беседовал Леонид Ильич Брежнев, который плохо отозвался об Амине, говорил, что от этого человека надо избавиться. Тараки согласился. Но как это сделать?
Председатель КГБ Юрий Андропов успокоил Тараки: когда вы прилетите в Кабул, Амина уже не будет… Но не получилось. Амина в общей сложности пытались убить пять раз. Успешной оказалась только последняя попытка. Два раза его хотели застрелить, еще два раза отравить.
Генерал Ляховский рассказывал мне о том, как два советских снайпера из спецотряда КГБ «Зенит» подстерегали президента Амина на дороге, по которой он ездил на работу. Но акция не удалась, потому что кортеж проносился с огромной скоростью. С отравлением тоже ничего не получилось.
Стакан кока-колы с отравой вместо него выпил племянник — Ассадула Амин, шеф контрразведки, и тут же в тяжелейшем состоянии был отправлен в Москву. Здесь его вылечили, потом посадили в Лефортово, потому что у власти уже был Бабрак Кармаль. Его пытали, чтобы заставить дать показания против Амина. Он проявил твердость и ничего не сказал. Его отправили в Афганистан, а там его казнили…
Когда Тараки вышел из самолета и увидел Амина, которого уже не должно было быть в живых, он был потрясен. Но два врага обнялись как ни в чем не бывало.
Амина попытались убить еще раз — на сей раз руками самих афганцев.
14 сентября советский посол Пузанов приехал к Тараки и пригласил туда Амина. Тот ехать не хотел. И был прав в своих подозрениях. Но советскому послу отказать не мог. Во дворце Тараки в Амина стреляли, но он остался жив и убежал.
Весь тот вечер и ночь между Тараки и Амином шла борьба. Тараки приказал армии уничтожить Амина. Но войска кабульского гарнизона в целом остались на стороне Амина. Наши советники тоже позаботились о том, чтобы войска не покинули казарм. Два вертолета «Ми-24» поднялись в воздух, чтобы обстрелять ракетами здание министерства обороны, где сидел Амин, но наши советники сумели их посадить, потому что в здании было полно советских офицеров.
В Москве не думали, что так произойдет, и действовали крайне нерешительно. Хотели отправить отряд спецназа охранять Тараки, но в последний момент приказ отменили. Отряд «Зенит» ждал приказа взять штурмом резиденцию Амина и захватить его. Но приказа не последовало…
На следующий день Тараки был изолирован. 16 сентября в здании министерства обороны прошло заседание Революционного совета, а затем пленум ЦК НДПА. Тараки потерял должности председателя Революционного совета и генерального секретаря. Оба поста достались Амину. Первым делом он взялся уничтожать своих противников — расстрелял несколько тысяч человек.
17 сентября Амин принимал поздравления, в том числе от советского посла. Вернувшись, Пузанов рассказал дипломатам:
— Мы стоим перед свершившимся фактом — Амин пришел к власти. Тараки не выдержал его напора. Тараки — рохля. Он никогда не выполнял обещаний, которые нам давал, не держал слово. Амин всегда соглашался с нашими советами и делал то, что мы ему предлагали. Амин — сильная личность, и нам надо строить с ним деловые отношения.
А ведь представительство КГБ сообщало в Москву, что Тараки — это сила и устранить Амина не составит труда. Получилось все наоборот. Теперь уже представительство КГБ должно было во что бы то ни стало свергнуть Амина.
Когда Тараки задушили, собственная судьба Амина была решена. Брежнев счел это личным оскорблением: он гарантировал безопасность Тараки, а его убили.
— Что скажут в других странах? — переживал Брежнев. — Разве можно верить Брежневу, если его заверения в поддержке и защите остаются пустыми словами?
Леонид Ильич санкционировал спецоперацию в Кабуле.
В КГБ сразу же придумали версию, что Амин — агент ЦРУ. Началась переброска наших спецподразделений в Афганистан. Андропов приказал доставить Бабрака Кармаля в Москву.
«Власть в стране решено было передать в руки Бабрака Кармаля, — пишет Крючков. — Его следовало доставить в Кабул из Чехословакии».
За Кармалем поехал сам Крючков. Но когда он уже был в Праге, позвонил Андропов:
— Слушай, я тут подумал и решил, что тебе не нужно самому встречаться с Кармалем. Надо еще посмотреть, что из этого выйдет, а тебя мы можем сжечь. Да и вообще, стоит ли сразу выходить на уровень начальника разведки.
Осторожный Андропов не знал, получится ли организовать переворот в Кабуле и поставить во главе страны того, кого выбрали в Москве.
Президент Хафизулла Амин, видно, чувствуя, как к нему относятся, говорил генералам Горелову и Заплатину: помогите встретиться с Леонидом Ильичом Брежневым:
— Если мне в Москве скажут: уйди — я уйду. Я за должности не держусь. Но дайте мне высказать свою позицию!
26 сентября 1979 руководителей группы военных советников вызвали в Москву. Перед отъездом они зашли к Амину и попросили ответить на вопрос, который им обязательно должны были задать дома: какова судьба свергнутого Тараки? Что с ним будет дальше?
Амин ответил, что Тараки живет во дворце, вместе со своей женой и братом. Ни один волос с его головы не упадет.
Амин попросил генералов взять с собой письмо на имя Брежнева. Они согласились, но предупредили советского посла, что Амин обращается непосредственно к Генеральному секретарю. В таких случаях посольство оказывается в невыгодном положении, поэтому посол Пузанов сказал: хорошо бы ознакомиться с содержанием письма раньше, чем оно попадет к Брежневу.
— Но для этого нужно было получить письмо в руки, а его все не везут и не везут, — вспоминает генерал Заплатин.
Самолет улетал из Кабула в десять утра. Когда Заплатин и Горелов уже поднялись на трап, появился начальник главного политического управления афганской армии и вручил им послание Брежневу в запечатанном конверте. Сотрудники посольства издалека грустно проводили письмо глазами.
Письмо Амина генералы передали начальнику Генштаба Николаю Огаркову. Главный вопрос, который ставил Амин, — о встрече с Брежневым. Второе — он просил поменять советского посла и главного военного советника. Не потому, что к ним были личные претензии, а скорее по формальному признаку — оба работали еще при Дауде. Афганцы говорили: они нас не понимают, они с прежним режимом еще не распрощались.
Москва вскоре отзовет и посла Пузанова, и генерала Горелова. Не потому, что откликнулась на просьбу Амина, а потому, что посол и главный военный советник не были поклонниками Бабрака Кармаля, которого собирались вернуть в Кабул.
На заседании политбюро 6 декабря 1979 года было принято решение согласиться с предложением Андропова и начальника Генерального штаба Огаркова отправить «для охраны резиденции Амина» специальный отряд ГРУ Генштаба «общей численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежность к Вооруженным Силам».
Этот батальон и взял потом штурмом дворец Амина, убив его самого, и его семью, и советского врача, и вообще всех, кто там находился…
10 декабря 1979 года генералу Заплатину позвонили из Москвы: ваша дочь просит о немедленной встрече с вами, возвращайтесь. Он тут же вылетел в Москву. Разумеется, его дочь ни к кому не обращалась. Заплатина убрали из Кабула, потому что он считал необходимым сотрудничать с Амином. А в Москве приняли иное решение.
Я спрашивал генерала Заплатина:
— Представительства военных и КГБ были вроде как на равных. Но вы не сумели убедить Москву в своей правоте, а сотрудники КГБ смогли. Они были влиятельнее?
— Конечно, — ответил Заплатин. — Оценка политической ситуации в стране — их компетенция. Мне министр обороны на последней беседе именно это пытался втолковать.
Утром Заплатина вызвали к министру, но Устинов уже стоял в шинели, уезжал в Кремль, сказал: зайдите потом. В ожидании министра Заплатин два часа говорил с начальником Генерального штаба Старковым. Николай Васильевич спрашивал: не настало ли время ввести войска в Афганистан, чтобы спасти страну? Заплатин твердо отвечал: нельзя, тогда мы втянемся в чужую гражданскую войну.
После заседания политбюро Устинов вернулся и вызвал к себе опять Старкова, Заплатина и начальника Главного политуправления генерала Епишева.
Огарков сказал министру:
— Товарищ Заплатин остается при своем мнении.
— Почему? — удивился Устинов. — Вы напрасно пытаетесь отстаивать свою позицию. Вот почитайте, что представительство КГБ сообщает о положении в Афганистане.
В шифровке говорилось, что афганская армия развалилась, а Амин находится на грани краха. Это была та самая телеграмма, которую Заплатин отказался подписать в Кабуле.
Заплатин прочитал шифровку и твердо сказал:
— Товарищ министр, это не соответствует действительности. Я знаю, от кого эта информация поступает в КГБ.
Устинов сказал:
— Ты изучаешь тамошнюю обстановку вроде как попутно. А они головой отвечают за каждое слово.
— Понимаю, — кивнул Заплатин. — Если бы была трезвая голова, все было бы правильно, а когда голова пьяная, тогда…
Генерал думал, что министр выгонит его из кабинета. Устинов посмотрел на Заплатина, на Епишева, на Старкова и как-то задумчиво сказал:
— Уже поздно.
Только потом Заплатин узнал, что именно в тот день на заседании политбюро было принято окончательное решение ввести советские войска в Афганистан. Отступать Устинову уже было некуда.
Решение о вводе войск, принятое 12 декабря 1979 года, было оформлено постановлением политбюро №П 176/125.
Вот как выглядит этот документ, написанный от руки:
К положению в А:
1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю.В., Устиновым Д.Ф., Громыко А.А.
Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера.
Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро.
Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.
2. Поручить тт. Андропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать Политбюро ЦК о ходе исполнения намеченных мероприятий.
Секретарь ЦК Л. И. Брежнев
К решению приложена справка, написанная Черненко:
«26 декабря 1979 г . (на даче присутствовали тт. Брежнев Л.И., Устинов Д.Ф., Андропов Ю.В., Громыко А.А., Черненко К.У.) о ходе выполнения постановления ЦК КПСС №П 176/125 от 12 декабря 1979 года доложили тт. Устинов, Громыко, Андропов.
Тов. Брежнев Л.И. высказал ряд пожеланий, одобрив при этом план действий, намеченных товарищами на ближайшее время. Признано целесообразным, что в таком же составе и направлении доложенного плана действовать Комиссии Политбюро ЦК, тщательно продумывая каждый шаг своих действий…»
Подготовкой операции в Кабуле руководили генерал Вадим Кирпиченко, заместитель Крючкова, и старший представитель КГБ в Афганистане Борис Иванов. Они доложили в Москву, что уничтожить Амина и заменить его Кармалем невозможно без поддержки армии. Поэтому в Кабул 25 декабря была переброшена 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия.
Предполагалось, что Амин сам заявит о том, что по его приглашению советские войска входят в Афганистан, а уже потом его уберут. С пропагандистской точки зрения так было бы правильнее. Уже объявили, что Амин выступит по телевидению. Бабрак Кармаль, находившийся под охраной офицеров 9-го управления КГБ, ждал своего часа.
Но КГБ поторопился. С помощью поваров-узбеков, работавших в президентском дворце, Амину дали отравленную пищу. Выступить по телевидению он уже не смог. Но прежде чем Амин потерял сознание, он попросил советского посла прислать врачей — своим не доверял. Наш посол и не подозревал, что КГБ проводит за его спиной спецоперацию в Кабуле. Советские врачи — терапевт полковник Виктор Петрович Кузнеченков и хирург полковник Анатолий Владимирович Алексеев — спасли президента только для того, чтобы его через несколько часов расстреляли спецназовцы. Они же в горячке боя убили и одного из советских врачей — Виктора Кузнеченкова.
Спецназ КГБ вместе с десантниками штурмом взяли дворец Амина, оборону которого создавали офицеры 9-го управления (охрана высшего руководства страны) КГБ. При этом было убито большое количество афганцев, которые, умирая, не могли поверить, что их убивают лучшие друзья. До последней секунды не верил в это и президент Амин. Его убили вместе с малолетними сыновьями — одному было всего пять лет. Дочь Амина была ранена в обе ноги. Ее, как и всех родственников убитого президента, посадили в тюрьму.
Рассказывают, что Амину отрезали голову и в полиэтиленовом пакете доставили в Москву — отчитаться о проделанной работе. Обезглавленное тело завернули в ковер и закопали рядом с дворцом.
31 декабря 1979 года Кирпиченко и новый начальник нелегальной разведки КГБ Юрий Иванович Дроздов (его утвердили начальником управления в середине ноября — после работы резидентом в Нью-Йорке) доложили Андропову об успешно проведенной операции. Андропов обещал всех наградить и приказал всем участникам акции все забыть, а документы, связанные с убийством Амина, уничтожить.
Андропов и Крючков в Афганистане попались в ловушку своего ведомства, которое соблазнило их простотой решения проблемы: убрать Амина, привезти в Кабул своего человека Кармаля и поставить его у власти. Тайные операции чрезвычайно соблазнительны простотой, дешевизной и секретностью. Потом, правда, все оказывается иначе, но ведь это потом…
В 1980 году Крючков приехал в Афганистан знакомиться с обстановкой. Он вернулся в полной уверенности, что дела идут неплохо. По его тезисам готовился проект директив разведке. Главный тезис начальника разведки был таков:
«Весна и лето 1981 года станут решающими в окончательном и полном разгроме сил контрреволюции».
Когда полковник Морозов, к тому времени уже работавший в центральном аппарате, предложил своему начальству заменить этот тезис, он услышал:
— Если Владимир Александрович сделал такой вывод, значит, так и следует писать.
С помощью советских чекистов была создана новая Служба государственной информации (переименованная позже в министерство государственной безопасности), которую возглавил Наджибулла. Пока в Кабуле проповедовали марксизм, он просил называть его просто «товарищ Наджиб». Когда пришли к выводу, что с исламом необходимо считаться, президент вновь стал Наджибуллой.
Крючков и разведка привели к власти в Кабуле Бабрака Кармаля. Крючкову же поручили в мае 1986 года заставить Кармаля отдать власть.
Апрель 1986 года Кармаль провел в Советском Союзе, отдыхал и лечился. С ним вели ласковые беседы, уговаривая уйти в отставку и принять почетный пост председателя Революционного совета. В Москве думали, что Кармаль исполнит волю советского руководства, как он делал это на протяжении многих лет. Но отдавать власть он не хотел и заявил, что должен для начала побывать в Кабуле. Помешать ему было невозможно. Но возникло опасение: не начнутся ли новые распри в афганском руководстве с применением оружия?
Вслед за Кармалем в Кабул отправили Крючкова. 2 мая начальник советской разведки уже был в президентском дворце. Владимир Александрович был главным партнером Кармаля и в политических делах, и в личных — афганского лидера охраняли и опекали чекисты.
Крючков долго уговаривал Кармаля уйти. Это описано в книге Леонида Шебаршина, который тогда помогал начальнику разведки в афганских делах, а потом занял его место.
Бабрак Кармаль не сдавался. Забыв о восточных церемониях, говорил откровенно резко:
— Информация, которую отправляют в Москву советский посол и представительство КГБ, является ложной!
Он вдруг срывается и кричит:
— Убейте меня! Принесите меня в жертву! Я готов к смерти, к тюрьме, к пыткам!
Он начинает говорить, что советские представители вмешиваются во внутренние дела Афганистана:
— Оставьте в покое афганскую революцию! Вы говорите, что в Афганистане гибнут советские люди? Уходите, выводите свои войска! Пусть афганцы сами защищают свою революцию!
Долгая беседа заканчивается безрезультатно. Но за Кармаля берутся ведущие афганские министры. Они тоже говорят, что он должен уйти. И он уходит. Генеральным секретарем делают другого ставленника КГБ — Наджибуллу.
Бабрака Кармаля вывезли в Советский Союз, обеспечив ему жизнь пенсионера союзного значения.
Председатель КГБ
Самым трудным для Крючкова был 1982 год, когда Андропов (после смерти Суслова) перешел в ЦК, а председателем КГБ стал генерал-полковник Виталий Васильевич Федорчук, выходец из военной контрразведки.
Прощаясь с коллегией КГБ, Андропов говорил:
— Центральный Комитет утвердил новым председателем Комитета Виталия Васильевича, хорошо вам известного. Я даже не сказал Федорчука, поскольку вы знаете, о ком речь идет. Я рад, что выбор пал на него. Это со всех сторон хорошо. Он поработал в военной контрразведке, поработал здесь, в центральном аппарате, и, по-моему, двенадцать лет поработал на Украине. Так что знает другую работу. Это — основание к тому, чтобы ему здесь продуктивно еще поработать. Конечно, я думаю, товарищи, что весь коллектив наш окажется вполне на высоте в том плане, чтобы помощь Виталию Васильевичу была обеспечена. Это очень важно.
Поэтому расстаемся мы так: с одной стороны, грустно, но, с другой стороны, нужно. Но все-таки для коммунистов всегда на первом месте было нужно. Так и будем поступать…
Характерно, что Юрий Владимирович не нашел ни одного доброго слова для своего преемника. Назначение Федорчука было для него неприятным сюрпризом.
Федорчук был ставленником генерала армии Георгия Карповича Цинева, одного из самых близких к Брежневу людей. Сам Цинев не мог возглавить КГБ, поэтому уговорил Леонида Ильича поставить на это место Федорчука.
А Брежнев хорошо помнил, что Хрущева удалось снять с должности благодаря связке Шелепин — Семичастный, и не хотел, чтобы Андропов оставил во главе КГБ своего человека. Леонид Ильич, напротив, поставил во главе госбезопасности офицера, у которого не сложились отношения с Андроповым.
Крючков входил в другую команду, андроповскую, и ощущал слабость своего положения. В те месяцы, с мая до ноября 1982 года, Андропов был совершенно отстранен от деятельности Комитета и полностью лишился своего влияния на кадровые дела в КГБ. Новый председатель не только с ним не советовался, но и вообще не звонил, игнорировал.
В этой ситуации Федорчук запросто мог сменить и начальника разведки, и Андропов не посмел бы и слова сказать. Все, что касается КГБ, решал лично Генеральный секретарь.
Федорчук проработал на Лубянке всего семь месяцев, но успел доставить своим новым подчиненным массу неприятностей.
После очередного побега на Запад советского разведчика, вспоминает Вадим Кирпиченко, Федорчук сказал руководителям первого Главного управления, что их подчиненным не обязательно знать иностранные языки, на встречи с агентами можно ходить с переводчиком: так оно даже надежнее, вдвоем не убегут, будут контролировать друг друга.
— Я сам, — поделился председатель личным опытом, — когда служил в Австрии, приглашал к себе агентов из числа австрийцев и беседы проводил через переводчиков.
Став после смерти Брежнева в ноябре 1982 года Генеральным секретарем, Андропов вызвал к себе Федорчука и сказал, что сейчас крайне важно укрепить Министерство внутренних дел и что он будет назначен министром.
Андропов подсластил пилюлю:
— Тебе присвоим звание генерала армии, так что ни в чем тебя не ущемим.
Юрий Владимирович поставил во главе КГБ своего доверенного человека — Виктора Михайловича Чебрикова.
Он пришел в КГБ на должность начальника Главного управления кадров с поста второго секретаря Днепропетровского обкома партии. Виктор Михайлович пришелся по душе Андропову своей надежностью и исполнительностью. Чебрикова, как днепропетровца, считали брежневским человеком. На самом деле он был душой и телом предан Андропову. Он не претендовал на лидерство, не примеривался к председательскому креслу и не занимался интригами.
Почему Андропов выбрал Чебрикова, а не Крючкова, с которым работал еще с венгерских времен? Для Андропова Крючков оставался помощником, которого он продвигал, выдвигал, но не представлял в такой самостоятельной роли. Чебриков был профессиональным партийным работником, его назначение вполне укладывалось в рамки кадровых канонов.
Виктор Михайлович руководил КГБ шесть лет. Он не очень любил Крючкова, но был слишком инертен, чтобы думать о смене начальника разведки.
Первое время Генеральный секретарь Горбачев дорожил надежным и неамбициозным председателем КГБ, унаследованным от Андропова. Но потом увидел, что Чебриков не только внутренне сопротивляется духу перемен, но и не очень годится на эту роль. Молчаливый, строгий и немногословный, Чебриков казался, наверное, человеком, который более всего боится сказать лишнего. Потом выяснилось, что ему, возможно, просто нечего сказать. Горбачеву был нужен человек с более широким кругозором, более гибкий и готовый ему помочь.
В январе 1988 года Крючков получил звание генерала армии. А в сентябре Горбачев передвинул Чебрикова с поста председателя КГБ на уже менее значимый пост секретаря ЦК, куратора административных и правоохранительных органов.
На его место был назначен Крючков. 1 октября Владимир Александрович приступил к исполнению обязанностей председателя Комитета госбезопасности.
Почему Горбачев предпочел именно Крючкова? Ему предлагали кандидатуру другого первого заместителя председателя КГБ — генерала армии Филиппа Денисовича Бобкова, бывшего начальника пятого управления. Можно предположить, что Горбачев выбрал человека из разведки, полагая, что тот меньше руководителей внутренних подразделений КГБ станет противодействовать перестройке.
Крючкова приблизил к Горбачеву член политбюро и секретарь ЦК Александр Николаевич Яковлев. После смерти Андропова Крючков почувствовал себя крайне неуверенно. Он лишился опоры и стал искать, на кого опереться. Он еще при жизни Черненко поверил в судьбу Горбачева, но не знал, как подойти к нему. Он попытался сделать это через Яковлева.