Страница:
Многие авторы уверенно описывают бравых сибиряков, которые 7 ноября 1941 года прошли по Красной площади и сразу вступили в бой. На самом деле ни сибирские, ни дальневосточные части в знаменитом параде не участвовали.
По Красной площади прошли части, которые наскребли в московской зоне обороны: курсанты Окружного военно-политического училища, Краснознаменного артиллерийского училища, полк 2-й Московской стрелковой дивизии, полк 332-й дивизии имени Фрунзе, части дивизии имени Дзержинского, Московский флотский экипаж, особый батальон военного совета округа и московской зоны обороны, сводный зенитный полк ПВО и два танковых батальона из резерва Ставки.
После 22 июня Зорге сообщал, что Япония вот-вот нападет на Советский Союз. Только в сентябре сообщения изменились: Япония не спешит нападать на Россию и скорее всего, повернет на юг. Дело в том, что сам Зорге получал крайне противоречивую информацию. Был день, когда из Токио ушли сразу две шифровки противоположного содержания.
Решения Сталина определяли не сообщения Зорге и других разведчиков, а оценка реальной политической и военной ситуации. В Москве знали, как слаба расположенная в Маньчжурии, на границе с Советским Союзом, Квантунская армия. У японцев там не было ни современных танков, ни авиации. Кроме того, японцы были заняты борьбой с китайской армией и с китайскими партизанами, полностью разгромить которых не удавалось.
В Токио действительно спорили: а не напасть ли на Советский Союз, пользуясь удобным случаем? Но этого желали только некоторые генералы сухопутных сил. Они мечтали расквитаться за поражение на Халхин-Голе. Японское правительство и руководство флота, которое имело не меньшее влияние, чем сухопутные генералы, не хотели ввязываться в войну с Советским Союзом.
Япония нуждалась в ресурсах, в топливе, в черных металлах. Все это можно было получить в странах Юго-Восточной Азии, а не в Сибири. И главным своим противником Япония считала Соединенные Штаты.
Япония поставила Советскому Союзу условия: прекратить помощь Китаю, не предоставлять свою территорию американцам для действий против Японии. Эти условия были выполнены. Советские военные советники были отозваны из Китая, и военная помощь Китаю прекратилась.
Президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт предложил создать в советском Приморье американские военно-воздушные базы. Но Сталин не хотел беспокоить японцев. 13 августа 1941 года советский посол в Токио информировал министра иностранных дел Японии о том, что СССР не предоставит Соединенным Штатам военно-морские и военно-воздушные базы.
Когда Япония стала готовиться к войне с Америкой, ситуация изменилась. Уже Япония нуждалась в том, чтобы Советский Союз строго соблюдал подписанный в апреле 1941 года пакт о нейтралитете. И Сталин вроде бы мог быть уверен, что Япония не нанесет удар в спину.
Тем не менее в декабре 1941 года, после того как японцы уничтожили американский флот на базе в ПёрлХар-боре, из Ленинграда в Москву вызвали адмирала Ивана Степановича Исакова, первого заместителя наркома Военно-морского флота.
Его доставили к Сталину.
— Вот что, вы полетите во Владивосток, — Сталин показал трубкой на карту на стене, не на Владивосток, а просто на всю карту, — посмотрите, не устроят ли они нам там Пёрл-Харбор. Все, можете быть свободны.
Исакову не дали сказать ни единого слова. Он немедлено вылетел на Дальний Восток. Так что никакие донесения Зорге и его уверенность в том, что Япония двинется на юг, не произвели на Сталина впечатления. В декабре 1941 года, после битвы под Москвой, он еще опасался японского нападения.
Рихард Зорге проработал в предвоенной Японии с ее мощной контрразведкой и тотальным контролем политической полиции над обществом дольше, чем смог бы продержаться любой другой разведчик на его месте. Поэтому у специалистов удивление вызывает не тот факт, что его в конце концов поймали, а то, что он сумел продержаться восемь лет.
Историки и разведчики и по сей день ведут споры о том, каким образом японцам в конце концов удалось разоблачить всю группу Зорге. Запеленговать радиостанцию Клаузена им так и не удалось. Он постоянно менял место выхода в эфир. Он допустил только один промах — сохранил черновики уже отправленных шиф-ротелеграмм, когда стало ясно, что возможен арест. Они стали главной уликой против него и Зорге.
Судя по всему, к провалу привела не какая-то ошибка, а стечение обстоятельств. Японская полиция случайно вышла на группу Рамзая.
Японская полиция утверждала, что ей помогли показания одного из японских коммунистов, которого первоначально подозревали в шпионаже на Соединенные Штаты. Вернее, все началось с ареста коммуниста Рицу Ито, который после допросов с пристрастием сказал, что Томо Китабаяси, японская коммунистка, вернулась на родину с разведывательными целями. 28 сентября 1941 года Китабаяси с мужем арестовали. Они признались, что вместе с ними работает художник Ётоку Мияги, тоже комммунист и тоже вернувшийся из Америки.
Его арестовали 10 октября. Причем, увидев полицейских, Мияги пытался самурайским мечом совершить ритуальное самоубийство, но его отправили в больницу. Там он выпрыгнул из окна, но остался жив. Его пытали, и он начал говорить. Выяснилось, что Мияги встречался с Одзаки, а тот был связан с Зорге.
Некоторые исследователи ставят Рихарду Зорге в вину, что он сотрудничал с коммунистами. Ясно было, что полиция в первую очередь следит за членами компартии. Но Зорге не виноват. Художника Мияги включили в его группу московские кураторы. Зорге лишь подчинился приказу.
Японская полиция давно следила за Зорге, как, впрочем, и за другими иностранцами. Полиция видела, что он занимается не только журналистикой, но Зорге был тесно связан с немецким посольством. Немецкого агента японская полиция трогать не собиралась. Но в Москве совершили непоправимую ошибку.
Центр решил связать группу Зорге напрямую с сотрудниками токийской резидентуры. С этого дня его арест был предрешен. Потому что японцам стало ясно, на кого он работает. Все годы с ним связывались через Шанхай. Туда курьеры отвозили добытые Зорге материалы, оттуда привозили деньги. Это было сложнее, но надежнее. Ведь в Токио японцы следили за каждым шагом сотрудников советского посольства. Опорный пункт контрразведки находился напротив входа в посольство.
Отправляясь на встречу, советские разведчики пытались соблюдать правила конспирации. Но в Японии это было практически бесполезно. Там каждый иностранец заметен, как рыба в аквариуме.
Сначала с радистом Максом Клаузеном встречался советский консул Будкевич. Клаузен получал по почте два билета в театр и шел вместе с женой. Будкевич садился рядом, они обменивались деньгами и пленками, которые были завернуты в носовой платок. Потом консул уехал, на связь приходил второй секретарь посольства Виктор Сергеевич Зайцев, дослужившийся впоследствии до полковника. Когда Клаузен болел, Зайцев встречался с самим Зорге.
После нескольких встреч японская полиция приняла решение ликвидировать советскую разведывательную группу.
Рихарда Зорге арестовали 18 октября 1941 года. Аресты членов его группы продолжались до весны 1942 года. Всего взяли тридцать пять человек.
Зорге, как и другие члены группы, надеялся спастись. Через неделю после ареста, 25 октября, признал, что он — коммунист и советский гражданин. Иначе бы его передали Германии, в руки гестапо. Зорге считал, что после начала войны с Америкой японцам не захочется портить отношения с Советским Союзом и ему сохранят жизнь.
Он попросил одного из следователей:
— Пожалуйста, передайте Зайцеву в советском посольстве, что Рамзай содержится в токийском доме предварительного заключения.
Зорге верил, что Москва о нем позаботится. Других же спасали. Скажем, резидентом военной разведки в Шанхае был Яков Григорьевич Бронин. Когда китайцы его арестовали, в Москве взяли под стражу сына Чан Кайши Цзян Цзинго. Потом их обменяли. Зорге надеялся, что и его обменяют на какого-нибудь японца.
Так почему же Зорге не попытались спасти?
Сначала разведка сообщила в Москву, что Зорге расстрелян. А потом стало известно, что он дает показания.
Показания дали все члены группы Зорге. Они раскрыли все свои связи, схемы контактов с курьерами, шифры, рассказали содержание своих радиопередач. Многие советские разведчики были возмущены тем, что Зорге все рассказал. Считалось, что разведчик обязан молчать. Как солдат на фронте, сражаться до последнего. Признание равносильно сдаче в плен. А к пленным Сталин и его окружение относились с презрением.
Для руководителей военной разведки Зорге не представлял никакой ценности. Подозрительный человек, двойной агент, выложивший японцам все, что знает. Зачем же обращаться к Сталину или к Молотову с предложением выручить его из беды!
Пренебрежение к собственным разведчикам проявилось и в истории с физиком-теоретиком Клаусом Фуксом, первым и наиболее важным советским атомным шпионом. Клаус Фукс вступил в компартию Германии в двадцать один год. В 1933 году бежал от нацистов в Англию. В конце 1941 года он предложил свои услуги советской разведке. В 1943 году Клаус Фукс переехал из Англии в Соединенные Штаты. А с августа 1944 года Фукс приступил к исследованиям в самой главной и самой секретной американской атомной лаборатории в Лос-Аламосе. Он сыграл важнейшую роль в создании советского ядерного оружия.
— По существу, Фукс выполнял задания академика Курчатова, — с гордостью говорил мне полковник внешней разведки Герой Советского Союза Александр Фек-лисов, который работал с Фуксом.
2 февраля 1950 года Фукса арестовали в Лондоне. Он во всем признался и был приговорен к четырнадцати годам тюремного заключения за передачу атомных секретов «агентам советского правительства». Сразу после вынесения приговора, 8 марта 1950 года, появилось заявление ТАСС:
«Выступавший на этом процессе в качестве обвинителя генеральный прокурор Великобритании Шоукросс заявил, будто бы Фукс передал атомные секреты „агентам советского правительства“. ТАСС уполномочен сообщить, что это заявление является грубым вымыслом, так как Фукс неизвестен советскому правительству и никакие „агенты“ советского правительства не имели к Фуксу никакого отношения».
Арестованный агент не имел для Сталина и руководителей разведки никакой ценности. Кроме того, признание Фукса было расценено как отсутствие чекистской стойкости, если не как предательство.
За примерное поведение в июне 1959 года Клауса Фукса освободили. Он обосновался в ГДР, где к нему отнеслись с полнейшим уважением, сделали заместителем директора Института ядерной физики, избрали академиком, членом ЦК, дали государственную премию.
Признать свою ошибку, извиниться перед Фуксом в КГБ не пожелали.
Один раз, в 1968 году, Фукс приехал в Советский Союз. К нему не проявили никакого интереса. Когда полковник Феклисов просил руководство первого Главного управления КГБ возбудить ходатайство о награждении Фукса орденом или об избрании иностранным членом Академии наук, воспротивился президент академии Мстислав Всеволодович Келдыш.
— Делать это нецелесообразно, — сказал он, — ибо ослабит заслуги советских ученых в создании ядерного оружия.
Уже после смерти Фукса полковник Феклисов побывал на его могиле и навестил его вдову.
— Что же вы так поздно пришли? — горестно спросила она. — Клаус двадцать пять лет ждал вас…
Что же удивляться, что в годы войны никто в Москве не собирался спасать Зорге. Хуже того, его жена, Екатерина Максимова, в сентябре 1942 года была арестована. Вероятно, это произошло после того, как Москве стало известно, что Зорге признал себя советским разведчиком и дает показания.
Дальнейшую ее судьбу восстановили журналисты «Комсомольской правды». После девятимесячного следствия ее отправили в ссылку в Красноярский край. Она работала на военном заводе, голодала, просила прислать ей денег. В 1943 году ее родные получили письмо:
«Сообщаю вам, что ваша Катя 3 июля 1943 года, находясь на излечении в Муртинском районе, в 5-й Муртинской райбольнице, умерла. В больницу она поступила с химическими ожогами… Иногда у нее со слезами срывался вопрос: „За что?!“ За три-четыре дня до смерти у нее начался паралич нёба, она стала неразборчиво говорить, но она все же просила меня записать Ваш адрес. Умерла сразу, как-то набрала много воздуха, вздохнула, и ее не стало.
Ее похоронили здесь же, на кладбище. Могилу сделали высокую и поставили деревянный крест с надписью и датой. Деньги, оставшиеся после нее, сорок пять рублей, израсходовали на могилу, похороны и крест. После нее остались вещи: серая юбка, шерстяная теплая безрукавка и галоши старые. Вещи хранятся на складе больницы…»
Письмо прислала медсестра, на руках которой в невероятных муках скончалась никому не нужная жена выдающегося советского разведчика.
Гестапо оказалось милосерднее НКВД. Гестаповцы не тронули ни русскую мать Зорге (она умерла своей смертью в 1952 году), ни его братьев.
Суд над Зорге начался в мае 1943 года. Приговор вынесли в сентябре. Зорге и его главный информатор Ходзуми Одзаки были приговорены к смертной казни. Радист Макс Клаузен и помощник Зорге Бранко Вукелич — к пожизненному заключению. Еще двенадцать членов разведгруппы получили различные сроки — от двух до пятнадцати лет тюрьмы.
7 ноября 1944 года Рихарда Зорге казнили. Его повесили. Он не потерял присутствия духа, вел себя необыкновенно мужественно перед смертью. Крикнул:
— Да здравствует Красная армия! За здравствует коммунистическая партия Советского Союза.
Ему было сорок девять лет. Пожалуй, к лучшему, что в предсмертные часы он не знал, что в Москве не только отреклись от него, но и давно о нем забыли. Списали…
Я много лет знаю Владимира Ивановича Ерофеева, известного дипломата, который был когда-то помощником Молотова и много о нем рассказывал. Знаком и с его сыном, Виктором Ерофеевым, литературоведом и писателем. И лишь совсем недавно узнал, что жена Владимира Ивановича — Галина Ерофеева в годы войны была переводчицей токийской резидентуры военной разведки.
— Работая без малого год в аппарате военного атташе, — рассказывала Галина Ерофеева, — я ничего не знала о существовании Зорге и его организации. Это было окутано абсолютной тайной. И поэтому, когда на мой стол попал парламентский вестник и я случайно его открыла, то увидела сообщение о казни Зорге и Ходзуми Одзаки, как было сказано, русских шпионов. Я доложила о прочитанном военному атташе и по тому, как засуетились и забегали после этого сотрудники аппарата военного атташата, поняла, что произошло что-то крайне серьезное, хотя до этого никогда этих имен ни от кого не слышала. Вызвали шифровальщиков, сообщили послу и в Москву…
Казнь Зорге означала, что он не двойник, и это заставило военную разведку оценить все заново.
После войны первыми Зорге заинтересовалась американская военная разведка, которая изучала японские архивы и потратила немало времени, чтобы изучить его работу. Благодаря американцам стал известен масштаб работы группы Зорге.
Первый заместитель, а затем и министр иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский строго-настрого запретил дипломатам упоминать имя Зорге. Указание шло от Сталина. В архивах была произведена большая чистка — все документы, связанные с Зорге, исчезли.
Видимо, причина состояла в том, что Зорге передал в Москву о том, что японцы готовились напасть на американские базы, а Сталин американцам ничего не сказал. И Сталин не хотел, чтобы все это выплыло наружу. Потому что американцы получали право резонно сказать: вот Советский Союз предъявляет претензии союзникам, а сам не предупредил о нападении японцев. А Сталин, конечно же, был заинтересован, чтобы японцы напали на Соединенные Штаты. Понимал, что тогда американцы обязательно вступят в войну.
Американцы же после оккупации Японии так заинтересовались Зорге, потому что всю страну интересовал один вопрос: а не знал ли президент Франклин Рузвельт о готовящемся нападении на базу в Пёрл-Харборе и позволил японцам потопить флот, чтобы получить предлог для начала войны?
Американцы вернули в Советский Союз освобожденного из японской тюрьмы радиста Макса Клаузена и его жену. Их доставили в Москву, передали в распоряжение военной разведки и поселили на конспиративной квартире.
— Они недавно вышли из тюрьмы, и у них были сероватые лица, темные круги под глазами, несколько одутловатые лица, — рассказывала Галина Ерофеева, которая после войны стала переводчицей Главного разведуправления Генерального штаба. — Они были напуганы, они не знали, что их ждет. Мне Макс показался более приятным человеком. Он был по-детски добродушен, располагал к себе. Анна была озлоблена, смотрела хмуро. Попав в сталинскую Россию, она ничего хорошего для себя не ждала.
Чету Клаузенов попросили вспомнить все — совместную работу с Зорге, поведение каждого из членов группы, вероятные причины провала, ход следствия. Клаузен с утра до вечера добросовестно печатал свой рассказ на принесенной ему пишущей машинке.
— Я вместе с одним сотрудником разбирала это, — продолжает Ерофеева, — потом я переводила на русский язык и отдавала начальству. Постепенно Клаузены «оттаивали», их переодели. Подарили им по паре часов. Они уже перестали быть такими напуганными.
В руководстве военной разведки приняли соломоново решение. Клаузенов не посадили. Их отправили в советскую зону оккупации Германии, ставшую потом ГДР. Но и восстанавливать доброе имя Зорге в военной разведке тоже не стали.
— Я уже не помню, — говорит Галина Ерофеева, — взяли с меня подписку или просто мне сказали, что я должна молчать о Зорге. Но я через все эти годы в душе пронесла исключительный образ Зорге, каким его изобразил Клаузен. Это, конечно, был совершенно необыкновенный, исключительный человек…
Японские друзья Зорге после войны добились эксгумации его останков и похоронили его с честью. В 1956 году поставили ему памятник. О нем выпустили множество книг. О нем говорил весь мир. На Западе появился художественный фильм «Кто вы, доктор Зорге?», который пользовался большим успехом везде, кроме Советского Союза.
Генерал-лейтенант Сергей Кондрашев из политической разведки даже попросился на прием к министру культуры Екатерине Алексеевне Фурцевой и предложил купить и показать этот фильм. Министр Фурцева возмутилась:
— Я этого не допущу! Этот фильм — клевета на марксизм—ленинизм.
Но фильм показали Хрущеву. Никита Сергеевич был потрясен, узнав, что у Советского Союза был такой знаменитый на весь мир разведчик. Хрущев позвонил начальнику Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской армии генералу армии Ивану Александровичу Серову. Тот никогда раньше не слышал имени Зорге…
В 1964 году в ГРУ спешно создали группу, которой поручили разобраться с делом Зорге. В октябре Хрущева отправили в отставку, но процесс реабилитации Зорге, к счастью, не остановился. 5 ноября 1964 года председатель Президиума Верховного Совета СССР Анастас Иванович Микоян подписал указ:
«За выдающиеся заслуги перед Родиной и проявленные при этом мужество и геройство присвоить товарищу Рихарду Зорге звание Героя Советского Союза посмертно».
Только после этого указа военный трибунал Московского военного округа прекратил уголовное дело его жены, Екатерины Максимовой, «за отсутствием состава преступления»…
Я иногда думаю о том, что, если бы Никита Сергеевич Хрущев не был таким импульсивным и живым человеком, если бы он не был способен к неожиданным решениям, о Зорге, может быть, и сейчас мало кто знал. Так и числился бы он в списке не то агентов-двойников, не то просто дезинформаторов.
Горестно думать о том, что наша страна так охотно принимает жертвы своих лучших сыновей и так мало бывает им благодарна.
БОРМАН, МЮЛЛЕР, ШТИРЛИЦ И ЮЛИАН СЕМЕНОВ
По Красной площади прошли части, которые наскребли в московской зоне обороны: курсанты Окружного военно-политического училища, Краснознаменного артиллерийского училища, полк 2-й Московской стрелковой дивизии, полк 332-й дивизии имени Фрунзе, части дивизии имени Дзержинского, Московский флотский экипаж, особый батальон военного совета округа и московской зоны обороны, сводный зенитный полк ПВО и два танковых батальона из резерва Ставки.
После 22 июня Зорге сообщал, что Япония вот-вот нападет на Советский Союз. Только в сентябре сообщения изменились: Япония не спешит нападать на Россию и скорее всего, повернет на юг. Дело в том, что сам Зорге получал крайне противоречивую информацию. Был день, когда из Токио ушли сразу две шифровки противоположного содержания.
Решения Сталина определяли не сообщения Зорге и других разведчиков, а оценка реальной политической и военной ситуации. В Москве знали, как слаба расположенная в Маньчжурии, на границе с Советским Союзом, Квантунская армия. У японцев там не было ни современных танков, ни авиации. Кроме того, японцы были заняты борьбой с китайской армией и с китайскими партизанами, полностью разгромить которых не удавалось.
В Токио действительно спорили: а не напасть ли на Советский Союз, пользуясь удобным случаем? Но этого желали только некоторые генералы сухопутных сил. Они мечтали расквитаться за поражение на Халхин-Голе. Японское правительство и руководство флота, которое имело не меньшее влияние, чем сухопутные генералы, не хотели ввязываться в войну с Советским Союзом.
Япония нуждалась в ресурсах, в топливе, в черных металлах. Все это можно было получить в странах Юго-Восточной Азии, а не в Сибири. И главным своим противником Япония считала Соединенные Штаты.
Япония поставила Советскому Союзу условия: прекратить помощь Китаю, не предоставлять свою территорию американцам для действий против Японии. Эти условия были выполнены. Советские военные советники были отозваны из Китая, и военная помощь Китаю прекратилась.
Президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт предложил создать в советском Приморье американские военно-воздушные базы. Но Сталин не хотел беспокоить японцев. 13 августа 1941 года советский посол в Токио информировал министра иностранных дел Японии о том, что СССР не предоставит Соединенным Штатам военно-морские и военно-воздушные базы.
Когда Япония стала готовиться к войне с Америкой, ситуация изменилась. Уже Япония нуждалась в том, чтобы Советский Союз строго соблюдал подписанный в апреле 1941 года пакт о нейтралитете. И Сталин вроде бы мог быть уверен, что Япония не нанесет удар в спину.
Тем не менее в декабре 1941 года, после того как японцы уничтожили американский флот на базе в ПёрлХар-боре, из Ленинграда в Москву вызвали адмирала Ивана Степановича Исакова, первого заместителя наркома Военно-морского флота.
Его доставили к Сталину.
— Вот что, вы полетите во Владивосток, — Сталин показал трубкой на карту на стене, не на Владивосток, а просто на всю карту, — посмотрите, не устроят ли они нам там Пёрл-Харбор. Все, можете быть свободны.
Исакову не дали сказать ни единого слова. Он немедлено вылетел на Дальний Восток. Так что никакие донесения Зорге и его уверенность в том, что Япония двинется на юг, не произвели на Сталина впечатления. В декабре 1941 года, после битвы под Москвой, он еще опасался японского нападения.
Провал и арест
Если бы разведчик, начиная работу, думал о том, что его обязательно поймают, он бы вообще не смог работать, и разведка умерла бы как профессия. Но такова человеческая натура, что каждый разведчик думает, что его-то точно не поймают.Рихард Зорге проработал в предвоенной Японии с ее мощной контрразведкой и тотальным контролем политической полиции над обществом дольше, чем смог бы продержаться любой другой разведчик на его месте. Поэтому у специалистов удивление вызывает не тот факт, что его в конце концов поймали, а то, что он сумел продержаться восемь лет.
Историки и разведчики и по сей день ведут споры о том, каким образом японцам в конце концов удалось разоблачить всю группу Зорге. Запеленговать радиостанцию Клаузена им так и не удалось. Он постоянно менял место выхода в эфир. Он допустил только один промах — сохранил черновики уже отправленных шиф-ротелеграмм, когда стало ясно, что возможен арест. Они стали главной уликой против него и Зорге.
Судя по всему, к провалу привела не какая-то ошибка, а стечение обстоятельств. Японская полиция случайно вышла на группу Рамзая.
Японская полиция утверждала, что ей помогли показания одного из японских коммунистов, которого первоначально подозревали в шпионаже на Соединенные Штаты. Вернее, все началось с ареста коммуниста Рицу Ито, который после допросов с пристрастием сказал, что Томо Китабаяси, японская коммунистка, вернулась на родину с разведывательными целями. 28 сентября 1941 года Китабаяси с мужем арестовали. Они признались, что вместе с ними работает художник Ётоку Мияги, тоже комммунист и тоже вернувшийся из Америки.
Его арестовали 10 октября. Причем, увидев полицейских, Мияги пытался самурайским мечом совершить ритуальное самоубийство, но его отправили в больницу. Там он выпрыгнул из окна, но остался жив. Его пытали, и он начал говорить. Выяснилось, что Мияги встречался с Одзаки, а тот был связан с Зорге.
Некоторые исследователи ставят Рихарду Зорге в вину, что он сотрудничал с коммунистами. Ясно было, что полиция в первую очередь следит за членами компартии. Но Зорге не виноват. Художника Мияги включили в его группу московские кураторы. Зорге лишь подчинился приказу.
Японская полиция давно следила за Зорге, как, впрочем, и за другими иностранцами. Полиция видела, что он занимается не только журналистикой, но Зорге был тесно связан с немецким посольством. Немецкого агента японская полиция трогать не собиралась. Но в Москве совершили непоправимую ошибку.
Центр решил связать группу Зорге напрямую с сотрудниками токийской резидентуры. С этого дня его арест был предрешен. Потому что японцам стало ясно, на кого он работает. Все годы с ним связывались через Шанхай. Туда курьеры отвозили добытые Зорге материалы, оттуда привозили деньги. Это было сложнее, но надежнее. Ведь в Токио японцы следили за каждым шагом сотрудников советского посольства. Опорный пункт контрразведки находился напротив входа в посольство.
Отправляясь на встречу, советские разведчики пытались соблюдать правила конспирации. Но в Японии это было практически бесполезно. Там каждый иностранец заметен, как рыба в аквариуме.
Сначала с радистом Максом Клаузеном встречался советский консул Будкевич. Клаузен получал по почте два билета в театр и шел вместе с женой. Будкевич садился рядом, они обменивались деньгами и пленками, которые были завернуты в носовой платок. Потом консул уехал, на связь приходил второй секретарь посольства Виктор Сергеевич Зайцев, дослужившийся впоследствии до полковника. Когда Клаузен болел, Зайцев встречался с самим Зорге.
После нескольких встреч японская полиция приняла решение ликвидировать советскую разведывательную группу.
Рихарда Зорге арестовали 18 октября 1941 года. Аресты членов его группы продолжались до весны 1942 года. Всего взяли тридцать пять человек.
Зорге, как и другие члены группы, надеялся спастись. Через неделю после ареста, 25 октября, признал, что он — коммунист и советский гражданин. Иначе бы его передали Германии, в руки гестапо. Зорге считал, что после начала войны с Америкой японцам не захочется портить отношения с Советским Союзом и ему сохранят жизнь.
Он попросил одного из следователей:
— Пожалуйста, передайте Зайцеву в советском посольстве, что Рамзай содержится в токийском доме предварительного заключения.
Зорге верил, что Москва о нем позаботится. Других же спасали. Скажем, резидентом военной разведки в Шанхае был Яков Григорьевич Бронин. Когда китайцы его арестовали, в Москве взяли под стражу сына Чан Кайши Цзян Цзинго. Потом их обменяли. Зорге надеялся, что и его обменяют на какого-нибудь японца.
Так почему же Зорге не попытались спасти?
Сначала разведка сообщила в Москву, что Зорге расстрелян. А потом стало известно, что он дает показания.
Показания дали все члены группы Зорге. Они раскрыли все свои связи, схемы контактов с курьерами, шифры, рассказали содержание своих радиопередач. Многие советские разведчики были возмущены тем, что Зорге все рассказал. Считалось, что разведчик обязан молчать. Как солдат на фронте, сражаться до последнего. Признание равносильно сдаче в плен. А к пленным Сталин и его окружение относились с презрением.
Для руководителей военной разведки Зорге не представлял никакой ценности. Подозрительный человек, двойной агент, выложивший японцам все, что знает. Зачем же обращаться к Сталину или к Молотову с предложением выручить его из беды!
Пренебрежение к собственным разведчикам проявилось и в истории с физиком-теоретиком Клаусом Фуксом, первым и наиболее важным советским атомным шпионом. Клаус Фукс вступил в компартию Германии в двадцать один год. В 1933 году бежал от нацистов в Англию. В конце 1941 года он предложил свои услуги советской разведке. В 1943 году Клаус Фукс переехал из Англии в Соединенные Штаты. А с августа 1944 года Фукс приступил к исследованиям в самой главной и самой секретной американской атомной лаборатории в Лос-Аламосе. Он сыграл важнейшую роль в создании советского ядерного оружия.
— По существу, Фукс выполнял задания академика Курчатова, — с гордостью говорил мне полковник внешней разведки Герой Советского Союза Александр Фек-лисов, который работал с Фуксом.
2 февраля 1950 года Фукса арестовали в Лондоне. Он во всем признался и был приговорен к четырнадцати годам тюремного заключения за передачу атомных секретов «агентам советского правительства». Сразу после вынесения приговора, 8 марта 1950 года, появилось заявление ТАСС:
«Выступавший на этом процессе в качестве обвинителя генеральный прокурор Великобритании Шоукросс заявил, будто бы Фукс передал атомные секреты „агентам советского правительства“. ТАСС уполномочен сообщить, что это заявление является грубым вымыслом, так как Фукс неизвестен советскому правительству и никакие „агенты“ советского правительства не имели к Фуксу никакого отношения».
Арестованный агент не имел для Сталина и руководителей разведки никакой ценности. Кроме того, признание Фукса было расценено как отсутствие чекистской стойкости, если не как предательство.
За примерное поведение в июне 1959 года Клауса Фукса освободили. Он обосновался в ГДР, где к нему отнеслись с полнейшим уважением, сделали заместителем директора Института ядерной физики, избрали академиком, членом ЦК, дали государственную премию.
Признать свою ошибку, извиниться перед Фуксом в КГБ не пожелали.
Один раз, в 1968 году, Фукс приехал в Советский Союз. К нему не проявили никакого интереса. Когда полковник Феклисов просил руководство первого Главного управления КГБ возбудить ходатайство о награждении Фукса орденом или об избрании иностранным членом Академии наук, воспротивился президент академии Мстислав Всеволодович Келдыш.
— Делать это нецелесообразно, — сказал он, — ибо ослабит заслуги советских ученых в создании ядерного оружия.
Уже после смерти Фукса полковник Феклисов побывал на его могиле и навестил его вдову.
— Что же вы так поздно пришли? — горестно спросила она. — Клаус двадцать пять лет ждал вас…
Что же удивляться, что в годы войны никто в Москве не собирался спасать Зорге. Хуже того, его жена, Екатерина Максимова, в сентябре 1942 года была арестована. Вероятно, это произошло после того, как Москве стало известно, что Зорге признал себя советским разведчиком и дает показания.
Дальнейшую ее судьбу восстановили журналисты «Комсомольской правды». После девятимесячного следствия ее отправили в ссылку в Красноярский край. Она работала на военном заводе, голодала, просила прислать ей денег. В 1943 году ее родные получили письмо:
«Сообщаю вам, что ваша Катя 3 июля 1943 года, находясь на излечении в Муртинском районе, в 5-й Муртинской райбольнице, умерла. В больницу она поступила с химическими ожогами… Иногда у нее со слезами срывался вопрос: „За что?!“ За три-четыре дня до смерти у нее начался паралич нёба, она стала неразборчиво говорить, но она все же просила меня записать Ваш адрес. Умерла сразу, как-то набрала много воздуха, вздохнула, и ее не стало.
Ее похоронили здесь же, на кладбище. Могилу сделали высокую и поставили деревянный крест с надписью и датой. Деньги, оставшиеся после нее, сорок пять рублей, израсходовали на могилу, похороны и крест. После нее остались вещи: серая юбка, шерстяная теплая безрукавка и галоши старые. Вещи хранятся на складе больницы…»
Письмо прислала медсестра, на руках которой в невероятных муках скончалась никому не нужная жена выдающегося советского разведчика.
Гестапо оказалось милосерднее НКВД. Гестаповцы не тронули ни русскую мать Зорге (она умерла своей смертью в 1952 году), ни его братьев.
Суд над Зорге начался в мае 1943 года. Приговор вынесли в сентябре. Зорге и его главный информатор Ходзуми Одзаки были приговорены к смертной казни. Радист Макс Клаузен и помощник Зорге Бранко Вукелич — к пожизненному заключению. Еще двенадцать членов разведгруппы получили различные сроки — от двух до пятнадцати лет тюрьмы.
7 ноября 1944 года Рихарда Зорге казнили. Его повесили. Он не потерял присутствия духа, вел себя необыкновенно мужественно перед смертью. Крикнул:
— Да здравствует Красная армия! За здравствует коммунистическая партия Советского Союза.
Ему было сорок девять лет. Пожалуй, к лучшему, что в предсмертные часы он не знал, что в Москве не только отреклись от него, но и давно о нем забыли. Списали…
Я много лет знаю Владимира Ивановича Ерофеева, известного дипломата, который был когда-то помощником Молотова и много о нем рассказывал. Знаком и с его сыном, Виктором Ерофеевым, литературоведом и писателем. И лишь совсем недавно узнал, что жена Владимира Ивановича — Галина Ерофеева в годы войны была переводчицей токийской резидентуры военной разведки.
— Работая без малого год в аппарате военного атташе, — рассказывала Галина Ерофеева, — я ничего не знала о существовании Зорге и его организации. Это было окутано абсолютной тайной. И поэтому, когда на мой стол попал парламентский вестник и я случайно его открыла, то увидела сообщение о казни Зорге и Ходзуми Одзаки, как было сказано, русских шпионов. Я доложила о прочитанном военному атташе и по тому, как засуетились и забегали после этого сотрудники аппарата военного атташата, поняла, что произошло что-то крайне серьезное, хотя до этого никогда этих имен ни от кого не слышала. Вызвали шифровальщиков, сообщили послу и в Москву…
Казнь Зорге означала, что он не двойник, и это заставило военную разведку оценить все заново.
После войны первыми Зорге заинтересовалась американская военная разведка, которая изучала японские архивы и потратила немало времени, чтобы изучить его работу. Благодаря американцам стал известен масштаб работы группы Зорге.
Первый заместитель, а затем и министр иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский строго-настрого запретил дипломатам упоминать имя Зорге. Указание шло от Сталина. В архивах была произведена большая чистка — все документы, связанные с Зорге, исчезли.
Видимо, причина состояла в том, что Зорге передал в Москву о том, что японцы готовились напасть на американские базы, а Сталин американцам ничего не сказал. И Сталин не хотел, чтобы все это выплыло наружу. Потому что американцы получали право резонно сказать: вот Советский Союз предъявляет претензии союзникам, а сам не предупредил о нападении японцев. А Сталин, конечно же, был заинтересован, чтобы японцы напали на Соединенные Штаты. Понимал, что тогда американцы обязательно вступят в войну.
Американцы же после оккупации Японии так заинтересовались Зорге, потому что всю страну интересовал один вопрос: а не знал ли президент Франклин Рузвельт о готовящемся нападении на базу в Пёрл-Харборе и позволил японцам потопить флот, чтобы получить предлог для начала войны?
Американцы вернули в Советский Союз освобожденного из японской тюрьмы радиста Макса Клаузена и его жену. Их доставили в Москву, передали в распоряжение военной разведки и поселили на конспиративной квартире.
— Они недавно вышли из тюрьмы, и у них были сероватые лица, темные круги под глазами, несколько одутловатые лица, — рассказывала Галина Ерофеева, которая после войны стала переводчицей Главного разведуправления Генерального штаба. — Они были напуганы, они не знали, что их ждет. Мне Макс показался более приятным человеком. Он был по-детски добродушен, располагал к себе. Анна была озлоблена, смотрела хмуро. Попав в сталинскую Россию, она ничего хорошего для себя не ждала.
Чету Клаузенов попросили вспомнить все — совместную работу с Зорге, поведение каждого из членов группы, вероятные причины провала, ход следствия. Клаузен с утра до вечера добросовестно печатал свой рассказ на принесенной ему пишущей машинке.
— Я вместе с одним сотрудником разбирала это, — продолжает Ерофеева, — потом я переводила на русский язык и отдавала начальству. Постепенно Клаузены «оттаивали», их переодели. Подарили им по паре часов. Они уже перестали быть такими напуганными.
В руководстве военной разведки приняли соломоново решение. Клаузенов не посадили. Их отправили в советскую зону оккупации Германии, ставшую потом ГДР. Но и восстанавливать доброе имя Зорге в военной разведке тоже не стали.
— Я уже не помню, — говорит Галина Ерофеева, — взяли с меня подписку или просто мне сказали, что я должна молчать о Зорге. Но я через все эти годы в душе пронесла исключительный образ Зорге, каким его изобразил Клаузен. Это, конечно, был совершенно необыкновенный, исключительный человек…
Японские друзья Зорге после войны добились эксгумации его останков и похоронили его с честью. В 1956 году поставили ему памятник. О нем выпустили множество книг. О нем говорил весь мир. На Западе появился художественный фильм «Кто вы, доктор Зорге?», который пользовался большим успехом везде, кроме Советского Союза.
Генерал-лейтенант Сергей Кондрашев из политической разведки даже попросился на прием к министру культуры Екатерине Алексеевне Фурцевой и предложил купить и показать этот фильм. Министр Фурцева возмутилась:
— Я этого не допущу! Этот фильм — клевета на марксизм—ленинизм.
Но фильм показали Хрущеву. Никита Сергеевич был потрясен, узнав, что у Советского Союза был такой знаменитый на весь мир разведчик. Хрущев позвонил начальнику Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской армии генералу армии Ивану Александровичу Серову. Тот никогда раньше не слышал имени Зорге…
В 1964 году в ГРУ спешно создали группу, которой поручили разобраться с делом Зорге. В октябре Хрущева отправили в отставку, но процесс реабилитации Зорге, к счастью, не остановился. 5 ноября 1964 года председатель Президиума Верховного Совета СССР Анастас Иванович Микоян подписал указ:
«За выдающиеся заслуги перед Родиной и проявленные при этом мужество и геройство присвоить товарищу Рихарду Зорге звание Героя Советского Союза посмертно».
Только после этого указа военный трибунал Московского военного округа прекратил уголовное дело его жены, Екатерины Максимовой, «за отсутствием состава преступления»…
Я иногда думаю о том, что, если бы Никита Сергеевич Хрущев не был таким импульсивным и живым человеком, если бы он не был способен к неожиданным решениям, о Зорге, может быть, и сейчас мало кто знал. Так и числился бы он в списке не то агентов-двойников, не то просто дезинформаторов.
Горестно думать о том, что наша страна так охотно принимает жертвы своих лучших сыновей и так мало бывает им благодарна.
БОРМАН, МЮЛЛЕР, ШТИРЛИЦ И ЮЛИАН СЕМЕНОВ
Это одна из самых удивительных и загадочных историй двадцатого столетия. Наверное, первым об этом заговорил человек, к словам которого привыкли относиться серьезно. Это немецкий генерал Райнхард Гелен. В нацистской Германии он руководил разведывательной службой вермахта на восточном фронте и вел незримый поединок с советской военной разведкой. А после войны он создал в Западной Германии Федеральную разведывательную службу, существующую и поныне.
Гелен, выйдя в отставку, утверждал, что ближайший соратник Адольфа Гитлера райхсляйтер Мартин Борман был советским агентом. По словам Гелена, Борман начал работать на Москву еще до начала войны и был важнейшим источником информации для советской разведки.
Борман фактически руководил всем партийным аппаратом, на протяжении многих лет ежедневно общался с Гитлером и присутствовал на всех совещаниях в ставке фюрера. Для Бормана не существовало никаких секретов. Более ценного источника информации желать невозможно.
Но как же он мог поддерживать контакты с советской разведкой? Борман, глава партаппарата, располагал единственной в Германии радиостанцией, которую не контролировали спецслужбы. Ни гестапо, ни эсэсовская служба безопасности СД, ни военная контрразведка не имели права перехватывать радиограммы, которыми обменивались партийные комитеты с центром. Таким образом, в принципе Борман запросто мог получать зашифрованные послания из Москвы и с помощью своего передатчика снабжать Москву самой свежей информацией.
Гелен утверждал, что к такому же выводу пришел и адмирал Вильгельм Канарис, начальник абвера, то есть военной разведки и контрразведки. Он тоже считал, что происходит утечка информации из ставки фюрера и что предателем является Борман. Но адмирал Канарис, разумеется, не мог организовать слежку за человеком, который был доверенным лицом Гитлера.
Гелен пишет в своих мемуарах, что уже после войны надежный, но не названный им источник, подтвердил: Борман действительно работал на советскую разведку. Поэтому слухи о том, что Борман обосновался в Латинской Америке и живет где-то между Парагваем и Аргентиной, не имеют под собой никаких оснований, утверждал Гелен. Когда Красная армия окружила здание имперской канцелярии и Гитлер покончил с собой, Борман перебежал к своим новым хозяевам и благополучно жил в Советском Союзе. Вот поэтому следы Бормана теряются. 2 мая 1945 года он исчез, словно сквозь землю провалился. А на самом деле он сдался первому же советскому солдату и сразу же был доставлен в Москву…
Гелен писал в своих воспоминаниях, что они с адмиралом Канарисом пытались понять причины предательства Бормана, а в том, что он предатель, они не сомневались. Возможно, считали они, советские агенты завербовали его путем тривиального шантажа. Борман занимался финансовыми махинациями и увлекался слабым полом, так что рыльце у него было в пушку.
Но, скорее всего, по их мнению, к решению сотрудничать с Москвой Мартина Бормана привели тщеславие и безграничные амбиции. Гелен и Канарис полагали, что Борман сам намеревался занять место фюрера. После этого он бы заключил сепаратный договор со Сталиным и стал хозяином Германии.
Мартин Борман — невысокий, плотный, сутуловатый человек с бычьей шеей — работал в штабе Рудольфа Гесса, заместителя фюрера, ведавшего всеми партийными делами. Ему поручили то, чего не могли или не хотели делать другие нацисты, — канцелярские дела и бухгалтерию.
Борман завоевал доверие Гитлера, научившись добывать деньги. Это ему в голову пришла гениальная идея, что Гитлер имеет право на отчисления от продажи каждой почтовой марки с его изображением. Фюреру полагался небольшой процент, но марки с его портретом выходили миллионными тиражами, так что в сейфы Бормана потекли миллионы.
Борман руководил фондом Адольфа Гитлера. Формально фонд был создан для поддержки отечественной промышленности. В реальности, напротив, предприниматели вынуждены были жертвовать в фонд немалые суммы, которые шли на личные нужды руководителей партии. Распоряжался деньгами Борман. От него зависели все руководители рейха, потому что все они нуждались в деньгах и приходили к Борману — и рейхсмаршал авиации Герман Геринг, который считался наследником фюрера, и рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, и даже любовница Гитлера Ева Браун.
Борман платил вторую зарплату высшим партийным чиновникам. Все гауляйтеры, по-нашему первые секретари обкомов, получали от него конверты с наличными.
Мартин Борман, не получивший никакого образования и не наделенный особыми талантами, постепенно оттеснил своего шефа Рудольфа Гесса. Гесс с Гитлером когда-то вместе сидели в тюрьме. Он считался одним из самых близких к фюреру людей. Но Гитлер стал ворчать, что Гесс приходит только с дурными новостями, а вот Борман умеет доложить так, что его приятно слушать. Гитлер постепенно привык к Борману, а Гесс чем дальше, тем больше стал его раздражать.
Рудольф Гесс был вегетарианцем. Во время обедов у Гитлера адъютант торжественно приносил Гессу судки с едой, и тот ел то, что приготовил ему личный повар. Гитлер недовольно заметил Гессу, что он и сам вегетарианец, так что Гесс мог бы есть то, что подают фюреру.
Гелен, выйдя в отставку, утверждал, что ближайший соратник Адольфа Гитлера райхсляйтер Мартин Борман был советским агентом. По словам Гелена, Борман начал работать на Москву еще до начала войны и был важнейшим источником информации для советской разведки.
Борман фактически руководил всем партийным аппаратом, на протяжении многих лет ежедневно общался с Гитлером и присутствовал на всех совещаниях в ставке фюрера. Для Бормана не существовало никаких секретов. Более ценного источника информации желать невозможно.
Но как же он мог поддерживать контакты с советской разведкой? Борман, глава партаппарата, располагал единственной в Германии радиостанцией, которую не контролировали спецслужбы. Ни гестапо, ни эсэсовская служба безопасности СД, ни военная контрразведка не имели права перехватывать радиограммы, которыми обменивались партийные комитеты с центром. Таким образом, в принципе Борман запросто мог получать зашифрованные послания из Москвы и с помощью своего передатчика снабжать Москву самой свежей информацией.
Гелен утверждал, что к такому же выводу пришел и адмирал Вильгельм Канарис, начальник абвера, то есть военной разведки и контрразведки. Он тоже считал, что происходит утечка информации из ставки фюрера и что предателем является Борман. Но адмирал Канарис, разумеется, не мог организовать слежку за человеком, который был доверенным лицом Гитлера.
Гелен пишет в своих мемуарах, что уже после войны надежный, но не названный им источник, подтвердил: Борман действительно работал на советскую разведку. Поэтому слухи о том, что Борман обосновался в Латинской Америке и живет где-то между Парагваем и Аргентиной, не имеют под собой никаких оснований, утверждал Гелен. Когда Красная армия окружила здание имперской канцелярии и Гитлер покончил с собой, Борман перебежал к своим новым хозяевам и благополучно жил в Советском Союзе. Вот поэтому следы Бормана теряются. 2 мая 1945 года он исчез, словно сквозь землю провалился. А на самом деле он сдался первому же советскому солдату и сразу же был доставлен в Москву…
Гелен писал в своих воспоминаниях, что они с адмиралом Канарисом пытались понять причины предательства Бормана, а в том, что он предатель, они не сомневались. Возможно, считали они, советские агенты завербовали его путем тривиального шантажа. Борман занимался финансовыми махинациями и увлекался слабым полом, так что рыльце у него было в пушку.
Но, скорее всего, по их мнению, к решению сотрудничать с Москвой Мартина Бормана привели тщеславие и безграничные амбиции. Гелен и Канарис полагали, что Борман сам намеревался занять место фюрера. После этого он бы заключил сепаратный договор со Сталиным и стал хозяином Германии.
Мартин Борман — невысокий, плотный, сутуловатый человек с бычьей шеей — работал в штабе Рудольфа Гесса, заместителя фюрера, ведавшего всеми партийными делами. Ему поручили то, чего не могли или не хотели делать другие нацисты, — канцелярские дела и бухгалтерию.
Борман завоевал доверие Гитлера, научившись добывать деньги. Это ему в голову пришла гениальная идея, что Гитлер имеет право на отчисления от продажи каждой почтовой марки с его изображением. Фюреру полагался небольшой процент, но марки с его портретом выходили миллионными тиражами, так что в сейфы Бормана потекли миллионы.
Борман руководил фондом Адольфа Гитлера. Формально фонд был создан для поддержки отечественной промышленности. В реальности, напротив, предприниматели вынуждены были жертвовать в фонд немалые суммы, которые шли на личные нужды руководителей партии. Распоряжался деньгами Борман. От него зависели все руководители рейха, потому что все они нуждались в деньгах и приходили к Борману — и рейхсмаршал авиации Герман Геринг, который считался наследником фюрера, и рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, и даже любовница Гитлера Ева Браун.
Борман платил вторую зарплату высшим партийным чиновникам. Все гауляйтеры, по-нашему первые секретари обкомов, получали от него конверты с наличными.
Мартин Борман, не получивший никакого образования и не наделенный особыми талантами, постепенно оттеснил своего шефа Рудольфа Гесса. Гесс с Гитлером когда-то вместе сидели в тюрьме. Он считался одним из самых близких к фюреру людей. Но Гитлер стал ворчать, что Гесс приходит только с дурными новостями, а вот Борман умеет доложить так, что его приятно слушать. Гитлер постепенно привык к Борману, а Гесс чем дальше, тем больше стал его раздражать.
Рудольф Гесс был вегетарианцем. Во время обедов у Гитлера адъютант торжественно приносил Гессу судки с едой, и тот ел то, что приготовил ему личный повар. Гитлер недовольно заметил Гессу, что он и сам вегетарианец, так что Гесс мог бы есть то, что подают фюреру.