Страница:
Книги, подобной «Азбуке правописания», русская учебная литература еще не знала. Приведенные в ней примеры и статьи были подобраны таким образом, чтобы ученик от первой до последней ступени заключенной в ней программы встречался лишь с уже известными ему правилами правописания. Ничто не вызубривалось, не требовало механического запоминания. Автор как бы раскрывал перед ребенком логику построения и развития языка, что позволяло ему в дальнейшем не делать ошибок. Тихомировы верили в силу точно подобранного примера, который запоминался на всю жизнь. Дмитрий Иванович отлично знал, что уровень подготовки и способности учителей всегда бывают разными. Именно поэтому объяснения должны отличаться предельной простотой, чтобы не загромождать память ничем лишним и сложным.
Роли супругов в общей работе распределялись очень строго. Занятия вел Дмитрий Иванович, и он, казалось, не знал ни усталости, ни предела возможностей в своем стремлении заниматься – и с детьми, и с педагогами. Каждое лето он ведет учительские курсы в разных уездных городах. Берет на себя руководство школами на фабриках Морозовых, которые становятся едва ли не лучшими в России, школой при фабрике Товарищества Тверской мануфактуры. Совет Московского благотворительного общества приглашает Тихомирова инспектором и организатором своих школ. А Елена Николаевна все время рядом – скрупулезно записывает лекции и уроки, в огромном объеме составляет записки о курсах.
Впрочем, цифры говорят сами за себя. За тридцать лет «Букварь» Тихомировых распространяется в количестве двух миллионов экземпляров. Вышедший в 1874 году «Элементарный курс грамматики» – более миллиона. Дмитрий Иванович пишет специальный курс для сельских школ, разошедшийся в 15 изданиях, и находит совершенно оригинальное педагогическое решение – «Правописание до грамматики», или иначе – опыт обучения правописанию вообще без грамматики.
Широко распространялась тихомировская «Книга для церковно-славянского чтения». «Школа грамотности» представляла собой руководство для деревенского домашнего обучения.
Но главная сила педагогики Тихомировых заключалась в том, что вместе с грамотой они учили ребенка жизни – общению с природой, условиями человеческого существования, географии, начаткам истории. Их знаменитые книги для внеклассного чтения – «Вешние всходы» – передавали и первые необходимые ребенку знания об окружающей его среде, и те гуманные принципы, на которых эту среду следовало строить.
«Они были учителями жизни, истинно русскими в своей человечности, сострадательности, всепонимании и бесконечной доброте», – отзывается современник. «Книги Тихомирова просвещали всю Россию вдохновенно, доходчиво и мудро», – отзывается замечательный русский художник В. Д. Поленов. И когда к 35-летнему юбилею деятельности Тихомирова рождается идея выпустить юбилейный сборник, составители теряются от неимоверного количества рассказов, очерков, статей, стихотворений, рисунков, которые безвозмездно передают в него Мамин-Сибиряк, Василий Немирович-Данченко, Гиляровский, Щепкина-Куперник, Чехов, Дрожжин, художники Архипов, Константин Коровин, Виктор и Аполлинарий Васнецовы, Серов, Суриков, композиторы Скрябин, Слонов, Кохановский, Сементковский. Бунин передает свое стихотворение «На острове»:
Когда обстоятельства вынуждают отказаться от просуществовавшего больше десяти лет магазина, Елена Николаевна приобретает старый известный журнал «Детское чтение». Вместе Тихомировы подбирают состав сотрудников, увеличивают объем журнала, начинают выпускать при нем «Педагогический листок», отдельную «Библиотеку „Детского чтения“ и „Учительскую библиотеку“. Адрес супругов – Большая Молчановка, дом 18, становится педагогическим центром не только старой столицы, но и всей России. Сюда пишут из самых дальних уголков, приезжают за советами и помощью. Дмитрий Иванович становится гласным Московской городской думы, работает в комиссии по школьным вопросам, поскольку знаком с положением и нуждами едва ли не каждой городской школы.
Мир денег и расчета для Тихомировых не существует. Огромная каждодневная работа не приносит им сколько-нибудь значительного состояния, да они и не стремятся к нему – лишь бы хватало средств на новые издания и замыслы. Признание? Оно приходит, но от народа, от русского общества – не от государства и властей. Тихомиров получает Золотые медали от московской и петербургской общественности – от Комитетов грамотности. Золотую медаль ему приносит Всемирная Парижская выставка 1900 года.
О его труде и методах пишут специальные французские и американские журналы. Принципы Тихомирова и по сей день входят в общеобразовательную систему Соединенных Штатов. О Дмитрии Ивановиче и его «беспримерных трудах» помещает большую статью известная и лучшая русская энциклопедия издательства Брокгауза и Ефрона. В Большой же Советской Энциклопедии о замечательном педагоге не было сказано ни слова.
«Пусть трудом будет радостен его трудовой путь, – писал о Тихомирове юбилейный сборник. – Лучшая слава – это память потомства. Кто может быть другом детей и юношей и кто был им, того вспомнят юные потомки и через десятки лет».
Десятки лет забвения прошли. Может, наконец-то наступило время благодарной памяти в отношении двух удивительных людей, прошедших, крепко держась за руки, через такую долгую и плодотворную жизнь?
Остается добавить, что юбилейный сборник Тихомировых был выпущен семью типографиями, цинкографиями и переплетными заведениями Москвы бесплатно. Чистый же доход от него предназначался на образование осиротевших детей народных учителей. Дмитрий Иванович и Елена Николаевна до конца остались верными себе – сельский попович и внучка одного из самых знаменитых княжеских родов.
Алена Дмитриевна
Роли супругов в общей работе распределялись очень строго. Занятия вел Дмитрий Иванович, и он, казалось, не знал ни усталости, ни предела возможностей в своем стремлении заниматься – и с детьми, и с педагогами. Каждое лето он ведет учительские курсы в разных уездных городах. Берет на себя руководство школами на фабриках Морозовых, которые становятся едва ли не лучшими в России, школой при фабрике Товарищества Тверской мануфактуры. Совет Московского благотворительного общества приглашает Тихомирова инспектором и организатором своих школ. А Елена Николаевна все время рядом – скрупулезно записывает лекции и уроки, в огромном объеме составляет записки о курсах.
Впрочем, цифры говорят сами за себя. За тридцать лет «Букварь» Тихомировых распространяется в количестве двух миллионов экземпляров. Вышедший в 1874 году «Элементарный курс грамматики» – более миллиона. Дмитрий Иванович пишет специальный курс для сельских школ, разошедшийся в 15 изданиях, и находит совершенно оригинальное педагогическое решение – «Правописание до грамматики», или иначе – опыт обучения правописанию вообще без грамматики.
Широко распространялась тихомировская «Книга для церковно-славянского чтения». «Школа грамотности» представляла собой руководство для деревенского домашнего обучения.
Но главная сила педагогики Тихомировых заключалась в том, что вместе с грамотой они учили ребенка жизни – общению с природой, условиями человеческого существования, географии, начаткам истории. Их знаменитые книги для внеклассного чтения – «Вешние всходы» – передавали и первые необходимые ребенку знания об окружающей его среде, и те гуманные принципы, на которых эту среду следовало строить.
«Они были учителями жизни, истинно русскими в своей человечности, сострадательности, всепонимании и бесконечной доброте», – отзывается современник. «Книги Тихомирова просвещали всю Россию вдохновенно, доходчиво и мудро», – отзывается замечательный русский художник В. Д. Поленов. И когда к 35-летнему юбилею деятельности Тихомирова рождается идея выпустить юбилейный сборник, составители теряются от неимоверного количества рассказов, очерков, статей, стихотворений, рисунков, которые безвозмездно передают в него Мамин-Сибиряк, Василий Немирович-Данченко, Гиляровский, Щепкина-Куперник, Чехов, Дрожжин, художники Архипов, Константин Коровин, Виктор и Аполлинарий Васнецовы, Серов, Суриков, композиторы Скрябин, Слонов, Кохановский, Сементковский. Бунин передает свое стихотворение «На острове»:
Что читать и как читать? – этот вопрос все больше занимает Елену Николаевну, и в начале 1880-х годов она открывает книжный магазин «Начальная школа». По-прежнему помогая во всем мужу, она теперь пересматривает и всю выходящую в России литературу, чтобы составлять из нее необходимые педагогам библиотечки, к тому же магазин и сам выпускает несколько хороших детских книг. Среди них – сборник рассказов Василия Немировича-Данченко о последней турецкой войне «За Дунаем».
Люблю я наш обрыв, где дикою грядою
Белеют стены скал, смотря на дальний юг,
Где моря синего раскинут полукруг,
Где кажется, что мир кончается водою,
И дышится легко среди прибрежных вод.
В веселый летний день, когда на солнце блещет
Скалистый известняк и в каждый звонкий грот
Зеленая вода хрустальной влагой плещет,
Люблю я зной, и ширь, и вольный небосвод,
И острова пустынные высоты.
Ласкают их ветры, и волны лижут их,
А чайки зоркие заглядывают в гроты, —
Косятся в чуткий мир пещер береговых
И вдруг, над белыми утесами взмывая,
Сверкают крыльями в просторах голубых,
Кого-то жалобно и звонко призывая.
Когда обстоятельства вынуждают отказаться от просуществовавшего больше десяти лет магазина, Елена Николаевна приобретает старый известный журнал «Детское чтение». Вместе Тихомировы подбирают состав сотрудников, увеличивают объем журнала, начинают выпускать при нем «Педагогический листок», отдельную «Библиотеку „Детского чтения“ и „Учительскую библиотеку“. Адрес супругов – Большая Молчановка, дом 18, становится педагогическим центром не только старой столицы, но и всей России. Сюда пишут из самых дальних уголков, приезжают за советами и помощью. Дмитрий Иванович становится гласным Московской городской думы, работает в комиссии по школьным вопросам, поскольку знаком с положением и нуждами едва ли не каждой городской школы.
Мир денег и расчета для Тихомировых не существует. Огромная каждодневная работа не приносит им сколько-нибудь значительного состояния, да они и не стремятся к нему – лишь бы хватало средств на новые издания и замыслы. Признание? Оно приходит, но от народа, от русского общества – не от государства и властей. Тихомиров получает Золотые медали от московской и петербургской общественности – от Комитетов грамотности. Золотую медаль ему приносит Всемирная Парижская выставка 1900 года.
О его труде и методах пишут специальные французские и американские журналы. Принципы Тихомирова и по сей день входят в общеобразовательную систему Соединенных Штатов. О Дмитрии Ивановиче и его «беспримерных трудах» помещает большую статью известная и лучшая русская энциклопедия издательства Брокгауза и Ефрона. В Большой же Советской Энциклопедии о замечательном педагоге не было сказано ни слова.
«Пусть трудом будет радостен его трудовой путь, – писал о Тихомирове юбилейный сборник. – Лучшая слава – это память потомства. Кто может быть другом детей и юношей и кто был им, того вспомнят юные потомки и через десятки лет».
Десятки лет забвения прошли. Может, наконец-то наступило время благодарной памяти в отношении двух удивительных людей, прошедших, крепко держась за руки, через такую долгую и плодотворную жизнь?
Остается добавить, что юбилейный сборник Тихомировых был выпущен семью типографиями, цинкографиями и переплетными заведениями Москвы бесплатно. Чистый же доход от него предназначался на образование осиротевших детей народных учителей. Дмитрий Иванович и Елена Николаевна до конца остались верными себе – сельский попович и внучка одного из самых знаменитых княжеских родов.
Алена Дмитриевна
... Картина моя принята на передвижную выставку... Всего удивительнее для меня было письмо Василия Дмитриевича [Поленова], в котором он пишет:
«Репину из экспонентов более всего нравится Елена Поленова, он говорит про ее картину, что такая превосходная вещь, такая сильная, правдивая, что, пожалуй, второй такой на выставке нет
Из письма Е. Д. Поленовой. 1889
Алена Дмитриевна – так называл ее Репин. Почтительно и с нескрываемым восхищением. Словно в память героини лермонтовской «Песни о купце Калашникове». Не за внешний облик – ему сама художница не придавала значения, – за душевную стать. Доброту, готовность кинуться на помощь каждому, кто в этом нуждался, и – огромное чувство собственного достоинства, которое сумела воплотить и в собственном творчестве. Едва ли не первая профессиональная русская художница – до нее женщины увлекались или развлекались искусством. Зарабатывать собственным мастерством на жизнь – совсем другое. И при этом не начать примеряться к художественному рынку, не искать одобрения заказчиков, никому не подражать.
Конечно, все началось с семьи. Многолюдной. Дружной. Одинаково трогательно и ненавязчиво заботившейся о каждом своем члене. Три брата и две сестры – главной заботой родителей было их образование. Не учебные заведения и наемные учителя, а прежде всего то, что могли дать и так щедро отдавали детям они сами. Отец, археолог и библиограф, Дмитрий Васильевич и мать, живописец и детская писательница, Мария Алексеевна. В том, что ее старший сын стал знаменитым русским живописцем Василием Поленовым, а младшая дочь Елена Поленова – талантливой художницей, была прежде всего ее заслуга: первые уроки изобразительного искусства давала им она.
Со стороны семья Поленовых выглядела состоятельной, но на деле считаться приходилось с каждой тратой. От детей это не скрывалось, когда как-то раз семье довелось побывать в цирке, где наездница прыгала сквозь затянутый бумагой обруч, маленький Вася спросил отца, чистая ли это бумага. Отец ответил утвердительно. «Жаль, – заметил мальчик, – сколько же ее пропадает».
Когда Лиле, как звали ЕленуДмитриевну в семье, исполняется пять лет, родители решают устроить собственное поместье, далеко в карельской глухомани, на реке Ояти, вблизи Лодейного Поля. Места суровые, в диких, нехоженых лесах, были неудобны еще и тем, что все необходимое, даже для строительства, приходилось везти из Петрозаводска, а то и самого Петербурга. Первое лето, когда ставился главный дом, дети спали в большом экипаже – дормезе, родители – в крохотной избушке.
Е. Поленова. Старинная фотография
Спустя четыре года отец, получивший должность в Петрозаводске, отдает мальчиков в тамошнюю гимназию. Девочки остаются в Имоченцах, как называлось поместье, с матерью и получают под ее руководством домашнее образование. Здесь было все: общеобразовательные предметы, иностранные языки, фортепьяно, пение. Весной к ним присоединялись братья, которым для этого надо было проехать на пароходе по Свири до селения Сермаксы, а там добираться на телеге около 20 верст по лесным чащобам. И это тогда для Елены Дмитриевны родится удивительное, кипящее собственной неустанной жизнью лесное царство. Таинственное и человечное. Ни у кого из русских художников не будет такой очеловеченной и расположенной к доброте природы.
Поленовы меньше всего думали увидеть в своих детях художников. Рисунок и живопись входили в общий круг образовывавших ребенка предметов. Поэтому в петербургском доме Поленовых появляется оканчивавший академический курс Павел Петрович Чистяков. И надо отдать должное отцу семейства – он чутко откликнулся на ходившие разговоры о необыкновенных талантах молодого педагога. Чистяков не просто сообщал своим питомцам академическую выучку – он пробуждал в каждом ему одному свойственные художнические способности, открывал глаза ученика на окружающий мир.
Лиля имела право по возрасту не участвовать в уроках брата, но непременно рисовала вместе со всеми, поражая Чистякова редкой серьезностью своего отношения к работе. И – внутренней увлеченностью. Она старалась не повторять то, что видит, но выразить собственное волнение по поводу каждого задания, каждого сюжета. Со временем в письме подруге она напишет: «Грандиозные виды природы мне не по натуре. Любоваться, восторгаться ими могу, но, передавая их, остаюсь чересчур спокойной и холодной. Не могу облюбовать их так, как иногда мелочь какую-нибудь, но родную... Это мне близко и дорого, это мне и удается».
Но все меняется. Чистяков, получив Большую золотую медаль Академии художеств, уезжает на шесть лет в пенсионерскую поездку в Италию. Василий Дмитриевич начинает заниматься в Академии художеств в год знаменитого «Бунта 13-ти» во главе с И. Н. Крамским, когда выпускники Академии отказываются писать выпускные картины по заданным программам, демонстративно выходят из родных стен без знаков отличия и соответствующих привилегий и образуют Артель художников. Артель со временем перерастет в Товарищество передвижных выставок. Вот только занятия искусством будущему знаменитому художнику приходится совмещать с занятиями на юридическом факультете Петербургского университета. Таково условие родителей, которые и представить себе не могут, чтобы сын остался без «настоящего» высшего образования. Огорчать старших, вступать с ними в спор у Поленовых не принято. И как бы ни сочувствовала Лиля брату, сказать об этом она не посмеет, как и вскоре заступиться за самое себя. Долг перед родителями превыше всего.
Пока Елена Дмитриевна продолжает заниматься рисунком и живописью, время от времени пользуясь советами брата. Но летние месяцы в Имоченцах она работает в деревенской школе и решает получить то образование, которое в то время было доступным для женщин: хотя бы диплом учительницы. Между тем в 1871 году Василий Дмитриевич одновременно заканчивает Петербургский университет со званием кандидата прав и получает Большую золотую медаль Академии художеств, дававшую право на 6-летнюю поездку пенсионером в Италию.
О занятиях Елены Дмитриевны позволяет судить письмо отца Василию Дмитриевичу: «Ты пишешь, что надо непременно знать по-английски, чтобы ехать в Лондон. Отчасти это, может быть, и правда, но далее ты говоришь, как ты сожалел, что вместо ненужной латыни или разных катехизисов, богослужений, чтений псалмов и т. п. бесполезностей не выучили тебя по-английски. Это я нахожу совершенно ошибочным. Мы имели в виду дать вам и дали такое образование, каким не всякий твоего круга может похвалиться... Что же касается до английского языка, то я не понимаю, что помешало тебе выучиться ему, когда ты кончил и университет, и Академию. Ведь Вера (старшая сестра) и Лиля выучились же по-английски. Если бы и ты в свое время вздумал приобрести себе знание английского языка, то мы не отказались бы помочь тебе материальными средствами».
Для сегодняшних дней кажется почти невероятным, насколько тесно связана семья Поленовых. Да, старшая дочь Вера рано выходит замуж за преподавателя Петрозаводской гимназии. Зять явно не приходится по душе всем, но все молчат, никак не покушаясь на хрупкое счастье Веры Дмитриевны. Путешествует по Европе и работает в Италии Василий Дмитриевич. Вся жизнь Поленовых встает в письмах к нему Елены Дмитриевны и родителей. Уходит из жизни первая любовь художника, 18-летняя княжна Маруся Оболенская, его горе разделяют все. «Лиля, бедненькая, – пишет отец, – так бы к тебе и полетела».
Художник ищет сюжеты для новых картин, и снова сестры деятельно участвуют в его поисках. Один из них, предложенный Еленой Дмитриевной, художница сама использует впоследствии в своей картине. «Представлена улица или площадь, как хочешь; на ней стоит шарманка, а перед ней на первом плане собачки пляшут, три или четыре, одна присела, думая, что авось хозяин не заметит, другие трудятся из последних сил, выплясывают всякую фигуру, вертятся, задевая друг друга и все косясь на хозяина. Он стоит с кнутиком, – грубое, усталое, равнодушное лицо, – а хлыстом машет и приговаривает: „Ну, вперед, вперед!“ Орган вертит мальчик, одетый фокусником, на коврике подле него на земле сидит девочка, смуглая, худое лицо, худые, как палочки, некрасивые руки сложены на коленях, она сидит по-турецки, в легком костюме, с открытой худой шеей, и видно по ее лицу... что она уже не видит, не слышит, она смотрит большими, немного тусклыми глазами, которые, видно, рассматривают с усилием публику, – эти люди, и особенно одна порядочно одетая девочка с куклой, ей гораздо интересней, она смотрит и, может быть, невольно себе представляет, как этой девочке и ее кукле дома живется, но в этой опустевшей голове все представления смутны...»
Елена Дмитриевна еще не решается писать сама. Она все время думает о недостатках своей подготовки, возобновляет занятия с вернувшимся из Италии П. П. Чистяковым. К тому же к занятиям искусством примешиваются серьезные семейные осложнения.
Отец руководил занятиями сына, тем более он хочет быть единственным наставником в жизни дочери. Между тем Елена Дмитриевна в 1875 году выдерживает в Петербурге при Педагогических курсах экзамен на звание домашней учительницы. Дмитрий Васильевич пишет сыну: «Следовало бы Лиле написать тебе, но она, как грамотная, пусть сама и напишет, отчего она не написала тебе вовремя; да притом же она лезет в педагоги, обзавелась каким-то протопопом и долбит с ним катехизис, приобрела петербургских пюферариев (уличных музыкантов-итальянцев) и малюет их акварелью и, наконец, навязала себе на шею по собственной склонности Анну, только не орден, а Голицыну, и возится с ней. Впрочем, она уже тебе написала, только, верно, не сказала ничего про свои проделки».
За раздраженным тоном отца скрывалась трагедия дочери. Анна Голицына, урожденная княжна Прозоровская, троюродная сестра Елены Дмитриевны, с которой они вместе занимаются у Чистякова. Но занятия теперь приобретают для молодой художницы особое значение: родители встали на пути ее первой и единственной любви, которой она сохранит верность до конца жизни. Никто в семье не обсуждает подробностей, да это и бесполезно, коль скоро сама Елена Дмитриевна не находит в себе сил противостоять родительской воле. И только близкий друг брата, скульптор Федор Чижов, отзовется в одном из писем: «Лиля грустит, потихоньку от своих и чужих поплакивает. Ей улыбнулась жизнь, потешила ее надеждой на глубокое чувство, кое-какие препятствия были превозможены, как тут попались на пути старые предрассудки из того времени, которое дало тебе сюжет твоей картины „Право господина“, и ни за что ни про что все здание ее надежд и мечтаний разрушилось...»
Смирилась ли Елена Дмитриевна? Внешне, да. Но внутренне она меняется до неузнаваемости. В течение русско-турецкой войны 1877–1878 годов она работает в санитарном кружке, формировавшемся при одном из военных госпиталей. «После этой зимы, – напишет Поленова, – я поняла, что для меня вернуться к прежней жизни, то есть лишить себя общественной деятельности в той или другой области, – все равно что лишить себя самой здоровой и подкрепляющей пищи. Вернувшись в Петербург, я стала искать помещение своим силам и времени. Тут как раз у меня зародилась мысль приложить мою художественную, тогда еще довольно слабую, подготовку к профессиональному образованию. Случайно узнала о существовании элементарной школы для девочек при Литейно-Таврическом кружке Общества вспомоществования бедным женщинам и обратилась туда с просьбой допустить меня преподавать там рисование и черчение. Мое предложение было принято».
Благодаря Поленовой в программу обыкновенной школы грамотности вводятся рукоделия, портняжное и белошвейное дело и многие другие. Одновременно Елена Дмитриевна заявляет о себе в Отделе прикладного искусства школы Общества поощрения художеств, которую сама недавно посещала. Среди ее педагогов был И. Н. Крамской. Теперь директор Школы Д. В. Григорович рекомендует Поленову в руководители заинтересовавшей ее керамической мастерской. И это время, когда художница начинает увлекаться акварелью, много работает летом в Имоченцах и в бабушкином поместье на Тамбовщине. По ее собственным словам, благодаря урокам П. П. Чистякова она «ведет увлекательную беседу с природой». «Ее этюды акварелью сделали бы честь самому пресловутому мужчине-художнику, – отзывается всегда очень скупой на похвалы Чистяков. – Смотрите, – радуется он, – как уверенно Елена Дмитриевна начинает свою нотку выводить. Как птица на заре: попробует голос, замолчит, снова попробует, а там уж зальется во весь голос». И в этих пробах немалая роль принадлежала нежно любимой всеми внуками бабушке Вере Николаевне.
Это совсем не та бабушка, о которых обычно говорят, со всякими сказками, поверьями, знакомством с деревенским бытом, хотя знала Вера Николаевна множество увлекательных для детей вещей. Воспитывалась Вера Николаевна в доме Г. Р. Державина, любила и знала литературу, могла во всех подробностях пересказать Отечественную войну 1812 года, которую геройски прошел ее муж, генерал-майор Воейков, страницами наизусть цитировала «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина. Но все-таки главное – не жалела времени на разговоры с внуками. К месту и вовремя умела рассказать что-то новое и необыкновенное. Так рождается в воображении будущей художницы «Война грибов», серия, которую она со временем создаст. «Проезжая Тамбов, – вспоминала она, – есть большой сосновый лес, и когда мы въезжали в него, бабушка обыкновенно говорила нам „Войну грибов“. Мне до сих пор представляется, что именно в этом лесу есть всякие лесные города и поселки».
«Сказка под каждым листом» – Елену Дмитриевну не всегда понимает родной брат, окружающие его художники, а уж тем более зрители со стороны. О своем дяде Л. А. Воейкове Е. Д. Поленова напишет: «Он ужасно ругал мои акварели, недурно, говорит, нарисованы, но уж такие неинтересные сюжеты, что, конечно, никто не прельстится их купить. Хвалил Куинджи „Днепровскую ночь“. У Куинджи такая способность на широкие общие виды, а у меня другая – разбираться в мелочах и первопланной путанице».
Рубеж 1870-1880-х годов приносит большие перемены в жизни Елены Дмитриевны. Один за другим уходят из жизни отец и сестра Вера. Василий Дмитриевич наконец-то женился и обосновался в Москве. И первая общая мысль – соединиться всей семьей, Елене Дмитриевне с матерью переехать в Москву, там же похоронить и сестру. Невестка, свекровь, золовка под одной крышей – то, что в обывательском представлении является почвой для свар, для Поленовых не существует. В снятом ими особняке Толстого на Божедомке складывается художественный центр Москвы, душой которого во многом оказывается Елена Дмитриевна.
Да, пришлось расстаться с Петербургом, с успешно развивавшейся керамической школой. Но на первых порах Елена Дмитриевна организует в поленовском доме художественные собрания, в которых принимает участие вся талантливая молодежь Московского училища живописи, где начинает преподавать брат, – Константин Коровин, Левитан, Нестеров. И как же далеки эти собрания от модных сегодня «тусовок»! Никаких возлияний, никакого желания поразить воображение присутствующих нелепыми выходками – только живопись и рисунок модели, где рядом с молодежью увлеченно работают Виктор Васнецов и Василий Суриков.
Летом те же собрания переносятся на дачу Поленовых. «Погода стоит чудная, компания продолжает быть вдохновительна, – пишет Елена Дмитриевна с берегов Клязьмы. – Прибавился еще Нестеров. Все продолжают работать с удивительным воодушевлением и энергией. Василий Дмитриевич совсем не имеет на меня того подавляющего влияния в искусстве, как я боялась. Напротив, столкновение с ним и его друзьями-художниками отозвалось с пользой. И я вижу, что сделала шаг вперед».
Иллюстрация Е. Поленовой к народной сказке «Война грибов»
Новое увлечение Елены Дмитриевны – театральные постановки в доме Саввы Ивановича Мамонтова. Она становится незаменимым костюмером. По ее эскизам выполняются костюмы в «Снегурочке», которая в 1885 году переносится на сцену вновь образованной Частной русской оперы. В мамонтовском Абрамцеве, где летним временем собираются те же художники, Елена Дмитриевна начинает работать над акварельными иллюстрациями к русским народным сказкам.
«По правде сказать, – признается художница, – рисовала я их без определенной цели, потому что мне нравились мотивы русских сказок – я всегда любила русскую жизнь в ее прошлом... Когда сцены с человеческими фигурами показались мне однообразными, мне захотелось другого, и тогда я вспомнила „Войну грибов“ в той редакции, как я слышала ее от своей бабушки в раннем детстве... я постаралась перенестись в то далекое детство, когда, слушая этот рассказ, я представляла себе в лесу миниатюрные монастыри и города, выстроенные, так сказать, в грибном масштабе, в котором живут и действуют эти удивительные существа, так как в детском разумении гриб – это существо совсем живое и очень привлекательное».
Любопытно, что художница не ограничивается классическими текстами, не занимается она и фольклорными поисками. Ее привлекает возможность услышать сказку, рассказанную самими ребятами. Текст «Белой уточки», например, для нее записывает грамотный крестьянский мальчик, о котором товарищи отзываются, что он «мастер сказки сказывать». А в сказке «Дед Морозко», услышанной в Костроме, появляются и вовсе незнакомые выражения. Мачеха там положила «вместо хлебушки – глинушки, вместо крупы – дресвы, вместо муки – золы». «Очень трудно разграничить, где кончается народное и начинается мое собственное», – говорит Е. Д. Поленова.
Но как бы ни увлекалась художница иллюстрациями, они не могут ее вполне удовлетворить: полиграфическая техника тех лет не позволяет воспроизвести тончайшие цветовые решения акварелей Елены Дмитриевны. В основном они выходят в черно-белом исполнении. Но одновременно Поленова расширяет круг своих занятий. В поленовском доме вместо старых рисовальных появляются керамические четверги: «Это как раз то, что нужно в кружке, где собираются люди, весь день проработавшие серьезно и желающие отдохнуть на чем-нибудь другом... Под Новый год нам принесли такие чудесные обжоги и таким трудным способом, что мы были в восторге. Особенно удалось мое блюдо». Настоящей удачей стала и серия из двенадцати фарфоровых тарелок с изображением месяцев года.
Конечно, все началось с семьи. Многолюдной. Дружной. Одинаково трогательно и ненавязчиво заботившейся о каждом своем члене. Три брата и две сестры – главной заботой родителей было их образование. Не учебные заведения и наемные учителя, а прежде всего то, что могли дать и так щедро отдавали детям они сами. Отец, археолог и библиограф, Дмитрий Васильевич и мать, живописец и детская писательница, Мария Алексеевна. В том, что ее старший сын стал знаменитым русским живописцем Василием Поленовым, а младшая дочь Елена Поленова – талантливой художницей, была прежде всего ее заслуга: первые уроки изобразительного искусства давала им она.
Со стороны семья Поленовых выглядела состоятельной, но на деле считаться приходилось с каждой тратой. От детей это не скрывалось, когда как-то раз семье довелось побывать в цирке, где наездница прыгала сквозь затянутый бумагой обруч, маленький Вася спросил отца, чистая ли это бумага. Отец ответил утвердительно. «Жаль, – заметил мальчик, – сколько же ее пропадает».
Когда Лиле, как звали ЕленуДмитриевну в семье, исполняется пять лет, родители решают устроить собственное поместье, далеко в карельской глухомани, на реке Ояти, вблизи Лодейного Поля. Места суровые, в диких, нехоженых лесах, были неудобны еще и тем, что все необходимое, даже для строительства, приходилось везти из Петрозаводска, а то и самого Петербурга. Первое лето, когда ставился главный дом, дети спали в большом экипаже – дормезе, родители – в крохотной избушке.
Е. Поленова. Старинная фотография
Спустя четыре года отец, получивший должность в Петрозаводске, отдает мальчиков в тамошнюю гимназию. Девочки остаются в Имоченцах, как называлось поместье, с матерью и получают под ее руководством домашнее образование. Здесь было все: общеобразовательные предметы, иностранные языки, фортепьяно, пение. Весной к ним присоединялись братья, которым для этого надо было проехать на пароходе по Свири до селения Сермаксы, а там добираться на телеге около 20 верст по лесным чащобам. И это тогда для Елены Дмитриевны родится удивительное, кипящее собственной неустанной жизнью лесное царство. Таинственное и человечное. Ни у кого из русских художников не будет такой очеловеченной и расположенной к доброте природы.
Поленовы меньше всего думали увидеть в своих детях художников. Рисунок и живопись входили в общий круг образовывавших ребенка предметов. Поэтому в петербургском доме Поленовых появляется оканчивавший академический курс Павел Петрович Чистяков. И надо отдать должное отцу семейства – он чутко откликнулся на ходившие разговоры о необыкновенных талантах молодого педагога. Чистяков не просто сообщал своим питомцам академическую выучку – он пробуждал в каждом ему одному свойственные художнические способности, открывал глаза ученика на окружающий мир.
Лиля имела право по возрасту не участвовать в уроках брата, но непременно рисовала вместе со всеми, поражая Чистякова редкой серьезностью своего отношения к работе. И – внутренней увлеченностью. Она старалась не повторять то, что видит, но выразить собственное волнение по поводу каждого задания, каждого сюжета. Со временем в письме подруге она напишет: «Грандиозные виды природы мне не по натуре. Любоваться, восторгаться ими могу, но, передавая их, остаюсь чересчур спокойной и холодной. Не могу облюбовать их так, как иногда мелочь какую-нибудь, но родную... Это мне близко и дорого, это мне и удается».
Но все меняется. Чистяков, получив Большую золотую медаль Академии художеств, уезжает на шесть лет в пенсионерскую поездку в Италию. Василий Дмитриевич начинает заниматься в Академии художеств в год знаменитого «Бунта 13-ти» во главе с И. Н. Крамским, когда выпускники Академии отказываются писать выпускные картины по заданным программам, демонстративно выходят из родных стен без знаков отличия и соответствующих привилегий и образуют Артель художников. Артель со временем перерастет в Товарищество передвижных выставок. Вот только занятия искусством будущему знаменитому художнику приходится совмещать с занятиями на юридическом факультете Петербургского университета. Таково условие родителей, которые и представить себе не могут, чтобы сын остался без «настоящего» высшего образования. Огорчать старших, вступать с ними в спор у Поленовых не принято. И как бы ни сочувствовала Лиля брату, сказать об этом она не посмеет, как и вскоре заступиться за самое себя. Долг перед родителями превыше всего.
Пока Елена Дмитриевна продолжает заниматься рисунком и живописью, время от времени пользуясь советами брата. Но летние месяцы в Имоченцах она работает в деревенской школе и решает получить то образование, которое в то время было доступным для женщин: хотя бы диплом учительницы. Между тем в 1871 году Василий Дмитриевич одновременно заканчивает Петербургский университет со званием кандидата прав и получает Большую золотую медаль Академии художеств, дававшую право на 6-летнюю поездку пенсионером в Италию.
О занятиях Елены Дмитриевны позволяет судить письмо отца Василию Дмитриевичу: «Ты пишешь, что надо непременно знать по-английски, чтобы ехать в Лондон. Отчасти это, может быть, и правда, но далее ты говоришь, как ты сожалел, что вместо ненужной латыни или разных катехизисов, богослужений, чтений псалмов и т. п. бесполезностей не выучили тебя по-английски. Это я нахожу совершенно ошибочным. Мы имели в виду дать вам и дали такое образование, каким не всякий твоего круга может похвалиться... Что же касается до английского языка, то я не понимаю, что помешало тебе выучиться ему, когда ты кончил и университет, и Академию. Ведь Вера (старшая сестра) и Лиля выучились же по-английски. Если бы и ты в свое время вздумал приобрести себе знание английского языка, то мы не отказались бы помочь тебе материальными средствами».
Для сегодняшних дней кажется почти невероятным, насколько тесно связана семья Поленовых. Да, старшая дочь Вера рано выходит замуж за преподавателя Петрозаводской гимназии. Зять явно не приходится по душе всем, но все молчат, никак не покушаясь на хрупкое счастье Веры Дмитриевны. Путешествует по Европе и работает в Италии Василий Дмитриевич. Вся жизнь Поленовых встает в письмах к нему Елены Дмитриевны и родителей. Уходит из жизни первая любовь художника, 18-летняя княжна Маруся Оболенская, его горе разделяют все. «Лиля, бедненькая, – пишет отец, – так бы к тебе и полетела».
Художник ищет сюжеты для новых картин, и снова сестры деятельно участвуют в его поисках. Один из них, предложенный Еленой Дмитриевной, художница сама использует впоследствии в своей картине. «Представлена улица или площадь, как хочешь; на ней стоит шарманка, а перед ней на первом плане собачки пляшут, три или четыре, одна присела, думая, что авось хозяин не заметит, другие трудятся из последних сил, выплясывают всякую фигуру, вертятся, задевая друг друга и все косясь на хозяина. Он стоит с кнутиком, – грубое, усталое, равнодушное лицо, – а хлыстом машет и приговаривает: „Ну, вперед, вперед!“ Орган вертит мальчик, одетый фокусником, на коврике подле него на земле сидит девочка, смуглая, худое лицо, худые, как палочки, некрасивые руки сложены на коленях, она сидит по-турецки, в легком костюме, с открытой худой шеей, и видно по ее лицу... что она уже не видит, не слышит, она смотрит большими, немного тусклыми глазами, которые, видно, рассматривают с усилием публику, – эти люди, и особенно одна порядочно одетая девочка с куклой, ей гораздо интересней, она смотрит и, может быть, невольно себе представляет, как этой девочке и ее кукле дома живется, но в этой опустевшей голове все представления смутны...»
Елена Дмитриевна еще не решается писать сама. Она все время думает о недостатках своей подготовки, возобновляет занятия с вернувшимся из Италии П. П. Чистяковым. К тому же к занятиям искусством примешиваются серьезные семейные осложнения.
Отец руководил занятиями сына, тем более он хочет быть единственным наставником в жизни дочери. Между тем Елена Дмитриевна в 1875 году выдерживает в Петербурге при Педагогических курсах экзамен на звание домашней учительницы. Дмитрий Васильевич пишет сыну: «Следовало бы Лиле написать тебе, но она, как грамотная, пусть сама и напишет, отчего она не написала тебе вовремя; да притом же она лезет в педагоги, обзавелась каким-то протопопом и долбит с ним катехизис, приобрела петербургских пюферариев (уличных музыкантов-итальянцев) и малюет их акварелью и, наконец, навязала себе на шею по собственной склонности Анну, только не орден, а Голицыну, и возится с ней. Впрочем, она уже тебе написала, только, верно, не сказала ничего про свои проделки».
За раздраженным тоном отца скрывалась трагедия дочери. Анна Голицына, урожденная княжна Прозоровская, троюродная сестра Елены Дмитриевны, с которой они вместе занимаются у Чистякова. Но занятия теперь приобретают для молодой художницы особое значение: родители встали на пути ее первой и единственной любви, которой она сохранит верность до конца жизни. Никто в семье не обсуждает подробностей, да это и бесполезно, коль скоро сама Елена Дмитриевна не находит в себе сил противостоять родительской воле. И только близкий друг брата, скульптор Федор Чижов, отзовется в одном из писем: «Лиля грустит, потихоньку от своих и чужих поплакивает. Ей улыбнулась жизнь, потешила ее надеждой на глубокое чувство, кое-какие препятствия были превозможены, как тут попались на пути старые предрассудки из того времени, которое дало тебе сюжет твоей картины „Право господина“, и ни за что ни про что все здание ее надежд и мечтаний разрушилось...»
Смирилась ли Елена Дмитриевна? Внешне, да. Но внутренне она меняется до неузнаваемости. В течение русско-турецкой войны 1877–1878 годов она работает в санитарном кружке, формировавшемся при одном из военных госпиталей. «После этой зимы, – напишет Поленова, – я поняла, что для меня вернуться к прежней жизни, то есть лишить себя общественной деятельности в той или другой области, – все равно что лишить себя самой здоровой и подкрепляющей пищи. Вернувшись в Петербург, я стала искать помещение своим силам и времени. Тут как раз у меня зародилась мысль приложить мою художественную, тогда еще довольно слабую, подготовку к профессиональному образованию. Случайно узнала о существовании элементарной школы для девочек при Литейно-Таврическом кружке Общества вспомоществования бедным женщинам и обратилась туда с просьбой допустить меня преподавать там рисование и черчение. Мое предложение было принято».
Благодаря Поленовой в программу обыкновенной школы грамотности вводятся рукоделия, портняжное и белошвейное дело и многие другие. Одновременно Елена Дмитриевна заявляет о себе в Отделе прикладного искусства школы Общества поощрения художеств, которую сама недавно посещала. Среди ее педагогов был И. Н. Крамской. Теперь директор Школы Д. В. Григорович рекомендует Поленову в руководители заинтересовавшей ее керамической мастерской. И это время, когда художница начинает увлекаться акварелью, много работает летом в Имоченцах и в бабушкином поместье на Тамбовщине. По ее собственным словам, благодаря урокам П. П. Чистякова она «ведет увлекательную беседу с природой». «Ее этюды акварелью сделали бы честь самому пресловутому мужчине-художнику, – отзывается всегда очень скупой на похвалы Чистяков. – Смотрите, – радуется он, – как уверенно Елена Дмитриевна начинает свою нотку выводить. Как птица на заре: попробует голос, замолчит, снова попробует, а там уж зальется во весь голос». И в этих пробах немалая роль принадлежала нежно любимой всеми внуками бабушке Вере Николаевне.
Это совсем не та бабушка, о которых обычно говорят, со всякими сказками, поверьями, знакомством с деревенским бытом, хотя знала Вера Николаевна множество увлекательных для детей вещей. Воспитывалась Вера Николаевна в доме Г. Р. Державина, любила и знала литературу, могла во всех подробностях пересказать Отечественную войну 1812 года, которую геройски прошел ее муж, генерал-майор Воейков, страницами наизусть цитировала «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина. Но все-таки главное – не жалела времени на разговоры с внуками. К месту и вовремя умела рассказать что-то новое и необыкновенное. Так рождается в воображении будущей художницы «Война грибов», серия, которую она со временем создаст. «Проезжая Тамбов, – вспоминала она, – есть большой сосновый лес, и когда мы въезжали в него, бабушка обыкновенно говорила нам „Войну грибов“. Мне до сих пор представляется, что именно в этом лесу есть всякие лесные города и поселки».
«Сказка под каждым листом» – Елену Дмитриевну не всегда понимает родной брат, окружающие его художники, а уж тем более зрители со стороны. О своем дяде Л. А. Воейкове Е. Д. Поленова напишет: «Он ужасно ругал мои акварели, недурно, говорит, нарисованы, но уж такие неинтересные сюжеты, что, конечно, никто не прельстится их купить. Хвалил Куинджи „Днепровскую ночь“. У Куинджи такая способность на широкие общие виды, а у меня другая – разбираться в мелочах и первопланной путанице».
Рубеж 1870-1880-х годов приносит большие перемены в жизни Елены Дмитриевны. Один за другим уходят из жизни отец и сестра Вера. Василий Дмитриевич наконец-то женился и обосновался в Москве. И первая общая мысль – соединиться всей семьей, Елене Дмитриевне с матерью переехать в Москву, там же похоронить и сестру. Невестка, свекровь, золовка под одной крышей – то, что в обывательском представлении является почвой для свар, для Поленовых не существует. В снятом ими особняке Толстого на Божедомке складывается художественный центр Москвы, душой которого во многом оказывается Елена Дмитриевна.
Да, пришлось расстаться с Петербургом, с успешно развивавшейся керамической школой. Но на первых порах Елена Дмитриевна организует в поленовском доме художественные собрания, в которых принимает участие вся талантливая молодежь Московского училища живописи, где начинает преподавать брат, – Константин Коровин, Левитан, Нестеров. И как же далеки эти собрания от модных сегодня «тусовок»! Никаких возлияний, никакого желания поразить воображение присутствующих нелепыми выходками – только живопись и рисунок модели, где рядом с молодежью увлеченно работают Виктор Васнецов и Василий Суриков.
Летом те же собрания переносятся на дачу Поленовых. «Погода стоит чудная, компания продолжает быть вдохновительна, – пишет Елена Дмитриевна с берегов Клязьмы. – Прибавился еще Нестеров. Все продолжают работать с удивительным воодушевлением и энергией. Василий Дмитриевич совсем не имеет на меня того подавляющего влияния в искусстве, как я боялась. Напротив, столкновение с ним и его друзьями-художниками отозвалось с пользой. И я вижу, что сделала шаг вперед».
Иллюстрация Е. Поленовой к народной сказке «Война грибов»
Новое увлечение Елены Дмитриевны – театральные постановки в доме Саввы Ивановича Мамонтова. Она становится незаменимым костюмером. По ее эскизам выполняются костюмы в «Снегурочке», которая в 1885 году переносится на сцену вновь образованной Частной русской оперы. В мамонтовском Абрамцеве, где летним временем собираются те же художники, Елена Дмитриевна начинает работать над акварельными иллюстрациями к русским народным сказкам.
«По правде сказать, – признается художница, – рисовала я их без определенной цели, потому что мне нравились мотивы русских сказок – я всегда любила русскую жизнь в ее прошлом... Когда сцены с человеческими фигурами показались мне однообразными, мне захотелось другого, и тогда я вспомнила „Войну грибов“ в той редакции, как я слышала ее от своей бабушки в раннем детстве... я постаралась перенестись в то далекое детство, когда, слушая этот рассказ, я представляла себе в лесу миниатюрные монастыри и города, выстроенные, так сказать, в грибном масштабе, в котором живут и действуют эти удивительные существа, так как в детском разумении гриб – это существо совсем живое и очень привлекательное».
Любопытно, что художница не ограничивается классическими текстами, не занимается она и фольклорными поисками. Ее привлекает возможность услышать сказку, рассказанную самими ребятами. Текст «Белой уточки», например, для нее записывает грамотный крестьянский мальчик, о котором товарищи отзываются, что он «мастер сказки сказывать». А в сказке «Дед Морозко», услышанной в Костроме, появляются и вовсе незнакомые выражения. Мачеха там положила «вместо хлебушки – глинушки, вместо крупы – дресвы, вместо муки – золы». «Очень трудно разграничить, где кончается народное и начинается мое собственное», – говорит Е. Д. Поленова.
Но как бы ни увлекалась художница иллюстрациями, они не могут ее вполне удовлетворить: полиграфическая техника тех лет не позволяет воспроизвести тончайшие цветовые решения акварелей Елены Дмитриевны. В основном они выходят в черно-белом исполнении. Но одновременно Поленова расширяет круг своих занятий. В поленовском доме вместо старых рисовальных появляются керамические четверги: «Это как раз то, что нужно в кружке, где собираются люди, весь день проработавшие серьезно и желающие отдохнуть на чем-нибудь другом... Под Новый год нам принесли такие чудесные обжоги и таким трудным способом, что мы были в восторге. Особенно удалось мое блюдо». Настоящей удачей стала и серия из двенадцати фарфоровых тарелок с изображением месяцев года.