Страница:
Немало памяток должно было сохраниться и от самого Обрескова, прожившего очень бурную жизнь. Алексей Михайлович окончил в 1740 году Сухопутный шляхетный корпус, но начал настоящую служебную карьеру, только попав в составе посольства А.И. Румянцева в Константинополь. В 1751–1753 годах он оставался там в качестве поверенного в делах, а последующие пятнадцать лет – в должности резидента. С началом русско-турецкой войны Обресков был заключен в Семибашенный замок, где провел в темнице три года. В дальнейшем ему довелось принимать участие в Фокшанском и Будапештском конгрессах.
К числу местных литературных гнезд относится и село Сидоровское, которое в приданое за княжной Натальей Ивановной Щербатовой перешло к ее мужу, однофамильцу и дальнему родственнику, князю Михаилу Михайловичу Щербатову. Талантливый историк, он получил в свое время указание от Екатерины II разобрать материалы Кабинета Петра I, что давало возможность работать в богатейших и недоступных для исследователей Патриаршьей и Типографской библиотеках.
Воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, М.М. Щербатов начинает писать собственную «Историю» в 15 томах (до низложения Василия Шуйского). Одновременно он издает такие исторические памятники, как «Царственная книга», «Царственный летописец», «Летопись о многих мятежах» и «Историю Свейской (Шведской) войны» с собственноручными пометками Петра I.
В начале XIX века обитателей Захарова, как и их соседей, вряд ли меньше занимала громкая история унаследовавшего поместье князя Александра Федоровича Щербатова. После недолгого расположения Павла I, которое позволило ему в течение двух лет получить чины генерал-майора, генерал-адъютанта и орден Иоанна Иерусалимского, но главное – вопреки воле собственной матери жениться на красавице княжне Варваре Петровне Оболенской (только личное вмешательство императора позволило восстановить мир в семье), – последовала опала. Князю пришлось большую часть времени проводить в своем поместье. В дальнейшем он приобрел известность тем, что сформировал в годы Отечественной войны два конных полка по 1200 человек каждый. В Сидоровском бывал у любимой сестры и будущий декабрист Евгений Петрович Оболенский.
Но особенно сказались павловские годы на истории Скоротова, которое вместе с селом Введенским принадлежало в начале XIX века действительной тайной советнице, как ее называли документы, Екатерине Николаевне Лопухиной, пользовавшейся в Москве скандальной славой. Когда Пушкин начнет интересоваться былой придворной жизнью, дворцовыми тайнами, Лопухина станет одной из его героинь.
Все началось с супруга Лопухиной, Петра Васильевича, петербургского обер-полицмейстера, сумевшего заслужить расположение императрицы Екатерины. В результате следует назначение губернатором в Тверь, затем в Москву и генерал-губернатором в Ярославль. Лопухин имел поддержку в лице всесильного павловского «брадобрея» Кутайсова и открытого врага в лице Аракчеева, которого он с удивительной ловкостью сумел переиграть.
С помощью Аракчеева по доносу Лопухина Кутайсов был приговорен к ссылке в Сибирь. Но тот же Лопухин на коленях вымолил у императора прощение врагу. В результате Павел был доволен – ему не хотелось расставаться с Кутайсовым, но и Кутайсов постарался отблагодарить неожиданного благодетеля. Именно он порекомендовал императору дочь Лопухина Екатерину на роль фаворитки.
Отец был в восторге от открывшихся перед ним возможностей. Как напишет о нем поэт и писатель И.И. Долгоруков, «эгоист по характеру и чувствам, равнодушный к родине, престолу и ближнему, он и добро и зло делал только по встрече, без умысла и намерения, кроме себя, ничего не любит, кроме своего удовольствия, ничем не дорожит, но покупает оное всеми средствами...»
А.И. Тургенев также резко рисует портрет его супруги, которая, по слухам, еще до замужества пользовалась симпатией одного из самых влиятельных екатерининских вельмож графа А.А. Безбородко: «Вместе со своей благоговейной набожностью она служила богине любви; у нее, по пословице, был муж наружу и пять в сундуке; постоянно, всегда готовый к услугам, был Федор Петрович Уваров, подполковник Екатеринославского гусарского полка. Он получал от нее по 100 рублей ассигнациями в месяц, да кроме того, она ему нанимала карету с четырьмя лошадьми за 35 рублей в месяц ассигнациями».
Переговоры о переезде Лопухиных в Петербург Кутайсов вел именно с ней. В результате будущая фаворитка получила чин камер-фрейлины, сама Лопухина-старшая назначена статс-дамой, отец семейства – генерал-прокурором. Лопухина заручилась и обещанием о переводе в Петербург Уварова. Когда это последнее условие не было выполнено, она инсценировала попытку самоубийства, чем вынудила императора уступить и не только перевести Уварова в столицу, но еще и дать ему Аннинскую ленту.
А.И. Тургенев рассказывает, как отъезд Лопухиных на берега Невы поднял на ноги всю Москву: «...к ним возили со всех сторон чудотворные иконы: Тверскую, Всех Скорбящих, Утоления печали, Взыскания погибших; да, прости Господи, всех не перечтешь; служили напутственные молебны, святили воду, окропляли Анну Петровну, заставляли ее ложиться на пол и через нее переносили святые иконы». И все эти события с хозяевами Скоротова происходили всего за пару лет до приобретения Захарова. Павла уже не было в живых, Анна Петровна превратилась в экс-фаворитку, а ее мачеха пыталась сохранить в своих владениях порядки большого Двора.
В период самых радужных надежд на будущее отец фаворитки П.В. Лопухин с супругой строят в Введенском великолепный усадебный ансамбль по проекту архитектора Николая Александровича Львова. Львов писал своему заказчику: «Введенское ваше таково, что я замерз было на возвышении, где вы дом строить назначаете, от удовольствия, смотря на окрестности... Каково же должно быть летом. Приложа, как говорят, руки к делу, место сие выйдет, мало есть ли сказать, лучшее в Подмосковных. Натура в нем все свое дело сделала, но оставила еще и для художества урок изрядный». Шел 1797 год. Ансамбль был задуман из главного дома и двух образующих парадный двор флигелей, соединенных с ним открытыми колоннадами. Наружные углы флигелей скошены и украшены колонными портиками.
Широкий зеленый парк, распланированный тем же Н.А. Львовым, спускается к Нахабно.
Скорее всего, Львовым спроектирована и усадебная Введенская церковь, построенная в 1812 году. Первоначально она имела отдельно стоящую колокольню, нижний ярус которой был окружен белокаменной колоннадой тосканского ордера, а ярус звона завершен высоким шпилем. Но как церковь в дальнейшем была соединена с колокольней крытой трапезной, так существенным переделкам подвергся и весь ансамбль. В 1912 году деревянный главный дом разобрали и заменили кирпичным, имитирующим старые формы. В 1928 году были надстроены кирпичные крылья, а галереи превращены в двухъярусные переходы.
На рубеже XIX–XX веков усадьба принадлежала предпринимателю и заводчику В.М. Якунчикову. В 1890-х годах здесь подолгу жила его дочь – художница М.В. Якунчикова. Тогда же в гости к хозяевам приезжали В.Э. Борисов-Мусатов, И.И. Левитан, бывали П.И. Чайковский А.П. Чехов, Сергей Глаголь (Голоушев).
Трудно себе представить, чтобы не были знакомы родители поэта с владелицей сельца Петелино, Преображенское тож, Акулиной Матвеевной Нестеровой, прямой родственницей и Гончаровых, и Грибоедова. Брат ее, надворный советник Александр Матвеевич, имел дом в приходе церкви Богоявления в Елохове. Две его дочери Александра и Варвара часто гостили у тетки. Обе они запечатлены на портретах кисти художника Михаила Шибанова, автора портрета Екатерины II, написанного во время знаменитого путешествия в Тавриду.
Варвара умерла, не дожив до тридцати лет, «девицею», и погребена в московском Донском монастыре. Александра скончалась незадолго до свадьбы поэта и была похоронена в Спасо-Андроньевском монастыре. Тетка обычно разъезжала по гостям в сопровождении племянниц. Владения ее рядом с Захаровым были «средней руки»: одиннадцать дворов с семьюдесятью пятью крестьянами и деревянный барский дом.
Но одной из самых интересных и общительных соседок была Екатерина Александровна Архарова. 10 сентября 1831 года сестра поэта напишет мужу: «Александр приехал ко мне вчера, в среду, из Царского; весел, как медный грош, забавлял меня остротами, уморительно передразнивал Архарову, Ноденов, причем не забыл представить и „дражайшего“ (отца – Н.М.)».
Не считавшаяся родовитой, но древняя семья Архаровых связывала свое начало с неким выходцем из Литвы, последовавшим на переломе XIV–XV веков в Россию вместе с князьями Патрикеевыми, потомками Гедемина. Служившие затем в дворянах, Архаровы ни служебными успехами, ни богатством не отличались. Два сына, теперь уже каширского дворянина Петра Ивановича Архарова – Николай и Иван – к тому же не получили и настоящего образования. Николай Петрович начал службу шестнадцати лет в Преображенском полку и счастливо сумел обратить на себя внимание графа Григория Орлова, присланного в 1771 году в Москву на эпидемию «моровой язвы». По докладу императрице Николай Архаров сразу получил чин полковника и назначение московским обер-полицмейстером.
Доверие Екатерины II деятельному администратору так велико, что императрица поручает ему участвовать вместе с Алексеем Орловым-Чесменским в похищении так называемой княжны Таракановой, в дальнейшем же – в деле о Пугачевском бунте. Ловкость и служебная изворотливость Николая Архарова входят в поговорку. О его умении раскрывать самые сложные и запутанные преступления узнают в Европе. Знаменитый парижский полицмейстер времен Людовика XV Сартин пишет московскому коллеге: «...уведомясь о некоторых его действиях, не может довольно надивиться ему».
Иван Петрович – лишь бледная тень старшего брата. Только благодаря его поддержке он, скромный армейский подполковник, производится Павлом I в генералы от инфантерии, получает Александровскую ленту, тысячу душ крепостных и назначение командиром московского восьмибатальонного гарнизона, то есть военным губернатором старой столицы. И хотя остается он в этой должности всего около года, зато оставляет заметный след в истории Москвы. Набранные им полицейские драгуны были такими головорезами и так плохо ладили с законом, что в московском быту утвердилось понятие «архаровцев».
За быстрым возвышением братьев последовало такое же быстрое их падение. Оба они отправляются в 1797 году на «ссыльное жительство» в Рассказово – богатейшее поместье Николая Петровича на Тамбовщине. Братья были очень дружны и даже в ссылке сумели не расставаться. В 1800 году они вместе получают «прощение» и разрешение поселиться в Москве, но только как частные лица. Теперь дом Ивана Петровича (ныне Дом ученых на Пречистенке) становится одним из самых гостеприимных и хлебосольных в старой столице. В нем бывает в полном смысле слова вся Москва. «Стол накрыт для званых и незваных», по выражению Грибоедова.
И.А. Пыляев приводит два особенно любимых в Москве анекдота о Иване Архарове. «Встретив на старости лет товарища юности, много десятков лет им не виданного, он, всплеснув руками, покачал головой и воскликнул невольно: „Скажи мне, друг любезный, – так ли я тебе гадок, как ты мне?“
Второй анекдот связан со слабостью Архарова к французскому языку, которого он никогда толком не знал. «Приезжает к нему однажды старый приятель с двумя взрослыми сыновьями, для образования коих денег не щадил. „Я, – говорит, – Иван Петрович, к тебе с просьбой: проэкзаменуй-ка моих парней во французском языке. Ты ведь дока...“ Иван Петрович подумал, что молодых людей кстати спросить об их удовольствиях, и попытался перевести на французский язык фразу: „Милостивые господа, как вы развлекаетесь?“ Однако языковые тонкости были ему недоступны: сказанное им имело совсем иной смысл: „Милостивые господа, хоть вы предупреждены...“
Юноши, по словам Пыляева, остолбенели. Отец стал их бранить за то, что они ничего не знают, даже такой безделицы, что он обманут и деньги его пропали, но Иван Петрович утешил его заявлением, что сам виноват, обратившись к молодым людям с вопросом, еще слишком мудреным для их лет».
Но настоящей любимицей Москвы была супруга Ивана Петровича Екатерина Александровна, урожденная Римская-Корсакова, о которой с такой сердечностью отзывается Н.М. Карамзин. Высокая, стройная, до глубокой старости сохранявшая следы былой красоты и яркий цвет лица, она поздно вышла замуж за овдовевшего Архарова, без малого под сорок лет родила двух дочерей и очень заботилась об устройстве их судьбы. Софья становится графиней Соллогуб за несколько месяцев до Отечественной войны 1812 года.
Деревенька была небольшой и на первый взгляд ничем не приметной – Щедрино с его двенадцатью дворами, незадолго до появления в Захарове Пушкиных перешедшее от княгини Марьи Аврамовны Черкасской к брату ее Василию Абрамовичу Лопухину. Гвардии поручик Василий Аврамович Лопухин оказался владельцем сотни с лишним крепостных. Его появление в округе не могло остаться незамеченным, тем более для дяди и отца поэта: постоянным гостем хозяина стал его кузен – модный поэт Авраам Лопухин.
Авраам Лопухин выпускает несколько заинтересовавших читателей переводов вроде «Письма к двум девицам». Его имя постоянно присутствует на страницах литературного приложения к «Московским ведомостям» – «Чтения для вкуса, разума и чувствований», в котором сотрудничали А. Мерзляков, П. Петров, Н.Муравьев, Ю. Нелединский-Мелецкий, А. Лабзин, П. Гагарин. Здесь публикуются лопухинские «Изображение потопа», «Жизнь Заилова», «Десерт Сократов», популярный «Мадригал Петру Великому», «Африканская повесть „Селико“, „Абенаки“, пример чувствительных индейцев». И все это за недолгий период 1791–1793 годов.
Это первое литературное приложение к «Московским ведомостям» сменяется гораздо более популярным и притом выходившим два раза в неделю «Приятным и полезным препровождением времени» под редакцией В.С. Подшивалова и П.А. Сохацкого. Журнал собирает таких авторов, как А. Воейков, И. Дмитриев, В. Измайлов, И. Крылов, А. Мерзляков, Василий Львович Пушкин. Для современников особенный интерес представляло появление многочисленных женщин-писательниц вроде княгини А. Шаликовой, княгини А. Щербатовой, княгини Н.Оболенской. Лопухинская песня «Нет мне нужды, что природа...», «Мечтающий» соседствуют со строками Пушкина-старшего «Любовь, что в сердце...», «Тоска по милой», «К Хлое», «Письмо к И.И. Дмитриеву».
Лопухина приглашает к сотрудничеству Н.М. Карамзин, начавший издавать в Москве в течение 1796–1799 годов тома своих «Аонид, или Собрания разных новых стихотворений». Здесь появляется повторявшееся в салонах лопухинское «Весеннее утро». А рядом печатались сочинения Державина, Дмитриева, Хераскова, Капниста, Кострова и самого Карамзина.
Но не только литературные интересы привлекали современников к владельцу Щедрина; слишком значительна была роль его прямых родственников в русской истории.
Василий Львович Пушкин посмеивался, что «от матушки Москвы не укроешься – она все вызнает». Его собственные письма, в частности к П.А. Вяземскому, лучшее тому доказательство. Не было такой семейной подробности или жизненного обстоятельства, которые бы тотчас не становились достоянием стоустой молвы.
Достаточно сказать, что дед Василия Аврамовича был родным братом несчастной царицы Евдокии Лопухиной, незадачливой первой супруги Петра I. В недолгий и относительно счастливый период их брака царская чета любила приезжать в подаренное отцу царицы московское Ясенево. Когда Евдокия Федоровна оказалась в монастыре, Ясенево перешло к ее единственному брату, который терять своего былого влияния не захотел, а было оно среди старого боярства немалым. Как сообщалось Петру в подметном письме 1708 года, его царских указов бояре «так не слушают, как Абрама Лопухина, а в него веруют и боятся его. Он всем завладел: кого велит обвинить – того обвинят; кого велит оправить – того оправят; кого велит от службы отставить – отставят, и кого захочет послать – того пошлют». Как никто знал Лопухин настроения своего племянника – царевича Алексея, собирал вокруг себя наиболее ярых его сторонников. Это он подсказал царевичу идею бегства за рубеж, никому не выдал, где Алексей скрывался. Со временем на следствии всплыли его слова: «Дай, Господи, хотя б после смерти государевой она (Евдокия Федоровна – Н.М.) царицей была и с сыном вместе».
Возвращение царевича в Россию стало настоящим ударом для Лопухина. В начавшемся следствии он один из главных обвиняемых. Следствие велось с редкой даже по тем временам жестокостью, под бесконечными специально разрешенными Синодом пытками. Приговор Лопухину последовал 19 ноября 1718 года: «...за то, что он, Авраам, по злонамерению желал смерти его царскому величеству», что радовался побегу царевича, а «также имел тайную подозрительную корреспонденцию с сестрою своею, бывшею царицею, и с царевной Марьей Алексеевной, рассуждая противно власти монаршеской и делам его величества, и за другие его вины, которые всенародно публикованы манифестом, казнить смертию, а движимое и недвижимое имение его все взять на государя».
Казнь состоялась в декабре того же года «у Троицы», при въезде во Дворянскую слободу. Отрубленная голова А.Ф. Лопухина на железном шесте была водружена у Съестного рынка Сергиева посада. Тело пролежало на месте казни до конца марта.
Оставшиеся после казненного два его сына – Авраам (иначе называвшийся, подобно своему деду, другим именем – Федора) и Василий – были восстановлены в правах владения конфискованными поместьями только после появления на престоле их двоюродного племянника, сына царевича Алексея – Петра II.
Авраам-Федор женился на дочери прославленного маршала петровских лет Б.П. Шереметева – Вере Борисовне. Тем самым их сын Василий Аврамович приходился родным племянником Наталье Борисовне Шереметевой, вышедшей замуж за экс-фаворита Петра II – князя Ивана Алексеевича Долгорукова, – разделившей с ним страшную сибирскую ссылку и пережившей наступившую через десять лет ссылки казнь мужа. Двоюродному брату В.А. Лопухина и единственному здоровому сыну несчастной княжеской четы князю Михаилу Ивановичу Долгорукову принадлежало соседнее с Щедрином Новоивановское.
И снова появлялись литературные интересы все того же круга Василия Львовича Пушкина. Сын и наследник М.И. Долгорукова, князь Иван Михайлович был достаточно известным поэтом. Все в том же «Приятном и полезном препровождении времени» появляются его стихи «В последнем вкусе человек», «Параша», в «Аонидах» – «Глафире». И.М. Долгоруков печатается и в сменившем этот журнал издании «Иппокрена, или Утехи любословия», выходившем в Москве в течение 1799–1801 годов, в который переходят А. Воейков, Г. Державин и куда отдают свои сочинения В. Жуковский, А. Аргамаков, П. Кайсаров.
Никто из исследователей не сомневается в том, что окружение Захарова породило интерес Пушкина к Смутному времени и образам эпохи Бориса Годунова. Но так же живо он мог здесь почувствовать и дыхание петровского времени. Наряду с Лопухиными оно воплощалось и в других не менее колоритных именах.
Еще одно село – Яскино, сегодня вошедшее в черту города Одинцово. Его получает в качестве приданого своей жены младший сын казненного Авраама Федоровича Лопухина – Василий Абрамович, один из заслуженных русских военачальников. В свое время он был выпущен из Кадетского корпуса прапорщиком, в годы правления Анны Иоанновны сражался под командованием Миниха, в частности с турками. При Елизавете Петровне в чине генерал-майора воевал со шведами. Семилетнюю войну провел в армии Апраксина, в битве при Гросс-Егерсдорфе командовал левым крылом, получил три пули, от которых и скончался. Через несколько лет его тело было перевезено в Андреевский московский монастырь, родовую усыпальницу Лопухиных начиная с родителей царицы Евдокии Федоровны.
Но совершенно особый интерес представляет рано скончавшаяся супруга генерала – Екатерина Павловна, урожденная Ягужинская. Внучка органиста лютеранской церкви в Москве, дочь сановника петровских времен, она в детстве пережила тяжелую семейную трагедию. Вновь открытые архивные материалы рассказывают о том, как П.И. Ягужинский пытался избавиться от ее матери, дочери почт-директора Федора Аша. Сначала Анна Федоровна была удалена в монастырь под предлогом душевного расстройства. С согласия Петра I Синод оформил развод супругов в 1722 году с условием содержания Анны Федоровны за счет бывшего мужа. Ягужинский спустя полгода женился на богатейшей невесте – Анне Гавриловне Головкиной. Сразу после смерти Петра I он стал добиваться отправки Анны Федоровны в один из северных монастырей. И тогда ее защитником выступил член Синода, хранитель тайны завещания Петра Феодосий Яновский. Он добился, чтобы все расходы и заботы были по-прежнему делом Ягужинского. Пересуды о Ягужинских и нравах петровского двора долго сохранялись в московском обществе.
Материалы Синода и так называемого «Дела Маркела Родышевского» в архиве Тайной канцелярии позволяют уточнить распространенную ошибку о том, что разведенная супруга Ягужинского носила фамилию Хитрово. Другую ошибку позволяют исправить земельные ведомости, связанные с деревней Подушкино. Речь идет о родных жены Василия Аврамовича Лопухина – княжны Александры Петровны Гагариной. Благодаря ее брату Гавриилу Петровичу, женатому на сестре писателя А.Ф. Воейкова, круг друзей Воейкова бывал у них в доме, как и они сами в Подушкине. Хотя многие авторы называют жену Гаврилы Петровича урожденной княжной Щербатовой, земельные документы опровергают эту версию, как, впрочем, и... надгробная надпись на ее могиле в Новоспасском монастыре Москвы.
Воейковы связаны с Подушкиным со второй половины 1760-х годов. Они ставят здесь каменную церковь Рождества Христова. Одноэтажный деревянный барский дом имел регулярный парк и хороший плодовый сад. Поместье располагало мельницей «о двух поставах» на речке Семынке. Числилось в нем больше полутораста крепостных.
В Подушкино приезжает Прасковья Федоровна Гагарина, урожденная Воейкова, а также будущий писатель Александр Федорович Воейков, сначала учившийся в московском университетском благородном пансионе, кстати сказать, вместе с В.А. Жуковским. В захаровские годы Пушкиных он приобретает известность как литератор: в 1806 году в «Вестнике Европы» выходит его нашумевшее «Послание к Сперанскому об истинном благоденстве». В 1809 году выходит его перевод труда Вольтера «История царствования Людовика XIV и Людовика XV», спустя два года – «Образцовые сочинения в прозе знаменитых древних и новых писателей». В 1815 году он становится мужем племянницы Жуковского, Александры Андреевны Протасовой, и принесет много зла и ей самой, и особенно Жуковскому.
Кажется, трудно найти хоть одного в «шумной толпе соседей» Захарова, который бы не имел отношения к литературе. С родным домом жены в известной мере связана литературная деятельность Гаврилы Петровича Гагарина, сенатора (с 1786), члена Государственного совета, директора Заемного и Вспомогательного банка, министра коммерции во времена Александра I. Он умеет сочетать ловкость чиновника и царедворца с религиозным фанатизмом и... редкой фривольностью. Если в энциклопедических словарях с его именем связываются вышедшие в Москве в 1809 году такие сочинения, как «Акафист апостолу и евангелисту Иоанну», «Акафист с службою и житием Дмитрия Ростовского» или «Служба преподобному Феодосию Тотемскому», то библиографические справочники указывают и вышедшие в Петербурге в 1811 году «Эротические стихотворения», и изданные там же двумя годами позже «Забавы уединения моего в селе Богословском».
Своеобразную широту взглядов заимствовал у родителей и единственный сын Гагариных – Павел Гаврилович. Боевой офицер Суворовской армии, он соглашается прикрыть своим именем связь Павла I с Анной Петровной Лопухиной. Несмотря на предельную покладистость супруга, Павел испытывал к нему приступы бешеной ревности, от последствий которой чету молодых Гагариных спасла только скорая кончина императора. Гагарин немедленно получил назначение к одному из европейских дворов в качестве посланника. Но семейная жизнь его оказалась недолгой. В 1605 году экс-фаворитки не стало, а законный супруг поместил на ее надгробии в Александро-Невской лавре благодарственную надпись, называя жену своей «благодетельницей». В тяжелейшем душевном состоянии он заканчивает свою книгу «Тринадцать дней, или Финляндия» – описание путешествия в свите Александра I из Петербурга в Або. Изданная в Москве в 1809 году, а затем на французском языке в Петербурге, это была одна из книг, которые, по выражению Н.И. Новикова, «весьма похвалялись современниками».
И небольшая бытовая подробность. П.Г. Гагарин после смерти своей близкой к императору супруги почти тридцать лет вдовел, опустился, перестал за собой следить. Но уже в преклонных летах он неожиданно женился на балерине казенной сцены М.И. Спиридоновой.