– Думаю, у этой девчонки все будет нормально, – решительно заявил он, – она не робкого десятка, и мне это нравится. Я в нее верю.
– Hy, конечно, – согласилась Шейла, и голос ее стал сладким, как патока.
Она-то плевать хотела на несчастную девчонку, но инстинкт, который прививали ей с рождения, сработал молниеносно. Шейла твердо усвоила, что бессмысленно требовать от мужчины того, чего тебе нужно, действуя напрямик. Тончайшее искусство убеждать, осторожно подталкивать к цели, пуская в ход лесть, она усвоила в совершенстве, и мужчины, делая то, чего она добивалась, полагали, что руководствуются исключительно собственными побуждениями. Шейлин взгляд стал ласковым.
– Я понимаю, как это все для тебя важно, и восхищаюсь, что ты не жалеешь времени, чтобы помочь тем, кому трудно. – Она немного помолчала, давая Джордану возможность расслабиться, и на ее лице появилось выражение собачьей преданности. – Но я так беспокоюсь за тебя, милый. У тебя накопилась уйма дел. В первую очередь – учеба! Диплом юриста даст тебе возможность оказывать помощь большому числу тех, кто в ней нуждается.
– Я понимаю, – ответил Джордан, вонзая нож в ростбиф. Он снова обратился к Джуду, словно пропустил мимо ушей слова Шейлы. – К сожалению, в деле имеются отягчающие обстоятельства.
– Ну хорошо, что же натворила эта негодница? – решил поинтересоваться Джуд и потянулся к стакану с вином. – Обчистила пару-тройку карманов?
Джордан мрачно ухмыльнулся.
– Это были бы цветочки.
– Так что же тогда?
– Отцеубийство.
Шейла остолбенела, а Джуд поморщился.
– Газеты уже наделали шуму?
– Не упоминая имени, она несовершеннолетняя.
– Это немного облегчает положение, – сказал Джуд, – и хорошо, что пока в нее не вцепились газеты, больше шансов выиграть дело.
Джордан смело посмотрел на него и заявил: – Ей понадобится адвокат.
В глазах Джуда промелькнуло мимолетное любопытство, но через секунду лицо его стало каменным.
– Есть полно защитников-добровольцев.
Он поднес ко рту стакан и сделал глоток.
– Нужен хороший адвокат.
Наступила тишина. Даже Луиза предпочла выйти из столовой, а уж Шейла и подавно сочла неуместным вмешиваться в решающую схватку. Схватку между двумя мужчинами.
После затянувшейся паузы обед продолжился, но Шейла знала, что за внешней бесстрастностью отцовского лица скрывается лихорадочная работа мысли. Он взвешивал все «за» и «против», и совсем не последнюю роль играла здесь она. Шейла была далеко не уверена, что и Джордан думает о ней, его она пока не так хорошо знала. Но спорить и, тем более, просить, он был явно не намерен. «Ну что ж, победа за Джорданом, – отметила она про себя недовольно. – Он становится самонадеянным».
Но она ошиблась. Целеустремленность Джордана заставила его уже забыть о Джуде Райкене. Нет, это вовсе не было тактическим ходом или почти не было. Ему от природы свойственно умение сосредоточиться на одной задаче до такой степени, что все прочее мгновенно утрачивало смысл. А сейчас он задумал помочь обиженной жизнью девчонке, которой не на кого положиться, кроме него. И неважно, разозлится Джуд, останется равнодушным или будет спорить. Какое это имеет значение для Джордана? Он сам найдет способ, во что бы то ни стало помочь Марти. Потому что он так решил. А еще потому, что он знает, что значит быть обездоленным.
Первые семнадцать лет жизни Джордана Бреннера прошли в Бакстоне, в Северной Каролине, жалком городишке в горах на границе с Теннеси. Младший из семерых детей, в четыре года он стал дядей, и, когда кончал среднюю школу, число его племянников и племянниц перевалило за пятнадцать. Он был круглым отличником в классе, где было двадцать семь учеников, и получил право произнести прощальную речь на выпускном вечере.
Положение младшего ребенка в семье давало ему по крайней мере одно преимущество. У его родителей и без него хватало помощников к тому времени, как он подрос, и они могли позволить младшенькому вкусить неслыханной роскоши. Когда стало ясно, что он хорошо успевает в школе, они решили, что у него есть будущее, и постановили отправить его в Чэпл-Хил. Джордану не первому в семье предстояло получить образование – трое из его братьев окончили сельскохозяйственный факультет в Гринсборо, а одна из сестер стала врачом-физиотерапевтом и работала теперь в больнице графства. Но Чэпл-Хил без сомненья относился к самым престижным университетам в масштабах всей страны. Джордан даже не помышлял о том, чтобы когда-нибудь стать его студентом, и опасался, что его могут и не принять, но и оставаться в Бакстоне навсегда ему не светило. Его семейство приняло его незаурядность как подарок судьбы. Они все на него рассчитывали. Они создали вокруг него особую атмосферу. А если бы он не уехал, его возможности были бы крайне ограничены.
И вот, когда пришло время, получив стипендию университета штата Северная Каролина, он покинул отдаленные предгорья и, сияя от счастья, отправился в обитель знаний. Когда отцовский пикап въехал в город, Джордан застыл от восторга. Чэпл-Хил с его солидными краснокирпичными зданиями, подстриженными газонами, цветочными клумбами и мощенными камнем дорожками, напоминал декорацию для фильма, и его возвышенно интеллектуальная атмосфера показалась ему необыкновенно привлекательной. Город протянулся вдоль одной единственной главной улицы, но на ней оказалось больше книжных магазинов, чем во всем его родном графстве. Некоторые из них, как он с восхищением отметил, были еще и маленькими кафе. Пройдясь туда-сюда по Франклин-стрит, он уловил слова, произнесенные на трех разных языках, и только поздно вечером встретил студента, который, как и он, был уроженцем Северной Каролины.
Джордан как можно скорее постарался избавиться от деревенского говора. У него, конечно, сохранилось мягкое южное произношение, но это уже была культурная речь образованного южанина, начисто лишенная теннессийской гнусавости. На следующий день после приезда он решил, что займется юриспруденцией, и получил в канцелярии экземпляр программы юридического факультета. И количество лет, которые он рассчитывал провести в Чэпл-Хиле, выросло с четырех до семи. То, что его выбор пал на изучение права, объяснялось желанием помогать людям, неспособным себе помочь. Тем, кто нуждался в защите. И этому он хотел научиться здесь, в этом идиллическом царстве, которое словно окружала невидимая крепостная стена. Редкие счастливцы процветали за ней, а прочим оставалось лишь наблюдать за ними, прижавшись носами к стеклу. Уж он-то сумеет воспользоваться выпавшей ему удачей, чтобы приоткрыть двери другим. Он о них не забудет. Потому что он сам один них.
Луиза появилась вновь и подала следующее блюдо, к которому все сидящие за столом приступили, так и не произнеся ни слова. Шейла почувствовала, что молчаливый уговор пересидеть не нарушая тишины, становится опасным. Кажется, эти двое слишком упрямы, чтобы растопить пробежавший между ними холодок отчуждения, требуется немного женского лукавства.
– О, Господи, – проговорила она, тряхнув головой и откидывая упавшую на глаза прядь светлых волос. – Все что, так и будут играть в молчанку? Мне скучно сидеть, уткнувшись в тарелку.
Джуд Райкен взглянул на свою дочь и нахмурился. Она опустила глаза, а он перевел взгляд на Джордана.
– Отцеубийство? – переспросил он, будто и не прошло двадцати минут. – Как же обидел ее отец, что ей захотелось убить его?
– Изнасиловал. – Лицо Джордана было по-прежнему бесстрастным, однако тон, каким он произнес это слово, не оставлял сомнений относительно его намерений. Он будет помогать этой девушке независимо от того, нравится это Джуду Райкену или нет.
Джуду Райкену это не нравилось, и он не скрывал недовольства.
– Неинтересно, – отрезал он и окликнул Луизу, – подавайте десерт и кофе.
Джордан продолжал внимательно за ним наблюдать.
– Почему?
Вновь стало тихо, но на этот раз как-то по-другому. На этот раз молчание должно было дать понять двадцатилетнему идеалисту, что юношеское стремление творить добро не имеет перспективы и никаких объяснений тут не требуется. Джуд допил вино и попросту перестал обращать внимание на Джордана.
Шейла осторожно наклонилась к нему и коснулась его руки.
– Дело такого рода может навредить репутации фирмы Райкена, Дэвиса и Хилза, объяснила она, ухитряясь одновременно проливать свое умело дозированное обаяние на Джордана и пронзая взглядом отца. – Пойми, моя радость, изнасилование да еще с кровосмешением в придачу, может попортить папочкину физиономию.
Свирепый взгляд Джуда должен был заставить дочь замолчать. Но ей было безразлично. Она успела все сказать.
Большой ореховый торт был подан и разложен по тарелкам сервиза от Тиффани, и постепенно Шейла поняла, что Джордану не до смеха. Пока они с отцом сосредоточенно ели торт, изо всех сил стараясь не глядеть друг на друга, Джордан сидел, сложив перед собой руки и не притрагивался к десерту. Шейла впервые в жизни заметила, что Джуд чувствует себя неуютно и попыталась вмешаться вновь.
– Эй, Джордан, на тебя смотрит торт, испеченный по любимому маминому рецепту. Ты что, не хочешь даже попробовать?
Джордан взглянул на нее, но так ничего и не ответил.
Джуд поддержал дочку:
– Слушай, Джордан, ну что ты надулся, это на тебя не похоже. Лучше ешь торт. Уверен, ты такого не пробовал.
Джордан немного удивился:
– Я вовсе не дуюсь, просто думаю.
– Тем лучше. Но почему ты все-таки не ешь?
Джордан помотал головой.
– Я сыт, спасибо. Надеюсь, вы меня извините, мне надо еще поработать. – Не произнеся больше ни слова, он поднялся из-за стола и вышел из комнаты. Отец и дочь, замерев от удивления, прислушивались к звуку удаляющихся шагов. Входная дверь открылась, закрылась, и шаги затихли в темноте.
2
3
– Hy, конечно, – согласилась Шейла, и голос ее стал сладким, как патока.
Она-то плевать хотела на несчастную девчонку, но инстинкт, который прививали ей с рождения, сработал молниеносно. Шейла твердо усвоила, что бессмысленно требовать от мужчины того, чего тебе нужно, действуя напрямик. Тончайшее искусство убеждать, осторожно подталкивать к цели, пуская в ход лесть, она усвоила в совершенстве, и мужчины, делая то, чего она добивалась, полагали, что руководствуются исключительно собственными побуждениями. Шейлин взгляд стал ласковым.
– Я понимаю, как это все для тебя важно, и восхищаюсь, что ты не жалеешь времени, чтобы помочь тем, кому трудно. – Она немного помолчала, давая Джордану возможность расслабиться, и на ее лице появилось выражение собачьей преданности. – Но я так беспокоюсь за тебя, милый. У тебя накопилась уйма дел. В первую очередь – учеба! Диплом юриста даст тебе возможность оказывать помощь большому числу тех, кто в ней нуждается.
– Я понимаю, – ответил Джордан, вонзая нож в ростбиф. Он снова обратился к Джуду, словно пропустил мимо ушей слова Шейлы. – К сожалению, в деле имеются отягчающие обстоятельства.
– Ну хорошо, что же натворила эта негодница? – решил поинтересоваться Джуд и потянулся к стакану с вином. – Обчистила пару-тройку карманов?
Джордан мрачно ухмыльнулся.
– Это были бы цветочки.
– Так что же тогда?
– Отцеубийство.
Шейла остолбенела, а Джуд поморщился.
– Газеты уже наделали шуму?
– Не упоминая имени, она несовершеннолетняя.
– Это немного облегчает положение, – сказал Джуд, – и хорошо, что пока в нее не вцепились газеты, больше шансов выиграть дело.
Джордан смело посмотрел на него и заявил: – Ей понадобится адвокат.
В глазах Джуда промелькнуло мимолетное любопытство, но через секунду лицо его стало каменным.
– Есть полно защитников-добровольцев.
Он поднес ко рту стакан и сделал глоток.
– Нужен хороший адвокат.
Наступила тишина. Даже Луиза предпочла выйти из столовой, а уж Шейла и подавно сочла неуместным вмешиваться в решающую схватку. Схватку между двумя мужчинами.
После затянувшейся паузы обед продолжился, но Шейла знала, что за внешней бесстрастностью отцовского лица скрывается лихорадочная работа мысли. Он взвешивал все «за» и «против», и совсем не последнюю роль играла здесь она. Шейла была далеко не уверена, что и Джордан думает о ней, его она пока не так хорошо знала. Но спорить и, тем более, просить, он был явно не намерен. «Ну что ж, победа за Джорданом, – отметила она про себя недовольно. – Он становится самонадеянным».
Но она ошиблась. Целеустремленность Джордана заставила его уже забыть о Джуде Райкене. Нет, это вовсе не было тактическим ходом или почти не было. Ему от природы свойственно умение сосредоточиться на одной задаче до такой степени, что все прочее мгновенно утрачивало смысл. А сейчас он задумал помочь обиженной жизнью девчонке, которой не на кого положиться, кроме него. И неважно, разозлится Джуд, останется равнодушным или будет спорить. Какое это имеет значение для Джордана? Он сам найдет способ, во что бы то ни стало помочь Марти. Потому что он так решил. А еще потому, что он знает, что значит быть обездоленным.
Первые семнадцать лет жизни Джордана Бреннера прошли в Бакстоне, в Северной Каролине, жалком городишке в горах на границе с Теннеси. Младший из семерых детей, в четыре года он стал дядей, и, когда кончал среднюю школу, число его племянников и племянниц перевалило за пятнадцать. Он был круглым отличником в классе, где было двадцать семь учеников, и получил право произнести прощальную речь на выпускном вечере.
Положение младшего ребенка в семье давало ему по крайней мере одно преимущество. У его родителей и без него хватало помощников к тому времени, как он подрос, и они могли позволить младшенькому вкусить неслыханной роскоши. Когда стало ясно, что он хорошо успевает в школе, они решили, что у него есть будущее, и постановили отправить его в Чэпл-Хил. Джордану не первому в семье предстояло получить образование – трое из его братьев окончили сельскохозяйственный факультет в Гринсборо, а одна из сестер стала врачом-физиотерапевтом и работала теперь в больнице графства. Но Чэпл-Хил без сомненья относился к самым престижным университетам в масштабах всей страны. Джордан даже не помышлял о том, чтобы когда-нибудь стать его студентом, и опасался, что его могут и не принять, но и оставаться в Бакстоне навсегда ему не светило. Его семейство приняло его незаурядность как подарок судьбы. Они все на него рассчитывали. Они создали вокруг него особую атмосферу. А если бы он не уехал, его возможности были бы крайне ограничены.
И вот, когда пришло время, получив стипендию университета штата Северная Каролина, он покинул отдаленные предгорья и, сияя от счастья, отправился в обитель знаний. Когда отцовский пикап въехал в город, Джордан застыл от восторга. Чэпл-Хил с его солидными краснокирпичными зданиями, подстриженными газонами, цветочными клумбами и мощенными камнем дорожками, напоминал декорацию для фильма, и его возвышенно интеллектуальная атмосфера показалась ему необыкновенно привлекательной. Город протянулся вдоль одной единственной главной улицы, но на ней оказалось больше книжных магазинов, чем во всем его родном графстве. Некоторые из них, как он с восхищением отметил, были еще и маленькими кафе. Пройдясь туда-сюда по Франклин-стрит, он уловил слова, произнесенные на трех разных языках, и только поздно вечером встретил студента, который, как и он, был уроженцем Северной Каролины.
Джордан как можно скорее постарался избавиться от деревенского говора. У него, конечно, сохранилось мягкое южное произношение, но это уже была культурная речь образованного южанина, начисто лишенная теннессийской гнусавости. На следующий день после приезда он решил, что займется юриспруденцией, и получил в канцелярии экземпляр программы юридического факультета. И количество лет, которые он рассчитывал провести в Чэпл-Хиле, выросло с четырех до семи. То, что его выбор пал на изучение права, объяснялось желанием помогать людям, неспособным себе помочь. Тем, кто нуждался в защите. И этому он хотел научиться здесь, в этом идиллическом царстве, которое словно окружала невидимая крепостная стена. Редкие счастливцы процветали за ней, а прочим оставалось лишь наблюдать за ними, прижавшись носами к стеклу. Уж он-то сумеет воспользоваться выпавшей ему удачей, чтобы приоткрыть двери другим. Он о них не забудет. Потому что он сам один них.
Луиза появилась вновь и подала следующее блюдо, к которому все сидящие за столом приступили, так и не произнеся ни слова. Шейла почувствовала, что молчаливый уговор пересидеть не нарушая тишины, становится опасным. Кажется, эти двое слишком упрямы, чтобы растопить пробежавший между ними холодок отчуждения, требуется немного женского лукавства.
– О, Господи, – проговорила она, тряхнув головой и откидывая упавшую на глаза прядь светлых волос. – Все что, так и будут играть в молчанку? Мне скучно сидеть, уткнувшись в тарелку.
Джуд Райкен взглянул на свою дочь и нахмурился. Она опустила глаза, а он перевел взгляд на Джордана.
– Отцеубийство? – переспросил он, будто и не прошло двадцати минут. – Как же обидел ее отец, что ей захотелось убить его?
– Изнасиловал. – Лицо Джордана было по-прежнему бесстрастным, однако тон, каким он произнес это слово, не оставлял сомнений относительно его намерений. Он будет помогать этой девушке независимо от того, нравится это Джуду Райкену или нет.
Джуду Райкену это не нравилось, и он не скрывал недовольства.
– Неинтересно, – отрезал он и окликнул Луизу, – подавайте десерт и кофе.
Джордан продолжал внимательно за ним наблюдать.
– Почему?
Вновь стало тихо, но на этот раз как-то по-другому. На этот раз молчание должно было дать понять двадцатилетнему идеалисту, что юношеское стремление творить добро не имеет перспективы и никаких объяснений тут не требуется. Джуд допил вино и попросту перестал обращать внимание на Джордана.
Шейла осторожно наклонилась к нему и коснулась его руки.
– Дело такого рода может навредить репутации фирмы Райкена, Дэвиса и Хилза, объяснила она, ухитряясь одновременно проливать свое умело дозированное обаяние на Джордана и пронзая взглядом отца. – Пойми, моя радость, изнасилование да еще с кровосмешением в придачу, может попортить папочкину физиономию.
Свирепый взгляд Джуда должен был заставить дочь замолчать. Но ей было безразлично. Она успела все сказать.
Большой ореховый торт был подан и разложен по тарелкам сервиза от Тиффани, и постепенно Шейла поняла, что Джордану не до смеха. Пока они с отцом сосредоточенно ели торт, изо всех сил стараясь не глядеть друг на друга, Джордан сидел, сложив перед собой руки и не притрагивался к десерту. Шейла впервые в жизни заметила, что Джуд чувствует себя неуютно и попыталась вмешаться вновь.
– Эй, Джордан, на тебя смотрит торт, испеченный по любимому маминому рецепту. Ты что, не хочешь даже попробовать?
Джордан взглянул на нее, но так ничего и не ответил.
Джуд поддержал дочку:
– Слушай, Джордан, ну что ты надулся, это на тебя не похоже. Лучше ешь торт. Уверен, ты такого не пробовал.
Джордан немного удивился:
– Я вовсе не дуюсь, просто думаю.
– Тем лучше. Но почему ты все-таки не ешь?
Джордан помотал головой.
– Я сыт, спасибо. Надеюсь, вы меня извините, мне надо еще поработать. – Не произнеся больше ни слова, он поднялся из-за стола и вышел из комнаты. Отец и дочь, замерев от удивления, прислушивались к звуку удаляющихся шагов. Входная дверь открылась, закрылась, и шаги затихли в темноте.
2
Судебный процесс по делу Марти, подопечной Джордана, так и не состоялся. За три дня до слушанья между обвинителем и защитником было заключено особое соглашение. Местная газета отозвалась на событие несколькими скупыми строками, стыдливо уместив их где-то возле лучшего кулинарного рецепта недели.
В маленькой статейке говорилось, что молодая девушка (фамилия не упоминалась, ввиду несовершеннолетия последней) не заявила протеста по обвинению в убийстве отца. Учитывая смягчающие обстоятельства, судья приговорил ее к заключению в колонию для малолетних правонарушителей.
Вот и все. История, вместившая в себя кровосмешение, изнасилование, месть и убийство, вместо того чтобы занять целиком первую полосу местной газеты, была сведена к абзацу в три строки, казавшемуся совсем ничтожным по соседству с рецептом завитков из ветчины.
Шейла, ожидая телефонного звонка Джордана, с тревогой пробежала глазами заметку. Он не звонил две недели с того злополучного обеда, а она не решалась разыскивать его. Она не сомневалась, что Джордан очень недоволен тем, как закончилось дело Марти. Тогда, после обеда у Райкенов, Джордан обратился к прессе, и сенсационный заголовок в газете заставил общество заговорить вслух о кровосмешении и нищете.
ЛИБЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ГОРОД ВЗБУДОРАЖЕН СКАНДАЛОМ. СТУДЕНТ ЮРИДИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА РАЗОБЛАЧАЕТ КОРРУПЦИЮ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОРГАНОВ
Но вместо расследования ее отец попросту замял дело. Следствие было вовремя прихлопнуто ради того, чтобы сохранить приличия, не потерять лицо, а и не нарушать пусть немного пестрого, но в целом благостного образа города.
Если раньше Джордан не догадывался, что в руках ее отца сосредоточена подобная власть, то теперь он это знает наверняка. Длинная рука Джуда Райкена разрушила юношеские мечты и указала на бесплодность усилий романтического толка.
– Он вернется. – Джуд Райкен полулежал в просторном кожаном кресле, зажав в зубах сигару, и говорил, не отрывая взгляда от «НьюЙорк таймс», которую ежедневно получал по почте Можешь не сомневаться. – Вид у него был не менее внушительный, чем обычно, несмотря на домашние брюки и спортивную рубашку, которые он надевал в редкие часы отдыха. Небольшая гостиная была обставлена дорогой удобной мебелью, просторные кресла и диван обтянуты мягкой коричневой кожей, на низком столике тикового дерева серебряный поднос с графином и двумя стаканами для бренди. Вдоль одной стены до самого потолка высились полки с книгами и журналами, напротив стоял музыкальный комбайн, включавший все виды современной аудио – и видеотехники: огромный цветной телевизор, проигрыватель для компакт-дисков и собрание видеокассет. В углу находился встроенный бар, а над камином изящно расположились семейные портреты и фотографии Райкенов.
Свернувшись калачиком на толстом французском ковре, Шейла глядела на портрет матери. От нее она унаследовала цвет глаз, менявшийся временами от светло-орехового до карего, и мягкие пепельные волосы, свободно падавшие ей на плечи. Держалась она всегда с достоинством, а одевалась элегантно, но строго, никогда не следуя причудам, которым были подвержены ее сверстники. В свое время мать внушила ей, что классическая, не поддающаяся модным веяньям одежда, всегда к месту, и она успела в этом убедиться сама. Пожалуй, внешне ее мать могла считаться настоящей южанкой. Уйдя с последнего курса женского колледжа в Виргинии (разумеется, с благословения родителей), она вступила в выгодный брак и родила хорошенькую дочку, которую воспитывала в соответствии с собственными правилами, и стала хозяйкой образцового светского дома. Но Шейла всегда знала, что ее мать несчастлива и чего-то в их красивой и налаженной жизни не хватает. Мать начала пить – сперва понемногу и всегда в компании, дальше больше и больше, а потом не проходило дня, чтобы она не опустошила бутылку. Пить она, конечно, старалась тайком, но в семье это знали и притворялись, что не замечают.
В конце концов она ушла – а может, это Джуд вышвырнул ее? Оставила дочку и мужа и переехала в Калифорнию. Вскоре они получили известие о том, что она скоропостижно скончалась, но для них она все равно уже была мертва. А их налаженная, но искусственная жизнь продолжалась, но и время увы, не сгладило образовавшейся пустоты.
Вглядываясь в женственную осанку матери, Шейла пыталась внушить себе, что Джордан внезапно появится в дверях с извинениями и дюжиной роз в руке. Но ее фантазия растаяла подобно дыму отцовской сигары.
– Он вернется, – сказал Джуд, – все возвращаются.
– Да, раньше все возвращались, – ответила она отцу. – Но на этот раз я не уверена. – Она тяжело вздохнула, желая привлечь к себе его внимание. – Джордан не такой как все.
Последняя фраза заставила Джуда оторваться от чтения. Кажется, он задумался над тем, что сказала Шейла.
– Разумеется, не такой, – подтвердил он, и если в его тоне и послышалась ирония, то лишь самую малость. Затем он опять погрузился в газету, а Шейла вздохнула еще тяжелей.
– Если бы он не стал работать на тебя, ничего бы не случилось, – добавила она, – ты во всем виноват.
– Можешь думать, как тебе угодно.
Шейла начинала терять терпение.
– Нет, это тебе так угодно. И, как всегда, ты добиваешься того, чего хочешь.
Джуд Райкен отвечал, не отрываясь от газеты:
– Если бы твой мальчик не упрямился и не торговался со мной...
– Торговался? О чем ты говоришь? Это было похоже на провокацию. Ты сам заставил его...
Джуд был непоколебим:
– Как угодно, – повторил он выводящую ее из терпения фразу.
– Ты обманщик, – прошипела Шейла и, резко выпрямившись, уперлась глазами в газетную стену, – ты вмешался, чтобы манипулировать им. Но я хочу знать, почему ты решил использовать его и зачем?
Наступила долгая пауза, которую прерывал лишь шелест страниц.
– А ты хотела, чтобы он встрял в весьма сомнительное дело?
– Конечно, нет, но...
– Ну вот и я не хотел. Так чего ты теперь жалуешься?
– Ты решил за него. Он вправе делать свой выбор.
Джуд оглядел комнату, словно что-то высматривая.
– Ты знаешь, чего тебе надо? – спросил он с необычной для него прямотой.
Шейла насторожилась.
– Ты о чем?
– Меня интересует – не влюбилась ли ты в этого молодого человека? Ты хочешь выйти за него замуж?
– Н-не знаю, в смысле я не уверена... Он не… – Она запнулась, смутившись.
– Вы были близки?
Ее чуть было не бросило в краску, но поскольку она могла не лукавя ответить отрицательно, ей удалось сохранить выдержку.
– Нет, – ответила она с достоинством.
«А почему, собственно? – вдруг подумала она с удивлением. – Джордан, конечно, очень привлекательный парень. Просто она не достаточно давно с ним знакома, вот и все».
Но, отвечая на свой вопрос, Шейла понимала, что лжет себе. Она уже переспала с двумя ухажерами, зная и того и другого не больше недели. Но в этот раз что-то остановило ее, некое отсутствие цели, направления, что ли. Да, это, пожалуй, да плюс еще одно совсем неловкое обстоятельство – дело в том, что Джордан ни разу не настаивал всерьез.
Джуд продолжал внимательно за ней наблюдать.
– Он не тот, кого бы тебе хотелось, не так ли?
– У него великолепные способности, – не отступала Шейла. – Он умный, честолюбивый, и я уверена, что он влюбится в меня, стоит мне захотеть. – Она нахмурилась, сама того не желая. – Если бы еще можно было избавить его от либеральных причуд... я старалась, но, выходит, это требует больше времени.
– Времени у тебя достаточно, Шейла. И ты знаешь не хуже меня, что изменить его невозможно.
– Ты хочешь сказать, что мне следует отказаться от него. – Он промолчал, но она и не ждала ответа. Ярость охватила ее. – Как ты посмел! – закричала она. – Когда ты перестанешь все решать за других, вмешиваться в чужие жизни? Если бы я захотела расстаться с Джорданом Бреннером, то сделала бы это сама!
Она смотрела на отца, и на искаженном от злости лице неожиданно появилось сомненье. А ведь отец, возможно, прав, черт бы его побрал! Джордан красив и талантлив. Все кругом уверены, что его ждет прекрасная карьера, да и к ней он явно неравнодушен. И все же он остается чужим, у него свои интересы, и совсем нелегко сбить его с толку. Конечно, нужно время… но времени-то больше не осталось. Джуд, как всегда, опередил события.
Разговор закончился как обычно. Шейла задумалась и замолчала, а Джуд снова принялся за газету. Прежде чем она опять заговорила, прошло несколько минут.
– Теперь уже поздно. Он ушел. А я не уверена, что хочу вернуть его, – закончила она твердо, так, будто решила все сама.
Заявление ее было встречено шуршанием газеты, вновь теплившимся огоньком сигары, облачком дыма, поднявшимся из-за страниц, да еще вечным «как угодно».
Джордан Бреннер сидел один в своем крошечном кабинетике в юридической фирме Джуда Райкена, раздумывая – звонить или не звонить его дочери. Он не видел ее две недели. Перед ним на столе стоял стакан бурбона, и он неторопливо отхлебывал из него. Шейла, разумеется, поняла, в чем дело. И, конечно, должна знать – то, что между ними начиналось, кончено.
Он попросил ее отца о помощи, и тот помог. Помог не так, как хотелось Джордану, но Марти по крайней мере выпустили из тюрьмы. Джордан поморщился. Он продолжал работать на Райкена и делать вид, что ничего не случилось. Он полагал, что не потерял работу, поскольку никто не приказал ему уволиться. «Я ведь лучший студент на юридическом факультете, – подумал он достаточно самодовольно, – и то, что у нас получилось небольшое недоразумение, вовсе не означает, что следует прервать обоюдовыгодное соглашение». Джордан поморщился. Он хотел спасти звено и потерял всю цепь. И ничего никогда не изменится. Система продолжает работать, не допуская скандала, чтобы ничего не выплыло наружу. Все части механизма хорошо притерты. Система живуча. Сделав еще глоток бурбона с целью дать хотя бы временный наркоз чувству долга, он еще больше засомневался, что систему когда-нибудь действительно удастся изменить. Она напоминала живой и дышащий организм, нуждающийся в подбадривании, успокоении и частой смене повязок с целебной мазью для заживления ран. И раны всегда затягивались, и система продолжала действовать без особых потерь. Он достал бутылку бурбона из коричневого бумажного пакета и высоко поднял ее.
– За Джуда Райкена, любителя порядка! От спиртного в голове приятно загудело, и Джордан налил себе еще. Он до того старался не промахнуться мимо стакана, что даже не услышал, как открылась входная дверь. Шаги, которые становились все ближе, были такими легкими, а ощущения его настолько притупились от сознания своей вины и действия алкоголя, что он не сразу заметил молодую женщину, которая остановилась прямо передним.
– Привет! – Голос у нее был звонкий и немного насмешливый. – Ау, где ты?
Он поднял глаза. И остолбенел. Длинные, длинные волосы, темные, мягкие и пушистые. Ясные зеленые глаза, в которых светится ум. На девушке ладно сидел ярко-синий костюм с золотыми пуговицами, подчеркивающий изящество ее фигуры. Джордан попробовал выпрямиться в кресле, потому что не хотел, чтобы она заметила, чем он занят.
– Я Натали Парнелл, – представилась она. Ее поведение было начисто лишено южной манерности, с которой ему приходилось сталкиваться всю жизнь. – А ты, похоже, пьян?
Он смущенно улыбнулся. Он не был пьян, так, слегка под хмельком.
– Я трезвый, – сообщил он, стараясь не терять достоинства, и неожиданно его слова прозвучали так высокопарно, что он расхохотался. – Видишь ли, я праздную, а рабочий день закончен.
Улыбка девушки была быстрой, как ртуть.
– Я никому не скажу, – пообещала она, присаживаясь прямо на край его стола. Двигалась она легко и свободно, и он успел заметить, какие у нее стройные ножки, пока она скрещивала их, устраиваясь поудобнее. – А что ты празднуешь?
Сердце Джордана отчего-то странно забилось. Он почувствовал себя четырнадцатилетним мальчишкой, которого только что представили рано повзрослевшей красавице.
– Н-ну... праздную встречу с тобой. «Нормально, – подумал он. – Очень лихой ответ и в то же время игривый).
На этот раз Натали не улыбнулась. Она задумчиво разглядывала его.
– А ты, похоже, дерьмо, – сказала она с плохо скрываемым удовольствием. – Будь любезен, налей и мне.
Он огляделся вокруг в поисках стакана, похвалив себя за умение обходиться с женщинами. Не найдя подходящей посудины, кроме слегка помятого картонного стаканчика, он наполнил его бурбоном и с поклоном протянул его девушке.
– Рад услужить вам, миссис Парнелл.
Она чуть отхлебнула и поморщилась.
– Мисс.
Он откинулся в кресле и постарался больше не глазеть на нее. Ничего не получилось. Чувство юмора и природное женское обаяние Натали были столь притягательными, что ему казалось, он пьянеет от одного ее присутствия.
– Может быть, я могу быть вам полезен?
– А? Ну да, конечно. Ты сбил меня с толку.
Она подняла бумажный стаканчик и ослепила его тысячеваттной улыбкой, которая, пожалуй, растопила бы айсберг. Джордану померещилось, что он уже умер и сразу попал в рай.
– Я пришла, чтобы поговорить с мистером Райкеном. Он мне назначил на сегодня, но я слишком поздно приехала в город. Придется прийти завтра...
– Все уже ушли. Я тут заканчивал дела, объяснил Джордан. – Но, если хочешь, я дам тебе домашний телефон мистера Райкена. Раз он тебя ждал, думаю, не рассердится.
– Правда? Очень мило с твоей стороны. Она отхлебнула еще немножко и поставила стаканчик на стол. – Вообще-то я не любительница спиртного, – созналась она, слегка пожимая плечами. Блестящие волосы упали ей на щеку, и она откинула их назад.
– Можешь звонить отсюда, – предложил Джордан, не отрывая от нее глаз.
– Спасибо.
Он снял трубку и стал нажимать на кнопки.
– Ты что, зазубрил номер наизусть?
«Было дело», – подумал он. Последние воспоминания о Шейле таяли в его сознании. Шейла Райкен становилась его прошлым. Натали Парнелл – будущим. Он хотел было сделать ей предложение сразу, прямо здесь, но все же подумал, что пока рановато.
В маленькой статейке говорилось, что молодая девушка (фамилия не упоминалась, ввиду несовершеннолетия последней) не заявила протеста по обвинению в убийстве отца. Учитывая смягчающие обстоятельства, судья приговорил ее к заключению в колонию для малолетних правонарушителей.
Вот и все. История, вместившая в себя кровосмешение, изнасилование, месть и убийство, вместо того чтобы занять целиком первую полосу местной газеты, была сведена к абзацу в три строки, казавшемуся совсем ничтожным по соседству с рецептом завитков из ветчины.
Шейла, ожидая телефонного звонка Джордана, с тревогой пробежала глазами заметку. Он не звонил две недели с того злополучного обеда, а она не решалась разыскивать его. Она не сомневалась, что Джордан очень недоволен тем, как закончилось дело Марти. Тогда, после обеда у Райкенов, Джордан обратился к прессе, и сенсационный заголовок в газете заставил общество заговорить вслух о кровосмешении и нищете.
ЛИБЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ГОРОД ВЗБУДОРАЖЕН СКАНДАЛОМ. СТУДЕНТ ЮРИДИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА РАЗОБЛАЧАЕТ КОРРУПЦИЮ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОРГАНОВ
Но вместо расследования ее отец попросту замял дело. Следствие было вовремя прихлопнуто ради того, чтобы сохранить приличия, не потерять лицо, а и не нарушать пусть немного пестрого, но в целом благостного образа города.
Если раньше Джордан не догадывался, что в руках ее отца сосредоточена подобная власть, то теперь он это знает наверняка. Длинная рука Джуда Райкена разрушила юношеские мечты и указала на бесплодность усилий романтического толка.
– Он вернется. – Джуд Райкен полулежал в просторном кожаном кресле, зажав в зубах сигару, и говорил, не отрывая взгляда от «НьюЙорк таймс», которую ежедневно получал по почте Можешь не сомневаться. – Вид у него был не менее внушительный, чем обычно, несмотря на домашние брюки и спортивную рубашку, которые он надевал в редкие часы отдыха. Небольшая гостиная была обставлена дорогой удобной мебелью, просторные кресла и диван обтянуты мягкой коричневой кожей, на низком столике тикового дерева серебряный поднос с графином и двумя стаканами для бренди. Вдоль одной стены до самого потолка высились полки с книгами и журналами, напротив стоял музыкальный комбайн, включавший все виды современной аудио – и видеотехники: огромный цветной телевизор, проигрыватель для компакт-дисков и собрание видеокассет. В углу находился встроенный бар, а над камином изящно расположились семейные портреты и фотографии Райкенов.
Свернувшись калачиком на толстом французском ковре, Шейла глядела на портрет матери. От нее она унаследовала цвет глаз, менявшийся временами от светло-орехового до карего, и мягкие пепельные волосы, свободно падавшие ей на плечи. Держалась она всегда с достоинством, а одевалась элегантно, но строго, никогда не следуя причудам, которым были подвержены ее сверстники. В свое время мать внушила ей, что классическая, не поддающаяся модным веяньям одежда, всегда к месту, и она успела в этом убедиться сама. Пожалуй, внешне ее мать могла считаться настоящей южанкой. Уйдя с последнего курса женского колледжа в Виргинии (разумеется, с благословения родителей), она вступила в выгодный брак и родила хорошенькую дочку, которую воспитывала в соответствии с собственными правилами, и стала хозяйкой образцового светского дома. Но Шейла всегда знала, что ее мать несчастлива и чего-то в их красивой и налаженной жизни не хватает. Мать начала пить – сперва понемногу и всегда в компании, дальше больше и больше, а потом не проходило дня, чтобы она не опустошила бутылку. Пить она, конечно, старалась тайком, но в семье это знали и притворялись, что не замечают.
В конце концов она ушла – а может, это Джуд вышвырнул ее? Оставила дочку и мужа и переехала в Калифорнию. Вскоре они получили известие о том, что она скоропостижно скончалась, но для них она все равно уже была мертва. А их налаженная, но искусственная жизнь продолжалась, но и время увы, не сгладило образовавшейся пустоты.
Вглядываясь в женственную осанку матери, Шейла пыталась внушить себе, что Джордан внезапно появится в дверях с извинениями и дюжиной роз в руке. Но ее фантазия растаяла подобно дыму отцовской сигары.
– Он вернется, – сказал Джуд, – все возвращаются.
– Да, раньше все возвращались, – ответила она отцу. – Но на этот раз я не уверена. – Она тяжело вздохнула, желая привлечь к себе его внимание. – Джордан не такой как все.
Последняя фраза заставила Джуда оторваться от чтения. Кажется, он задумался над тем, что сказала Шейла.
– Разумеется, не такой, – подтвердил он, и если в его тоне и послышалась ирония, то лишь самую малость. Затем он опять погрузился в газету, а Шейла вздохнула еще тяжелей.
– Если бы он не стал работать на тебя, ничего бы не случилось, – добавила она, – ты во всем виноват.
– Можешь думать, как тебе угодно.
Шейла начинала терять терпение.
– Нет, это тебе так угодно. И, как всегда, ты добиваешься того, чего хочешь.
Джуд Райкен отвечал, не отрываясь от газеты:
– Если бы твой мальчик не упрямился и не торговался со мной...
– Торговался? О чем ты говоришь? Это было похоже на провокацию. Ты сам заставил его...
Джуд был непоколебим:
– Как угодно, – повторил он выводящую ее из терпения фразу.
– Ты обманщик, – прошипела Шейла и, резко выпрямившись, уперлась глазами в газетную стену, – ты вмешался, чтобы манипулировать им. Но я хочу знать, почему ты решил использовать его и зачем?
Наступила долгая пауза, которую прерывал лишь шелест страниц.
– А ты хотела, чтобы он встрял в весьма сомнительное дело?
– Конечно, нет, но...
– Ну вот и я не хотел. Так чего ты теперь жалуешься?
– Ты решил за него. Он вправе делать свой выбор.
Джуд оглядел комнату, словно что-то высматривая.
– Ты знаешь, чего тебе надо? – спросил он с необычной для него прямотой.
Шейла насторожилась.
– Ты о чем?
– Меня интересует – не влюбилась ли ты в этого молодого человека? Ты хочешь выйти за него замуж?
– Н-не знаю, в смысле я не уверена... Он не… – Она запнулась, смутившись.
– Вы были близки?
Ее чуть было не бросило в краску, но поскольку она могла не лукавя ответить отрицательно, ей удалось сохранить выдержку.
– Нет, – ответила она с достоинством.
«А почему, собственно? – вдруг подумала она с удивлением. – Джордан, конечно, очень привлекательный парень. Просто она не достаточно давно с ним знакома, вот и все».
Но, отвечая на свой вопрос, Шейла понимала, что лжет себе. Она уже переспала с двумя ухажерами, зная и того и другого не больше недели. Но в этот раз что-то остановило ее, некое отсутствие цели, направления, что ли. Да, это, пожалуй, да плюс еще одно совсем неловкое обстоятельство – дело в том, что Джордан ни разу не настаивал всерьез.
Джуд продолжал внимательно за ней наблюдать.
– Он не тот, кого бы тебе хотелось, не так ли?
– У него великолепные способности, – не отступала Шейла. – Он умный, честолюбивый, и я уверена, что он влюбится в меня, стоит мне захотеть. – Она нахмурилась, сама того не желая. – Если бы еще можно было избавить его от либеральных причуд... я старалась, но, выходит, это требует больше времени.
– Времени у тебя достаточно, Шейла. И ты знаешь не хуже меня, что изменить его невозможно.
– Ты хочешь сказать, что мне следует отказаться от него. – Он промолчал, но она и не ждала ответа. Ярость охватила ее. – Как ты посмел! – закричала она. – Когда ты перестанешь все решать за других, вмешиваться в чужие жизни? Если бы я захотела расстаться с Джорданом Бреннером, то сделала бы это сама!
Она смотрела на отца, и на искаженном от злости лице неожиданно появилось сомненье. А ведь отец, возможно, прав, черт бы его побрал! Джордан красив и талантлив. Все кругом уверены, что его ждет прекрасная карьера, да и к ней он явно неравнодушен. И все же он остается чужим, у него свои интересы, и совсем нелегко сбить его с толку. Конечно, нужно время… но времени-то больше не осталось. Джуд, как всегда, опередил события.
Разговор закончился как обычно. Шейла задумалась и замолчала, а Джуд снова принялся за газету. Прежде чем она опять заговорила, прошло несколько минут.
– Теперь уже поздно. Он ушел. А я не уверена, что хочу вернуть его, – закончила она твердо, так, будто решила все сама.
Заявление ее было встречено шуршанием газеты, вновь теплившимся огоньком сигары, облачком дыма, поднявшимся из-за страниц, да еще вечным «как угодно».
Джордан Бреннер сидел один в своем крошечном кабинетике в юридической фирме Джуда Райкена, раздумывая – звонить или не звонить его дочери. Он не видел ее две недели. Перед ним на столе стоял стакан бурбона, и он неторопливо отхлебывал из него. Шейла, разумеется, поняла, в чем дело. И, конечно, должна знать – то, что между ними начиналось, кончено.
Он попросил ее отца о помощи, и тот помог. Помог не так, как хотелось Джордану, но Марти по крайней мере выпустили из тюрьмы. Джордан поморщился. Он продолжал работать на Райкена и делать вид, что ничего не случилось. Он полагал, что не потерял работу, поскольку никто не приказал ему уволиться. «Я ведь лучший студент на юридическом факультете, – подумал он достаточно самодовольно, – и то, что у нас получилось небольшое недоразумение, вовсе не означает, что следует прервать обоюдовыгодное соглашение». Джордан поморщился. Он хотел спасти звено и потерял всю цепь. И ничего никогда не изменится. Система продолжает работать, не допуская скандала, чтобы ничего не выплыло наружу. Все части механизма хорошо притерты. Система живуча. Сделав еще глоток бурбона с целью дать хотя бы временный наркоз чувству долга, он еще больше засомневался, что систему когда-нибудь действительно удастся изменить. Она напоминала живой и дышащий организм, нуждающийся в подбадривании, успокоении и частой смене повязок с целебной мазью для заживления ран. И раны всегда затягивались, и система продолжала действовать без особых потерь. Он достал бутылку бурбона из коричневого бумажного пакета и высоко поднял ее.
– За Джуда Райкена, любителя порядка! От спиртного в голове приятно загудело, и Джордан налил себе еще. Он до того старался не промахнуться мимо стакана, что даже не услышал, как открылась входная дверь. Шаги, которые становились все ближе, были такими легкими, а ощущения его настолько притупились от сознания своей вины и действия алкоголя, что он не сразу заметил молодую женщину, которая остановилась прямо передним.
– Привет! – Голос у нее был звонкий и немного насмешливый. – Ау, где ты?
Он поднял глаза. И остолбенел. Длинные, длинные волосы, темные, мягкие и пушистые. Ясные зеленые глаза, в которых светится ум. На девушке ладно сидел ярко-синий костюм с золотыми пуговицами, подчеркивающий изящество ее фигуры. Джордан попробовал выпрямиться в кресле, потому что не хотел, чтобы она заметила, чем он занят.
– Я Натали Парнелл, – представилась она. Ее поведение было начисто лишено южной манерности, с которой ему приходилось сталкиваться всю жизнь. – А ты, похоже, пьян?
Он смущенно улыбнулся. Он не был пьян, так, слегка под хмельком.
– Я трезвый, – сообщил он, стараясь не терять достоинства, и неожиданно его слова прозвучали так высокопарно, что он расхохотался. – Видишь ли, я праздную, а рабочий день закончен.
Улыбка девушки была быстрой, как ртуть.
– Я никому не скажу, – пообещала она, присаживаясь прямо на край его стола. Двигалась она легко и свободно, и он успел заметить, какие у нее стройные ножки, пока она скрещивала их, устраиваясь поудобнее. – А что ты празднуешь?
Сердце Джордана отчего-то странно забилось. Он почувствовал себя четырнадцатилетним мальчишкой, которого только что представили рано повзрослевшей красавице.
– Н-ну... праздную встречу с тобой. «Нормально, – подумал он. – Очень лихой ответ и в то же время игривый).
На этот раз Натали не улыбнулась. Она задумчиво разглядывала его.
– А ты, похоже, дерьмо, – сказала она с плохо скрываемым удовольствием. – Будь любезен, налей и мне.
Он огляделся вокруг в поисках стакана, похвалив себя за умение обходиться с женщинами. Не найдя подходящей посудины, кроме слегка помятого картонного стаканчика, он наполнил его бурбоном и с поклоном протянул его девушке.
– Рад услужить вам, миссис Парнелл.
Она чуть отхлебнула и поморщилась.
– Мисс.
Он откинулся в кресле и постарался больше не глазеть на нее. Ничего не получилось. Чувство юмора и природное женское обаяние Натали были столь притягательными, что ему казалось, он пьянеет от одного ее присутствия.
– Может быть, я могу быть вам полезен?
– А? Ну да, конечно. Ты сбил меня с толку.
Она подняла бумажный стаканчик и ослепила его тысячеваттной улыбкой, которая, пожалуй, растопила бы айсберг. Джордану померещилось, что он уже умер и сразу попал в рай.
– Я пришла, чтобы поговорить с мистером Райкеном. Он мне назначил на сегодня, но я слишком поздно приехала в город. Придется прийти завтра...
– Все уже ушли. Я тут заканчивал дела, объяснил Джордан. – Но, если хочешь, я дам тебе домашний телефон мистера Райкена. Раз он тебя ждал, думаю, не рассердится.
– Правда? Очень мило с твоей стороны. Она отхлебнула еще немножко и поставила стаканчик на стол. – Вообще-то я не любительница спиртного, – созналась она, слегка пожимая плечами. Блестящие волосы упали ей на щеку, и она откинула их назад.
– Можешь звонить отсюда, – предложил Джордан, не отрывая от нее глаз.
– Спасибо.
Он снял трубку и стал нажимать на кнопки.
– Ты что, зазубрил номер наизусть?
«Было дело», – подумал он. Последние воспоминания о Шейле таяли в его сознании. Шейла Райкен становилась его прошлым. Натали Парнелл – будущим. Он хотел было сделать ей предложение сразу, прямо здесь, но все же подумал, что пока рановато.
3
Натали Парнелл представляла собой прелестное чуть курносое юное создание. Недавняя выпускница Вассарского колледжа, она бывала иногда немного застенчива, но непосредственность не мешала ей соблюдать правила хорошего тона, и она умела очаровывать людей, не прилагая больших усилий. Хотя внешне это не всегда было заметно, в ней таилась энергия и напористость. Она точно знала, чего хочет, но ее определенность не раздражала людей, а, скорее, заставляла их стараться ей угодить. Она никогда не ходила вокруг да около, и, если ее манеры казались порой резковатыми, то этот недостаток с лихвой возмещали искренность и открытость. Она явилась, словно вспышка молнии, и вмиг ослепила Джордана Бреннера.
Целый год он добивался ее, но она вела себя, как нимфа, которая не подпускает к себе охотника ближе, чем на шаг. Ко второму курсу юридического факультета он сумел убедить ее, что он и есть тот единственный парень на свете, с которым она может быть счастлива, и Натали влюбилась в него с той же решимостью, с какой делала все остальное.
Незаконнорожденная дочь Франсинн Парнелл, она родилась в небольшом фабричном городишке Перт, к северу от Нью-Йорка. Натали рано поняла, что ее мирок совсем крохотный. Родственников у них не было, так как мать – сирoта, а отец – заезжий молодец, погибший во Вьетнаме. Натали делала попытки узнать хоть что-то о своей родословной, но, порывшись в библиотеках, вскоре поняла бессмысленность подобной затеи. Жил, правда, некогда в их краях Джордж Парнелл, который владел таверной милях в трех от города на старой почтовой дороге. Однажды Натали даже сходила туда, но нашла лишь обгоревшие развалины. В старой вырезке из местной газеты говорилось что-то о возможном поджоге с целью незаконного получения страховки, но для Натали все это означало лишь утрату последней надежды найти единственного родственника.
Целый год он добивался ее, но она вела себя, как нимфа, которая не подпускает к себе охотника ближе, чем на шаг. Ко второму курсу юридического факультета он сумел убедить ее, что он и есть тот единственный парень на свете, с которым она может быть счастлива, и Натали влюбилась в него с той же решимостью, с какой делала все остальное.
Незаконнорожденная дочь Франсинн Парнелл, она родилась в небольшом фабричном городишке Перт, к северу от Нью-Йорка. Натали рано поняла, что ее мирок совсем крохотный. Родственников у них не было, так как мать – сирoта, а отец – заезжий молодец, погибший во Вьетнаме. Натали делала попытки узнать хоть что-то о своей родословной, но, порывшись в библиотеках, вскоре поняла бессмысленность подобной затеи. Жил, правда, некогда в их краях Джордж Парнелл, который владел таверной милях в трех от города на старой почтовой дороге. Однажды Натали даже сходила туда, но нашла лишь обгоревшие развалины. В старой вырезке из местной газеты говорилось что-то о возможном поджоге с целью незаконного получения страховки, но для Натали все это означало лишь утрату последней надежды найти единственного родственника.