Моспан Татьяна. Партия в преферанс

   У Доронькина даже челюсть отвисла от следующего предположения. А откуда он это знает? Это он не нашел, а Колька, выходит, поумнее его оказался.
   В горле мгновенно пересохло. Темная история с поисками клада была не до конца ясна.
   Хрен с ней, с историей! Славик дрожащими руками схватил чайник и стал жадно глотать прямо из горлышка. Главное, что монеты есть! И все-таки, на секунду мелькнуло сомнение, он готов поклясться чем угодно, что совсем недавно денег у Першина не было.
   - Паршиво, ох, паршиво! - Доронькин схватился за голову.
   Значит, эта наркоманка, взяв икону, решила порыться в Колькиных вещах, и обнаружила...
   Славик застонал от невыносимой мысли.
   Мартынова нашла золотые монеты и от радости чуть с ума не сошла. Червонцы стали её добычей, которой не надо было делиться ни с кем.
   Что же он наделал-то а?! Ну, муда-ак! Ну, влип, как последний придурок!
   Он без устали обзывал себя последними словами. Так ему и надо, идиоту! Зачем связался с Ленкой? Хотел ведь сначала сам все провернуть. Сколько раз сидели за картами до этого злосчастного вечера! Ведь знал, знал, что вытащить ключ у пьяного Першина - раз плюнуть, только предварительно надо накачать его, как следует. А за то время, что тот спит, можно было два раза побывать у него на квартире. Не сумел переломить себя. Струсил.
   Доронькин учащенно дышал. Да не струсил, а... Он усиленно массировал грудь в области сердца. Ишь, как заныло, а все считают, что у него и сердца-то вовсе нет.
   Он подключил к делу Мартынову, потому что привык все делать чужими руками. Так спокойнее, безопаснее. Был уверен, эта наркоманка в милицию на него стучать не побежит.
   В милицию, может, и не побежит, зло подумал Славик, только ему от этого пользы никакой.
   Кабы знать!.. Ленка Мартынова после того, как вынесла икону, должна была позвонить ему. Он ждал звонка, но она не звонила. Нервничал, как же он нервничал тогда, теряя над собой контроль! Он уже не знал, что и думать. Понял: произошло непредвиденное и решил действовать на свой страх и риск. Сделал все, чтобы напоить Кольку. Потом, когда тот уснул, вытащил из кармана ключи и поехал к Першину домой.
   - Зачем, зачем?! - Доронькин до боли стиснул зубы.
   Он был взбешен тогда и не отдавал отчета в своих действиях. А ещё был просто пьян. Трезвый, разве отважился бы на такое? Частную машину - это была видавшая виды серая "девятка" - поймал недалеко от дома, за руль собственного автомобиля сесть не решился. Пока был в квартире, шофер, угрюмый мужик лет тридцати, ждал его. Водитель не задавал лишних вопросов, но держал себя настороженно.
   Славик выскочил из подъезда как ошпаренный. Ни Ленки, ни иконы! Он молча плюхнулся в салон и всю обратную дорогу молчал, как пришибленный. Когда расплачивался, заметил внимательный взгляд шофера, но ему уже было на все наплевать.
   Пока отсутствовал, Першин продолжал спать на кухне как убитый. Чужой сон и покой вызвал новый приступ гнева.
   Зачем, зачем он связался с этой ненормальной?! Сейчас, когда вспоминал все это, зубами скрипел.
   - Такой прокол, ну такой прокол...
   Начти сейчас раскручивать историю с исчезновением иконы, ему не отвертеться от уголовщины. Был в квартире Першина? Был. Найти ночного водителя, занимавшегося частным извозом на серой "девятке" - проще простого. Ну и, аля-улю, гони гусей! Мало того, ещё и кражу монет на него навялят.
   А как бы пригодились сейчас Колькины червонцы! Доронькину казалось, что он их уже держит в руках. Тяжелые, теплые, притягивающие к себе, как магнит. Они бы решили многие проблемы.
   Перезаложился он, пошел на авантюру, как при игре в преферанс, и не угадал снос.
   - Знал бы прикуп, жил бы в Сочи!
   Его любимая поговорка, произнесенная вслух, только добавила горечи и уныния.
   Глава 8
   Николай вышел в тамбур, когда поезд стал замедлять ход. Там уже пудрила носик упитанная дамочка в цветастом платье, которое с излишней откровенностью обтягивало сдобные формы. Рядом стояли две увестые сумки.
   - Надеюсь, вы поможете? - кокетливо улыбнулась она, оценивающе взглянув на Першина. - Меня, увы, никто не встречает.
   - Помогу.
   Ничего не оставалось, как, сойдя с поезда, взять в руки чужой багаж и тащить его через весь перрон.
   Николай злился на себя. Ну почему любая женщина, стоит лишь взглянуть на него, мгновенно вычисляет, что им можно командовать, как угодно?
   Такие номера не проходили ни с кем из его знакомых, только с ним. Он вяло сопротивлялся, но выполнял все, что требовали. Правда, иногда неожиданно давал резкий отпор, как было недавно с бывшей женой. Неустойчивый у него характер, за себя может постоять лишь когда совсем допекут.
   "Не надо интеллигентность человека принимать за слабость", - возмутился он однажды. Но именно так все окружающие и поступали, считая его слабым.
   "Кирпичи, что ли, туда наложила? - думал он, едва поспевая за цветастым платьем. - Интересно, если бы не попался олух вроде меня, как бы она тащила свои неподъемные сумищи?"
   Встречающих на перроне оказалось совсем немного. Поезд был ночной, проходной, Николаю лишь в последний момент удалось купить билет.
   На Белорусском вокзале, когда сегодня стоял у кассы, появилось неприятное ощущение, что за ним кто-то следит. Он оглянулся тогда и внимательно осмотрел зал ожидания, но никого из знакомых не заметил. Показалось, подумал он и забыл об этом.
   Три с небольшим часа езды отделяли столицу от провинциального города Гагарин. Раньше городок назывался Гжатск, его переименовали после полета первого космонавта в космос, потому что Юрий Гагарин был родом из этих мест.
   Каких только планов не строили тогда местные жители после звездного часа своего земляка! Все заговорили, что городок на Смоленщине ждет необыкновенное будущее: со всего Союза сюда люди потянутся, да что там, из других стран приезжать начнут!
   Лекторы в сельских клубах, ошалев от смелых предположений, с горящими глазами рисовали это самое светлое будущее. Ох, и зашевелилось тогда местное начальство! Иные прыткие руководители уже в мыслях своих возводили самые смелые проекты. Раньше денег на постройку больницы наскрести не могли, а теперь... Теперь на все дадут, только проси больше, да карман держи шире. Уездных городков на Руси тысячи, а первому космонавту суждено было здесь родиться.
   Гагарин был объявлен всесоюзной студенческой стройкой, и сюда летом стали приезжать стройотряды со всей страны. Аборигены с удивлением смотрели на разгуливающих по улицам негров в цветных шортах.
   - Батюшки мои, - крестились старухи, - идет в сандалиях, ноги волосатые, тьфу, срамота!
   - А портки-то, портки на них какие...
   - Яркий колер, на сарафан бы пустить.
   На местной танцплощадке, расположенной в тенистом парке, стали крутить такую музыку, что у населения шары на лоб лезли. Городская культура перла в массы.
   Большинству жителей на негров и цветные штаны было наплевать. - Лучше бы колбасы столичной привезли, - тихо переговаривались они, - а то в магазинах шаром покати, жрать нечего, а туда же, про культуру все рассуждают.
   Правда, надо отдать должное, кое-какие продукты, с тех пор как бывший Гжатск переименовали, в магазинах все же появились. В основном, их "выбрасывали" в магазины, расположенные в центре, подгадывая к тому времени, когда должна приехать очередная делегация на родину героя.
   С тихой, размеренной жизнью захолустного городка было покончено навсегда.
   Центр города привели в порядок, тогда же выстроили гостиницу "Восток" и кинотеатр "Космос", которые стояли аккурат напротив возведенного памятника первопроходцу. Гости, а также и аборигены часто путали названия. Гагарин скромно стоял на площади и взирал на своих земляков, которые сновали туда-сюда по центральной улице, которая, конечно же, носила его имя.
   Не обошли вниманием и железнодорожную станцию, допотопное сооружение с зальчиком, где стены с жалкими плакатами и неудобные лавки были до того неопрятны и засижены мухами, что пассажаров, маявшихся в ожидании поезда, могла загнать сюда лишь злая непогода. В зальчике всегда скверно пахло.
   Возле знания флегматично жевали свой законный клок сена лошади, хозяева которых то ли встречали, то ли провожали пассажаров. Жизнь текла неторопливо, как и везде в таких городках.
   Станцию перестроили в первую очередь. Как же, врата города, люди едут, а тут такое, прости, Господи, позорище. Лошади с телегами исчезли сами собой.
   На перроне поставили памятник Юрию Гагарину, небольшой бюст на постаменте. Рядом радовали глаз нарядные клумбы, с которых летом милиционер регулярно гонял бездомных собак, пытавшихся устроиться в цветнике на ночлег.
   Словом, повсюду, где только можно, был наведен лоск. Потом энтузиазм стих сам собой. Нью-Васюками Гагарин не стал, и большим амбициям уездного городка не суждено было сбыться.
   В то время, как в самом городе разворачивалась всесоюзная стройка, быт окрестных деревень и сел изменился мало.
   Колька помнил, как они таскались из Ежовки в центральную усадьбу Родоманово и выстаивали там очереди за хлебом. Шли загодя, чтобы купить громадные неподъемные буханки черного, которые почему-то продавали на вес. Выпекали его в местной хлебопекарне, где постоянно что-то ломалось. Магазин никогда не открывали во время. Ребятишки, занявшие очередь, успевали поиграть во все игры, прежде чем появлялась недовольная продавщица и начинала громыхать пудовыми замками.
   - Больше пяти буханок в одни руки не отпускаю, - властно командовала она, окинув взглядом очередь.
   С ней никто не спорил. По пять, так по пять. Для большой семьи этого количества на два дня не хватало.
   Потом той же шумной компанией шли назад, в Ежовку: ребятишки впереди, старухи тащились сзади, рассуждая о жизни.
   - Клуб новый строить собираются.
   - Не клуб, а дом культуры.
   - Лучше бы пекарню отремонтировали...
   Молодежь подшучивала над старухами: эх, темнота, ничего в современной жизни не понимают!
   ...Першин остановился перед зданием станции. Как давно здесь не был! Все новое, незнакомое, совсем не такое, каким запомнил с детства. Еще, бы, столько лет прошло. Он вдыхал незнакомые запахи, словно хотел опять почувствовать себя, как в те далекие годы.
   - Мужчина, ну что же вы! - недовольно окликнула его пассажирка, видя, что он внимательно разглядывает станционное здание. - Нашли на что любоваться.
   - Коля! - раздался откуда-то сзади другой голос.
   Он оглянулся.
   Прямо на него шла стройная женщина в строгом темном костюме с гладко зачесанными волосами. В первый момент он не узнал её, до того чужой и неприступной выглядела направлявшаяся к нему дама.
   - Вы...ты - Вера? - смешался он.
   - Здравствуй, - просто сказала она и суровое выражение лица исчезло. - Я тебя сразу узнала. А это... - Вера вопросительно взглянула на стоявшую тут же попутчицу.
   - Пассажирка с поезда, - дамочка в цветастом платье, оглядев Веру с ног до головы, решительно подхватила свои сумки и зашагала прочь.
   Николай почувствовал неловкость.
   - Не ожидал, что встретишь. Я ведь не сказал, с каким поездом приеду. Как ты догадалась?
   - В это время два поезда идут, а потом до утра ничего нет.
   Николай слушал негромкий спокойный голос уверенного в себе человека. Неужели это та самая Верка, которую помнил маленькой, и как тогда говорил, сопливой девчонкой? Дочь тети Любы была на три или четыре года моложе его.
   Стоящая перед ним взрослая женщина ничем не напоминала маленькую скуластенькую Верочку. Не походила она сейчас и на ту молодую женщину, скованную и пугливую, которая приезжала к ним в гости вместе с Любовью Ивановной. Та Вера смотрела так, точно ожидала от него какой-то гадости или подвоха. Эта, появившаяся на ночном перроне, держалась совершенно по-другому.
   - Вот я бы тебя точно не узнал, - невольно вырвалось у него.
   - Пойдем, время позднее, автобусы редко ходят.
   Им повезло, ждать пришлось совсем недолго.
   В неярко освещенном салоне автобуса Першин видел лицо Веры. Правильный овал, глаза, при разговоре смотрящие прямо на собеседника, и не допускающие при этом ни тени кокетства, ни малейшего намека на возможный флирт. Никаких украшений, лишь в ушах маленькие сережки-капельки, которые нежно прикасались к открытой стройной шее. Светло-русые волосы были стянуты в тугой пучок на затылке. Молодая женщина ничем не напоминала Николаю тех женщин, с которыми доводилось общаться. И дело было не только в манере вести себя.
   "А, - догадался он, - она совершенно не пользуется косметикой".
   Он тут же выругал себя. Нашел, о чем думать! У человека мать в тяжелом состоянии, а он...
   - Так тетя Люба?
   - Плохо. - Вера сжала пересохшие губы. - Очень плохо. Заведующая отделением моя приятельница, а так бы в больнице держать не стали. У неё рак неоперабельный. Колют обезболивающее.
   Вера замолчала и отвернулась к темному окну. Першин стал смотреть туда же. Они проезжали кое-где освещенные улицы, он не узнавал здесь ни одного здания.
   - Город сильно изменился с тех пор, как ты здесь был, - угадала его мысли Вера.
   Она повернулась к нему, и Николай увидел в глазах слезы. Насколько помнил, кроме матери у неё не было близких родственников. Захотелось утешить, приободрить или поговорить на отвлекающую тему.
   - Помнишь, как на день молодежи мы приезжали сюда с моей мамой и качались на качелях? - спросил он.
   - Да, у меня тогда ещё голова закружилась, и тебе попало от Тамары Александровны.
   - А потом мы сидели на берегу речки Гжати, ели вкусные бутерброды и бросали хлеб уткам. Речка ещё жива?
   - Да, весной в некоторых местах так разливается, что купаться можно.
   - Еще помню, как посещали краеведческий музей. Он тоже цел?
   Вера молча кивнула. До самой остановки она больше не произнесла ни слова.
   - Нам выходить, - она тронула Николая за рукав.
   Они очутились на улице, где не горел ни один фонарь. По обеим сторонам дороги стояли частные дома. В некоторых ещё светились одно-два окошка, но большинство было погружено во тьму. Кое-где от скуки перебрехивались собаки.
   - Это что, окраина города?
   - Почти.
   - Сроду бы в такой кромешной тьме дом не нашел.
   - Поэтому я тебя и встретила. Осторожно, иди за мной, сейчас канава будет. - Вера вытащила из сумки фонарик и стала светить под ноги.
   - И не страшно, когда одна ночью ходишь?
   - А что делать? До дому добираться как-то надо. Летом ещё ничего, а вот зимой, когда темнеет рано, бывает неприятно. Но волков у нас вроде нет, а собаки на людей не кидаются.
   - Хоть бы фонарь где повесили.
   - Какой фонарь, о чем ты говоришь! У нас даже городской транспорт не ходит, денег нет.
   - На чем же сейчас мы ехали?
   - На автобусе дальнего следования. Ночью он сажает городских пассажаров.
   - Что, серьезно? - изумился Николай. - И это на родине первого космонавта! Тогда вам надо гужевой транспорт осваивать. Не пешком же ходить!
   - Уже осваивают. На нашей улице в двух домах лошадей держут
   Николай, как ни остерегался, съехал в лужу.
   - А, черт! - выругался он, останавливаясь, чтобы вылить грязь из ботинка.
   Разбуженная его выкриком, тут же залаяла собака, ей ответила другая, и пошло, и поехало...
   К дому они приблизились в сопровождении злобного лая.
   Едва открыли калитку, из будки, гремя цепью, вылез пес и тоже залаял.
   - Тихо, Малыш, замолчи! - прикрикнула на псину Вера. - Ты ещё тут будешь...
   Собака послушно скрылась в будке.
   Не такой уж он и малыш, отметил Першин. Пес с бело-рыжими пятнами на груди и закрученным в кольцо хвостом больше всего напоминал средних размеров лайку.
   - На лайку похож.
   - Лайка и есть. Мне его родители одного ученика подарили, когда к нам в сад лазить стали. Своих не тронет, а появись кто чужой, может цапнуть. Умная собака. Без дела не лает, как другие.
   Едва Николай вошел в дом, повеяло знакомыми с детства и давно позабытыми запахами.
   - Хорошо-то как, - невольно вырвалось у него.
   Домик состоял из двух комнат, кухни и веранды. Кругом царил идеальный порядок. Букет разноцветных астр на круглом столе со скатерью смотрелся весело и нарядно. Рядом лежала стопка ученических тетрадей.
   - Ты где преподаешь?
   - В средней школе. Учительница русского и литературы в старших классах.
   - Я так и подумал.
   - Почему?
   - Не знаю. На математичку ты не похожа.
   Вера улыбнулась. Николай первый раз увидел, как она улыбается. Ее строгое лицо будто тронул кистью умелый художник. Оно преобразилось и удивительно поророшело.
   - А почему в августе - и тетради? - удивился он.
   - Веду факультатив, готовимся к занятиям. Сейчас такая сложная программа, вот родители и попросили позаниматься с выпускным классом. У тебя тоже аллергия на тетради?
   - Нет, - удивился от вопросу. - Почему спрашиваешь?
   - Мой бывший муженек видеть их не мог. Говорил, что они у него все время стоят перед глазами вместо завтрака, обеда и ужина.
   Николай осматривал небогато обставленную комнату, куда привела его хозяйка. Сервант с посудой, почти такой же, как и в комнате его матери, книжный шкаф, полки, зеркало, диван, заправленный клетчатым пледом. В углу висела икона с лампадкой.
   - Здесь тебе постелю, - Вера положила на диван стопку белья.
   Он остановил её.
   - А можно я на веранде посплю? Там топчан есть.
   - Как хочешь, - удивилась Вера. - Только Малыш лает иногда, может побеспокоить.
   - Ничего.
   После ужина, от которого Николай всячески отказывался, но в конце концов пришлось подчиниться, он лежал на топчане в чужом доме и не мог заснуть.
   Удивительно приятный запах распространялся вокруг. Что это? Приподнявшись на локте, пытался определить, откуда исходит такой пьянящий аромат и не мог.
   - Здорово, - прошептал он и закрыл глаза.
   Нежный запах настраивал на лирический лад, успокаивал и убаюкивал. За последние дни произошло столько разных событий... Завтра предстояла встреча с тетей Любой, ради которой и приехал сюда.
   На улице в своей будке гремел цепью полусонный Малыш, время от времени взлаивали другие собами, где-то загорланил петух, потом ещё один, - под эти непривычные звуки Николай провалился в сон.
   Проснулся оттого, что кто-то негромко приговаривал совсем рядом:
   - Цыпа, цыпа, цыпа...
   Николай потянулся всем телом и почувствовал, что в углу постели находится что-то теплое и живое. Он открыл глаза. В ногах лежал трехцветный клубок, который вдруг зашевелился, потревоженный его движением, поднял голову и оказался хорошенькой кошечкой с зелеными глазами.
   - Иди ко мне, - позвал Николай.
   Кошечка, помедлив секунду, словно хотела удостовериться в добрых намерениях, доверчиво двинулась к нему, грациозно ступая по одеялу. Во сне он тоже чувствовал, как кто-то ласково касается его, стараясь не разбудить. Он думал, что это происходило во сне.
   - Не дают тебе поспать, - появившаяся Вера смотрела, как Николай гладит кошечку. - Ее Дусей зовут, очень своенравная скотинка. Странно, что она к тебе на руки идет, обычно никого из чужих не подпускает, дичится всех.
   Вера держала в руках миску со свежими яйцами.
   - О, - улыбнулся Першин, - я смотрю, у вас настоящее натуральное хозяйство.
   - Да какое хозяйство, - отмахнулась Вера. - Пять куриц, одна из которых совсем квелая, петух и кошка с собакой. Поросенка давно не держим, я в школе занята, а мама болеет.
   Николай, принюхиваясь, крутил головой. Вчерашнего ночного запаха не чувствовалось вовсе.
   - Скажи, пожалуйста, вчера, когда засыпал, чем-то сногсшибательно пахло. Или мне показалось?
   - Маттиолой, наверное, это цветок такой, распускается на ночь глядя и благоухает. Сам неприметный, а аромат на всю округу. Его ещё ночной фиалкой называют. Я его каждый год сажаю.
   - Точно, фиалкой и пахло!
   Дуська, уютно угнездившись у Николая на руках, оглушительно мурлыкала.
   - Надо же, кошечка маленькая, а голосище... - удивился он.
   - Скоро завтракать будем.
   Дуська, приняв эти слова на свой счет, спрыгнула на пол и, независимо задрав хвост, направилась вслед за Верой на кухню.
   Утренняя улица, по которой Николай шел вместе с Верой, отличалась от улицы ночной. Почти у каждой калитки рылись в траве куры, охраняемые бдительным петухом, носились на велосипедах пацаны, возле огромной кучи песка, сваленной у недостроенного дома, сидела пара малышей и с упоением возводила из песка замысловатое сооружение. В палисадниках красовались цветы.
   - Сколько золотых шаров! - улыбнулся Николай. Ему всегда нравились эти цветы.
   - Да, распустились. Скоро осень. У нас золотые шары за цветы не считают, везде растут как сорняк, а я люблю.
   - Я тоже, - сказал Николай.
   Когда выходили из дома, он заметил, что у Пчелкиных в палисаднике тоже росли золотые шары.
   Все, кто встречался по пути, здоровались с Верой и с Николаем.
   - Здравствуйте, здравствуйте, - отвечала она.
   Кое-кто называл её по отчеству - Владимировной.
   - Родители моих учеников, - пояснила она.
   Лишь однажды Вера насупилась, когда её остановила неряшливого вида расплывшаяся бабенка неопределенного возраста с хитрыми глазами. Черты её лица Николаю смутно кого-то напоминали.
   - Как здоровье тетки Любы? - весело спросила она, впившись глазами в Першина. - Никак, гости у тебя?
   - Гости. Здоровье мамы без изменений.
   Бабенка была не прочь ещё поболтать, но Вера не поддержала её.
   - В больницу опаздываем, - сказала она.
   Шагая вслед за Верой Николай чувствовал чужой взгляд на собственном затылке.
   - Неприятная женщина.
   - А ты не узнал ее? - остановилась Вера.
   - Нет. А кто это?
   - Екатерина Доронькина, двоюродная сестра твоего приятеля Славика. Разве ты не помнишь ее?
   - Катя Доронькина? Катька?! - он едва удержался, чтобы не оглянуться и не посмотреть вслед. - Удивительно! Она была такая хорошенькая. Года на три постарше нас со Славиком.
   - Правильно. Ей сейчас сорок шесть, - подтвердила Вера. Числится на "Динамике".
   - Почему числится?
   - Завод большую часть времени не работает, люди пристраиваются, где кто может. Катерина тоже, сейчас, кажется, в уборщицы подалась, надо же как-то жить.
   - Я был влюблен в неё в детстве. Никогда бы не подумал, что красавица Катерина превратится в такую... такую тетку. Она давно в этих краях живет?
   - Да. Они через год после нас здесь с матерью поселились. Хибарку купили, потом лет пятнадцать её достраивали. Доронькины разъехались кто куда. Сама бабка Варя сначала к старшему сыну Василию в центральную усадьбу Родоманово подалась, потом, разругавшись с невесткой, здесь жить попробовала, у дочери, но тоже не ужилась. Просилась к Лидии в Москву, но та её не взяла. Так и моталась старуха до самой смерти между Родомановым и Гагариным.
   - Славик никогда ничего про это не рассказывал.
   Вера ещё больше насупилась, хотела что-то добавить, но сдержала себя, промолчала.
   - А со Славиком ты по-прежнему дружишь? - вдруг спросила она.
   - Виделись недавно, - неохотно отозвался Першин.
   После встречи с Екатериной Доронькиной безмятежное настроение, навеянное нехитрым деревенским бытом провинциального городка испарилось, как дым. Зудяще и выматывающе стал побаливать правый висок. Впереди была встреча с тетей Любой. Что-то она скажет сегодня Першину?..
   Любовь Ивановна лежала в крошечной палате одна.
   Николай с трудом узнал в этой маленькой ссохшейся женщине полнокровную тетю Любу. Сквозь редкие седые волосы просвечивала кожа. Дышала больная неровно, словно внутри неё работал неисправный механизм. У противоположной стены стояла ещё одна кровать. Она была пустая.
   Вера, обняв мать, перевела взгляд на незанятую койку.
   - Ночью... вынесли, - хрипло вымолвила тетя Люба.
   Вера все поняла правильно и отвернулась: умерла, значит, соседка. Скоро и мать...
   Любовь Ивановна, видя, как Николай выгружает из авоськи апельсины, покачала головой.
   - Нельзя мне цитрусовые. Верочка, почему ты не сказала?
   - Я говорила, только он не послушался.
   - Посади меня повыше, - попросила Любовь Ивановна дочь.
   Николай бросился помогать Вере. Вдвоем они легко приподняли невесомое тело больной и усадили на подушки. Он почувствовал, что руки Веры дрожали.
   - А теперь оставь нас вдвоем, - приказала Любовь Ивановна.
   Вера послушно вышла из палаты, но перед этим тихо шепнула Николаю:
   - Только недолго, она сознание может потерять от перутомления.
   Першин смотрел на тонкие пожелтевшие руки тети Любы, безжизненно лежавшие поверх одеяла. Глазами старой больной женщины на него смотрела сама смерть.
   - Сядь поближе, я кричать не могу.
   Он придвинул стул ближе к постели.
   - Давно Тамаре говорила, не послушалась меня, теперь вот помереть не могу спокойно, пока её волю не выполню. Тогда, на Выселках, ты нашел монеты, начала говорить она. - Тринадцать штук. Тамара никому про это не сказала, только мне и тете Мане, твоей бабушке. Как же мать испугалась за тебя, сколько по врачам ходила, один Бог знает! Чего только не наслушалась от них! Сначала не хотела брать те монеты, говорила, нельзя, грех. А потом... Денег-то сколько на врачей извела!
   Тетя Люба закашлялась, хрипло, с надрывом. Николай вскочил, хотел позвать кинуться за Верой, но больная остановила его.
   - Подожди. Скажу сначала...
   Она закрыла глаза и несколько минут лежала молча, словно собиралась с силами.
   - Потом ей все-таки пришлось обменять часть золотых на деньги. Лечить тебя надо было.
   - Знаю, - тихо сказал Николай.
   - Ты нашел монеты? - взгляд Любови Ивановны уперся в него.