Секунду Шурка стоял столбом, глядя ей вслед. Что-то ему показалось…
Догнал девушку уже через десяток шагов, грубовато схватил за руку и повернул к себе. Та устало глянула на него, тяжело подняв веки.
— Аня? — сами проговорили губы. — Аня… Я действительно тебя не узнал. Отвлёкся…
Девушка слабо улыбнулась:
— Уже не важно…
— Подожди, подожди, — торопясь, проговорил Шурка. — Что-то… Я не делал вид… Просто… Вот уж не ожидал кого увидеть! Я знаю, что это ты, но…
Аня молча наблюдала за борьбой на его лице, не делая попыток уйти. Но помочь она тоже, как видно, не собиралась. Шурка еще что-то бормотал, уже не слыша сам себя, и всё напряженнее всматривался в её глаза. Боль её, казалось, стала проникать в его душу. Медленно, мучительно, тяжко начало проступать почти забытое. Нет, не забытое! Убранное. В угол. В кладовку. В «тёмную комнату».
Аня.
Тогда у неё были длинные волосы. Именно их отсутствие ныне сбило его.
В памяти отчего-то они отложились золотистыми. Длинные, очень длинные. Тогда, когда она как-то распустила косу…
Вот только потом эта нелепая ссора в Парке Культуры. Господи, теперь уже и причину не вспомнить! А это уже весна, за ней — выпуск, призыв, училище, новая жизнь, новые дела. И саратовские девчонки…
Всё это промелькнуло у него в голове в одну секунду.
— Аня!
Какой-то мужичок досадливо толкнул Шурку, чтобы не загораживал дороги. Тот глянул на него, не заметив.
— Аня…
Что было потом? Обрывки.
Солнце, как желтый мячик. Небо. Серая вода Москва-реки.
«Поехали в Парк Культуры?»
«Для чего?»
«А знаешь, я потом пытался догнать тебя. Обежал все тропки. Как ты умудрилась так быстро уйти?»
«Мне было плохо».
«А я обиделся. Дурак».
Май, солнце, лужи на асфальте.
«Тогда тоже был май».
«Не вспоминай больше об этом».
Эх, люди, ничего-то вы не знаете! Волнуетесь, спешите куда-то, бежите за трамваями. Хотите, одарю всех своей радостью?
Губы не хотят слушаться, расползаются в глупую улыбку.
«Давай не поедем туда».
«Почему?»
«Не хочу. Там было плохо тогда».
«Мы встанем на том же месте и проклянём его».
«Поздно. Столько времени…»
«Мы можем вернуться. И начать снова».
«Там закрыто. Война».
«Да. Мне завтра на фронт…»
«Уже завтра?»
«Да».
«Идём», — проговорила она.
Зарывшийся в зелени домик. Нависающие над ним купола какой-то церкви…
«Соседей нет. На заводе».
«А ты?»
Глупо спросил.
Она пожала плечами. Он не видел, но почувствовал этот жест.
«До завтра свободна».
Сердце Шурки забилось. Это значит…
Анна затаённо улыбалась, глядя на него.
Шурка взял её за руку. Или она сама протянула — он уже не соображал. Тёплая ладошка легла ему на глаза.
Всё замерло.
«Ань», — глухо позвал он.
«Ты нашёл, наконец, что сказать мне?» — отозвалась она.
Пауза.
«Я помнил. Всё это время. Просто спрятал».
«Ты помнил — что?»
«Ты не вернёшься, сказала ты тогда».
«Но мы с тобою увидимся, сказала я тогда тоже».
«Да. Ты сказала так…»
Она сняла ладонь с его глаз.
«Я побежал тогда за тобой. Я быстро остыл. И побежал искать тебя. Но не нашёл. Хотел подойти на следующий день. Но подумал, что так лучше. У меня уже повестка была…»
Её ладошка погладила его по щеке.
«Закрой глаза».
Слышно было как она встала. Затем послышался шорох платья. Сердце Шурки замерло. Несколько невероятно долгих секунд он выдерживал характер, но потом глаза открылись сами.
Она стояла на фоне окна, отстёгивая чулок от какой-то своей женской штучки. Больше на ней ничего не было. И это было так огромно, немыслимо и прекрасно, что он едва не заплакал.
Она положила руки ему на плечи.
«Мы не могли с тобою не увидеться. Мы с тобою всегда видимся перед…»
Казалось, она оборвала себя.
«Мы скоро увидимся», — сказала она после паузы.
Шурка не успел удивиться. Его губы уже оказались в жарком кольце. И слов больше не было.
Только пузатый купол церкви в окне потихоньку погружался в сиреневую тьму…
К тому времени я уже владел различными психотехниками, научилcя внимательно ловить как собственные ощущения, так и незаметные сигналы того, что можно считать контактами с мыслесферой Земли.
Тем не менее, того, о чём рассказывали контактёры, не было. Не выходили со мной на связь пришельцы, не давали информацию со звезды Тэта Лебедя, никто не звал в Шамбалу. Так что вполне законный скепсис старшекурсника — а нам ведь всем на последних курсах вуза кажется, что мир, хоть и велик, но постигаем, и мы есть главное орудие этого постижения — этот скепсис у меня был развит весьма и весьма. Несмотря на то, что не реже раза в месяц по-прежнему удавались путешествия по граням реальностей.
Но когда ты психолог, хоть раз прошедший практику с настоящими шизофрениками, то прекрасно знаешь, сколь часто эти самые пришельцы оказываются всего лишь следствиями органического поражения сознания.
Как впечатляла, например, меня та девушка, с которой я занимался в больнице на улице 8-го марта! У нее были совершенно связные, четкие, абсолютно реальные ощущения от жизни в параллельном мире. Она могла запросто ехать на электричке из своего Серпухова, и внезапно оказаться вместе с электричкой посреди пустыни. Причем даже не земной, а, как она рассказывала, марсианской, с красными песками, необычными переливающимися растениями на горизонте, с тёмно-фиолетовым небом.
И в электричке всё преобразовывалось. Самое удивительное: пассажиры не меняли своих мест, не меняли и занятий. Вот только обликом они становились другими, превращаясь в неких монстров, не похожих ни на что земное. На динозавров? — спрашивал я её. Нет! — уверенно отвечала она. — Динозавров я знаю, видела тоже. Это другие, не наши.
Не наши…
Переходы её из мира в мир совершались с удивительной лёгкостью. Поначалу, когда я ещё не добился её доверия, она пыталась скрывать свои видения, утверждая, что ничего не было или — просто спала. Разговорить больную было очень тяжело — уж слишком жестоко «гоняли» её после таких переходов. Буйной она не была, но когда движения становились неосознанными, когда она словно ловила кого-то перед собой, персонал от греха подальше накачивал её препаратами, тормозящими работу мозга.
Впрочем, девушку — молодая, даже красивая, а уже больная, жалко! — лечили психотропами постоянно, ставя целью уже не вырвать мозг из параллельного «мира» шизофрении, а просто — не дать тому «миру» захватить всё её сознание. Что, в общем, удавалось — ибо сознание её бывало временами едва ли не полностью отключено. Атипичных антипсихотиков тогда ещё практически не было, и беднягу лечили всяческими нейролептиками со всей решимостью старой, но недоброй советской системы.
Мне было жалко эту девушку, тем более, что я вполне разделял если не позицию, то озабоченность Рональда Лэнга в его «Расколотом „Я“» : поведение пациента можно рассмотреть по крайней мере двумя способами. Можно смотреть как на признаки болезни, а можно — как на выражение его экзистенции.
Но я, студент на практике, ничего не мог поделать. Просто старался, чтобы в моё дежурство девушке приходилось полегче. Она это видела. И постепенно, как это пишут в романах, её сердце открывалось передо мной.
Ничего оно, конечно, не открывалось. Но если перед местными ординаторами и врачами она откровенничать боялась, вполне резонно опасаясь, что её рассказы примут за очередную кататоно-галлюцинаторную симптоматику, то мне свои видения описывала.
Да, поначалу это завораживало. Картины были именно связными, по-своему логичными, почти непротиворечивыми. Так что одно время я всерьёз пытался вытащить из-под наслоений фантастических картин зёрна неизвестных реалий. В конце концов, кто-то — кто-то! как мне казалось, — там, на другой стороне границы, которую представляло собой её сознание, интересовался мной. Анализировал мои вопросы, передавал пациентке вопросы ко мне. Причём говорила она, находясь по эту сторону, то есть в здравом — ну, или почти здравом — уме. То есть, похоже было, что она передавала мне эти вопросы от Нечто!
Уже казалось, что пусть я лично не умею, не могу, не допущен вступить в контакт с информационной Вселенной — но я смогу сделать это через мою пациентку.
Только один червячок исподволь точил этот оптимизм.
Картины жизни на «той стороне» были именно лишь почти непротиворечивы. Почти. Почему бы монстрам действительно не кататься на электричке по своим красным пустыням? Да, но!
Да, но вот почему они, скажем, играют при этом в карты совершенно земные? Бубы, трефы, черви… Монстры не могут играть в «дурака», это противоречит всей логике допущения многообразности миров и множественности измерений. Воля ваша, пусть эти миры достижимы — благодаря ли наркосодержащим веществам, псилоцибированным грибам, сосредоточению сознания, шизофреническим видениям или психоэнергетическим техникам. Пусть! Мы не будем спорить, существуют ли эти миры. Мы примем их существование как данность.
Но в них не могут быть наши, здешние, земные игральные карты! Пусть инопланетяне способны ездить на автомобилях, похожих на наши, и у них есть свои гаишники — но у их «гаишников» не могут быть написаны по-русски буквы «ДПС» на спине!
Следовательно — а пациентка настаивала именно на подобных деталях, — видения её не были контактными. Это были картины по-своему замечательные, по-своему связные и логичные — да. Но детали, выбивающиеся из этой логики, говорили всего лишь о внутреннем характере этих видений. Это не было контактом с другим миром или другими мирами. Это действительно была всего лишь работа больного мозга!
Ах, какое это было разочарование! Как не хотелось постепенно поникать и в конце концов сдаваться перед неумолимостью обычного научного и беспристрастного анализа! Собственно, я и не имел права изначально верить во все эти её контакты, пройдя почти пять лет психфака.
Но уж очень хотелось! И тогда я решился на страшное.
Сон — вообще странное, непостижимое явление сознания. Хотя бы потому, что он действительно иногда становится вещим. Есть документально зафиксированные видения-предсказания.
Например, в 1812 году супруге генерала Александра Тучкова Маргарите приснилось, что над её головой висит рамка, и в ней кровавыми буквами по-французски написано: «Твоя судьба решится в Бородине». «Где находится Бородино? Тебя убьют в Бородине!» — бросилась она к мужу.
А вскоре Тучков уехал на войну, где всё и сбылось. Генерал погиб со знаменем в руках, возглавляя безнадёжную, но необходимую контр-атаку…
На факультете, где я учился, большое внимание уделялось Фрейду. Ну, понятно, классик, блестящий психоаналитик, открывший, по сути, физиологию психологии. Так вот, Фрейд полагал, что мы видим в снах свои подавленные желания. Не имея возможности исполниться наяву, они «сбываются» на уровне подсознания, но зачастую символически.
Только это тоже — упрощение. Как и у Юнга, который считал, что функция снов заключается в попытке восстановить целостное психическое равновесие человека. Да, конечно, значительная часть снов — отсверки неврозов, поселившихся в душе. Но не все. Настолько не все, что необходимо искать какую-то новую, более общую теорию, куда укладывались бы все известные наблюдения.
И я обратил тогда внимание на гипотезу торсионной Вселенной. Даже постарался изучить высшую математику в том объёме, чтобы понимать формулы и логику доказательств.
Основной тезис этой теории сводился к тому, что наличествует объективная реальность, в которой нет… материи!
Для понимания механизма этой связи я специально посетил несколько семинаров в Бауманке.
Оказалось, всё не очень сложно. Электрон в атоме можно представить волчком или мячиком, вертящимся вокруг своей оси. Импульс такого собственного вращения называется спином. Электрон способен, как спутник, переходить с орбиты на орбиту. А разве спин при этом переходе может оставаться постоянным? Нет, он тоже меняется в соответствии с законом сохранения энергии. А коли он меняется — значит, обязан генерировать волны в пространство. Вот эти волны и получаются оторванными от материи — ведь генерирует их даже не электрон, а процесс, связанный с ним. Но поскольку они несут сведения об этом процессе, то, получается, несут они информацию.
А вращается во Вселенной всё. В том числе и наше тело. Которое на микроуровне — набор гироскопчиков, волчков в виде элементарных частиц, набор уложенных в разные структуры вихриков, вращающихся в пустоте атомных комочков. Наше сознание в конечном итоге тоже помещается в системе частиц, из которых состоит мозг. Наше общество, в свою очередь, можно описать как набор крутящихся в поисках лучшей жизни индивидуумов. А под нами вращается планета. Планета крутится вокруг Солнца. А Солнечная система вращается в Галактике, а Галактика — во Вселенной. И ещё и само пространство закручивается…
Так что же получается? Мы с нашими элементарными вихриками в головах — не изолированные системы мыслей и образов, которые однажды помрут и завещают всё, чем жили, червям и жукам. А настоящие приёмники-передатчики информационных взаимодействий Вселенной. И каждый мозг является, таким образом, частью, клеткой, нейроном Мирового Разума. И пусть мы, как человечество, ещё, похоже, не внесли своей абонентской платы, и не подключены по-настоящему к этому необозримому «интернету»… но если кто-то одарён способностью вводить свой мозг в резонанс с Вселенной — то вот тебе и гениальные озарения, и экстрасенсорные способности, и природа многих чудес и сверхъестественных явлений!
Скажем, вся кастанедовщина — если она не густо замешанное шарлатанство — получает внятное объяснение. Раньше это звучало как? Изловил индейца-наркомана, наелся с ним на пару ядовитых грибов, расслабился — и нырнул в астрал! А там — всякие неорганические существа, масса чудных миров, видение своего прошлого и будущего… Теперь же грибы и прочие психоделические снадобья, включая и тормознутых индейцев, становятся всего лишь инструментами для входа в «интернет» Вселенной.
А от этой информационной Вселенной — один шаг до так называемых управляемых сновидений.
Засыпая, мы обычно не можем зафиксировать свое сознание вот в этой самой точке перехода. В этой сумеречной зоне. Не умеем. Но если попробовать — можно увидеть, почувствовать весьма необычные явления. Поначалу — странную вязкую тьму, тяжелую, но в то же время дающую ощущение покоя, комфорта и защищенности. А затем, если ещё задержаться на этой стадии — проще всего называть её «полусном» — то можно путешествовать буквально по граням миров!
Как к этому относиться — дело принципа. Кто-то упрямо отвергает всё, что выходит за грань восприятия пятью традиционными чувствами. Кто-то сводит всё к религиозным озарениям. Кто-то вообще ищет в этих, «полусумеречных» пространствах иные вселенные…
Я — практик. Потому для себя я сформулировал просто: состояние изменённого осознания есть иная форма восприятия окружающего нас мира. Тренировка умения входить в такое состояние — для меня необходимый профессиональный инструмент. Позволяющий выходить на тонкие границы между энергетическими континуумами.
Два часа ночи. В ординаторской тихо. Дежурная сестра дремлет этажом ниже…
Я прилёг на кушетку, думая, в общем, просто подремать.
Возможно, впрочем, что это как раз и помогло — внутренний диалог, который больше всего мешает в таких случаях, тоже приготовился прикорнуть. И я… вышел.
Намеченная программа включилась автоматически. Я отыскал палату той своей симпатичной шизофренички и подошёл к ней. Она спала, но видно было, что беспокойно. Это было на руку — что-то она видит, и сейчас я в её видения, наконец, войду сам!
…Не помню, просто не помню перехода. Вроде смутного полёта через облака. Но, возможно, я это себе сам внушил.
А дальше — нагромождения образов. Крутящихся, распадающихся, собирающихся снова, перетекающих один в другой. Как калейдоскоп. Только не из кусочков стекла узоры образующий, а из домов и людей, из камней и столбов, из совершенно непонятных, но кажущихся вещественными объёмов и непонятных деталей непонятных машин.
Голова шла кругом, но меня держала одна цель: я должен был сам увидеть хоть одно из тех связных видений пациентки, пусть с чудовищами-картёжниками, — о которых она так детально рассказывала. И самому понять раз и навсегда: что там от Контакта, а что — от обычного раздвоения сознания.
Не знаю, сколько это длилось, пока я отсеивал ненужное, постепенно приближаясь к базовым центрам этих видений. Ни долго, ни коротко — так казалось.
Но потом, наконец, контакт появился скачком. Всё просветлело, а по центру зрения начало приближаться что-то подвижное, переходящее из формы в форму. На облако похожее. Пока мы сближались, «облако» всё более затвердевало в своих формах… точнее, приобретая форму. И это был действительно монстр!
Нет, она права, пациентка: и на самом деле — не динозавр. Что-то, явно не продиктованное, не рождённое земным разумом. По крайней мере, нормальным разумом, который оперирует информацией, полученной из жизненного опыта человека или из книг и прочих земных информационных источников.
Но ещё ничего не доказывало, что монстр — не порождение земного безумия.
Мне нужен был контакт с ним. Лишь тогда я смогу убедиться сам, чем именно он — и, значит, и прочие явления шизофренического разума являются.
Но монстр никак не хотел вступать в контакт. Казалось, он не желает замечать меня — хотя я откуда-то знал, что он меня видит.
Я был, однако, упрям. Я так и сяк пытался проникнуть в его нутро, в его сознание или то, что оное заменяет у таких существ.
Долго ничего не удавалось… пока, наконец, не вспыхнуло секундное ощущение опасности… — и монстр взглянул на меня…
Да, именно в это мгновение я понял, что смерть имеет много уровней.
Та, что понималась из взгляда этого существа, была окончательной. Я это знал твёрдо.
И… не мог от неё оторваться. Она манила меня и втягивала, всасывала в себя… в черноту этого безмолвного и бесконечного взгляда…
«Наконец-то, — не прозвучало, но как-то появилось в моём сознании. — Наконец-то ты пришёл сам, мой любимый… Наконец-то ты пришёл живым…»
— А где этот источник? Каков он, что это?
— В каждом человеке есть такой энергетический генератор. В восточной терминологии его называют чакровым механизмом. Можно это называть по-христиански — душой… Словом, это религиозные тонкости, они ни к чему. Это лишь термины для обозначения одного и того же явления. Для нормального человека вполне достаточно понимания того, что у него есть этот самый генератор, и он создаёт потоки этих тонких энергий. То есть электромагнитные вибрации на частотах, которые не воспринимают пока современные приборы.
Но бывают отдельные люди, которые либо с помощью этих сил, которые вкладывают в человека способности для восприятия, либо ещё по каким-то причинам получают возможность контакта. Либо — тоже мыслимо — при определённых условиях на энергии информации возникает что-то вроде понижающего трансформатора. И тогда она воспринимается.
Опять же, это тоже легко увидеть на примерах, которые уже даёт современная цивилизация. Деревяшка, скажем, считать не умеет. Но поскольку два плюс два будет четыре и для человека, и для Бога, то были изобретены счеты. Они — сильнее Бога, потому что материя и стоит, в частности, на механизме, где два плюс два — всегда четыре.
И песок считать не умеет. Но обнаружилось, что при определенной системе подачи электрического сигнала на кристаллическую решетку кремния она этот сигнал видоизменяет. Что позволило изобрести, в конечном итоге, компьютер.
Возможно, и человек — такое же чьё-то изобретение.
— Что-то я запутался. Мы начали с того, что над человеком и вне человека существует некий информационный континуум, который от людей же запитывается информацией, но и сам в состоянии порождать нетривиальные сущности. Теперь же получается, что эти сущности порождаются самими людьми, обладающими способностью контактировать с этим континуумом? И с другой стороны, эти сущности спускаются к людям, контролируют их, даже творят? Не кусает ли змея сама себя за хвост?
— Здесь надо подойти к такому понятию как «эгрегор». Определённая общая мысль некоей массы людей приобретает повышенный энергоинформационный потенциал и там, наверху. Получается некая их общая локальная мыслесфера, в которой собраны и сочетаются записи похожих энергетических вибраций. По соответствию она может резонансно возбуждаться. И вот эту возбуждённую коллективную мыслесущность можно назвать эгрегором. Есть эгрегоры планеты, государства, партии, семьи, работы, любителей кофе… И в отличие от обычных инфоволновых структур как остатков и отражений мыслей и дел, эти энергоинформационные «колхозы» приобретают определённую структурность, иерархичность, волю и притягательность. И энергоинформационный контакт между людьми и их же мыслесферой перестаёт быть разрозненным и потому не ощутимым, а становится канализованным. А значит, ощутимым и здесь, внизу. Так подчас словно из ничего возникают массовые движения, идеологии, даже психозы. Змея не кусает сама себя за хвост. Она вообще не змея. Она — резонанс. Появляющийся и исчезающий по каким-то ещё неведомым нам законам.
— Эгрегоры — разумны?
— Скажем так: они живые. Несмотря на свою информационную, то есть нематериальную, природу. Собранная из миллионов информационных вих-риков сущность, эгрегор становится подобен многоклеточному существу. Это сложнейшая энергоинформационная структура, задача которой равна задаче любого живого существа — выживание и размножение. Эгрегор набирается энергии не только у своих биологических ипостасей внизу, но и отбирая её у других — и прежде всего у других эгрегоров. Потому так изменчиво информационное, идейное, интеллектуальное поле человечества.
Эгрегор воюет с другими такими же сущностями, потому что по закону природы вынужден распространяться, а значит — всё большее количество людей заинтересовать, увлечь и покорить своей информацией, присоединив, таким образом, к себе. Отсюда — религии и конкуренция между ними. Эгрегоры заинтересованы в любви людей к себе. Ведь такая энергетическая посылка, как молитва, подпитывает их. А в ответ на наиболее мощные «посылки» нередко устанавливается обратная связь. Вот они, эти озарения, видения, эти общения с духами и богами.
Но можно сказать и большее. Иные «посылки» бывают такими мощными, что, появившись в континууме, сами вдруг становятся эгрегорами. Например, когда этот энергоинформационный сгусток, что отправился отсюда, сравним, а то и сильнее энергетики того эгрегора, которому послан. И тогда мы встречаемся с феноменом не коллективной, а индивидуальной энергоинформационной сущности. По сути, в пространстве появляется уже не «сборка» из мыслей, идей и желаний многих людей, а сам индивид. Человек. Разве что не в телесном обличье…
— И при каких условиях это происходит?
— Трудно сказать с определённостью. Какой-то процесс, при котором после смерти физического тела информационный континуум человека не распадается на элементы, а продолжает держаться единым целым. Возможно, какие-то обязательства в мире живых заставляют подчас «информационные тела» умерших не распадаться на элементы, а сохраняться в том же информационном качестве, в каком они сложились на земле. Или в результате каких-то событий и переживаний даже настолько усиливать свою энергетику, что это превращает их в нового эгрегора. Какая-то необычная смерть, возможно, принесение в жертву, к примеру, в прежние времена…
— Но кого же они подпитывают и кем подпитываются? Это же уже не массовые мыслеформы, а индивидуальные. С кем они могут тот самый резонанс образовать?
— Я уже говорил: эгрегоры заинтересованы в любви людей…
Догнал девушку уже через десяток шагов, грубовато схватил за руку и повернул к себе. Та устало глянула на него, тяжело подняв веки.
— Аня? — сами проговорили губы. — Аня… Я действительно тебя не узнал. Отвлёкся…
Девушка слабо улыбнулась:
— Уже не важно…
— Подожди, подожди, — торопясь, проговорил Шурка. — Что-то… Я не делал вид… Просто… Вот уж не ожидал кого увидеть! Я знаю, что это ты, но…
Аня молча наблюдала за борьбой на его лице, не делая попыток уйти. Но помочь она тоже, как видно, не собиралась. Шурка еще что-то бормотал, уже не слыша сам себя, и всё напряженнее всматривался в её глаза. Боль её, казалось, стала проникать в его душу. Медленно, мучительно, тяжко начало проступать почти забытое. Нет, не забытое! Убранное. В угол. В кладовку. В «тёмную комнату».
Аня.
Тогда у неё были длинные волосы. Именно их отсутствие ныне сбило его.
В памяти отчего-то они отложились золотистыми. Длинные, очень длинные. Тогда, когда она как-то распустила косу…
Вот только потом эта нелепая ссора в Парке Культуры. Господи, теперь уже и причину не вспомнить! А это уже весна, за ней — выпуск, призыв, училище, новая жизнь, новые дела. И саратовские девчонки…
Всё это промелькнуло у него в голове в одну секунду.
— Аня!
Какой-то мужичок досадливо толкнул Шурку, чтобы не загораживал дороги. Тот глянул на него, не заметив.
— Аня…
Что было потом? Обрывки.
Солнце, как желтый мячик. Небо. Серая вода Москва-реки.
«Поехали в Парк Культуры?»
«Для чего?»
«А знаешь, я потом пытался догнать тебя. Обежал все тропки. Как ты умудрилась так быстро уйти?»
«Мне было плохо».
«А я обиделся. Дурак».
Май, солнце, лужи на асфальте.
«Тогда тоже был май».
«Не вспоминай больше об этом».
Эх, люди, ничего-то вы не знаете! Волнуетесь, спешите куда-то, бежите за трамваями. Хотите, одарю всех своей радостью?
Губы не хотят слушаться, расползаются в глупую улыбку.
«Давай не поедем туда».
«Почему?»
«Не хочу. Там было плохо тогда».
«Мы встанем на том же месте и проклянём его».
«Поздно. Столько времени…»
«Мы можем вернуться. И начать снова».
«Там закрыто. Война».
«Да. Мне завтра на фронт…»
«Уже завтра?»
«Да».
«Идём», — проговорила она.
Зарывшийся в зелени домик. Нависающие над ним купола какой-то церкви…
«Соседей нет. На заводе».
«А ты?»
Глупо спросил.
Она пожала плечами. Он не видел, но почувствовал этот жест.
«До завтра свободна».
Сердце Шурки забилось. Это значит…
Анна затаённо улыбалась, глядя на него.
Шурка взял её за руку. Или она сама протянула — он уже не соображал. Тёплая ладошка легла ему на глаза.
Всё замерло.
«Ань», — глухо позвал он.
«Ты нашёл, наконец, что сказать мне?» — отозвалась она.
Пауза.
«Я помнил. Всё это время. Просто спрятал».
«Ты помнил — что?»
«Ты не вернёшься, сказала ты тогда».
«Но мы с тобою увидимся, сказала я тогда тоже».
«Да. Ты сказала так…»
Она сняла ладонь с его глаз.
«Я побежал тогда за тобой. Я быстро остыл. И побежал искать тебя. Но не нашёл. Хотел подойти на следующий день. Но подумал, что так лучше. У меня уже повестка была…»
Её ладошка погладила его по щеке.
«Закрой глаза».
Слышно было как она встала. Затем послышался шорох платья. Сердце Шурки замерло. Несколько невероятно долгих секунд он выдерживал характер, но потом глаза открылись сами.
Она стояла на фоне окна, отстёгивая чулок от какой-то своей женской штучки. Больше на ней ничего не было. И это было так огромно, немыслимо и прекрасно, что он едва не заплакал.
Она положила руки ему на плечи.
«Мы не могли с тобою не увидеться. Мы с тобою всегда видимся перед…»
Казалось, она оборвала себя.
«Мы скоро увидимся», — сказала она после паузы.
Шурка не успел удивиться. Его губы уже оказались в жарком кольце. И слов больше не было.
Только пузатый купол церкви в окне потихоньку погружался в сиреневую тьму…
* * *
«19 мая на Керченском направлении происходили воздушные бои, в одном из которых участвовал Ваш сын. Было сбито четыре вражеских самолёта и два наших, в том числе самолёт Вашего сына…»
* * *
Это было на пятом курсе.К тому времени я уже владел различными психотехниками, научилcя внимательно ловить как собственные ощущения, так и незаметные сигналы того, что можно считать контактами с мыслесферой Земли.
Тем не менее, того, о чём рассказывали контактёры, не было. Не выходили со мной на связь пришельцы, не давали информацию со звезды Тэта Лебедя, никто не звал в Шамбалу. Так что вполне законный скепсис старшекурсника — а нам ведь всем на последних курсах вуза кажется, что мир, хоть и велик, но постигаем, и мы есть главное орудие этого постижения — этот скепсис у меня был развит весьма и весьма. Несмотря на то, что не реже раза в месяц по-прежнему удавались путешествия по граням реальностей.
Но когда ты психолог, хоть раз прошедший практику с настоящими шизофрениками, то прекрасно знаешь, сколь часто эти самые пришельцы оказываются всего лишь следствиями органического поражения сознания.
Как впечатляла, например, меня та девушка, с которой я занимался в больнице на улице 8-го марта! У нее были совершенно связные, четкие, абсолютно реальные ощущения от жизни в параллельном мире. Она могла запросто ехать на электричке из своего Серпухова, и внезапно оказаться вместе с электричкой посреди пустыни. Причем даже не земной, а, как она рассказывала, марсианской, с красными песками, необычными переливающимися растениями на горизонте, с тёмно-фиолетовым небом.
И в электричке всё преобразовывалось. Самое удивительное: пассажиры не меняли своих мест, не меняли и занятий. Вот только обликом они становились другими, превращаясь в неких монстров, не похожих ни на что земное. На динозавров? — спрашивал я её. Нет! — уверенно отвечала она. — Динозавров я знаю, видела тоже. Это другие, не наши.
Не наши…
Переходы её из мира в мир совершались с удивительной лёгкостью. Поначалу, когда я ещё не добился её доверия, она пыталась скрывать свои видения, утверждая, что ничего не было или — просто спала. Разговорить больную было очень тяжело — уж слишком жестоко «гоняли» её после таких переходов. Буйной она не была, но когда движения становились неосознанными, когда она словно ловила кого-то перед собой, персонал от греха подальше накачивал её препаратами, тормозящими работу мозга.
Впрочем, девушку — молодая, даже красивая, а уже больная, жалко! — лечили психотропами постоянно, ставя целью уже не вырвать мозг из параллельного «мира» шизофрении, а просто — не дать тому «миру» захватить всё её сознание. Что, в общем, удавалось — ибо сознание её бывало временами едва ли не полностью отключено. Атипичных антипсихотиков тогда ещё практически не было, и беднягу лечили всяческими нейролептиками со всей решимостью старой, но недоброй советской системы.
Мне было жалко эту девушку, тем более, что я вполне разделял если не позицию, то озабоченность Рональда Лэнга в его «Расколотом „Я“» : поведение пациента можно рассмотреть по крайней мере двумя способами. Можно смотреть как на признаки болезни, а можно — как на выражение его экзистенции.
Но я, студент на практике, ничего не мог поделать. Просто старался, чтобы в моё дежурство девушке приходилось полегче. Она это видела. И постепенно, как это пишут в романах, её сердце открывалось передо мной.
Ничего оно, конечно, не открывалось. Но если перед местными ординаторами и врачами она откровенничать боялась, вполне резонно опасаясь, что её рассказы примут за очередную кататоно-галлюцинаторную симптоматику, то мне свои видения описывала.
Да, поначалу это завораживало. Картины были именно связными, по-своему логичными, почти непротиворечивыми. Так что одно время я всерьёз пытался вытащить из-под наслоений фантастических картин зёрна неизвестных реалий. В конце концов, кто-то — кто-то! как мне казалось, — там, на другой стороне границы, которую представляло собой её сознание, интересовался мной. Анализировал мои вопросы, передавал пациентке вопросы ко мне. Причём говорила она, находясь по эту сторону, то есть в здравом — ну, или почти здравом — уме. То есть, похоже было, что она передавала мне эти вопросы от Нечто!
Уже казалось, что пусть я лично не умею, не могу, не допущен вступить в контакт с информационной Вселенной — но я смогу сделать это через мою пациентку.
Только один червячок исподволь точил этот оптимизм.
Картины жизни на «той стороне» были именно лишь почти непротиворечивы. Почти. Почему бы монстрам действительно не кататься на электричке по своим красным пустыням? Да, но!
Да, но вот почему они, скажем, играют при этом в карты совершенно земные? Бубы, трефы, черви… Монстры не могут играть в «дурака», это противоречит всей логике допущения многообразности миров и множественности измерений. Воля ваша, пусть эти миры достижимы — благодаря ли наркосодержащим веществам, псилоцибированным грибам, сосредоточению сознания, шизофреническим видениям или психоэнергетическим техникам. Пусть! Мы не будем спорить, существуют ли эти миры. Мы примем их существование как данность.
Но в них не могут быть наши, здешние, земные игральные карты! Пусть инопланетяне способны ездить на автомобилях, похожих на наши, и у них есть свои гаишники — но у их «гаишников» не могут быть написаны по-русски буквы «ДПС» на спине!
Следовательно — а пациентка настаивала именно на подобных деталях, — видения её не были контактными. Это были картины по-своему замечательные, по-своему связные и логичные — да. Но детали, выбивающиеся из этой логики, говорили всего лишь о внутреннем характере этих видений. Это не было контактом с другим миром или другими мирами. Это действительно была всего лишь работа больного мозга!
Ах, какое это было разочарование! Как не хотелось постепенно поникать и в конце концов сдаваться перед неумолимостью обычного научного и беспристрастного анализа! Собственно, я и не имел права изначально верить во все эти её контакты, пройдя почти пять лет психфака.
Но уж очень хотелось! И тогда я решился на страшное.
* * *
У многих людей хоть раз в жизни бывает случай, когда им кажется, что они проснулись, но сон продолжается. Если понять, что видишь «сон во сне», то можно позволить себе всё что угодно: летать, встречаться с людьми и вымышленными персонажами, приказывать себе стать здоровее, решать задачи, которые не поддавались наяву.Сон — вообще странное, непостижимое явление сознания. Хотя бы потому, что он действительно иногда становится вещим. Есть документально зафиксированные видения-предсказания.
Например, в 1812 году супруге генерала Александра Тучкова Маргарите приснилось, что над её головой висит рамка, и в ней кровавыми буквами по-французски написано: «Твоя судьба решится в Бородине». «Где находится Бородино? Тебя убьют в Бородине!» — бросилась она к мужу.
А вскоре Тучков уехал на войну, где всё и сбылось. Генерал погиб со знаменем в руках, возглавляя безнадёжную, но необходимую контр-атаку…
На факультете, где я учился, большое внимание уделялось Фрейду. Ну, понятно, классик, блестящий психоаналитик, открывший, по сути, физиологию психологии. Так вот, Фрейд полагал, что мы видим в снах свои подавленные желания. Не имея возможности исполниться наяву, они «сбываются» на уровне подсознания, но зачастую символически.
Только это тоже — упрощение. Как и у Юнга, который считал, что функция снов заключается в попытке восстановить целостное психическое равновесие человека. Да, конечно, значительная часть снов — отсверки неврозов, поселившихся в душе. Но не все. Настолько не все, что необходимо искать какую-то новую, более общую теорию, куда укладывались бы все известные наблюдения.
И я обратил тогда внимание на гипотезу торсионной Вселенной. Даже постарался изучить высшую математику в том объёме, чтобы понимать формулы и логику доказательств.
Основной тезис этой теории сводился к тому, что наличествует объективная реальность, в которой нет… материи!
Для понимания механизма этой связи я специально посетил несколько семинаров в Бауманке.
Оказалось, всё не очень сложно. Электрон в атоме можно представить волчком или мячиком, вертящимся вокруг своей оси. Импульс такого собственного вращения называется спином. Электрон способен, как спутник, переходить с орбиты на орбиту. А разве спин при этом переходе может оставаться постоянным? Нет, он тоже меняется в соответствии с законом сохранения энергии. А коли он меняется — значит, обязан генерировать волны в пространство. Вот эти волны и получаются оторванными от материи — ведь генерирует их даже не электрон, а процесс, связанный с ним. Но поскольку они несут сведения об этом процессе, то, получается, несут они информацию.
А вращается во Вселенной всё. В том числе и наше тело. Которое на микроуровне — набор гироскопчиков, волчков в виде элементарных частиц, набор уложенных в разные структуры вихриков, вращающихся в пустоте атомных комочков. Наше сознание в конечном итоге тоже помещается в системе частиц, из которых состоит мозг. Наше общество, в свою очередь, можно описать как набор крутящихся в поисках лучшей жизни индивидуумов. А под нами вращается планета. Планета крутится вокруг Солнца. А Солнечная система вращается в Галактике, а Галактика — во Вселенной. И ещё и само пространство закручивается…
Так что же получается? Мы с нашими элементарными вихриками в головах — не изолированные системы мыслей и образов, которые однажды помрут и завещают всё, чем жили, червям и жукам. А настоящие приёмники-передатчики информационных взаимодействий Вселенной. И каждый мозг является, таким образом, частью, клеткой, нейроном Мирового Разума. И пусть мы, как человечество, ещё, похоже, не внесли своей абонентской платы, и не подключены по-настоящему к этому необозримому «интернету»… но если кто-то одарён способностью вводить свой мозг в резонанс с Вселенной — то вот тебе и гениальные озарения, и экстрасенсорные способности, и природа многих чудес и сверхъестественных явлений!
Скажем, вся кастанедовщина — если она не густо замешанное шарлатанство — получает внятное объяснение. Раньше это звучало как? Изловил индейца-наркомана, наелся с ним на пару ядовитых грибов, расслабился — и нырнул в астрал! А там — всякие неорганические существа, масса чудных миров, видение своего прошлого и будущего… Теперь же грибы и прочие психоделические снадобья, включая и тормознутых индейцев, становятся всего лишь инструментами для входа в «интернет» Вселенной.
А от этой информационной Вселенной — один шаг до так называемых управляемых сновидений.
Засыпая, мы обычно не можем зафиксировать свое сознание вот в этой самой точке перехода. В этой сумеречной зоне. Не умеем. Но если попробовать — можно увидеть, почувствовать весьма необычные явления. Поначалу — странную вязкую тьму, тяжелую, но в то же время дающую ощущение покоя, комфорта и защищенности. А затем, если ещё задержаться на этой стадии — проще всего называть её «полусном» — то можно путешествовать буквально по граням миров!
Как к этому относиться — дело принципа. Кто-то упрямо отвергает всё, что выходит за грань восприятия пятью традиционными чувствами. Кто-то сводит всё к религиозным озарениям. Кто-то вообще ищет в этих, «полусумеречных» пространствах иные вселенные…
Я — практик. Потому для себя я сформулировал просто: состояние изменённого осознания есть иная форма восприятия окружающего нас мира. Тренировка умения входить в такое состояние — для меня необходимый профессиональный инструмент. Позволяющий выходить на тонкие границы между энергетическими континуумами.
* * *
Войти в состояние управляемого сна удалось, правда, лишь дежурства через три.Два часа ночи. В ординаторской тихо. Дежурная сестра дремлет этажом ниже…
Я прилёг на кушетку, думая, в общем, просто подремать.
Возможно, впрочем, что это как раз и помогло — внутренний диалог, который больше всего мешает в таких случаях, тоже приготовился прикорнуть. И я… вышел.
Намеченная программа включилась автоматически. Я отыскал палату той своей симпатичной шизофренички и подошёл к ней. Она спала, но видно было, что беспокойно. Это было на руку — что-то она видит, и сейчас я в её видения, наконец, войду сам!
…Не помню, просто не помню перехода. Вроде смутного полёта через облака. Но, возможно, я это себе сам внушил.
А дальше — нагромождения образов. Крутящихся, распадающихся, собирающихся снова, перетекающих один в другой. Как калейдоскоп. Только не из кусочков стекла узоры образующий, а из домов и людей, из камней и столбов, из совершенно непонятных, но кажущихся вещественными объёмов и непонятных деталей непонятных машин.
Голова шла кругом, но меня держала одна цель: я должен был сам увидеть хоть одно из тех связных видений пациентки, пусть с чудовищами-картёжниками, — о которых она так детально рассказывала. И самому понять раз и навсегда: что там от Контакта, а что — от обычного раздвоения сознания.
Не знаю, сколько это длилось, пока я отсеивал ненужное, постепенно приближаясь к базовым центрам этих видений. Ни долго, ни коротко — так казалось.
Но потом, наконец, контакт появился скачком. Всё просветлело, а по центру зрения начало приближаться что-то подвижное, переходящее из формы в форму. На облако похожее. Пока мы сближались, «облако» всё более затвердевало в своих формах… точнее, приобретая форму. И это был действительно монстр!
Нет, она права, пациентка: и на самом деле — не динозавр. Что-то, явно не продиктованное, не рождённое земным разумом. По крайней мере, нормальным разумом, который оперирует информацией, полученной из жизненного опыта человека или из книг и прочих земных информационных источников.
Но ещё ничего не доказывало, что монстр — не порождение земного безумия.
Мне нужен был контакт с ним. Лишь тогда я смогу убедиться сам, чем именно он — и, значит, и прочие явления шизофренического разума являются.
Но монстр никак не хотел вступать в контакт. Казалось, он не желает замечать меня — хотя я откуда-то знал, что он меня видит.
Я был, однако, упрям. Я так и сяк пытался проникнуть в его нутро, в его сознание или то, что оное заменяет у таких существ.
Долго ничего не удавалось… пока, наконец, не вспыхнуло секундное ощущение опасности… — и монстр взглянул на меня…
Да, именно в это мгновение я понял, что смерть имеет много уровней.
Та, что понималась из взгляда этого существа, была окончательной. Я это знал твёрдо.
И… не мог от неё оторваться. Она манила меня и втягивала, всасывала в себя… в черноту этого безмолвного и бесконечного взгляда…
«Наконец-то, — не прозвучало, но как-то появилось в моём сознании. — Наконец-то ты пришёл сам, мой любимый… Наконец-то ты пришёл живым…»
* * *
— Современная квантовая психофизика пришла к выводу, что события, происходящие с человеком, являются следствием его информационно-энергетической активности, то есть электромагнитными излучениями, которые генерируются самим человеком. Однако люди, как правило, не обращают внимания на эти тонкости. Поэтому их излучение носит как созидательный, так и разрушительный характер, вызывая соответствующие явления в жизни.— А где этот источник? Каков он, что это?
— В каждом человеке есть такой энергетический генератор. В восточной терминологии его называют чакровым механизмом. Можно это называть по-христиански — душой… Словом, это религиозные тонкости, они ни к чему. Это лишь термины для обозначения одного и того же явления. Для нормального человека вполне достаточно понимания того, что у него есть этот самый генератор, и он создаёт потоки этих тонких энергий. То есть электромагнитные вибрации на частотах, которые не воспринимают пока современные приборы.
Но бывают отдельные люди, которые либо с помощью этих сил, которые вкладывают в человека способности для восприятия, либо ещё по каким-то причинам получают возможность контакта. Либо — тоже мыслимо — при определённых условиях на энергии информации возникает что-то вроде понижающего трансформатора. И тогда она воспринимается.
Опять же, это тоже легко увидеть на примерах, которые уже даёт современная цивилизация. Деревяшка, скажем, считать не умеет. Но поскольку два плюс два будет четыре и для человека, и для Бога, то были изобретены счеты. Они — сильнее Бога, потому что материя и стоит, в частности, на механизме, где два плюс два — всегда четыре.
И песок считать не умеет. Но обнаружилось, что при определенной системе подачи электрического сигнала на кристаллическую решетку кремния она этот сигнал видоизменяет. Что позволило изобрести, в конечном итоге, компьютер.
Возможно, и человек — такое же чьё-то изобретение.
— Что-то я запутался. Мы начали с того, что над человеком и вне человека существует некий информационный континуум, который от людей же запитывается информацией, но и сам в состоянии порождать нетривиальные сущности. Теперь же получается, что эти сущности порождаются самими людьми, обладающими способностью контактировать с этим континуумом? И с другой стороны, эти сущности спускаются к людям, контролируют их, даже творят? Не кусает ли змея сама себя за хвост?
— Здесь надо подойти к такому понятию как «эгрегор». Определённая общая мысль некоей массы людей приобретает повышенный энергоинформационный потенциал и там, наверху. Получается некая их общая локальная мыслесфера, в которой собраны и сочетаются записи похожих энергетических вибраций. По соответствию она может резонансно возбуждаться. И вот эту возбуждённую коллективную мыслесущность можно назвать эгрегором. Есть эгрегоры планеты, государства, партии, семьи, работы, любителей кофе… И в отличие от обычных инфоволновых структур как остатков и отражений мыслей и дел, эти энергоинформационные «колхозы» приобретают определённую структурность, иерархичность, волю и притягательность. И энергоинформационный контакт между людьми и их же мыслесферой перестаёт быть разрозненным и потому не ощутимым, а становится канализованным. А значит, ощутимым и здесь, внизу. Так подчас словно из ничего возникают массовые движения, идеологии, даже психозы. Змея не кусает сама себя за хвост. Она вообще не змея. Она — резонанс. Появляющийся и исчезающий по каким-то ещё неведомым нам законам.
— Эгрегоры — разумны?
— Скажем так: они живые. Несмотря на свою информационную, то есть нематериальную, природу. Собранная из миллионов информационных вих-риков сущность, эгрегор становится подобен многоклеточному существу. Это сложнейшая энергоинформационная структура, задача которой равна задаче любого живого существа — выживание и размножение. Эгрегор набирается энергии не только у своих биологических ипостасей внизу, но и отбирая её у других — и прежде всего у других эгрегоров. Потому так изменчиво информационное, идейное, интеллектуальное поле человечества.
Эгрегор воюет с другими такими же сущностями, потому что по закону природы вынужден распространяться, а значит — всё большее количество людей заинтересовать, увлечь и покорить своей информацией, присоединив, таким образом, к себе. Отсюда — религии и конкуренция между ними. Эгрегоры заинтересованы в любви людей к себе. Ведь такая энергетическая посылка, как молитва, подпитывает их. А в ответ на наиболее мощные «посылки» нередко устанавливается обратная связь. Вот они, эти озарения, видения, эти общения с духами и богами.
Но можно сказать и большее. Иные «посылки» бывают такими мощными, что, появившись в континууме, сами вдруг становятся эгрегорами. Например, когда этот энергоинформационный сгусток, что отправился отсюда, сравним, а то и сильнее энергетики того эгрегора, которому послан. И тогда мы встречаемся с феноменом не коллективной, а индивидуальной энергоинформационной сущности. По сути, в пространстве появляется уже не «сборка» из мыслей, идей и желаний многих людей, а сам индивид. Человек. Разве что не в телесном обличье…
— И при каких условиях это происходит?
— Трудно сказать с определённостью. Какой-то процесс, при котором после смерти физического тела информационный континуум человека не распадается на элементы, а продолжает держаться единым целым. Возможно, какие-то обязательства в мире живых заставляют подчас «информационные тела» умерших не распадаться на элементы, а сохраняться в том же информационном качестве, в каком они сложились на земле. Или в результате каких-то событий и переживаний даже настолько усиливать свою энергетику, что это превращает их в нового эгрегора. Какая-то необычная смерть, возможно, принесение в жертву, к примеру, в прежние времена…
— Но кого же они подпитывают и кем подпитываются? Это же уже не массовые мыслеформы, а индивидуальные. С кем они могут тот самый резонанс образовать?
— Я уже говорил: эгрегоры заинтересованы в любви людей…
* * *
«4 апреля скончался студент 5 курса Андрей Кириллов.
Причина смерти — внезапная остановка сердца.
Панихида состоится в понедельник, 6 апреля, в 15:15…»
~ ~ ~ ~ ~