Страница:
Злые языки утверждали, что она ждёт, якобы, из армии какого-то Дмитрия. Но это уж вряд ли: её оставляли на кафедре, ей диссер светил, за ней доценты бегали — любая курица с двадцатью граммами мозга, и та бы сообразила, какой стороны улицы держаться! какой ещё там солдатик… Да и она — в ответ на прямой вопрос одной из блондинисто-лучезарных аспиранток — только бровь подняла, и поинтересовалась «откуда, мол, дровишки?». Так что та вдруг на какой-то миг даже усомнилась: а кто тут дура-то?
Но конечно, это была неверно поставленная проблема: Анна, кто же ещё! Из армии-то Митя — не вернулся, а прислал письмо, что, мол, остаётся на сверхсрочную. И, кстати, приглашал Нюську, «своего лучшего друга», на свадьбу. Она съездила. И впредь отправляла в дальний гарнизон по открытке к каждому празднику.
Забавных и не слишком, редко — горячих, чаще — холодных. Одиноких, посвящённых науке, приборам, узамбарским фиалкам на окне темноватой «однушки», и кошкам. Почему-то по преимуществу чёрным. Так получалось: обычно их никто не хотел брать, и Анне становилось жалко — ещё совсем маленьких и неловких, но уже невесть за что нелюбимых.
И болтали больше всего её собственные м.н.с. — ы и лаборанты. В принципе, это всё не удивительно было: молодым хочется настоящего дела, больших свершений, а Анна ведь ничего им толком не поясняла. Сделайте то-то, снимите показания, запишите в журнал. И всё. Что, куда, зачем — об этом ни гу-гу. Вот и приходилось ребятам самим «про интересное» выдумывать.
Пару раз из-за этих странноватых разговоров даже комиссии заглядывали. Но всё нормально оказывалось, всегда. Единственно, что подтвердилось: крыса-таки, действительно, была списана, как погибшая в результате эксперимента. Ну, жалко, да. Жертва науки. Сколько их, безвестных героев-мучеников! В общем, не только на «персональное дело» завлабу ничего не набралось, а хоть премию ей выписывай. До этого, впрочем, тоже не дошло: полюбезнее надо быть. Или хоть покрасивее.
Анна к своим сорока с лишним была не так, чтобы очень. Девичьей лёгкости, гибкости — как не бывало. Полная, грудастая, с заметным животиком, бледная, и волосы вечно в беспорядке. Разве что ноги ещё ничего, да глаза лучистые. А в общем, и раньше-то красавицей не была, а теперь и вовсе. Так что ни как личность, ни как женщина особенной популярностью не пользовалась. И ведь поправить дело было бы нетрудно. Чуть теней и помады, волосы поднять, приодеться, да улыбаться почаще. Легко! Анне, однако, несложная наука быть своей — не давалась и сейчас. Ещё хуже, чем в детстве и юности.
Был, впрочем, у неё в лаборатории один программист, Мить Митич, а по-простому Митька. Правая рука. И по совместительству — левая тоже.
Молодой такой, откуда-то издалека, из провинции. Симпатичный паренёк, смуглый, черноволосый, темноглазый. Девки заглядывались. Вот с ним Анна, похоже, разговаривала: и планы обсуждала, и возможные результаты. Институтское бабьё сперва даже решило, что старая перечница хочет мальчика-то того… но быстро поняли — ерунда. Как к сыну она к нему. С чего — непонятно, но что есть, то есть. Опекала, жалела — а ему и неудобно, вроде, и неловко оттолкнуть. Чуткий парень оказался, разглядел чужое одиночество. Многие к нему подкатывали, особенно из кандидатов — конечная цель саломатинской работы интересовала всех. Об экспериментах Теслы кто не слышал? А тут такие же чудеса — и, можно сказать, под боком. Конечно, что-то узнавали на конференциях — передача энергии практически без потерь на приличное расстояние. Опять же вояки приезжали несколько раз — неспроста же? Но это всё семечки, а хотелось знать точно. Однако мальчик оказался непрост и язык за зубами держал крепко.
Только и было известно, что какой-то серьёзный эксперимент, вроде, должен пройти весной. Чуть ли не на знаменательную дату «первое апреля» — вот уж, действительно, вполне подходяще для Анны, в день дурака! Секретарь, Зиночка, печатала документы, и не поняла, конечно, ничего. Только и выудили из неё, что почему-то наприглашали массу народу, причём не только энергетиков и вояк, но ещё геологов и специалистов-историков. Это было странно! Однако Зиночка энергично морщила лобик — и клялась, что запомнила верно. Правда текст или хотя бы названия каких-нибудь таблиц и разделов припомнить не могла.
Что никого не удивляло. Красавица Зиночка, несомненно, была создана для танцев и поцелуев, а вовсе не для размышлений.
Вот что действительно было необычно и не имело отношения к бредням романтичных лаборанток — это неожиданный интерес руководителя проекта, да и вообще институтского начальства, к истории. В библиотеку то и дело закупались монографии, как правило, дорогие и иллюстрированные. Неолитические культуры! Митя, похоже, что-то знал. Над столом у него красовалась копия изображения человеческих и звериных фигурок с какого-то раскопа… Ничего особенного, как во всех учебниках. Только крупно, красочно и в рамочке. Картина, типа. Красиво.
Зиночка потом рассказывала, что, мол, Саломатина, видно, загодя всё предчувствовала. Что ещё накануне, перед отъездом, уже была странная: притащила в приёмную к Зиночке все свои фиалки — десятка полтора, все разных цветов, холёные, так и видно, что дорогущие! Подарила. Ненормальная, да? Мало того, спросила, уверена ли секретарша, что действительно знает, кто такой Прометей, и существовал ли он на самом деле. Совсем уж, та даже обиделась… А в «день икс» Анна с утра явилась на работу с кошкой и целой сумкой каких-то звякающих предметов — тяжёлой, судя по всему. И потрясно одетая: в меховой шубе, торбасах и рейтузах! В такой тёплый день! «И вообще, — говорила секретарша, — снаряжённая, точно полярник!» А ведь ездила она на этот чёртов полигон часто — и с вояками, и со строителями, и со своими — и всегда была в своей стародевичьей униформе: куртка, брюки, самовязаная шапка.
Пока ждали гостей, долго стояла у Митькиного стола, причём не говорила с помощником, а глазела, как дурочка, на картинку над столом. Потом они пошептались — и парень ломанулся в библиотеку. Вернулся с толстой книжкой, которую она тоже, кстати, с немалым трудом, упихнула в сумку. Зиночка ещё подумала: сейчас молния порвётся или дно этой уродской торбы по шву треснет. Но ничего. А когда садились в автобус, Анна вдруг выскочила обратно, подбежала к группке провожающих (немногочисленной — подумаешь, очередной выезд «в поле») и чмокнула обалдевшего Митьку в щёку, прямо при всех, без всякого стеснения, заявив: «Отцу привет передай!» — так что бедный парень смутился до того, что схватил её, Зиночку, за руку. Принародно…
Всё это давно проходят в школе на уроках физики. И истории… И мы вовсю пользуемся перемещениями на дальние расстояния, правда, лишь в пределах реального для нас времени. Прочее запрещено, и почему — тоже понятно всем.
Гелла. Великий предок
Мегалодонт. Хитрецы
Александр Ладейщиков. Очень удачная вылазка
Но конечно, это была неверно поставленная проблема: Анна, кто же ещё! Из армии-то Митя — не вернулся, а прислал письмо, что, мол, остаётся на сверхсрочную. И, кстати, приглашал Нюську, «своего лучшего друга», на свадьбу. Она съездила. И впредь отправляла в дальний гарнизон по открытке к каждому празднику.
* * *
Ладно. Шатко ли, валко, ли, а прокатилось двадцать лет жизни.Забавных и не слишком, редко — горячих, чаще — холодных. Одиноких, посвящённых науке, приборам, узамбарским фиалкам на окне темноватой «однушки», и кошкам. Почему-то по преимуществу чёрным. Так получалось: обычно их никто не хотел брать, и Анне становилось жалко — ещё совсем маленьких и неловких, но уже невесть за что нелюбимых.
* * *
Анна Саломатина заканчивала докторскую. Что-то такое, с переменными магнитными полями большой силы. Можно сказать, дневала и ночевала в лаборатории. Практически жила. Питалась в институтском буфете, зависала в компьютерной и возле своей установки до глухой ночи, порой и спать оставалась на банкетке у кабинета. Домой ходила принять ванну, полить фиалки и обслужить кошку. Раза два-три в неделю. Она вначале, было, кошку-то на работу принесла. Но та не прижилась. Установка в помещении, похожем на спортзал — вроде ряда здоровущих сверкающих бочек, переплетённых цветными проводами, гофрированными трубками и какими-то сетками — не понравилась животному с первого взгляда, даже не включённая. Вообще-то и правильно. Там как-то дуло постоянно, сплошные сквозняки, и от пола — холод. Одной Анне в этом месте было хорошо. Может, как раз потому, что большинство людей туда старались лишний раз не соваться. Среди аспирантской молодёжи вообще ходили туманные слухи: то, якобы, крыса лабораторная просто в воздухе растворилась вместе с клеткой, то число «бочек» после включения агрегата никому подсчитать не удаётся (нет, чтобы в накладную заглянуть, по-простому, — всё там проставлено), то, вроде, кто-то (фамилия, естественно, неизвестна) ловил там радиопередачи довоенных времён… бред полный!И болтали больше всего её собственные м.н.с. — ы и лаборанты. В принципе, это всё не удивительно было: молодым хочется настоящего дела, больших свершений, а Анна ведь ничего им толком не поясняла. Сделайте то-то, снимите показания, запишите в журнал. И всё. Что, куда, зачем — об этом ни гу-гу. Вот и приходилось ребятам самим «про интересное» выдумывать.
Пару раз из-за этих странноватых разговоров даже комиссии заглядывали. Но всё нормально оказывалось, всегда. Единственно, что подтвердилось: крыса-таки, действительно, была списана, как погибшая в результате эксперимента. Ну, жалко, да. Жертва науки. Сколько их, безвестных героев-мучеников! В общем, не только на «персональное дело» завлабу ничего не набралось, а хоть премию ей выписывай. До этого, впрочем, тоже не дошло: полюбезнее надо быть. Или хоть покрасивее.
Анна к своим сорока с лишним была не так, чтобы очень. Девичьей лёгкости, гибкости — как не бывало. Полная, грудастая, с заметным животиком, бледная, и волосы вечно в беспорядке. Разве что ноги ещё ничего, да глаза лучистые. А в общем, и раньше-то красавицей не была, а теперь и вовсе. Так что ни как личность, ни как женщина особенной популярностью не пользовалась. И ведь поправить дело было бы нетрудно. Чуть теней и помады, волосы поднять, приодеться, да улыбаться почаще. Легко! Анне, однако, несложная наука быть своей — не давалась и сейчас. Ещё хуже, чем в детстве и юности.
Был, впрочем, у неё в лаборатории один программист, Мить Митич, а по-простому Митька. Правая рука. И по совместительству — левая тоже.
Молодой такой, откуда-то издалека, из провинции. Симпатичный паренёк, смуглый, черноволосый, темноглазый. Девки заглядывались. Вот с ним Анна, похоже, разговаривала: и планы обсуждала, и возможные результаты. Институтское бабьё сперва даже решило, что старая перечница хочет мальчика-то того… но быстро поняли — ерунда. Как к сыну она к нему. С чего — непонятно, но что есть, то есть. Опекала, жалела — а ему и неудобно, вроде, и неловко оттолкнуть. Чуткий парень оказался, разглядел чужое одиночество. Многие к нему подкатывали, особенно из кандидатов — конечная цель саломатинской работы интересовала всех. Об экспериментах Теслы кто не слышал? А тут такие же чудеса — и, можно сказать, под боком. Конечно, что-то узнавали на конференциях — передача энергии практически без потерь на приличное расстояние. Опять же вояки приезжали несколько раз — неспроста же? Но это всё семечки, а хотелось знать точно. Однако мальчик оказался непрост и язык за зубами держал крепко.
Только и было известно, что какой-то серьёзный эксперимент, вроде, должен пройти весной. Чуть ли не на знаменательную дату «первое апреля» — вот уж, действительно, вполне подходяще для Анны, в день дурака! Секретарь, Зиночка, печатала документы, и не поняла, конечно, ничего. Только и выудили из неё, что почему-то наприглашали массу народу, причём не только энергетиков и вояк, но ещё геологов и специалистов-историков. Это было странно! Однако Зиночка энергично морщила лобик — и клялась, что запомнила верно. Правда текст или хотя бы названия каких-нибудь таблиц и разделов припомнить не могла.
Что никого не удивляло. Красавица Зиночка, несомненно, была создана для танцев и поцелуев, а вовсе не для размышлений.
* * *
Всех поразило, что экспериментальную установку начали строить загодя, и не в институте, а где-то на полигоне, причём далеко. Словно своя, институтская, не подходила! На автобусе с занавешенными окнами многие там побывали — ехали по три с лишним часа и проезжали несколько КПП. В общем, почти такая же — не считая двух высоких ажурных металлически блестящих башен, и того, что «бочки» на взгляд казались в несколько раз крупнее. Даже на фоне окружающих раздольных, бывших колхозных, а ныне неизвестно чьих, крайне запущенных полей… Говорили, когда на башнях загорались огни святого Эльма — выглядело очень красиво и жутко. А они сияли там чуть ли не каждый вечер — и это при выключенной энергоустановке! Вообще, рассказывали всякое. Про странный, зеленовато-коричневый плотный туман, который якобы вдруг появлялся и так же вдруг исчезал, про какие-то зеленовато-голубые отсветы по полю, даже про странные голоса. Осталось только облаву на лешаков с кикиморами в лицах расписать, но сроки, видно, не позволили. Не успели фантазия с молвой своё отработать.Вот что действительно было необычно и не имело отношения к бредням романтичных лаборанток — это неожиданный интерес руководителя проекта, да и вообще институтского начальства, к истории. В библиотеку то и дело закупались монографии, как правило, дорогие и иллюстрированные. Неолитические культуры! Митя, похоже, что-то знал. Над столом у него красовалась копия изображения человеческих и звериных фигурок с какого-то раскопа… Ничего особенного, как во всех учебниках. Только крупно, красочно и в рамочке. Картина, типа. Красиво.
Зиночка потом рассказывала, что, мол, Саломатина, видно, загодя всё предчувствовала. Что ещё накануне, перед отъездом, уже была странная: притащила в приёмную к Зиночке все свои фиалки — десятка полтора, все разных цветов, холёные, так и видно, что дорогущие! Подарила. Ненормальная, да? Мало того, спросила, уверена ли секретарша, что действительно знает, кто такой Прометей, и существовал ли он на самом деле. Совсем уж, та даже обиделась… А в «день икс» Анна с утра явилась на работу с кошкой и целой сумкой каких-то звякающих предметов — тяжёлой, судя по всему. И потрясно одетая: в меховой шубе, торбасах и рейтузах! В такой тёплый день! «И вообще, — говорила секретарша, — снаряжённая, точно полярник!» А ведь ездила она на этот чёртов полигон часто — и с вояками, и со строителями, и со своими — и всегда была в своей стародевичьей униформе: куртка, брюки, самовязаная шапка.
Пока ждали гостей, долго стояла у Митькиного стола, причём не говорила с помощником, а глазела, как дурочка, на картинку над столом. Потом они пошептались — и парень ломанулся в библиотеку. Вернулся с толстой книжкой, которую она тоже, кстати, с немалым трудом, упихнула в сумку. Зиночка ещё подумала: сейчас молния порвётся или дно этой уродской торбы по шву треснет. Но ничего. А когда садились в автобус, Анна вдруг выскочила обратно, подбежала к группке провожающих (немногочисленной — подумаешь, очередной выезд «в поле») и чмокнула обалдевшего Митьку в щёку, прямо при всех, без всякого стеснения, заявив: «Отцу привет передай!» — так что бедный парень смутился до того, что схватил её, Зиночку, за руку. Принародно…
* * *
Ну, собственно, дальше-то все всё знают. И о том, как Митька готовил рукописи своей (вот это действительно тогда всех удивило!) крёстной к печати. И о том, как долго среди мирового научного сообщества не утихали споры о возможности передачи через искусственно созданные разрывы в пространственно-временном континууме не только энергии, но и физических тел. Даже несмотря на то, что таки обнаружили всего через полтора года высеченные на стене одной из пещер Новоградского раскопа отрывки из монографии о неолитических культурах — на языке, довольно близком к привычному нам русскому, и с выходными данными. Среди прочего там была копия иллюстрации на странице 27 — изображения человеческих и звериных фигурок с какого-то раскопа… Книга такая есть, между прочим, и действительно на этой странице — иллюстрация. Только там — фигурки неолитических Венер. Такие, какие есть в каждом учебнике: изображение тела полной, грудастой женщины, этак лет под сорок. Явно не юной, с узкой талией и стоячей, гладкой и привлекательной грудью, как, казалось бы, должен призывать нормального мужчину-художника естественный инстинкт.Всё это давно проходят в школе на уроках физики. И истории… И мы вовсю пользуемся перемещениями на дальние расстояния, правда, лишь в пределах реального для нас времени. Прочее запрещено, и почему — тоже понятно всем.
* * *
Непонятно одно. Почему — ну, почему?! — Бог, Судьба или Вселенная, кто бы там ни был! для исполнения такой миссии призвал именно Нюську Саломатину, эту неудачницу? И дуру?!
Гелла. Великий предок
— Чёрт! Ни одной умной мысли в голову не лезет! — замученно пожаловалась Лиза в пространство и тяжко вздохнула. Мышь как бы сама собой тихонько поползла к ярлычку пасьянса.
— Отставить! — прикрикнула Лиза. — Ишь, размечталась. Пока не напишу хотя бы абзац, никакой игры!
От принятого усилием воли решения легче не стало. В голову лезла лишь одна строчка: «Пришла как-то мне в голову умная мысль, походила, походила, да и умерла от одиночества». Само собой, в качестве рассказа на конкурс среди студентов филфака она совершенно не годилась. Это было всего лишь точное определение Лизиного состояния на данный момент. Тема конкурса, для которого и затевался гениальный опус, звучала так: «Мои великие предки». Причём выдающейся родословной несчастная писательница никогда не была обременена, так же как и, собственно, великими предками. Виновато было честолюбие да коварная подруга, хитро подловившая не совсем трезвую Лизу. Последней каплей послужил шаловливый взгляд, брошенный подругой на Лизиного нынешнего бойфренда. То ли был взгляд, то ли почудилось из-за нечёткой фокусировки, но от вылетевшего не вовремя слова-воробья отказаться было невозможно. Срок, назначенный деканатом, истекал завтра.
— Чёрт, чёрт, чёрт! — Лиза резко встала, с грохотом свалив стул. — Да что же это такое, ни одного подвига не совершили, серость одна какая-то. И у родственников спрашивала, и в городском архиве пыль глотала, даже полстранички после себя не оставили. Родился, учился (или даже не удосужился), женился, детей вырастил, помер. Всё!
— Ты чего буянишь?
Лиза резко развернулась. На диване вольготно развалился незнакомый щуплый мужичонка неприятной наружности. Жиденькая пегая бородёнка, бегающие глаза, неопрятная одежда, очень странная на вид, и в довершение всего — запах свежего навоза, победно распостраняющийся по комнате. Как гость попал в запертую квартиру, было совершенно непонятно.
— Вы грабитель? — дрожащим голосом спросила Лиза.
— Совсем рехнулась девка! — развеселился мужичонка и даже всплеснул руками.
— Ты ж сама стенала — предков тебе подавай. Вот я и явился, так сказать, по зову крови. А ты — обзываться! Нехорошо, — он хитро подмигнул и погрозил корявым пальцем.
Лиза попыталась упасть в обморок, но не вышло. Крепкий молодой организм не желал терять контроль над происходящим.
— Я сошла с ума, да? — тихо спросила она.
— Сдурела! — рявкнул тощий предок. — Тебе такая честь выпала, а ещё нос воротишь! Говорят тебе, бестолковой — голос крови это. Удостоилась, значит. Совпало так. Сказывай, зачем звала.
— Я не звала, — помотала головой Лиза. — Всё как-то нечаянно получилось.
Она аккуратно подняла стул и осторожно присела на краешек, незаметно щипая себя за руку, чтобы убедиться, что не спит.
— А чем помочь можете?
— Во прыткая! — восхитился незваный гость. — Со страху помирала только что, и сразу — помочь ей. Ну ладно, сказывай, что у тебя.
— Мне рассказ написать надо. Про великих предков, но мои ничем не прославились.
— Тю! И только? Да посмотри, сколько книжек у тебя стоит, надергай из каждой по одному подвигу, такая былина получится, все обзавидуются.
— Я не хочу из книжек, — заупрямилась Лиза. — Мне бы про моих написать. Неужели за века никто из них не совершил ничего выдающегося?
— Почему не совершил? Я, например, одну бабу от снасильничанья спас, чем не подвиг? Выбирай, говорю: либо насилую, либо по согласию. Она подумала и выбрала по согласию. А мог бы и не спрашивать!
— Да, это подвиг, — задумалась девушка. — Кажется, я слышала о таком. Или читала, что ли…
Лиза окончательно оправилась от испуга. Она не пьяна и не под кайфом, это сто процентов. В версию о внезапном сумасшествии верить не хотелось. В конце концов, по телевизору только и твердят об НЛО, снежных людях и Вселенском Разуме. Может, её отчаянный вопль был принят самой структурой ДНК, и та решила ответить, по не понятным пока причинам. Да если бы это был бандит, подкрался бы незаметно, стукнул по голове и — привет. А этот грязнуля сидит с безмятежным видом, в зубах ковыряется.
— А отец с матерью где? — сурово спросил предок.
— Я одна живу, — пожала плечами Лиза. — Скажите, а вы привидение?
— Не совсем. Да, меня Тимофеем кличут. Я с тобой через память, которая в крови, разговариваю, но могу и заместо тебя побыть. Ты унутрь, я наружу. Можешь увидеть, как твои предки после меня жили. Кого-нибудь великого да сыщешь. Сынок мой, например. Таких дел наворочал, до сих пор люди помнят! Давай скорей соглашайся, а то уйду.
Лиза радостно раскрыла рот, но ничего не сказала. Снисходительная болтовня никак не вязалась с алчным огоньком, блеснувшим на миг в глазах мужика. Правда, он так быстро погас, что Лиза засомневалась, но соглашаться не спешила.
— А как я обратно вернусь?
— Делов-то, — протянул Тимофей. — Как пожелаешь, сразу и вернешься. Только не торопись. Мне тоже в таких хоромах пожить охота. Всю жизнь по чужим углам мыкался, да и под открытым небом ночевать изрядно приходилось. Судьба у меня, ясно? Хоть на старости лет в неге поживу, что ли…
— Я не хочу, — наконец решилась Лиза.
— Да ты чего, девка, сама ж помочь просила, теперь на попятный?
— Изыди, — Лиза топнула ногой. Предок начал медленно таять в воздухе, злобно и разочарованно глядя на неблагодарную правнучку.
— Жаль, — вздохнула девушка. — Так и не побываю в прошлом… С другой стороны, оно мне надо?
Решительно развернувшись к монитору, Лиза начала набирать текст.
— Отставить! — прикрикнула Лиза. — Ишь, размечталась. Пока не напишу хотя бы абзац, никакой игры!
От принятого усилием воли решения легче не стало. В голову лезла лишь одна строчка: «Пришла как-то мне в голову умная мысль, походила, походила, да и умерла от одиночества». Само собой, в качестве рассказа на конкурс среди студентов филфака она совершенно не годилась. Это было всего лишь точное определение Лизиного состояния на данный момент. Тема конкурса, для которого и затевался гениальный опус, звучала так: «Мои великие предки». Причём выдающейся родословной несчастная писательница никогда не была обременена, так же как и, собственно, великими предками. Виновато было честолюбие да коварная подруга, хитро подловившая не совсем трезвую Лизу. Последней каплей послужил шаловливый взгляд, брошенный подругой на Лизиного нынешнего бойфренда. То ли был взгляд, то ли почудилось из-за нечёткой фокусировки, но от вылетевшего не вовремя слова-воробья отказаться было невозможно. Срок, назначенный деканатом, истекал завтра.
— Чёрт, чёрт, чёрт! — Лиза резко встала, с грохотом свалив стул. — Да что же это такое, ни одного подвига не совершили, серость одна какая-то. И у родственников спрашивала, и в городском архиве пыль глотала, даже полстранички после себя не оставили. Родился, учился (или даже не удосужился), женился, детей вырастил, помер. Всё!
— Ты чего буянишь?
Лиза резко развернулась. На диване вольготно развалился незнакомый щуплый мужичонка неприятной наружности. Жиденькая пегая бородёнка, бегающие глаза, неопрятная одежда, очень странная на вид, и в довершение всего — запах свежего навоза, победно распостраняющийся по комнате. Как гость попал в запертую квартиру, было совершенно непонятно.
— Вы грабитель? — дрожащим голосом спросила Лиза.
— Совсем рехнулась девка! — развеселился мужичонка и даже всплеснул руками.
— Ты ж сама стенала — предков тебе подавай. Вот я и явился, так сказать, по зову крови. А ты — обзываться! Нехорошо, — он хитро подмигнул и погрозил корявым пальцем.
Лиза попыталась упасть в обморок, но не вышло. Крепкий молодой организм не желал терять контроль над происходящим.
— Я сошла с ума, да? — тихо спросила она.
— Сдурела! — рявкнул тощий предок. — Тебе такая честь выпала, а ещё нос воротишь! Говорят тебе, бестолковой — голос крови это. Удостоилась, значит. Совпало так. Сказывай, зачем звала.
— Я не звала, — помотала головой Лиза. — Всё как-то нечаянно получилось.
Она аккуратно подняла стул и осторожно присела на краешек, незаметно щипая себя за руку, чтобы убедиться, что не спит.
— А чем помочь можете?
— Во прыткая! — восхитился незваный гость. — Со страху помирала только что, и сразу — помочь ей. Ну ладно, сказывай, что у тебя.
— Мне рассказ написать надо. Про великих предков, но мои ничем не прославились.
— Тю! И только? Да посмотри, сколько книжек у тебя стоит, надергай из каждой по одному подвигу, такая былина получится, все обзавидуются.
— Я не хочу из книжек, — заупрямилась Лиза. — Мне бы про моих написать. Неужели за века никто из них не совершил ничего выдающегося?
— Почему не совершил? Я, например, одну бабу от снасильничанья спас, чем не подвиг? Выбирай, говорю: либо насилую, либо по согласию. Она подумала и выбрала по согласию. А мог бы и не спрашивать!
— Да, это подвиг, — задумалась девушка. — Кажется, я слышала о таком. Или читала, что ли…
Лиза окончательно оправилась от испуга. Она не пьяна и не под кайфом, это сто процентов. В версию о внезапном сумасшествии верить не хотелось. В конце концов, по телевизору только и твердят об НЛО, снежных людях и Вселенском Разуме. Может, её отчаянный вопль был принят самой структурой ДНК, и та решила ответить, по не понятным пока причинам. Да если бы это был бандит, подкрался бы незаметно, стукнул по голове и — привет. А этот грязнуля сидит с безмятежным видом, в зубах ковыряется.
— А отец с матерью где? — сурово спросил предок.
— Я одна живу, — пожала плечами Лиза. — Скажите, а вы привидение?
— Не совсем. Да, меня Тимофеем кличут. Я с тобой через память, которая в крови, разговариваю, но могу и заместо тебя побыть. Ты унутрь, я наружу. Можешь увидеть, как твои предки после меня жили. Кого-нибудь великого да сыщешь. Сынок мой, например. Таких дел наворочал, до сих пор люди помнят! Давай скорей соглашайся, а то уйду.
Лиза радостно раскрыла рот, но ничего не сказала. Снисходительная болтовня никак не вязалась с алчным огоньком, блеснувшим на миг в глазах мужика. Правда, он так быстро погас, что Лиза засомневалась, но соглашаться не спешила.
— А как я обратно вернусь?
— Делов-то, — протянул Тимофей. — Как пожелаешь, сразу и вернешься. Только не торопись. Мне тоже в таких хоромах пожить охота. Всю жизнь по чужим углам мыкался, да и под открытым небом ночевать изрядно приходилось. Судьба у меня, ясно? Хоть на старости лет в неге поживу, что ли…
— Я не хочу, — наконец решилась Лиза.
— Да ты чего, девка, сама ж помочь просила, теперь на попятный?
— Изыди, — Лиза топнула ногой. Предок начал медленно таять в воздухе, злобно и разочарованно глядя на неблагодарную правнучку.
— Жаль, — вздохнула девушка. — Так и не побываю в прошлом… С другой стороны, оно мне надо?
Решительно развернувшись к монитору, Лиза начала набирать текст.
«История показывает, что Русь всегда испытывали на прочность. Междоусобные войны, татаро-монгольское иго, опричнина, кровавые бунты и почти постоянные войны с соседями. Мои предки выжили, несмотря на суровый климат и нечеловеческие условия. Только великие люди могли перенести такие испытания и сохранить для потомков поистине великую культуру…»
* * *
Лизе присудили второе место. Несколько дней спустя, ведомая смутным беспокойством, она нашла в Интернете галерею портретов знаменитых людей России и начала открывать их один за другим. Процесс оказался долгим, но наконец Лиза нашла, что искала. Сходство было неоспоримо, хоть художник изобразил более благородные черты. С экрана компьютера на неё мрачно смотрел Степан Тимофеевич Разин.
Мегалодонт. Хитрецы
Был сотрудник НИИ-40 Ким Сергеевич Флюсов дураком, был. Но не остался им.
Учился в школе плохо, из института едва не выгнали несколько раз.
Зато красив и обаятелен был Ким Сергеевич. А потому, когда однажды к его матери пришла подруга и привела дочь, шанса своего не упустил.
Понравился Марине Ким. Сама она работала в НИИ-40 уже больше пяти лет. И могла устроить протекцию. Что и сделала — после нескольких месяцев встреч и свиданий.
Не каждый, ох, далеко не каждый мог попасть в это НИИ. Теоретически его вообще не было. Нельзя было прийти и сказать: можно к вам устроиться? Туда могли только пригласить, да и то после негласной тщательной проверки. Помогла Марина. Да и чист, в общем, был Ким. Ну, а отсутствие талантов сумел скрыть до поры до времени.
Пока к нему присматривались, не допуская к сложным работам, Ким выполнял роль «подносчика ключей». Денег платили много, и он молил об одном — чтоб подольше не узнали о том, что он мало что помнит из институтской программы. Марину-то легко обмануть было, вешая лапшу о собственных устремлениях, взятых, по большей части из украденных из архива ещё на первом курсе дипломных и кандидатских работ.
Совершенно случайно познакомился Ким с Лёхой Васильевым из восемнадцатой лаборатории. Тот тянул свою лямку в НИИ уже шесть лет. Ну, слово за слово, в курилке, пришлись друг другу по душам. Стали дружить.
Как-то, примерно через год, Лёха пожаловался Киму: «Расследуют меня…»
Ким пожал плечами, щёлкнул окурком в пепельницу, протянул:
— Сволочи все. Меня до сих пор в подсобниках держат.
— И ещё годик продержат. Как минимум, — пообещал Васильев.
— Да пусть. А тебя-то за что обследуют?
— Пропали кое-какие разработки. Мне Жанка по секрету сказала. Меня подозревают. Хотя я ни сном ни духом, даже не знаю, о чём речь идёт.
Ким покрутил головой.
Во всяком случае, была установка обесточена и опечатана, а смежники вовсю авралили, налаживая для неё какой-то принципиальный контур. Самые подходящие условия для знающего человека, чтобы вытащить нужные агрегаты и поставить вместо них муляжи.
Ну, словно, холодильник из промтоваров украли. Ночною порой…
Переходник он поместил в свой старый школьный ранец, закинул на плечи. Словно в турпоход собрался. В палеоцен. Где жили его любимые по фотографиям в детской энциклопедии мегалодонты и прочие твари.
А с Лёхой нехорошо, конечно, получилось. Да и не попал с первого раза по неопытности…
А отправился в недалёкое прошлое. И там обосновался. Хорошо обосновался.
Путешествовал Ким по эпохам и периодам и воровал. Украл он литературные произведения разных авторов. Выступил сценаристом многих фильмов. Даже несравненным кубиком Рубика не побрезговал. Теперь мир знает Ким-кубик.
Много идей, достижений похитил Ким. Гением стал. Жил в почёте и уважении. В богатстве.
И ничего почти не менялось — ошибался Брэдбери. Бабочек можно было давить сколько угодно. Разве что названия некоторых улиц менялись.
Не остался Ким дураком, мечтающим спасти мир от смерти. Одного только не учёл…
— На факультатив по темпоральной физике.
— Опять? Полетели лучше ко мне! Предки на даче.
— Не…
— Что же ты хочешь от жизни тогда, Бут?
— Машину времени изобрести. Говорят, это возможно.
— Зачем она тебе, глупый?
— Знаешь, был гений в начале века, Ким да Винчи?
— Знаю. По истории проходили.
— Я его убью, а изобретения себе присвою.
— Ну, хитрец!
— Да шучу… Я лучше лекарство от смерти отвезу предкам. Ладно, мне пора. Пока!
Учился в школе плохо, из института едва не выгнали несколько раз.
Зато красив и обаятелен был Ким Сергеевич. А потому, когда однажды к его матери пришла подруга и привела дочь, шанса своего не упустил.
* * *
— Ты уж Марину-то не упусти, — советовала мать Киму, когда гости ушли. — Работает она на важном правительственном объекте. Где точно, даже мать её не знает. Но Зоя говорила, что получает она в неделю столько, что тебе десять лет откладывать. Может, устроит.Понравился Марине Ким. Сама она работала в НИИ-40 уже больше пяти лет. И могла устроить протекцию. Что и сделала — после нескольких месяцев встреч и свиданий.
Не каждый, ох, далеко не каждый мог попасть в это НИИ. Теоретически его вообще не было. Нельзя было прийти и сказать: можно к вам устроиться? Туда могли только пригласить, да и то после негласной тщательной проверки. Помогла Марина. Да и чист, в общем, был Ким. Ну, а отсутствие талантов сумел скрыть до поры до времени.
* * *
…деятельность сотрудника Васильева подвергнуть тщательно му расследованию, ввиду его неблагополучия…
Секретная директива руководства НИИ-40
* * *
Работа в тягость не была. Только немного напрягала секретность. Ну, а о существовании ещё одной ветки московского метрополитена, по которой он теперь попадал на новую работу, Ким догадывался и ранее.Пока к нему присматривались, не допуская к сложным работам, Ким выполнял роль «подносчика ключей». Денег платили много, и он молил об одном — чтоб подольше не узнали о том, что он мало что помнит из институтской программы. Марину-то легко обмануть было, вешая лапшу о собственных устремлениях, взятых, по большей части из украденных из архива ещё на первом курсе дипломных и кандидатских работ.
Совершенно случайно познакомился Ким с Лёхой Васильевым из восемнадцатой лаборатории. Тот тянул свою лямку в НИИ уже шесть лет. Ну, слово за слово, в курилке, пришлись друг другу по душам. Стали дружить.
Как-то, примерно через год, Лёха пожаловался Киму: «Расследуют меня…»
Ким пожал плечами, щёлкнул окурком в пепельницу, протянул:
— Сволочи все. Меня до сих пор в подсобниках держат.
— И ещё годик продержат. Как минимум, — пообещал Васильев.
— Да пусть. А тебя-то за что обследуют?
— Пропали кое-какие разработки. Мне Жанка по секрету сказала. Меня подозревают. Хотя я ни сном ни духом, даже не знаю, о чём речь идёт.
Ким покрутил головой.
* * *
— Всё нужное установлено. Нам только кнопку нажать
— Ну, Лёха, ты дал. Как ты смог переходник стащить?
— Давно готовился. Не хочу я тут горбатиться на государство.
— Подумать только! «Машина времени» у тебя в квартире…
— Думать поздно. С минуты на минуту всё поймут, Ким.
— Руки в ноги тогда?
— Да, бежим…
(Разговор двух мужчин, услышанный лицом бомж Степаном Кирьясовым в Тихвинском сквере на скамейке, седьмого апреля 2045 г.)
* * *
Только через два года после знакомства Лёха посвятил друга в свой план. И успели-таки они перетащить домой к Васильеву установку. По деталям, заменяя их макетами. Как раз она не работала, что-то случилось. Что — Ким не интересовался, хотя усилиями давно реабилитированного компаньона уже три месяца как работал с ним в одной лаборатории.Во всяком случае, была установка обесточена и опечатана, а смежники вовсю авралили, налаживая для неё какой-то принципиальный контур. Самые подходящие условия для знающего человека, чтобы вытащить нужные агрегаты и поставить вместо них муляжи.
Ну, словно, холодильник из промтоваров украли. Ночною порой…
* * *
Личность убитого: Васильев Алексей Аристархович. Время предполагаемого убийства: 3.20–3.30
(из милицейского протокола)
* * *
И ринулся Ким Сергеевич в прошлое. Лёха свои разработки в НИИ уничтожил, муляжи — не электронные платы, догонять Кима не на чем. А в будущем прошлом он обо всём позаботится…Переходник он поместил в свой старый школьный ранец, закинул на плечи. Словно в турпоход собрался. В палеоцен. Где жили его любимые по фотографиям в детской энциклопедии мегалодонты и прочие твари.
А с Лёхой нехорошо, конечно, получилось. Да и не попал с первого раза по неопытности…
* * *
Пострадавшему нанесено семь ножевых ран в область спины.
Задето лёгкое, сердце. Сломанный о ребро нож оставлен на месте убийства…
(из милицейского протокола)
* * *
— Петя, если б у тебя была машина времени, чтоб ты сделал?
— Я помогал бы историкам восстанавливать ход истории
— А ты, Вася?
— Я бы спасал из прошлого гениев и хороших людей, которые нечаянно умерли не своей смертью.
— А ты, Ким?
— Я б полетел в будущее и привёз бы лекарство от смерти…
(из воспоминаний Кима о начальной школе).
* * *
Не дурак был Ким. И полетел он не в будущее. И не в палеоцен.А отправился в недалёкое прошлое. И там обосновался. Хорошо обосновался.
* * *
— Гений человечества Ким Сергеевич сейчас перед вами, уважаемые телезрители. Ким Сергеевич, расскажите, как вам приходят в голову ваши идеи?
— Они теснятся в моей голове, время от времени выплёскиваясь наружу…
— Вы названы Леонардо да Винчи двадцать первого века. Вы считаете себя гением?
— Н-ну-у…
(из программы «Доброе утро» от 05.03.2004).
* * *
Не правы те, кто говорит, что всего добиться можно только самому, ох, не правы.Путешествовал Ким по эпохам и периодам и воровал. Украл он литературные произведения разных авторов. Выступил сценаристом многих фильмов. Даже несравненным кубиком Рубика не побрезговал. Теперь мир знает Ким-кубик.
Много идей, достижений похитил Ким. Гением стал. Жил в почёте и уважении. В богатстве.
И ничего почти не менялось — ошибался Брэдбери. Бабочек можно было давить сколько угодно. Разве что названия некоторых улиц менялись.
Не остался Ким дураком, мечтающим спасти мир от смерти. Одного только не учёл…
* * *
— Эй, Бут! Куда сегодня? — крикнула красивая девушка в мае 2056 года.— На факультатив по темпоральной физике.
— Опять? Полетели лучше ко мне! Предки на даче.
— Не…
— Что же ты хочешь от жизни тогда, Бут?
— Машину времени изобрести. Говорят, это возможно.
— Зачем она тебе, глупый?
— Знаешь, был гений в начале века, Ким да Винчи?
— Знаю. По истории проходили.
— Я его убью, а изобретения себе присвою.
— Ну, хитрец!
— Да шучу… Я лучше лекарство от смерти отвезу предкам. Ладно, мне пора. Пока!
Александр Ладейщиков. Очень удачная вылазка
— Вильям! Вилли! — неприятный женский голос прорезал ночную прохладу. Женщина с бутылкой пива стояла на крыльце сборного щитового домика, на самом краю огромного кукурузного поля.
Мальчик и не думал откликаться.
В ясном ночном небе сияла мёртвая Луна, словно полновесный серебряный доллар. Тихо покачивались налитые початки, в ночи стрекотали ошалевшие цикады.
На даме была красная майка с изображением Микки и потёртые джинсы. Лицо выглядело помятым, глаза блестели после бутылки крепкого пива.
— Вилли! Немедленно домой! — она продолжала голосить на все поле — так, что, должно быть, и в перелеске было слышно. Это там, где вчера выставили посты солдаты доблестной американской армии. А, может быть, полиции. Люди в погонах, посетившие их скромное жилище, как водится, не представились. Но очень много расспрашивали.
Мальчик и не думал откликаться.
В ясном ночном небе сияла мёртвая Луна, словно полновесный серебряный доллар. Тихо покачивались налитые початки, в ночи стрекотали ошалевшие цикады.
На даме была красная майка с изображением Микки и потёртые джинсы. Лицо выглядело помятым, глаза блестели после бутылки крепкого пива.
— Вилли! Немедленно домой! — она продолжала голосить на все поле — так, что, должно быть, и в перелеске было слышно. Это там, где вчера выставили посты солдаты доблестной американской армии. А, может быть, полиции. Люди в погонах, посетившие их скромное жилище, как водится, не представились. Но очень много расспрашивали.