– А Сайкс? – тихо спросил я.
   – Я его не знаю, но если Юльский гадина, то этот – чудовище. – По его лицу прошла скорбная тень. – Бедная Зося! – прошептал он.
   – Мы так и не выпили за нее, – сказал я. – Сеоев, налейте товарищу Кружельнику бокал и… за Зосю, за ее будущую счастливую жизнь.
   Чокнувшись, мы до дна осушили свои бокалы за девушку, которая в эти минуты, наверное, взволнованно думала о нас.
   – А как Сайкс? Неужели его не постигнет кара за его злодеяние?
   – У нас, русских, есть пословица: «Конец венчает дело», – сказал я. – Будем надеяться, что она оправдается и на этот раз.
   – Амен! – произнес Кружельник, и мы чокнулись за скорейшее исполнение пословицы.
 
 
   На следующий день Кружельник приказом был назначен на место «убывшего в Советский Союз старшего сержанта Сеоева». Новый ординарец прошел в приказе под фамилией Семенова и поместился в комнате осетина, куда была поставлена добавочная кровать. Утром генерал вызвал Кружельника для беседы с ним и капитаном Аркатовым. Занятый делами, я не смог быть с ними.
   Я работал у себя в комнате, когда генерал вошел ко мне в сопровождении нашего хозяина, достопочтенного Таги-Заде. Я не видел его с той самой минуты, когда этот учтивый до приторности господин встретился со мной на стадионе Амир-Абада. Изящно одетый, прижимающий руки к груди, низко кланяясь и закатывая глаза, он произвел на меня впечатление опереточного благородного отца.
   Таги-Заде обеими руками пожал мою и, выразительно улыбаясь, осведомился о здоровье.
   – Что вы так надолго забыли нас? – спросил я.
   Таги-Заде аккуратно откинул фалды своего нарядного сюртука, осторожно сел и, умильно глядя на нас, сказал:
   – Боялся обеспокоить… ведь у вас так много дел… Каждая минута дорога у вашего превосходительства… – произведя меня в генералы, со сладчайшей улыбкой пояснил он.
   – Что вы! Наоборот, времени хватает, – засмеялся я.
   – Александр Петрович, – сказал генерал, – наш симпатичный хозяин…
   – И друг, – нежно поглядывая на нас, вставил Таги-Заде.
   – И друг, – охотно повторил генерал, – просит о некотором одолжении. Он хочет на два-три дня слетать в Баку.
   В коридоре послышались шаги, раздался стук в дверь. Так как Сеоеву и Кружельнику было приказано оставаться в своей комнате и без вызова не приходить, то я спокойно взглянул на генерала.
   – Войдите! – сказал он.
   Вошел дежурный адъютант.
   – Товарищ генерал, летчица, старший лейтенант Кожанова, к товарищу полковнику.
   Генерал выжидательно взглянул на меня. Внезапная идея осенила меня.
   – Пусть войдет, – сказал я.
   Таги-Заде задвигался на стуле, хотя было видно, что ему не очень хотелось уходить.
   – Оставайтесь, вы не мешаете нам, – предложил я.
   В комнату вошла Елена Павловна.
   – Товарищ генерал, я к полковнику Дигорскому, разрешите остаться? – обратилась она к генералу.
   – Не только разрешаю, но и прошу. Полковник мне говорил о вас, – тепло и просто сказал генерал.
   Таги-Заде не без любопытства оглядывал вошедшую. Хорошенькая женщина в военной форме, с орденами привлекла его внимание.
   – Вот и ответ, дорогой Таги-Заде, – произнес я. – Елена Павловна – пилот прилетевшего к нам самолета. Завтра она возвращается обратно в Баку. Я лечу вместе с нею. Оформляйте ваши бумаги, и вы составите приятную компанию нам. Не так ли, товарищ Кожанова?
   – Если разрешение будет дано, с удовольствием доставлю вас на место, – знакомясь с Таги-Заде, сказала она.
   – Очень будет приятно, – низко поклонился летчице Таги-Заде.
   – Только скорее оформляйте бумаги, без них я не возьму вас на борт, – сказала она нашему хозяину, учтиво поцеловавшему ее руку.
   – Сейчас бегу… постараюсь к вечеру иметь и пропуск и все нужное, – расшаркиваясь перед нами, заторопился Таги-Заде.
   – Только помните: в четыре часа тридцать минут мы вылетаем из Кереджа. Не опоздайте, я смогу задержаться на пять, на десять минут, не больше, – предупредила его Елена Павловна.
   – Не опоздаю… – уже из дверей крикнул Таги-Заде, исчезая в коридоре.
   – Ну, вот вам и еще пассажир, – засмеялся генерал. – Вы, Елена Павловна, небось отвыкли от таких раздушенных и напомаженных франтов.
   – А, ей-богу, даже и не привыкала. Ведь он первый такой, который пилоту ручки целует и лакированные ботинки носит. Ведь мои пассажиры – это груз да военный народ.
   – Ничего, он мужчина славный, а только боюсь, что не получится у него ничего, – сказал я.
   – Почему? Не дадут визы? – спросила Кожанова.
   – Нет, дать-то дадут, отчего не дать, а просто не успеет. Ведь лететь нам рано утром, а пока он министерства да посольство обегает, анкеты заполнит и мало ли какие еще формальности выправит, не то что день, а суток пять пройдет…
   – Ну, что ж, через неделю я опять буду в Кередже, и если он получит визу, тогда полетит со мной, – сказала Елена Павловна.
   – Бог с ним, это его забота, а вот расскажите-ка нам, товарищ Кожанова, где вы были в Тегеране, что видели и какие у вас планы на сегодня? Видели базар? – спросил генерал.
   – Нет, товарищ генерал, только собираюсь, хотела пригласить туда полковника.
   – Ну, на этот раз вам придется поехать туда со мною, – засмеялся генерал, – у полковника в связи с отъездом масса срочных дел. А с базара вернемся сюда и пообедаем все вместе. Не протестуете?
   – Хорошо, – согласилась Кожанова, – но только к семи часам вечера мне нужно быть на аэродроме.
   – К семи вы будете возле вашего самолета.
   Они вышли, а я, переждав несколько минут, подошел к телефону и набрал номер мистрис Барк.
   Мне сразу же ответили. Я узнал чистый и твердый голос Эвелины Барк.
   – Рано утром улетаю на Кавказ. Звоню вам, как обещал…
   – Это очень мило, но я была убеждена, что вы не улетите, не заглянув ко мне, хотя бы… – она чуть слышно засмеялась.
   – Хотя бы? – повторил я.
   – Из желания увидеть Зосю, – так же смешливо договорила она.
   – И вас, – подчеркнуто твердо сказал я.
   – Это серьезно? – уже другим тоном проговорила она.
   – Да, и вы знаете это, мистрис Эвелин, – впервые за все наше знакомство я назвал ее по имени.
   В трубке было молчанье, послышался тихий, неуверенный вздох, потом я услышал ее слова:
   – У нас в таком случае прибавляют слова: «My dear» – «моя дорогая», я исправляю вашу ошибку и договариваю за вас. Приезжайте в десять часов, я буду вас ждать. «My dear», – нежно проговорила она.
   Кружельник и Аркатов прохаживались по саду, и я из окна видел, как дружески они беседовали между собой. Я усмехнулся. Следователь и его бывший подследственный.
   Они сели у фонтана. Аркатов курил, а Кружельник с наслаждением ел виноград. Оба уже знали о микрофоне, и поэтому все свои беседы вели только в саду. Глядя на такое довольное, хорошее, открытое лицо Кружельника, я невольно подумал о Зосе. Чистые, ясные глаза брата были очень похожи на ее глаза, та же глубокая синь, такой же овал лица. Мне было приятно, глядя на него через окно, восстанавливать в памяти милые, ставшие уже мне дорогими, черты Зоси. Бедная девочка. Мы все уже были в сборе, все, а она…
   Вечером я буду у Барк, под утро «улетаю» в Баку… Остается очень мало времени, чтобы устроить встречу Зоси с братом. Ведь нельзя же, возвращаясь от Барк, забрать Зосю с собой. Нельзя было и сейчас, среди дня, после разговора с журналисткой, приехать к ней… Как быть?..
   Телефонный звонок отвлек меня от раздумья. Я взял трубку.
   – Это магазин «Пель-Мель»? – услышал я торопливый, взволнованный голосок Зоси.
   – Нет, частная квартира, – четко, раздельно ответил я, еле сдерживая нахлынувшую на меня тревогу.
   – Извините, – успокоенно прозвучало в трубке.
   Я повернулся к окну. Кружельник доедал виноград. Аркатов докуривал сигаретку… Была такая розовая, мирная идиллия во всем окружавшем их, что я даже усмехнулся.
   Внезапная мысль осенила меня.
   – Сержант Семенов! – высовываясь из окна, крикнул я.
   Оба кейфовавших человека подняли головы.
   – Сержант Семенов, ко мне! – крикнул я.
   Аркатов вдруг рассмеялся, толкнул в бок Кружельника, и сержант взбежал по лестнице ко мне.
   – Переоденьтесь. Мы сейчас проедем в город. – И взяв за руку Кружельника, я увел его в сад, где все еще прохаживался Аркатов.
   – Ян, – сказал я, – сейчас мне звонила Зося. Она будет ждать вас в одном из магазинов. Приготовьтесь встретиться с нею, будьте спокойны, сдержанны, хладнокровны. Место это шумное, за нами, вероятно, будут следить, и малейшая оплошность может погубить дело и… Зосю.
   Кружельник переменился в лице.
   – Я не могу найти другой возможности устроить сейчас вашу встречу, но вам непременно нужно увидеться сегодня. Вы понимаете это?
   – Не беспокойтесь, обыватэлю полковник. Я буду спокоен… выдержит ли только Зося?
   – Выдержит, – уверенно сказал я. – За эти дни девочка так много передумала и перестрадала, что она выдержит любое испытание.
   Кружельник с благодарностью взглянул на меня.
   – Я не нужен? – спросил Аркатов.
   – А ведь это идея! – воскликнул я. – Вы очень можете пригодиться.
   Мы пешком прошлись до перекрестка Шахской улицы и, взяв такси, доехали до универмага. Войдя в него и смешавшись с толпой покупателей, переходя от прилавка к прилавку и разглядывая товар, мы подошли к лифту. У подъемной машины стоял маленький бой в красной форме с окантованной золотым галуном фуражке. Из бельевого отделения, держа покупку в руке, показалась Зося. Обходя толпу, она направилась к выходу, но я понял, что девушка увидела меня. Сделав изумленное лицо, я шагнул ей навстречу.
   – Какая приятная неожиданность, – загораживая ей путь, воскликнул я.
   Она вздрогнула, обернулась и так естественно изобразила смущение, что я в душе порадовался за нее.
   – Вы здесь, пан полковник? – сказала она. – Неужели тоже покупки?
   – О да! Я завтра улетаю в Россию и зашел кое-что купить.
   Я взял ее под руку и осторожно повел к выходу.
   – А ваши покупки? – громко спросила она.
   – Успею, успею, Зосенька! Знаете, как поется в одной песенке… «Первым делом, первым делом девушки, ну, а покупки потом», – с видом отчаянного ухажора так же громко ответил я, отводя ее к самому окну, где под нарядной пальмой в кадке стояло небольшое кресло. Я быстро осмотрел гомонившую сзади толпу. Ничего подозрительного не было. Фуражка Аркатова и пилотка Кружельника мелькнули в толпе, и я увидел, как, прорываясь сквозь нее, мои спутники направились ко мне.
   – Зосенька… крепитесь и не сплошайте! Сейчас подойдет Ян… Не волнуйтесь и не погубите дела, – шепнул я, изображая на лице такую страсть, что самому чуть не стало тошно.
   – А, вот где вы, товарищ полковник! – проговорил Аркатов, поднося руку к фуражке. Кружельник стоял за ним, глядя на Зосю с таким непроницаемо-спокойным лицом, точно видел ее в первый раз.
   – Познакомьтесь, Зося! Капитан Соколов, а это наш новый сержант Семенов, сменивший вашего приятеля Сеоева, – сказал я.
   Зося улыбнулась, кивнула и, глядя на меня, что-то негромко сказала по-польски. Изо всей фразы я понял только одно слово «Янек», но как нежно и задушевно прозвучало оно. Кружельник пожал ей руку, поклонился и, делая вид, будто беседует с Аркатовым, так же негромко ответил ей, в то же самое время показывая капитану рукой куда-то в толпу. Ресницы Зоси затрепетали, глаза стали синими-синими и до того детскими, что я замер от восхищения.
   Продолжая глядеть на меня, она бросила быстрый взгляд на брата и с непередаваемой нежностью тихо проговорила что-то по-польски.
   Я понял, что она вспомнила мать и, вероятно, какой-то эпизод своего детства, на что Кружельник, повернувшись ко мне, негромко ответил:
   – Мы опять вернемся домой, сестренка… Мы будем в Варшаве!
   Щечки девушки порозовели. Она повернулась ко мне и прошептала:
   – Благодарю вас, мой… – не договорив, она крепко сжала мою руку.
   Надо было уходить. Наша живописная группа уже привлекала внимание любопытных.
   Болтая и пересмеиваясь, мы вышли на площадь. Девушка заторопилась, делая вид, что хочет ехать домой, но я и Аркатов с двух сторон загородили ей путь. Кружельник, посмеиваясь, стоял за нами, и Зося, махнув рукой, сдалась, наконец, на наши уговоры.
   – Но только двадцать минут… Иначе мне достанется на орехи, – смеясь, воскликнула она.
   Все вышло так естественно и живо, что эта сценка должна была рассеять подозрение тех, кто, возможно, наблюдал за нами. Ухватив девушку за руки, я и Аркатов почти бегом увлекли ее вперед по аллее. Франтоватые иранские бездельники в лакированных ботинках и хлыщи, занимавшиеся тут же у «Пель-Меля» темными торговыми операциями, шутками и смешком проводили нас. «Похищение сабинянки» удалось на славу. Держась за руки, мы втроем шли по аллее, а Кружельник замыкал нашу веселую, смеющуюся группу.
   Отойдя довольно далеко от универмага, я взял девушку под руку и, оттеснив делавшего смешные, недовольные гримасы Аркатова, медленно пошел с Зосей.
   – Что случилось, моя дорогая девочка? – спросил я.
   – Госпожа Барк звонила господину Сайксу, предупредив его о вашем отлете. Многое из разговора я не поняла, так как говорили они главным образом по-русски. Он сейчас же вызвал ее к себе. Полчаса назад к ней заезжал ваш хозяин господин Таги-Заде, не застав ее, он сейчас же уехал, я думаю, что тоже к полковнику.
   – Так, так – задумчиво сказал я.
   – Думаю, что эта шайка готовит какое-то злодеяние против вас. Мой дорогой, мой любимый друг, я боюсь за вас!! Что-то очень тревожит, беспокоит меня, – с тоской прошептала Зося, – если можно, не улетайте, не улетайте сегодня… Сделайте это завтра или в другой какой-нибудь день, но так, чтобы не знали они… они затеяли что-то ужасное, – в страхе произнесла она.
   – Я это знаю, Зося, – тихо сказал я, – но мне не угрожает ничего. Ты, ты, моя дорогая девочка, береги себя… Еще одну ночь – и все кончится, мы будем вместе – ты, я и Ян, – успокаивая ее, сказал я, оборачиваясь к Кружельнику, с изумленным вниманием слушавшему нас. – Да, Ян, Зося и я любим друг друга.
   – Так, Зося?
   – Так, Ян! – просто ответила она.
   Аркатов, не понимавший по-английски, довольно безразлично слушал нас, уделяя главное внимание наблюдению за аллеей и прохожими, изредка попадавшимися нам.
   – Я знаю, что она не полюбит недостойного человека, – сказал Кружельник.
   – Спасибо, Ян, – ответил я, – а теперь мы с капитаном покурим, а вы поговорите друг с другом, но не больше двух-трех минут.
   Аркатов и я присели на скамейку, глядя по сторонам, покуривая и перебрасываясь словами.
   – Пора! – сказала Зося.
   Она грациозно присела, прощаясь с нами.
   – До вечера! – сказал я, пожимая ей руку.
   – До завтра, сестренка! – взволнованно проговорил Кружельник.
   Светлое платьице девушки мелькнуло в аллее. Помахав ей вслед, мы вернулись в «Пель-Мель», где я сделал ненужные мне покупки.
 
 
   – Не появлялся еще Таги-Заде? – спросил я генерала.
   – Ну и хитер полковник. Ох, хитер, – засмеялся он. – Да не делайте невинного лица! Вы же отлично знаете, что господин Таги и не думает улетать с вами.
   Мы прогуливались по саду, ожидая появления Елены Павловны.
   – Они убедились, что вы действительно улетаете в Баку, значит… – Он многозначительно взглянул на меня. Я засмеялся и кивнул.
   – Когда едете к Барк?
   – К десяти.
   – А вернетесь?
   – Думаю не задерживаться.
   – Ну, это будет зависеть не от вас. Во всяком случае, когда бы ни вернулись, мы разыграем последнюю сцену у микрофона.
   – Трогательное прощание друзей?
   – Именно. А вот и Елена Павловна, – прервал он нашу беседу, завидя Кожанову.
   Обед прошел весело. Генерал был в ударе. Он много и интересно рассказывал Аркатов удачно острил. Я поддерживал компанию.
   За сладким заговорили о тегеранском базаре.
   – Не люблю этот бесконечный шум и вопли… И вообще говоря, экзотика никогда не увлекала меня, – сказала Кожанова. – Мой идеал – тихие равнины центра России, речки, обрамленные березкой и кленом, широкие поля с золотой пшеницей и спокойные села с трудолюбивыми колхозниками в них.
   – Русачка! – довольным голосом сказал генерал.
   – Люблю свою страну. И горы, и ее моря, и тундру… но жить и умереть хотела бы у себя где-нибудь под Воронежем или Тамбовом.
   – А вы откуда родом? – спросил генерал.
   – С Дону – я казачка, – ответила она. – Однако, где же этот элегантный господин?
   – Таги-Заде? – рассеянно спросил я.
   – Тот, что хотел лететь с нами.
   – Бегает по инстанциям… Не так-то легко получить за один день все нужные бумаги.
   – Не получит – не полетит, – улыбнулась Кожанова.
   – Не велика беда. И что ему так приспичило. Не улетит сегодня, улетит через неделю. Ведь, надеюсь, вы посетите нас снова? – любезно спросил генерал.
   – Охотно. Кроме базара, я еще ничего не видела в Тегеране.
   – Товарищ генерал! К вам хозяин дома пришел, прикажете допустить? – доложил дежурный.
   Еще в дверях Таги-Заде сделал сокрушенное лицо и, разводя руками, горестно сказал:
   – Все против меня. И в посольстве, и в министерстве, и у консула – везде один ответ: «Не раньше, чем через пять дней…»…
   – Ну, полетите со мною в следующий раз, – сказала Кожанова.
   – Да, но дела! – вздохнул Таги-Заде.
   – Не хотите ли бокал вина за здоровье Елены Павловны? – спросил я.
   – С радостью. Такая хорошенькая женщина и… летчик. Все время в воздухе, в опасности… Нет, наши женщины этого не умеют. Ваше здоровье, – чокаясь, учтиво сказал он и, обратившись ко мне, добавил: – За благополучный полет!
   Таги-Заде выпил, раскланялся и ушел. Спустя несколько минут уехала и Кожанова.
   Я прошел к Сеоеву и Кружельнику и, сидя в их уединенной комнатушке, детально, со всеми подробностями рассказал им план нашего ночного действия. Кружельник внимательно слушал, изредка переспрашивая меня. Пылкий и экспансивный осетин держался иначе.
   – Ах, сволочи-бандиты!.. Жаль, у меня кинжала с собой нету, я им всем башки посрубил бы! – вскакивая с места и размахивая руками, восклицал он.
   – Спокойней, спокойней! Ваши кулаки, товарищ Сеоев, могут пригодиться лучше кинжала. Только помните, товарищи, ни одного звука, ни одного движения без приказа…
   – Зосе угрожает опасность? – выслушав меня, спросил Кружельник.
   – Да! И большая. Я не могу скрывать от вас этого.
   – Я предполагал это. Как мы сможем помочь ей? – с тревогою спросил он.
   – Еще не знаю! Все выяснится позже, когда я увижусь с нею.
   – Надеюсь на вас, обыватэлю полковник. Я знаю, что и вам дорога моя сестренка.
   – Очень, Ян, так дорога, что я не нахожу слов выразить это.
   Сеоев скрипнул зубами и, схватив в свои огромные ручищи затрещавший стул, сказал:
   – У-у, гяур ма биль!..[32] Попались бы эти гады в мои руки!..
   Не выдержавшая его ярости спинка стула с треском переломилась. Как ни тяжела была тема нашего разговора, но мы с Кружельником не выдержали и рассмеялись, глядя на удивленное лицо не ожидавшего такого эффекта гиганта.
   В начале десятого, нацепив колодку с орденами, выбритый и раздушенный, я поехал к Барк. Внешне я был совершенно спокоен, но опасение за жизнь Зоси угнетало меня. Я понимал, что ее роль заканчивалась в ту самую минуту, когда мой самолет отрывался от земли… Дальше она уже не была нужна ни Сайксу, ни госпоже Барк. Зная, как легко «Косоуров» избавился от своей сообщницы «Красновой» и как цинично сожалел о том, что не «ликвидировал» Юльского, я был уверен, что он так же спокойно может отравить или застрелить Зосю. Кого обеспокоило бы в Иране исчезновение бедной, безвестной девочки? Кто осмелился бы спросить у Барк, куда делась ее горничная? Никто! Зося исчезла бы так же бесследно, как исчезает бабочка или жучок.
   Было еще рано. Я сошел с фаэтона и, отпустив его, купил в цветочном магазине букет красных роз. Улицы Тегерана жили веселой, шумной жизнью: огни кафе и светящаяся реклама кино, вертящиеся мельницы из электрических лампочек, вспыхивающая цветная гирлянда над входом в ресторан «Мажести», согни фланирующих людей, американские солдаты, английские «томми», проститутки.
   Я перешел улицу и направился к дому журналистки. На душе у меня было все так же тревожно и смутно.
   Зося, как обычно, у самой лестницы встретила меня. Вынув из букета самую пышную розу, я протянул ее Зосе. Девушка благодарно взглянула и тихо покачала головой.
   – Ну как, Зосенька, очень досталось вам от госпожи Барк за опоздание?
   – Нет! Мадам только посмеялась, узнав, как вы с офицерами похитили меня.
   Она замедлила шаги.
   – Потом вы обязательно зайдите в сад. Я буду ждать вас… Мне страшно… – каким-то детским, похожим на плач шепотом, еле слышно сказала она.
   Сердце мое оборвалось. Я был готов послать ко всем чертям эту проклятую «журналистку», ожидавшую меня, и, схватив за руку Зосю, увести ее к себе, но долг и необходимость довести дело до конца пересилили мои личные чувства.
   – Жди, я непременно приду. Я не покину тебя, – сказал я, овладевая собой.
   Мы поднялись наверх. Зося мило и кокетливо пропустила меня вперед, опять становясь вышколенной, благовоспитанной прислугой.
   – Я сейчас доложу о вашем приходе, – сказала она, открывая дверь в гостиную.
   – Не надо докладов, сегодня у нас просто дружеская встреча… без этикетов и церемоний, – раздался голос хозяйки, и Эвелина Барк появилась на пороге спальни. Барк вообще была очень хороша, но сегодня ее чудесные золотые волосы причудливой прической обрамляли одухотворенное, несколько бледное лицо, на котором лихорадочно горели большие глаза. Тень не то грусти, не то беспокойства была в них. Губы ее, красивые, ярко очерченные полные губы, вздрагивали, хотя было видно, что она старалась это скрыть. Всегда уравновешенная, с несколько иронической улыбкой и таким же отношением ко всему окружавшему ее, сейчас она была другой – взвинченной, взволнованной, тревожной. Я с удивлением заметил это, но не подал и виду, предполагая, что это тоже один из ее номеров обольщения.
   – Благодарю вас! Вы угадали – красные розы – это мои любимые цветы, – сказала она, поднося букет к лицу. – Зосенька, дитя мое, позаботьтесь об ужине и о том, чтобы никто не помешал нам. Никто!
   Зося поклонилась и вышла.
   – Не обращайте внимания на меня, – неожиданно тихим, похожим на извинение голосом, сказала Барк. – Я иногда схожу с ума, но это и понятно… ведь я женщина, – с жалкой улыбкой закончила она.
   – Что с вами? – удивленно спросил я.
   – Не обращайте внимания… Я просто еще не оправилась от болезни…
   Это был ее неудачный ход. Напоминание о «болезни» еще более насторожило меня. «Тонкая игра», – подумал я.
   – Сядем, – беря меня за руку и увлекая в другую комнату, сказала она.
   Большой камин с решеткой, совершенно в английском духе, пылал, и золотые огоньки лизали сухие трещавшие поленья. У камина стояла низкая широкая оттоманка.
   – Сядем, – повторила мистрис Барк и, не выпуская моей руки, опустилась на оттоманку. Я последовал ее примеру.
   – Я очень люблю камин… Он дает уют, тепло и чувство традиции, да, да… То, чего так не хватает нам, бедным детям двадцатого века.
   Она с наслаждением откинулась на подушки, вытянула стройные ноги к огню и продолжала:
   – Я потому так и люблю Диккенса, что у него во всех его чудесных книгах не обходится без ярко пылающего камина…
   – А также сверчка и милого джентльмена, вроде чудака Пиквика…
   Она чуть отодвинулась и искоса глянула на меня.
   Теперь я допустил ошибку. По ее тону и взгляду я понял, что моя реплика насторожила ее.
   – Диккенса я знаю больше по театральным представлениям, дорогая мистрис Эвелин. Ведь у нас, в Советском Союзе, очень охотно ставят и Шекспира, и Шеридана, и Джонса, и различные инсценировки по произведениям Диккенса.
   – Не надо… – перебила она, – не пытайтесь казаться менее начитанным и интеллигентным. Я вижу, что вы знаете старую английскую литературу.
   Она замолчала и, наклонившись к огню, поправила поленья.
   – Мне это нравится, я люблю иметь дело с умными и образованными людьми, будь то мои друзья или враги… А кто вы мне: друг или враг? – неожиданно повернулась она лицом ко мне.
   – Я вам то же, что и вы мне, – ответил я, смотря в ее широко открытые глаза.
   Она тихо засмеялась и ласково провела пальцами по моему лицу.
   – Тогда, значит, больше чем друг… Однако, как жарко пылает камин, не отодвинуть ли софу чуточку подальше?
   Я переставил оттоманку, и мы снова уселись на нее. Госпожа Барк закурила. Она затянулась раз и другой, потом тихо, как бы отвечая самой себе, прошептала:
   – Как, однако, все это сложно и… непонятно…
   – Что непонятно? – спросил я.
   – Жизнь… ее странные законы и переплетения… Что же, однако, не появляется Зося? Я хочу выпить за ваш отъезд.
   Она внимательно взглянула мне в глаза, и опять что-то тревожное было в ее взгляде.
   – Позвоните, пожалуйста, ей. Нажмите вот эту кнопку.
   Я позвонил. Мистрис Барк, закинув руки за голову и вытянувшись всем телом, неподвижно смотрела в огонь. Пламя вспыхивающих поленьев озаряло ее профиль, прядь волос рассыпалась по щеке, глаза были полузакрыты.
   – Можно войти?.. Все уже готово, – послышался голос Зоси.
   Мистрис Барк не отвечала.
   – Дайте мне еще папиросу… вашу, русскую… – вдруг сказала Барк, продолжая глядеть в огонь. – Вам хорошо?