– Да, – сказал я, хотя на самом деле мне было и неудобно сидеть с нею на оттоманке, и неловко при мысли о Зосе, которая ежеминутно может войти.
Барк вздохнула и, наклонившись, поцеловала меня. Это было так неожиданно, что я вздрогнул и стремительно отодвинулся назад.
– Может быть, потом я возненавижу себя за это, – грустно сказала она.
Зося вкатила в комнату столик. Я взглянул на нее из-за плеча хозяйки. Наши взгляды встретились. Губы девушки чуть улыбнулись, а глаза с холодным презрением скользнули по неподвижно склонившейся к огню женщине.
– Все готово, мадам! Вино, холодная дичь, закуска, – ровным голосом доложила она.
– Спасибо. Вы можете ложиться спать, хотя… – мистрис Барк подняла на меня глаза, – вы, может быть, захотите попрощаться и с малюткой.
– Обязательно, – сказал я, – и, если вы разрешите, уходя, я на одну-две минутки зайду к Зосе… конечно, если только она не будет спать.
Мистрис Барк засмеялась и швырнула в камин недокуренную папиросу.
– Я буду спать! – отрывисто сказала Зося. – Благодарю пана полковника за внимание, но прошу извинить, я очень устала.
– Ого, мы рассердились! – мягко проговорила госпожа Барк, – но это вам урок. Наша маленькая пуританка не похожа на свою вольнодумную госпожу, принимающую гостей даже поздней ночью… Не правда ли, Зося? – с очень ласковым смехом спросила госпожа Барк, глядя на невозмутимо слушавшую девушку.
– Ну, так простимся сейчас, – поднимаясь с места, сказал я, протягивая ей руку. – Ночью я улетаю, что пожелаете мне, Зосенька?
– Счастливой дороги и скорой встречи! – сказала она. Ее пальцы с силой сжали мои, и на одно мгновение более чем надо я задержал их.
– До скорой встречи! – подчеркивая слова и так же сильно отвечая на ее рукопожатие, сказал я.
Девушка наклонила голову. Она поняла меня.
– Спокойной ночи, мадам! – повернувшись в сторону госпожи Барк, сказала она и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
Несколько секунд мы молчали. Потом, свернувшись в клубочек, мистрис Барк зябко повела плечами и тихо сказала:
– Мне холодно… подбросьте еще поленьев и налейте вина.
Я сделал и то, и другое.
– Если вам безразлично, потушите верхний свет… Его совершенно достаточно от бра и камина.
Я исполнил и эту просьбу.
– Теперь хорошо! Я люблю полумрак, лучше думается, когда свет не режет глаза. Так за что же выпьем первый бокал?
– За вас, моя дорогая Эвелин! – сказал я.
Она внимательно посмотрела на меня и потом отрицательно покачала головой.
– Нет! Это не то, даже не похоже! – с горечью сказала она.
– Что не похоже? Я не понимаю вас.
– Не похоже на то, как минуту назад вы с нежностью сказали: «Зосенька». Там были тепло и любовь… здесь – простая корректность. Разве не так? Выпьем лучше за вас. Не бойтесь, – видя мое смущение, криво улыбнулась мистрис Барк, – оно не отравлено, смотрите! – И она осушила свой бокал.
Лихорадочное возбуждение, оставившее было ее, снова вернулось к ней. Она выпила еще бокал, закурила папиросу и, повернувшись, спросила в упор:
– Вы любите ее?
– Нет! – отводя глаза от ее немигающего взора, ответил я.
– А меня?
– Еще не знаю! – попробовал отшутиться я.
– Решайте теперь же… Дальше будет поздно, – вдруг сухим, сдержанным голосом сказала она. Глаза ее на секунду стали злыми.
– Почему будет поздно? – удивился я.
– Выпьем… мне хочется вина, – не отвечая на вопрос, сказала мистрис Барк и налила себе и мне вина.
– Я уже несколько лет не была в таком глупом состоянии, как сейчас, – отставляя в сторону бокал, сказала она.
– В каком таком?
– В таком… влюбленном, – допивая вино, спокойно сказала она. – Разве это не глупое состояние, да еще в мои годы?!.
«Да еще будучи разведчицей и шпионкой», – подумал я.
– Вы ешьте, мой дорогой полковник, а то в пути почувствуете голод, – продолжала она, кладя мне в тарелку крылышко фазана, – так о чем я говорила? Да, о влюбленности… Это ведь дважды глупо, когда мне приходится ревновать вас к своей горничной, а ей – ко мне… Не находите ли вы это смешным?
– Вы, конечно, шутите. Я могу еще допустить, что девочка увлеклась мною, но вы…
– А я еще больше, чем она. И сейчас повторяю тот же вопрос. Вы… любите… ее? – медленно повторила она.
– Нет!.. Я уже говорил вам это…
– Очень этому рада, – сказала мистрис Барк. – Мне это приятно слушать, хотя… – она замолчала.
Не зная, как держать себя, я взял ее руку, она освободила ее.
– Второй вопрос я задам вам позже.
Она снова стала радушной и гостеприимной хозяйкой. Перемена произошла так внезапно, что я просто дивился ей. Это опять была та же умная, ироническая, спокойная госпожа Барк, какой я знал ее все эти дни.
Так, мило беседуя, мы сидели у догоравшего камина, напоминая собою даже не двух влюбленных, а спокойную супружескую чету, давно привыкшую друг к другу.
Я мельком взглянул на часы. Было уже десять минут первого. Однако как быстро пробежали два часа в этом странном, уютном и опасном уголке мистрис Барк.
– Да, мой дорогой, времени мало, уже пора. Через час вам надо будет ехать.
Я хотел подняться, но она удержала меня.
– Я люблю вас, – сказала она, – а вы? – И, обхватив мою голову, поцеловала меня.
Я никогда не был ни ханжой, ни пуританином, и близость красивой женщины всегда волновала меня, но здесь естественное чувство презрения к этой коварной женщине охватило меня. Эта беспринципная интриганка хотела одним ходом нанести нам двойной удар: увлечь меня и разбить сердце Зоси, осмеять ее чувство.
– Не знаю. После возвращения скажу вам, – отодвигаясь, сказал я.
Лицо госпожи Барк побледнело. Это длилось только мгновение.
– »Tu l'as voulu, George Dandin»[33] – тихо сказала она, поднимаясь с оттоманки. – Вы говорите по-французски? – вдруг спросила она.
– Нет, не говорю, – солгал я.
Она долгим и внимательным взглядом посмотрела на меня, потом повернула выключатель и снова повторила ту же фразу:
– Тю ла вулю, Жорж Дандэн!
– Что вы говорите? – поинтересовался я.
– Я буду ждать вас… После возвращения вы зайдете ко мне. Обещаете? – вместо ответа спросила она.
– Обещаю!
– И скажете ответ?
– Да!
– Спасибо. Я буду вас ждать, мой дорогой и целомудренный Иосиф! – гладя меня по щеке, мягко сказала она. – Но не забывайте меня… Думайте обо мне хоть по одной минутке в день. Постойте, постойте! – вдруг оживилась она, почти запрыгав от детской радости на месте. – У меня есть план… мой дорогой, я подарю вам на время вашего отъезда мою любимую куклу… – Она рассмеялась. – Что вы с таким изумлением смотрите на меня? Я люблю красивые безделушки. Разве вы не видели Кэт в моей спальне? Как большинство женщин, я немного суеверна, и это мой самый дорогой и надежный амулет. Кэт облетела со мною всю Индию и Гавайи, и весь Иран. Я никогда не расстаюсь с ней. Это то, что всегда оберегало меня, но вам, дорогой мой, я на три-четыре дня отдам мою Кэт. Берегите ее. Она приносила мне счастье, и она сохранит вас в пути, а когда вернетесь, вы отдадите мне ее. Не так ли?
Мистрис Барк переродилась. Она опять была милой, забавной и несколько трогательной в своем порыве женщиной. Она прошла в спальню и сейчас же вернулась, держа в руках украшенную лентами куклу.
– Вот, возьмите мою Кэт! Она будет талисманом, оберегающим вас в пути от бед, и вместе с тем она будет напоминать вам о том, что в Иране вас ждут, любят и хотят добра… А когда вернетесь, я возьму обратно мою Кэт. Хорошо? – тепло глядя на меня, сказала мистрис Барк.
– Хорошо! Я буду беречь вашу Кэт, – улыбнулся я, принимая куклу.
– Не смейтесь, прошу вас, не смейтесь над этим, – строго воскликнула Барк. – Она оберегала меня от многих несчастий, она поможет и вам. Возьмите.
Она передала мне куклу.
– Счастливого пути, мой дорогой! Возвращайтесь скорее… Я буду ждать вас, – с тоской прошептала она. Я вышел из комнаты, держа в руках «талисман» мистрис Барк.
Первым моим желанием было подальше закинуть этот «талисман». «Бойтесь данайцев, дары приносящих», – вспомнил я старика Виргилия. Ночь была тихая, беззвездная и очень теплая.
Я обогнул дом и, выйдя в переулок, сразу же вошел в сад.
– Я здесь… Боже, как вы долго были у нее. Я измучилась, ожидая вас, – хватая меня за руку, шептала Зося. Скажите, скажите мне правду, пан полковник, она не… – Зося запнулась, – она не…
– Нет, Зося, нет! – перебивая ее, сказал я. – Она гнусная и бессердечная женщина, и ее игра вызывает только презрение…
– Я верю вам. Она подлая и ужасная женщина, – прижавшись ко мне, радостно прошептала Зося. – Что это у вас в руке?
– Кукла, ее Кэт. Талисман, который она дала мне на дорогу, – с усмешкой сказал я.
– Кукла? Какая кукла? – удивилась Зося.
– Талисман госпожи Барк, разве ты не знаешь о нем?
– Нет… Никакого талисмана у нее нет, и не такая она женщина, чтобы развлекаться с куклами… Алэкс… – первый раз называя меня так, в волнении сказала Зося, – вам что-то угрожает! Не верьте ей, в этой игрушке таится какое-то зло!..
– Успокойся, Зося, если мистрис Барк хитра, то и мы постараемся не уступить ей в этом… Значит, куклы у нее никакой нет?
– Нет и не было! Зачем ей куклы, когда она играет людьми! Не летите, умоляю вас, не летите! – гладя мою руку, со слезами в голосе зашептала она.
– Не бойся, Зося, все будет хорошо, – сказал я, оглядываясь по сторонам.
– Здесь никого нет. Дожидаясь вас, я уже десятки раз обошла сад.
– Постой тут и последи, пока я осмотрю эту куклу, – сказал я, усаживая ее на скамейку.
Присев у ограды, я стал внимательно разглядывать «талисман». Это была небольшая, сантиметров тридцать кукла из пластмассы, с открывающимися и закрывающимися глазами. Кукла была новенькой, плотной и нарядной. Свет от газового фонаря, падавший через ограду, давал мне возможность рассмотреть все детали «Кэтти». На ней было изящное, кокетливое платьице с двумя бантиками.
Кукла могла быть и талисманом, и игрушкой, и… Я внимательно посмотрел на банты. И тот, и другой были завязаны справа налево. Их завязывал левша. Я засмеялся и пошел обратно к скамейке.
– Зося, Сайкс был у вас сегодня?
– Был, часов около шести, но недолго.
– Он левша?
– Да, а что такое?
– Только то, что эта кукла его подарок.
Зося вздрогнула и испуганно прижалась ко мне.
– Значит…
– Да! Тогда значит, что эта достойная пара приготовила мне приятный сюрприз в дороге, – договорил я.
Девушка охватила меня руками.
– Вы не полетите?
– Нет, Зосенька!
Она облегченно вздохнула и, бросившись ко мне, стала быстро и часто, как-то по-детски неумело целовать меня. Я погладил ее по головке и тихо сказал:
– Моя кохана!
Девушка засмеялась и счастливым шепотом сказала:
– По-польски не так… Я потом научу вас правильно говорить.
– Уже много времени, Зосенька. Надо, чтобы ты к пяти часам пришла к нам. Мы с Яном будем ждать тебя.
– Я приду! Пан полковник, отдайте мне эту куклу, – сказала Зося.
– Зачем?
– Я найду этой игрушке лучшее применение, – решительным и холодным голосом сказала она и резким движением выхватила из моих рук куклу.
– Зося, но это очень опасная штука, и если госпожа Барк увидит ее…
– Она не увидит!.. – уже из темноты донеслись ее слова.
– Поздно! Вам остается очень мало времени, – сказал генерал.
Я набросал несколько строк и протянул записку генералу: «Удивитесь и спросите, что это за кукла у меня в руках».
– А это что еще за штукенция? – спросил генерал. – Кукла? Вы что, Александр Петрович, в куколки решили поиграть? – с великолепным изумлением в голосе спросил он.
– Потом, товарищ генерал! Когда вернусь, расскажу все, а сейчас уложу ее в чемодан, – сказал я.
– Вы ее в Баку везете?
– Расскажу, когда вернусь, – захлопывая чемодан и дважды щелкая ключом, сказал я.
Мы вышли из кабинета.
Через минуту майор Крошкин несся в моей машине по направлению к Кереджу…
Стенные часы пробили три часа. Непроглядная ночь окутала дома и улицы Тегерана. Потух электрический свет, и только газовые фонари одиноко горели на углах и перекрестках. Не было ни луны, ни звезд.
Я и Кружельник стояли в углу кабинета. Дежурный офицер с двумя солдатами засел в кустах. Сеоев спрятался за диваном.
Генерал ушел к себе, попросив позвать его, «когда представление закончится и актеры будут разгримированы».
Уже три с половиной часа. Скоро самолет Кожановой полетит к Пехлеви, к Каспийскому морю. Как Зося? Где она? К пяти часам она должна быть здесь… Ноги затекли, хочется привстать, передвинуться, но нельзя… Что с куклой? Неужели она не забросила подальше этот проклятый «талисман»? Зачем я оставил у нее эту страшную вещь!.. Может быть непоправимая ошибка!..
Пальцы Кружельника впились в мою руку. Я затаил дыхание… Чуть слышное царапанье нарушило тишину. Звякнуло стекло, вырезанное алмазом. Повеяло свежим воздухом и нестерпимо остро запахло душистым табаком. Я понял, что долгожданный посетитель открыл окно. Еле уловимая возня на подоконнике определила местонахождение ночного гостя.
Шорох раздался ближе. Я чувствовал около себя человека. Он находился рядом со мной, я слышал его прерывистое, взволнованное дыхание.
На одно мгновение блеснула и погасла коротенькая вспышка карманного фонаря. Потом неизвестный завозился у стенки в том месте, где был вделан сейф.
Я повернул выключатель. Это было сигналом для Сеоева и остальных. Яркий свет залил комнату, и я увидел, как разъяренный осетин кинулся на метнувшегося к раскрытому окну человека.
– Нас предали… спасайтесь! – отскакивая к микрофону, закричал он.
– Не трудитесь, господин Кожицин! Микрофон выключен, проволока перерезана в тот самый момент, когда вы показались во дворе, – спокойно сказал генерал, появляясь из соседней комнаты.
Фокусник быстро поднес ко рту руку.
– Номер не пройдет! – хватая его за руки и выворачивая их назад, закричал Сеоев.
Из разжавшихся пальцев Кожицина выпал пузырек, и по комнате, заглушая аромат табака, разнесся запах горького миндаля.
– А-а!.. Знакомая штука!.. Господин Сайкс верен себе… Опять синильная кислота, – спокойно сказал генерал. – Сержант Сеоев, держите покрепче этого негодяя, он ведь немного знаком с вашими кулаками, а вы, товарищ Кружельник, обыщите его.
Сдавленный железными руками Сеоева, господин «Го Жу-цин», с еще не сошедшими с лица синяками, стоял перед нами.
– Предусмотрительный господин Сайкс на всякий случай снабдил вас немецким паспортом на имя Ганса Нордау. Значит, если вы провалитесь, глотаете синильную кислоту, и немецкий налетчик Ганс Нордау благополучно прикрывает омерзительную личность убийцы, бандита, разведчика Сайкса. Неплохо придумано, но это уже старый, всем известный трюк, – продолжал генерал, рассматривая документы, вынутые из кармана Кожицина.
– Все это ложь! Я не знаю никакого Сайкса. Я забрался сюда, чтобы украсть из сейфа деньги… Это простое воровство. Здесь Иран, а не Россия, и вы обязаны передать меня местной полиции…
– Конечно, конечно! Мы вам дадим еще даже пряника за это! – улыбнулся генерал. – Если даже вы немец и простой вор, то вы забрались в здание военной миссии воюющей с Германией страны… И это уже не уголовное, а военное преступление, и вы будете отвечать за него перед нашим военным трибуналом, – холодно сказал генерал. – Но что это? – подходя к окну, воскликнул он.
За домами, недалеко от нас, раздался глухой и тяжелый удар. Это был взрыв.
Я вздрогнул… Боже мой!.. Пять часов… Сейчас должна была подойти Зося… Как мог я оставить в ее руках эту проклятую куклу!..
– Зося! – хватая Кружельника, закричал я. – Там Зося!.. – и бросился к дверям Кружельник по моему отчаянному виду поняв, что случилось что-то ужасное, кинулся за мной.
Над Тегераном вставал рассвет. Как везде на юге, солнце сразу выкатилось и залило светом землю. Я выбежал за угол. Два ажана с испуганными лицами что-то крикнули мне.
– Что случилось? – задыхаясь от бега, закричал я.
– Автомобиль взорвался, – взволнованно ответили они.
На тротуаре, колесами вверх, лежал желтый автомобиль военного типа. Я бросился к нему. Один из полицейских замахал руками…
– Может еще взорваться! – испуганно предупредил он.
Я оттолкнул его и заглянул в исковерканную машину.
Первое, что бросилось в глаза, был мертвый, с разнесенным черепом Сайкс и его стонущий, залитый кровью шофер. Зоси не было.
– Поднимайте машину, вытаскивайте шофера, он жив! – приказал я полицейским.
Несколько прохожих стали помогать нам. Соединенными усилиями мы подняли машину и поставили ее на колеса.
Полковник Сайкс лежал на асфальте. Маленький, залитый кровью, с размозженной головой, с еще не сошедшей с лица холодной, презрительной гримасой, он внушал мне все то же чувство омерзения.
– Товарищ полковник, там Зося пришла!.. Волнуется, где вы, – услышал я за собой голос Сеоева.
Я схватил ручищу честного малого и, забывая о Сайксе, закричал:
– Она жива?..
– Так точно! И смеется, и плачет, и дрожит… Все вас спрашивает.
И мы бегом пустились к своему дому.
– Вы видите ее? – хватая меня за руку, крикнул Сеоев.
– Кого? – спросил я и сейчас же увидел медленно подходившую открытую машину. В ней, вцепившись руками в подушки, сидела бледная, взволнованная Барк.
Взоры наши встретились. Барк вздрогнула, пошатнулась и, не отводя широко раскрытых глаз, откинулась назад.
– Как видите, моя дорогая, ваш «талисман» действительно помог мне, – по-русски сказал я.
Она стиснула губы и отвернулась, закрывая лицо руками.
Зося, радостная, возбужденная и счастливая, тут же, на виду у всех, бросилась ко мне на шею.
– Ну, дорогой Александр Петрович, тут уж мы лишние! – сказал генерал и ласково добавил: – Действительно замечательная девушка!
– Как это случилось? Почему кукла оказалась в машине Сайкса? – спросил я, когда мы остались вдвоем.
– Очень просто! Когда я возвращалась домой, машина полковника стояла во дворе, а он сам находился у госпожи Барк. Я видела огни в ее кабинете. Я знала, что, кроме Сайкса, там находятся и ваш хозяин, и фокусник Го Жу-цин. Я знала, что они ваши и мои враги. И я без малейшего колебания положила куклу госпожи Барк под сиденье в автомобиль полковника. Я сделала плохо? – глядя мне в глаза, спросила она.
– Ты сделала прекрасно! – целуя ее, ответил я.
– То же самое говорит и Ян, – просто сказала Зося.
Через два дня, просматривая утренние газеты, я увидел, как генерал, сидевший за столом напротив меня, взял синий карандаш и старательно отчеркнул какую-то заметку.
– Что это? – спросил я.
– »Дад» от сегодняшнего числа. Специально для вас. – И он, хитро улыбаясь, передал мне газету.
Я медленно прочел вслух:
– »Сегодня в десять часов утра на европейском временном военном кладбище был предан земле прах погибшего при автомобильной катастрофе полковника филиппинской армии и кавалера «Ордена пурпурного креста» Джефри Сайкса. При погребении присутствовали сэр Генри Дан, господин Гаррисон и Келли, а также представители от частей, расположенных под Тегераном. В момент погребения был дан троекратный залп».
В конце отдела «Новости столичной жизни» была еще одна заметка, также четко обведенная синим карандашом.
– Что же, Александр Петрович, вырежьте эти заметки и наклейте их на последней странице дела о «доме с привидениями», – предложил генерал.
– Которое теперь мы уже можем назвать законченным, – сказал Аркатов, передавая мне ножницы и клей.
Спустя неделю из Москвы пришло долгожданное распоряжение. «Ввиду успешного завершения работ по организации охраны северного участка Трансиранской железной дороги, установления порядка и достижения полного контакта со смешанной Союзной комиссией, генерала Степанова Д.И. и полковника Дигорского А.П., по сдаче ими дел назначенным на их место полковникам Терпугову П.Ф. и Ильину К.М., отозвать обратно для несения прежней службы».
После приезда упомянутых офицеров, когда мы уже находились в Баку, та же самая газета «Дад» в том же отделе писала:
– »Работавшие у нас известные советские востоковеды генерал С. и полковник Д., закончив с успехом свою работу, вчера утром с частью служебного персонала отбыли на самолетах в Россию. Пожелаем здоровья и успехов уважаемым востоковедам в их почетной работе и надеемся, что заменившие их в Тегеране советские коллеги с таким же вниманием продолжат начатую уважаемыми гостями работу на пользу СССР и Ирана».
Я перевел заметку Зосе. Она задумалась и потом тихо сказала:
– Как ни тяжела и трагична вся эта история, однако в ней есть кое-что и хорошее… Она помогла мне, вам и Яну найти друг друга.
Барк вздохнула и, наклонившись, поцеловала меня. Это было так неожиданно, что я вздрогнул и стремительно отодвинулся назад.
– Может быть, потом я возненавижу себя за это, – грустно сказала она.
Зося вкатила в комнату столик. Я взглянул на нее из-за плеча хозяйки. Наши взгляды встретились. Губы девушки чуть улыбнулись, а глаза с холодным презрением скользнули по неподвижно склонившейся к огню женщине.
– Все готово, мадам! Вино, холодная дичь, закуска, – ровным голосом доложила она.
– Спасибо. Вы можете ложиться спать, хотя… – мистрис Барк подняла на меня глаза, – вы, может быть, захотите попрощаться и с малюткой.
– Обязательно, – сказал я, – и, если вы разрешите, уходя, я на одну-две минутки зайду к Зосе… конечно, если только она не будет спать.
Мистрис Барк засмеялась и швырнула в камин недокуренную папиросу.
– Я буду спать! – отрывисто сказала Зося. – Благодарю пана полковника за внимание, но прошу извинить, я очень устала.
– Ого, мы рассердились! – мягко проговорила госпожа Барк, – но это вам урок. Наша маленькая пуританка не похожа на свою вольнодумную госпожу, принимающую гостей даже поздней ночью… Не правда ли, Зося? – с очень ласковым смехом спросила госпожа Барк, глядя на невозмутимо слушавшую девушку.
– Ну, так простимся сейчас, – поднимаясь с места, сказал я, протягивая ей руку. – Ночью я улетаю, что пожелаете мне, Зосенька?
– Счастливой дороги и скорой встречи! – сказала она. Ее пальцы с силой сжали мои, и на одно мгновение более чем надо я задержал их.
– До скорой встречи! – подчеркивая слова и так же сильно отвечая на ее рукопожатие, сказал я.
Девушка наклонила голову. Она поняла меня.
– Спокойной ночи, мадам! – повернувшись в сторону госпожи Барк, сказала она и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
Несколько секунд мы молчали. Потом, свернувшись в клубочек, мистрис Барк зябко повела плечами и тихо сказала:
– Мне холодно… подбросьте еще поленьев и налейте вина.
Я сделал и то, и другое.
– Если вам безразлично, потушите верхний свет… Его совершенно достаточно от бра и камина.
Я исполнил и эту просьбу.
– Теперь хорошо! Я люблю полумрак, лучше думается, когда свет не режет глаза. Так за что же выпьем первый бокал?
– За вас, моя дорогая Эвелин! – сказал я.
Она внимательно посмотрела на меня и потом отрицательно покачала головой.
– Нет! Это не то, даже не похоже! – с горечью сказала она.
– Что не похоже? Я не понимаю вас.
– Не похоже на то, как минуту назад вы с нежностью сказали: «Зосенька». Там были тепло и любовь… здесь – простая корректность. Разве не так? Выпьем лучше за вас. Не бойтесь, – видя мое смущение, криво улыбнулась мистрис Барк, – оно не отравлено, смотрите! – И она осушила свой бокал.
Лихорадочное возбуждение, оставившее было ее, снова вернулось к ней. Она выпила еще бокал, закурила папиросу и, повернувшись, спросила в упор:
– Вы любите ее?
– Нет! – отводя глаза от ее немигающего взора, ответил я.
– А меня?
– Еще не знаю! – попробовал отшутиться я.
– Решайте теперь же… Дальше будет поздно, – вдруг сухим, сдержанным голосом сказала она. Глаза ее на секунду стали злыми.
– Почему будет поздно? – удивился я.
– Выпьем… мне хочется вина, – не отвечая на вопрос, сказала мистрис Барк и налила себе и мне вина.
– Я уже несколько лет не была в таком глупом состоянии, как сейчас, – отставляя в сторону бокал, сказала она.
– В каком таком?
– В таком… влюбленном, – допивая вино, спокойно сказала она. – Разве это не глупое состояние, да еще в мои годы?!.
«Да еще будучи разведчицей и шпионкой», – подумал я.
– Вы ешьте, мой дорогой полковник, а то в пути почувствуете голод, – продолжала она, кладя мне в тарелку крылышко фазана, – так о чем я говорила? Да, о влюбленности… Это ведь дважды глупо, когда мне приходится ревновать вас к своей горничной, а ей – ко мне… Не находите ли вы это смешным?
– Вы, конечно, шутите. Я могу еще допустить, что девочка увлеклась мною, но вы…
– А я еще больше, чем она. И сейчас повторяю тот же вопрос. Вы… любите… ее? – медленно повторила она.
– Нет!.. Я уже говорил вам это…
– Очень этому рада, – сказала мистрис Барк. – Мне это приятно слушать, хотя… – она замолчала.
Не зная, как держать себя, я взял ее руку, она освободила ее.
– Второй вопрос я задам вам позже.
Она снова стала радушной и гостеприимной хозяйкой. Перемена произошла так внезапно, что я просто дивился ей. Это опять была та же умная, ироническая, спокойная госпожа Барк, какой я знал ее все эти дни.
Так, мило беседуя, мы сидели у догоравшего камина, напоминая собою даже не двух влюбленных, а спокойную супружескую чету, давно привыкшую друг к другу.
Я мельком взглянул на часы. Было уже десять минут первого. Однако как быстро пробежали два часа в этом странном, уютном и опасном уголке мистрис Барк.
– Да, мой дорогой, времени мало, уже пора. Через час вам надо будет ехать.
Я хотел подняться, но она удержала меня.
– Я люблю вас, – сказала она, – а вы? – И, обхватив мою голову, поцеловала меня.
Я никогда не был ни ханжой, ни пуританином, и близость красивой женщины всегда волновала меня, но здесь естественное чувство презрения к этой коварной женщине охватило меня. Эта беспринципная интриганка хотела одним ходом нанести нам двойной удар: увлечь меня и разбить сердце Зоси, осмеять ее чувство.
– Не знаю. После возвращения скажу вам, – отодвигаясь, сказал я.
Лицо госпожи Барк побледнело. Это длилось только мгновение.
– »Tu l'as voulu, George Dandin»[33] – тихо сказала она, поднимаясь с оттоманки. – Вы говорите по-французски? – вдруг спросила она.
– Нет, не говорю, – солгал я.
Она долгим и внимательным взглядом посмотрела на меня, потом повернула выключатель и снова повторила ту же фразу:
– Тю ла вулю, Жорж Дандэн!
– Что вы говорите? – поинтересовался я.
– Я буду ждать вас… После возвращения вы зайдете ко мне. Обещаете? – вместо ответа спросила она.
– Обещаю!
– И скажете ответ?
– Да!
– Спасибо. Я буду вас ждать, мой дорогой и целомудренный Иосиф! – гладя меня по щеке, мягко сказала она. – Но не забывайте меня… Думайте обо мне хоть по одной минутке в день. Постойте, постойте! – вдруг оживилась она, почти запрыгав от детской радости на месте. – У меня есть план… мой дорогой, я подарю вам на время вашего отъезда мою любимую куклу… – Она рассмеялась. – Что вы с таким изумлением смотрите на меня? Я люблю красивые безделушки. Разве вы не видели Кэт в моей спальне? Как большинство женщин, я немного суеверна, и это мой самый дорогой и надежный амулет. Кэт облетела со мною всю Индию и Гавайи, и весь Иран. Я никогда не расстаюсь с ней. Это то, что всегда оберегало меня, но вам, дорогой мой, я на три-четыре дня отдам мою Кэт. Берегите ее. Она приносила мне счастье, и она сохранит вас в пути, а когда вернетесь, вы отдадите мне ее. Не так ли?
Мистрис Барк переродилась. Она опять была милой, забавной и несколько трогательной в своем порыве женщиной. Она прошла в спальню и сейчас же вернулась, держа в руках украшенную лентами куклу.
– Вот, возьмите мою Кэт! Она будет талисманом, оберегающим вас в пути от бед, и вместе с тем она будет напоминать вам о том, что в Иране вас ждут, любят и хотят добра… А когда вернетесь, я возьму обратно мою Кэт. Хорошо? – тепло глядя на меня, сказала мистрис Барк.
– Хорошо! Я буду беречь вашу Кэт, – улыбнулся я, принимая куклу.
– Не смейтесь, прошу вас, не смейтесь над этим, – строго воскликнула Барк. – Она оберегала меня от многих несчастий, она поможет и вам. Возьмите.
Она передала мне куклу.
– Счастливого пути, мой дорогой! Возвращайтесь скорее… Я буду ждать вас, – с тоской прошептала она. Я вышел из комнаты, держа в руках «талисман» мистрис Барк.
Первым моим желанием было подальше закинуть этот «талисман». «Бойтесь данайцев, дары приносящих», – вспомнил я старика Виргилия. Ночь была тихая, беззвездная и очень теплая.
Я обогнул дом и, выйдя в переулок, сразу же вошел в сад.
– Я здесь… Боже, как вы долго были у нее. Я измучилась, ожидая вас, – хватая меня за руку, шептала Зося. Скажите, скажите мне правду, пан полковник, она не… – Зося запнулась, – она не…
– Нет, Зося, нет! – перебивая ее, сказал я. – Она гнусная и бессердечная женщина, и ее игра вызывает только презрение…
– Я верю вам. Она подлая и ужасная женщина, – прижавшись ко мне, радостно прошептала Зося. – Что это у вас в руке?
– Кукла, ее Кэт. Талисман, который она дала мне на дорогу, – с усмешкой сказал я.
– Кукла? Какая кукла? – удивилась Зося.
– Талисман госпожи Барк, разве ты не знаешь о нем?
– Нет… Никакого талисмана у нее нет, и не такая она женщина, чтобы развлекаться с куклами… Алэкс… – первый раз называя меня так, в волнении сказала Зося, – вам что-то угрожает! Не верьте ей, в этой игрушке таится какое-то зло!..
– Успокойся, Зося, если мистрис Барк хитра, то и мы постараемся не уступить ей в этом… Значит, куклы у нее никакой нет?
– Нет и не было! Зачем ей куклы, когда она играет людьми! Не летите, умоляю вас, не летите! – гладя мою руку, со слезами в голосе зашептала она.
– Не бойся, Зося, все будет хорошо, – сказал я, оглядываясь по сторонам.
– Здесь никого нет. Дожидаясь вас, я уже десятки раз обошла сад.
– Постой тут и последи, пока я осмотрю эту куклу, – сказал я, усаживая ее на скамейку.
Присев у ограды, я стал внимательно разглядывать «талисман». Это была небольшая, сантиметров тридцать кукла из пластмассы, с открывающимися и закрывающимися глазами. Кукла была новенькой, плотной и нарядной. Свет от газового фонаря, падавший через ограду, давал мне возможность рассмотреть все детали «Кэтти». На ней было изящное, кокетливое платьице с двумя бантиками.
Кукла могла быть и талисманом, и игрушкой, и… Я внимательно посмотрел на банты. И тот, и другой были завязаны справа налево. Их завязывал левша. Я засмеялся и пошел обратно к скамейке.
– Зося, Сайкс был у вас сегодня?
– Был, часов около шести, но недолго.
– Он левша?
– Да, а что такое?
– Только то, что эта кукла его подарок.
Зося вздрогнула и испуганно прижалась ко мне.
– Значит…
– Да! Тогда значит, что эта достойная пара приготовила мне приятный сюрприз в дороге, – договорил я.
Девушка охватила меня руками.
– Вы не полетите?
– Нет, Зосенька!
Она облегченно вздохнула и, бросившись ко мне, стала быстро и часто, как-то по-детски неумело целовать меня. Я погладил ее по головке и тихо сказал:
– Моя кохана!
Девушка засмеялась и счастливым шепотом сказала:
– По-польски не так… Я потом научу вас правильно говорить.
– Уже много времени, Зосенька. Надо, чтобы ты к пяти часам пришла к нам. Мы с Яном будем ждать тебя.
– Я приду! Пан полковник, отдайте мне эту куклу, – сказала Зося.
– Зачем?
– Я найду этой игрушке лучшее применение, – решительным и холодным голосом сказала она и резким движением выхватила из моих рук куклу.
– Зося, но это очень опасная штука, и если госпожа Барк увидит ее…
– Она не увидит!.. – уже из темноты донеслись ее слова.
– Поздно! Вам остается очень мало времени, – сказал генерал.
Я набросал несколько строк и протянул записку генералу: «Удивитесь и спросите, что это за кукла у меня в руках».
– А это что еще за штукенция? – спросил генерал. – Кукла? Вы что, Александр Петрович, в куколки решили поиграть? – с великолепным изумлением в голосе спросил он.
– Потом, товарищ генерал! Когда вернусь, расскажу все, а сейчас уложу ее в чемодан, – сказал я.
– Вы ее в Баку везете?
– Расскажу, когда вернусь, – захлопывая чемодан и дважды щелкая ключом, сказал я.
Мы вышли из кабинета.
Через минуту майор Крошкин несся в моей машине по направлению к Кереджу…
Стенные часы пробили три часа. Непроглядная ночь окутала дома и улицы Тегерана. Потух электрический свет, и только газовые фонари одиноко горели на углах и перекрестках. Не было ни луны, ни звезд.
Я и Кружельник стояли в углу кабинета. Дежурный офицер с двумя солдатами засел в кустах. Сеоев спрятался за диваном.
Генерал ушел к себе, попросив позвать его, «когда представление закончится и актеры будут разгримированы».
Уже три с половиной часа. Скоро самолет Кожановой полетит к Пехлеви, к Каспийскому морю. Как Зося? Где она? К пяти часам она должна быть здесь… Ноги затекли, хочется привстать, передвинуться, но нельзя… Что с куклой? Неужели она не забросила подальше этот проклятый «талисман»? Зачем я оставил у нее эту страшную вещь!.. Может быть непоправимая ошибка!..
Пальцы Кружельника впились в мою руку. Я затаил дыхание… Чуть слышное царапанье нарушило тишину. Звякнуло стекло, вырезанное алмазом. Повеяло свежим воздухом и нестерпимо остро запахло душистым табаком. Я понял, что долгожданный посетитель открыл окно. Еле уловимая возня на подоконнике определила местонахождение ночного гостя.
Шорох раздался ближе. Я чувствовал около себя человека. Он находился рядом со мной, я слышал его прерывистое, взволнованное дыхание.
На одно мгновение блеснула и погасла коротенькая вспышка карманного фонаря. Потом неизвестный завозился у стенки в том месте, где был вделан сейф.
Я повернул выключатель. Это было сигналом для Сеоева и остальных. Яркий свет залил комнату, и я увидел, как разъяренный осетин кинулся на метнувшегося к раскрытому окну человека.
– Нас предали… спасайтесь! – отскакивая к микрофону, закричал он.
– Не трудитесь, господин Кожицин! Микрофон выключен, проволока перерезана в тот самый момент, когда вы показались во дворе, – спокойно сказал генерал, появляясь из соседней комнаты.
Фокусник быстро поднес ко рту руку.
– Номер не пройдет! – хватая его за руки и выворачивая их назад, закричал Сеоев.
Из разжавшихся пальцев Кожицина выпал пузырек, и по комнате, заглушая аромат табака, разнесся запах горького миндаля.
– А-а!.. Знакомая штука!.. Господин Сайкс верен себе… Опять синильная кислота, – спокойно сказал генерал. – Сержант Сеоев, держите покрепче этого негодяя, он ведь немного знаком с вашими кулаками, а вы, товарищ Кружельник, обыщите его.
Сдавленный железными руками Сеоева, господин «Го Жу-цин», с еще не сошедшими с лица синяками, стоял перед нами.
– Предусмотрительный господин Сайкс на всякий случай снабдил вас немецким паспортом на имя Ганса Нордау. Значит, если вы провалитесь, глотаете синильную кислоту, и немецкий налетчик Ганс Нордау благополучно прикрывает омерзительную личность убийцы, бандита, разведчика Сайкса. Неплохо придумано, но это уже старый, всем известный трюк, – продолжал генерал, рассматривая документы, вынутые из кармана Кожицина.
– Все это ложь! Я не знаю никакого Сайкса. Я забрался сюда, чтобы украсть из сейфа деньги… Это простое воровство. Здесь Иран, а не Россия, и вы обязаны передать меня местной полиции…
– Конечно, конечно! Мы вам дадим еще даже пряника за это! – улыбнулся генерал. – Если даже вы немец и простой вор, то вы забрались в здание военной миссии воюющей с Германией страны… И это уже не уголовное, а военное преступление, и вы будете отвечать за него перед нашим военным трибуналом, – холодно сказал генерал. – Но что это? – подходя к окну, воскликнул он.
За домами, недалеко от нас, раздался глухой и тяжелый удар. Это был взрыв.
Я вздрогнул… Боже мой!.. Пять часов… Сейчас должна была подойти Зося… Как мог я оставить в ее руках эту проклятую куклу!..
– Зося! – хватая Кружельника, закричал я. – Там Зося!.. – и бросился к дверям Кружельник по моему отчаянному виду поняв, что случилось что-то ужасное, кинулся за мной.
Над Тегераном вставал рассвет. Как везде на юге, солнце сразу выкатилось и залило светом землю. Я выбежал за угол. Два ажана с испуганными лицами что-то крикнули мне.
– Что случилось? – задыхаясь от бега, закричал я.
– Автомобиль взорвался, – взволнованно ответили они.
На тротуаре, колесами вверх, лежал желтый автомобиль военного типа. Я бросился к нему. Один из полицейских замахал руками…
– Может еще взорваться! – испуганно предупредил он.
Я оттолкнул его и заглянул в исковерканную машину.
Первое, что бросилось в глаза, был мертвый, с разнесенным черепом Сайкс и его стонущий, залитый кровью шофер. Зоси не было.
– Поднимайте машину, вытаскивайте шофера, он жив! – приказал я полицейским.
Несколько прохожих стали помогать нам. Соединенными усилиями мы подняли машину и поставили ее на колеса.
Полковник Сайкс лежал на асфальте. Маленький, залитый кровью, с размозженной головой, с еще не сошедшей с лица холодной, презрительной гримасой, он внушал мне все то же чувство омерзения.
– Товарищ полковник, там Зося пришла!.. Волнуется, где вы, – услышал я за собой голос Сеоева.
Я схватил ручищу честного малого и, забывая о Сайксе, закричал:
– Она жива?..
– Так точно! И смеется, и плачет, и дрожит… Все вас спрашивает.
И мы бегом пустились к своему дому.
– Вы видите ее? – хватая меня за руку, крикнул Сеоев.
– Кого? – спросил я и сейчас же увидел медленно подходившую открытую машину. В ней, вцепившись руками в подушки, сидела бледная, взволнованная Барк.
Взоры наши встретились. Барк вздрогнула, пошатнулась и, не отводя широко раскрытых глаз, откинулась назад.
– Как видите, моя дорогая, ваш «талисман» действительно помог мне, – по-русски сказал я.
Она стиснула губы и отвернулась, закрывая лицо руками.
Зося, радостная, возбужденная и счастливая, тут же, на виду у всех, бросилась ко мне на шею.
– Ну, дорогой Александр Петрович, тут уж мы лишние! – сказал генерал и ласково добавил: – Действительно замечательная девушка!
– Как это случилось? Почему кукла оказалась в машине Сайкса? – спросил я, когда мы остались вдвоем.
– Очень просто! Когда я возвращалась домой, машина полковника стояла во дворе, а он сам находился у госпожи Барк. Я видела огни в ее кабинете. Я знала, что, кроме Сайкса, там находятся и ваш хозяин, и фокусник Го Жу-цин. Я знала, что они ваши и мои враги. И я без малейшего колебания положила куклу госпожи Барк под сиденье в автомобиль полковника. Я сделала плохо? – глядя мне в глаза, спросила она.
– Ты сделала прекрасно! – целуя ее, ответил я.
– То же самое говорит и Ян, – просто сказала Зося.
Через два дня, просматривая утренние газеты, я увидел, как генерал, сидевший за столом напротив меня, взял синий карандаш и старательно отчеркнул какую-то заметку.
– Что это? – спросил я.
– »Дад» от сегодняшнего числа. Специально для вас. – И он, хитро улыбаясь, передал мне газету.
Я медленно прочел вслух:
– »Сегодня в десять часов утра на европейском временном военном кладбище был предан земле прах погибшего при автомобильной катастрофе полковника филиппинской армии и кавалера «Ордена пурпурного креста» Джефри Сайкса. При погребении присутствовали сэр Генри Дан, господин Гаррисон и Келли, а также представители от частей, расположенных под Тегераном. В момент погребения был дан троекратный залп».
В конце отдела «Новости столичной жизни» была еще одна заметка, также четко обведенная синим карандашом.
«Нам сообщают, что прелестная и талантливая госпожа Э.Барк, являвшаяся украшением столичных салонов, вчера вылетела в Багдад. Как передавали нашему сотруднику из осведомленных кругов, талантливая журналистка не скоро вернется в Тегеран, так как предполагает месяцев шесть поработать за границей над книгою об Иране. Пожелаем успехов и здоровья уважаемой госпоже Барк».
– Что же, Александр Петрович, вырежьте эти заметки и наклейте их на последней странице дела о «доме с привидениями», – предложил генерал.
– Которое теперь мы уже можем назвать законченным, – сказал Аркатов, передавая мне ножницы и клей.
Спустя неделю из Москвы пришло долгожданное распоряжение. «Ввиду успешного завершения работ по организации охраны северного участка Трансиранской железной дороги, установления порядка и достижения полного контакта со смешанной Союзной комиссией, генерала Степанова Д.И. и полковника Дигорского А.П., по сдаче ими дел назначенным на их место полковникам Терпугову П.Ф. и Ильину К.М., отозвать обратно для несения прежней службы».
После приезда упомянутых офицеров, когда мы уже находились в Баку, та же самая газета «Дад» в том же отделе писала:
– »Работавшие у нас известные советские востоковеды генерал С. и полковник Д., закончив с успехом свою работу, вчера утром с частью служебного персонала отбыли на самолетах в Россию. Пожелаем здоровья и успехов уважаемым востоковедам в их почетной работе и надеемся, что заменившие их в Тегеране советские коллеги с таким же вниманием продолжат начатую уважаемыми гостями работу на пользу СССР и Ирана».
Я перевел заметку Зосе. Она задумалась и потом тихо сказала:
– Как ни тяжела и трагична вся эта история, однако в ней есть кое-что и хорошее… Она помогла мне, вам и Яну найти друг друга.