Мур Артур. Лас-Вегас

   — Жаль, что приходится сообщать тебе плохие новости, Брент, но Джей Ди опять дурит. Если так пойдет, то он не сможет выступать вечером.
   Мэйджорс шумно выдохнул и выругался:
   — Черт побери! Где он?
   — В гримерной, изрядно налакался и ругается последними словами, накидывается на каждого, кто по неосторожности приблизится к нему.
   — Пойдем посмотрим, что там творится. Может, нам удастся привести этого сукина сына в надлежащее состояние.
   Он сердито зашагал через холл, энергично переставляя длинные ноги. Линда ухватила его за руку и чуть не вприпрыжку, чтобы не отстать, поспешила за ним.
   Нона Эдриан, зевая, вышла из спальни и взглянула на часы, стоящие на телевизоре. Сегодня ей на работу в «Клондайк» во вторую смену, так что впереди еще целый час.
   Она почувствовала, что замерзает, и поплотнее закуталась в халат. В гостиной было прохладно. Нона подошла к кондиционеру. Ну конечно, установлен на восемнадцать. Работа Лэша, ясное дело. Он терпеть не может жару, а на улице сейчас, пожалуй, не меньше тридцати восьми градусов.
   Лэш, Лэш…
   — Черт побери, у нас кончается кофе, Нона! — крикнул он из кухни. — Пойдешь на работу, купи.
   Ага, разбежалась.
   — А почему бы тебе самому не купить? — огрызнулась Нона, оглядываясь по сторонам в поисках сигареты. — Целыми днями торчишь здесь, небось уже всю задницу себе отсидел. — Она отыскала полупустую пачку, вытащила из нее сигаретку и прикурила.
   Нона услышала звук отодвигаемого на кухне стула и обернулась. В дверном проеме нарисовался Лэш.
   Уолтер Лэшбрук. Смуглый брюнет, мощный, волосатый, словно обезьяна. Могучая грудь густо заросла шерстью, грубой и жесткой, как у животных; крепкие руки тоже сплошь покрыты жесткой кудрявой растительностью. На нем были только трусы, мужское добро выпирало, будто увесистый кулак.
   Он вынул изо рта недокуренную сигарету и свирепо посмотрел на Нону.
   — Ладно тебе ныть. Не будь дурой. Знаешь ведь, я занят…
   Лэш запнулся, взгляд его потемнел: Нона нарочито небрежным жестом распахнула халат. Подобное зрелище всегда действовало на него одинаково — он терял способность говорить и думать о посторонних вещах.
   В свои тридцать пять лет Нона выглядела великолепно, и она прекрасно это знала. А Лэшу полезно лишний раз напомнить, насколько он сам похож на обезьяну, если он вдруг невольно забудет об этом. К тому же красота была не единственным ее достоинством. Нона работала кассиром в казино. Меняла фишки на деньги, выплачивала выигрыши счастливчикам и ежедневно имела доступ к сорока тысячам долларов.
   Нона выжидательно разглядывала выпуклость на трусах Лэша, но он развернулся и тяжело потопал на кухню. Нона усмехнулась и расстегнула заколку, поддерживающую волосы. Рыжеватые локоны рассыпались по плечам. Она тряхнула ими и снова заколола.
   У нее были прекрасные плечи. Все мужчины говорили ей это, даже Лэш, а от него комплимента дождаться — что у скупердяя доллар выпросить. Грудь у нее была большая и высокая; Нона всегда носила одежду, выгодно подчеркивающую ее прелести, особенно в «Клондайке». Мужчинам нравятся женщины с объемистыми дынями за пазухой и пышными буферами, они любят как бы случайно касаться их, пожирать взглядом или украдкой тянуть руки и как бы невзначай ласкать их. Они считают, что таким образом успокаивают расшатавшиеся нервы, а возле игровых столов нервы у людей взвинчены до предела.
   Нона сделала последнюю затяжку, затушила сигарету и тоже пошла на кухню. Лэш сидел за столом и читал газету; тут же стояла пепельница, полная окурков (вид столь же привлекательный, что и у кучки собачьего дерьма), и чашка с остывшим кофе.
   — Есть хочешь? — поинтересовалась Нона. Он ведь сам себе ничего не сделает.
   — Ага. Поджарь-ка яичницу. — Он встряхнул газету и перевернул страницу. — Где бы раздобыть деньжат, детка?
   Нона достала сковороду с длинной ручкой и поставила на плиту.
   — Как это «где раздобыть»? Да я же отдала тебе все деньги два дня назад! Все! Что, уже все просадил?
   — Ничего я не просадил! Но мне нужно как можно больше, чтобы сработал мой план. Я же говорил тебе.
   Нона потянулась к холодильнику за яйцами.
   — Да, говорил, но не слишком распространялся.
   Я ничего не поняла и теперь не понимаю.
   — Господи Иисусе! Да смени же пластинку! Мы обсуждали эту тему миллион раз! — рявкнул Лэш. — Я расскажу тебе все в деталях, когда придет время. Но не раньше! Не начинай опять этот дурацкий разговор, не лезь!
   — Буду лезть, — спокойно заявила Нона, разбивая яйца над сковородкой, — пока ты не объяснишь, в чем дело. Имею полное право.
   — Нет у тебя никаких прав! Кроме одного: закрыть пасть и молчать в тряпочку! — завопил Лэш. Потом — махнул рукой и ухмыльнулся, уже совеем по-доброму. — Правда, у тебя ведь голова работает только в одном направлении.
   Уолтер обладал удивительной способностью мгновенно переходить от неистовства к безмятежному добродушию. Когда он не хмурился и не сердился, можно было назвать его почти красивым. Такой тип мужчин, с впалыми щеками и грубоватыми чертами лица, всегда нравился Ноне, она находила его очень привлекательным.
   — Правильно, в одном, — кивнула она. — Я хочу убраться из этого города. И если у меня это когда-нибудь получится, ноги моей здесь больше не будет.
   Никогда не вернусь. Никогда.
   — Все так, куколка. Только сейчас ты здесь. Соберем урожай с этого дерева и смоемся. Смоемся из города и вообще из этой проклятой страны! Как насчет Испании? Или Южной Америки?
   — Южная Америка? — Нона подозрительно посмотрела на него. — Судя по всему, то, что ты собираешься провернуть, — дельце опасное, слишком опасное. А в Южной Америке тебя запросто разыщут и приволокут обратно.
   — Ну ладно, ладно. Да мы сможем поехать куда угодно. У тебя будет все: дорогие шмотки, денег полный кошелек, любые машины. Все, что пожелаешь, кроме мужиков. Для этого занятия у тебя есть я, правильно?
   Нона подошла к нему и поцеловала влажными губами.
   — Верно, для этого у меня есть ты, Лэш. — Она лениво шлепнула его по рукам, которые принялись ощупывать и оглаживать ее. — Прекрати. Яичница подгорит.
   Он со вздохом отпустил ее.
   — Ладно, детка, вернемся к нашему разговору. Капуста нужна. Я тут недавно пересчитал: у меня всего двадцать пять баксов. Этого недостаточно.
   Нона нахмурилась.
   — Раньше пятницы мне не заплатят. А воровать фишки каждый день я побаиваюсь.
   — Мы же с тобой договорились, куколка. Ты взялась за это дело!
   Она разрезала яичницу пополам, разложила на тарелки и подтолкнула одну из них Лэшу.
   — Сделать тебе тост?
   Он кивнул и стал ковырять в тарелке вилкой.
   — Знаю, что ты думаешь обо мне, Нона, но я стараюсь выполнять свою часть работы по-честному.
   Небось считаешь, что и сама могла бы вынести эти фишки оттуда без моей помощи? Думаешь, мне очень нравится наряжаться старухой и шнырять по женским туалетам? Перед тем как идти на дело, мне каждый раз приходится так тщательно выбривать физиономию, что рожа потом неделю болит!
   — Да знаю, знаю. — Нона чуть не прыснула, но подавила смех и отвернулась. Закинула хлеб в тостер, зажгла газовую конфорку и поставила на плиту кофейник, потом подошла к стене и записала в висевшем там блокнотике «кофе», чтобы не забыть купить.
   Всякий раз, когда она представляла Лэша в бабьих тряпках, не могла удержаться от смеха. Он напяливал на себя длинное старушечье платье с подложенными в нужных местах подушечками, чтобы создать образ тучной и неповоротливой особы и заодно скрыть свою мускулистую фигуру; надевал на свои огромные лапищи перчатки, а на голову — седой парик; пудрил и румянил лицо и красил губы. В казино нелепые, странные, мягко говоря, люди — что мужчины, что женщины — кишмя кишели, поэтому он не привлекал никакого внимания. Но сам Лэш был уверен, что все вокруг потешаются над ним. А самым мерзким, отвратительным для него был последний этап операции, когда приходилось заходить в женский сортир, где Нона тайком отдавала ему украденные фишки. В постели Лэш не отличался особой стеснительностью, даже наоборот. А вот во время этих тайных встреч всегда отворачивался, если женщины усаживались на толчке, а дверь в кабинку оставляли открытой.
   А Лэш продолжал бубнить:
   — Да что тебе, трудно, что ли? Ты же хитрая бестия. Мужики во все глаза пялятся, как трясутся твои сиськи, и всем наплевать, что в это время вытворяют твои руки.
   «Опять пудришь мне мозги, — подумала Нона. — Сколько же ты мне лапши навешал за эти годы!»
   — А если меня поймают? Что тогда? — резко обернулась она к Лэшу.
   — Черт тебя побери. Нона, придержи язык! — Он оглушительно хлопнул ладонью по столу. — Просто не попадайся, и все!
   — Отлично. Значит, по-твоему, ты в последнее время влез в дерьмо по уши, потому что некому было твердить тебе изо дня в день: «Не попадайся, не попадайся»?
   — Да не будь ты дурой! Прекрасно понимаешь, о чем я говорю! — Он указал на тостер. — Кажется, готовы.
   Нона обернулась, вытащила кусочки поджаренного хлеба, намазала их маслом, положила на тарелку и поставила ее на стол, затем села напротив Лэша.
   — По-моему, Мэйджорс что-то почуял. Он далеко не дурак. Я собиралась тебе рассказать… — Нона устало пожала плечами, — Последнее время он что-то слишком внимательно наблюдает за мной. Знаешь, смотрит с таким подозрением…
   — Да он просто пялится на твой бюст, детка, — похотливо ухмыльнулся Лэш.
   — Это у тебя вместо мозгов бюст, — огрызнулась Нона.
   — Значит, на пуговку твоей блузки, — злобно процедил Лэш. От его добродушия сразу не осталось и следа.
   Он откусил приличный кусок тоста. Нона прекрасно видела, что ее несговорчивость раздражает его; Уолтер сидел насупившись, между черными бровями залегла глубокая вертикальная складка. Это дельце, или как там его лучше назвать, слишком важно для него, чертовски важно. В конце концов Лэш расскажет ей обо всем, если она будет держаться за него. И она будет, потому что для нее это не менее важно, без всякого сомнения. Если дельце выгорит, она избавится от всего дерьма, в котором оказалась, от липких рук, лапающих тайком и открыто, от непристойных предложений, от свиданий по принуждению. Нона работала в игровом зале, и все это было частью ее работы.
   В ее обязанности входило не только обслуживание посетителей в кассе. Приходилось еще всячески угождать субъектам, сорящим деньгами направо и налево, иногда даже помогать им отнести вещи в номер. Ей не слишком это нравилось, особенно когда попадались совсем уж мерзкие типы, но она мирилась с некоторыми издержками. Иногда ее приглашали к себе симпатичные парни, но гораздо чаще это были мужики с отвисшими животами и тонкими как палки ногами, дряблые и ни на что не годные. Над их съежившимся отростком приходилось изрядно потрудиться, чтобы привести его в рабочее состояние.
   Естественно, Лэш знал, что другие мужчины время от времени укладывают ее в постель, но редко заговаривал на эту тему. Нона вообще подозревала, что ему это безразлично. Он и вида не подавал, что хоть немного беспокоится по такому поводу. Она частенько спрашивала себя, любит он ее или нет на самом деле. Лэш так редко выдавал свои чувства. Нона от души надеялась, что эта его новая идея не несбыточная мечта, не журавль в небе. У него в голове всегда было полно гениальных планов, но, как правило, на деле ничего путного не получалось. Правда, таким воодушевленным она его раньше никогда не видела.
   Лэш продолжал:
   — Ты в самом деле считаешь, что Мэйджорс что-то заподозрил? — В его голосе прозвучала нерешительность, словно он и в самом деле обеспокоился. — Ты заметила что-то конкретное? Или он просто подолгу смотрит на тебя без всякой причины?
   Нона какое-то время обдумывала ответ, поджав губы.
   — Я это чувствую. У меня такое странное ощущение иногда возникает, будто мурашки по спине пробегают, особенно если под платьем спрятана пара стодолларовых фишек. А когда оборачиваюсь, то, как правило, вижу, что Брент на меня пялится.
   — Он мог заметить, как ты берешь их?
   — Не знаю. Вряд ли это возможно. В любом случае, если бы он и в самом деле заметил, то не стал бы молчать. На этот счет можешь не беспокоиться.
   — Значит, нечего забивать себе голову глупостями! — отрезал Лэш, словно ставя точку в обсуждении этой проблемы, и жадно набросился на еду.
   Нона налила кофе, и Лэш залпом выпил свою чашку.
   — Нам нужно добыть как можно больше «зеленых», — сказал он. — Это самое главное.
   — Может, займешь у кого-нибудь?
   — Ха! Займу! Не смеши! Кто даст мне в долг? Я никого не знаю в этом паршивом городишке! — Он поднял голову и пристально посмотрел на нее. — Так что, детка, еще немного фишек, и мы смоемся отсюда. Совсем немного. Постарайся.
   Нона глубоко вздохнула. Она с самого начала, с той минуты, как Лэш завел этот разговор, знала, что ей придется сделать так, как хочет он. Она всегда подчинялась его желаниям. Всегда.
   — Все равно денег тебе вечно будет мало. Завтра ты попросишь еще больше. Или послезавтра. Или в другой день.
   — Знаю, знаю. Но пока нам это поможет. А потом я еще что-нибудь придумаю.
   Нона опять вздохнула и поднялась из-за стола. Собрала чашки и тарелки, поставила их в раковину, открыла кран. Услышала, как Лэш шлепает по полу босыми ногами, и обернулась как раз в тот момент, когда он обхватил ее руками за талию. Выражение его лица не оставляло никаких сомнений в его намерениях.
   «Вот так всегда, — безо всякой злости подумала Нона, — сначала он льстит мне, а потом портит настроение. И всегда ему это удается».
   Она попыталась отвязаться от него:
   — Мне некогда, Лэш. Пора идти в клуб.
   — Не правда, у тебя уйма времени, — ухмыльнулся он, — а нужно-то всего несколько минут. Ну, давай же.
   Лэш изнемогал от желания, обезумел, будто самец перед случкой, и, как всегда, его страсть передалась ей и затуманила рассудок.
   Лэш поцеловал ее, потом еще и еще, наваливаясь, прижимая ее к раковине. Словно клин, его язык раздвинул ее губы и проник в рот. Он распахнул на ней халат, волосатые руки принялись шарить по ее телу.
   Нона почувствовала, как наливаются силой его чресла. Ей стало вдруг ужасно смешно: наверное, ему чертовски жмут эти узкие трусы.
   Она слабо ткнула его в грудь.
   — Не здесь, Лэш.
   — Тогда в спальне.
   Он повернулся и, не убирая руки с ее талии, стремительно повлек Нону из кухни через холл в спальню. Она, задыхаясь, летела за ним, ноги едва касались пола, полы халата развевались за спиной, словно крылья. В спальне Лэш подтолкнул ее к кровати, с которой она совсем недавно встала. Нона упала на нее, раскинув в стороны руки. Ее нагота буквально приковала его горящий взгляд. Лэш стянул с себя тесные трусы, и на свободе его плоть мгновенно налилась, встала, огромная до неприличия, в обрамлении черных волос.
   Лэш подошел к кровати, и Нона раздвинула ноги, уже готовая принять его. Когда колени его коснулись простыни, в дальней комнате зазвонил телефон. Лэш было поднялся, чтобы послушать.
   — Оставь, пусть трезвонит, — хрипло потребовала Нона. — Раз начал, так трахай меня!
   Она ухватила его за пульсирующий орган и потянула к себе.
   Лэш навалился на нее.
   Никаких ласк, никакой прелюдии. Впрочем, такого никогда и не бывало.
   Нона вцепилась в спутанные волосы на его груди.
   — Ну же, трахни меня хорошенько! — простонала она.
   Лэш вонзил свое орудие, сразу безошибочно найдя цель.
   Нона знала, что кончит сразу, как только он начнет двигаться.
   Так и случилось.
 
   Пол и Дебби, сопровождаемые рассыльным, поднялись в номер для новобрачных на верхнем этаже.
   Апартаменты включали в себя огромную гостиную, спальню и ванную комнату. Мебель темного дерева, массивная, в стиле эпохи золотой лихорадки, как и все здесь, в «Клондайке». Дебби сразу отметила это своеобразие интерьера клуба. В номере был даже огромный камин — передняя стенка имитировала каменную кладку, язычки газового пламени трепетали над сложенными в глубине очага дровами. В углу гостиной располагался низкий бар со стойкой красного дерева, медными ручками и медной же пепельницей.
   Над баром висело изображение полуобнаженной женщины; картина была написана в чувственной манере Лили Лэнгтри, весьма модной в конце прошлого века художницы. Даже телевизор был спрятан в старинный деревянный шкафчик, а экран закрывали створки его дверок.
   Единственным штрихом современности оказалось огромное, во всю стену, окно от пола до потолка.
   Рассыльный дотронулся до кнопки, и тяжелые шторы бесшумно раздвинулись.
   Пока Пол разбирался с рассыльным, отсчитывал ему чаевые, Дебби подошла к окну. Оно выходило на запад. Деловую часть города отсюда не было видно, поскольку «Клондайк» расположился практически на самой западной окраине Стрипа. Взгляд мог остановиться лишь на нескольких мотелях да на извивающейся ленте огней вдоль шоссе, уходящего из города и заканчивающегося, как знала Дебби, в Лос-Анджелесе.
   Пол отпустил слугу, и дверь номера закрылась за ним. Дебби повернулась к мужу с необъяснимым ощущением растерянности, смущения и беспокойства, будто опасалась, что он тотчас же набросится на нее и изнасилует.
   Однако он не кинулся к ней, а сделал от двери только три шага. Потом еще один.
   — Дебби…
   Она засмеялась, немного нервно, и, обойдя мужа, вошла в спальню; оттуда донесся ее радостный вопль:
   — Пол! Кровать с балдахином! В жизни такой не видела!
   Муж подошел и встал рядом. Дебби взглянула на него. Странное дело. Пол смотрел на нее, а не на роскошную кровать с пологом.
   — Дебби, это же Лас-Вегас, — снисходительно улыбнулся он. — Наверное, нам стоит спуститься вниз и попробовать свои силы на каких-нибудь игральных автоматах. Или хотя бы зайти в ресторан и посмотреть вечернее шоу за ужином. Мистер Мэйджорс говорил, что клуб оплатит такие развлечения.
   Дебби замотала головой.
   — Я страшно устала, Пол! У нас был такой долгий, такой тяжелый день. И я совсем не голодна, честное слово, ни капельки!
   — Правда?
   — Да, конечно.
   — Отлично, тогда поступим таким образом, — быстро проговорил он, — ты сейчас примешь горячую ванну. Посиди подольше, отдохни, расслабься. Потом спокойно разложи вещи, устройся по своему вкусу.
   Ей вдруг показалось, что Пол ведет себя немного странно. Он покраснел, глаза лихорадочно блестели.
   — Ты все очень правильно говоришь, дорогой. — Она изучающе вглядывалась в его лицо. — Но чего ты добиваешься? Я не совсем понимаю.
   — Ничего я не добиваюсь! — раздраженно огрызнулся Пол и тут же постарался сгладить свою резкость, заговорил извиняющимся тоном:
   — Я просто думал пока спуститься вниз и… побродить здесь, осмотреться. А у тебя будет возможность отдохнуть и заняться собой. — Он смущенно улыбнулся. — Говорят, невесты перед первой брачной ночью очень нервничают.
   «Немного поздно говорить об этом, — так и вертелось у нее на языке, — первая ночь была вчера».
   Однако Дебби удержалась и ничего не сказала. С немалым удивлением она обнаружила, что даже рада неожиданно представившейся возможности немного побыть одной. В конце концов, строго говоря, первая брачная ночь будет именно сегодня.
   — Хорошая мысль, Пол, сходи прогуляйся. Я пока помоюсь, разберусь с вещами и с собой.
   — Ты в самом деле не против?
   — Я не против, — ответила Дебби немного более резко, чем собиралась. — Ступай один.
   — Ладно, милая. — Пол шагнул к ней, собираясь поцеловать в губы, но промахнулся и скользнул губами по щеке. — Я скоро вернусь.
   И ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Дебби медленно осмотрелась по сторонам, постояла неподвижно минутку-другую, потом начала раздеваться. Сбросив с себя все, она стояла совершенно обнаженная в центре роскошной комнаты, а вещи валялись вокруг, словно обломки на месте автокатастрофы…
   Дебби направилась в ванную, но резко остановилась, когда в большом зеркале, висевшем на двери, неожиданно появилось ее отражение в полный рост.
   Она стояла голая, словно младенец. Тонкие светлые волоски на ее теле напоминали пух. Повернувшись боком, она увидела в зеркале легкое облачко внизу живота, указывавшее дорогу к наслаждению.
   Фигура хорошая, без всякого тщеславия подумала Дебби, хотя груди слишком маленькие. Но зато они отличной формы, упругие, нисколько не обвисшие, большие коралловые соски похожи на наперстки. Что касается остального, то и там тоже все в порядке, все на своих местах.
   Тогда почему нормальный вроде бы мужчина предпочитает ей игральный автомат?
   Ну хватит, это нечестно. И несправедливо. Нужно ценить его деликатность. Пол просто хотел дать ей время побыть немного одной. Надо воспользоваться такой возможностью наилучшим образом: принять горячую ванну с ароматными солями и выполнить все ритуальные действа, предписанные новобрачной: нарядиться в голубой пеньюар, специально купленный для брачной ночи, прозрачный и невесомый, как дымка, и умастить тело изысканными духами. Когда Пол вернется и увидит ее в этом соблазнительном наряде, нежную и душистую, неудача вчерашней ночи ни за что не повторится.
   Дебби быстро распаковала чемоданы, нашла душистую соль для ванны и пеньюар. Потом пустила горячую воду, пошла к бару, налила себе виски с содовой и отнесла стакан в ванную. Над водой клубился пар, напоминая туман над болотом.
   Она сделала большой глоток виски, попробовала ногой воду и решила, что это как раз то, что надо.
   Поставив стакан поблизости, чтобы легко дотянуться, когда понадобится, она с протяжным вздохом погрузилась в ванну.
   Дебби лежала в душистой воде, потягивая маленькими глоточками виски, пока стакан не опустел, а вода не начала остывать. Пару раз она чуть не задремала. Наконец поднялась, вышла из ванны, старательно вытерлась пушистым полотенцем, напудрила и надушила все, что полагается, и надела пеньюар. Посмотрела на себя в зеркало и с удовлетворением убедилась, что груди и пушистый треугольник внизу живота хорошо заметны через прозрачную ткань.
   В спальне Дебби взглянула на свои часики и с изумлением обнаружила, что Пол отсутствует уже почти два часа. Налила себе еще виски и улеглась. Свет из соседней комнаты проникал через открытую дверь спальни, но кровать оставалась в полутьме.
   Дебби провалилась в сон, не выпив и половину стакана. Через некоторое время проснулась, но ничего не изменилось: Пола рядом с ней все еще не было.
   Она перевернулась на живот и дотянулась до часов. Почти час ночи. Пол ушел пять часов назад. Вдруг с ним что-то случилось? Дебби уже хотела было позвонить и отправить рассыльного поискать его, но потом раздумала. В конце концов, Пол взрослый человек. Он может и разозлиться, если она всполошит из-за него весь клуб.
   На этот раз ей долго не удавалось заснуть, а когда сон все-таки пришел, то не принес желанного отдыха — ее мучили кошмары.
 
   Лэш повесил телефонную трубку, выкопал из пепельницы недокуренный огрызок сигары и задымил.
   Звонил Теоретик. Он был зол, потому что ему пришлось перезванивать. Лэш объяснил, что принимал ванну и просто не успел добежать до телефона в первый раз. Лэш прошлепал голышом в спальню с сигарой в зубах. В душе шумела вода. Он ухмыльнулся.
   Эта Нона — лакомый кусочек, баба с классным задом, самым шикарным из всех, какие ему доводилось видеть.
   Он часто думал, впрочем, без особого беспокойства, сколько у Ноны мужиков на стороне. Сама она об этом не говорила, но Лэш знал, что она спит с другими — и сейчас, и раньше спала. Это часть ее работы — служить подстилкой для богатеньких транжир. Ей не позволялось брать деньги за подобные услуги, она не шлюха, но нет ничего страшного, если удовлетворенный клиент даст ей на чай стодолларовую фишку.
   Билли Рэй Томпсон. Интересный субъект. Этот техасец большой мот, азартный игрок; иной раз судьба улыбается ему, и он выигрывает за вечер кругленькую сумму, а иногда спускает за ночь все, что имеет.
   Сейчас Билли Рэй приехал в Вегас на покерный турнир.
   Лэш привалился к изголовью кровати, подложив под спину подушку. Если Нона в самом деле хочет помочь с деньгами, то запросто придумает, как попасть в номер к Билли Рэю в «Клондайке», и вытянет у него эту сотню любым способом.
   Правильно? Правильно.
   Нона вошла в спальню уже одетая, в широких брюках и блузке. В «Клондайке» ее ждал другой наряд, служебный.
   — Мне пора бежать, милый. Ты слишком задержал меня, — усмехнулась она.
   — Судя по твоим воплям, я бы сказал, что ты, наоборот, поторопилась.
   Лэш потянулся к ней, но она отскочила.
   — Ты уже получил свое, ненасытный. — Нона засмеялась, обошла кровать и направилась к двери.
   — А поцеловать? — обиженно проворчал он.
   Она послала ему воздушный поцелуй.
   — До вечера, дорогой. Встретимся во время моего перерыва.
   Нона ушла. Он слышал, как хлопнула дверь, завелся мотор «кадиллака», потом звук затих вдали. Лэш вздохнул. Чертова баба! Они работают и живут вместе уже три года, а он до сих пор возбуждается от одного только взгляда на нее. У него встает, даже когда она полностью одета. А вообще, если девку хочется трахать и трахать, если промеж ног не висит что-то сморщенное — это хороший знак.
   Правильно? Правильно.
   Лэш вздохнул еще раз, загасил окурок сигары и взглянул на часы. Господи! Хватит валять дурака. Они с Теоретиком договорились встретиться через час.
   Надо обсудить некоторые вопросы. Кое-какие дела необходимо уладить заранее.
   Черт возьми, почему он не сказал Ноне, чтобы ехала на такси? Но с другой стороны, не следует появляться у Теоретика на ярко-красном «кадиллаке».