Мур Кристофер. Ящер страсти из бухты грусти

   – Мэвис Сэнд, – представилась она, но руки не протянула. Уже много лет она не здоровалась ни с кем за руку, поскольку от рукопожатий у нее разыгрывался артрит. Теперь же, с новыми титановыми суставами и тягами, она просто боялась расплющить нежные фаланги пальцев своей клиентуры.
   – Прошу прощения, – отозвался Гейб. – Мэвис, это доктор Вэлери Риордан. У нее здесь в городе психиатрическая практика.
   Мэвис отступила на шаг, и Вэл заметила, как фокусируется аппарат в ее глазу: когда на него попал свет от бильярдного стола, глаз вспыхнул красным огоньком.
   – Польщена, – промолвила Мэвис. – Вы знакомы с Говардом Филлипсом? – И она кивнула в сторону долговязого дистрофика, сидевшего в углу.
   – Это Г.Ф., – подсказал Гейб. – Из кафе “Г. Ф.”.
   Говарду Филлипсу могло быть и сорок, и шестьдесят, и семьдесят: судя по живости его лица, он вообще мог бы умереть молодым. На нем был черный костюм девятнадцатого века, вплоть до башмаков с пряжками, и он сосал из стакана крепкий портер “Гиннесс”, хотя, похоже, вот уже много месяцев не потреблял вообще никаких калорий.
   Вэл вымолвила:
   – Мы только что из вашего ресторана. Очень славное местечко.
   Не меняясь в лице, Говард произнес:
   – Как психиатра вас беспокоит, что Юнг симпатизировал нацистам? – Говорил он с невыразительным британским аристократическим акцентом, и Вэл смутно показалось, что на нее плюнули.
   – Просто солнечный зайчик – наш Говард, – вмешалась Мэвис. – Похож на смерть, правда?
   Говард прочистил горло:
   – Мэвис может смеяться над смертью, поскольку все ее смертные части уже заменены механическими.
   Мэвис заговорщицки склонилась к Гейбу и Вэл, точно хотела поведать им секрет, хотя голос при этом повысила – чтобы Говарду было слышно:
   – Он у нас уже десять лет так чудит – и практически не просыхает.
   – Я надеялся привить себе вкус к настойке опия, в традиции Байрона и Шелли, – ответил тот. – Но доставать это вещество, мягко говоря, – непросто.
   – Да, тот месяц, когда ты пил “найквил” со льдом, тебе тоже не сильно-то помог. Он, бывало, сидя падал с табурета или спал, вот так же выпрямившись, часа по четыре, а потом просыпался и допивал. Но должна сказать тебе, Говард, – ты ни разу не кашлянул. – И снова Мэвис перегнулась к ним через стойку. – Иногда он притворяется, что у него чахотка.
   – Я уверен, что нашего доброго доктора не интересуют подробности моего злоупотребления наркотическими веществами, Мэвис.
   – На самом деле, – встрял Гейб, – мы просто ждем звонка от Тео.
   – А мне кажется, я бы предпочла кофе “кровавую Мэри”, – сказала Вэл.
   – Ни за какими монстрами гоняться вы меня не уговорите, даже не пробуйте, – сказал Сомик. – На меня тут блюза напрыгнуло, и мне сейчас некогда – мне выпивать нужно.
   – Не жуй сопли, Сомик, – сказала Мэвис, смешивая Вэл коктейль. – Подумаешь – монстры. У нас вон с Говардом один свой имеется, а, Говард?
   – Прогулка в пресловутом парке, – ответил Говард.
   Сомик, Вэл и Гейб просто таращились на Говарда и ждали продолжения.
   Мэвис сказала:
   – И в запой ты, конечно, ударился сразу после нее, так?
   – Без остановки, – подтвердил Говард.

Тео

   Пока Тео пытался удержаться на безопасном расстоянии от “кадиллака” шерифа, который свернул на ранчо, ему пришло в голову, что его так и не научили висеть у кого-нибудь на хвосте. Он никогда ни за кем никогда не шпионил. Ладно, допустим, в середине семидесятых он полгода катался по стране за “Грейтфул Дэд”, но там все было просто: держись каравана крашенных вручную маек и не волнуйся, что тебя прикончат, если узнают, что ты за ними следишь (конечно, если не считать Алтамонта^[21]). Кроме этого, Тео осознал, что у него нет ни малейшего представления, зачем он вообще едет за Бёртоном. Правда, гонять за шерифом выглядит агрессивнее, чем подыхать от беспокойства, свернувшись калачиком на диване.
   Черный “кэдди” въехал в ворота для скота, которые вели на прилегавший к океану участок ранчо. Тео притормозил под прикрытием шеренги эвкалиптов, не выпуская из виду шерифа. Травянистая терраса, спускавшаяся к пляжу, была слишком открытой, чтобы незаметно последовать за Бёртоном. Пришлось пережидать, пока “кадиллак” не скроется за вершиной следующего холма примерно в полумиле от дороги, прежде чем ехать дальше. Тео видел, как “кэдди” переваливается по рытвинам, взбираясь наверх: грязь летела из-под передних колес. Он вдруг пожалел, что не поехал на красном вседорожнике. “Мерседесу” с задним приводом, наверное, туда не взобраться вообще.
   Когда “кэдди” перевалил через гребень, Тео вырулил из-за деревьев и на полной скорости рванул через ворота на поле. Высокая трава хлестала по днищу изделия германских автопромышленников, колеи и ухабы сотрясали Тео, а Живодера швыряли по всему салону, как плюшевого мишку. По инерции они влетели на первый склон. Оказавшись почти на гребне, Тео сбавил газ, и “мерс” практически остановился. Тео вдавил педаль, и задние колеса вгрызлись в грязь. Застрял.
   Тео оставил Живодера и ключи в машине, а сам побежал наверх. Вид открывался больше чем на милю вокруг: на востоке – какие-то скалы у линии деревьев, на западе – океан, а прямо к северу – прибрежная терраса. Она изгибалась вдоль береговой линии и терялась из виду. К югу же... так, с юга он сам пришел. На юге ничего нет – только его хижина, а за ней – подпольная лаборатория в ангаре. Не видно отсюда только черного “кадиллака”.
   Он проверил батарею сотового телефона и оба пистолета – заряжены – и пешком направился к скалистому обрыву. Только там и мог прятаться “кадиллак”. Значит, там должен быть и Бёртон.
   Через двадцать минут он стоял у подножия скал, обильно потея и стараясь перевести дух. Ну, по крайней мере, дыхалка восстановится, раз он больше траву не курит. Он нагнулся, уперев руки в колени, и стал шарить взглядом по скалам – не шевельнется ли что-нибудь. Это вам не мягкие осадочные породы, оставленные за миллионы лет отступающим океаном. Эти отвесные зазубренные уроды походили на серые клыки – точно десны земной коры обнажили их, когда какой-нибудь вулкан в очередной раз неистово рыгнул, и вся почва ахнула вниз. Лишайники и чайки обгадили все скалы, а кусты и чахлые кипарисы, покрытые древесным креозотом, тут и там пытались зацепиться корнями за расщелины.
   Здесь где-то должна быть пещера, но Тео ни разу ее не видел и сомневался, что в ней может поместиться “кадиллак”. Он старался не высовываться, перемещаясь по краю обрыва за камнями – в надежде углядеть краешек черного бампера. Потом вытащил служебный револьвер и, огибая очередной камень, сначала тыкал вперед стволом. Вскоре Тео сменил стратегию: его маневры слишком напоминали поход с фанфарами и флагами. Теперь перед тем, как заглянуть за каменный выступ, он почти пластался по земле: если Бёртон его услышал, то целиться будет в голову. Провалы в шпионском образовании Тео и опыте ведения боевых действий углублялись с каждым шагом. Он просто не родился филером.
   Тео рывком пересек узкую тропинку между двумя скальными клыками и собрался было заглянуть за следующий поворот, как нога его соскользнула, и вниз, с лязгом бутылочных осколков, понеслась маленькая лавина. Тео замер и затаил дыхание, прислушиваясь, не шевельнется ли что среди валунов. Но в отдалении только бился о скалы прибой, да низко свистел морской ветер. Тео осмелился все же заглянуть за камень, но спрятаться обратно уже не успел. Металлический щелчок курка, взведенного у самого затылка, прозвучал так, точно в позвоночник ему вогнали сосульку.

Молли

   Молли перебирала кучки одежды, оставленные паломниками у входа в пещеру. Наличная выручка составила двести пятьдесят восемь долларов, пачку золотых банковских карточек и больше десятка пузырьков с антидепрессантами.
   Голос у нее в голове произнес:
   – Да, столько медикаментов ты не видела с той поры, когда тебя запирали в палату строгого режима. И у них еще хватает наглости называть чокнутой тебя.
   Закадровый голос вернулся, и Молли это совсем не понравилось. Последние несколько дней голова у нее соображала невероятно ясно.
   – Ага, здорово ты помогаешь вернуть моему душевному здоровью самоуважение, – ответила она закадровому голосу. – Мне больше нравилось, когда мы со Стивом были вдвоем.
   Никто из паломников, кажется, не заметил, что Молли беседует сама с собой. Все они пребывали в каком-то трансе – голые сидели полукругом перед Стивом, лежавшим в глубине пещеры, где было совсем темно. Голову ящер прикрыл передними лапами, а по бокам его бегали всполохи угрюмых расцветок – грязно-оливковые, ржавые и настолько темно-синие, что казались скорее охвостьями цветов на сетчатке, чем подлинными красками.
   – Ох, ну да – вы со Стивом, – презрительно фыркнул закадровый голос. – Идеальная пара, два величайших “бывших” всех времен. Он дуется, а ты грабишь тех, кто еще чокнутее тебя. И к тому же собираешься скормить их этой старой халтурной ящерице.
   – Вовсе нет.
   – Похоже, этот народ не выходил на солнышко и не разминался как следует с тех пор, как сбежал со школьного урока физкультуры. Если не считать того парня, что пришел в сапогах – у него загар, как у Ганди, и взгляд изголодавшегося вегетарианца – того и гляди, весь детский садик перережет, чтобы ножку плюшевого Пятачка с кислой капустой сожрать. Тебя совесть не мучает, что заставила их раздеваться и пресмыкаться перед этим пресмыкающимся?
   – Я думала, они после этого отгребут восвояси.
   – Эта ящерица тобой пользуется.
   – Мы заботимся друг о друге. А ты заткнись. Я пытаюсь думать.
   – Еще бы – примерно так же, как у тебя это получалось до сих пор.
   Молли яростно потрясла головой, чтобы закадровый голос выпал из сознания. Волосы хлестнули ее по лицу и плечам и вздыбились. Закадровый голос присмирел. Молли вытащила пудреницу из сумочки какой-то паломницы и посмотрелась в зеркальце. Да, полоумнее выглядеть сложно. Она приготовилась выслушать, что скажет по этому поводу закадровый голос, но комментария не последовало.
   Молли попробовала вернуть себе то теплое чувство, что поселилось в ней после появления Стива, но чувства просто не было дома. Может, паломники сосут у Стива всю энергию? Может, волшебство выдохлось?
   Она вспомнила, как сидела на террасе в Малибу и ждала продюсера, который только что ее трахнул, а вместо него появилась мексиканка-горничная со стаканом вина на подносе и извинениями: “Мистеру пришлось срочно поехать в студию, ему очень жалко, вы можете позвонить ему на следующей неделе, будьте добры”. А парень Молли по-настоящему нравился. Она сломала лодыжку, пиная его запасной “феррари” у выезда с виллы, и все съемки следующего фильма пришлось глотать болеутоляющие, что в конце концов привело ее в реабилитационную клинику. От продюсера вестей больше не было.
   Вот что такое – когда тобой пользуются. А тут все иначе.
   – Это уж точно, – саркастически заметил закадровый голос.
   – Шшшшш, – шикнула на него Молли. Кто-то возился на каменной осыпи за пещерой. Молли схватила автомат и притаилась у самого выхода.

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

Вэл

   Вэл очень жалела, что не захватила с собой видеокамеру – запечатлеть гаргантюанскую белиберду, которую последний час плели ей Мэвис Сэнд и Говард Филлипс. Если им верить, десять лет назад городок Хвойная Бухта посетил демон из преисподней, и только совместными усилиями кучки пьянчуг этого изверга удалось спровадить туда, откуда он появился. Великолепный образец мании – Вэл подумала, что можно было бы защитить по крайней мере докторскую диссертацию по массовому психозу. Когда рядом находился Гейб, ее энтузиазм к академическим исследованиям разгорался вновь.
   Когда Мэвис и Говард закончили рассказ, за свою историю принялся Сомик: как он удирал по всей дельте от морского чудовища. Вскоре Гейб и Вэл заметили в ней характерные черты теории Гейба: у монстра развилась способность воздействовать на химию мозга своих жертв. Захмелев от нескольких “кровавых Мэри” и заслушавшись Сомика, Вэл призналась в том, как заменила весь городской запас антидепрессантов на пустышки. Но даже не закончив облегчать душу, она поняла, что ее с Гейбом истории веры будет не больше, чем страшилке, только что рассказанной Мэвис и Говардом.
   – Этот Уинстон Краусс – сущий хорек, – сказала Мэвис. – Заходит сюда каждый день с таким видом, точно у него одного говно не пахнет, а сам на целом городе наваривается на том, чего никто даже не получает. Можно было догадаться, что он рыбоёб.
   – Это строго между нами, – предупредила Вэл. – Мне вообще не следовало об этом упоминать.
   Мэвис хрипло хмыкнула.
   – Ну, стучать на тебя шерифу Бёртону я уж точно не побегу. Вот уж кто хорек на букву Х. Кроме того, девочка моя, ссадив этих придурков с лекарств, ты увеличила мне прибыль на восемьдесят процентов. А я-то думала, это все вон тот ханурик. – И она ткнула биоорганическим пальцем в сторону Сомика.
   Блюзмен поставил стакан:
   – Э-эй?
   – Так вы полагаете, что на ранчо действительно завелось морское чудовище? – спросил Гейб
   – А какой резон мне врать? – ответил Говард. – Кроме того, у нас, кажется, имеется еще один свидетель – мистер Терпуг.
   – Джефферсон, – произнес Сомик. – Сомик Джефферсон.
   – Заткнись, ссыкло, – сплюнула Мэвис. – Мог бы и помочь Тео, когда он попросил. И чем он себе думал, парнишка этот, когда за шерифом на ранчо погнался? Похоже, ничего у него все равно не выйдет.
   – Этого мы не знаем, – ответил Гейб. – Он просто уехал и велел нам идти сюда и ждать его звонка.
   – Все вы – сплошь бездушные души, – изрек Сомик. – А я через это все себе хорошую женщину потерял.
   – Умная она – а по виду и не скажешь, – отозвалась Мэвис.
   – А Тео мой “мерседес” угнал, – добавила Вэл и тотчас поняла, что сморозила глупость. Ей вдруг стало стыдно смотреть на этих людей – даже своих профессиональных злоупотреблений она стыдилась не так.
   – Я волнуюсь, – сказал Гейб. – Уже больше часа прошло.
   – А позвонить ему ты, конечно, не догадался, правильно? – вдруг заметила Мэвис.
   – А у вас есть номер его сотового?
   – Тео – констебль. Вряд ли его номера нет в справочнике.
   – Мне самому, наверное, следовало догадаться, – сказал Гейб.
   Мэвис покачала головой. Накладная ресница отскочила, как пружинка из часов.
   – Вы хотите сказать, что у вас на троих тридцать лет высшего образования, и никто не способен номер набрать без подсказки?
   – Проницательное наблюдение, – заметил Говард.
   – А я в школу не ходил, – сказал Сомик.
   – Ну тогда ты такой остолоп от природы. – И Мэвис сняла трубку.
   Дневные завсегдатаи в конце стойки оторвались от созерцания своих горестей, чтобы хорошенько похихикать над Сомиком. Для сирых и убогих нет ничего лучше – им лишь дай плюнуть на того, кто пал еще ниже.

Тео

   Ствол пистолета так давил, что Тео казалось, он слышит хруст черепа. Бёртон дотянулся до 357-го и отшвырнул его в сторону, потом вытащил из-за ремня у Тео автоматический и сделал то же самое.
   – На землю, лицом вниз. – Пинком Бёртон сшиб Тео с ног, прижал коленом позвоночник и надел на констебля наручники. Тео слизывал кровь с губы – ударился о камень. Он повернул голову, ободрав щеку жестким лишайником. Его сковывал ужас. Все мускулы тела рвались бежать отсюда.
   Бёртон двинул его рукояткой пистолета по затылку. Несильно, сознания Тео не потерял, но когда белая вспышка в глазах потускнела, он почувствовал, как в правое ухо ему затекает ручеек крови.
   – Обдолбанный ты долбоеб, – отечески проговорил шериф. – И как же ты смеешь лезть в мои дела, твою мать?
   – В какие еще дела? – спросил Тео, надеясь купить немного жизни ценой неведения.
   – Я видел твою машину у лаборатории, Кроу. В последний раз, когда я разговаривал с Линдером, он ехал к тебе. И где он сейчас?
   – Я не знаю.
   Пистолет обрушился на голову с другой стороны.
   – Да не знаю я, вашу маму! – Голос Тео сорвался. – Сначала он был в лаборатории, потом его не стало. Я не видел, как он ушел.
   – Мне плевать, живой он или мертвый, Кроу. Тебе это тоже без разницы. Но я должен знать. Ты убил его? Он сбежал? Что?
   – Мне кажется, он мертвый.
   – Тебе только кажется?
   Тео лопатками почувствовал, как Бёртон замахивается снова.
   – Нет! Он мертв. Капут. Я знаю.
   – Что произошло?
   Тео попробовал сочинить какое-нибудь достоверное объяснение – выторговать себе еще минуту жизни, хоть несколько секунд, – но в голове проясняться не хотело.
   – Я не уверен, – начал он. – Я... я слышал выстрелы. Сидел в сарае. А когда выбрался наружу, его уже не было.
   – Тогда откуда ты знаешь, что он умер?
   Тео не видел никакого резона говорить, шерифу, что об этом ему сообщила Молли. Бёртон выследит ее и зароет в ту же мелкую могилку, где окажется он.
   – Елки зеленые, – сказал Тео. – Сами прикиньте.
   Пистолет врезался Тео в череп, и на этот раз он едва не провалился в беспамятство. В ушах раздался звон, но секунду спустя Тео понял, что дело вовсе не в ушах. Звонил сотовый телефон в кармане рубашки. Бёртон перекатил его на спину и подпер ему дулом правое веко.
   – Мы сейчас снимем трубку, Кроу. И если ты попробуешь меня наебать, на том конце услышат, что здесь очень громко положили трубку. – Шериф склонился к Тео так, что их щеки чуть не соприкоснулись, и потянулся к телефону.
   Неожиданно в нескольких футах от них раздалась череда оглушительных взрывов, и между камней разгневанными осами заныли пули. Бёртон скатился с Тео и нырнул в неглубокую расселину. Тео почувствовал, как кто-то схватил его за шиворот и поставил на ноги. Не успел он заметить, кто это, как десяток рук вцепились в него и швырнули в тень. Падая, он больно ударился спиной. Стрельба прекратилась. Телефон по-прежнему звонил. Над ним вилась туча летучих мышей.
   Он поднял голову. Над ним стояла Молли с еще дымившимся автоматом в руках. В ту секунду она выглядела так, как Тео всю жизнь представлял себе ангела-мстителя. Только Молли окружали шестеро голых белых мужчин.
   – Привет, Тео, – сказала она.
   – Привет, Молли.
   Стволом автомата Молли показала на карман с телефоном.
   – Хочешь, я отвечу?
   – Да, это может быть важный звонок.
   Раздался выстрел, и пуля, срикошетив от камней у входа, провыла над ними и унеслась во тьму. И Тео ощутил, как рев, поднявшийся из глубины пещеры, сотряс его ребра.

Шериф

   Бёртон дотянулся до края щели и выстрелил в сторону пещеры, потом припал к скале, ожидая ответной очереди из АК-47. Но вместо этого раздался такой рев, точно весь актерский состав “Короля-Льва” швырнули в огромную фритюрницу. Бёртон не был трусом, никогда и ни за что, но нужно быть совсем с приветом, чтобы не испугаться такого шума. Все слишком зловеще, все слишком быстро. Женщина в кожаном бикини и ботфортах палит из автомата Калашникова, а шесть голых парней затаскивают Кроу в пещеру. Шерифу нужно время перегруппироваться, вызвать подмогу, выпить пинту “Гленливе”.
   Пока тут, кажется, безопасно. Главное – не шевелиться, тогда пуля его не зацепит, если, конечно, стрелок сам не хочет стать мишенью. Бёртон вытащил из кармана пиджака сотовый телефон и задумался – кому звонить? Обычный сигнал тревоги “офицер в беде” может привлечь сюда кого угодно, а вертолеты телевизионщиков, зависшие над ранчо, – последнее, что ему сейчас нужно. Кроме того, подозреваемых арестовывать ему вовсе не улыбалось. Им нужно просто заткнуть рты. Навсегда. Можно вызвать парней из лаборатории, если удастся их найти, но компания необученных нелегальных иммигрантов, носящихся по холмам с автоматическим оружием в руках, – тоже не самая удачная стратегия. Нужно вызывать спецподразделение – но только своих ребят. Восемь из двадцати парней – у него в кармане. Но и тут – через диспетчера нельзя, нужно звонить по их личным номерам. И Бёртон набрал номер телефона, зазвонившего в глубинах подвалов полицейского управления.
   – Гвоздворт.
   – Это Бёртон. Слушай, ничего не говори. Позвони Лопесу, Шеридану, Миллеру, Моралесу, О'Хара, Крамбу, Коннелли и Лемэю. Передай: прибыть в полной экипировке на ранчо “Пивбар” к северу от Хвойной Бухты по северной дороге. Там есть пещера. Найди все нужные карты и проинструктируй их, как ехать. Открытыми каналами не пользуйся. Им не следует отмечаться или рапортовать о выезде на задание. В пещере – по крайней мере двое подозреваемых с автоматическим оружием. Меня держат под огнем примерно в десяти ярдах от западного входа. Группа встречается к югу от скал – скалы они увидят, – а потом Шеридан пусть позвонит мне. Без авиаподдержки. Узнай, есть ли в пещеру другой вход. Группа мне нужна немедленно. Сможешь?
   – Разумеется, – ответил Паук. – У них это займет минимум сорок минут, может и дольше, если я не смогу всех разыскать.
   Бёртон слышал, как жирные пальцы Паука уже затюкали по клавиатуре.
   – Отправь сюда всех, кого сможешь найти. Пусть подгребают в разных машинах. Не включают по пути сирен, если этого можно избежать, а на ранчо – и подавно.
   – У вас есть словесные портреты подозреваемых?
   – Один – Теофилус Кроу, вторая – женщина, пять футов восемь, один-двадцать, от двадцати пяти до сорока лет, седые волосы, одета в кожаное бикини.
   – От двадцати пяти до сорока? Довольно конкретно, – саркастически заметил Паук.
   – Твою мать, Гвоздворт. Сколько, по-твоему, баб бегает по этим горам в кожаном бикини, паля из “калашникова”? Позвони мне, когда парни выедут.
   Бёртон разъединился и проверил батарейку. Продержится.
   После рева наступила тишина, но шериф не осмеливался выглядывать из окопа.
   – Кроу! – заорал он. – Еще не поздно обо всем договориться!

Тео

   Голые парни стояли над Тео в одних обалделых улыбках, словно только что выкурили на всех большую трубку опиума.
   – Господи, да что ж это? – спросил Тео. Рев Стива по-прежнему отдавался у него в ушах.
   – Это – он, – уточнила Молли, предупреждающе подняв палец, прежде чем ответить на звонок.
   – Алло? Не ваше дело. Кто это? – Она прикрыла микрофон. – Гейб.
   – Скажи ему, что со мной все в порядке. И спроси, где он находится.
   – Тео говорит, что с ним все в порядке. Вы где? – Она секунду послушала, потом снова накрыла микрофон. – В “Пене”.
   – Скажи, что я сейчас перезвоню.
   – Он вам перезвонит. – Молли разъединилась и швырнула телефон на кучу одежды.
   Тео посмотрел на голых парней. Парочку из них он, кажется, знал, но узнавать их не хотелось.
   – Парни, вы не будете любезны немного расступиться? – попросил он. Те не шелохнулись. Тео посмотрел на Молли. – Ты не можешь попросить их куда-нибудь сходить? Они меня нервируют.
   – Почему?
   – Молли, я не уверен, что ты заметила, но у всех этих парней... все они в состоянии возбуждения.
   – Может, они просто рады тебя видеть.
   – Будь добра – вели им отойти, а?
   Молли замахала на парней руками:
   – Кыш, кыш. Назад в пещеру, ребята. Брысь, кому говорю?
   Парочку пришлось ткнуть стволом “калашникова”. Они медленно развернулись и побрели во тьму.
   – Черт бы их побрал, что с ними не так?
   – Что ты имеешь в виду – не так? Они ведут себя, как все парни, только честнее.
   – Молли, серьезно – что ты с ними сделала?
   – Ничего я с ними не делала. Они такие с тех пор, как увидели в пещере Стива.
   Тео заглянул во тьму, но в полусвете, падавшем от входа, различил только человеческие спины. Люди сидели на полу.
   – Они что – в трансе или как?
   – Ага. Правда, клево? Но когда я попросила помочь, они втащили тебя внутрь. Поэтому они не совсем зомби. Я как бы командир у них.
   Из разбитой головы у Тео сочилась кровь, густела в волосах и пачкала рубашку.
   – Это здорово, Молли. А ты можешь снять с меня эти наручники?
   – Я тебя как раз хотела про них спросить. Всякий раз, как мы с тобой встречаемся, ты в наручниках. У тебя фетиш такой или что?
   – Молли, прошу тебя. Ключ у меня в кармане рубашки.
   – Он дал тебе ключ?
   – Это мой ключ.
   – Понимаю. – Молли мудро улыбнулась.
   – У всех наручников ключи одинаковые, Молли. Помоги мне, пожалуйста, их снять.
   Молли опустилась на колени и сунула руку Тео в карман, не сводя с него глаз. Голова его запульсировала от боли, когда он перевернулся, чтобы она смогла отомкнуть наручники.
   Снаружи донесся голос Бёртона:
   – Кроу! Еще не поздно обо всем договориться!
   Как только руки его освободились, Тео обхватил Молли и притянул к себе. Та уронила автомат и тоже обняла его. Из глубины пещеры снова заревело. Пара паломников завизжали. Молли отпустила Тео и встала, оглянувшись во тьму.
   – Все в порядке, Стив, – сказала она.
   – Что это было, черт бы вас побрал? – заорал снаружи Бёртон.