– Пока не нужно. Тест на общие токсины и тяжелые металлы я сам могу сделать. Я это постоянно проверяю у популяции лягушек.
   – Тогда пошли?
   – Мне нужно заказать чего-нибудь Живодеру.
   – Ты же говорил, что поймал десять крыс, которые отбились от стаи.
   – Да, но мы нашли только шесть.
   – А что стало с другими четырьмя?
   – Не знаю. Исчезли – и всё. Смешно, ведь эти чипы практически неуничтожимы. Если даже особь умерла, я смогу найти их через спутник.
   – Может, из зоны досягаемости вышли?
   – Этого не может быть, зона охвата – больше двухсот миль. И даже больше, если я их специально искать буду.
   – Так куда же они делись?
   – В последний раз их видели у ручья. Около трейлерной стоянки “Муха на Крючке”.
   – Ты шутишь. Там же в последний раз видели мальчишку Плоцников.
   – Карту показать?
   – Нет, я тебе верю. Мне пора. – Тео повернулся к выходу.
   Гейб схватил его за рукав:
   – Тео, тут это...
   – Что?
   – А Вэл Риордан незамужем?
   – В разводе.
   – Как ты думаешь, я ей понравился?
   Тео покачал головой.
   – Гейб, я понимаю. Я тоже слишком много времени бываю один.
   – Ты чего? Я же просто так спросил.
   – Увидимся.
   – Эй, Тео, а ты... э-э... сегодня бодрее выглядишь.
   – Не укурен, ты хочешь сказать?
   – Прости, я не хотел...
   – Все нормально, Гейб. Спасибо, наверное.
   – Держись давай.

Дженни

   Проходя мимо столика Эстелль Бойет, она услышала, как пожилой чернокожий господин сказал:
   – Не нужно никому ничего рассказывать. Я эту тварь полста лет назад видал. Она, наверно, обратно в море ушла.
   – И все-таки, – ответила Эстелль, – мальчишка пропал. Что если это как-то связано?
   – Тебя никогда чокнутым ниггером не называли, правда?
   – Я такого не припомню.
   – А меня называли. Лет двадцать после того, как я последний раз об этой твари рассказал. Никому ничего я говорить не буду. Это наш с тобой секрет, девочка.
   – Мне нравится, когда ты зовешь меня девочкой, – сказала Эстелль.
   Дженни отправилась на кухню, пытаясь в уме собрать утро воедино – все обрывки разговоров, сюрреальные, как головоломка Дали. В Хвойной Бухте явно что-то происходило.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Молли

   Хвойная Бухта – городок декоративный, его выстроили напоказ. Он лишь на один градус функциональнее Диснейленда. Ему решительно не хватает предприятий торговли и обслуживания, предназначенных для местных жителей, а не для туристов. В деловом сердце городка расположены десять художественных галерей, пять винных дегустационных залов, двадцать ресторанчиков, одиннадцать сувенирных магазинов, где продаются игральные карты, и одна скобяная лавка. Должность продавца скобяных товаров пользовалась большим спросом среди мужского населения пенсионного возраста: мужчине, пора расцвета которого давно миновала, нигде больше не удается принимать позы, разглагольствовать и вообще, как подобает настоящему самцу, с большим самомнением предаваться заносчивому биению себя в грудь – так, чтобы в это занятие не вмешалась никакая баба и не напомнила, что герой порет заведомую чушь.
   Переступить порог “Скобяной лавки Хвойной Бухты” и пересечь луч сигнализации равносильно сигналу тревоги для тестостерона. Дай продавцам волю, и они бы сконструировали приспособление, которое распыляло бы посетителей на атомы струями мочи: колокол тогда бы звонил по ком-нибудь из незваных пришельцев наверняка. По крайней мере, так показалось Молли, когда она вошла в лавку субботним утром.
   Продавцы, трое мужчин, прервали оживленную дискуссию о сравнительных достоинствах и тонкостях установки пластикового кольцевого уплотнителя сливного бачка для того, чтобы уставиться, зафыркать и отпустить себе под нос несколько ехидных замечаний о женщине, осмелившейся вступить в их царство. Чтобы не встречаться с ними взглядом, Молли промчалась мимо прилавка, нацелившись на выставленные в проходе образцы отравы для сусликов.
   Продавцы – Фрэнк, Берт и Лес, все уже почти на пенсии, лысеющие, брюхастые и, в принципе, полностью взаимозаменяемые, если не считать того, что Фрэнк носил ремень для поддержания своего двойного трикотажа, а двое других – подтяжки в виде желтенькой мерной ленты, – намеревались заставить Молли унизиться до просьб. О, они дадут ей немного побродить по магазину, пускай сама попробует постичь сокровенные функции прибамбасов, приспособ и прилад, расставленных в мешках и упакованных в пузырьки по всей лавке. Зато потом ей придется подойти к прилавку и сдаться на их милость. Черед снисходить пришел Фрэнку, а уж он постарается отпинать ее эго, пока, в конце концов, не соизволит подвести малютку к искомому товару, где продолжит допрос к вящему ее унижению. “А вам нужны шурупы для листового металла или под дерево? Три на восемь или семь на шестнадцать? А отвертка с шестигранной головкой у вас есть? Она вам пригодится, знаете ли. А вы уверены, что не лучше будет вызвать мастера?” Слезы и/или всхлипы покупательницы будут означать полную победу и еще раз подвердят верховенство мужской расы.
   Фрэнк, Берт и Лес наблюдали за Молли в монитор системы безопасности, обменивались комментариями по поводу ее груди, нервно посмеивались, когда и через пять минут капитуляция не наступила, и быстро напустили на себя деловой вид, когда она вынырнула из прохода, таща пятигаллонную банку гудрона для ремонта крыши, рулон стекловолокна и резиновый валик на длинной рукоятке.
   Молли остановилась у прилавка, переминаясь с ноги на ногу. Берт с Лесом, прищурившись, разглядывали каталог, установленный на вертушке, больше сосредоточившись на том, чтобы поглубже втянуть животы. Фрэнк восседал за кассовым аппаратом и делал вид, что погружен в неимоверно сложную операцию с клавиатурой, хотя на самом деле просто заставлял ее бибикать.
   Молли откашлялась.
   Фрэнк оторвался от кассы, будто только что заметил покупательницу.
   – Все нашли, что хотели?
   – Кажется, да, – ответила Молли, обеими руками водружая тяжелую банку гудрона на прилавок.
   – А смола вам разве для этого стекловолокна не нужна? – спросил Лес.
   – И какой-нибудь отвердитель? – встрял Берт. Фрэнк фыркнул.
   – Какой-нибудь что? – переспросила Молли.
   – Вам крышу трейлера этой штуковиной залатать не удастся, мисс. Вы же в “Мухе на Крючке” живете, правда? – Все они прекрасно знали, кто она и где живет. Часто она служила темой скобяных пересудов и предположений, несмотря на то, что ноги ее в лавке до сегодняшнего дня не было.
   – Я не собираюсь чинить крышу.
   – А дорожку заливать ею тоже не получится. Вам нужна асфальтовая шпатлевка, а ее полагается наносить щеткой, а не валиком.
   – Сколько я вам должна? – спросила Молли.
   – Когда работаете со стекловолокном, нужно надевать респиратор. У вас дома есть респиратор, правильно? – предположил Берт.
   – Да, рядом с садовыми эльфами и гномиками, – встрял Лес.
   Молли не дрогнула.
   – Он прав, – сказал Фрэнк. – Эти волокна забираются в легкие и могут очень сильно навредить, особенно с такими легкими, как у вас.
   Продавцы радостно заржали.
   – У меня в грузовике есть респиратор, – сказал Лес. – Я мог бы заехать после работы и помочь с вашим маленьким строительством.
   – Это было бы здорово, – сказала Молли. – Во сколько?
   Лес пошел на попятную:
   – Ну, я... это...
   – Я пива по дороге куплю, – улыбнулась Молли. – И вы, парни, подходите. Мне помощь очень понадобится.
   – О, я думаю, Лес справится, правда, Лес? – произнес Фрэнк, выбивая чек. – С вас всего тридцать семь шестьдесят пять с налогом.
   Молли отсчитала деньги на прилавок.
   – Так я вас сегодня увижу?
   Лес сглотнул и выдавил улыбку:
   – Ну еще бы.
   – Тогда – спасибо, – жизнерадостно сказала Молли, собрала покупки и направилась к выходу. Когда она пересекала луч сигнализации, Фрэнк прошептал себе под нос:
   – Шлюха чокнутая.
   Молли остановилась, медленно повернулась к нему и подмигнула.
   Как только она оказалась на улице, продавцы пустились в жалкие потуги раздуть пламя стариковской дружбы: лупили друг друга растопыренными пятернями и хлопали Леса по спине. Осуществилась фантазия скобяной лавки – Лесу доведется не просто унизить женщину, Лесу доведется ее унизить и к тому же раздеть. В последнее время их почему-то тянуло на распутство, и о сексе они думали так же часто, как о механизированных инструментах.
   – Жена меня убьет, – прохныкал Лес.
   – Если она чего-то и не узнает, то ей не повредит, – в унисон ответили остальные.

Тео

   В животе у Тео все действительно перевернулось, когда он вошел в свой триумфальный садик срезать несколько клейких макух конопли. На сей раз – не для себя. Ему стало худо от одного воспоминания о том, насколько властно управляла эта крохотная грядка всей его жизнью. И как вышло, что вот уже три дня он обходится без единой затяжки из “Трусишки Пита”? Неужели так внезапно может оборваться двадцатилетнее пристрастие к наркотикам? Без отвыкания, без побочных эффектов, без тяги? От свободы его чуть не подташнивало. Как будто посреди всей его жизни вдруг грохнулась Фея Фортелей, огрела его по макушке резиновой курицей, укусила в лодыжку и кинулась на прочее население Хвойной Бухты.
   Он упаковал марихуану в целлофановый пакетик, сунул в карман куртки и залез в “вольво”. До Сан-Хуниперо ехать сорок семь миль. Ему предстояло погрузиться в самые недра окружного дворца правосудия и лицом к лицу встретиться с Пауком – для того, чтобы выяснить то, что ему хотелось выяснить. Травой нужно было подмаслить Паука. Чтобы подкрепить чем-то взятку, по пути он остановится у какого-нибудь магазина и купит мешок жратвы. С Пауком трудно – он заносчив, и, прямо скажем, от него у Тео мурашки, но любовь с ним крутить можно задешево.
* * *
   Сквозь бронированное стекло Тео видел, как Паук сидит в своей паутине: в окружении пяти компьютерных экранов, по которым бежали строки и столбцы данных, отбрасывая на Паука зловещее синеватое мерцание. Помимо этого комната освещалась только крошечными красными и зелеными индикаторами питания, сверкавшими во тьме, словно увечные звезды. Не отрываясь от мониторов, Паук нажал на зуммер и впустил Тео.
   – Кроу, – сказал он, не поворачивая головы.
   – Лейтенант, – ответил Тео.
   – Зови меня Гвоздодером, – сказал Паук.
   Его звали Ирвинг Гвоздворт, и в департаменте шерифа округа Сан-Хуниперо он занимал официальную должность главного технического офицера. Росту в нем было пять футов и пять дюймов, весил он триста тридцать фунтов и завел себе моду надевать черный берет всякий раз, когда усаживался в свою паутину. Очень давно Гвоздворт понял, что миром будут править инфо-маньяки, и в подвале окружной тюрьмы огородил свое маленькое технологическое поместье. Не происходило ничего, о чем бы Паук не знал. Он отслеживал и контролировал информацию, циркулировавшую по всему округу, и не успел никто сообразить, какую власть прибрал он к своим лапкам, как Паук стал для системы незаменимым. Он не арестовал в жизни ни одного подозреваемого, не прикоснулся к пистолету и видел патрульную машину только издали – однако стал третьим по званию офицером окружных сил охраны правопорядка.
   Кроме пристрастия к новой информации, у Паука была слабость к мусорной закуси, интернет-порнографии и высококачественной марихуане. Последняя и стала ключиком Тео к берлоге Паука. Он положил пакетик на клавиатуру. По-прежнему не глядя на Тео, Паук открыл его, понюхал, раздавил пальцами один бутончик, а потом снова свернул пакетик и сунул в карман рубашки.
   – Мило, – сказал он. – Чего тебе нужно? – Он отковырял зефирную шапочку с пирожного “снежок”, сунул ее в рот, а остальное швырнул в мусорную корзину под столом.
   Тео поставил пакет еды рядом с мусоркой.
   – Мне нужны результаты вскрытия Бесс Линдер.
   Гвоздодер кивнул – нелегкая задача для человека без ощутимых признаков шеи:
   – И?
   Тео не очень понимал, что спрашивать. Гвоздворт редко выдавал информацию добровольно – нужно было задавать правильные вопросы. Все равно что разговаривать со сферическим Сфинксом.
   – Еще я подумал, не найдешь ли ты чего-нибудь, что поможет найти Мики Плоцника. – Пауку ничего не нужно было объяснять – он уже все знал о пропавшем мальчишке.
   Паук сунул руку в пакет и вытащил шоколадный батончик.
   – Давай я сначала вскрытие открою. – Жирные пальцы запорхали по клавиатуре. – Тебе распечатка нужна?
   – Не помешала бы.
   – Здесь написано, что следователь – не ты.
   – Я потому к тебе и пришел. Патологоанатом мне рапорт не дает.
   – Указанная причина смерти – остановка сердца, вызванная удушением. Самоубийство.
   – Да, она повесилась.
   – Я так не думаю.
   – Я видел труп.
   – Я знаю. Висел в столовой.
   – Что ты имеешь в виду – ты так не думаешь?
   – Кровоподтеки на шее появились после смерти, если верить рапорту. Шея не сломана, значит, она повисла не внезапно.
   Тео прищурился, вглядываясь в монитор и пытаясь сообразить, что это значит.
   – Но на стене остались следы каблуков. Она должна была повеситься сама. У нее была депрессия, она “золофт” принимала.
   – По токсикологической экспертизе – нет.
   – Что?
   – Они сделали анализ на антидепрессанты, потому что ты упомянул об этом в отчете, но ничего не нашли.
   – Здесь же написано – самоубийство.
   – Написано, но данные не подтверждаются временем. Похоже, что сначала у нее был сердечный приступ. А потом она повесилась.
   – Так ее убили?
   – Ты хотел посмотреть рапорт. Здесь написано – остановка сердца. В конечном итоге, всех убивает именно она. Поймай пулю в голову, попади под машину, скушай какой-нибудь яд – сердце все равно остановится.
   – Скушай яд?
   – Это просто пример, Кроу. Не моя специальность. На твоем месте я бы проверил, не было ли у нее проблем с сердцем.
   – Ты же сказал, что это не твоя специальность.
   – Не моя. – Паук нажал клавишу, и где-то в темноте зажужжал лазерный принтер.
   – Про мальчишку у меня немного. Могу дать тебе список подписчиков его газетного маршрута.
   Тео понял, что о Бесс Линдер он получил все, что хотел.
   – У меня такой есть. Как насчет списка всех известных в районе насильников?
   – Это просто. – Паучьи пальчики заплясали по клавишам. – Думаешь, его сцапали?
   – Ни хрена я не думаю.
   – В Хвойной Бухте педофилы не найдены. Весь округ хочешь?
   – Почему бы и нет?
   Принтер ожил опять, и Паук ткнул пальцем во тьму:
   – Все, что тебе нужно, – там. Больше я для тебя ничего сделать не могу.
   – Спасибо, Гвоздодер, ты мне очень помог. – Тео ощутил позвоночником хронический припадок жути. Он шагнул в темноту и нащупал бумаги в лотке принтера. Потом повернулся к двери. – Ты меня не выпустишь отсюда?
   Паук развернулся в кресле и впервые посмотрел на Тео. Поросячьи глазки сверкали из глубоких кратеров.
   – Ты по-прежнему живешь в той хижине возле ранчо “Пивбар”?
   – Ага, – ответил Тео. – Вот уже восемь лет.
   – А на самом ранчо никогда не был, так?
   – Нет. – Тео поежился. Знает ли Паук о том, как шериф Бёртон держит его за яйца?
   – Это хорошо. Держись от него подальше. И вот еще, Тео...
   – А?
   – Шериф Бёртон постоянно проверяет все, что приходит из Хвойной Бухты. После смерти этой Линдер и взрыва бензовоза он задрыгался. Если решишь копать Линдер дальше, сильно не высовывайся.
   Тео обалдел. Паук сам выдал информацию.
   – Почему? – только и смог выдавить он. Паук похлопал по кармашку:
   – Мне нравится твоя травка.
   Тео улыбнулся.
   – Ты скажешь Бёртону, что дал мне результаты вскрытия?
   – Чего ради?
   – Береги себя, – сказал Тео. Паук отвернулся к мониторам и нажал на зуммер.

Молли

   Молли была не очень уверена, что у Чокнутой Тетки Хвойной Бухты жизнь легче, чем у Малютки-Воительницы Чужеземья. У Малютки-Воительницы все довольно просто и ясно: бегаешь в полуголом виде, ищешь себе пропитание, топливо и время от времени даешь по соплям разным мутантам. Никаких околичностей, никаких сплетен. Не нужно гадать, одобряют Пираты Песков твое поведение или нет. Если одобряют – сажают на кол и пытают. Если нет – обзывают сукой, сажают на кол и пытают. Могут натравить на тебя голодных радиоактивных тараканов или прижечь сиськи каленой кочергой, могут даже изнасиловать всей кодлой (в режиссерских версиях фильма только для зарубежного проката), но ты всегда знаешь, в каких отношениях ты с Пиратами Песков. Кроме этого, они никогда не хихикают. А хиханек Молли за день хватило выше крыши. В аптеке, например, – хихикали.
   За прилавком “Лекарств и подарков Хвойной Бухты” сидели четыре бабуси, а над ними, за стеклянным окном, царственно, точно кочет над курятником, возвышался фармацевт Уинстон Краусс, любитель грязно приставать к дельфинам. Казалось, ему безразлично, что его квочки не способны правильно отсчитать сдачу или ответить на простейший вопрос, что они шмыгают в подсобку всякий раз, когда в аптеку заходит кто-либо моложе тридцати – не дай бог попросят что-нибудь неприличное, вроде презервативов. Для Уинстона главным было, чтобы квочки работали за минимальное жалованье и преклонялись перед ним как перед божеством. Он сидел за стеклом; хихиканье его не волновало.
   Квочки захихикали, когда Молли возникла в дверях, и перестали хихикать, только когда она подошла к прилавку с целой коробкой мази “неоспорин”.
   – Вы уверены, милочка? – переспрашивали они, отказываясь брать у нее деньги. – Наверное, надо спросить у Уинстона. Вы, кажется, берете слишком много.
   Едва Молли вошла в аптеку, Уинстон исчез среди полок с поддельными антидепрессантами. Может, стоило заказать еще и поддельных антипсихотиков, думал он. Вэл Риордан об этом ничего не говорила.
   – Слушайте, – наконец произнесла Молли. – Я чокнутая. И вы это знаете, и я это знаю. И Уинстон об этом знает. Но в Америке быть чокнутым – твое право. Каждый месяц я получаю от штата чек, потому что я чокнутая. Штат дает мне денег, чтобы я могла покупать все, что мне нужно для того, чтобы оставаться чокнутой и дальше. И сейчас мне нужна вот эта коробка мази. Поэтому выбивайте мне ее поскорее, чтобы я ушла и продолжала быть чокнутой где-нибудь в другом месте. Договорились?
   Квочки нахохлились, сбились вместе и захихикали.
   – Или мне лучше купить ящик вон тех огромных светящихся оранжевых гондонов со смазкой и усиками на кончиках и надуть их прямо здесь, в секции готовых лекарств? – С Пиратами Песков никогда не приходилось поступать так жестоко, подумала Молли.
   Квочки перестали хохлиться и взглянули на нее с неописуемым ужасом.
   – Я слыхала, что изнутри они похожи на тысячи крохотных пальчиков, которые доводят до оргазма, – добавила Молли.
   Потребовалось всего десять минут, чтобы четверка совместными усилиями выбила Молли чек и рассчитала сдачу в пределах доллара.
   На пороге она обернулась:
   – В Чужеземье вас давно бы пустили на солонину.

ПЯТНАДЦАТЬ

Стив

   Взрываться Морскому Ящеру не понравилось. Взрыв поверг его в глубокое замешательство. Раньше, когда его охватывала такая тоска, он подплывал к краю кораллового рифа и лежал там в песочке, а неоновые рыбки-санитары выкусывали паразитов и водоросли из его чешуи. Бока вспыхивали красками перемирия, давая рыбешкам понять, что они в безопасности, пока стремглав носятся в его раскрытой пасти, хватая кусочки пищи и какой-то пакости, точно стоматологи-гигиенисты. Те, в свою очередь, испускали электромагнитное сообщение, которое грубо можно было бы перевести так: “Я не задержу вас и на секундочку, простите, что побеспокоила, и, пожалуйста, не ешьте меня”.
   Сходное послание он улавливал и от теплокровной особи, которая ухаживала за его ожогами: поэтому он и сейчас помигал боками, подтверждая, что понял. Он не различал намерений всех теплокровных, но это существо было настроено как-то иначе. Ящер чувствовал, что зла ему она не желает и даже скоро принесет чего-нибудь поесть. Он понял, что когда она издает звук “Стив”, то обращается к нему.
   – Стив, – сказала Молли, – хватит мигать этими огоньками. Ты хочешь, чтобы соседи увидели? Средь бела дня.
   Она стояла на стремянке с кистью. Случайному наблюдателю могло бы показаться, что она красит соседский трейлер. В действительности она размазывала огромные комки “неоспорина” по спине Морского Ящера.
   – Так у тебя все быстрее заживет, к тому же – совсем не щиплет.
   Покрыв обожженные участки трейлера мазью, она затянула их стекловолокном как бинтами и принялась разливать по заплатам гудрон. Соседи, выглядывая в окна, списывали ее действия на новые причуды сумасшедшей и возвращались к своим телевикторинам.
   Молли раскатывала валиком гудрон, когда услышала, как к трейлеру подъехала машина. Из грузовичка выбрался Лес, мужик из скобяной лавки, поправил подтяжки и направился к ней. Выглядел он суетливо, но решительно. На лысине, несмотря на осенний холодок, сверкала легкая роса пота.
   – Дамочка, ну что же вы делаете? Я думал, вы хоть меня подождете.
   Молли спустилась с лесенки и встала перед ним, держа валик как винтовку, с которой капала густая черная жижа.
   – Мне хотелось начать дотемна. Спасибо, что заехали. – И она приветливо улыбнулась, как настоящий огрызок кинозвезды.
   Лес поспешно сбежал от ее улыбки в страну вечного ремонта.
   – Я даже не могу сказать, чем вы пытаетесь заниматься, но, похоже, вы тут уже напортачили.
   – Вовсе нет – сами посмотрите.
   Лес осторожно приблизился к Молли и оглядел трейлер.
   – Да из чего этот драндулет вообще сделан? Вблизи похоже на пластик или что-то вроде.
   – Может, лучше изнутри взглянуть? – сказала Молли. – Там повреждения заметнее.
   Продавец осклабился. Молли ощутила, как взгляд его прожигает ей фуфайку.
   – Ну, раз вы так считаете. Давайте зайдем и поглядим. – И он шагнул к двери.
   Молли схватила его за рукав:
   – Погодите-ка. Где ключи от вашего грузовика?
   – В кабине оставил. А что? Городок тихий.
   – Ничего, просто спросила. – И Молли ослепила его еще одной улыбкой. – Ну, входите же. А я сейчас – только гудрон с рук смою.
   – Ну еще бы, дамочка. – И Лес засеменил к двери, точно ему не терпелось в уборную.
   Молли попятилась к грузовичку. Когда продавец положил руку на дверную ручку, Молли позвала:
   – Стив! Обед!
   – Меня не Стивом зовут, – ответил Лес.
   – Я знаю, – сказала Молли. – Вы – другой.
   – Кто? Лес, в смысле?
   – Нет. Обед. – И Молли одарила его последней улыбкой.
   Стив узнал звук своего имени и ощутил мысль, обволакивающую слово “обед”.
   Лес почувствовал, как что-то влажное обхватило его ноги и едва открыл рот, чтобы закричать, как кончик змеиного языка обернулся вокруг его головы и перекрыл кислород. Напоследок он увидел обнаженную грудь падшей королевы киноэкрана Молли Мичон – та задрала фуфайку, наградив его последним в жизни зрелищем перед тем, как, нетерпеливо чавкнув, сомкнулась огромная пасть Морского Ящера.
   Молли услышала хруст костей и поежилась. Господи, приятно иногда быть чокнутой, подумала она. Здравый человек наверняка бы расстроился.
   Одно из окон в переднем торце трейлера-дракона медленно закрылось и вновь открылось – рефлекс Морского Ящера, проталкивающего еду по пищеводу. Но Молли решила, что он ей подмигнул.

Эстелль

   Кабинет доктора Вэл всегда представлялся Эстелль островком здравомыслия, изощренного статус-кво – ни единой соринки, спокойно, все на своем месте, хорошо оборудован. Подобно многим художникам, Эстелль жила в атмосфере хаотической паники, что посторонними принималось за богемный шарм, однако на деле было не чем иным, как цивилизованным способом справиться с относительной нищетой и неуверенностью от мысли, что за деньги приходится пожирать собственное воображение. Если же нужно излить кому-нибудь душу, то неплохо делать это в таком месте, которое не заляпано краской и не заставлено незавершенкой. Кабинет доктора Вэл и был такой отдушиной, паузой, утешением. Но только не сегодня.
   Не успела Эстелль присесть в кожаное кресло для посетителей, как ее вызвали.
   – А вы знаете, что ваша секретарша носит кухонные рукавицы?
   Вэлери Риордан – на этот раз несколько волосков выбились из безукоризненной прически – перевела взгляд на пресс-папье:
   – Знаю. У нее раздражение кожи.
   – Но они примотаны к рукам строительной липкой лентой.
   – У нее очень серьезная экзема. Как вы себя чувствуете сегодня?
   Эстелль оглянулась на дверь:
   – Бедняжка. Когда я вошла, она, кажется, никак не могла отдышаться. А к врачу она обращалась?
   – С Хлоей все будет в порядке, Эстелль. Ее навыки машинописи могут даже улучшиться.
   Эстелль почувствовала, что у доктора Вэл сегодня не лучший день, и секретаршу в кухонных варежках разумнее оставить в покое.
   – Спасибо, что согласились принять меня без записи. Я знаю, что у нас с вами уже давно не было сеансов, но сейчас мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить. В последнее время жизнь у меня приняла немножко странный оборот.