Страница:
– Храбрые воины! – отвечал на это Сун Цзян. – Нет никакой необходимости в том, чтобы один из вас оставался здесь в качестве заложника. Я прошу вас обоих вернуться в свой лагерь и надеюсь, что в ближайшие дни получу от вас добрые вести.
– Вы поистине великий человек! – в один голос воскликнули оба главаря, с благодарностью кланяясь Сун Цзяну. – Если бы даже Фань Жуй не согласился прийти сюда и выразить свою покорность по своей доброй воле, мы силой захватили бы его и представили вам, наш предводитель!
Услышав это, Сун Цзян остался очень доволен. Он пригласил обоих главарей пройти в палатку, где поднес им вино и угощение, а также приказал выдать новую одежду. Затем привели двух коней, Сун Цзян приказал вернуть Сян Чун у и Ли Луню их оружие и щиты и, спустившись с холма, сам проводил их.
Оба вождя были преисполнены чувством глубокой благодарности за ту милость, которую оказал им Сун Цзян. Когда они прибыли на Мантаншань, разбойники, встретив их, сильно перепугались и провели прямо в лагерь. На вопрос Фань Жуя о том, что означает их приезд, Сян Чун и Ли Гунь отвечали:
– Мы пошли наперекор закону неба и за это должны были умереть самой жестокой смертью.
– Зачем вы так говорите, братья? – удивленно спросил Фань Жуй.
Тогда они рассказали ему, как справедливо поступил с ними Сун Цзян.
– Раз его справедливость столь велика, – сказал, выслушав их, Фань Жуй, – то мы не можем идти против воли неба! Завтра же мы покинем эту гору и выразим Сун Цзяну свою покорность.
– Вот как раз для этого мы и пришли сюда! – обрадовались его товарищи.
Вечером предводители стана собрали все имущество, а на рассвете следующего дня все втроем спустились с горы и пришли прямо к лагерю Сун Цзяна. Там они склонились перед ним до земли. Сун Цзян помог каждому из них подняться, пригласил к себе в палатку и предложил им сесть. Когда они убедились в том, что Сун Цзян им полностью доверяет, они очень охотно выложили ему все, что у них было на душе, и рассказали всю историю своей жизни. После этого они почтительно пригласили всех вождей Ляншаньбо отправиться с ними в лагерь на гору Мантаншань, где забили коров и лошадей и устроили в честь Сун Цзша и остальных вождей пир. Не забыли они вознаградить подарками также и всех воинов Сун Цзяна.
Когда пир был закончен, Фань Жуй совершил перед Сун Цзяном церемонию преклонения и признал его своим наставником. Тогда Сун Цзян поднялся со своего места и попросил Гун-Сунь Шэна обучить Фань Жуя магическому способу – Пяти раскатов грома среди ясного неба. Фань Жуй был очень рад этому.
В течение нескольких дней они собрали весь свой скот, увязали все ценности и имущество, сожгли постройки лагеря и отправились вместе с отрядом Сун Цзяна в Ляншаньбо. Но о том, как они добрались туда, мы говорить не будем.
Когда Сун Цзян с отрядами своих удальцов подошел, к Ляншаньбо и собрался уже с ними переправляться на другой берег, он вдруг заметил стоявшего около камыша у дороги огромного детину, который, приблизившись к Сун Цзяну, поклонился ему до земли. Сун Цзян поспешил сойти с коня и, помогая этому человеку подняться, спросил:
– Кто вы и откуда путь держите?
– Зовут меня Дуань Цзин-чжу, – отвечал незнакомец. – Ну, а за рыжие волосы и бороду народ прозвал меня «Рыжим псом». Предки мои уроженцы Чжочжоу. Сам я всегда жил на севере и занимался там конокрадством. Этой весной я отправился в район, расположенный к северу от гор Цянганьлин, и увел оттуда доброго коня. Коиь этот весь белый как снег. На нем не найдешь ни одного волоска другого цвета. Длина его – от головы до хвоста один чжан, а рост – от копыт до хребта – восемь чи. За один день этот конь может пройти тысячу ли. На севере все называют его «Сверкающий ночью яшмовый лев». На нем ездил сын самого князя из Дацзиня. И вот, когда его выпустили на пастбище около гор Цянганьлин я увел, его. От вольного люда я давно уже слышал о славном имени Благодатного дождя, но у меня не было случая встретиться с вами. Я решил преподнести вам, уважаемый вождь, в дар этого коня, что должно служить и выражением моего желания вступить в ваш лагерь. Однако я никак не ожидал, что, когда буду проезжать через городок Цзэнтоуши, что к юго-западу от Линчжоу, этого коня у меня отнимут пять «тигров» из семьи Цзэн. Когда я стал говорить им, что этот конь принадлежит главарю из Ляншаньбо – Сун Цзяну, они в ответ стали так бранить вас, что я даже не осмелился бы повторить вам то, что они говорили. Я постарался как можно скорее бежать оттуда и специально пришел к вам доложить об этом.
Вид у этого человека был действительно необычный, и не только потому, что он обладал рыжими волосами и курчавой бородой. Присмотревшись к нему, Сун Цзян в душе остался очень доволен им и сказал:
– Ну, в таком случае пойдемте вместе с нами в лагерь и там все обсудим.
Вместе с Дуань Цзин-чжу они сели в лодки и переправились в Цзиньшатань, где высадились на берег. Там их встретили Чао Гай и остальные главари, после чего все прошли в зал Совещаний. Здесь Сун Цзян представил всем Фань Жуя, Сян Чуна и Ли Гуня и заодно познакомил с ними также и Дуань Цзин-чжу. После этого забили в барабан, стоявший около зала Совещаний, и устроили торжественный пир в честь победы.
Таким образом, количество людей в лагере все возрастало, непрерывным потоком стекались туда герои со всех концов страны. Видя все это, Сун Цзян приказал Ли Юну и Тао Цзун-вану строить побольше новых домов и обнести их вокруг крепостью.
Между тем Дуань Цзин-чжу снова вспомнил о высоких достоинствах отобранного у него коня, и Сун Цзян отправил волшебного скорохода Дай Цзуна в Цзэнтоуши, чтобы разузнать, где этот конь сейчас находится.
Дней через пять Дай Цзун вернулся и доложил главарям следующее:
– В городке Цзэнтоуши свыше трех тысяч домов. Главное положение там занимает семья Цзэнцзяфу. Хозяин этого дома происходит из государства Дацзиньго, зовут его «Старейший в роду Цзэн». У него пятеро сыновей, которых прозвали «Пятью тиграми из семьи Цзэн». Старшего зовут Цзэн Ту, второго – Цзэн Ми, третьего – Цзэн Со, четвертого Цзэн Куй и пятого – Цзэн Шэн. У них есть учитель по имени Ши Вэнь-гун и его помощник по имени Су Дин. Когда я был в Цзэнтоуши, там уже стояло наготове войско численностью до семи тысяч человек, которые расположились лагерем и заготовили более пятидесяти боевых колесниц. Они заявили, что не могут жить под одним небом с нами, и поклялись изловить всех наших главарей и решительно бороться против нас. Что же касается коня «Сверкающий ночью яшмовый лев», то сейчас его отдали учителю Ши Вэнь-гуну, который уже ездит на нем. Но эти мерзавцы придумали еще более мерзкую штуку. Они сложили стишки и заставляют даже ребятишек распевать их на улицах. А стишки эти вот какие:
Выслушав это, Чао Гай пришел в сильное негодование и закричал:
– Да как же смеют эти скоты так безобразничать! Теперь-то я уже пойду сам и клянусь, что не возвращусь в лагерь до тех пор, пока не выловлю этих негодяев!
– Уважаемый брат, – возразил на это Сун Цзян. – Не следует забывать о том, что вы самый главный в лагере, и вам нельзя подвергать себя опасности. Я сам охотно отправлюсь туда!
– Я хочу выступить в поход вовсе не для того, чтобы лишить вас заслуг, – сказал на это Чао Гай. – Вам и так не раз уже приходилось идти, в бой. Но сейчас вместо вас пойду я. А в следующий раз, если что-нибудь случится, снова отправитесь вы, уважаемый брат.
Как ни уговаривал его Сун Цзян, Чао Гай слушать ничего не хотел и стал даже сердиться. Он отобрал пять тысяч бойцов, пригласил себе в помощь двадцать главарей, а остальным велел оставаться с Сун Цзяном охранять лагерь.
В поход с собой Чао Гай взял Линь Чуна, Ху-Янь Чжо, Сюй Нина, Му Хуна, Чжан Хэна, Ян Сюна, Ши Сю, Сунь Ли, Хуан Синя, Янь Шуня, Дэн Фэя, Оу Пэна, Ян Линя, Лю Тана, Юань Сяо-эр, Юань Сяо-у, Юань Сяо-ци, Бай-шэна, Ду Цяня и Сун Ваня. Тремя колоннами отряд спустился с горы и выступил в поход.
Сун Цзян, У Юн, Гун-Сунь Шэн и остальные главари пошли провожать их до Цзиньшаньтаня, чтобы выпить там на прощанье чашку вина. И вот, когда они выпивали эту прощальную чашку, внезапно налетел сильный вихрь и разорвал пополам новое знамя Чао Гая. Все видевшие это даже в лице изменились от страха.
– Уважаемый брат мой, – сказал тогда Сун Цзян, – не успели вы отправиться со своим отрядом в поход, как ветер порвал ваше знамя, – это плохое предзнаменование. Лучше было бы вам переждать несколько дней, а потом уже идти на расправу с этими мерзавцами.
– На свете бывает очень много странных вещей, так стоит ли этому удивляться? – сказал Чао Гай. – Если мы не воспользуемся теплой весенней погодой и не покончим с ними сейчас, то потом, когда они накопят силы, сладить с ними будет гораздо труднее. Вы лучше не задерживайте меня. Что бы ни случилось, я должен отправиться сейчас же.
Где уж тут было Сун Цзяну уговорить Чао Гая? Переправившись на другой берег, он повел свой отряд в поход. У Сун Цзяна на душе было очень тревожно, и, вернувшись в лагерь, он тайком послал Дай Цзуна наблюдать за ходом действий.
Между тем Чао Гай, в сопровождении двадцати главарей, во глава своего пятитысячного отряда подошел к Цзэнтоуши и расположился напротив него лагерем. На следующий день он вместе с главарями сел на коней и отправился осматривать город. И вот, когда.они остановили своих коней и осматривали местность, из рощи вылетел отряд всадников численностью примерно в восемьсот человек. Впереди летел отважный удалец. Это как раз и был четвертый сын семьи Цзэн – по имени Цзэн Куй.
– Эй вы, воры и разбойники из Ляншаньбо, – кричал он громко, – изменники родины! Я как раз собирался выловить вас, сдать властям и получить за это награду. Но сейчас само небо послало мне столь удобный случай! Чего же вы ждете? Почему не слезаете с коней, чтобы сдаться в плен?!
Чао Гай пришел в ярость. Оглянувшись, он увидел, что из рядов сопровождавших его людей уже выехал воин, чтобы сразиться с Цзэн Куем. И это был не кто иной, как Линь Чун Барсоголовый, с которым он побратался, как только прибыл в Ляншаньбо. Вихрем носились в схватке кони противников. Уже более двадцати раз съезжались воины, и Цзэн Куй понял, наконец, что не одолеть ему Линь Чуна. Тогда он повернул своего коня и быстро скрылся в ивовой роще. А Линь Чун, осадив коня, не стал преследовать своего противника. После этого Чао Гай вернулся со своими людьми в лагерь, и они стали держать совет о том, как напасть на городок Цзэнтоуши.
– Надо завтра же ехать прямо к воротам города и вызвать врага на бой, – предложил Линь Чун. – А когда мы увидим, чего они стоят, тогда еще раз посоветуемся.
На следующий день, когда рассвело, Чао Гай повел свой пятитысячный отряд к городу Цзэнтоуши. Там, на дальнем пустыре, он расставил своих воинов в боевом порядке. Грянули барабаны, раздались воинственные кличи. В ответ на это загрохотали выстрелы, и из города выехал большой отряд. Впереди его в одну линию выстроились семь удалых молодцов. В середине находился учитель Ши Вэнь-гун, по левую сторону от него его помощник Су Дин, а по правую старший сын семьи Цзэн – Цзэн Ту. Далее слева – Цзэн Ми и Цзэн Куй, а справа – Цзэн Шэн и Цзэн Со. Все они с ног до головы были одеты в боевые доспехи. Приладив стрелу, Ши Вэнь-гун натянул тетиву лука. Конь, на котором он восседал, как раз и был тот самый «Сверкающий ночью яшмовый лев». В руках Ши Вэнь-гун держал обоюдоострую секиру.
В это время трижды ударили в барабан, и в тот же миг из города выкатили несколько боевых колесниц, которые поставили перед строем. Тогда Цзэн Ту, указывая рукой в сторону противника, стал громко ругаться.
– Эй вы, разбойники и изменники! – кричал он. – Вы еще не видели наших боевых колесниц! Пусть не буду я удальцом, если всех вас не перебью здесь. Я переловлю вас по одному, посажу в эти колесницы и доставлю в Восточную столицу. Вот тогда только мы полностью покажем наше боевое мастерство! Пока не поздно, сдавайтесь сами! Может быть, тогда для вас останется еще какая-нибудь надежда на спасение!
При этих словах Чао Гай рассвирепел и, подняв копье, ринулся на Цзэн Ту. Вслед за ним бросился и весь отряд. Между обеими сторонами завязался жаркий бой. Однако воины Цзэнов шаг за шагом отступали в городок. Линь Чун и Ху-Янь Чжо с яростью преследовали врага, избивая его. Однако, обнаружив, что дороги здесь плохи, поспешили отвести своих бойцов назад. В этот день обе стороны понесли довольно значительные потери.
В лагерь Чао Гай. вернулся очень расстроенный. – Дорогой брат, успокойтесь, – утешали его остальные вожди. – Полно вам отчаиваться и портить свое здоровье. Ведь раньше, когда наш уважаемый брат Сун Цзян ходил в походы, у него тоже бывали неудачи. И все же он всегда возвращался с победой. Сегодня в жестоком бою обе стороны понесли довольно большой урон, но ведь мы не потерпели поражения. Почему же вы так горюете?
Однако мрачное настроение не покидало Чао Гая. После этого они три дня подряд подходили к городу и вызывали противника на бой, йо ни один человек оттуда не показывался.
Но вот на четвертый день в лагерь Чао Гая неожиданно пришли два монаха и стали кланяться. Воины проводили их к палатке своего начальника. Войдя туда, монахи опустились на колени и стали говорить:
– Мы – монахи из кумирни Фахуасы, что находится к востоку от города Цзэнтоуши. В последнее время к нам в монастырь часто являются братья – Пять тигров из семьи Цзэн – и творят всякие бесчинства, требуя денег, ценностей и других вещей. Мы хорошо осведомлены о том, где эти братья сейчас находятся, и потому специально пришли, чтобы проводить вас туда, и вы могли бы напасть на их лагерь. Мы будем счастливы, если вы уничтожите их!
Слова монахов приободрили Чао Гая. Он пригласил их сесть.и предложил им выпить и закусить. Один только Линь Чун отнесся к ним настороженно и стал уговаривать Чао Гая.
– Дорогой брат, – говорил он, – не верьте вы им. Здесь какая-нибудь ловушка.
– Да разве станут монахи так бессовестно врать? – возражал Чао Гай. – Мы в Ляншаньбо всегда придерживаемся гуманности и справедливости. Никогда не трогаем населения, где бы мы ни проходили. С этими монахами у нас не было никакой вражды, для чего же им обманывать нас? Да и вряд ли эти Цзэны смогут одержать победу. С какой же стати нам сомневаться в этих монахах?! Оставьте свои подозрения, дорогой брат, не то мы можем проиграть большое дело. Сегодня же вечером я отправлюсь туда сам.
Однако Линь Чун продолжал упорно отговаривать его от этого шага.
– Если вы, уважаемый брат, считаете, что идти туда нужно обязательно, то разрешите мне взять с собой половину людей и напасть на их лагерь. Вы же будете находиться поблизости и в случае необходимости окажете мне помощь.
– Нет, уж лучше я сам пойду вперед, а вы оставьте половину людей и находитесь поблизости, чтобы в нужный момент прийти мне на помощь, – сказал Чао Гай.
– А с кем же тогда пойдете вы, дорогой брат? – спросил Линь Чун.
– Назначьте десять главарей и две тысячи пятьсот бойцов, – сказал Чао Гай. – Из главарей со мной пойдут: Лю Тан, Ху-Янь Чжо, Юань Сяо-эр, Оу Пэн, Юань Сяо-у, Янь Шунь, Юань Сяо-ци, Ду Цянь, Бай-шэн и Сун Вань.
И вот вечером, когда все поужинали, они сняли с коней колокольчики. Каждый боец вложил себе в рот деревянную затычку, и, когда совсем стемнело, они вместе с монахами потихоньку двинулись к кумирне Фахуасы. Когда они подъехали туда, Чао Гай увидел, что это действительно был древний монастырь. Он сошел с коня, вошел внутрь монастыря, но никаких монахов там не нашел.
– Как же это так, в таком большом монастыре и нет ни одного монаха!
– Да эти скоты из семьи Цзэн так бесчинствовали, что Монахам ничего не оставалось делать, как вернуться к мирской жизни, – отвечали ему. – Здесь теперь нет никого, кроме настоятеля и нескольких послушников. Они живут в том дворе, где пагода. Вы со своими людьми пока побудьте здесь, уважаемые начальники, а ночью попозже мы проведем вас прямо в лагерь к этим злодеям.
– А где же находится их лагерь? – спросил Чао Гай.
– Вообще-то у них всего четыре лагеря, – отвечали монахи. – Но сейчас они расположились в северном. Если удастся покончить с этим лагерем, то остальные три уничтожить будет уже не трудно.
– А когда мы пойдем туда? – снова спросил Чао Гай.
– Сейчас только пробила вторая ночная стража, – сказали монахи. – Подождем до третьей, и тогда уже наверняка застанем их врасплох.
Тут Чао Гай ясно услышал, как в Цзэнтоуши отбивают время. Однако после этого по времени прошло больше половины стражи, а он так и не слышал, чтобы отбивали новую стражу.
– Ну вот, эти негодяи думают, что все уже спят, – сказали монахи, – и можно теперь двинуться в путь. Мы пойдем впереди и будем показывать вам дорогу.
Чао Гай и сопровождавшие его главари сели на коней и, выехав из монастыря, двинулись вслед за своими проводниками. Не успели они пройти и пяти ли, как монахи вдруг скрылись в темноте, и шедшие впереди бойцы не решались идти дальше. Осмотревшись, они увидели, что впереди лежит много дорог, которые сплетаются между собой. Однако никаких признаков человеческого жилья здесь не было. Среди бойцов началась паника, и они поспешили доложить обо всем Чао Гаю. Ху-Янь Чжо предложил побыстрее возвращаться по старой дороге.
Но не прошли они и ста шагов, как со всех сторон раздались оглушительные удары в гонг и бой барабанов. Грохот и крики, казалось, сотрясали всю землю. В темноте зажглось множество факелов. Выбившись на дорогу, Чао Гай со своим отрядом бросился бежать. Но, сделав два поворота, они вдруг наскочили на отряд противника, который открыл беспорядочную стрельбу из луков. Одна из стрел попала Чао Гаю прямо в лицо, и он свалился с коня. Тогда братья Юань, Лю Тан и Бай-шэн, рискуя жизнью, бросились вперед, подняли Чао Гая и, посадив его на коня, стали пробивать себе путь. У входа в городок они встретились с отрядом Линь Чуна, который спешил к ним на помощь. Тогда они остановились, чтобы дать отпор противнику. Бой между противниками продолжался до рассвета, а затем все разошлись по своим лагерям.
Когда Линь Чун, возвратившись, начал проверять своих людей, спасая свою жизнь, примчались главари Янь Шунь, Оу Пэн, Сун Вань и Ду Цянь. Из взятых ими двух с половиной тысяч бойцов осталось всего около тысячи трехсот человек, да то им удалось вернуться в лагерь лишь благодаря тому, что они последовали за Ху-Янь Чжо.
Все главари собрались около Чао Гая посмотреть, что с ним случилось. Стрела попала ему прямо в щеку. Они поспешили вынуть ее, и из раны хлынула кровь. Чао Гай потерял сознание. Осмотрев стрелу, они увидели на ней надпись: «Ши Вэнь-гун». Линь Чун распорядился принести лекарство от ран металлическим оружием и смазать рану.
Однако стрела, ранившая Чао Гая, была отравлена и начала оказывать свое действие. Чао Гай потерял способность говорить. Тогда Линь Чун велел подать повозку и, уложив в нее Чао Гая, приказал Лю Тану, братьям Юань, Ду Цяню и Сун Ваню доставить его в лагерь.
Оставшиеся четырнадцать вождей стали держать совет.
– Когда наш старший брат Чао Гай выступил из лагеря в поход, никто не мог предполагать, что с ним произойдет такое несчастье, – сказал Линь Чун. – Ветер разорвал знамя Чао Гая перед походом, а это дурное предзнаменование. Поэтому все так и получилось. Я считаю, что мы должны немедленно собрать всех своих людей и вернуться к себе в лагерь. Но это мы можем сделать лишь по приказу нашего брата Сун Цзяна. А кроме того, нельзя бросить дело незаконченным и уйти из Цзэнтоуши.
Было уже время второй ночной стражи, совсем стемнело. А четырнадцать главарей так и сидели, подавленные горем, не зная, что предпринять. Вдруг, запыхавшись, явился лазутчик, который доложил о том, что впереди по четырем-пяти направлениям наступают отряды. Они несут так много факелов, что их и не сосчитать.
Услышав об этом, Линь Чун приказал всем садиться на коней. От множества факелов было светло, как днем. Отовсюду неслись боевые кличи, и противник наседал на лагерь. Линь Чун не принял боя. Во главе остальных атаманов он поднял свой лагерь и начал отступать.
Однако Цзэны гнались за ними по пятам, и потому отступающим приходилось время от времени отбиваться от своих преследователей. Лишь после того как они прошли ли шестьдесят, противник оставил их в покое. Подсчитав своих людей, они увидели, что снова потеряли человек семьсот. И вот после этого тяжелого поражения они спешно вышли на старую дорогу и двинулись к Ляншаньбо.
Там они поднялись на гору и поспешили навестить Чао Гая. Он уже не в состоянии был ни пить, ни есть, все тело его распухло. Сун Цзян не отходил от постели больного и горько плакал. Он сам накладывал ему повязки, подавал воду. Остальные главари стояли у постели больного, наблюдая за ним.
В третью ночную стражу Чао Гаю стало хуже, и он, повернувшись к Сун Цзяну, завещал ему следующее:
– Дорогой брат! Берегите себя! Не сердитесь на меня за то, что я скажу вам! Пусть начальником лагеря будет тот кто поймает человека, сразившего меня!
Сказав это, он закрыл глаза и скончался. Завещание оставленное Чао Гаем, слышали все главари. Сун Цзян стал громко плакать. Поддерживая Сун Цзяна, все советовали ему выйти и принять на себя руководство делами. Утешая его, У Юн и Гун-Сунь Шэн говорили:
– Уважаемый брат! Не надо так убиваться. Рождение и смерть человека предопределены заранее, и незачем так глубоко переживать это. Вы лучше подумайте о том, что вам еще предстоит совершить великие дела.
Постепенно Сун Цзян успокоился, приказал приготовить душистой воды, омыть тело покойника, одеть на него саван и головной убор, а затем положить его в зале Совещаний, Все главари собрались туда для того, чтобы совершить обряд жертвоприношения.
Затем сделали гроб и саркофаг, положили туда тело Чао Гая и, выбрав счастливый день, поставили его в зале Совещаний. В головах у покойника водрузили таблицу в честь духа умершего со следующей надписью:
Сун Цзян каждый день сам принимал участие во всех погребальных церемониях и совсем забросил дела лагеря. Между тем Линь Чун, У Юн и Гун-Сунь Шэн собрались на совет и вместе со всеми главарями выбрали Сун Цзяна главой лагеря. Все обитатели лагеря радовались этому событию.
На следующее утро главари, во главе с Линь Чуном, с зажженными в руках благовонными свечами пригласили Сун Цзяна в зал Совещаний, где и уселись каждый на своем месте. Линь Чун поднялся со своего места и начал речь.
– Дорогой брат! – сказал он. – Еще в старину говорилось: «Государство ни на один день не может оставаться без главы, так же как и семья ни одного дня не может прожить без хозяина». Чао Гай скончался. Но разве можем мы остаться без начальника, который ведал бы делами лагеря. Ваше славное имя, уважаемый брат, известно среди всех четырех морей.
Поэтому мы и хотим выбрать счастливый день, в который вы приняли бы на себя обязанности начальника нашего лагеря. Мы готовы выполнять все ваши распоряжения.
– Чао Гай перед смертью оставил завещание, он сказал: «Пусть начальником лагеря будет тот, кто поймает человека, сразившего меня», – ответил Сун Цзян. – Это его завещание вы все слышали. Как знак клятвенного обещания здесь стоит стрела. Как же могли вы все это забыть? Да, кроме того, я не успел еще отомстить за нанесенное нам оскорбление. Как же могу я стать начальником?
– Хотя Чао Гай и оставил нам такое завещание, – сказал на это У Юн, – и сейчас пока еще мы не изловили того человека, однако нельзя допустить, чтобы наш лагерь хотя бы на один день оставался без начальника. И если вы, уважаемый брат, отказываетесь занять главное место, то кто же другой может сделать это? Ведь все остальные являются вашими подчиненными. Да; к тому же вы должны учесть и то, что наши люди преданы вам всем сердцем. Поэтому, уважаемый брат, займите пока место начальника лагеря, а там посмотрим, что делать.
– Да, вы совершенно правы, господин советник! – сказал тогда Сун Цзян. – Временно я могу занять это место. А когда мы отомстим за нанесенное нам оскорбление, то тот, кто захватит Ши Вэнь-гуна, кто бы он ни был, должен стать начальником лагеря.
– Да что там начальником лагеря в Ляншаньбо, – крикнул тут стоявший в стороне Черный вихрь – Ли Куй. – Вы, уважаемый брат, могли бы стать даже императором великих Сунов!
– Опять этот черномазый начинает молоть всякую чепуху! – разгневанно крикнул Сун Цзян. – Если так и дальше будет продолжаться, то я прикажу отрезать тебе язык!
– Вы поистине великий человек! – в один голос воскликнули оба главаря, с благодарностью кланяясь Сун Цзяну. – Если бы даже Фань Жуй не согласился прийти сюда и выразить свою покорность по своей доброй воле, мы силой захватили бы его и представили вам, наш предводитель!
Услышав это, Сун Цзян остался очень доволен. Он пригласил обоих главарей пройти в палатку, где поднес им вино и угощение, а также приказал выдать новую одежду. Затем привели двух коней, Сун Цзян приказал вернуть Сян Чун у и Ли Луню их оружие и щиты и, спустившись с холма, сам проводил их.
Оба вождя были преисполнены чувством глубокой благодарности за ту милость, которую оказал им Сун Цзян. Когда они прибыли на Мантаншань, разбойники, встретив их, сильно перепугались и провели прямо в лагерь. На вопрос Фань Жуя о том, что означает их приезд, Сян Чун и Ли Гунь отвечали:
– Мы пошли наперекор закону неба и за это должны были умереть самой жестокой смертью.
– Зачем вы так говорите, братья? – удивленно спросил Фань Жуй.
Тогда они рассказали ему, как справедливо поступил с ними Сун Цзян.
– Раз его справедливость столь велика, – сказал, выслушав их, Фань Жуй, – то мы не можем идти против воли неба! Завтра же мы покинем эту гору и выразим Сун Цзяну свою покорность.
– Вот как раз для этого мы и пришли сюда! – обрадовались его товарищи.
Вечером предводители стана собрали все имущество, а на рассвете следующего дня все втроем спустились с горы и пришли прямо к лагерю Сун Цзяна. Там они склонились перед ним до земли. Сун Цзян помог каждому из них подняться, пригласил к себе в палатку и предложил им сесть. Когда они убедились в том, что Сун Цзян им полностью доверяет, они очень охотно выложили ему все, что у них было на душе, и рассказали всю историю своей жизни. После этого они почтительно пригласили всех вождей Ляншаньбо отправиться с ними в лагерь на гору Мантаншань, где забили коров и лошадей и устроили в честь Сун Цзша и остальных вождей пир. Не забыли они вознаградить подарками также и всех воинов Сун Цзяна.
Когда пир был закончен, Фань Жуй совершил перед Сун Цзяном церемонию преклонения и признал его своим наставником. Тогда Сун Цзян поднялся со своего места и попросил Гун-Сунь Шэна обучить Фань Жуя магическому способу – Пяти раскатов грома среди ясного неба. Фань Жуй был очень рад этому.
В течение нескольких дней они собрали весь свой скот, увязали все ценности и имущество, сожгли постройки лагеря и отправились вместе с отрядом Сун Цзяна в Ляншаньбо. Но о том, как они добрались туда, мы говорить не будем.
Когда Сун Цзян с отрядами своих удальцов подошел, к Ляншаньбо и собрался уже с ними переправляться на другой берег, он вдруг заметил стоявшего около камыша у дороги огромного детину, который, приблизившись к Сун Цзяну, поклонился ему до земли. Сун Цзян поспешил сойти с коня и, помогая этому человеку подняться, спросил:
– Кто вы и откуда путь держите?
– Зовут меня Дуань Цзин-чжу, – отвечал незнакомец. – Ну, а за рыжие волосы и бороду народ прозвал меня «Рыжим псом». Предки мои уроженцы Чжочжоу. Сам я всегда жил на севере и занимался там конокрадством. Этой весной я отправился в район, расположенный к северу от гор Цянганьлин, и увел оттуда доброго коня. Коиь этот весь белый как снег. На нем не найдешь ни одного волоска другого цвета. Длина его – от головы до хвоста один чжан, а рост – от копыт до хребта – восемь чи. За один день этот конь может пройти тысячу ли. На севере все называют его «Сверкающий ночью яшмовый лев». На нем ездил сын самого князя из Дацзиня. И вот, когда его выпустили на пастбище около гор Цянганьлин я увел, его. От вольного люда я давно уже слышал о славном имени Благодатного дождя, но у меня не было случая встретиться с вами. Я решил преподнести вам, уважаемый вождь, в дар этого коня, что должно служить и выражением моего желания вступить в ваш лагерь. Однако я никак не ожидал, что, когда буду проезжать через городок Цзэнтоуши, что к юго-западу от Линчжоу, этого коня у меня отнимут пять «тигров» из семьи Цзэн. Когда я стал говорить им, что этот конь принадлежит главарю из Ляншаньбо – Сун Цзяну, они в ответ стали так бранить вас, что я даже не осмелился бы повторить вам то, что они говорили. Я постарался как можно скорее бежать оттуда и специально пришел к вам доложить об этом.
Вид у этого человека был действительно необычный, и не только потому, что он обладал рыжими волосами и курчавой бородой. Присмотревшись к нему, Сун Цзян в душе остался очень доволен им и сказал:
– Ну, в таком случае пойдемте вместе с нами в лагерь и там все обсудим.
Вместе с Дуань Цзин-чжу они сели в лодки и переправились в Цзиньшатань, где высадились на берег. Там их встретили Чао Гай и остальные главари, после чего все прошли в зал Совещаний. Здесь Сун Цзян представил всем Фань Жуя, Сян Чуна и Ли Гуня и заодно познакомил с ними также и Дуань Цзин-чжу. После этого забили в барабан, стоявший около зала Совещаний, и устроили торжественный пир в честь победы.
Таким образом, количество людей в лагере все возрастало, непрерывным потоком стекались туда герои со всех концов страны. Видя все это, Сун Цзян приказал Ли Юну и Тао Цзун-вану строить побольше новых домов и обнести их вокруг крепостью.
Между тем Дуань Цзин-чжу снова вспомнил о высоких достоинствах отобранного у него коня, и Сун Цзян отправил волшебного скорохода Дай Цзуна в Цзэнтоуши, чтобы разузнать, где этот конь сейчас находится.
Дней через пять Дай Цзун вернулся и доложил главарям следующее:
– В городке Цзэнтоуши свыше трех тысяч домов. Главное положение там занимает семья Цзэнцзяфу. Хозяин этого дома происходит из государства Дацзиньго, зовут его «Старейший в роду Цзэн». У него пятеро сыновей, которых прозвали «Пятью тиграми из семьи Цзэн». Старшего зовут Цзэн Ту, второго – Цзэн Ми, третьего – Цзэн Со, четвертого Цзэн Куй и пятого – Цзэн Шэн. У них есть учитель по имени Ши Вэнь-гун и его помощник по имени Су Дин. Когда я был в Цзэнтоуши, там уже стояло наготове войско численностью до семи тысяч человек, которые расположились лагерем и заготовили более пятидесяти боевых колесниц. Они заявили, что не могут жить под одним небом с нами, и поклялись изловить всех наших главарей и решительно бороться против нас. Что же касается коня «Сверкающий ночью яшмовый лев», то сейчас его отдали учителю Ши Вэнь-гуну, который уже ездит на нем. Но эти мерзавцы придумали еще более мерзкую штуку. Они сложили стишки и заставляют даже ребятишек распевать их на улицах. А стишки эти вот какие:
Эту песенку распевают у них все поголовно, и больше терпеть нам нельзя.
Колокол грянет железный,
Черти застонут над бездной.
Мы же бродяг вереницы
В наши запрем колесницы.
Весь Ляншаньбо мы очистим, будто бы плугом взрывая,
Скоро в столицу Востока мы повезем Чао Гая.
«Ливень» и «Мудрый» рыщут вдвоем.
Этих двоих захватим живьем.
В доме прославленном Цзэн тигров рассерженных Пять.
Скоро о тиграх Пяти всей Поднебесной узнать!
Выслушав это, Чао Гай пришел в сильное негодование и закричал:
– Да как же смеют эти скоты так безобразничать! Теперь-то я уже пойду сам и клянусь, что не возвращусь в лагерь до тех пор, пока не выловлю этих негодяев!
– Уважаемый брат, – возразил на это Сун Цзян. – Не следует забывать о том, что вы самый главный в лагере, и вам нельзя подвергать себя опасности. Я сам охотно отправлюсь туда!
– Я хочу выступить в поход вовсе не для того, чтобы лишить вас заслуг, – сказал на это Чао Гай. – Вам и так не раз уже приходилось идти, в бой. Но сейчас вместо вас пойду я. А в следующий раз, если что-нибудь случится, снова отправитесь вы, уважаемый брат.
Как ни уговаривал его Сун Цзян, Чао Гай слушать ничего не хотел и стал даже сердиться. Он отобрал пять тысяч бойцов, пригласил себе в помощь двадцать главарей, а остальным велел оставаться с Сун Цзяном охранять лагерь.
В поход с собой Чао Гай взял Линь Чуна, Ху-Янь Чжо, Сюй Нина, Му Хуна, Чжан Хэна, Ян Сюна, Ши Сю, Сунь Ли, Хуан Синя, Янь Шуня, Дэн Фэя, Оу Пэна, Ян Линя, Лю Тана, Юань Сяо-эр, Юань Сяо-у, Юань Сяо-ци, Бай-шэна, Ду Цяня и Сун Ваня. Тремя колоннами отряд спустился с горы и выступил в поход.
Сун Цзян, У Юн, Гун-Сунь Шэн и остальные главари пошли провожать их до Цзиньшаньтаня, чтобы выпить там на прощанье чашку вина. И вот, когда они выпивали эту прощальную чашку, внезапно налетел сильный вихрь и разорвал пополам новое знамя Чао Гая. Все видевшие это даже в лице изменились от страха.
– Уважаемый брат мой, – сказал тогда Сун Цзян, – не успели вы отправиться со своим отрядом в поход, как ветер порвал ваше знамя, – это плохое предзнаменование. Лучше было бы вам переждать несколько дней, а потом уже идти на расправу с этими мерзавцами.
– На свете бывает очень много странных вещей, так стоит ли этому удивляться? – сказал Чао Гай. – Если мы не воспользуемся теплой весенней погодой и не покончим с ними сейчас, то потом, когда они накопят силы, сладить с ними будет гораздо труднее. Вы лучше не задерживайте меня. Что бы ни случилось, я должен отправиться сейчас же.
Где уж тут было Сун Цзяну уговорить Чао Гая? Переправившись на другой берег, он повел свой отряд в поход. У Сун Цзяна на душе было очень тревожно, и, вернувшись в лагерь, он тайком послал Дай Цзуна наблюдать за ходом действий.
Между тем Чао Гай, в сопровождении двадцати главарей, во глава своего пятитысячного отряда подошел к Цзэнтоуши и расположился напротив него лагерем. На следующий день он вместе с главарями сел на коней и отправился осматривать город. И вот, когда.они остановили своих коней и осматривали местность, из рощи вылетел отряд всадников численностью примерно в восемьсот человек. Впереди летел отважный удалец. Это как раз и был четвертый сын семьи Цзэн – по имени Цзэн Куй.
– Эй вы, воры и разбойники из Ляншаньбо, – кричал он громко, – изменники родины! Я как раз собирался выловить вас, сдать властям и получить за это награду. Но сейчас само небо послало мне столь удобный случай! Чего же вы ждете? Почему не слезаете с коней, чтобы сдаться в плен?!
Чао Гай пришел в ярость. Оглянувшись, он увидел, что из рядов сопровождавших его людей уже выехал воин, чтобы сразиться с Цзэн Куем. И это был не кто иной, как Линь Чун Барсоголовый, с которым он побратался, как только прибыл в Ляншаньбо. Вихрем носились в схватке кони противников. Уже более двадцати раз съезжались воины, и Цзэн Куй понял, наконец, что не одолеть ему Линь Чуна. Тогда он повернул своего коня и быстро скрылся в ивовой роще. А Линь Чун, осадив коня, не стал преследовать своего противника. После этого Чао Гай вернулся со своими людьми в лагерь, и они стали держать совет о том, как напасть на городок Цзэнтоуши.
– Надо завтра же ехать прямо к воротам города и вызвать врага на бой, – предложил Линь Чун. – А когда мы увидим, чего они стоят, тогда еще раз посоветуемся.
На следующий день, когда рассвело, Чао Гай повел свой пятитысячный отряд к городу Цзэнтоуши. Там, на дальнем пустыре, он расставил своих воинов в боевом порядке. Грянули барабаны, раздались воинственные кличи. В ответ на это загрохотали выстрелы, и из города выехал большой отряд. Впереди его в одну линию выстроились семь удалых молодцов. В середине находился учитель Ши Вэнь-гун, по левую сторону от него его помощник Су Дин, а по правую старший сын семьи Цзэн – Цзэн Ту. Далее слева – Цзэн Ми и Цзэн Куй, а справа – Цзэн Шэн и Цзэн Со. Все они с ног до головы были одеты в боевые доспехи. Приладив стрелу, Ши Вэнь-гун натянул тетиву лука. Конь, на котором он восседал, как раз и был тот самый «Сверкающий ночью яшмовый лев». В руках Ши Вэнь-гун держал обоюдоострую секиру.
В это время трижды ударили в барабан, и в тот же миг из города выкатили несколько боевых колесниц, которые поставили перед строем. Тогда Цзэн Ту, указывая рукой в сторону противника, стал громко ругаться.
– Эй вы, разбойники и изменники! – кричал он. – Вы еще не видели наших боевых колесниц! Пусть не буду я удальцом, если всех вас не перебью здесь. Я переловлю вас по одному, посажу в эти колесницы и доставлю в Восточную столицу. Вот тогда только мы полностью покажем наше боевое мастерство! Пока не поздно, сдавайтесь сами! Может быть, тогда для вас останется еще какая-нибудь надежда на спасение!
При этих словах Чао Гай рассвирепел и, подняв копье, ринулся на Цзэн Ту. Вслед за ним бросился и весь отряд. Между обеими сторонами завязался жаркий бой. Однако воины Цзэнов шаг за шагом отступали в городок. Линь Чун и Ху-Янь Чжо с яростью преследовали врага, избивая его. Однако, обнаружив, что дороги здесь плохи, поспешили отвести своих бойцов назад. В этот день обе стороны понесли довольно значительные потери.
В лагерь Чао Гай. вернулся очень расстроенный. – Дорогой брат, успокойтесь, – утешали его остальные вожди. – Полно вам отчаиваться и портить свое здоровье. Ведь раньше, когда наш уважаемый брат Сун Цзян ходил в походы, у него тоже бывали неудачи. И все же он всегда возвращался с победой. Сегодня в жестоком бою обе стороны понесли довольно большой урон, но ведь мы не потерпели поражения. Почему же вы так горюете?
Однако мрачное настроение не покидало Чао Гая. После этого они три дня подряд подходили к городу и вызывали противника на бой, йо ни один человек оттуда не показывался.
Но вот на четвертый день в лагерь Чао Гая неожиданно пришли два монаха и стали кланяться. Воины проводили их к палатке своего начальника. Войдя туда, монахи опустились на колени и стали говорить:
– Мы – монахи из кумирни Фахуасы, что находится к востоку от города Цзэнтоуши. В последнее время к нам в монастырь часто являются братья – Пять тигров из семьи Цзэн – и творят всякие бесчинства, требуя денег, ценностей и других вещей. Мы хорошо осведомлены о том, где эти братья сейчас находятся, и потому специально пришли, чтобы проводить вас туда, и вы могли бы напасть на их лагерь. Мы будем счастливы, если вы уничтожите их!
Слова монахов приободрили Чао Гая. Он пригласил их сесть.и предложил им выпить и закусить. Один только Линь Чун отнесся к ним настороженно и стал уговаривать Чао Гая.
– Дорогой брат, – говорил он, – не верьте вы им. Здесь какая-нибудь ловушка.
– Да разве станут монахи так бессовестно врать? – возражал Чао Гай. – Мы в Ляншаньбо всегда придерживаемся гуманности и справедливости. Никогда не трогаем населения, где бы мы ни проходили. С этими монахами у нас не было никакой вражды, для чего же им обманывать нас? Да и вряд ли эти Цзэны смогут одержать победу. С какой же стати нам сомневаться в этих монахах?! Оставьте свои подозрения, дорогой брат, не то мы можем проиграть большое дело. Сегодня же вечером я отправлюсь туда сам.
Однако Линь Чун продолжал упорно отговаривать его от этого шага.
– Если вы, уважаемый брат, считаете, что идти туда нужно обязательно, то разрешите мне взять с собой половину людей и напасть на их лагерь. Вы же будете находиться поблизости и в случае необходимости окажете мне помощь.
– Нет, уж лучше я сам пойду вперед, а вы оставьте половину людей и находитесь поблизости, чтобы в нужный момент прийти мне на помощь, – сказал Чао Гай.
– А с кем же тогда пойдете вы, дорогой брат? – спросил Линь Чун.
– Назначьте десять главарей и две тысячи пятьсот бойцов, – сказал Чао Гай. – Из главарей со мной пойдут: Лю Тан, Ху-Янь Чжо, Юань Сяо-эр, Оу Пэн, Юань Сяо-у, Янь Шунь, Юань Сяо-ци, Ду Цянь, Бай-шэн и Сун Вань.
И вот вечером, когда все поужинали, они сняли с коней колокольчики. Каждый боец вложил себе в рот деревянную затычку, и, когда совсем стемнело, они вместе с монахами потихоньку двинулись к кумирне Фахуасы. Когда они подъехали туда, Чао Гай увидел, что это действительно был древний монастырь. Он сошел с коня, вошел внутрь монастыря, но никаких монахов там не нашел.
– Как же это так, в таком большом монастыре и нет ни одного монаха!
– Да эти скоты из семьи Цзэн так бесчинствовали, что Монахам ничего не оставалось делать, как вернуться к мирской жизни, – отвечали ему. – Здесь теперь нет никого, кроме настоятеля и нескольких послушников. Они живут в том дворе, где пагода. Вы со своими людьми пока побудьте здесь, уважаемые начальники, а ночью попозже мы проведем вас прямо в лагерь к этим злодеям.
– А где же находится их лагерь? – спросил Чао Гай.
– Вообще-то у них всего четыре лагеря, – отвечали монахи. – Но сейчас они расположились в северном. Если удастся покончить с этим лагерем, то остальные три уничтожить будет уже не трудно.
– А когда мы пойдем туда? – снова спросил Чао Гай.
– Сейчас только пробила вторая ночная стража, – сказали монахи. – Подождем до третьей, и тогда уже наверняка застанем их врасплох.
Тут Чао Гай ясно услышал, как в Цзэнтоуши отбивают время. Однако после этого по времени прошло больше половины стражи, а он так и не слышал, чтобы отбивали новую стражу.
– Ну вот, эти негодяи думают, что все уже спят, – сказали монахи, – и можно теперь двинуться в путь. Мы пойдем впереди и будем показывать вам дорогу.
Чао Гай и сопровождавшие его главари сели на коней и, выехав из монастыря, двинулись вслед за своими проводниками. Не успели они пройти и пяти ли, как монахи вдруг скрылись в темноте, и шедшие впереди бойцы не решались идти дальше. Осмотревшись, они увидели, что впереди лежит много дорог, которые сплетаются между собой. Однако никаких признаков человеческого жилья здесь не было. Среди бойцов началась паника, и они поспешили доложить обо всем Чао Гаю. Ху-Янь Чжо предложил побыстрее возвращаться по старой дороге.
Но не прошли они и ста шагов, как со всех сторон раздались оглушительные удары в гонг и бой барабанов. Грохот и крики, казалось, сотрясали всю землю. В темноте зажглось множество факелов. Выбившись на дорогу, Чао Гай со своим отрядом бросился бежать. Но, сделав два поворота, они вдруг наскочили на отряд противника, который открыл беспорядочную стрельбу из луков. Одна из стрел попала Чао Гаю прямо в лицо, и он свалился с коня. Тогда братья Юань, Лю Тан и Бай-шэн, рискуя жизнью, бросились вперед, подняли Чао Гая и, посадив его на коня, стали пробивать себе путь. У входа в городок они встретились с отрядом Линь Чуна, который спешил к ним на помощь. Тогда они остановились, чтобы дать отпор противнику. Бой между противниками продолжался до рассвета, а затем все разошлись по своим лагерям.
Когда Линь Чун, возвратившись, начал проверять своих людей, спасая свою жизнь, примчались главари Янь Шунь, Оу Пэн, Сун Вань и Ду Цянь. Из взятых ими двух с половиной тысяч бойцов осталось всего около тысячи трехсот человек, да то им удалось вернуться в лагерь лишь благодаря тому, что они последовали за Ху-Янь Чжо.
Все главари собрались около Чао Гая посмотреть, что с ним случилось. Стрела попала ему прямо в щеку. Они поспешили вынуть ее, и из раны хлынула кровь. Чао Гай потерял сознание. Осмотрев стрелу, они увидели на ней надпись: «Ши Вэнь-гун». Линь Чун распорядился принести лекарство от ран металлическим оружием и смазать рану.
Однако стрела, ранившая Чао Гая, была отравлена и начала оказывать свое действие. Чао Гай потерял способность говорить. Тогда Линь Чун велел подать повозку и, уложив в нее Чао Гая, приказал Лю Тану, братьям Юань, Ду Цяню и Сун Ваню доставить его в лагерь.
Оставшиеся четырнадцать вождей стали держать совет.
– Когда наш старший брат Чао Гай выступил из лагеря в поход, никто не мог предполагать, что с ним произойдет такое несчастье, – сказал Линь Чун. – Ветер разорвал знамя Чао Гая перед походом, а это дурное предзнаменование. Поэтому все так и получилось. Я считаю, что мы должны немедленно собрать всех своих людей и вернуться к себе в лагерь. Но это мы можем сделать лишь по приказу нашего брата Сун Цзяна. А кроме того, нельзя бросить дело незаконченным и уйти из Цзэнтоуши.
Было уже время второй ночной стражи, совсем стемнело. А четырнадцать главарей так и сидели, подавленные горем, не зная, что предпринять. Вдруг, запыхавшись, явился лазутчик, который доложил о том, что впереди по четырем-пяти направлениям наступают отряды. Они несут так много факелов, что их и не сосчитать.
Услышав об этом, Линь Чун приказал всем садиться на коней. От множества факелов было светло, как днем. Отовсюду неслись боевые кличи, и противник наседал на лагерь. Линь Чун не принял боя. Во главе остальных атаманов он поднял свой лагерь и начал отступать.
Однако Цзэны гнались за ними по пятам, и потому отступающим приходилось время от времени отбиваться от своих преследователей. Лишь после того как они прошли ли шестьдесят, противник оставил их в покое. Подсчитав своих людей, они увидели, что снова потеряли человек семьсот. И вот после этого тяжелого поражения они спешно вышли на старую дорогу и двинулись к Ляншаньбо.
Там они поднялись на гору и поспешили навестить Чао Гая. Он уже не в состоянии был ни пить, ни есть, все тело его распухло. Сун Цзян не отходил от постели больного и горько плакал. Он сам накладывал ему повязки, подавал воду. Остальные главари стояли у постели больного, наблюдая за ним.
В третью ночную стражу Чао Гаю стало хуже, и он, повернувшись к Сун Цзяну, завещал ему следующее:
– Дорогой брат! Берегите себя! Не сердитесь на меня за то, что я скажу вам! Пусть начальником лагеря будет тот кто поймает человека, сразившего меня!
Сказав это, он закрыл глаза и скончался. Завещание оставленное Чао Гаем, слышали все главари. Сун Цзян стал громко плакать. Поддерживая Сун Цзяна, все советовали ему выйти и принять на себя руководство делами. Утешая его, У Юн и Гун-Сунь Шэн говорили:
– Уважаемый брат! Не надо так убиваться. Рождение и смерть человека предопределены заранее, и незачем так глубоко переживать это. Вы лучше подумайте о том, что вам еще предстоит совершить великие дела.
Постепенно Сун Цзян успокоился, приказал приготовить душистой воды, омыть тело покойника, одеть на него саван и головной убор, а затем положить его в зале Совещаний, Все главари собрались туда для того, чтобы совершить обряд жертвоприношения.
Затем сделали гроб и саркофаг, положили туда тело Чао Гая и, выбрав счастливый день, поставили его в зале Совещаний. В головах у покойника водрузили таблицу в честь духа умершего со следующей надписью:
«Дух начальника лагеря Ляншаньбо Небесного князя Чао Гая».
Первым облачился в траур Сун Цзян, а за ним и все главари. Младшие же начальники и рядовые бойцы в знак траура надели особые головные повязки. Линь Чун поставил стрелу, которой был ранен Чао Гай, перед гробом в знак того, что она принесена в жертву. По всему лагерю на длинных шестах были вывешены знамена. Из ближайшего монастыря пригласили монахов совершить по умершему заупокойную службу и помочь его душе переправиться в загробный мир.Сун Цзян каждый день сам принимал участие во всех погребальных церемониях и совсем забросил дела лагеря. Между тем Линь Чун, У Юн и Гун-Сунь Шэн собрались на совет и вместе со всеми главарями выбрали Сун Цзяна главой лагеря. Все обитатели лагеря радовались этому событию.
На следующее утро главари, во главе с Линь Чуном, с зажженными в руках благовонными свечами пригласили Сун Цзяна в зал Совещаний, где и уселись каждый на своем месте. Линь Чун поднялся со своего места и начал речь.
– Дорогой брат! – сказал он. – Еще в старину говорилось: «Государство ни на один день не может оставаться без главы, так же как и семья ни одного дня не может прожить без хозяина». Чао Гай скончался. Но разве можем мы остаться без начальника, который ведал бы делами лагеря. Ваше славное имя, уважаемый брат, известно среди всех четырех морей.
Поэтому мы и хотим выбрать счастливый день, в который вы приняли бы на себя обязанности начальника нашего лагеря. Мы готовы выполнять все ваши распоряжения.
– Чао Гай перед смертью оставил завещание, он сказал: «Пусть начальником лагеря будет тот, кто поймает человека, сразившего меня», – ответил Сун Цзян. – Это его завещание вы все слышали. Как знак клятвенного обещания здесь стоит стрела. Как же могли вы все это забыть? Да, кроме того, я не успел еще отомстить за нанесенное нам оскорбление. Как же могу я стать начальником?
– Хотя Чао Гай и оставил нам такое завещание, – сказал на это У Юн, – и сейчас пока еще мы не изловили того человека, однако нельзя допустить, чтобы наш лагерь хотя бы на один день оставался без начальника. И если вы, уважаемый брат, отказываетесь занять главное место, то кто же другой может сделать это? Ведь все остальные являются вашими подчиненными. Да; к тому же вы должны учесть и то, что наши люди преданы вам всем сердцем. Поэтому, уважаемый брат, займите пока место начальника лагеря, а там посмотрим, что делать.
– Да, вы совершенно правы, господин советник! – сказал тогда Сун Цзян. – Временно я могу занять это место. А когда мы отомстим за нанесенное нам оскорбление, то тот, кто захватит Ши Вэнь-гуна, кто бы он ни был, должен стать начальником лагеря.
– Да что там начальником лагеря в Ляншаньбо, – крикнул тут стоявший в стороне Черный вихрь – Ли Куй. – Вы, уважаемый брат, могли бы стать даже императором великих Сунов!
– Опять этот черномазый начинает молоть всякую чепуху! – разгневанно крикнул Сун Цзян. – Если так и дальше будет продолжаться, то я прикажу отрезать тебе язык!