Неизвестен Автор. Бессонный патруль (Сборник)

   - М-да, - произнес Зиновьев. - Пока непонятна цель убийства. Деньги целы, документы на месте. И, судя по предварительным данным, убийца и не стремился их взять.
   Никто ему не мешал, раз он перенес тело в кусты и спрятал.
   Загадочная история. Причем вторая за сутки. Ночью совершаю нападение на дежурного офицера. Но тот жив, лежит с госпитале...
   - Офицера? - встрепенулся Алексей.
   - Да, - резко повернулся к нему майор. - Ночью его ударили по голове кастетом, сняли форму и забрали пистолет...
   - А фуражка?
   - Фуражка?
   - Фуражка лежала рядом.
   "Так вот кто на подъеме вскочил в "Татру"?! Оживившись, Алексей рассказал об этом случае майору.
   - Значит, последние две цифры двадцать один? - переспросил Зиновьев и тут же набросал что-то на листке из блокнота. - Младший лейтенант, позвал он молодого офицера, - немедленно передайте в управление.
   - Каков он из себя? - ловернулся он к Булатову.
   - Ему, пожалуй, за тридцать... стиляжьи бачки...
   Пышный большой чуб... - майор внимательно слушал, не перебивая Алексея. Водитель снова замолчал, стараясь найти в своей памяти те черточки, которые наиболее в ней отпечатались. - Да-да, или это мне показалось, но у него на уровне носа, справа, вроде бы какое-то пятно, как родимое...
   - Небогато, - суммировал майор и обратился к молчавшему директору автопарка: - Бачки он сбрить может, чуб под кепку спрятать, а пятно... Николаи Федорович, вы не будете возражать, если к нашей группе мы подключим Булатова, тем более, что он один видел преступника.
   Они выехали. Майор сидел рядом с шофером и пристально всматривался в набегавшую на них дорогу. Солнце опустилось уже так нпзко, что горизонт, казалось, разрезал его пополам. Шоссе словно вымерло в этот тихий субботний вечер. Только вдали виднелся копошащийся среди высокой кукурузы крошечный комбайн, на котором механизатор зачем-то включил прожектор.
   - Вот здесь, товарищ майор, - тронул Алексей Зиновьева за плечо.
   Тот велел водителю остановиться. Осмотрел выемку, где Алексей прижал свою "Волгу", пошли в кусты, откуда, по предположению Булатова, выскочлл преступник. Ходили по ним долго, пока не нашли место, где тот по всей вероятности прятался. Тут видны были те же глубокие отпечатки каблуков на земле, несколько недокуренных сигарет, пустая бутылка из-под портвейна.
   - Коля, - обратился майор к младшему лейтенанту, - сообщи о находке в управление, и пусть сюда едут эксперты, как только они там закончат работу.
   - Товарищ майор, - сразу же позвал тот его от машины, - вас просят из управления.
   - Так, так, - коротко отвечал мзпор в трубку. - Хорошо, буду иметь в виду. Вот что, товярищи, - проговорил он своим спутникам. - Машина эта из Абаевской автобазы, шофера мы найдем в райцентре. В поиск включаются пограничники. Сейчас для преступника главное - время, а мы должны сократить этот разрыв.
   Как сокращается этот разрыв, Алексей почувствовал по свисту воздуха, сопротивление которого на большой скорости преодолевал газик. Булатов, увидев конечную цель своих поисков, приободрился, оживился настолько, что с невольным восхищением подумал о милицейском шофере:
   "Вот ловкач!"
   "Татру" встретили при выезде из райцентра. На вопрос, не видел ли он бесплатного "пассажира", шофер недоуменно пожал плечами. Доехал до склада "Сельхозтехники", сгрузил ящики с запасными частями и вот сейчас торопится в город, домой. Уже темнело, поэтому, забравшись в кузов автомобиля, майор включил фонарик и сразу же увидел два сигаретных окурка.
   - И растяпа же ты, братец, - отряхивая брюки, укоризненно проговорил майор водителю "Татры". - У тебя же могли всю машину по дороге разгрузить.
   В райотделе милиции их уже ждали. Плечистый офицер четко отрапортовал, что пограничники перекрыли все пути к границе, усилены наряды, а потом, сбросив официальность, добродушно рассмеялся:
   - Нам с тобой, майор, все такие дела достаются. И в прошлый раз тоже.
   - А как у вас, капитан?
   Начальник раиотдела немного помялся и потом неторопливо ответил:
   - Суббота нынче, товарищ майор. Из города много своих проведать приехало. Всех проверять будете? Зона-то у нас пограничная...
   - Всех не нужно, зачем тревожить людей, - не согласился с ним пограничник. - Тех, кто сюда часто ездит, мы хорошо знаем. А вот кто в первый раз...
   Вскоре Алексей с младшим лейтенантом и солдатом-пограничником шагали по темной сельской улице. Луна четко освещала верхушки деревьев, часто мигали усыпавшие небо звезды. То тут, то там раздавался громкий веселый смех, заливался баян.
   - Зайдемте сюда, - проговорил солдат и первым, придерживая автомат за спиной, нырнул в калитку. Он, вероятно, хорошо знал обитателей дома, потому что с порога приветствовал хозяйку:
   - Здравствуйте, тетя Даша. У вас гости? - кивнул он на возившегося у радиоприемника мужчину.
   - Проходи, Саша, да и вы тоже, - увидев Алексея и младшего лейтенанта, предложила она. - А это мой племянник, в отпуск приехал. Покажи свой паспорт, Андрей.
   Все оказалось проще, чем думал Алексеи. Жители села сами хорошо понимали, что значит жить у самой границы и всячески помогали пограничникам и милиции. Они побывали уже в четырех домах и везде оказались свои. Близость речки, богатой форелью, грибные и ягодные места привлекали сюда людей из города в выходные и праздничные дин.
   - А может, его тут нет? - засомневался Алексеи.
   - Все равно не уйдет, - сурово ответил солдат.
   - Саша, - вдруг окликнул его у дома, куда они собирались зайти, девичий голос.
   - Разрешите на минутку, - попросил пограничник и куда-то сразу исчез, словно растворился в темноте.
   - Молодо-зелено, - снисходительно проговорил младший лейтенант, едва ли старше солдата. - Зайдем.
   Ослепленный ярким светом свисавшей с потолка лампочки, Алексей услышал, как тот спросил у кого-то паспорт.
   Глянув, обомлел: перед ним за столом сидел тот самый.
   На нем, вместо офицерского кителя, был надет серый пиджак. Он, как бы нехотя, отставил стакан с молоком и полез рукой во внутренний карман. Даже не успев принять какое-либо решение, Алексей ринулся к нему, но зацепился ногой за половик и упал. В ту же минуту раздался грохочущий выстрел, негромкий вскрик и звук лопнувшей лампы.
   Зазвенело стекло в окне, и все смолкло.
   - Что случилось? - вместе с лучом света ворвался в комнату крик солдата. Он подскочил к окну, хотел выпустить в густую вязкую темноту автоматную очередь, но тут же остановился: люди кругом.
   Алексей зажег спичку, наклонился над младшим лейтенантом и понял, что тот убит. Не обращая внимания на Булатова, солдат выскочил на улицу и выстрелил в небо красной ракетой.
   Где-то вдалеке ответно вспыхнула одна... другая... третья...
   Не часто бывали такие ночи даже на фронте. Сразу же в кабинете начальника районной милиции состоялось короткое совещание. Решили поднять на ноги дружинников, коммунистов и комсомольцев, чтобы не дать возможности уйти преступнику.
   - Это опасный зверь, к каждая минута его пребывания на свободе грозит большой опасностью для советских людей, - коротко резюмировал майор Зиновьев.
   Десятки жителей села, вооружившись охотничьими ружьями, до утра обшаривали все сады, стайки, чердаки в поисках убийцы. Смолкли песни, смех: не до них было в этот субботний вечер. И только под утро, когда наступил ранний рассвет, у речки, где густо разрослись камыши, гулко рявкнуло охотничье ружье, а в ответ прозвучал сухой пистолетный выстрел.
   Алексей вместе с милицией и пограничниками кинулся туда. Однако приказ был строг: брать преступника только живьем. Поэтому во избежание опасностей, майор приказал всем гражданам, и Алексею в том числе, остаться в селе, Булатов считал себя человеком дисциплинированным, но этого приказа он выполнить не мог. Крадучись, он подобрался по берегу к камышам и стал внимательно наблюдать, откуда отстреливается преступник. Поняв, что ему не уйти, тот решил подороже продать свою жизнь.
   Солдаты и милиционеры стреляли по верхушкам камышей. Пули сбивали кисточки, расщепляли стебли. Да, со стороны поля к убийце не подойдешь: он настороже и будет стрелять до конца, а то может пустить в себя пулю.
   И Алексеи быстро срезал толстую камышинку, очистил полость ее от перегородок, разделся до нательного белья и спустился к воде.
   От резкого холода сразу же стянуло мышцы, замерло дыхание. Но Алексей притерпелся к ледяной воде, взял камень в руки, окунулся и, держа камышнику в зубах, осторожно переставляя ноги, стал двигаться туда, откуда раздавались выстрелы. Идти было трудно, то и дело попадались ямы, жидкая глина затягивала ноги. Воздуха не хватало, и если бы это происходило на суше, то Алексей с полным основанием мог сказать, что глаза заливает пот.
   Сколько он прошел, трудно сказать. Осторожно, чтобы не плеснуть, он вынырнул и мгновение вдыхал в себя воздух. Но тут, где-то рядом, вновь хлестнул выстрел, и Алексей притаился. Определив направление, он стал потихоньку красться. На его счастье, высоко над землей громко закурлыкали журавли, и потрескивание сухого камыша потонуло в этом шуме.
   Вскоре он увидел и того, кого искал. Тот залег на небольшом холмике и, высовывая голову с острым птичьим профилем, приглядывался, откуда ему грозит опасность.
   Алексей лежал от него в двух-трех метрах, но как их преодолеть?
   - Обернись, сука! - крикнул он изо всех сил и кинулся к убийце.
   Тот на мгновение растерялся, и это решило исход дела.
   ...Через неделю Алексея Григорьевича вызвали в управление милиции. Пропуск ему уже был заказан, и майор сразу же принял его.
   - Похоронили друга, - проговорил он. - Жаль Богдановл, по отзывал; он был замечательным человеком.
   - А кто... тот? - тяжело дыша, спросил Алексей.
   - Тот? - помедлив, переспросил майор. - За бандитизм был приговорен к расстрелу, а потом помилован. Он бежал из колонии. Хочешь на него взглянуть?
   По коридору они подошли к двери, у которой стояли два охранника.
   - Со мной, - кивнул майор на Алексея и открыл дверь, - Вот он - Петров - Кочемасов - Заковряжный и так далее.
   - А я тебя запомнил, - нервно повернулся бандит к Булатову.
   - Что-либо запоминать тебе уже поздно, - проговорил майор.
   Ю. РОЖИЦЫН
   * * *
   ЧАСТЬ 4
   Лично ответствен
   "И У МЕНЯ БЫЛ ПАПА..."
   Он тихо бредет по проезжей части улицы. Тяжелые ботинки утопают в пыли. Улыбается, глядя по сторонам, останавливается, оборачивается назад. К чему он присматривается, понять трудно. Столовая, магазин, библиотека.
   Все обыкновенно. Запыленные стены. Однообразные крыши. И улица нараспашку, как степь, широкая и неуютная,
   Остановился против магазина. Новая вывеска: Промтовары. Он удивленно уставился на нее, что-то вспоминает или силятся вспомнить. Но буквы молчат. Он едва заметно хмурится. Глубокий шрам, пересекающий левую щеку, подергивается.
   Ботинки снова запылили.
   Следом бегут мальчишки, на он их не замечает.
   В конце улицы вдруг остановился, застыл, как вкопанный. Отыскивая что-то глазами, бегло посмотрел кругом и задержал взгляд на невысоком, сиротливо стоящем карагаче.
   Карагач изувечен. Ему достается от местных мальчишек. Сорванцы прибегают сюда с гнутыми гвоздями и железками, выпрямляют их на камне, лежащем рядом, и заколачивают в дерево. За единственный здоровый сук цепляются сразу по трое, подтягиваются, как на турнике, взбираются выше и, ухватившись за макушку, тарзанами бросаются вниз, пригибая ее до самой земли. Мальчишечья свора будто мстит дереву за то, что в поселке оно единственное.
   В поселке безлюдно. В пору уборки хлеба здесь, на "централке", можно встретить лишь бухгалтера, оглашающего контору стрекотом арифмометра, да босоногих мальчишек, скачущих верхом на палках по глубокой пыли.
   Время далеко за полдень. Солнечные зайчики прыгают и окнах домов, купаются в неширокой речке, многоцветьем рассыпаются на листьях прибрежных кустарников. Все охвачено сладостной осенней дремой. Но этот неуютный карагач, этот человек и шрам на лице... Откуда они и зачем?
   По всему видно, незнакомец провел в дороге не одни сутки. Притом обстоятельства едва ли сталкивал" его хотя бы с самым скромным комфортом. Белая рубашка потемнела от стирки в холодной воде. Помятые рукава высоко закатаны. Землистого цвета штаны поддерживаются широким ремнем. Через плечо перекинуты небольшой мешок, походящий на торбу, и последней поношенностп пиджак.
   Выйдя наконец из оцепенения, незнакомец перехватил с одного плеча на другое свою ношу, посмотрел, между прочим, на речку и решительно зашагал к карагачу. Приблизившись, он погладил шершавый, побитый камнями ствол.
   Мальчишки недоумевали. Им, наблюданшим издали, казалось, дерево делится своими обидами со странным пришельцем.
   Долго стоял он так, в обнимку с деревом. Потом бросил пиджак и мешок на землю и склонился над камнем, намереваясь перевернуть его. Попытка была тщетной. Гранит будто пустил корни в утоптанную землю. Подтянув мешок, незнакомец достал из него охотничий нож и начал ковырять вокруг камня. Камень поддался. На обратной стороне его мальчишки увидели глубоко выбитую букву "Т". Осторожно, будто опасаясь, незнакомец проводил по ней широкой заскорузлой ладонью. Потом, взяв из-под камня горсть земли, размял ее, высыпал в платок, извлеченный из кармана пиджака, завернул и спрятал в мешок.
   Завалив камень на прежнее место, он присел на него.
   Солнце кровавым шаром касалось земли. Ни малейшего ветерка. Такие дни и вечера у хлеборобов на вес золота.
   Поля вокруг обволакиваются гудящей радостью комбайнов и автомашин. Воздух, как говорят поэты, пропитан ароматом убираемого хлеба.
   Незнакомец сидел на камне, обхватив колени руками.
   Мальчишки уже не таращили глаза на него. Двое, отойдя, стали швырять в воду камни. Только младший, лет семи, продолжал вертеться рядом.
   Вдруг, незнакомец вздрогнул, будто ошпаренный: он услышал, как сверстники окликнули не в меру любопытного приятеля:
   - Драчук, давай, кто дальше кинет?
   Незнакомец впился глазами в мальчугана.
   - Это ты Драчук?..
   Малый испуганно посмотрел па него.
   - Как зовут тебя, малыш?
   - Николаем.
   - А отец, отец твой где? - произнес незнакомец так, будто сам боялся этого вопроса.
   Мальчуган молча уставился на него. На помощь подоспели его друзья.
   - Пьяный ворюга застрелил его, - выпалил один из них. - Колька был тогда совсем маленький...
   Шрам на щеке незнакомца дернулся. Лицо помрачнело.
   Больше он ни о чем не спрашивал. Пьяный ворюга... пьяный ворюга... стучало в висках.
   * * *
   Десять лет назад он, Алексей Китов, едет на целину.
   В руках - силища восемнадцатилетнего парня. Здесь, у этой речки, своим трактором взметнул первую борозду. На этом берегу - первые палатки и первая любовь.
   Она тоже приехала с Владцмирщины. Жили раньше в соседних селах, ходили в один клуб и не подозревали о существовании друг друга. А здесь встретились.
   Нет, не всегда были безоблачными их отношения. Далеко не всегда. Алексей нередко вспоминал о нешуточном барьере, едва не возникшем между ним и Татьяной. Смешно об этом вспоминать. А если вдуматься...
   Впрочем, все по порядку.
   Совхоз тогда вступил во вторую целинную весну. Алексеи работал па тракторе. Татьяну выбрали совхозным комсоргом. Хлопот у нее, медсестры, привалило.
   День тот выдался тяжелым. Алексей не добил и половины нормы. С утра барахлил мотор. Попробуй разберись, отчего. Ведь до двухсот процентов вытягивал. А надо бы подумать о машине.
   Копаясь в моторе, он вспоминал тот вечер. Неужели пролетело три дня? Да, дьявольщина, целых три! А ведь она...
   О чем она просила?
   До поселка он добрался к полуночи. Окно небольшой комнатки в общежитии светилось. Он, подойдя, поднялся на носки, посмотрел поверх занавески. Она читала какую-то книжку. Губы чуть заметно шевелились. Потом что-то писала в тетрадке. Потом снова читала. Он стоял и смотрел, и боялся, как бы не скрипнули створки окна.
   Движок местной электростанции начал сдавать. Зачихал, запыхтел, завздыхал надсадно. Будто навалился на него кто-то большой и тяжелый. Свет в комнатке исчез вместе с лампочкой. В темной пустоте повис тлеющий вольфрамовый кружок. Алексей отошел от окна. Стал ждать, вспыхнет ли он вновь.
   Ночь, теплая весенняя ночь, властвовала в поселке.
   Мягко, темными пятнами проглядывали силуэты построек.
   За ними, как море, радостным звоном, свистом и стрекотом ночных обитателей плескалась степь.
   Танцы в клубе кончились. Молодежь ватагами разбредалась по общежитпям. Отдельные пары не спешили, они шли в степь, на берег реки. Алексей завидовал. Там, на берегу, весной особенно хорошо. Он не был там весной.
   То пахота, то сев. Как шальной на тракторе. Выдастся свободный вечер занята Танюшка: то комитет, то дежурство в больнице.
   Он шагнул к окну и потянулся, чтобы постучать. Но в это время кто-то приоткрыл дверь комнаты.
   - Можно? - прогремело в темноте.
   На пороге стоял Николай Драчук.
   - Постучал бы! - проговорила Таня.
   - Не сердись, Тань, - миролюбиво сказал Драчун. - Я думал, у тебя закрыто. Толкнул - и вот...
   Драчук слыл шофером-весельчаком, остряком, балагуром. В совхозе помнили историю, как однажды, схлопотал от пассажирки пощечину, он ссадил ее, несговорчивую, с машины за десять верст от центральной и уехал... Но в общем-то казался неплохим парнем. Во всяком случае, так считал Алексей.
   Не желая встречаться с ним, Алексей огошел к дороге, закурил.
   Движок затарахтел с новей силой. Окно осветилось.
   Взглянув в него, он увидел Драчука, продолжавшего стоять на пороге...
   У себя в общежитии Алексей не включал света. Кровати похрапывали. Он осторожно, ощупью пробрался к своей, У самого окна.
   Окно выходило на Танюшкин барак. Там размещались семейные. Драчук с молодой женой - тоже там. Танюшка занимала маленькую комнатку рядом.
   Бросив на стул ватник, Алексей свалился на постель.
   Отчего он не постучал? Она, наверное, ждет. Ну, конечно, ждет!
   Очнулся он от прикосновения чьей-то руки.
   - Танюшка?!
   - Т-с-с-с! - она пугливо посмотрела по сторонам.
   Комната, залитая лунным светом, храпела на все лады.
   Алексей ошалело смотрел на Танюшку.
   И вот, который день, оп не мог вырваться па "ценгралку". Чертовски уставал. Поздно добирался до вагончика и, едва отмывшись от мазута, валился в постель.
   Вечер, казалось, наступать не собирался. До поселка десяток километров. Он сбросил с плеч промасленную куртку, ополоснул бензином руки и, оставляя на трапе отпечатки кирзовых сапог, зашагал к дороге, серой лентой вьющемся но степи. Сколько раз оп ходил этой дорогой. Утром, вечером, ночью.
   Поселок оглашало привычное тарахтенье электростанции. Окна домов выбрасывали снопы света.
   Он постучал в знакомую доерь. Тихо. Обойдя кругов, увидел темное, как грифель, окно.
   Не зная, куда себя деть, он закурил. Он силился вспомнить, в какие дни она дежурит. Подсчитывал. Выходило, что сегодня свободна.
   Немного подождав, он пошел к больнице. Это совсем недалеко. Надо только обойти контору, магазин, столовую.
   - Татьяны Васильевны нетуть, - встретила его бабка, скоблившая лопатой крыльцо. Это был единственный пожилой человек в целинном хозяйстве. Работала она при больнице.
   - А где она, бабуся?
   - На комитете, что ль.
   Алексей почувствовал собачью усталость. Шагая к совхозной конторе, он проклинал и то, что Тянюшка - секретарь, и вечер, и себя. "Какой же я болван. Ведь говорила, что - заседание..."
   3а дверью слышались голоса. Алексей, не колеблясь, отворил.
   - Разрешите?
   Голоса оборвались. Сквозь дым Алексеи увидел подернувшиеся к нему лица сидевчшх за длинным столом.
   Татьяна стояла в самим конце стола. Алексей заметил, как вспыхнуло ее лицо.
   Она холодно спросила:
   - У вас что-нибудь важное?
   Это уж слишком, Алексеи не узнавал ее. Ему показалось, что лица сидевших вокруг исказились усмешкой, досадой и еще черт знает чем.
   - Нет, я просто... - еле выдавнл Алексей.
   Он вышел и захлопнул дверь...
   В столовой, куда он направился, еще не гасили света.
   Но уже скоблили затоптанный пол, выносили ажурные урны с окурками и обрывками газет. За одним из столов сидели несколько человек и украдкой разливали в граненые стаканы вино. Прямо над их головами висела табличка "Распитие спиртного строго..." Алексею показалось это предупреждение смешным и нелепым. "Где же тогда не строго, - подумал он, - В поле? В общежитии?.." Он рассчитался за курево и направился к выходу.
   У самого выхода перед ним вдруг вырос Драчук.
   С ним - еще двое. У каждого из кармана брюк выглядывало по бутылке.
   - Здорово, Алеха! - загудел Драчук сразу. Он был порядком "под мухой".
   Алексеи сдержанно ответил на приветствие.
   - Задвинем, что ли, но-целинному? - Драчук похлопал по оттопыренному карману.
   Алексей колебался. Да, он, пожалуй, не против. Пожалуй, за компанию можно. Пока Танюшка заседает...
   - Аль торопишься? - наступал Драчук. - Айда! Она и сама разыщет к тебе дорогу... Ведь не впервой, а?.. - При этом он хитро подмигнул дружкам.
   Такого поворота Алексспне ожидал.
   - Послушай, - задыхаясь от волнения, глухо проговорил он, - трепись о чем угодно, а ее...
   - Что, особенная, да? Секретарь, да? Знаем мы...
   Драчук не закончил фразы. Зазвенела пощечина. Он с минуту ошалело глядел на Алексея, потом, выхватив из кармана бутылку, молниеносно занес ее над головой. Алексеи пригнулся. Бутылка угодила в одного из посетителей.
   Началась потасовка. Загремели столы и стулья. Полетели на пол тарелки и стаканы. Воздух потяжелел от паров разлившейся по полу водки. Алексей дважды кого-то сильно ударил и чудом оказался на улице.
   - Пьяницы! Хулиганы! Разбойники!.. - на разные голоса кричали служители общепита.
   Алексей ушел в ночь, к своему трактору.
   Молва о выходке тракториста Китова мигом облетела поселок. Распитие спиртного... Драка в общественном месте. И он, Алексей, зачинщик!.. Все это казалось невероятным. Татьяна не могла поверить. Этого не может быть! Но все говорили. И надо было что-то предпринимать, какие-то меры. Что за чудовищное слово-меры! Можно бы просто поехать в бригаду, поговорить с ним. Он ведь все поймет.
   Но теперь это уже не будет считаться достаточным. Это не меры, которые требуются от нее, комсорга.
   Только что состоялся неприятный разговор у директора.
   - Что за человек этот Китов? - спросил он недовольно, едва Татьяна переступила порог кабинета.
   - Тракторист, - дрогнувшим голосом сказала она, - неплохой.
   - Неплохих трактористов много. Людей надо. - Он сурово просверлил се взглядом. - Он комсомолец?
   - Да.
   - А ты секретарь? Так вот что, дорогой секретарь, если в ближайшее время не примешь в отношении своего хорошего самых строжайших мер, считай его уволенным.
   - Но, Павел Дмнтрич...
   - Никаких "но"! - он погрузился в лежащие на столе бумаги, считая разговор оконченным.
   А потом звонили из райкома. Требовали тоже поторопиться с самыми решительными мерами. И ни в коем случае не покрывать дебошира и пьяницу.
   Весь день она не находила себе места. После работы собрала комитетчиков. Те пожимали плечами. А узнав мнение директора, сказали: придется исключить.
   Неужели, думала она, и в самом деле придется? Надо немедленно увидеться с Алексеем.
   Пошла к Драчуку. Насвистывая, он протирал мокрой тряпкой запыленные стекла, капот машины. На приветствие не ответил.
   - Не подбросишь?
   Проводя по фаре несколько раз тряпкой, он нехотя разогнулся.
   - К нему, что ль?
   - К нему.
   Ехали молча. Татьяна смотрела в сумеречную даль, и ей становилось жутковато. Ей подумалось: здесь, в этой неуютной степи, может совсем потеряться он.
   Драчук оглядывался вперед. Небо начинало чернеть.
   Лучи от фар встречных автомашин, как шпаги, вспарыззл"
   темноту. Сюпь гудела затухающим гулом.
   - Скажи, Николай, - спросила она наконец, - он гебя, правда, первый ударил?
   - Чего? - не понял Драчук.
   - Он ударил тебя?
   - А, ерунда.
   - Выходит, не ерунда, если ударил.
   - Коли хочешь, можно что угодно не ерундой обернуть.
   - Промежду прочим, кому до этого дело? В харчевне я все уладил, и за посуду внес, что надо. Хватит, из мухи слона...
   Драчук повернул машину с дороги. Показался черный прямоугольник вагончика, весенне-осенняя резиденция трактористов.
   В вагончике было тепло. Пахло бензином и старой, немного подопревшей соломой. Засветив фонарик, Алексей по-хозяйски захлопотал. Достал откуда-то сахар, хлеб. Из закопченного чайника разлил по кружкам ароматный чли.
   Пока Татьяна отхлебывала из споен дымящейся кружки, выкладывал бригадные новости.
   - Знаешь, - разговорился он, - вчера и сегодня, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, мотор, как зверь, работал.
   Теперь смогу в "самоволку" каждый вечер. Хочешь?
   - У меня завтра комитет, - прервала его Татьяна.
   - Ну зачем так часто?
   - Скажи, это было не так, как говорят?
   - Почти так.
   На комитете, вопреки опасениям Алексея, царила атмосфера непринужденности. Несмотря на требования секретаря говорить по одному, не вставлять замечании, не бросать реплик, ребята невообразимо шумели. Галдеж поднялся особенно после выступления молоденького парнишки, инструктора райкома комсомола.
   Взяв слово, инструктор выразил сожаление, что некоторые не понимают всей пагубности проступка комсомольца Китова. При рассмотрении подобных персональных дел, многозначительно подчеркнул он, требуется особенная принципиальность и непреклонность. Злостная выходка Китова сводит-де ка нет заслуги всей организации.