Несколько дней хозяйка терпела, хоть и хмурилась, но в один из вечеров, когда опять собралась вся компания, она, глядя в упор на Леонида, который, опрокинув рюмку водки в рот, потянулся вилкой к закуске, нежно сказала:
   - Пьешь, котик? Закусываешь? А вкладывать в общий котел - не вкладываешь? Любишь, значит, на чужой счетЛеонид побагровел:
   - У меня эти самые проклятые кончились...
   Хозяйка засмеялась.
   - Косолапый, - крикнула она. - Тут у нас один из детского сада затесался. Расскажи ему, где можно достать радужные бумажки...
   - Кому объяснить? Вот этому? - Широкоплечий чернявый детина с зажатой в углу рта сигаретой подошел поближе и начал пристально рассматривать Леонида. - А сам нс знаешь?
   Леонид отрицательно помотал головой.
   - Да ну? А что такое бензосварка знаешь? С механизмами обращаться умеешь?
   - Умею. Швейные машины чинил.
   Чернявый захохотал:
   - Вот видишь! Значит, дело пойдет. От швейной машины до сейфа - одни шаг.
   Леонид оторопел.
   - Какой шаг? Какой сейф?
   - Очень простой. Берешь бензосварку и режешь. Взрезал сейф, а там-деньги. Что и требовалось. А с этими бумаженциями в руках ты будешь иметь все, что надо.
   Будь уверен, - он подмигнул Леониду и погладил одну из девушек по голой спине. - Смекаешь?
   - Смекаю, - еле ворочая языком, проговорил Леонид.
   - Хорошо. Значит, по рукам?
   - Нет, - отрицательно покачал головой Леонид. - Я в крайнем случае копейки на панели просить буду, а с бензосваркой - мне не с руки. Это дело сложное...
   Он не договорил. Чернявый развернулся и влепил ему такую затрещину, что Леонид полетел на пол.
   Когда Леонид поднялся, детина нанес ему еще один удар в лицо. Потом еще.
   - Это тебе пломба, - наконец прохрипел он. - Чтоб рот тебе запечатать. Чтоб- ни гу-гу. Понял? Л теперь убирайся.
   Леонида выставили из дома.
   Еще одна ступенька вниз. Сколько их было? Разве сосчитаешь... Не все ли равно? Он теперь был словно во сне.
   Работать? Работать он уже не хотел. Жить было негде.
   Как-то сами собой вспомнились слова, сказанные им чернявому: "...я в крайнем случае копейки на панели просить буду...."
   А что, если и в самом деле? В случае чего и контуженность изобразить можно. Л народ у нас добрый. Подадут.
   И Леонид начал попрошайничать. Невероятно, но факт: еще не старый, совершенно здоровый мужчина обращался к своим соотечественникам с протянутой рукой. Он просил "помочь". Но разве он действительно нуждался в помощи? Нет. Он просил, потому что сам, своими руками довел себя до полного разложения.
   У него была семья, но он ее бросил. У него был дом, но он бежал оттуда. Он мог работать, но он спутался с преступниками, соблазненный "сладкой" жизнью. Ему бы хотелось жить так, как жили, они, не трудясь. Но его лишь пугала перспектива расплаты. Воли к труду не было. Идти на прямое нарушение закона он боялся, заняться открытым грабежом было слишком опасно. И он выбрал среднее - начал обирать людей с их согласия, выпрашивая трудовые деньги и тут же пропивая их.
   Все в его жизни, с тех пор, как он ушел от жены, было обманом. Теперь обман сгустился до предела, и каждый шаг Леонида был пропитан ложью. Он был еще не стар, но теперь нарочно оброс щетиной, чтобы придать себе вид пожилого и изможденного страдальца. Он был совершенно здоров, но двигался и говорил так, словно был тяжко болен: Выпрашивая у людей деньги, он говорил, что они нужны ему на еду, потому что он голоден. Но едва собрав какую-то сумму, он тут же пропивал ее. Без водки он теперь жить уже не мог.
   Так проходили дни. Однажды его вновь потянуло на окраину, в дом, окруженный садом, захотелось опять увидеть разбитную официантку и ее дочку, услышать тягучую изломанную музыку, которой развлекались чернявый и его собутыльники.
   Он пошел. Пришел на знакомую улицу и долго стучал в ворота. Дом за воротами молчал. Никто не отозвался на его стук. Наконец из соседней калитки вышла женщина и сказала, чтобы он перестал стучать. Официантка Муся и ее дочь арестованы.
   Леонид бросился прочь.
   Теперь по пятам за ним ходил страх. Он боялся, что следствие, занявшись теплой компанией, начнет выяснять круг знакомых хозяйки дома. Решил на всякий случай уехать. Но пока медлил. И опять толкался по улицам, клянчил у прохожих деньги. Вечером, как всегда, напился в подвале и заснул. Ему приснилась Ксения. Она держала за руку девочку. Та смотрела на него и говорила: "Папа".
   Проснулся он в слезах. Сердце щемило. Подвал был похож на могильный склеп.
   Наутро он уехал из Семипалатинска.
   ... Моросит дождь. На мокром, грязном тротуаре у гастронома сидит человек. Лицо заросло щетиной. В замасленную кепку с оторванным козырьком с глухим звоном падает мелочь.
   Подходит лейтенант милиции.
   - Гражданин, попрошайничать нельзя, - говорит он. - Идите домой.
   Заросший щетиной человек молча приподнимается, начинает суетливо выгребать из кепки монеты.
   Участковый проходит дальше. Бродяга настороженно следит за ним взглядом и опять принимается за свое.
   - Братишка, не обойди контуженного, - обращается он к молодому человеку, который спешит куда-то быстрой деловой походкой.
   Молодой человек, бросив короткий взгляд на сидящего, молча идет дальше.
   - У, стерва! - несется ему вслед. - Пожалел копеечку...
   Участковый решительно подходит к бродяге:
   - Пройдемте со мной!
   Тот молчит.
   - И чего привязались к человеку, - вмешивается какая-то сердобольная женщина. - Хулиганов так не замечают...
   - Нашла за кого заступаться, - говорит другая, - да он каждую копейку в глотку заливает.
   Бродяга оглядывается мутными глазами, видно, ища сочувствия.
   - Не тронь! - вдруг с надрывом кричит он. - Я контуженый!
   Он немного приподнимается и тут же падает на асфальт.
   Судорожно задергались руки, голова, ноги. На губах показалась пена.
   Остановился прохожий, другой, третий. Люди возмущаются:
   - Не троньте инвалида!
   - Если вы в форме, так думаете, вам все позволено!
   - Оставьте в покое человека!
   Лейтенант стискивает зубы. Он молчит. Ему обидно за людей, которые готовы отдать свою трудовую копейку тому, кто протягивает к ним грязную руку.
   Из-за угла, торопливо постукивая протезом об асфальт, идет одноногий. Протиснувшись сквозь толпу, он внимательно смотрит на лежащего, затем рывком поднимает бродягу.
   Тог от неожиданности забывает упасть и ошалел.о глядит вокруг.
   - Сволочь ты! - говорит одноногий. - Опять с утра успел налакаться. Я же тебя знаю! Разве такому впрок сочувствие? Какой ты контуженный? Симулянт!
   Люди расходятся" Лейтенант уводит попрошайку. Тот идет впереди понурившись, спотыкается на каждом шагу.
   В медвытрезвителе бродяга таращит осоловелые глаза, бьет себя в грудь, куражится перед дежурным.
   - Анкету тебе надо заполнять на меня, да? Сам заполняй! Кого те надо? Фамилию? Имя и отчество? А я ничейный. Попробуй, узнай, кто я? Был Поповым, был Леонидом, да еще и Федоровичем, а теперь я тень!. Я ничто. Попов давно коньки отбросил. И фотография есть, как он, сердешпый, в гробу лежит. А жена-то его, уж убивалась она, убивалась, когда узнала, что он номер...
   Под пьяное бормотание он засыпает, ...Михаил Сорокин, следователь районного отделения внутренних дел, уже третий день бьется над установлением личности задержанного. На смуглом лице следователя печать усталости. Он перебирает бумаги. Доставленный пьяным, бродяга назвался Поповым Леонидом Федоровичем.
   Теперь от всего отказывается. Между тем Попов Леонид Федорович разыскивается как злостный неплательщик алиментов. Как заставить его заговорить, признаться?
   Следователь приказывает ввести задержанного. Бродяга входит. Щетина отросла еще больше. Теперь это уже на(стоящая борода.
   - Где ваш паспорт? - спрашивает следователь.
   - Без него родился.
   - Вам в вину вменяется статья 201-1 Уголовного кодекса республики, по этой статье несете ответс!вепность за бродяжничество. Вы поняли меня?
   - Да, понял. А статьи меня не пугают.
   - Я требую паспорт. Я должен передать суду человека, который совершил определенный проступок. За определенное нарушение - определенного человека, а не кого-либо другого.
   - Какое вам до меня дело, начальник? Душа моя и так нараспашку.
   - Хватит паясничать, Иванов. Так, кажется, сегодня вы назвались?
   - Какая разница? Могу назваться и Петровым. А помощь ваша мне не нужна.
   Зазвонил телефон. Следователь взял трубку. Говорила жена. Она напомнила, что сегодня день рождения у его дочери. Стол накрыт. Гости собираются.
   - Надеюсь, что ты не заставишь себя ждать. Приходи скорей, - закончила жена.
   - Света, милая, - вздохнул Сорокин, - извини меня.
   Поцелуй Томочку, скажи, пусть на меня не сердится. Садитесь за-стол, не ждите меня. Я, к сожалению, задержусь.
   Он положил трубку. Взглянув на бродягу, он увидел, что тот с жадным любопытством прислушивался к разговору по телефону. Однако, заметив испытующий взгляд следователя, опять принял равнодушный вид. Но что-то в нем неуловимо изменилось.
   Следователь понял, что бродяга напускает на себя спокойствие и куражится только для того, чтобы скрыть какую-то свою заботу, быть может, свое самое уязвимое место. И это уязвимое место связано с его личной жизнью.
   - У вас есть семья? - спросил он бродягу.
   Бородач усмехнулся:
   - Была. Была когда-то.
   - Расскажите.
   Бродяга тупо молчал.
   Сорокин вынул из дела фотографию, на которой был изображен человек в гробу, обложенный цветами. Он положил фотографию на стол.
   - Это вы?
   Бродяга взглянул и затрясся.
   - Я ... - Его била дрожь. - Это я...
   Он пил воду, давился рыданиями. Вздыхал, вытирал кепкой слезы и опять глотал из стакана воду. Потом долго сидел, приходя в себя, судорожно всхлипывая. Наконец начал рассказывать. Рассказывал долго.
   Он начал издалека, с той речки в селе Обухове, где они познакомились с Ксеней. Он говорил о первых счастливых годах, потом о бегстве от семьи, о бесконечных скитаниях...
   Сорокин слушал, смотрел на него, и перед глазами его проходила жизнь человека, который сам, своими руками уничтожил все самое лучшее, что у него было. Зачем? Во имя какой свободы? Неужели ради того, чтобы в. дождливый день осени, сидя на тротуаре, выпрашивать у прохожих копейки,а потом пропивать их?
   Сорокин вышел в соседнюю комнату, отдал дежурному распоряжение. Вернулся, сел за стол. И спять слушал то, что рассказывал ему бородатый.
   И в то время, как оч слушал горячую, сбивчивую исповедь о бессмысленно растраченных годах, ему вспомнилось старинное изречение: характер человека определяет его судьбу. Слабое, двоедушное естество, отсутствие воли и мужества - это предпосылка. Одинокий, грязный, заросший щетиной бродяга, без семьи, без угла, один, как перст, на целом свете - итог.
   В дверь заглянул дежурный, доложил:
   - Товарищ капитан, люди, которых вы пригласили, прибыли. Ввести их?
   - Да. Пусть войдут.
   Вошла седая женщина вместе с девушкой в белом платье.
   Леонид дико глянул на них, упал со стула ч, царапал ногтями доски пола, пополз к ним.
   - Ксюша, Ксюшенька, прости! Простите меня, подлецд, - в исступления бормотал он.
   В. ДАКИШЕВ.
   старший лейтенант милиции.
   * * *
   "МЕЛКОЕ ДЕЛО"
   ПОТЕРПЕВШАЯ
   Список вызванных на сегодня кажется бесконечным.
   Один, два, три... тринадцать человек. Как нс похвалить стажера. Постарался Ханзада.
   В коридоре раздался четкий стук каблучков.
   Кто-то уже идет. Я пододвинул к себе стопку дел. Которое понадобится?
   Девушка с фигурой .манекенщицы. Веселое личико окружено густыми рыжими волосами, спускающимися до плеч.
   Волосы наверняка крашеные. Есть такой шампунь...
   - Доброе утро, товарищ детектив, - с улыбкой сказала вошедшая.
   Признаться, такого фамильярного обращения я нс ожидал и пока решал, не установить ли между нами известную дистанцию, приличествующую деловой обстановке, девушка продолжала тем же беспечным тоном:
   - Я по вызову. Только в повестке указано: одиннадцать часов. А я не могу. У меня в это время экзамен. Отпустите, пожалуйста, раньше. Можно? Она все еще держалась за дверную руч^у, но глазами уже искала стул.
   - Экзамен - причина уважительная, - посочувствовал я. - Проходите.
   - Модерновая меблировка, - удовлетворенно констатировала незнакомка, оглядев мебель в кабинете. Со стульев, обитых зеленой буклированной тканью, и железного шкафа в углу она быстро перевела взгляд на меня.
   ~ А я вас представляла другим...
   Глядела она прямо и вызывающе.
   "Девушка-холерик, - решил я. - В компании такие добровольно берут на себя обязанности массовика-затейни^ка. Незаменимые свидетели с их почти фотографической памятью".
   - ... То есть не вас, а следователя вообще, - поправилась она.
   В списке значилось, что на одиннадцать часов вызвана Наталья Задонская. Отрекомендовалась и сама девушка, протянув руку. Пожатие ее было уверенным, крепким.
   - Если хотите, просто Ната, - добавила она и села.
   "Потерпевшая. Студентка пединституты^-понял п.
   Нажал на кнопку авторучки. Приготовился слушать и записывать.
   - Представляете! - Задонская слегка подалась ко мне, в ее красивых серо-зеленых глазах опять заплескались смешинки. - Впервые в жизни села на мель. Ни копейки за душой. Старуха смотрела, как на врага: "Когда за квартиру платить будешь?" Поверьте, говорю, Ираида Ивановна, нет денег. Задержали что-то мои с переводом. Ведь Камила задерживает, вы же ей ничего! "Тебя не касается!" - Голос девушки мгновенно почерствел, в нем явственно обозначилось чужеродное, видимо, хозяйкино раздражение. - Ужасно грубая старуха.
   Вблизи заметно, что разрез глаз Задонской чуть удлинен к вискам с помощью черного карандаша. Современная девушка.
   - Пришлось продать кофточку, - призналась она, - НУ, расплатилась. Звоню своим. Спрашиваю: в дотации отказали? Да? Голодной смертью умирать? Мамуля моя переполошились. Что такое? Оказывается, перевод давно выслан. Да, да. А я не получала. Представляете? - девушка ясно напрашивалась на сочувствие.
   - Представляю, - сказал я.
   В кабинет без стука вошел новый посетитель-молодой чернобровый парень.
   - Пока побудьте в коридоре, я занят.
   - Но вы же вызывали к девяти, - возразил парень, протягивая повестку.
   - Человек торопится на экзамен, - миролюбиво объяснил я - давайте отпустим. Не возражаете?
   - Я, может, тоже тороплюсь, - пробормотал парень и только тут взглянул на Задонскую.
   - Если молодой человек настаивает, я могу... - она слегка приподнялась.
   - Да нет уж... - сдался парень.
   Задонская проводила его взглядом до двери.
   - Тогда, как заправский следователь, - продолжила она, показывая, что засучивает рукава, - я веду следствие.
   Первым делом на почту. Ну, сейчас в жалобную книгу такое напишу! Такое!.. Начальник почты, толстячок, покопался в бумагах. Важничает: "Это самое. Э-э... Верно. Пришел перевод". Фу! - помахала она рукой, шутливо отдуваясь. - -"
   Пропала охота жаловаться. "Так выдавайте скорее, и делу конец!" "Мы, гражданочка, это самое... дважды не выдаем!" Как дважды? Уже выдан? А кому... Задонской?
   Да поймите, говорю, Задонская - это я. Я! И вот мой паспорт. Этих денег я не по-лу-ча-ла! Посмотрел и возвращает: "По нему и выдан". Разрешите, говорю, взглянуть.
   Взяв со стола конверт, я достал извещение о переводе.
   На лице Задонской появилось удивление.
   - А, оно уже здесь!? Быстро!.. Ух, и взялся за меня начальник: "Да будет вам известно, выемка корреспонденции производится с санкции прокурора. Это еще требуется доказать, что вы не получали! И, между прочим, на двери читать надо: "Вход посторонним запрещен!" - Казалось, я слышал чеканную сухую речь рассерженного администратора. - Я еще и почтальоншу разыскала, - вдруг вспомнила она. - Почему, спрашиваю, извещения не было? А она глаза круглые вытаращила, да как закричит: "Ах, не было?
   Посадить хотите? Бегите в милицию! Бегите! Ишь, грамотная выискалась!" девушка уперла руки в бока, задрала голову, и кабинет заполнила скороговорка почтальонши.
   - Ну вот, на этом мое следствие и кончилось, - простодушно созналась она. - Разберитесь, пожалуйста: кто прав? Кто виноват? А денег, правда, не получала. Честное пионерское!
   Я задал несколько вопросов. Задонская отвечала без запинки, не размышляя и не задумываясь. Живет вдвоем с Камплсш Гурезич. Кто она? Студентка музыкального училища. Кто в доме еще? Одно женское сословие: они да старуха Ирандп Ивановна,хозяйка.
   - Не вздумайте назвать бабушкой. - предостерегла Задонская: - Ох, и психанет!
   - А раньше переводы приходили на этот же адрес? Недоразумении не. было^
   - Приходили.
   Дверь снова открылась. Зошел Ханзада, симпатичный молодой практикант с безукоризненной военной выправкой.
   - Дом на замке, - четко доложил Ханзада. - Повестку оставил у соседки.
   У меня Ханзада всего третий день, и я очень доволен расторопное тью помощника. Подойдя в своему столу, оч с озабоченным видом принялся подшивать дело, но, взглянув на Задонскую, озадаченно заморгал глазами.
   - Камиля Гуревич ваша подруга? - спросил я Задонскую.
   - Нет, что вы! - удивилась девушка. - Просто мы случайно оказались вместе. Она с прошлого лета живет.
   А я с зимы. Да и вообще... - она вздохнула, - знаете, как у девчонок? Ну, прибежишь из института, поделиться с кем-то хочется, а Камила молчит. Старухину сторону приняла. Какая тут дружба! В общем, девица себе на уме.
   - А вы ее не подозоеваете?
   - В чем?
   - В этом самом.
   - В воровстве? - "Модные" глаза, Задонской округлились. - Как-то не подумала. Правда, а кто и когда взял паспорт? Он всегда в сумочке на стене... И заметьте, паспорт как был, так и остался.
   С минуту размышляла, оттопырив нижнюю губу:
   - Сидит вечно без денег, стипендию не получает... - И решительно отрезала: - Пег, не знаю.
   Хаизада смотрел на Задонскую во все глаза. Я сделал незаметный знак: не смущай, мол, девушку. Но мой помощник никак не отреагировал.
   - Да тут целая швейная мастерская! - воскликнула Задонская, увидев в его руках иголку с ниткой, и добавила, явно кокетничая: - Интересно, какой шов у вас в моде?
   - Любой, - отпарировал Ханзяда. - Лишь бы не было шито белыми нитками.
   Задонская оценила ответ и рассмеялась.
   - Ханзада, - сказал я, - тебе поручение. Возьми у девушки образец почерка. Продиктуй что-нибудь на вольную тему. - Я повернулся к Задонской: - Вы не против?
   - Почему против? Пожалуйста, сколько угодно. Па почте говорят: "Требуется доказать"... Вот и докажем, что не мой почерк. Пожалуйста, сверяйте.
   Пока Ханзада брал образец почерка, я закончил писать протокол.
   - Бог с ними, с деньгами, - доверительно произнесла Задонская, подписывая показания. - Презренный металл!
   Но все-таки кто сделал? Кому надо? Еще и здесь?.. Но, если это моя соседка... И здесь? О, писать научишься...
   Если это она!.. Знаете, верх подлости!
   Перед тем, как направиться к двери, Задонская сказала:
   - У меня к вам просьба: поговорите, если не трудно, с хозяйкой. Сейчас экзамены, а старухе-никакого дела.
   Вчера вещи чуть не повыбрасывала. Не по нраву, видите ли, пришлась. А чего? Мальчишки не ходят. Допоздна не задерживаюсь...
   Я обещал, тем более, что встреча с хозяйкой непременно должна состояться. Разъяснил попутно, что все конфликтные вопросы о выселении решает суд.
   - А когда дело прояснится? - поинтересовалась Задонская. - Не скоро?
   - Как только будет готово заключение экспертизы, - ответил я.
   - Не позже субботы.
   - Ловлю на слове! - Она взглянула на свои часики. - В субботу ровно в десять утра я приду. Имейте в виду! - И погрозила пальчиком.
   - Попробуйте не сдержать обещания.
   - Ни пуха, ни пера! - Вдруг оторвался Ханзада от дела.
   - К черту... - небрежно ответила ему Задонская и опять повернулась ко мне: - Только вы с ней построже...
   Ладно? Приструните стяжательницу. Ну, до субботы...
   Так она и осталась в памяти-стройная, милая, с солнечной прядью на бело-розовой щеке. И ни одного фальшивого жеста! Редкий человек держится так уверенно в кабинете следователя.
   - У девушки талант общения, - сказал я. - Ты не находишь?
   Мой помощник, казалось, только и ждал этой реплики.
   - Странная вещь! - он откинулся на спинку стула, - Вог заметишь где-нибудь человека, просто так в глаза бросится: в автобусе, на улице... И все равно столкнешься с ним еще раз! Недавно на водной станции видел одну веселую компанию. А на вышке - девчонка в голубом. Поправляет шапочку. Помахала своим рукой. Оказывается, поспорила, что прыгнет. Вижу, бултых! И выходит, как ни в чем не бывало. И вот, пожалуйста, торжествовал Хаизада. - Только что здесь была! Как по-вашему, ничего девчонка?
   Ах, вот в чем дело!
   - Выходит, это у тебя уже не первое свидание?
   Ханзада замер. Не ответив, нагнулся, чтобы перекусить нитку.
   - Подшил... Вот... - проговорил он, хмурясь и краснея мочками ушей, Только шило... черт... Как списанный штык. Вот, смотрите, тупое. Неважнецкое, говорю, орудие труда... Не прокалывает, а рвет.
   Эх ты, Ханзада, Ханзада...
   - А что? Неплохо бы сюда электронную машину, - меня так и подмывало пощекотать его самолюбие. Ханзада считал себя неуязвимым и на все колкости, как правило, отвечал снисходительной улыбкой. - Запрограммировал бы скажем, цвет глаз, отношение к общественным нагрузкам. Еще какой-нибудь десяток пунктов. Палец на кнопку: раз! И ответ готов: хорошая девчонка или не очень Здорово. - Я поднялся, чтобы пригласить парня, ожидавшего в коридоре.
   - Если надо и без машины разберемся, - буркнул Ханзада вдогонку. Только меня это не интересует.
   СПРОСИТЕ ПОЧТАЛЬОНШУ
   Первые капли дождя дробно застучали по подоконнику.
   Нафтол, на бумаги полетели брызги. Я бросился к окну, чтобы закрыть его. Дождевые струи плотно заштриховали сквер и дальние дома прямыми серыми полосками. Ливень налетел на город внезапно - шумный, озорной...
   - Ну, я и выдала. А кому?" Нет, вы спросите, кому? - Минуту назад внезапное вторжение дождя оборвало бойкий рассказ кассира почты. Теперь она словно торопилась наверстать упущенное. - Ей и выдала, фифочке, которая к нам приходила. Если крашеная, значит ей вера?
   Кассирша - решительная женщина лет тридцати пяти с сердитыми глазами и могучим торсом.
   - Паспорт-то чей записан? Давайте глянем. Ее паспорт, Задонской. Ишь, зубоскалка, всех хочет вокруг пальца...
   И все-таки кассирша держалась нс очень уверенно. Говорила с надрывом. Размахивала руками. Еще бы! Выдать деньги другому лицу - служебная халатность. За это начальство, естественно, не похвалит.
   - Мы бы вам поверили, - остановил и кассиршу, - если бы можно было объяснить: зачем нужно Задонскому вводить нас в заблуждение.
   Стул под женщиной жалобно заскрипел.
   - Нужно, не нужно, - сварливо передразнила она. - Имейге в виду, я прямо говорю. Давайте тогда очную ставку, коли не верите. Я ей в глаза бесстыжие... прямо. Получала, а еще жалуется. Таким стилягам, конечно, вера... Нс верите, так у почтальона поинтересуйтесь. Извещение принесли? Принесли. Не куда-нибудь-на дом. Нет, что хотите, а моей вины нету! Спросите лучше почтальоншу: кому она вручала извещение?
   Хорошо, послушаем почтальоншу.
   В кабинет вошла высокая, худощавая, какая-то чересчур подвижная женщина. Было в ее продолговатом лице с длинным носом и близко посаженными глазами что-то неприятное. Угодливость? Неприязнь вызывало и покашливание в кулак, и тихий голос, и манера сидеть на краешке стула.
   Такая, конечно, могла на Задонскую и нзкрича ть.
   Свои паспорт женщина оставила дома. Обозвала себя недотепой. Принялась пространно, с извинениями, объяснять. что вспомнила об этом, лишь подходя к милиции и, конечно, вернулась бы, но помешал дождь.
   - Так и льет. Гляньте, стеной встал. - Дождь действительно разошелся вовсю. Водосточные трубы гремели, будто по ним барабанили палками.
   - Я за ограду заглянула, - рассказывала с готовностью почтальонша, смотрю, замочек на сенях. Ладно, думаю, тогда в ящпчек опущу. Для корреспонденции у них щелка возле ворот. В заборе. Снаружи нужно опускать.
   Вот, значит, протолкнула и пошла.
   - А зачем заглядывали за ограду?
   - Заглядывала за ограду?
   - Ну да, - подтвердил я, - зачем вам это понадобилось? Ведь щель, как вы сказали, снаружи забора?
   -Верно, верно, - спохватилась почтальонша. - Забыла упомянуть, извините. Для удобства клиентов мы и деньги разносим. Тут извещение, тут и деньги. Получай, дорогой товарищ. Ну и смотрела: есть ли кто дома? А там замочек. Небольшой такой. Собака загавкала. Я ее до смерти боюсь. Как сейчас помню, принесла письмо, извещение а переводе. Потом "Работница" да газетка. Письмо с извещением - в газетку, газетку в журнальчик. И о щелку....
   - Письмо на чье имя?
   - На чье имя? - опять переспросила она.
   - Да, кому адресовано?
   - Что-то не припомню, извините. Нам лишь бы адрес.
   - А как поступили с деньгами?
   - Как поступила?
   Ее манера переспрашивать начинала надоедать. Не часто, но такие свидетели попадаются. А у некоторой категории людей это излюбленный прием - тянуть время, чтобы обдумать ответ.
   Я промолчал. Притихла и почтальонша.
   - Так где же деньги?
   - Деньги?
   Нет, чтобы разговаривать с ней, надо иметь железные нервы.
   - Да, где деньги, которые вы приносили для вручения Задонской?
   - Известно, где. У кассира. Все до единого рублика. - Она вдруг сдвинула губы в полосочку, глянула подозрительно. - Уж не меня ли обвиноватить хотите? За всю жизнь ни за единую копеечку не запнулась. Врать не буду.
   Уходя, почтальонша расхрабрилась:
   - Неудобно, да уж спрошу. Сколько за это дело причитается?
   Я понял.