Страница:
- Не знаю, не знаю, - сказал я. - Но ведь к Богу, только к нему и надо идти! Это же и есть истина!
- Да, это истина, но лучше быть на Земле! - сказал Мечетов.
- Не знаю, что лучше, но я буду стремиться к Богу, - сказал я, и Паша задумался.
- Ты пойми, что это же путь совершенства, - исподволь подтолкнул я его размышления.
Мы немного помолчали, а потомуснова разговаривали и пили чай на фоне тихой музыки. Паша тоже почитал мне свои новые стихи и переделанную главу из повести, а чуть позже Мечетов уехал домой.
Когда я проводил Пашу и вернулся в кинотеатр, в малом фойе бушевала мужиковатая контролерша:
- Ишь ты! Наглый! - выкрикивала она. - Я щас милицию вызову! - И, заметив меня, поспешила ко мне навстречу.
- Сергей Александрович! - выкрикнула контролерша мне навстречу.
А причиной ее гнева оказался прорыв в кинозал без билета одного из местных лоботрясов. Мне пришлось провести с ним профилактическую беседу у себя в кабинете, и беседа эта затянулась минут на тридцать.
Потом лоботряс ушел. А меня ожидала уйма неотложных дел.
Сначала я помог перебрать пыльные книги в библиотеке и перестрясти их; Екатерина тоже помогала. Потом я сам с помощью молотка и отвертки отремонтировал в двери большого фойе сломанный врезной замок: тот безбилетный лоботряс изрядно согнул его щеколду; сходил на завод и договорился о побелке потолка и покраске пола в библиотеке, хотя это должна была быть их забота, заводская, ибо библиотека принадлежала им.
Все это время, пока я метался по этажам кинотеатра и что-то утрясал и потрясал по привычке, меня не покидали две мысли: встреча с Аней и необходимость разговора с учителем.
В конце концов я сильно устал и где-то уже около половины пятого, отмахнувшись от всего на свете, пошел и заперся в своем кабинете изнутри, на ключ. Я набрал телефон Ивана, не обращая внимания, что в кабинет, будто нарочно или по какому другому умыслу, время от времени кто-то, да стучался.
По телефону я подробно поведал учителю о своем первом выходе, об ощущении астрального тела.
- Все хорошо! - подытожил Иван. - Литературу по мистике читать прекращай, она тебе уже не нужна. Теперь набирай астральный опыт, свой, неповторимый!..
И учитель преподал мне прямо по телефону целевую установку на предмет моей дальнейшей работы над собой:
- Теперь всегда старайся отделять важное от второстепенного, и делай это при любых обстоятельствах, даже - во сне! Не вступай в спор, если он ведется предметно, а не идейно. Уклоняйся от бездуховных обществ, проходи мимо них. Не позволяй себя унижать, не допускай страха и сомнений. Важное - это цель, второстепенное - средства. Цель - манит тебя, увлекает, но не иди напролом, во что бы то ни стало, пробуй различные варианты пути, обязательно попадешь на свой, если же в одном месте будешь прорываться потратишься понапрасну и даже можешь погибнуть, помни об этом!.. Цель должна быть только одной - совершенство, а путь посвящения - есть средства! Первая, конечная цель - Космическое сознание, овладевай им, входи в него, объемли его, оно только твое!.. И ты в нем в ответе за все!.. Умей вовремя переключаться с Воли на Веру, с воздействия на созерцание, с подачи на восприятие - это залог твоего физического и духовного здоровья, островок безопасности на трассах и тропинках Космического Сознания!.. Учись плакать, когда смеется твоя душа, и смеяться, когда она плачет. Ощущай все время упругость вокруг себя, свою легкость и твердость на земле. Все твои движения должен предварять незримый, радостный вихрь! Никому и ничему на свете - не давай себя подавлять. Иди на толпу смело, не обращая внимания на ее состояние! Либо будь безразличным к объекту твоего подавления, либо уйди от него в сторону, укройся с отрешенным спокойствием, либо погаси его словом или действием. Если что-то наметил, постарайся не изменить этому решению: хотя бы ради спора с самим собою, хотя бы и абсурдно, но выполни его. Обязательно делай каждый день физзарядку для ума и тела. Для тела определи необходимый минимум упражнений и выполняй его. Здесь очень важно учесть, не забыть обо всех органах и функциях, - их пределы - это твоя мощь, поддерживай их на высоте солнечного восторга... Для ума: тренируй память только временную, длительная память порождает привязки. Предпочти обращаться к справочникам и записным книжкам, к профанам с энциклопедическими знаниями, чем к своей длительной памяти!.. Умей переключаться с объекта на объект совершенно безболезненно: рассматривая теперешнее, не помни о прошлом, если оно не находится в логической цепи данности твоего внимания... Логику любви, помни о ее существовании, но возносись над ней духом своим!.. При знакомстве с новым не старайся запоминать его длину, ширину, высоту в цифрах - все только в образах! Для тебя важно не имя человека, а что есть его суть и образ! Лучше запомни его голос, чем фамилию!.. Замечай и полюби все прекрасное. Ограничивай себя от мира, по мере возможности, конечно, но лучше всегда произведениями искусства. Если на улице взгляд негде остановить, то лучше смотри на траву, дерево, облако, закрой глаза или уйди с этого места!.. Но не гнушайся по своей воле или по воле других, если ты это предпочел для себя мерзким, отвратительным. Спокойно, например, рассматривай труп собаки, кошки, человека и др. Дыши спокойно, без отвращения, если таковы обстоятельства, испорченным воздухом, даже можешь и наслаждаться им, анализировать его состав, но не отрицай его! Освободись от условностей, от веры в приметы, от религий, от святостей!.. Постарайся не принимать на себя обязанностей, а если и случится выполнять таковые, то выполняй их с прилежанием знатока и стороннего наблюдателя, скрупулезно, энергично, но холодно, хотя с виду и радостно!.. Никому, ничего и никогда не запрещай, ибо то, что ты запретил кому-то, каким-нибудь образом непременно скажется на тебе отрицательно или на чем-либо важном для тебя, здесь даже возможна и прямая связь: то, что ты запретил, сам же и выполнишь от и до, сотворишь, так сказать, ощутишь!.. И еще: не менее двух часов в день гуляй пешком и молчи... или же размышляй в полушепоте, чтобы прохожие не видели и не слышали, или же делай оное про себя!.. Радость и горе - всегда сдерживай, если хочется бежать, прыгать, петь, плясать от восторга, или обратное от горя, - ни в коем случае этого не делай: тратишь энергию понапрасну!.. Помни, что все вокруг тебя - результат твоего настроения, ты породил окружающее!.. Полюби всех женщин на свете. Они несут энергию тебе, но смотреть на них надо мельком, ненароком, как бы улавливать ноги, груди, улыбки, взгляды... И все это копи, копи в себе и переводи мысленно в энергию радости жизни, порождай вихрь устремленности!.. Но ни в коем случае не увлекайся, не привязывайся к женщинам, особенно к прохожей женщине, не приставай взглядом или мыслями своими, не становись рабом образного, астрального разврата!.. Ибо тогда ты теряешь, а не приобретаешь энергию свою, а копить, компенсировать ее потом будет дважды тяжелее. По возможности, живи один, пока не будет достаточно астрального опыта, и, если для этого необходимо покинуть социум, на время, - покинь его - не колеблясь!.. Не имей авторитетов и ничему и никому не поклоняйся, но при этом не создавай в себе культ гордыни!.. Мне ты покоряешься - только как учителю, и не более! Когда-то ученик обязательно должен перестать являться таковым перед образом учителя, а учитель - уходит в отставку. Еще несколько, так сказать, практических советов: упражняйся по астральному видению. А именно, ежедневно, кроме энергетических упражнений, - совершай как бы мысленные путешествия, но до мелочей рассматривай все возникающие образы при этом и заканчивай подобное занятие, к примеру, "по звонку будильника", как это советует Г.О.М. Учись созерцать, рассматривать свое тело и его внутренности, видеть их энергетическую сущность, и так же поступай и с другими, тебя окружающими людьми. Проходишь мимо здания: залезь внутрь и попутешествуй; проезжает машина, сядь в нее мысленно и образно прокатись; попереворачивайся на постели, поделай всевозможные физические упражнения, и так далее... Мысленно, но все так же пристально рассматривай какие-нибудь предметы, а потом сравнивай их с настоящими, или же рассматривай настоящие предметы, изучай их углубленно, а потом повтори мысленно... Воображай предметы, несуществующие в природе, и рассматривай их так же до мелочей и подробностей... Переключайся с воображемых одних предметов на другие быстро и свободно, но сосредоточенно! Если будешь это свободно выполнять при отягчающих обстоятельствах, условиях (шумы и прочее), тем ценнее результат!... И как дополнение: никому и ничему, никогда и нигде - не приклеивай ярлыков собственного мнения, - это искажение мира, чреватое ударами по тебе!..
А твое затишье сейчас - это западня. Жди и верь моему опыту, скоро все откроется!..
- Как это? - заволновался я.
- Могут начать окручивать, настраивать, расстраивать. В худшем случае: скажем - удар ногой в живот, и все кончено!..
- Что, так серьезно?! - сполошился я.
- Да. Могут и убить! Главное, не расстраивайся, не раздражайся, не позволяй себя вывести из себя!.. Да! И еще: помни, что в Астрале могут заблокировать тебе обратный ход в тело физическое. Пока ты в Астрале, с ним сохраняется слабая, чисто символическая связь, поэтому не проявляй агрессивности или настойчивость в Астрале, - это чревато потерей энергии, ориентировки, и, в конечном результате, не исключено - блоком!.. И вообще запомни, что если захочешь подраться - тебе предоставят такую возможность, чтобы вовлечь. Захочешь отомстить - тоже предоставят ситуацию и ею приманят. И прочее!..
Я решился и рассказал Ивану о ведьмах, отделении милиции, Остапе Моисеевиче, Купсике, пропавшем магнитофоне.
- Ну вот, сам начинаешь убеждаться, - сказал учитель, - они не дремлют, а значит, что сейчас уже готовят тебе сюрпризы. Будь бдителен и осторожен, не поддавайся на их провокации! На этом урок учителя закончился...
Уже было пять часов, когда я оделся, вышел из кабинета в малое фойе. Я собрался ехать на встречу с Аней в кафе.
Я заметил, как, скрываясь в углу, стоял неподалеку от приоткрытых дверей в большом фойе Кирилыч и подслушивал разговор кассира с контролером. Мне было неинтересно, о чем там говорят, и вообще, ситуация показалась противной, и я нарочно громко кашлянул: Кирилыча передернуло, и киномеханик поспешил на цыпочках взбежать на второй этаж к себе в кинопроекционную. Контролерша, услышав мой кашель, выглянула в малое фойе.
- Уже уходите, Сергей Александрович?! - крикнула она, как мужик, каким-то сухим голосом.
- Да. Уже сил нет. Устал! - отозвался я, замыкая кабинет.
- Вот, я говорю, гадина какая! - выругалась контролерша.
- Это вы насчет того лоботряса? - уточнил я.
- Да. Вот такие же гады и магнитофон сперли. А вам и отвечать, и волноваться, Сергей Александрович... - последнюю фразу о моем волнении и ответственности контролерша проговорила с ехидством в голосе.
- До свидания! - сказал я.
- До свидания, Сергей Александрович, до свидания... - поспешила ответить контролерша и широко улыбнулась: зубов у нее почти не было, но торчало впереди под губами несколько гнилых пеньков. Улыбка - точно испачкало ее лицо.
Я уехал из кинотеатра...
С неба на землю медленно оседал удивительно белый снег. Я прошагал от остановки троллейбуса до кафе сквозь тяжелые, крупные хлопья снега.
Аня уже сидела за столиком, несмотря на то, что было еще без пятнадцати шесть. Зимний зал выглядел хорошо: уютно и просторно, - людей почти не было. Возле Ани, на столике, дымилась чашечка густого черного кофе, наполовину отпитая. Я подошел и присел рядом со своей таинственной знакомой.
- Я пришел, - сказал я.
- Спасибо, - медленно проговорила Аня.
- Ты что-то хочешь мне сообщить? - осторожно, чтобы не обидеть, спросил я, ибо почувствовал недоброе: никогда Аня не встречалась со мною в подобном состоянии.
- Да, - сдавленно выдавила из себя Аня. - Корщиков... умер.
Мы помолчали... Мое сердце больно шевельнулось: раз, другой...
- Как это случилось? - спросил я.
- Его тело нашли в Крыму, на берегу горной речки. Сидел мертвый возле кустарника и улыбался... Эксперты говорят: искупался, сел и умер от разрыва сердца... Его труп просидел с улыбкой целый месяц.
Мы снова помолчали... Мне стало не по себе. Корщиков и мне был где-то близким человеком.
- Ты думаешь... он... ушел? - тихо спросил я, будто боялся разбудить Аню, вывести из печали. Я не хотел мешать ей прислушиваться к грусти...
- Ушел... - сказал Аня, и по ее щеке скатилась слеза.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. АСТРАЛ
МОСКВА
Имя Наташи теплилось у меня на душе каждый день. Вика продолжала оставаться рядом со мною. Ее сопровождали чувства, а меня привычка и удовольствие... Она приближалась ко мне, будто к горизонту. Тянулась и верила в меня, шла навстречу, а я всегда был под рукой, но вдали, и я понимал, что Вика когда-то устанет и больше не сможет идти, а я больше не смогу удаляться: мы остановимся друг против друга на недосягаемом расстоянии, и если Вика отвернется от меня или угаснет навсегда, я перестану быть горизонтом и встречусь с Наташей, я обязательно с нею встречусь тогда!.. И пусть имеют в виду все холостяки на свете, что их одиночество, их несчастье - быть половинкою, из-за того, что где-то, кто-то их видит горизонтом... И пока холостяки нужны тем, идущим к горизонтам, они, холостяки, останутся лишь горизонтами, и не сблизиться им ни с кем и никогда!..
О беспощадные люди, оставленные без взаимной любви, - перестаньте стремиться к своей любви, забудьте о ней, отрекитесь от нее, ведь она повязана вами, ведь она, ваша любовь, ваш любимый, но отринувший вас человек - весь свой недолгий век на земле проживет горизонтом, из-за вас!..
Горизонт, хотя и пребывает в широте и просторе, но все же остается одиноким, остается горизонтом, недосягаемым, остается холостяком. Пожалейте горизонт! Отпустите его, не идите к нему, отвернитесь от него!..
Я знал одного человека, который покончил с собой, чтобы его любимый перестал быть горизонтом...
Но разве могла меня оставить теперь Вика? Она уже чувствовала себя моею женой. Господи, как же тяжело быть горизонтом любви... Но в этом виноват лишь я, я сам!
Милая, добрая Вика... Я становлюсь жестоким, но поверь, это необходимо! Я ожесточаюсь, я, точнее, холодею ко всему на свете, даже к своему телу, и могу решиться на многое: теперь.
Прости меня, Вика. Но я вынужден тебя убить.
Пришло время поездки в Москву. И вот, проехав на троллейбусе, пролетев на самолете, промчавшись на экспрессе и встретившись в условленном месте в столице с моим другом - поэтом, я, Вика и друг-поэт Юра Божив сели в одну из подмосковных электричек. Мы, как и договаривались в письмах, направлялись в село Радонеж, на родину Сергия Радонежского по случаю открытия его памятника. До отправления электропоезда оставалось минут пять, когда голос диктора объявил по вагонной радиосети:
"Уважаемые товарищи! Внимание! Открытие памятника Сергию Радонежскому в селе Радонеж сегодня не состоится. По решению исполкома его открытие переносится. День открытия будет сообщен дополнительно средствами массовой информации!.."
Это объявление прозвучало еще раз.
Вика расстроилась. Еще бы! Целый месяц готовиться к это поездке, прожужжать мне уши о том, как это хорошо, что люди к Вере возвращаются, и вдруг - переносится! Религиозность Вики становилась эмоциональной, потому что только истинно верующий позволит себе поехать за тысячу с лишним километров на святой обряд. А тем более, что открытие памятника святому вообще никогда еще не происходило в истории христианства. Такое должно состояться было впервые...
Мы не вышли из электрички после объявления и несколько остановок просидели молча, посматривая то друг на друга, то в окно.
Вика обладала женским магнетизмом, будто вокруг нее образовался какой-то провал пространства, который так и тянуло заполнить. Конечно, не все мужчины одарены способностью болеть женщиной! Это как страх высоты: он не у каждого человека! Только те, кому он знаком, - поймут, что такое болеть женщиной, обладающей магнетизмом... Да и болезнь ли это - страх высоты?! Когда смотришь вниз и тебе хочется прыгнуть, это вовсе не потому, что тебе страшно и ты желаешь поскорее ощутить землю, нет! Напротив, это тебя увлекает высота, она заставляет лететь, но ты не можешь, у тебя нет крыльев, и тогда в могучем сопротивлении себе ты делаешь либо шаг назад, либо жмуришься или за что-нибудь крепко хватаешься, и так, - удерживаешь свою нестерпимую страсть.
Вик сидела у окна, я рядом с ней, Юра - напротив нас. Мы все втроем мерно покачивались под стук колес, а мне вспоминалось, как Юра сегодня знакомился с Викой: он поцеловал ей руку... Вика обладала магнетизмом!
Да и сейчас Юрины глаза светились добродушно будто они смотрели на цветочную поляну, но и "жульничали" тоже, схватывая образ Вики, отворачивались с ним к окну. И когда образ девушки таял в них, эти глаза снова обращались ко мне и будто просили у меня разрешения посмотреть на Вику...
Я не сомневался, что Юре Вика приглянулась, но у меня уже не было того тесного чувства в груди, какое испытывал я, стоя вечером на открытом морозе во дворе у Долланского. Потому что внутренне я уже был готов убить Вику. Я знал, что это произойдет в любой момент, как вспышка, и все погаснет...
Да, Юра заболевал страхом высоты и этот страх вызывал в нем я. И мне захотелось приблизиться к нему, как земля, и не дать разбиться ему, либо уйти, чтобы он смог лететь... У меня даже появилась мысль: просто, ничего не говоря, встать и выйти на первой попавшейся остановке из электрички, но я одолел себя одним всполохом памяти: Вика была моей!
Она прилегла мне на плечо и нежно улыбнулась Юре.
Я не знал, что со мной творится! Но понимал, что от всего этого надо отказываться, что все это мои нелепые привязки к моим же мыслям! Но как? Как суметь, как поступить мне?
- Ребята, ради Бога - не обижайтесь! - неожиданно сказал Юра. По неловким движениям его рук, которые он потирал, рассматривал, всовывал в карманы куртки и снова потирал, было видно, что он испытывает чувство вины за нашу неблизкую поездку, оказавшуюся теперь напрасной.
- Ничего страшного, - успокаивал я его, - подумаешь, великое дело, просто - прокатимся! Погуляем, правда? - обратился я к Вике и слегка притиснул ее к себе за плечо.
- Конечно! Ну когда мы еще сможем выбраться, чтобы пройтись пешком по Подмосковью! - подтвердила мое настроение Вика, хотя я заметил, что сказал она это с тяжелым удовольствием. Ее сердце было готово на праздник...
За одну остановку до Абрамцева, на которой мы собирались выйти, в электричку село множество людей. Вагон оживился, наполнился дыханием и суетой. Все вошедшие люди взволнованно переговаривались, хотя, судя по всему, не были из одной, перезнакомленной компании, но что-то объединяло их, и мы стали прислушиваться к тому, о чем они говорят.
И как же мы были удивлены тому, что памятник Сергию Радонежскому, еще при вывозе его из Москвы - "арестован" и что этот памятник сопровождал некий Облаухов, и он тоже арестован! И что скульптор памятника Сергию Радонежскому, Клыков, как и весь народ, ожидавший открытия, очень расстроен тем, что даже фундамент под памятник был срочно вырыт этой ночью по решению исполкома и вывезен в неизвестном направлении! И еще мы узнали совершенно невероятное: все дороги к селу Радонеж - перекрыты милицейскими караулами, и что в селе Радонеж сейчас идет антисоветский митинг!
Туда никого не пускают, но есть шанс! Надо выйти в Абрамцеве, прошагать километров двадцать: только так можно пробраться в село Радонеж, минуя заслоны...
И мы, Вика, Юра и я, тут же решили во что бы то ни стало, но проникнуть на окраину села Радонеж, к собору, где должно было состояться открытие памятник святому, но не состоялось. Проникнуть, хотя бы ради солидарности с теми, кто сегодня там против этой несправедливости.
С собою у меня была кинокамера, и я предвкушал хорошие кадры!
Когда мы подъезжали к Абрамцеву, то действительно увидели милицейский пост, он стоял в полный рост возле ступенек, ведущих с платформы к автобусным остановкам. Около молоденьких ребят в милицейской форме возвышался огромный деревянный щит, напоминавший страшные кадры оккупации из кинохроники. На нем размашисто, крупными буквами было написано: "Автобусная линия до села Радонеж сегодня не работает - ремонт дороги. Открытие памятника переносится!"
Милиция подозрительно осматривала каждого прохожего и с недоверием сопроводила и нас своими бесцеремонными взглядами, когда мы спускались по ступенькам.
Шоссейная дорога и в самом деле оказалась перекопанной. Яма была совсем свежей.
И мы пошли пешком, другой дорогой, через все Абрамцево.
Но из Абрамцева, как оказалось - не выпускали никого!
Тогда мы снова вернулись в центр поселка. И тут нам повезло! Две молоденькие девочки из абрамцевского художественного училища - знали дорогу. И мы ринулись за ними, как за проводниками!
Шли очень быстро: по пригоркам и оврагам, спотыкаясь об окоченевшие земляные кочки, путаясь ногами в рытвинах с переплетенными корнями. Снега было мало, он изрядно подтаял от недавней оттепели.
Наша тропа извивалась вдоль какого-то, казалось, бесконечного забора из колючей проволоки, а за этим забором располагался бесконечный охраняемый объект. Забор тянулся возле русла узенькой, замерзшей речки. Изредка за ним, не так далеко от нас, возвышались среди голых веток деревьев деревянные часовые вышки. А иногда нам приходилось перелезать забор, чтобы преодолеть наиболее трудные участки пути, где тропа, видимо, подмытая весенними половодьями, отвалилась от забора в речку. По льду идти мы не решались, и тогда страх пружинил в ногах, хотелось побыстрее перелезть обратно, к речке: так и казалось, что сейчас раздастся автоматная очередь! Но я сдерживал себя и даже специально притормаживал свой ход и начинал громче разговаривать, на что Вика отвечала явно с волнением, и тогда вспоминал, что не я один преодолеваю страх: страх часовых вышек и колючей проволоки...
Теперь мы шли по жилистой тропе в густо-ветвистом лесу. Деревья и кустарники, опустошенные осенью и обветренные зимой, казалось, рады были встрече с человеком, и каждая веточка, зависавшая над тропою, будто тянулась навстречу, чтобы прикоснуться к нам.
Впереди шагали юные художницы. Они, крупные, спортивно сложенные, вырвались намного вперед. Я увлекся их напористым порывом к цели и тоже вышагивал нога в ногу сразу же за ними. Я и не заметил, как Вика и Юра отстали от нас и опомнился от забытья только тогда, когда меня где-то издалека, позади, окликнул протяжно-приглушенный голос Вики:
- Се-ре-жа! - жалобно позвала Вика.
Я остановился...
Юные художницы скрылись за поворотом и погнались за тропою дальше, а я, отмахиваясь от паривших неподвижно перед моим лицом ветвей, зашагал обратно. Я разыскивал глазами Вику. Вдруг сердце у меня неожиданно екнуло. Я почувствовал, что Вика там не одна, - с Юрой!..
Через несколько секунд Юра и Вика показались вместе...
Юра нес Вику на руках. Нес мою нежность, и она обвивала его шею мягкими руками. У Вики что-то случилось с ногой! Она оступилась в одной из ветвистых рытвин.
Мы усадили девушку на широкий пенек.
Я ласкал и уговаривал ее не беспокоиться.
Юра же, имея диплом медучилища, быстренько стащил с поврежденной ноги сапог, определил небольшой вывих и резко выправил его. Вика вскрикнула.
- Ну, вот и все, малышка, - сказал он и, стоя на коленях перед нею, посмотрел в глаза девушки: выразительно и покорно.
- Пусть Сережа не обижается, - сказал Вика.
И она нагнулась к Юре и мягко поцеловала его щеку.
- Поцелуй моему спасителю, - сказала она...
Вскоре мы оказались на автостраде в километре от окраины села Радонеж. Движения по шоссе почти не было, а многочисленные толпы людей шли туда и обратно, будто прогуливались по Садово-Кудринскому тротуару, но хмурые и говорливые.
Изрядно уставшие, мы приближались по этой дороге к селу. Я на ходу вынул кинокамеру и, приблизив с помощью трансфокатора место людского волнения, отснял несколько метров кинопленки.
В конце шоссе, не доезжая до пригорка, на котором располагался небольшой собор, притормаживали и уже вытянулись метров на сто вереницей автобусы, видимо, их пригоняли из Москвы. На пригорке расхаживали милиционеры не ниже капитана, а также, сразу узнаваемые по пристальности взгляда и озабоченности в лицах, агенты в штатском.
Людей было много. Они собирались кучками и разговаривали. Митинг уже с час как закончился, мы не успели на него, но зато мы стали бродить от одной кучки к другой, и кое-какие обрывки митинга дошли и до нас. Эхо митинга теперь угасало, вновь подходящие дослушивали его как и мы.
Оказывается, памятник "арестован" по причине того, что он выполнен не из того материала, из которого принято законом изготавливать и устанавливать памятник в стране. Якобы его открытие не было согласовано с властями и что его открытие организовало общество "Память", и что даже духовенство Всея Руси не поддержало этого мероприятия, и что открытие памятника обязательно состоится, но позже, по изготовлению такого же, но из другого материала.
На месте вчерашнего бетонного основания для памятника мы увидели возвышающуюся в полтора человеческих роста груду всевозможных цветов, и вся эта махина из цветов была уставлена свечками, которые горели красными лучиками. Казалось, что откуда-то с неба, будто из рая, сюда, на землю, рухнула огромная цветочная люстра и угасал ее божественный свет.
- Да, это истина, но лучше быть на Земле! - сказал Мечетов.
- Не знаю, что лучше, но я буду стремиться к Богу, - сказал я, и Паша задумался.
- Ты пойми, что это же путь совершенства, - исподволь подтолкнул я его размышления.
Мы немного помолчали, а потомуснова разговаривали и пили чай на фоне тихой музыки. Паша тоже почитал мне свои новые стихи и переделанную главу из повести, а чуть позже Мечетов уехал домой.
Когда я проводил Пашу и вернулся в кинотеатр, в малом фойе бушевала мужиковатая контролерша:
- Ишь ты! Наглый! - выкрикивала она. - Я щас милицию вызову! - И, заметив меня, поспешила ко мне навстречу.
- Сергей Александрович! - выкрикнула контролерша мне навстречу.
А причиной ее гнева оказался прорыв в кинозал без билета одного из местных лоботрясов. Мне пришлось провести с ним профилактическую беседу у себя в кабинете, и беседа эта затянулась минут на тридцать.
Потом лоботряс ушел. А меня ожидала уйма неотложных дел.
Сначала я помог перебрать пыльные книги в библиотеке и перестрясти их; Екатерина тоже помогала. Потом я сам с помощью молотка и отвертки отремонтировал в двери большого фойе сломанный врезной замок: тот безбилетный лоботряс изрядно согнул его щеколду; сходил на завод и договорился о побелке потолка и покраске пола в библиотеке, хотя это должна была быть их забота, заводская, ибо библиотека принадлежала им.
Все это время, пока я метался по этажам кинотеатра и что-то утрясал и потрясал по привычке, меня не покидали две мысли: встреча с Аней и необходимость разговора с учителем.
В конце концов я сильно устал и где-то уже около половины пятого, отмахнувшись от всего на свете, пошел и заперся в своем кабинете изнутри, на ключ. Я набрал телефон Ивана, не обращая внимания, что в кабинет, будто нарочно или по какому другому умыслу, время от времени кто-то, да стучался.
По телефону я подробно поведал учителю о своем первом выходе, об ощущении астрального тела.
- Все хорошо! - подытожил Иван. - Литературу по мистике читать прекращай, она тебе уже не нужна. Теперь набирай астральный опыт, свой, неповторимый!..
И учитель преподал мне прямо по телефону целевую установку на предмет моей дальнейшей работы над собой:
- Теперь всегда старайся отделять важное от второстепенного, и делай это при любых обстоятельствах, даже - во сне! Не вступай в спор, если он ведется предметно, а не идейно. Уклоняйся от бездуховных обществ, проходи мимо них. Не позволяй себя унижать, не допускай страха и сомнений. Важное - это цель, второстепенное - средства. Цель - манит тебя, увлекает, но не иди напролом, во что бы то ни стало, пробуй различные варианты пути, обязательно попадешь на свой, если же в одном месте будешь прорываться потратишься понапрасну и даже можешь погибнуть, помни об этом!.. Цель должна быть только одной - совершенство, а путь посвящения - есть средства! Первая, конечная цель - Космическое сознание, овладевай им, входи в него, объемли его, оно только твое!.. И ты в нем в ответе за все!.. Умей вовремя переключаться с Воли на Веру, с воздействия на созерцание, с подачи на восприятие - это залог твоего физического и духовного здоровья, островок безопасности на трассах и тропинках Космического Сознания!.. Учись плакать, когда смеется твоя душа, и смеяться, когда она плачет. Ощущай все время упругость вокруг себя, свою легкость и твердость на земле. Все твои движения должен предварять незримый, радостный вихрь! Никому и ничему на свете - не давай себя подавлять. Иди на толпу смело, не обращая внимания на ее состояние! Либо будь безразличным к объекту твоего подавления, либо уйди от него в сторону, укройся с отрешенным спокойствием, либо погаси его словом или действием. Если что-то наметил, постарайся не изменить этому решению: хотя бы ради спора с самим собою, хотя бы и абсурдно, но выполни его. Обязательно делай каждый день физзарядку для ума и тела. Для тела определи необходимый минимум упражнений и выполняй его. Здесь очень важно учесть, не забыть обо всех органах и функциях, - их пределы - это твоя мощь, поддерживай их на высоте солнечного восторга... Для ума: тренируй память только временную, длительная память порождает привязки. Предпочти обращаться к справочникам и записным книжкам, к профанам с энциклопедическими знаниями, чем к своей длительной памяти!.. Умей переключаться с объекта на объект совершенно безболезненно: рассматривая теперешнее, не помни о прошлом, если оно не находится в логической цепи данности твоего внимания... Логику любви, помни о ее существовании, но возносись над ней духом своим!.. При знакомстве с новым не старайся запоминать его длину, ширину, высоту в цифрах - все только в образах! Для тебя важно не имя человека, а что есть его суть и образ! Лучше запомни его голос, чем фамилию!.. Замечай и полюби все прекрасное. Ограничивай себя от мира, по мере возможности, конечно, но лучше всегда произведениями искусства. Если на улице взгляд негде остановить, то лучше смотри на траву, дерево, облако, закрой глаза или уйди с этого места!.. Но не гнушайся по своей воле или по воле других, если ты это предпочел для себя мерзким, отвратительным. Спокойно, например, рассматривай труп собаки, кошки, человека и др. Дыши спокойно, без отвращения, если таковы обстоятельства, испорченным воздухом, даже можешь и наслаждаться им, анализировать его состав, но не отрицай его! Освободись от условностей, от веры в приметы, от религий, от святостей!.. Постарайся не принимать на себя обязанностей, а если и случится выполнять таковые, то выполняй их с прилежанием знатока и стороннего наблюдателя, скрупулезно, энергично, но холодно, хотя с виду и радостно!.. Никому, ничего и никогда не запрещай, ибо то, что ты запретил кому-то, каким-нибудь образом непременно скажется на тебе отрицательно или на чем-либо важном для тебя, здесь даже возможна и прямая связь: то, что ты запретил, сам же и выполнишь от и до, сотворишь, так сказать, ощутишь!.. И еще: не менее двух часов в день гуляй пешком и молчи... или же размышляй в полушепоте, чтобы прохожие не видели и не слышали, или же делай оное про себя!.. Радость и горе - всегда сдерживай, если хочется бежать, прыгать, петь, плясать от восторга, или обратное от горя, - ни в коем случае этого не делай: тратишь энергию понапрасну!.. Помни, что все вокруг тебя - результат твоего настроения, ты породил окружающее!.. Полюби всех женщин на свете. Они несут энергию тебе, но смотреть на них надо мельком, ненароком, как бы улавливать ноги, груди, улыбки, взгляды... И все это копи, копи в себе и переводи мысленно в энергию радости жизни, порождай вихрь устремленности!.. Но ни в коем случае не увлекайся, не привязывайся к женщинам, особенно к прохожей женщине, не приставай взглядом или мыслями своими, не становись рабом образного, астрального разврата!.. Ибо тогда ты теряешь, а не приобретаешь энергию свою, а копить, компенсировать ее потом будет дважды тяжелее. По возможности, живи один, пока не будет достаточно астрального опыта, и, если для этого необходимо покинуть социум, на время, - покинь его - не колеблясь!.. Не имей авторитетов и ничему и никому не поклоняйся, но при этом не создавай в себе культ гордыни!.. Мне ты покоряешься - только как учителю, и не более! Когда-то ученик обязательно должен перестать являться таковым перед образом учителя, а учитель - уходит в отставку. Еще несколько, так сказать, практических советов: упражняйся по астральному видению. А именно, ежедневно, кроме энергетических упражнений, - совершай как бы мысленные путешествия, но до мелочей рассматривай все возникающие образы при этом и заканчивай подобное занятие, к примеру, "по звонку будильника", как это советует Г.О.М. Учись созерцать, рассматривать свое тело и его внутренности, видеть их энергетическую сущность, и так же поступай и с другими, тебя окружающими людьми. Проходишь мимо здания: залезь внутрь и попутешествуй; проезжает машина, сядь в нее мысленно и образно прокатись; попереворачивайся на постели, поделай всевозможные физические упражнения, и так далее... Мысленно, но все так же пристально рассматривай какие-нибудь предметы, а потом сравнивай их с настоящими, или же рассматривай настоящие предметы, изучай их углубленно, а потом повтори мысленно... Воображай предметы, несуществующие в природе, и рассматривай их так же до мелочей и подробностей... Переключайся с воображемых одних предметов на другие быстро и свободно, но сосредоточенно! Если будешь это свободно выполнять при отягчающих обстоятельствах, условиях (шумы и прочее), тем ценнее результат!... И как дополнение: никому и ничему, никогда и нигде - не приклеивай ярлыков собственного мнения, - это искажение мира, чреватое ударами по тебе!..
А твое затишье сейчас - это западня. Жди и верь моему опыту, скоро все откроется!..
- Как это? - заволновался я.
- Могут начать окручивать, настраивать, расстраивать. В худшем случае: скажем - удар ногой в живот, и все кончено!..
- Что, так серьезно?! - сполошился я.
- Да. Могут и убить! Главное, не расстраивайся, не раздражайся, не позволяй себя вывести из себя!.. Да! И еще: помни, что в Астрале могут заблокировать тебе обратный ход в тело физическое. Пока ты в Астрале, с ним сохраняется слабая, чисто символическая связь, поэтому не проявляй агрессивности или настойчивость в Астрале, - это чревато потерей энергии, ориентировки, и, в конечном результате, не исключено - блоком!.. И вообще запомни, что если захочешь подраться - тебе предоставят такую возможность, чтобы вовлечь. Захочешь отомстить - тоже предоставят ситуацию и ею приманят. И прочее!..
Я решился и рассказал Ивану о ведьмах, отделении милиции, Остапе Моисеевиче, Купсике, пропавшем магнитофоне.
- Ну вот, сам начинаешь убеждаться, - сказал учитель, - они не дремлют, а значит, что сейчас уже готовят тебе сюрпризы. Будь бдителен и осторожен, не поддавайся на их провокации! На этом урок учителя закончился...
Уже было пять часов, когда я оделся, вышел из кабинета в малое фойе. Я собрался ехать на встречу с Аней в кафе.
Я заметил, как, скрываясь в углу, стоял неподалеку от приоткрытых дверей в большом фойе Кирилыч и подслушивал разговор кассира с контролером. Мне было неинтересно, о чем там говорят, и вообще, ситуация показалась противной, и я нарочно громко кашлянул: Кирилыча передернуло, и киномеханик поспешил на цыпочках взбежать на второй этаж к себе в кинопроекционную. Контролерша, услышав мой кашель, выглянула в малое фойе.
- Уже уходите, Сергей Александрович?! - крикнула она, как мужик, каким-то сухим голосом.
- Да. Уже сил нет. Устал! - отозвался я, замыкая кабинет.
- Вот, я говорю, гадина какая! - выругалась контролерша.
- Это вы насчет того лоботряса? - уточнил я.
- Да. Вот такие же гады и магнитофон сперли. А вам и отвечать, и волноваться, Сергей Александрович... - последнюю фразу о моем волнении и ответственности контролерша проговорила с ехидством в голосе.
- До свидания! - сказал я.
- До свидания, Сергей Александрович, до свидания... - поспешила ответить контролерша и широко улыбнулась: зубов у нее почти не было, но торчало впереди под губами несколько гнилых пеньков. Улыбка - точно испачкало ее лицо.
Я уехал из кинотеатра...
С неба на землю медленно оседал удивительно белый снег. Я прошагал от остановки троллейбуса до кафе сквозь тяжелые, крупные хлопья снега.
Аня уже сидела за столиком, несмотря на то, что было еще без пятнадцати шесть. Зимний зал выглядел хорошо: уютно и просторно, - людей почти не было. Возле Ани, на столике, дымилась чашечка густого черного кофе, наполовину отпитая. Я подошел и присел рядом со своей таинственной знакомой.
- Я пришел, - сказал я.
- Спасибо, - медленно проговорила Аня.
- Ты что-то хочешь мне сообщить? - осторожно, чтобы не обидеть, спросил я, ибо почувствовал недоброе: никогда Аня не встречалась со мною в подобном состоянии.
- Да, - сдавленно выдавила из себя Аня. - Корщиков... умер.
Мы помолчали... Мое сердце больно шевельнулось: раз, другой...
- Как это случилось? - спросил я.
- Его тело нашли в Крыму, на берегу горной речки. Сидел мертвый возле кустарника и улыбался... Эксперты говорят: искупался, сел и умер от разрыва сердца... Его труп просидел с улыбкой целый месяц.
Мы снова помолчали... Мне стало не по себе. Корщиков и мне был где-то близким человеком.
- Ты думаешь... он... ушел? - тихо спросил я, будто боялся разбудить Аню, вывести из печали. Я не хотел мешать ей прислушиваться к грусти...
- Ушел... - сказал Аня, и по ее щеке скатилась слеза.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. АСТРАЛ
МОСКВА
Имя Наташи теплилось у меня на душе каждый день. Вика продолжала оставаться рядом со мною. Ее сопровождали чувства, а меня привычка и удовольствие... Она приближалась ко мне, будто к горизонту. Тянулась и верила в меня, шла навстречу, а я всегда был под рукой, но вдали, и я понимал, что Вика когда-то устанет и больше не сможет идти, а я больше не смогу удаляться: мы остановимся друг против друга на недосягаемом расстоянии, и если Вика отвернется от меня или угаснет навсегда, я перестану быть горизонтом и встречусь с Наташей, я обязательно с нею встречусь тогда!.. И пусть имеют в виду все холостяки на свете, что их одиночество, их несчастье - быть половинкою, из-за того, что где-то, кто-то их видит горизонтом... И пока холостяки нужны тем, идущим к горизонтам, они, холостяки, останутся лишь горизонтами, и не сблизиться им ни с кем и никогда!..
О беспощадные люди, оставленные без взаимной любви, - перестаньте стремиться к своей любви, забудьте о ней, отрекитесь от нее, ведь она повязана вами, ведь она, ваша любовь, ваш любимый, но отринувший вас человек - весь свой недолгий век на земле проживет горизонтом, из-за вас!..
Горизонт, хотя и пребывает в широте и просторе, но все же остается одиноким, остается горизонтом, недосягаемым, остается холостяком. Пожалейте горизонт! Отпустите его, не идите к нему, отвернитесь от него!..
Я знал одного человека, который покончил с собой, чтобы его любимый перестал быть горизонтом...
Но разве могла меня оставить теперь Вика? Она уже чувствовала себя моею женой. Господи, как же тяжело быть горизонтом любви... Но в этом виноват лишь я, я сам!
Милая, добрая Вика... Я становлюсь жестоким, но поверь, это необходимо! Я ожесточаюсь, я, точнее, холодею ко всему на свете, даже к своему телу, и могу решиться на многое: теперь.
Прости меня, Вика. Но я вынужден тебя убить.
Пришло время поездки в Москву. И вот, проехав на троллейбусе, пролетев на самолете, промчавшись на экспрессе и встретившись в условленном месте в столице с моим другом - поэтом, я, Вика и друг-поэт Юра Божив сели в одну из подмосковных электричек. Мы, как и договаривались в письмах, направлялись в село Радонеж, на родину Сергия Радонежского по случаю открытия его памятника. До отправления электропоезда оставалось минут пять, когда голос диктора объявил по вагонной радиосети:
"Уважаемые товарищи! Внимание! Открытие памятника Сергию Радонежскому в селе Радонеж сегодня не состоится. По решению исполкома его открытие переносится. День открытия будет сообщен дополнительно средствами массовой информации!.."
Это объявление прозвучало еще раз.
Вика расстроилась. Еще бы! Целый месяц готовиться к это поездке, прожужжать мне уши о том, как это хорошо, что люди к Вере возвращаются, и вдруг - переносится! Религиозность Вики становилась эмоциональной, потому что только истинно верующий позволит себе поехать за тысячу с лишним километров на святой обряд. А тем более, что открытие памятника святому вообще никогда еще не происходило в истории христианства. Такое должно состояться было впервые...
Мы не вышли из электрички после объявления и несколько остановок просидели молча, посматривая то друг на друга, то в окно.
Вика обладала женским магнетизмом, будто вокруг нее образовался какой-то провал пространства, который так и тянуло заполнить. Конечно, не все мужчины одарены способностью болеть женщиной! Это как страх высоты: он не у каждого человека! Только те, кому он знаком, - поймут, что такое болеть женщиной, обладающей магнетизмом... Да и болезнь ли это - страх высоты?! Когда смотришь вниз и тебе хочется прыгнуть, это вовсе не потому, что тебе страшно и ты желаешь поскорее ощутить землю, нет! Напротив, это тебя увлекает высота, она заставляет лететь, но ты не можешь, у тебя нет крыльев, и тогда в могучем сопротивлении себе ты делаешь либо шаг назад, либо жмуришься или за что-нибудь крепко хватаешься, и так, - удерживаешь свою нестерпимую страсть.
Вик сидела у окна, я рядом с ней, Юра - напротив нас. Мы все втроем мерно покачивались под стук колес, а мне вспоминалось, как Юра сегодня знакомился с Викой: он поцеловал ей руку... Вика обладала магнетизмом!
Да и сейчас Юрины глаза светились добродушно будто они смотрели на цветочную поляну, но и "жульничали" тоже, схватывая образ Вики, отворачивались с ним к окну. И когда образ девушки таял в них, эти глаза снова обращались ко мне и будто просили у меня разрешения посмотреть на Вику...
Я не сомневался, что Юре Вика приглянулась, но у меня уже не было того тесного чувства в груди, какое испытывал я, стоя вечером на открытом морозе во дворе у Долланского. Потому что внутренне я уже был готов убить Вику. Я знал, что это произойдет в любой момент, как вспышка, и все погаснет...
Да, Юра заболевал страхом высоты и этот страх вызывал в нем я. И мне захотелось приблизиться к нему, как земля, и не дать разбиться ему, либо уйти, чтобы он смог лететь... У меня даже появилась мысль: просто, ничего не говоря, встать и выйти на первой попавшейся остановке из электрички, но я одолел себя одним всполохом памяти: Вика была моей!
Она прилегла мне на плечо и нежно улыбнулась Юре.
Я не знал, что со мной творится! Но понимал, что от всего этого надо отказываться, что все это мои нелепые привязки к моим же мыслям! Но как? Как суметь, как поступить мне?
- Ребята, ради Бога - не обижайтесь! - неожиданно сказал Юра. По неловким движениям его рук, которые он потирал, рассматривал, всовывал в карманы куртки и снова потирал, было видно, что он испытывает чувство вины за нашу неблизкую поездку, оказавшуюся теперь напрасной.
- Ничего страшного, - успокаивал я его, - подумаешь, великое дело, просто - прокатимся! Погуляем, правда? - обратился я к Вике и слегка притиснул ее к себе за плечо.
- Конечно! Ну когда мы еще сможем выбраться, чтобы пройтись пешком по Подмосковью! - подтвердила мое настроение Вика, хотя я заметил, что сказал она это с тяжелым удовольствием. Ее сердце было готово на праздник...
За одну остановку до Абрамцева, на которой мы собирались выйти, в электричку село множество людей. Вагон оживился, наполнился дыханием и суетой. Все вошедшие люди взволнованно переговаривались, хотя, судя по всему, не были из одной, перезнакомленной компании, но что-то объединяло их, и мы стали прислушиваться к тому, о чем они говорят.
И как же мы были удивлены тому, что памятник Сергию Радонежскому, еще при вывозе его из Москвы - "арестован" и что этот памятник сопровождал некий Облаухов, и он тоже арестован! И что скульптор памятника Сергию Радонежскому, Клыков, как и весь народ, ожидавший открытия, очень расстроен тем, что даже фундамент под памятник был срочно вырыт этой ночью по решению исполкома и вывезен в неизвестном направлении! И еще мы узнали совершенно невероятное: все дороги к селу Радонеж - перекрыты милицейскими караулами, и что в селе Радонеж сейчас идет антисоветский митинг!
Туда никого не пускают, но есть шанс! Надо выйти в Абрамцеве, прошагать километров двадцать: только так можно пробраться в село Радонеж, минуя заслоны...
И мы, Вика, Юра и я, тут же решили во что бы то ни стало, но проникнуть на окраину села Радонеж, к собору, где должно было состояться открытие памятник святому, но не состоялось. Проникнуть, хотя бы ради солидарности с теми, кто сегодня там против этой несправедливости.
С собою у меня была кинокамера, и я предвкушал хорошие кадры!
Когда мы подъезжали к Абрамцеву, то действительно увидели милицейский пост, он стоял в полный рост возле ступенек, ведущих с платформы к автобусным остановкам. Около молоденьких ребят в милицейской форме возвышался огромный деревянный щит, напоминавший страшные кадры оккупации из кинохроники. На нем размашисто, крупными буквами было написано: "Автобусная линия до села Радонеж сегодня не работает - ремонт дороги. Открытие памятника переносится!"
Милиция подозрительно осматривала каждого прохожего и с недоверием сопроводила и нас своими бесцеремонными взглядами, когда мы спускались по ступенькам.
Шоссейная дорога и в самом деле оказалась перекопанной. Яма была совсем свежей.
И мы пошли пешком, другой дорогой, через все Абрамцево.
Но из Абрамцева, как оказалось - не выпускали никого!
Тогда мы снова вернулись в центр поселка. И тут нам повезло! Две молоденькие девочки из абрамцевского художественного училища - знали дорогу. И мы ринулись за ними, как за проводниками!
Шли очень быстро: по пригоркам и оврагам, спотыкаясь об окоченевшие земляные кочки, путаясь ногами в рытвинах с переплетенными корнями. Снега было мало, он изрядно подтаял от недавней оттепели.
Наша тропа извивалась вдоль какого-то, казалось, бесконечного забора из колючей проволоки, а за этим забором располагался бесконечный охраняемый объект. Забор тянулся возле русла узенькой, замерзшей речки. Изредка за ним, не так далеко от нас, возвышались среди голых веток деревьев деревянные часовые вышки. А иногда нам приходилось перелезать забор, чтобы преодолеть наиболее трудные участки пути, где тропа, видимо, подмытая весенними половодьями, отвалилась от забора в речку. По льду идти мы не решались, и тогда страх пружинил в ногах, хотелось побыстрее перелезть обратно, к речке: так и казалось, что сейчас раздастся автоматная очередь! Но я сдерживал себя и даже специально притормаживал свой ход и начинал громче разговаривать, на что Вика отвечала явно с волнением, и тогда вспоминал, что не я один преодолеваю страх: страх часовых вышек и колючей проволоки...
Теперь мы шли по жилистой тропе в густо-ветвистом лесу. Деревья и кустарники, опустошенные осенью и обветренные зимой, казалось, рады были встрече с человеком, и каждая веточка, зависавшая над тропою, будто тянулась навстречу, чтобы прикоснуться к нам.
Впереди шагали юные художницы. Они, крупные, спортивно сложенные, вырвались намного вперед. Я увлекся их напористым порывом к цели и тоже вышагивал нога в ногу сразу же за ними. Я и не заметил, как Вика и Юра отстали от нас и опомнился от забытья только тогда, когда меня где-то издалека, позади, окликнул протяжно-приглушенный голос Вики:
- Се-ре-жа! - жалобно позвала Вика.
Я остановился...
Юные художницы скрылись за поворотом и погнались за тропою дальше, а я, отмахиваясь от паривших неподвижно перед моим лицом ветвей, зашагал обратно. Я разыскивал глазами Вику. Вдруг сердце у меня неожиданно екнуло. Я почувствовал, что Вика там не одна, - с Юрой!..
Через несколько секунд Юра и Вика показались вместе...
Юра нес Вику на руках. Нес мою нежность, и она обвивала его шею мягкими руками. У Вики что-то случилось с ногой! Она оступилась в одной из ветвистых рытвин.
Мы усадили девушку на широкий пенек.
Я ласкал и уговаривал ее не беспокоиться.
Юра же, имея диплом медучилища, быстренько стащил с поврежденной ноги сапог, определил небольшой вывих и резко выправил его. Вика вскрикнула.
- Ну, вот и все, малышка, - сказал он и, стоя на коленях перед нею, посмотрел в глаза девушки: выразительно и покорно.
- Пусть Сережа не обижается, - сказал Вика.
И она нагнулась к Юре и мягко поцеловала его щеку.
- Поцелуй моему спасителю, - сказала она...
Вскоре мы оказались на автостраде в километре от окраины села Радонеж. Движения по шоссе почти не было, а многочисленные толпы людей шли туда и обратно, будто прогуливались по Садово-Кудринскому тротуару, но хмурые и говорливые.
Изрядно уставшие, мы приближались по этой дороге к селу. Я на ходу вынул кинокамеру и, приблизив с помощью трансфокатора место людского волнения, отснял несколько метров кинопленки.
В конце шоссе, не доезжая до пригорка, на котором располагался небольшой собор, притормаживали и уже вытянулись метров на сто вереницей автобусы, видимо, их пригоняли из Москвы. На пригорке расхаживали милиционеры не ниже капитана, а также, сразу узнаваемые по пристальности взгляда и озабоченности в лицах, агенты в штатском.
Людей было много. Они собирались кучками и разговаривали. Митинг уже с час как закончился, мы не успели на него, но зато мы стали бродить от одной кучки к другой, и кое-какие обрывки митинга дошли и до нас. Эхо митинга теперь угасало, вновь подходящие дослушивали его как и мы.
Оказывается, памятник "арестован" по причине того, что он выполнен не из того материала, из которого принято законом изготавливать и устанавливать памятник в стране. Якобы его открытие не было согласовано с властями и что его открытие организовало общество "Память", и что даже духовенство Всея Руси не поддержало этого мероприятия, и что открытие памятника обязательно состоится, но позже, по изготовлению такого же, но из другого материала.
На месте вчерашнего бетонного основания для памятника мы увидели возвышающуюся в полтора человеческих роста груду всевозможных цветов, и вся эта махина из цветов была уставлена свечками, которые горели красными лучиками. Казалось, что откуда-то с неба, будто из рая, сюда, на землю, рухнула огромная цветочная люстра и угасал ее божественный свет.