Неизвестен Автор. Без названия (Я вскочил с дивана)

   - Где... там? - исподволь поинтересовался он.
   - Ты все равно не поймешь, Юра, он там, откуда пришла я.
   - Ты пришла из Астрала?
   - Я не знаю, как называется этот мир, я вообще ничего не понимаю, что происходит. Я никогда об этом никому не говорила, Юра, ведь я когда-то умерла, меня похоронили.
   - Да, ну это понятно, - определился Юра, - всех нас когда-то похоронили, в прошлой жизни, если брать за основу теорию инкарнации.
   - Нет, уж лучше молчать и дальше. Прав был Сережа, написав стихотворение "Молчание - золото", - сказал Наташа и обратилась к Боживу, - хочешь, прочту?
   - Да, конечно, мне всегда были близки и понятны Сережины стихи. "Молчание - золото", говоришь, я не встречал это стихотворение у Сергея.
   - "Однажды умный, - заговорила Наташа, - просто не за грош продал себя, он выразился так: "Молчи, дурак, за умного сойдешь!" Поверил в это искренне дурак... и светлым днем, особенно в ночи - дурак молчит, его целы бока. Дурак одернул умного: "Молчи, тогда и ты сойдешь за дурака".
   Дальше они шли молча. Юра терялся в догадках.
   В роддом их не пустили, но они целых два часа простояли под окнами Вика лежала в палате второго этажа. Выглядывая в открытое окно, она радостно разговаривала со своими посетителями, но все это время Юру ни на минуту не оставляли безответные размышления. Ненароком он посматривал на Наташу и анализировал неожиданные свои домыслы.
   Ему весьма не терпелось уточнить до объяснимости и, может быть, даже открыться Наташе, если такое позволят обстоятельства разговора, на неминуемость которого он все-таки надеялся, разговора откровенного, который поставит все на свои места.
   Юра надеялся на подробное общение по недосказанной теме с Наташей на обратной дороге из роддома. Но случилось другое, на что Божив никак не мог рассчитывать: может, Наташа не захотела продолжать беседу и потому решила поступить именно так, а может, уж таковы были судьбиные обстоятельства, но, как бы то ни было, Наташа в одну минуту попрощалась с Юрой, Оксанкой и Викой и уехала куда-то по делам.
   МАГИЧЕСКИЙ СОВЕТ
   - Алло! Иван, ты?
   - Да, это я. А кто это звонит?
   - Как тебе сказать... ну, в общем-то это я - Сергей... Истина.
   - Сергей? - в трубке установилось молчание.
   - Иван, ты меня слышишь?
   - Да. Это я озадачился: что-то голос у тебя изменился. Ты проснулся?
   - Нет. И голосом я говорю не своим, но все-таки своим.
   - Около тебя кто-то есть и ты не можешь говорить?
   - Да нет, все нормально, я стою здесь один, в телефонной будке.
   - Откуда ты звонишь?
   - Я недалеко от Центрального рынка, напротив храма.
   - Я имею в виду - отсюда или оттуда.
   - А, да нет, отсюда.
   - Ясно, а что так стараешься не своим голосом говорить?
   - Понимаешь, я тут не один, вернее, один, но не полностью. Этот тип смылся.
   - Ты что, влез куда-то?
   - Да, в председателя кооператива.
   - Понятно. И что собираешься делать?
   - Да есть кое-какие соображения.
   - А что Эзоповым языком заговорил?
   - Страхуюсь на всякий случай, откуда я знаю, как у тебя дела.
   - Да нет, все нормально, можешь говорить напрямую.
   - Хорошо, - сказал я и немного задумался: "Стоит ли все-таки Ивана привлекать, вмешивать в эти обстоятельства? Не должно бы мне поступать так слабо и подчеркивать в себе незадачливого ученика. И для меня медвежья услуга, и для Ивана - слабинка учителя".
   - Ты что замолчал?
   - Думаю, что сказать.
   - Слушай, тебя что, заблокировали или сам играешь?
   - Заблокировали.
   - Ну это пустяк. Помочь?
   - Думаю, что не надо. Это мое недоразумение, мне и расхлебывать.
   - Ну, смотри, тебе виднее.
   - Слушай, ты меня, Иван, извини, в случае чего я тебе позвоню, хорошо?
   - Ладно.
   - Как у тебя дела, Иван? Как живешь? Работаешь?
   - Дела по-старому, правда, диссертацию успел защитить по медицине. Занятия продолжаю.
   - Не женился?
   - Женился, не так давно.
   - Папкой скоро будешь?
   - Да, эта проблема намечается.
   - Поздравляю, - с грустноватым оттенком сказал я и тут же решил закончить разговор:
   - Ну, ладно, Иван, я заканчиваю, пойду потихоньку.
   - Ну ладно, пока, звони.
   - Пока, Иван, - подытожил я и уверенно повесил трубку на автомат, и душа у меня заныла немного, вспомнились былые времена, когда я работал директором кинотеатра.
   Я вышел из телефонной будки в слегка расстроенных чувствах, но с твердой уверенностью продолжать борьбу, хотя моя устремленная позиция и находилась в расплывчатом состоянии, пока я длительно присутствовал в Астрале, но здесь, на Земле, на физическом плане, среди вороха страстей телесного преобладания я снова захотел обладать своим земным телом, и мне даже порою уже бывало не то чтобы трудно, скорее грустновато в минуты необходимости покидать земное тело Гриши, ибо немало я уже в него вживался, и каждый раз, с ним расставаясь, я хотел возвращения. Я привыкал к нему, словно к одежде, без него я начинал себя чувствовать голым и даже, в какой-то мере, несовершенным, лишиться его для меня все больше начинало означать потерю любимой вещи, старого, удобного костюма, таким образом, я все больше привязывался к Гришиному физическому телу, и я еще не имел подобного опыта инородного вживления души на столь продолжительный срок, и потому не мог предвидеть, во что это все выльется, ведь не исключена была возможность, что моя инородная душа, насильственно вживленная в тело председателя кооператива, примет его, как благодатную почву, и пустит корни, но чувственные корешки уже появились, как очертания моей теперешней грусти.
   "Вот так, - подумал я, - могу остаться Гришей".
   И тут произошло вот уж совсем неожиданное: среди туманной суеты прохожих, среди хаотичного их движения, в густоте уличного шума промелькнуло поодаль от меня, как некий знакомый сгусток, напряжение, и оно обозначилось, активизировалось в моей памяти раньше, чем я это смог проанализировать, мне ничего не оставалось, как ринуться за своей импульсивностью, что за маленьким ребенком-шалуном, и стеснительно оправдывать ее поведение.
   - Золотов! - не успев подумать, окликнул я человека в старом подранном костюме, совершенно обвисшем на его довольно упитанном теле.
   Он стоял и крикливо рекламировал газету.
   - Самая клеветническая газетенка! - подкрякивал он голосисто, потрясая пачкой газет у себя над головой. - Берите, покупайте, самая дешевая газетенка в городе!
   Некоторые из прохожих неохотно, но останавливались: кто-то поглазеть на газетчика, а кто-то и вступить в перерекания с ним, подбросить ему какое-нибудь испачканное слово, другой останавливался, чтобы купить.
   Золотов, продолжая выкрикивать и одновременно на ходу реализовывать свой товар, впился в меня глазами, лишь на мгновение отводя их, присматривая за публикой.
   - Что-то я вас не припомню, - озадаченно говорнул он в мою сторону между рекламным слововоротом, - откуда мы знакомы?
   - Я пристально слежу за молодой литературой, и с вашими стихами я тоже немного знаком, - начал оправдываться я, но уже понимая, что эта встреча мне не помешает, а наоборот, есть еще одна возможность укоротить астральную волю Магистра - Остапа Моисеевича, ибо я тут же припомнил обстоятельства, некогда столкнувшие меня с этим газетчиком.
   - Вы читали мои стихи в сборнике? - как-то особенно сладко произнеся слово "сборник", поинтересовался Золотов, видимо, до сих пор это был его единственный наиболее весомый выход в печать.
   - Да, - тут же соврал я, потому что знаком я был со стихами газетчика только по одному тому злополучному четверостишию, изуродованному на астральном экране опечатками, хорошо продуманными астральной шайкой, дабы остановить стихотворца в развитии и направить его образ жизни, наполнить творческим опустошением, деградацией и печальной запущенностью в окружении необъяснимых, неведомо откуда сгущающихся невзгод. В прошлый раз Золотов улизнул от меня, его судьба отшарахнулась от помощи, а мы бы могли помочь друг другу еще тогда, но теперь я не собирался упустить возникший случай поправить это дело.
   - А правда, хороший сборник, - подбодрился Золотов, снова обращаясь ко мне, - целых шесть стихотворений моих! Вам понравились?
   - Еще бы, - заискивающе поддакнул я, - вы настоящий поэт.
   - Вы мои мысли читаете, - обрадовался газетчик, - тут недавно ко мне подходил мой знакомый, роман, говорит, издал, я ему так и сказал, как его там звали... фамилия у него дурацкая, а, Палецкий, так вот я ему так и сказал: "Ну, роман каждый Палецкий может написать, а вот шесть Стихотворений, - выразительно подчеркнул слово "стихотворений" Золотов, не каждый может опубликовать".
   - Да, это точно, вы правы, - быстренько подтвердил я и принял серьезный вид, боясь, что Золотов усечет мою неискренность, потому что глаза у него были очень прожорливые по отношению к своей славе, а значит могли не упустить, подсмотреть мимолетные штрихи моего лица, означающие мое истинное отношение к так называемой поэзии этого газетчика.
   Хотя астральная шайка вряд ли могла ошибиться в оправданности выбора своей жертвы, но мне все-таки не думалось, что этот тип Золотов и в самом деле может составить в перспективе авангард литературы. "Но он же сейчас остановлен, уничтожен", - отвечал я себе, чтобы не столь уж поддаваться своим столь чувствительным взглядам на этого человека в предоставленной мне данности. Но жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и если смахнуть со стола "крошки", то обнаружится, на первый взгляд, замысловатая, но если присмотреться, логичная ее структура, клеенчатый рисунок.
   - Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко живу, пойдемте ко мне, выпьем по чашечке кофе, - предложил Золотов мне.
   - А что, я не против, - сразу же согласился я, логика жизни начинала оправдывать себя, подтверждать свое незримое существование.
   - Все, - сказал Золотов, - ну их на хер, эти газеты. - И он нагнулся к своим ногам, подхватил черный обтрепанный портфель и ловко метнул в его нутро остаток нереализованного товара, затем он защелкнул портфель, подхватил его под мышку, ибо ручек не было, и добавил: - Ну что, идем?
   - Я готов, - оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову.
   Дорога была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым по пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.
   Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от Центрального рынка, не доходя до Братского переулка, и мы с ним действительно шагали в ногу, как братья.
   Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же диван, ведомый мне по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин под шелушащейся обивкой, и предложил чаю, ибо кофе не оказалось: Золотов много перетряс банок и, наконец, из одной из них, хотя они все были из-под кофе, просыпались чайные крошки, и по все комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.
   - А я недавно женился, - осведомил меня стихотворец, - замечательная баба, правда, немножко горбатая, но я не смотрю на это, у нее душа прямая, - расхохотался Золотов. - Мы не расписывались, но все равно живем, не убегаем друг от друга, скоро она явится, и вы познакомитесь, только, пожалуйста, - перешел на шепот Золотов, - вы с ней поаккуратнее.
   - А что? - тоже прошептал я, недоумевая.
   - Ведьма, - сказал Золотов и добавил, - страшная.
   - В каком смысле ведьма?
   - В самом прямом.
   - Да ну?
   - Я вам говорю!.. С мертвецами, - негромко сказал стихотворец и огляделся по сторонам, - общается.
   - Да уж, у вас не только стихи необычные, но и окружение тоже, хвалебно сказал я, и Золотову это понравилось.
   - А вы как думали, иначе я бы никогда не написал эти шесть стихотворений, правда, в последнее время мне что-то не пишется, погрустневши, определился он и протянул мне чай в замусоленной чашке без блюдца. - Сахара нет, - добавил газетчик, - вчера кончился. Может, сейчас Ветистова притащит.
   - А Ветистова это кто? - переспросил я, гадливо пригубливая чай, но делая это незаметно, чтобы не насторожить хозяина, не оттолкнуть его расположенность ко мне. Роль откровенного почитателя всегда сложнее роли критика.
   - Как, вы не знаете, кто такая Ветистова?
   - Нет, - отрицательно покачал я головой.
   - Да это же она самая.
   - Кто?
   - Моя жена, а я разве вам не сказал об этом?
   - Нет. То, что у вас есть жена, вы упомянули, но что именно она Ветистова, об этом ни слова.
   - Странно, ну да ладно, хотите, я вам свои первые стихи почитаю, они, правда, не вошли в сборник "Счастливый сон", - Золотов рылся в шкафу. Но, сами понимаете, редактура у нас "без слуха", так сказать, да и потом, разве можно вместить всю мою открытую душу... печатные площади ограничены, - надменно произнес стихотворец, и развел руками, и важно оттопырил нижнюю губу, в одной руке у него уже находилась тетрадка, такая же замусоленная, как и предложенная мне кружка с чаем.
   Теперь Золотов присел со мной рядышком, разлистнул эту тетрадь и сказал: - Вот, оно открылось - его и прочту, напоминаю, это из первых моих стихов.
   - Да-да, - подтвердил я и принял внимательный вид, - читайте.
   И Золотов нараспев задекламировал:
   Найти бы
   пятновыводитель,
   Что с неба выведет
   Луну!
   Померк бы
   мой руководитель,
   И я ко тьме бы лишь
   прильнул!
   Хранитель мой - не обижайся!
   Мне жаль усердие твое...
   Ты мне вещаешь:
   "Возвращайся!"
   К тебе тянусь,
   но на своем!
   Я в телесах, я в низшем ранге,
   под светом
   извергаю
   лай...
   Меня ты мучаешь,
   мой ангел:
   Оставь меня,
   не оставляй!
   - Да! - сказал я, когда Золотов прочел стихотворение.
   - Я прочту еще одно, - заторопился он и бегло отмусолил пару страниц в тетрадке, приплевывая на пальцы. - "Дождь", - таинственно произнес он название следующего стихотворения.
   Вокруг: стоят
   дома многоэтажные.
   Вокруг:
   деревья
   взмокшие
   сутулятся
   враскач,
   как дирижеры очень
   важные.
   И дождь лишь
   аплодирует
   распутице!
   Вокруг дома жилые,
   ну и что же!
   А в них почти пусты
   балконов ложи!..
   Роятся на асфальте в лужах капли,
   да телевышка мокнет словно
   цапля,
   да дождь живой шумит...
   Как за кулисами:
   Зонты
   и шелестят плащи расхожие.
   На цыпочках торопятся
   прохожие
   скорей увидеть дождь
   по телевизору...
   - И вот, еще совсем крохотное, - не делая никакой паузы после отзвучавшего стихотворения, засуетился, заерзав на месте, стихотворец.
   Блудник
   К новой бабе мчит на "ладе",
   Затемненные очки...
   Красны, как в губной помаде,
   Поворотов колпачки!
   Наступило молчание. Я выдержал паузу, в которую постарался вложить свое многозначительно одобрение, а Золотов тем временем настороженно смотрел куда-то на пол, словно прислушиваясь к нарастанию моего восторга, а мне, признаться, и в самом деле показались его последние стихи довольно симпатичными, неплохими, но, конечно же, вызвать страстное восхваление, которого ожидал Золотов, они не могли. Мне ничего не оставалось делать, как прибегнуть к почитательской гиперболе: размашисто воскликнуть:
   - Вы - гений, Золотов! Да, это не каждому дано.
   "А он действительно молодец", - добавил я про себя.
   Золотов торжествовал.
   - В наше время нелегко, - театрально проговорил он, - встретить ценителя поэзии - истинного, - добавил он.
   - Вы меня явно переоцениваете, - отозвался я на встречную похвалу. А вы знаете, у меня к вам дело, и непростое, оно касается непосредственно вас, - определился я.
   - Дело? Вы мне еще больше начинаете нравиться, - Золотов развалилися на стуле напротив меня. - Говорите, я весь внимание, - уважительно потребовал он.
   - Пожалуй, начну с того, что представлюсь вам: я должен перед вами извиниться, даже, скорее, немного огорчить, но не одна ваша супруга Ветистова - ведьма, в данном случае.
   - Что? Вы тоже?
   - Нет, я не колдун, как вы решили подумать. Я - сенсетив, энергетический интуит, так сказать.
   - Обалдеть! А что это такое? - воскликнул Золотов и хлопнул ладонями себя по коленям.
   - Понимаете, - слегка призадумался я, - э-э, м-да, сейчас объясню: природа меня одарила способностью воспринимать в какой-то мере некоторые структурные связи между прошлым и будущим, другими словами, определять причинно-следственную связь.
   - Как это? - озадачился стихотворец, продолжая не понимать меня.
   - Ну вот, собственно говоря, мы и подошли к делу, на примере которого вам станет определенно ясно, что же такое причинно-следственная связь, но как я ее вижу, вам предстоит убедиться чуть позже, когда вы проследуете по результатам моего совета.
   - Все, я готов слушать, - сказал Золотов, но глянул на часы. - А-а, отмахнулся он, - хрен с ними, не пойду сегодня больше горланить, говорите... как вас?..
   - Меня зовут Гриша, - подсказал я.
   - Ага, - кивнул стихотворец, - говорите, Гриша.
   - Так вот, постольку поскольку я неравнодушен к вашему творчеству, заговорил я и подумал: "Не слишком ли деловито и поучительски я изъясняюсь, может, стоит и попроще, а то заподозрит что-нибудь Золотов, не поверит, мало ли что ему на ум взбредет". - Так вот, - повторился я после непродолжительного раздумья, - я ведь, Игорь, знаю, отчего у вас жизнь теперь наперекосяк пошла.
   - Так-так, - оживился он и наклонился поближе ко мне, - умный вы человек, я чувствую.
   - Что Бог дал, то и мое, я всегда говорю - лишнего у Бога не возьмешь, лишнее не потеряешь.
   - Классно сказано! - изумился мой собеседник.
   - Ведь я не зря сегодня подошел к вам на улице, когда я прочел вашу подборку стихов в коллективном поэтическом сборнике...
   - "Счастливый сон", шесть стихотворений, - вставил Золотов, - ну-ну, и что?
   - Я прочел эту подборку и сразу же все понял - вам специально сделано, чтобы вы были несчастны.
   - Вот гады! Это точно, - засуетился Золотов. - Вы знаете, это точно! Сто процентов правды, а я думаю, что же такое, не пишется мне и невезуха с ножом к горлу каждый день. А как же они, сволочи, сделали?
   - Очень просто, вы помните свое стихотворение о памяти друга?
   - Третье, - подсказал стихотворец, - третье по счету в подборке.
   - Именно в этом стихотворении вам все и сделано.
   - Стоп, - остановил меня Золотов, - сейчас я достану сборник. Стихотворец кинулся к ближайшей книжной полке и вертуозно извлек оттуда небольшой целлофановый пакет, в котором аккуратно был завернут в газетку его поэтический сборник. Он снова уселся напротив меня на стул и заперелистывал эту книжицу. - Вот, - остановил он страницу, - мой титульный лист, все шесть стихотворений здесь.
   - Но нам нужно третье, - ненавязчиво подсказал я.
   - Да, третье, - словно получивши установку, подытожил Золотов и аккуратно стал отлистывать первую страницу, - раз, два, три, - вот оно, отсчитал он и драгоценно подал сборник мне в руки, - только я вас прошу, страницу не загибайте, - озаботился он.
   - Да нет, что вы, я отношусь к поэзии с прилежанием, особенно к хорошей поэзии, - и Золотов приготовился растаять в удовольствии, когда я вздохнул полной грудью, чтобы прочесть стихи:
   Передам дыхание по кругу
   Но жалко, что не всё, и в том беда...
   - продекламировал я с выражением, Золотов блаженствовал.
   - В этих строках и зарыта собака, - уверенно сказал я.
   Золотов скривился, словно ему прищемили палец.
   - Опечатка, - оправдался он, - редактор гад, верстки не дал вычитать, там по-другому:
   Передаём дыхание по кругу,
   Но жалко, что не все, и в том беда...
   - Это так я выразился о смерти своего друга, - осведомил меня стихотворец, - а они все испоганили, через опечатку эти строки от моего лица прозвучали, ну и где же тут сделано, как?
   - Я не буду вдаваться в подробности энергетического мира, но скажу вам одно...
   Но тут, огрызнулась замочная задвижка в прихожей, и в следующее же мгновение послышался торопливый голос: "Игоре-ок, Игорь Владимирови-ич!"
   - Ветистова, это она, - шушукнул мне на ухо Золотов, - точно почуяла, что вы здесь.
   - О-о, у нас гости? - все еще из прохожей раздавался голос среди какой-то неопределенной возни. - Игорек, у нас гости? - вопросил голос еще раз.
   - Да, Ветистова, у нас сенсетив, - отозвался стихотворец. - Потом договорим, - снова шепнул он мне, - она скоро уйдет, у нее в это время вечно дела.
   - Ой, вы меня извините, - бегло заговорила Ветистова, вошедши к нам в комнату, - я так избегалась, столько дел, и везде я нужна, вам Игорек не рассказывал, чем я занимаюсь, извините, как вас зовут, а я занимаюсь мертвецами, это вы и представить себе не можете, насколько это опасно и сложно, мы разыскиваем мертвецов по фотографии, но, правда, не всегда и мертвецов: бывает, и просто пропавших без вести.
   - Меня зовут... - попытался я вставить фразу.
   - А вы знаете, какой гениальный мой Игоречек, это восходящая звезда. Недавно целых шесть стихотворений опубликовали у него. Вы не читали?
   - Читал, Гриша меня зовут, - тут же вдогонку добавил я, боясь, что мне так и не дадут представиться.
   - Стоп... Гриша, - на мгновение Ветистова задумалась и приложила правую руку ладонью ко лбу, левую слегка отвела в сторону. - Так, сказала она. - Гриша, Гриша, Гриша, ой, как же там, сейчас, одну минуточку, дайте сосредоточиться, все, мне все ясно, - снова оживилась она, - вы сенсетив.
   - Ну да, я об этом уже говорил Игорю, а Игорь...
   Но Ветистова снова перебила меня:
   - Вы сенситив, и очень хороший, хотите я вам скажу, в какой области вы работаете? Так... - Ветистова стала перемещаться передо мною, держа свои руки вытянутыми вперед, и ее ладони смотрели мне в лицо. ...Так-так... та-ак, - приговаривала она, закатывая глаза под потолок, и это чем-то напоминало туземный танец. - Все! - воскликнула Ветистова. Мне все ясно, вы очень хорошо чувствуете время, так?
   - Ну, похоже, что вы приблизительно ответили, - подтвердил я.
   - Чем вы занимаетесь? Я угадала, да?
   - Я умею видеть причинно-следственную связь.
   - Ну вот же, я и сказала, чувствуете время.
   Мне это начинало надоедать.
   - Ветистова, ты - ведьма, - восторженно и одухотворенно похвалил свою супругу Золотов.
   - Ой, какая же я ведьма, просто я действительно талантливый экстрасенс... Стоп, я прошу тысячу извинений, я совсем забыла, мне же позвонить надо сейчас, Львовна меня ждет, у нее клиентура по гороскопам наметилась, ей нужно моя консультация, я сейчас, мальчики, одну минутку, только три слова, и все.
   - Ну это действительно все, - шепнул мне Золотов, но я сидел непоколебимо, делая вид, что довольно серьезно отношусь к происходящему вокруг.
   - Алло... Алло!.. - снова выкрикнула в трубку Ветистова, после того как поспешно несколько раз передернула телефонный диск слева направо. Светочка, это ты?... Ага, и я тоже только что пришла, ты адреса их записала?... Ой, ну а что же ты... Да... Понятно... Ну ты же пойми, Светочка... Светлана Львовна, не перебивай меня, я сейчас, мальчики, еще два слова, да нет, это я не тебе, это у нас гости...
   Ветистова разговаривала по телефону с полчаса, не меньше, время от времени выкрикивая в мою с Игорем сторону: "Я сейчас, мальчики, еще два слова, три минутки, и все, очень важное дело!"
   И я все-таки почувствовал себя весьма счастливым, когда Ветистова в одно, действительно, прекрасное, мгновение наспех бросила телефонную трубку на аппарат и, окутанная ворохом совершенно непонятных объяснений в мою сторону, извиняясь через слово, медленно отступила в прихожую, и вскоре ее хохочущий голос будто захлопнула входная дверь в какой-то банке, и он перестал быть слышен, это Ветистова все-таки ушла из дома.
   - Дела, - сказал Игорь.
   - Суета, - добавил я.
   - Что? - не расслышавши моего слова, спросил Золотов.
   - Я говорю, замечательная у вас жена, Игорь.
   - Да, с женой мне повезло, у нее такой нюх на поэзию, она мои стихи сразу вычислила, ко лбу книжку приложила и тут же определила: "Самые лучшие стихи в сборнике твои, Игорь". А я верю ей, как себе, - похвалился Золотов, - ну, ладно, на чем мы там остановились?
   Я снова открыл сборник, отложенный на время в сторону, и сказал:
   - К сожалению, у меня очень мало времени, поэтому в подробности вдаваться не буду, но чтобы все ваши невзгоды рассеялись, Игорь, вам надлежит в первой строке третьего стихотворения в слове "передам" вписать перед последней буквой "м", только обязательно ручкой, от руки, букву "ё", во второй строке букву "ё" в слове "всё" заменить на букву "е".
   - И все?... - удивился Золотов, - но это я всего лишь исправлю опечатки, и потом... книжку портить... - Но все-таки Золотов решился поверить мне, и вскоре мы распрощались.
   ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ПАРАЛЛЕЛИ ВРЕМЕНИ
   ПОЧЕМУ?
   Когда Наташа, так неожиданно для Божива, ушла от здания роддома, наспех, но заботливо попрощавшись и с Викой, и Оксанкой, ушла, как она объяснила, по неотложным делам, она безотлагательно направилась в Лесной поселок.
   За все это время, пока она проживала у Сережи, ни разу Наташа не выбиралась в свой родной уголок, она абсолютно не помнила, откуда она пришла в квартиру к Истине, и на все расспросы об ее отношениях с ним, будь то Сережина мама или же узкий круг знакомых теперь ей лиц, она всегда отвечала однозначно: "Я не могу вам об этом говорить, мне трудно объяснить".
   И вскоре окружающие ее люди перестали докучать расспросами: Сережина мама, как воспитанный, порядочный человек, не могла не верить Наташе, и всего лишь однажды она произнесла: "Когда-нибудь, если сможешь, расскажешь сама, доченька..." Она приняла ее такой, как она есть. Вскоре все упоминания о таинственном приходе Наташи улеглись.
   Наташа не чувствовала себя подкидышем, и одно лишь только помнила она, как детское сновидение: она когда-то умерла, но пробел между смертью и сегодняшей жизнью Наташа никак не могла восстановить в своем сознании, и это ее беспокоило, и часто ее насиженная грусть у окна в Сережиной квартире уводила ее воображение в прошлую жизнь, в которой последние времена означались всего лишь пунктирами памяти.