Страница:
Преподавать в училище не считается за честь или священный долг, так как кто преподает, тот отрывается от исполнения своих прямых обязанностей. Штатных же учителей училища не имеют. Постановка курсов, невзирая ни на какие новые программы, долго еще будет отвлеченная, ибо нет средств и не разработано методов ведения занятий.
Исключение сделано в методе преподавания тактики для пехотных училищ, которую есть желание и толчок извне поставить жизненно. Однако без общей и коренной реформы, без подбора соответствующих своих училищных преподавателей, отпуска средств, участков, полей и т. д. дело далеко не двинется.
Большое также заблуждение начинать все предметы с начала года одновременно. Этот вопрос надо разработать в зависимости от связи между предметами, и тогда окажется особая последовательность.
Надо чтобы училища имели бы свои участки для учений и стрельбы, тиры, музеи и все пособия.
Работать надо поболее в поле и поменее в классе.
Училищам не должно мешать в работе, а то в настоящее время из короткого лета отнимается много времени на разные побочные смотры и упражнения. Свою же программу не успевают пройти наполовину.
У юнкеров почти нет свободного времени для самостоятельной работы. Весь день строго по часам или наоборот право идти в отпуск.
Юнкера не получают жалованья, хотя они находятся на действительной военной службе, а между тем среди них есть много людей бедных, для которых унтер-офицерское жалованье было бы весьма кстати. Теперь даже бережливый юнкер, не получая ниоткуда денег, принужден должать и скоро заражается горестным пороком, вообще распространенным среди европейских армий, пороком безусловно понижающим характер воина.
Отношение между воспитателями и учащимися в некоторых училищах бывают чисто формальные.
За этакое-то неисполнение - такое-то наказание, нет обучения нравственности, нет еще общения с подчиненными, нет иногда личного примера, нет обучения господству над страстями, а порою сухость, наказание, сопряженное с обидой.
На юнкера за год накладывается 40 взысканий, записанных в журнал, и потом такой молодой человек становится офицером. За дурные успехи не все кончают училище, а за более важное, несоответствие своего характера офицерскому званию, большинство благополучно надевает офицерские погоны.
Всю закваску в обучении училищ покуда давали академии и более всех Николаевская академия Генерального штаба (ныне переименованная в Императорскую Военную Академию).
Военные академии
Цель всех академий - высшее образование.
Императорская Военная Академия преследует общее военное образование, а остальные - специально-техническое.
Бессмертный Петр Великий и его сподвижники были, с точки зрения наших программ, зачастую менее образованы, чем наши юнкера, и тем не менее свершили величайшие деяния.
Великая Екатерина и ее генералы были менее образованы, чем любой наш академик, а тем не менее слава русской армии стала бессмертной.
Наполеон I, разметавший с неслыханною легкостью ученых полководцев Европы, не раз треплется русскими с обыкновенными генералами.
Великие замыслы гения не раз оказывались тщетными против Кутузова, Барклая, Багратиона, Ермолова, Неверовского, Раевского, Тучкова и многих других орлов Екатерининской школы.
Этим вступлением я хочу указать, что наличность именно военных людей, офицеров-победителей, в меньшей степени зависит от знаний, от образования, чем от души и характера.
Таким образом, цель и главная задача каждой военной академии все-таки состоит в поддержании и в развитии духовных способностей, в умении владеть подчиненными, затем в преподании умения работать, ценить обстановку и затем лишь в снабжении запасом знаний.
К глубокому сожалению, в настоящее время постановка дела в академиях выдвигает последнее на первое место. А души в академиях нет.
Все академии стараются готовить самых ученых людей, мало обращая внимания, нужны ли эти знания, сумеют ли приложить питомцы свои сведения. Не делают почти ничего, чтобы окончившие академию были бы людьми сильными духом, хорошими начальниками и товарищами. Наука все заслоняет и поглощает. Да горе еще и в том, что и не наука, ибо под наукой подразумевают известную дисциплину знаний с великими законами причин и следствий, а часто нечто худшее, просто конгломерат сведений.
Все академии между собою разъединены совершенно. В них нет общей доктрины, направляющего начала, общих интересов и единения.
Курсы очень велики и требуют огромного напряжения памяти. За год приходится изучить 5.000-6.000 страниц и исполнить несколько практических работ, правда, небольшое число, но с большими требованиями по внешности.
Ежедневные лекции, часа четыре в день, и другие обязательные занятия в академии не оставляют много времени на самостоятельную работу, и потому приходится ограничиться беглым чтением серьезных вещей, а если принять во внимание, что и профессора успевают сами прочитать курс неполностью, то все изучение иного отдела ограничивается простым чтением по подготовке к экзаменам. Лекционная система - вот главный метод обучения академиков.
Работа на дому сводится к чтению с утомленной головой записок или учебников.
Записки зачастую не исправляются профессорами, хотя и значатся под их редакцией, почему пестрят разного рода курьезами. Схоластическое стремление дать поболее всяких сведений приводит к помещению в учебниках академий даже самого практического предмета - тактики - странных формул вроде пресловутой MV{48} : 2/mv{49} : 2 = M/m, выражающей превосходство наступления над обороной или знаменитой формулы победы Аэция в Каталаунской битве. <...>:
Конечно, академии имеют и хорошие курсы, но ведь это и естественно. Странно, как могут быть терпимы плохие. В академиях не в почете инициатива в работе, не особенно чтится самолюбие офицера, далеко не ко всем одинаково строгое отношение. Между товарищами нет добрых отношений и особенно, конечно, там, где есть конкуренция. Нет офицерского суда чести, который, без сомнения, сдержал бы случаи исполнения работ чужими руками. Сам учебный и педагогический персонал должен, конечно, быть в академиях выдающийся, и не только по науке, а главное, по душе, по характеру.
Всею совокупностью причин академии готовят нервных людей, и особенно была повинна в этом бывшая Николаевская академия Генерального штаба, она же и первая по значению в деле подготовки всей армии.
К заслугам надо отнести, что они дают многих весьма трудолюбивых людей, и если бы академии также бы развивали характер и способности, то они, конечно, могли бы играть важную роль в деле возвышения нашего командного состава.
Само прохождение службы, карьера, весьма различны у академиков, окончивших почти одинаково.
В строй уходили лишь неудачники и с тем, чтобы уйти из строя при случае.
Образование в академиях, благодаря небольшим штатам, могут получить далеко не все желающие. Сравните наши штаты хотя бы с Германией, и мы увидим в последней двойное и более превосходство.
Итак, в чем же, мне казалось бы, надо изменить военное образование в России.
Реформа академий и училищ должна проводиться по общему плану общей реформы всего образования и воспитания.
Во главе всего военно-воспитательно-учебного дела должен стоять один человек и одно управление.
Все военные академии должны быть слиты в одну. Первый год, а может быть, полгода, все учащиеся проходят общий курс и потом разделяются по специальностям.
Нельзя ни на минуту забыть воспитание и долг рыцаря-офицера.
Курс проходить по возможности практически, особенно для тех, кто должен служить в поле. Курсы надо сократить, и дать время самим научиться работать.
Профессорский состав обновлять и привлекать из строя специалистов.
В академии принимать в любом обер-офицерском чине и в большем количестве.
При приеме в строевой отдел требовать физическую годность и для всех отличную аттестацию.
Выработать метод преподавания каждого предмета и пройти его ранее введения самими профессорами.
Профессоров пополнять из лучших преподавателей.
Программу и курс переработать, выкинув мелочи, схоластику. Курсы писать самому профессору, а не ученикам.
В академиях и училищах ввести курс военного воспитания, теорию и практику. Предоставлять всякому желающему получить звание академика и права по службе без академии, путем самостоятельной подготовки.
В основу всей реформы строевого отдела положить выработку воина-героя, а не философа-учителя. Академикам, уходящим в строй, давать права, равные служащим в штабах, управлениях и заведениях.
Быть может, многие не согласятся с деталями изложенного мною вопроса, но никто ведь не будет спорить против сущности и необходимости усовершенствования нашего учебно-воспитательного дела. <...>:
Высокие идеи повергаются и устои слабнут, когда нет средств для существования. Лучшим средством достатка для жизни всегда была скромность, умение жить по средствам.
Надо со школьной скамьи воспитывать юношество без роскоши. Воспитывать в глубоком уважении к казенной собственности.
Воспитывать в уважении к военной профессии как к известному подвигу, который не измеряется количеством рублей. Это требование касается и нестроевых офицеров. Положение офицеров в обществе весьма зависит от умения себя содержать с достоинством. Очень жаль, что юнкера не упражняются в житейской тактике, и многие выходят из училища заранее уже обреченные на столкновения без особо уважительной причины.
Содержание офицеров должно быть согласовано с действительными ценами. Небольшими странностями в этом отношении еще выделяется квартирный вопрос.
У одних казенная квартира выше всякой разумной потребности, а у других в том же учреждении, например у полковника в Петербурге, отпуск равен 30 руб. в месяц.
В одном государстве был издан закон, что казенная квартира дается по чинам, начиная с младших, и произошло чудо. Вопрос, который тянулся сотни лет, был блистательно разрешен в 5. Правда, вначале депутату, предложившему этот закон, не было житья от лордов и пэров, а затем все сознались в высокой пользе для службы такого узаконения.
Хотелось бы еще обратить внимание на частое явление последних лет, на весьма иронические, хотя бы остроумные приказы.
В нашей армии есть еще целый ряд нравственных причин ухода офицеров, которые, хотя и ослабляются за последние годы, но еще далеки до исчезновения. А именно: мы все твердим, что инициатива - залог победы, что звание офицера весьма высоко, почетно и в то же время не уважали самостоятельности. Делаем ряд промахов для унижения авторитета офицера.
Заурядное сажание офицера под арест, разносы криком в присутствии нижних чинов, иронические выговоры в приказах, грязные судные дела, которые затем можно читать во всех газетах, - все это обезличивает, принижает офицера.
Между тем каждый знает, что энергия и горячность - вещи различные. К слову сказать, в последнее время вошло в моду выносить всякий сор и личные счеты на страницы печати. Опять-таки одно дело гласность и другое - трепать авторитет начальника или товарища.
За последние годы сделано уже вообще немало для увеличения боевой способности армии.
Но ведь и армии соседей не спят, а потому, чтобы не отстать, надо деятельно работать.
Главное, надо поддерживать личным примером внутреннюю силу армии, которая лишь одна дает непобедимость.
Великая Россия вправе от нас требовать личных жертв на восстановление своей мощи и боевой славы. Армия - твоя сила. Сила идет от начальствующего персонала, от офицеров, отличный состав которых должен быть у дорогой родины. Приложим к тому наши старания.
Скажем теперь свое последнее авторское слово.
Большинство недостатков нашего высшего командного элемента зависит от нашей общественной жизни. Исправится общество, поднимутся скоро и высшие слои армии, тем более, что всей нашей армии присущи многие весьма существенные достоинства.
Сама жизнь нашей армии зиждется, вообще, на прочных началах. Темные же пятна есть и у царя светил, Солнца.
На них обращено внимание в армии, и работа ведется к их усовершенствованию. Пожелаем лишь ее ускорения. Эта работа заставляет бодро смотреть на вещи и ручается за будущее. Пусть каждый поможет подготовке армии. Пусть каждый внесет свою посильную лепту в ее изучение. То будет путь к исправлению вооруженной силы. <...>:
Режепо П. Статистика генералов. - СПб., 1903. - С. 5-9, 10-25 Режепо П. Статистика полковников. - СПб., 1905. - С. 5-7, 11-15, 20-21, 24-25, 30. Режепо П. Несколько мыслей по Офицерскому вопросу. - СПб., 1910. - С. 1-3, 5, 19-25, 29-44.
Е. Месснер, С. Вакар, Ф. Вербицкий и др.
Российские офицеры
В войне 1914-1917 гг. Российское войско одержало несколько больших побед - Галицийская битва, Брусиловское наступление, взятие Эрзерума, выдержало много тяжелых сражений, потерпело поражение в Восточной Пруссии и потеряло в 1915 г. Польшу и Галицию- Российскому офицерству приходится выслушивать упреки и за поражения, и за беспобедные сражения, и даже за победы, потому что они не дали решающих результатов. И не только в этом обвиняют кадровое офицерство. Коммунисты называют его слугой капитализма, в левоэмигрантских кругах его считают "кастовым", "сословным", ставя ему в вину, что оно было оплотом царской власти, а с крайне правого фланга эмиграции слышатся иной раз упреки, что оно не уберегло царскую власть.
Армию называли "великой молчальницей": она никогда не кричала о своих делах и не отвечала на клевету. Офицерство в эмиграции тоже молчит и не находит нужным оправдываться:
оправдание его ошибок, проступков и провинностей - не в словах, а в крови, которой офицерство истекло в сражениях за Россию.
Перед современниками офицерство не оправдывается, но было бы большой исторической несправедливостью, если бы будущая, освобожденная от социализма, национальная Россия получила неверное представление о российском офицерстве или если бы ошибочное о нем представление укоренилось в той части эмиграции, которая по молодости лет не соприкоснулась с кадровым офицерством, когда оно служило в рядах Императорского войска. [...]
Каково было Российское кадровое офицерство к началу войны 1914 года?
Было ли офицерство сословным?
Император Петр Великий, создавая регулярную армию, возложил на дворянство всеобщую воинскую повинность (для образования офицерского корпуса), а на прочие сословия (кроме освобожденного от военной службы духовенства) наложил меньшую тяготу - рекрутские наборы, т.е. поставку в войска известного процента молодых людей. В последовавшие царствования система оставалась в главном неизменной - только дворянство выставляло офицеров, и офицерство было исключительно дворянским. Но в XIX в. так называемые разночинцы хлынули в администрацию государства, достигая даже ее вершин, и вслед за этим обнаружился прилив недворянских детей в офицерский корпус. Перед Великой войной Российское кадровое офицерство было по своему происхождению всесословным.
Закон не создавал никаких ограничений по сословному признаку - в праве каждого, по суду непорочного гражданина, стать офицером.
Было три способа стать кадровым офицером: 1) Имея аттестат зрелости (свидетельство об окончании гимназии, реального училища или кадетского корпуса), поступить в одно из военных училищ и, завершив его, получить погоны подпоручика. 2) Отличиться в военное время и из солдат быть произведенным в офицеры с правом достичь чина штабс-капитана (штаб-ротмистра), впрочем ординарец генерала Скобелева, всадник Абациев, достиг чина полного генерала. В мирное же время каждый солдат, закончивший срочную службу в унтер-офицерском звании, имел право держать вступительный экзамен в военное училище, чтобы стать офицером. 3) Имея свидетельство о прохождении полного курса среднеучебного заведения, поступить на военную службу солдатом-вольноопределяющимся, прослужить один год (обычные солдаты служили три года), выдержать экзамен на чин прапорщика запаса и, имея этот первый офицерский чин, сдать экзамен за курс военного училища; после этого следовало производство в чин подпоручика запаса, и этот офицер мог ходатайствовать о зачислении его на действительную военную службу, что было совершенным уравнением его со сверстниками, нормально прошедшими курс военного училища.
Все три пути были открыты для всех- Вольноопределяющимся мог стать молодой человек любого сословия и сделаться по экзамену кадровым офицером; солдатами были люди всех сословий, и каждый мог, либо отличившись на войне, либо поступив в военное училище, быть произведенным в офицеры; а обычный путь через военное училище был открыт для всех юношей, независимо от их сословного происхождения. Кадровым офицером мог стать княжеский сын и сын дворянина, и сыновья священника, купца, почетного гражданина, крестьянина, мещанина, ремесленника и рабочего. И не только мог стать теоретически, по закону, но и становился фактически и притом без каких-либо затруднений.
Единственным ограничением был утвержденный законом статут Пажеского Его Императорского Величества корпус, куда могли вступать лишь дети или внуки чинов Царской свиты, генералов и генерал-лейтенантов. Но это не было сословным ограничением, раз в свиту зачисляли офицеров, независимо от их сословного происхождения, раз до генеральского чина мог дослужиться каждый офицер, а офицером мог сделаться каждый человек, какого бы происхождения он ни был. Основной целью этого несословного ограничения при приеме в Пажеский корпус было желание окружить трон пажами, избранными среди заслуженнейших слуг Царя - генералов и адмиралов. Фельдфебель корпуса, лучший из воспитанников, назначался состоять пажом при Государе, а известное количество пажей состояло при Высочайших Особах, совмещая учение в корпусе с выполнением пажеских обязанностей на дворцовых торжествах.
В Санкт-Петербурге было два военных училища - Павловское (пехотное) и Николаевское (кавалерийское), куда принимались преимущественно дети потомственных дворян. Не закон ставил это ограничение, а традиция гвардии, требовавшая, чтобы ее полки комплектовались офицерами из потомственного дворянства - эти два училища служили главным образом для укомплектования гвардии.
На особом положении был и офицерский состав Флота и Морской корпус, выпускавший молодых людей офицерами во флот. Это проистекало от особенностей морской службы и от флотских традиций, основанных на заветах славных Российских флотоводцев. <...>:
Не располагая документальными статистическими данными, невозможно установить процентное отношение офицеров разного сословного происхождения. Но, по воспоминаниям авторов этого очерка, создается такая картина: в гвардейских пехоте и артиллерии 100% офицеров было из потомственных дворян; меньший процент был в гвардейской коннице и еще меньший - среди "числившихся по гвардии" офицеров Главных Военных Управлений и кадрового состава Военно-учебных заведений; в армейских войсковых частях процентное отношение колебалось между 75 и 25%, причем не потомственно-дворянская часть офицеров состояла преимущественно из детей личных дворян, купцов, священников и крестьян. Колебания процентов зависели не только от рода войска (в коннице - больше, в пехоте - меньше), но и от стоянки войсковой части: много юнкеров при выпуске из военного училища брали вакансии в полки, расположенные в месте пребывания своих родителей, вследствие чего, скажем, полки Московского гарнизона имели большой процент дворянских и купеческих отпрысков, а полки в Ташкенте или Омске - меньший процент, потому что в Московском населении дворянская и купеческая группы были процентуально многочисленнее, чем в населении азиатской России.
Не настаивая на точности вышеприведенных цифр, можно все же утверждать, что в годы перед Великой войной Российское офицерство состояло в большинстве не из родового дворянства, а из людей, чьи деды или только отцы, а зачастую лишь сами эти лица были удостоены дворянства: не дворянское звание делало офицером, а офицерское звание делало дворянином.
С момента вступления юноши в кадетский корпус или молодого человека в военное училище исчезало понятие о сословном различии, если оно было привито в семье. В офицерской среде никогда и ни при каких обстоятельствах не ощущалось различие происхождения: все были офицерами на службе Его Величества, и только разница чинов устанавливала градацию прав и обязанностей. А чины приобретались вне зависимости от происхождения: если уже в старину люди, как тогда говорили "низкого происхождения", достигали наивысших чинов в Армии, то в начале XX века ни закон, ни традиция, ничто не препятствовало людям всех сословий восходить на высшие ступени военно-иерархической лестницы: в офицерстве было абсолютное сословное равенство. <...>:
Было ли офицерство кастовым?
Кастою называется общественная группа, обособленная от остальных групп происхождением и от этого происхождения проистекающим правовым положением своих членов. Каста есть замкнутая группа людей, в которую включает человека лишь факт рождения от родителей, к данной касте принадлежащих, и в которую нельзя проникнуть извне, а также нельзя из которой выйти. Рождение в касте предопределяет на всю жизнь права и обязанности рожденного. Офицерские права и обязанности проистекали не от рождения, а от вступления по собственной воле в офицерский корпус. И корпус этот не был замкнутым: в него ежегодно вливалось тысячи три молодых людей всех сословий, всех групп общества, всех имущественных положений; в него вливалось множество отпрысков семей, никакого отношения к военному миру не имевших.
Этот приток посторонних уже начинался в кадетских корпусах. Кадетские корпуса имели в XX в. своим назначением предоставлять офицерам возможность бесплатно давать образование своим сыновьям. Для офицеров, живших в большинстве своем в весьма стесненных финансовых обстоятельствах, было облегчением, что в корпусе не только не надо было платить за обучение и учебники, но и пропитание, и обмундирование были бесплатными. Это побуждало большинство офицеров определять своих сыновей в кадетские корпуса. Побуждал к этому и военный дух в офицерских семьях. Но дух этот не был кастовым, и офицерские сыновья по своей воле или по воле родителей свободно могли поступать не в корпус, а в какое-либо среднеучебное заведение. И нередко поступали.
Но бывало и обратное: родители, не принадлежавшие к военной среде, отдавали своих сыновей в кадетские корпуса, чему закон не препятствовал. Эти кадеты были "своекоштными", т.е. родители оплачивали их содержание и обучение. Наличие этих кадет "со стороны" опровергает мысль о кастовой замкнутости офицерства. Процент этих неофицерских детей в корпусах был различен, но, например. Николаевский кадетский корпус в Санкт-Петербурге заполнялся преимущественно купеческими детьми.
В кадетских корпусах воспитание было систематическим развитием любви к военной службе, и поэтому большинство кадет шло по окончании корпуса в военные училища. Однако образование было поставлено так, что кадет, не желавший стать военным, мог без затруднений, наравне с окончившими реальные училища поступать в высшие технические заведения и мог, как и реалисты, идти в университет по сдаче экзамена по латинскому языку. Уход кадет "на сторону" был нередким явлением: офицерская среда не имела кастово замкнутыми ни входную, ни выходную двери.
Кадеты, поступавшие в военные училища: Павловское и Александровское (пехота), Михайловское и Константиновское (артиллерия) и Николаевское (инженерное), заполняли там более половины вакансий. В прочих же училищах: пехотных, кавалерийских и артиллерийском, по приблизительной оценке, 50-60% юнкеров являлось "со стороны" - это были окончившие разные среднеучебные заведения, это были пришельцы из немилитаристической среды духовенства, купечества, крестьянства, мещанства и даже из антимилитаристической среды прогрессивной интеллигенции, откуда нередко вопреки воле родителей шли на военную службу молодые люди, чувствовавшие военное призвание. Такой мощный "прорыв" кастовоофицерской замкнутости, якобы существовавшей в России, опровергает миф о существовании офицерской касты. В офицерскую среду ежегодно вливалось более полутора тысяч неофицерских детей, и эти, так сказать, нововоенные сливались с наследственно-военными, т.е. с детьми офицеров. Если в полках гвардии процент офицеров из неофицерских детей не превышал, вероятно, 10, то это происходило главным образом от того, что вакансии в гвардейские части разбирались преимущественно сыновьями гвардейцев. Но в армейских полках от 30 до 60% офицеров было из неофицерских детей.
Был и другой приток неофицерской крови в офицерскую среду: через женитьбу. Стоянки многих войсковых частей Российской Армии были весьма неприятными: захолустные городки в Европейской России или еврейские городишки на западной границе - в них почти отсутствовало то, что называлось "обществом", т.е. группа обывателей достаточно высокого уровня развития, образования и воспитания. Были стоянки, где "общество" совершенно отсутствовало: казармы, удаленные на десятки верст от городов, или "Богом забытые" гарнизоны вдоль границ в Азии. Женами офицеров на таких стоянках становились во многих случаях дочери офицеров-сослуживцев, а бывало и дочери фельдфебелей, т.е. сверхсрочно служивших солдат. Но в полках, стоянки которых не были так унылы, офицеры соприкасались с "обществом" и могли жениться на девушках из "штатской" среды - это не возбранялось ни законом, ни традицией и не было к тому ни "сословных", ни "кастовых" препон.
Исключение сделано в методе преподавания тактики для пехотных училищ, которую есть желание и толчок извне поставить жизненно. Однако без общей и коренной реформы, без подбора соответствующих своих училищных преподавателей, отпуска средств, участков, полей и т. д. дело далеко не двинется.
Большое также заблуждение начинать все предметы с начала года одновременно. Этот вопрос надо разработать в зависимости от связи между предметами, и тогда окажется особая последовательность.
Надо чтобы училища имели бы свои участки для учений и стрельбы, тиры, музеи и все пособия.
Работать надо поболее в поле и поменее в классе.
Училищам не должно мешать в работе, а то в настоящее время из короткого лета отнимается много времени на разные побочные смотры и упражнения. Свою же программу не успевают пройти наполовину.
У юнкеров почти нет свободного времени для самостоятельной работы. Весь день строго по часам или наоборот право идти в отпуск.
Юнкера не получают жалованья, хотя они находятся на действительной военной службе, а между тем среди них есть много людей бедных, для которых унтер-офицерское жалованье было бы весьма кстати. Теперь даже бережливый юнкер, не получая ниоткуда денег, принужден должать и скоро заражается горестным пороком, вообще распространенным среди европейских армий, пороком безусловно понижающим характер воина.
Отношение между воспитателями и учащимися в некоторых училищах бывают чисто формальные.
За этакое-то неисполнение - такое-то наказание, нет обучения нравственности, нет еще общения с подчиненными, нет иногда личного примера, нет обучения господству над страстями, а порою сухость, наказание, сопряженное с обидой.
На юнкера за год накладывается 40 взысканий, записанных в журнал, и потом такой молодой человек становится офицером. За дурные успехи не все кончают училище, а за более важное, несоответствие своего характера офицерскому званию, большинство благополучно надевает офицерские погоны.
Всю закваску в обучении училищ покуда давали академии и более всех Николаевская академия Генерального штаба (ныне переименованная в Императорскую Военную Академию).
Военные академии
Цель всех академий - высшее образование.
Императорская Военная Академия преследует общее военное образование, а остальные - специально-техническое.
Бессмертный Петр Великий и его сподвижники были, с точки зрения наших программ, зачастую менее образованы, чем наши юнкера, и тем не менее свершили величайшие деяния.
Великая Екатерина и ее генералы были менее образованы, чем любой наш академик, а тем не менее слава русской армии стала бессмертной.
Наполеон I, разметавший с неслыханною легкостью ученых полководцев Европы, не раз треплется русскими с обыкновенными генералами.
Великие замыслы гения не раз оказывались тщетными против Кутузова, Барклая, Багратиона, Ермолова, Неверовского, Раевского, Тучкова и многих других орлов Екатерининской школы.
Этим вступлением я хочу указать, что наличность именно военных людей, офицеров-победителей, в меньшей степени зависит от знаний, от образования, чем от души и характера.
Таким образом, цель и главная задача каждой военной академии все-таки состоит в поддержании и в развитии духовных способностей, в умении владеть подчиненными, затем в преподании умения работать, ценить обстановку и затем лишь в снабжении запасом знаний.
К глубокому сожалению, в настоящее время постановка дела в академиях выдвигает последнее на первое место. А души в академиях нет.
Все академии стараются готовить самых ученых людей, мало обращая внимания, нужны ли эти знания, сумеют ли приложить питомцы свои сведения. Не делают почти ничего, чтобы окончившие академию были бы людьми сильными духом, хорошими начальниками и товарищами. Наука все заслоняет и поглощает. Да горе еще и в том, что и не наука, ибо под наукой подразумевают известную дисциплину знаний с великими законами причин и следствий, а часто нечто худшее, просто конгломерат сведений.
Все академии между собою разъединены совершенно. В них нет общей доктрины, направляющего начала, общих интересов и единения.
Курсы очень велики и требуют огромного напряжения памяти. За год приходится изучить 5.000-6.000 страниц и исполнить несколько практических работ, правда, небольшое число, но с большими требованиями по внешности.
Ежедневные лекции, часа четыре в день, и другие обязательные занятия в академии не оставляют много времени на самостоятельную работу, и потому приходится ограничиться беглым чтением серьезных вещей, а если принять во внимание, что и профессора успевают сами прочитать курс неполностью, то все изучение иного отдела ограничивается простым чтением по подготовке к экзаменам. Лекционная система - вот главный метод обучения академиков.
Работа на дому сводится к чтению с утомленной головой записок или учебников.
Записки зачастую не исправляются профессорами, хотя и значатся под их редакцией, почему пестрят разного рода курьезами. Схоластическое стремление дать поболее всяких сведений приводит к помещению в учебниках академий даже самого практического предмета - тактики - странных формул вроде пресловутой MV{48} : 2/mv{49} : 2 = M/m, выражающей превосходство наступления над обороной или знаменитой формулы победы Аэция в Каталаунской битве. <...>:
Конечно, академии имеют и хорошие курсы, но ведь это и естественно. Странно, как могут быть терпимы плохие. В академиях не в почете инициатива в работе, не особенно чтится самолюбие офицера, далеко не ко всем одинаково строгое отношение. Между товарищами нет добрых отношений и особенно, конечно, там, где есть конкуренция. Нет офицерского суда чести, который, без сомнения, сдержал бы случаи исполнения работ чужими руками. Сам учебный и педагогический персонал должен, конечно, быть в академиях выдающийся, и не только по науке, а главное, по душе, по характеру.
Всею совокупностью причин академии готовят нервных людей, и особенно была повинна в этом бывшая Николаевская академия Генерального штаба, она же и первая по значению в деле подготовки всей армии.
К заслугам надо отнести, что они дают многих весьма трудолюбивых людей, и если бы академии также бы развивали характер и способности, то они, конечно, могли бы играть важную роль в деле возвышения нашего командного состава.
Само прохождение службы, карьера, весьма различны у академиков, окончивших почти одинаково.
В строй уходили лишь неудачники и с тем, чтобы уйти из строя при случае.
Образование в академиях, благодаря небольшим штатам, могут получить далеко не все желающие. Сравните наши штаты хотя бы с Германией, и мы увидим в последней двойное и более превосходство.
Итак, в чем же, мне казалось бы, надо изменить военное образование в России.
Реформа академий и училищ должна проводиться по общему плану общей реформы всего образования и воспитания.
Во главе всего военно-воспитательно-учебного дела должен стоять один человек и одно управление.
Все военные академии должны быть слиты в одну. Первый год, а может быть, полгода, все учащиеся проходят общий курс и потом разделяются по специальностям.
Нельзя ни на минуту забыть воспитание и долг рыцаря-офицера.
Курс проходить по возможности практически, особенно для тех, кто должен служить в поле. Курсы надо сократить, и дать время самим научиться работать.
Профессорский состав обновлять и привлекать из строя специалистов.
В академии принимать в любом обер-офицерском чине и в большем количестве.
При приеме в строевой отдел требовать физическую годность и для всех отличную аттестацию.
Выработать метод преподавания каждого предмета и пройти его ранее введения самими профессорами.
Профессоров пополнять из лучших преподавателей.
Программу и курс переработать, выкинув мелочи, схоластику. Курсы писать самому профессору, а не ученикам.
В академиях и училищах ввести курс военного воспитания, теорию и практику. Предоставлять всякому желающему получить звание академика и права по службе без академии, путем самостоятельной подготовки.
В основу всей реформы строевого отдела положить выработку воина-героя, а не философа-учителя. Академикам, уходящим в строй, давать права, равные служащим в штабах, управлениях и заведениях.
Быть может, многие не согласятся с деталями изложенного мною вопроса, но никто ведь не будет спорить против сущности и необходимости усовершенствования нашего учебно-воспитательного дела. <...>:
Высокие идеи повергаются и устои слабнут, когда нет средств для существования. Лучшим средством достатка для жизни всегда была скромность, умение жить по средствам.
Надо со школьной скамьи воспитывать юношество без роскоши. Воспитывать в глубоком уважении к казенной собственности.
Воспитывать в уважении к военной профессии как к известному подвигу, который не измеряется количеством рублей. Это требование касается и нестроевых офицеров. Положение офицеров в обществе весьма зависит от умения себя содержать с достоинством. Очень жаль, что юнкера не упражняются в житейской тактике, и многие выходят из училища заранее уже обреченные на столкновения без особо уважительной причины.
Содержание офицеров должно быть согласовано с действительными ценами. Небольшими странностями в этом отношении еще выделяется квартирный вопрос.
У одних казенная квартира выше всякой разумной потребности, а у других в том же учреждении, например у полковника в Петербурге, отпуск равен 30 руб. в месяц.
В одном государстве был издан закон, что казенная квартира дается по чинам, начиная с младших, и произошло чудо. Вопрос, который тянулся сотни лет, был блистательно разрешен в 5. Правда, вначале депутату, предложившему этот закон, не было житья от лордов и пэров, а затем все сознались в высокой пользе для службы такого узаконения.
Хотелось бы еще обратить внимание на частое явление последних лет, на весьма иронические, хотя бы остроумные приказы.
В нашей армии есть еще целый ряд нравственных причин ухода офицеров, которые, хотя и ослабляются за последние годы, но еще далеки до исчезновения. А именно: мы все твердим, что инициатива - залог победы, что звание офицера весьма высоко, почетно и в то же время не уважали самостоятельности. Делаем ряд промахов для унижения авторитета офицера.
Заурядное сажание офицера под арест, разносы криком в присутствии нижних чинов, иронические выговоры в приказах, грязные судные дела, которые затем можно читать во всех газетах, - все это обезличивает, принижает офицера.
Между тем каждый знает, что энергия и горячность - вещи различные. К слову сказать, в последнее время вошло в моду выносить всякий сор и личные счеты на страницы печати. Опять-таки одно дело гласность и другое - трепать авторитет начальника или товарища.
За последние годы сделано уже вообще немало для увеличения боевой способности армии.
Но ведь и армии соседей не спят, а потому, чтобы не отстать, надо деятельно работать.
Главное, надо поддерживать личным примером внутреннюю силу армии, которая лишь одна дает непобедимость.
Великая Россия вправе от нас требовать личных жертв на восстановление своей мощи и боевой славы. Армия - твоя сила. Сила идет от начальствующего персонала, от офицеров, отличный состав которых должен быть у дорогой родины. Приложим к тому наши старания.
Скажем теперь свое последнее авторское слово.
Большинство недостатков нашего высшего командного элемента зависит от нашей общественной жизни. Исправится общество, поднимутся скоро и высшие слои армии, тем более, что всей нашей армии присущи многие весьма существенные достоинства.
Сама жизнь нашей армии зиждется, вообще, на прочных началах. Темные же пятна есть и у царя светил, Солнца.
На них обращено внимание в армии, и работа ведется к их усовершенствованию. Пожелаем лишь ее ускорения. Эта работа заставляет бодро смотреть на вещи и ручается за будущее. Пусть каждый поможет подготовке армии. Пусть каждый внесет свою посильную лепту в ее изучение. То будет путь к исправлению вооруженной силы. <...>:
Режепо П. Статистика генералов. - СПб., 1903. - С. 5-9, 10-25 Режепо П. Статистика полковников. - СПб., 1905. - С. 5-7, 11-15, 20-21, 24-25, 30. Режепо П. Несколько мыслей по Офицерскому вопросу. - СПб., 1910. - С. 1-3, 5, 19-25, 29-44.
Е. Месснер, С. Вакар, Ф. Вербицкий и др.
Российские офицеры
В войне 1914-1917 гг. Российское войско одержало несколько больших побед - Галицийская битва, Брусиловское наступление, взятие Эрзерума, выдержало много тяжелых сражений, потерпело поражение в Восточной Пруссии и потеряло в 1915 г. Польшу и Галицию- Российскому офицерству приходится выслушивать упреки и за поражения, и за беспобедные сражения, и даже за победы, потому что они не дали решающих результатов. И не только в этом обвиняют кадровое офицерство. Коммунисты называют его слугой капитализма, в левоэмигрантских кругах его считают "кастовым", "сословным", ставя ему в вину, что оно было оплотом царской власти, а с крайне правого фланга эмиграции слышатся иной раз упреки, что оно не уберегло царскую власть.
Армию называли "великой молчальницей": она никогда не кричала о своих делах и не отвечала на клевету. Офицерство в эмиграции тоже молчит и не находит нужным оправдываться:
оправдание его ошибок, проступков и провинностей - не в словах, а в крови, которой офицерство истекло в сражениях за Россию.
Перед современниками офицерство не оправдывается, но было бы большой исторической несправедливостью, если бы будущая, освобожденная от социализма, национальная Россия получила неверное представление о российском офицерстве или если бы ошибочное о нем представление укоренилось в той части эмиграции, которая по молодости лет не соприкоснулась с кадровым офицерством, когда оно служило в рядах Императорского войска. [...]
Каково было Российское кадровое офицерство к началу войны 1914 года?
Было ли офицерство сословным?
Император Петр Великий, создавая регулярную армию, возложил на дворянство всеобщую воинскую повинность (для образования офицерского корпуса), а на прочие сословия (кроме освобожденного от военной службы духовенства) наложил меньшую тяготу - рекрутские наборы, т.е. поставку в войска известного процента молодых людей. В последовавшие царствования система оставалась в главном неизменной - только дворянство выставляло офицеров, и офицерство было исключительно дворянским. Но в XIX в. так называемые разночинцы хлынули в администрацию государства, достигая даже ее вершин, и вслед за этим обнаружился прилив недворянских детей в офицерский корпус. Перед Великой войной Российское кадровое офицерство было по своему происхождению всесословным.
Закон не создавал никаких ограничений по сословному признаку - в праве каждого, по суду непорочного гражданина, стать офицером.
Было три способа стать кадровым офицером: 1) Имея аттестат зрелости (свидетельство об окончании гимназии, реального училища или кадетского корпуса), поступить в одно из военных училищ и, завершив его, получить погоны подпоручика. 2) Отличиться в военное время и из солдат быть произведенным в офицеры с правом достичь чина штабс-капитана (штаб-ротмистра), впрочем ординарец генерала Скобелева, всадник Абациев, достиг чина полного генерала. В мирное же время каждый солдат, закончивший срочную службу в унтер-офицерском звании, имел право держать вступительный экзамен в военное училище, чтобы стать офицером. 3) Имея свидетельство о прохождении полного курса среднеучебного заведения, поступить на военную службу солдатом-вольноопределяющимся, прослужить один год (обычные солдаты служили три года), выдержать экзамен на чин прапорщика запаса и, имея этот первый офицерский чин, сдать экзамен за курс военного училища; после этого следовало производство в чин подпоручика запаса, и этот офицер мог ходатайствовать о зачислении его на действительную военную службу, что было совершенным уравнением его со сверстниками, нормально прошедшими курс военного училища.
Все три пути были открыты для всех- Вольноопределяющимся мог стать молодой человек любого сословия и сделаться по экзамену кадровым офицером; солдатами были люди всех сословий, и каждый мог, либо отличившись на войне, либо поступив в военное училище, быть произведенным в офицеры; а обычный путь через военное училище был открыт для всех юношей, независимо от их сословного происхождения. Кадровым офицером мог стать княжеский сын и сын дворянина, и сыновья священника, купца, почетного гражданина, крестьянина, мещанина, ремесленника и рабочего. И не только мог стать теоретически, по закону, но и становился фактически и притом без каких-либо затруднений.
Единственным ограничением был утвержденный законом статут Пажеского Его Императорского Величества корпус, куда могли вступать лишь дети или внуки чинов Царской свиты, генералов и генерал-лейтенантов. Но это не было сословным ограничением, раз в свиту зачисляли офицеров, независимо от их сословного происхождения, раз до генеральского чина мог дослужиться каждый офицер, а офицером мог сделаться каждый человек, какого бы происхождения он ни был. Основной целью этого несословного ограничения при приеме в Пажеский корпус было желание окружить трон пажами, избранными среди заслуженнейших слуг Царя - генералов и адмиралов. Фельдфебель корпуса, лучший из воспитанников, назначался состоять пажом при Государе, а известное количество пажей состояло при Высочайших Особах, совмещая учение в корпусе с выполнением пажеских обязанностей на дворцовых торжествах.
В Санкт-Петербурге было два военных училища - Павловское (пехотное) и Николаевское (кавалерийское), куда принимались преимущественно дети потомственных дворян. Не закон ставил это ограничение, а традиция гвардии, требовавшая, чтобы ее полки комплектовались офицерами из потомственного дворянства - эти два училища служили главным образом для укомплектования гвардии.
На особом положении был и офицерский состав Флота и Морской корпус, выпускавший молодых людей офицерами во флот. Это проистекало от особенностей морской службы и от флотских традиций, основанных на заветах славных Российских флотоводцев. <...>:
Не располагая документальными статистическими данными, невозможно установить процентное отношение офицеров разного сословного происхождения. Но, по воспоминаниям авторов этого очерка, создается такая картина: в гвардейских пехоте и артиллерии 100% офицеров было из потомственных дворян; меньший процент был в гвардейской коннице и еще меньший - среди "числившихся по гвардии" офицеров Главных Военных Управлений и кадрового состава Военно-учебных заведений; в армейских войсковых частях процентное отношение колебалось между 75 и 25%, причем не потомственно-дворянская часть офицеров состояла преимущественно из детей личных дворян, купцов, священников и крестьян. Колебания процентов зависели не только от рода войска (в коннице - больше, в пехоте - меньше), но и от стоянки войсковой части: много юнкеров при выпуске из военного училища брали вакансии в полки, расположенные в месте пребывания своих родителей, вследствие чего, скажем, полки Московского гарнизона имели большой процент дворянских и купеческих отпрысков, а полки в Ташкенте или Омске - меньший процент, потому что в Московском населении дворянская и купеческая группы были процентуально многочисленнее, чем в населении азиатской России.
Не настаивая на точности вышеприведенных цифр, можно все же утверждать, что в годы перед Великой войной Российское офицерство состояло в большинстве не из родового дворянства, а из людей, чьи деды или только отцы, а зачастую лишь сами эти лица были удостоены дворянства: не дворянское звание делало офицером, а офицерское звание делало дворянином.
С момента вступления юноши в кадетский корпус или молодого человека в военное училище исчезало понятие о сословном различии, если оно было привито в семье. В офицерской среде никогда и ни при каких обстоятельствах не ощущалось различие происхождения: все были офицерами на службе Его Величества, и только разница чинов устанавливала градацию прав и обязанностей. А чины приобретались вне зависимости от происхождения: если уже в старину люди, как тогда говорили "низкого происхождения", достигали наивысших чинов в Армии, то в начале XX века ни закон, ни традиция, ничто не препятствовало людям всех сословий восходить на высшие ступени военно-иерархической лестницы: в офицерстве было абсолютное сословное равенство. <...>:
Было ли офицерство кастовым?
Кастою называется общественная группа, обособленная от остальных групп происхождением и от этого происхождения проистекающим правовым положением своих членов. Каста есть замкнутая группа людей, в которую включает человека лишь факт рождения от родителей, к данной касте принадлежащих, и в которую нельзя проникнуть извне, а также нельзя из которой выйти. Рождение в касте предопределяет на всю жизнь права и обязанности рожденного. Офицерские права и обязанности проистекали не от рождения, а от вступления по собственной воле в офицерский корпус. И корпус этот не был замкнутым: в него ежегодно вливалось тысячи три молодых людей всех сословий, всех групп общества, всех имущественных положений; в него вливалось множество отпрысков семей, никакого отношения к военному миру не имевших.
Этот приток посторонних уже начинался в кадетских корпусах. Кадетские корпуса имели в XX в. своим назначением предоставлять офицерам возможность бесплатно давать образование своим сыновьям. Для офицеров, живших в большинстве своем в весьма стесненных финансовых обстоятельствах, было облегчением, что в корпусе не только не надо было платить за обучение и учебники, но и пропитание, и обмундирование были бесплатными. Это побуждало большинство офицеров определять своих сыновей в кадетские корпуса. Побуждал к этому и военный дух в офицерских семьях. Но дух этот не был кастовым, и офицерские сыновья по своей воле или по воле родителей свободно могли поступать не в корпус, а в какое-либо среднеучебное заведение. И нередко поступали.
Но бывало и обратное: родители, не принадлежавшие к военной среде, отдавали своих сыновей в кадетские корпуса, чему закон не препятствовал. Эти кадеты были "своекоштными", т.е. родители оплачивали их содержание и обучение. Наличие этих кадет "со стороны" опровергает мысль о кастовой замкнутости офицерства. Процент этих неофицерских детей в корпусах был различен, но, например. Николаевский кадетский корпус в Санкт-Петербурге заполнялся преимущественно купеческими детьми.
В кадетских корпусах воспитание было систематическим развитием любви к военной службе, и поэтому большинство кадет шло по окончании корпуса в военные училища. Однако образование было поставлено так, что кадет, не желавший стать военным, мог без затруднений, наравне с окончившими реальные училища поступать в высшие технические заведения и мог, как и реалисты, идти в университет по сдаче экзамена по латинскому языку. Уход кадет "на сторону" был нередким явлением: офицерская среда не имела кастово замкнутыми ни входную, ни выходную двери.
Кадеты, поступавшие в военные училища: Павловское и Александровское (пехота), Михайловское и Константиновское (артиллерия) и Николаевское (инженерное), заполняли там более половины вакансий. В прочих же училищах: пехотных, кавалерийских и артиллерийском, по приблизительной оценке, 50-60% юнкеров являлось "со стороны" - это были окончившие разные среднеучебные заведения, это были пришельцы из немилитаристической среды духовенства, купечества, крестьянства, мещанства и даже из антимилитаристической среды прогрессивной интеллигенции, откуда нередко вопреки воле родителей шли на военную службу молодые люди, чувствовавшие военное призвание. Такой мощный "прорыв" кастовоофицерской замкнутости, якобы существовавшей в России, опровергает миф о существовании офицерской касты. В офицерскую среду ежегодно вливалось более полутора тысяч неофицерских детей, и эти, так сказать, нововоенные сливались с наследственно-военными, т.е. с детьми офицеров. Если в полках гвардии процент офицеров из неофицерских детей не превышал, вероятно, 10, то это происходило главным образом от того, что вакансии в гвардейские части разбирались преимущественно сыновьями гвардейцев. Но в армейских полках от 30 до 60% офицеров было из неофицерских детей.
Был и другой приток неофицерской крови в офицерскую среду: через женитьбу. Стоянки многих войсковых частей Российской Армии были весьма неприятными: захолустные городки в Европейской России или еврейские городишки на западной границе - в них почти отсутствовало то, что называлось "обществом", т.е. группа обывателей достаточно высокого уровня развития, образования и воспитания. Были стоянки, где "общество" совершенно отсутствовало: казармы, удаленные на десятки верст от городов, или "Богом забытые" гарнизоны вдоль границ в Азии. Женами офицеров на таких стоянках становились во многих случаях дочери офицеров-сослуживцев, а бывало и дочери фельдфебелей, т.е. сверхсрочно служивших солдат. Но в полках, стоянки которых не были так унылы, офицеры соприкасались с "обществом" и могли жениться на девушках из "штатской" среды - это не возбранялось ни законом, ни традицией и не было к тому ни "сословных", ни "кастовых" препон.