Страница:
Итак, отрекшись от всякого содействия офицеру в деле его боевой подготовки, предоставив ему в этом отношении полную свободу блуждать в потемках, мы в сравнительно нехитром деле обучения и воспитания солдата шагу не даем младшему ступить без посторонней указки; здесь предписано и предусмотрено по неделям и часам все обучение и даже самые его способы, вся же работа офицера при всем его желании дальше исполнения свыше предписанного не идет. [...]
Считаю, что положение строевого офицера, а вместе и условия его службы, мною выяснены, и выводы можно резюмировать следующим образом:
1) В деле подготовки нашей армии к бою отсутствует самый важный отдел этой подготовки - воспитание и обучение офицера, благодаря чему отсутствует то настоящее и живое дело, которое должно составлять истинное наше призвание.
2) Служба мирного времени решительно доминирует над боевой подготовкой армии.
3) Вся деятельность офицера, таким образом, сводится к обучению нижних чинов (при крайне ненормальной постановке этого дела) и к несению службы мирного времени.
Теперь, сопоставив с этими заключениями, что поистине призвание и дело строевого офицера могут заключаться только в боевой подготовке, что дело обучения нижних чинов требует самостоятельного начальника, я думаю, будут понятны причины отвращения нашего офицера от службы. Именно служба наша лишена той самой стороны, которая только и может увлечь и заинтересовать настоящего офицера. <...>:
А если это так, то вместо искания новых людей обратите внимание на теперешнего офицера, отведите ему настоящее место в деле подготовки армии и поверьте, что этот офицер, хотя и поневоле избравший военную службу, окажется не хуже тех, кто будет избирать впоследствии эту службу как выгодную и хлебную карьеру.
Помните, что служба наша в конце концов идейная, потому что нет таких денег, которыми бы можно купить жизнь человека, и не за деньги отдает офицер свою жизнь для блага родины. Надо, очень надо улучшить материальную обстановку строевого офицера, но нельзя думать, что этим улучшается корпус офицеров, возбуждается его любовь к делу. Дело офицерское, настоящее живое дело, настолько интересное, что оно одно может увлечь офицера, надо только вынуть его из-под спуда и поставить на надлежащую высоту; в этом-то и должна заключаться теперешняя наша задача, в этом и состоит настоящее обновление армии.
Русский Инвалид. - 1907. - No 105.
А. Куропаткин
Меры по улучшению командного состава армии
Три войны, веденные Россиею в течение последних 50 лет, выяснили недостатки офицерского состава нашей армии. Несомненно, что это явление находится в непосредственной связи с культурною отсталостью России и с теми общими условиями жизни и деятельности, которые сложились в нашей родине не для одних военных, но для всего населения Поэтому серьезное улучшение офицерского состава нашей армии может последовать только с улучшением общего строя жизни в России.
Тем не менее уже и ныне, одновременно с проводимыми по воле Государя Императора коренными реформами по увеличению прав населения во всех сферах деятельности: частной, общественной и государственной, необходимы и реформы по офицерскому составу нашей армии. Эти реформы в особенности должны иметь целью улучшение командного состава армии.
Прежде всего необходимо сделать попытку разобраться в вопросе: почему при обилии способных, энергичных и знающих офицеров в младших чинах и на относительно низших должностях мы были бедны самостоятельными, энергичными, опытными начальниками крупных частей войск?
Командный состав армии зависит от общего уровня духовных сил нации. С ростом этих духовных сил растут эти силы в армии. Нельзя полагать возможным, чтобы при отсутствии сильных характеров, людей знания, опыта в других сферах деятельности, вдруг, независимо от духовной стоимости всей нации, армия представляла бы исключение. Но если бы военный мундир привлекал лучшие, энергичные силы нации, то, очевидно, многомиллионный народ и при самых неблагоприятных условиях своего развития мог бы выделять десятки и сотни наиболее богато одаренных в духовном отношении лиц, способных с успехом командовать войсками в военное время. Поэтому казалось бы необходимым: 1) сделать военный мундир заманчивым для цвета русской молодежи и затем 2) настойчиво добиваться, чтобы наиболее энергичные из носителей военного мундира проходили службу именно в рядах армии, развивая свои знания и духовные силы в непрерывной мысли о том, что армия предназначается для войны.
Мы и достигли первой из этих целей: военный мундир действительно уже давно стал особо почетным в русской земле, но мы совершенно не достигли второй цели, ибо масса наиболее способных и энергичных людей, носивших военный мундир, не только не служила в рядах армии, но даже не имела к ней никакого отношения. Еще в XVIII столетии начали давать военный мундир детям знатных вельмож, которые могли подвигаться в чинах, гарцуя в комнатах на деревянных лошадках. Затем понемногу военный мундир и даже звание генерала перестали обозначать непременную принадлежность к армии и занятие военным делом. Военные мундиры появились во всех сферах деятельности (кроме духовенства). Члены Государственного Совета, послы, сенаторы, почетные опекуны, министры разных ведомств, их товарищи, генерал-губернаторы, губернаторы, градоначальники, полицмейстеры, масса лиц, состоящих по разным ведомствам, масса лиц военно-народного управления на окраинах - все это носит военный мундир, числится в списках разных чинов, но, за малым исключением, никакого отношения к армии не имеет, лишь обессиливая армию. В весьма толстой книжке генералов нашей армии только очень небольшое число несет строевую службу в армии. Хуже всего то, что те, которые несут строевую службу, отстают в чинах и особенно в окладах от тех, которые строевой службы не несут. При таком положении очевидно, что наиболее сильные, энергичные, способные элементы стремились уйти из строя.
Генералы и адмиралы занимали посты министров внутренних дел, финансов, путей сообщения, народного просвещения, государственного контролера. Посты послов в Константинополе, Париже, Лондоне, Берлине также занимались генералами. На каждом собрании высших сановников государства выделялись многочисленные военные мундиры военного и морского ведомств.
Военный мундир имел притягательную силу и для других ведомств. Многие из них стремились провести такие формы одежды, которые возможно ближе напоминали бы офицерскую. В этом отношении дальше всех пошло министерство внутренних дел, проведя форму для своих исправников, становых, околоточных и даже городовых, мало чем отличную от офицерской. Нижние чины были совершенно сбиты с толку этими формами и не знали, кому отдавать честь. Офицерские шинели и фуражки с кокардами окончательно могли смутить даже и развитого нижнего чина.
Необходимо признать, что такое, по-видимому, непонятное стремление к военной форме имеет свое основание в малой культурности нашего населения. Еще недавно каждый носитель даже одной фуражки с кокардою уже считался в деревне власть имеющим. Носителю кокарды снимались в деревне шапки, при встрече зимою сворачивались тяжело нагруженные возы в сугробы снега, выслушивалась молча площадная брань и пр.
Необходимо офицерскому мундиру возвратить его настоящее значение и особо высоко поднять звание именно служащих в рядах армии.
В этих видах прежде всего необходимо продолжать заботы о материальном положении нашего корпуса офицеров Необходимо, чтобы служба в штабах, управлениях, учреждениях военного ведомства не была выгоднее службы в строю. Я много работал в этом направлении, но не достиг достаточного результата. Массы офицеров в управлениях и учреждениях можно заменить чиновниками. Необходимо затем, чтобы нашему строевому офицеру не представлялось выгодным переходить в пограничную стражу, акцизное ведомство, податные инспектора, в полицию, военно-народное управление, жандармы, на железнодорожную службу и пр., и пр., только бы уйти из строя.
Удержав рядом мер по возможности лучшие элементы в рядах армии, необходимо, чтобы старшие чины по мере движения вперед не забывали того, что знали ранее, как это происходит ныне. Необходимо, чтобы и в мирное время наши старшие начальники действительно практиковались в командовании войсками, а не были только кабинетными деятелями, заведывающими хозяйством, инспекторами, зрителями, посредниками.
<...>: При нашей военной системе командование войсками находится, за малым исключением, в руках пяти начальствующих инстанций: командира полка, командира бригады, начальника дивизии, командира корпуса, командующего войсками в округе. Над нашим пехотным и кавалерийским полками, таким образом, стоит пять нянек. Но по пословице "у семи нянек дитя без глаза" и в наших полках на войне не всегда все оказывалось благополучно. Чаще, впрочем, дитя сохраняло оба глаза, но неясно видели, что надо делать, сами няньки мирного времени. Чем же объяснить такое явление? Конечно, можно ответить, что выбор начальствующих лиц был не всегда удачен. Это верно, но верно и то, что приходилось выбирать из лиц, имевших на то право по существующим правилам и узаконениям, что выборы производились по аттестациям, данным соответствующими начальствующими лицами до командующего войсками включительно, и весьма многие назначения сделаны были из тех лиц, которые признавались достойными быть выдвинутыми из общей линии старшинства. Старались, таким образом, брать наилучшие силы, которыми мы располагали, но и эти силы оказались недостаточными. В числе причин тому укажем следующие. Все начальствующие лица нашей пятистепенной военной иерархии, прежде всего, так заняты текущею службою, текущею перепискою, многие из них так обременены хозяйственными заботами, что им остается мало времени следить за военным делом и, двигаясь вперед по службе, не опускаться в знании воинского дела, а подниматься. Сама строевая служба наша с коротким летним сбором и лишь несколькими днями высокопоучительных занятий на две стороны дает мало практики в командовании войсками в поле. Обилие ответственных занятий по хозяйственной части часто ставит эти занятия на более важное место, чем занятие строем. Но особенно важно то, что вся служба и жизнь построены у нас так, что не способствуют выработке твердых, самостоятельных характеров.
Из пяти вышепоименованных должностных лиц только два - начальник дивизии и командир корпуса - составляют по преимуществу самостоятельные строевые инстанции, но и они сильно обременены текущею перепискою. Командир полка по распределению времени, посвящаемого им командованию полком в поле и на дела хозяйственные, является скорее заведующим хозяйством, чем строевым начальником. Командир неотдельной бригады лишен всякой самостоятельности и так поставлен, что его отсутствие мало заметно. Он скорее отдыхает, чем служит. Наконец, высшие чины строевой лестницы командующие войсками в округах - в большей мере являются начальниками военно-окружных управлений, чем вождями войск, вверенных их командованию. Прибавим к сему, что по мере движения вперед наши начальствующие лица все менее и менее практикуются в непосредственном командовании войсками в поле. Можно привести примеры, что командовавшие продолжительное время войсками в округах ни разу не командовали частями войск на маневрах, по нескольку лет не садились верхом на лошадь. Как же выйти из этого ненормального положения и создать контингент начальствующих лиц, непрерывно практикующихся в исполнении тех обязанностей по командованию войсками, которые будут возложены на них с объявлением войны? <...>:
Для улучшения командного состава нашей армии требуется:
1) Улучшение общего строя жизни всего населения России, причем возрастут и духовные силы нации во всех сферах ее деятельности; 2) Сделать военную службу привлекательною для лучшей части русской молодежи; 3) Настойчиво добиваться, чтобы наиболее способные и энергичные носители военного мундира проходили службу в рядах армии; 4) Снять военный мундир со всех лиц, не служащих в армии, заменив его совершенно отличными от носимого в армии; 5) Сократить в возможной степени службу офицеров вне рядов армии: в управлениях, учреждениях и заведениях военного ведомства; 6) Принять энергичные меры, чтобы наши старшие начальники могли уделять главную часть своего времени не канцелярской работе, а работе с войсками в поле и в казармах. Принять меры, чтобы начальствующие лица, совершенствуя в боевом отношении вверенные им части, могли совершенствоваться и сами; 7) Улучшить и приподнять положение командиров полков, освободив их в возможной степени от обширных лежащих на них обязанностей по хозяйственной части; 8) Приподнять значение командиров бригад, предоставив им права, коими ныне пользуются командиры отдельных бригад; 9) Сделать дивизии и корпуса более сильными, чем то было в прошлую войну, и принять меры к возможному увеличению времени у старших строевых начальников для практики в непосредственном командовании войсками; 10) Освободить офицеров Генерального штаба, кои будут состоять в бригадах, дивизиях и корпусах, от канцелярской работы по другим отделам, кроме работ по специальности Генерального штаба; 11) Освободить командующих войсками в округах от непосредственного руководства деятельностью военно-окружных управлений. Прекратить совмещение должности командующего войсками с должностью генерал-губернатора. <...>:
Куропаткин А.Н. Задачи русской армии. Т. III. Задачи России и русской армии в XX столетии. - СПб., 1910. - С. 363-372.
Е. Мартынов
Назревшие реформы
При современных армиях, представляющих вооруженные народы, когда каждая мобилизованная войсковая часть состоит наполовину и даже на три четверти из людей только что призванных из запаса, корпус офицеров приобретает несравненно большее значение, чем прежде. При быстрой и непрерывной смене нижних чинов одни только офицеры являются настоящим кадром армии, хранителями ее вековых традиций и боевых преданий. Посреди массы граждан, отбывающих воинскую повинность лишь по обязанности, корпус офицеров должен составлять как бы рыцарское братство, служащее по призванию. Только такие офицеры, увлекающиеся своей специальностью, фанатически преданные ей, могут быть полезными для дела.
Особенно важны хорошие офицеры для русской армии вследствие того, что наш солдат гораздо менее развит и менее способен к самостоятельной деятельности, чем солдат других, более культурных наций.
Откуда же получает русская армия своих офицеров? Большая часть их выходит из юнкерских училищ, куда стекаются обыкновенно неудачники всех профессий. Неокончивший реалист, выгнанный классик, полуграмотный семинарист, недотянувший до конца ученик земледельческого, технического или коммерческого училища - вот обычный контингент, которым пополняются юнкерские училища. Все эти люди в огромном большинстве случаев идут на военную службу, не чувствуя к ней ни малейшего призвания, только потому, что им некуда деться. Откровенные родители так и объясняют: "Ваня глуп или Ваня не хочет учиться - придется отдать в юнкера".
Другую, значительно меньшую часть своих офицеров русская армия получает из воспитанников кадетских корпусов и военных училищ. Эти офицеры имеют законченное общее (7 лет корпуса) и достаточное специальное (2-3 года училища) образование. Однако между ними мало встречается людей, чувствующих призвание к военному делу.
Этот факт объясняется очень просто. Десяти лет отдают мальчика в кадетский корпус и тем наперед предопределяют его будущую карьеру. Положим, каждый окончивший семь классов корпуса имеет право наравне с реалистами держать конкурсный экзамен в любое из высших технических учебных заведений. Однако для семнадцатилетнего мальчика, семь лет выдержанного в стенах кадетского монастыря, оставить верную проторенную дорогу и избрать себе самостоятельный, рискованный путь не так-то легко, особенно при полном отсутствии денежных средств, как это обыкновенно бывает. В результате вся масса кадет, за редкими исключениями, идет в военные училища и оттуда производится в офицеры.
Незадолго до войны, с целью еще более затруднить выход на сторону, в военном министерстве было даже проектировано такое понижение курса кадетских корпусов, которое сделало бы для их питомцев невозможным поступление и высшие гражданские учебные заведения (?!).
Первые годы после производства н офицеры проходят в наслаждении непривычной свободой, но затем для очень многих наступает разочарование, они чувствуют, что попали не на свою дорогу. Применяемая в корпусе военная дрессировка (притом весьма слабая) не в состоянии возместить отсутствие призвания, подобно тому как воспитание в гражданском учебном заведении не смогло заглушить в Скобелеве и Тотлебене вложенного в них самой природой влечения к военному делу.
Итак, большинство офицеров русской армии поступает на военную службу, не имея никакого призвания к ней.
Дальнейшая деятельность строевого офицера обставлена так, что она не только не может развить в нем любовь к военной специальности, но, наоборот, неизбежно должна внушить отвращение. Живое, интересное дело воспитания солдата и подготовки войск к войне сведено у нас к формалистике и мертвечине.
Весь порядок занятий точно, в подробностях регламентирован уставами, наставлениями, инструкциями, приказами, расписаниями и т.п. Мало того, желая в чем-нибудь проявить свою деятельность, все старшие начальники, помимо указанных подробных правил, предъявляют еще свои личные требования. При этом так как командный состав нашей армии в значительной мере состоит из людей невежественных, не только не знающих современного военного дела, но по малому общему развитию даже и неспособных его понять, то все их требования носят чисто внешний, детальный характер. Даже в способах достижения поставленных целей строевому офицеру не предоставляется никакой свободы. Седовласый ротный командир в конце своей карьеры слышит наставление о том, как нужно учить новобранцев, и получает выговоры за то, что опоздал на занятия на четверть часа.
Одним словом, в продолжение всей своей службы в полку наш строевой офицер находится под постоянной опекой; его деятельность лишена всякой самостоятельности, малейшей доли творчества и инициативы.
При подобных условиях интерес к военному делу исчезает даже у тех немногих, у коих он был перед поступлением на службу. Большинство наших офицеров служит лишь по принуждению, апатично, иногда даже с отвращением, выполняя постылое, противное дело. За единичными исключениями военной наукой никто не занимается, никто ничего не читает, ни за чем не следит... Этим русское воинство резко отличается от других культурных армий, где офицеры увлекаются своей специальностью, а воспитание и обучение солдата возведены в своего рода культ.
Система служебного возвышения, которая в других армиях является могучим средством для возбуждения соревнования между офицерами и для выделения более достойных, у нас зачастую приводит к обратным результатам.
Вся карьера нашего строевого офицера находится в руках командира полка и начальника дивизии. От их усмотрения зависит провести ли капитана в подполковники сравнительно быстро, "вне правил", или же замариновать его в капитанском чине до предельного возраста. Практика жизни показывает, что при этом выборе зачастую руководствуются не столько пользою службы, сколько совершенно посторонними соображениями: скорее всего проходят в штаб-офицеры не самые способные и самостоятельные, а наиболее пронырливые и искательные. Бывали даже случаи (некоторые факты установлены официально), когда, желая избавиться от плохого ротного командира, начальство представляло его к производству в подполковники, дабы скорее сплавить в другую часть.
Должность батальонного командира и чин подполковника составляют обыкновенно венец карьеры армейского пехотного офицера. Далее в командиры полков и даже отдельных батальонов попадают лишь единичные личности, так как эти должности почти исключительно замещаются офицерами гвардии, Генерального штаба и разных центральных учреждений.
Как общее правило, все преимущества имеют те офицеры, которые на некоторое время выходят из строя, поступая в воспитатели кадетских корпусов, делопроизводители воинских начальников и т.п., а затем снова возвращаются в ряды войск. Приведу следующий случай. Из военных училищ в 1883 году было выпущено много портупей-юнкеров (лучших учеников) в разные армейские полки. В начале этой войны огромное большинство их было еще капитанами; затем во время военных действий некоторые из уцелевших были произведены в подполковники, а другие и до сих пор еще сидят в капитанском чине. В том же году из военного училища вышел в армию один юнкер, не особенно сильный в науках. Прослужив три года в строю, он поступил воспитателем в кадетский корпус, за выслугу лет быстро попал в подполковники, возвратился обратно в строй, получил отдельный батальон, был произведен в полковники, а во время войны в виде простой очередной награды получил генеральский чин и бригаду Другой пример из одного армейского полка ушел очень плохой штабс-капитан на должность начальника тюрьмы Там он был произведен в капитаны и, вернувшись обратно в строй, принял роту, обогнав всех своих даже самых выдающихся сверстников. Спрашивается, как должны влиять подобные порядки на строевых офицеров !
Говоря об условиях службы главной массы нашего офицерского корпуса армейской пехоты, нельзя не упомянуть о том хамстве, которое проявляется в отношениях начальников к подчиненным. Крик, грубые, обидные выражения, иногда даже ругательства - явление обычное. Иной раз во время какого-нибудь учения на городской площади в присутствии толпы народа начальник дивизии или командир полка позволяют себе по ничтожному поводу с грязью мешать старого заслуженного капитана. Такое пренебрежительное отношение к офицеру роняет в глазах общества достоинство офицерского звания
В самом дисциплинарном уставе проведены унизительные взгляды. Например, каждый офицер, начиная от молодого подпоручика и кончая старым полковником (если только последний не пользуется правами начальника отдельной части), может быть подвергнут аресту на гауптвахте в дисциплинарном порядке, то есть по простому усмотрению начальства. Такая средневековая мера совершенно не соответствует современным воззрениям. Для офицера не может быть других наказаний, кроме замечаний и выговоров; тот же, на которого эти меры не действуют, должен быть удален из армии.
К описанным выше тяжелым условиям службы армейского офицера присоединяется чрезвычайно стесненное материальное положение. Кроме мизерных квартирных окладов, на которые нигде хоть сколько-нибудь подходящей квартиры нанять нельзя, наши офицеры получают: подпоручик - 600 р., ротный командир - 1.200 р. и батальонный командир - 1.740 р. в год. Возможность существовать на эти средства, особенно в большом городе, для человека семейного, да еще при необходимости поддерживать некоторую представительность, составляет неразрешимую математическую задачу.
Более четверти века тому назад в одной из своих реляций генерал Скобелев указывал на офицерский вопрос как на самую слабую сторону русской армии. С того времени, если не считать небольшой прибавки жалованья, совершенно поглощенной вздорожанием жизни, в этой сфере ничто не изменилось.
Положение офицера в обществе даже ухудшилось. Наш век есть время самого грубого материализма, откровенного преклонения перед золотым тельцом. Положение в широких общественных кругах дают почти исключительно деньги, причем никто не интересуется способом их приобретения. Добыты ли они воровством при постройке железных дорог, грязными адвокатскими делами или темными коммерческими спекуляциями - это безразлично, лишь бы деньги были. При таком мировоззрении военная служба с ее скудным материальным вознаграждением, с ее странными для современных дельцов идеалами патриотизма и самоотвержения представляется каким-то донкихотством. Уважением в этих кругах пользуются лишь офицеры нескольких гвардейских полков, так как большинство их принадлежит к богатому дворянству, и офицеры Генерального штаба, потому что в них видят будущих военных и гражданских сановников. <...>:
Ни в одном из слоев русского общества наша офицерская корпорация не находит себе симпатий.
Итак, мы разобрали всю обстановку жизни армейского офицера: тяжелые условия службы, гнет материальной нужды, приниженное положение в обществе.
Что же удивительного, что при такой обстановке офицеры (к тому же в большинстве не чувствующие ни малейшего призвания к военному делу) стремятся уйти из строя. Те из них, которым не удалось попасть в одну из военных академии, уходят в воспитатели, в интенданты, в акциз, в полицию, в пограничную стражу, в жандармы, на разные административные должности всюду, где лучше платят или где легче дышится.
В результате, если бы России пришлось мобилизовать все ее вооруженные силы, то она сразу натолкнулась бы на огромный некомплект офицеров, то есть оказалась бы к войне неготовой.
Из числа строевых офицеров все более способное, самостоятельное и предприимчивое постепенно находит себе выход на сторону. Остаются в рядах войск, кроме редких любителей военного дела, по преимуществу самые неразвитые и инертные. Вследствие этого средний уровень младших офицеров всегда бывает выше ротных командиров, а этих последних выше, чем батальонных командиров. Таким образом, в то время как в иностранных армиях по мере служебного возвышения производится постепенное процеживание офицеров, причем все неспособное удаляется, у нас подобный же отбор производит сама жизнь, но только в обратную сторону.
Считаю, что положение строевого офицера, а вместе и условия его службы, мною выяснены, и выводы можно резюмировать следующим образом:
1) В деле подготовки нашей армии к бою отсутствует самый важный отдел этой подготовки - воспитание и обучение офицера, благодаря чему отсутствует то настоящее и живое дело, которое должно составлять истинное наше призвание.
2) Служба мирного времени решительно доминирует над боевой подготовкой армии.
3) Вся деятельность офицера, таким образом, сводится к обучению нижних чинов (при крайне ненормальной постановке этого дела) и к несению службы мирного времени.
Теперь, сопоставив с этими заключениями, что поистине призвание и дело строевого офицера могут заключаться только в боевой подготовке, что дело обучения нижних чинов требует самостоятельного начальника, я думаю, будут понятны причины отвращения нашего офицера от службы. Именно служба наша лишена той самой стороны, которая только и может увлечь и заинтересовать настоящего офицера. <...>:
А если это так, то вместо искания новых людей обратите внимание на теперешнего офицера, отведите ему настоящее место в деле подготовки армии и поверьте, что этот офицер, хотя и поневоле избравший военную службу, окажется не хуже тех, кто будет избирать впоследствии эту службу как выгодную и хлебную карьеру.
Помните, что служба наша в конце концов идейная, потому что нет таких денег, которыми бы можно купить жизнь человека, и не за деньги отдает офицер свою жизнь для блага родины. Надо, очень надо улучшить материальную обстановку строевого офицера, но нельзя думать, что этим улучшается корпус офицеров, возбуждается его любовь к делу. Дело офицерское, настоящее живое дело, настолько интересное, что оно одно может увлечь офицера, надо только вынуть его из-под спуда и поставить на надлежащую высоту; в этом-то и должна заключаться теперешняя наша задача, в этом и состоит настоящее обновление армии.
Русский Инвалид. - 1907. - No 105.
А. Куропаткин
Меры по улучшению командного состава армии
Три войны, веденные Россиею в течение последних 50 лет, выяснили недостатки офицерского состава нашей армии. Несомненно, что это явление находится в непосредственной связи с культурною отсталостью России и с теми общими условиями жизни и деятельности, которые сложились в нашей родине не для одних военных, но для всего населения Поэтому серьезное улучшение офицерского состава нашей армии может последовать только с улучшением общего строя жизни в России.
Тем не менее уже и ныне, одновременно с проводимыми по воле Государя Императора коренными реформами по увеличению прав населения во всех сферах деятельности: частной, общественной и государственной, необходимы и реформы по офицерскому составу нашей армии. Эти реформы в особенности должны иметь целью улучшение командного состава армии.
Прежде всего необходимо сделать попытку разобраться в вопросе: почему при обилии способных, энергичных и знающих офицеров в младших чинах и на относительно низших должностях мы были бедны самостоятельными, энергичными, опытными начальниками крупных частей войск?
Командный состав армии зависит от общего уровня духовных сил нации. С ростом этих духовных сил растут эти силы в армии. Нельзя полагать возможным, чтобы при отсутствии сильных характеров, людей знания, опыта в других сферах деятельности, вдруг, независимо от духовной стоимости всей нации, армия представляла бы исключение. Но если бы военный мундир привлекал лучшие, энергичные силы нации, то, очевидно, многомиллионный народ и при самых неблагоприятных условиях своего развития мог бы выделять десятки и сотни наиболее богато одаренных в духовном отношении лиц, способных с успехом командовать войсками в военное время. Поэтому казалось бы необходимым: 1) сделать военный мундир заманчивым для цвета русской молодежи и затем 2) настойчиво добиваться, чтобы наиболее энергичные из носителей военного мундира проходили службу именно в рядах армии, развивая свои знания и духовные силы в непрерывной мысли о том, что армия предназначается для войны.
Мы и достигли первой из этих целей: военный мундир действительно уже давно стал особо почетным в русской земле, но мы совершенно не достигли второй цели, ибо масса наиболее способных и энергичных людей, носивших военный мундир, не только не служила в рядах армии, но даже не имела к ней никакого отношения. Еще в XVIII столетии начали давать военный мундир детям знатных вельмож, которые могли подвигаться в чинах, гарцуя в комнатах на деревянных лошадках. Затем понемногу военный мундир и даже звание генерала перестали обозначать непременную принадлежность к армии и занятие военным делом. Военные мундиры появились во всех сферах деятельности (кроме духовенства). Члены Государственного Совета, послы, сенаторы, почетные опекуны, министры разных ведомств, их товарищи, генерал-губернаторы, губернаторы, градоначальники, полицмейстеры, масса лиц, состоящих по разным ведомствам, масса лиц военно-народного управления на окраинах - все это носит военный мундир, числится в списках разных чинов, но, за малым исключением, никакого отношения к армии не имеет, лишь обессиливая армию. В весьма толстой книжке генералов нашей армии только очень небольшое число несет строевую службу в армии. Хуже всего то, что те, которые несут строевую службу, отстают в чинах и особенно в окладах от тех, которые строевой службы не несут. При таком положении очевидно, что наиболее сильные, энергичные, способные элементы стремились уйти из строя.
Генералы и адмиралы занимали посты министров внутренних дел, финансов, путей сообщения, народного просвещения, государственного контролера. Посты послов в Константинополе, Париже, Лондоне, Берлине также занимались генералами. На каждом собрании высших сановников государства выделялись многочисленные военные мундиры военного и морского ведомств.
Военный мундир имел притягательную силу и для других ведомств. Многие из них стремились провести такие формы одежды, которые возможно ближе напоминали бы офицерскую. В этом отношении дальше всех пошло министерство внутренних дел, проведя форму для своих исправников, становых, околоточных и даже городовых, мало чем отличную от офицерской. Нижние чины были совершенно сбиты с толку этими формами и не знали, кому отдавать честь. Офицерские шинели и фуражки с кокардами окончательно могли смутить даже и развитого нижнего чина.
Необходимо признать, что такое, по-видимому, непонятное стремление к военной форме имеет свое основание в малой культурности нашего населения. Еще недавно каждый носитель даже одной фуражки с кокардою уже считался в деревне власть имеющим. Носителю кокарды снимались в деревне шапки, при встрече зимою сворачивались тяжело нагруженные возы в сугробы снега, выслушивалась молча площадная брань и пр.
Необходимо офицерскому мундиру возвратить его настоящее значение и особо высоко поднять звание именно служащих в рядах армии.
В этих видах прежде всего необходимо продолжать заботы о материальном положении нашего корпуса офицеров Необходимо, чтобы служба в штабах, управлениях, учреждениях военного ведомства не была выгоднее службы в строю. Я много работал в этом направлении, но не достиг достаточного результата. Массы офицеров в управлениях и учреждениях можно заменить чиновниками. Необходимо затем, чтобы нашему строевому офицеру не представлялось выгодным переходить в пограничную стражу, акцизное ведомство, податные инспектора, в полицию, военно-народное управление, жандармы, на железнодорожную службу и пр., и пр., только бы уйти из строя.
Удержав рядом мер по возможности лучшие элементы в рядах армии, необходимо, чтобы старшие чины по мере движения вперед не забывали того, что знали ранее, как это происходит ныне. Необходимо, чтобы и в мирное время наши старшие начальники действительно практиковались в командовании войсками, а не были только кабинетными деятелями, заведывающими хозяйством, инспекторами, зрителями, посредниками.
<...>: При нашей военной системе командование войсками находится, за малым исключением, в руках пяти начальствующих инстанций: командира полка, командира бригады, начальника дивизии, командира корпуса, командующего войсками в округе. Над нашим пехотным и кавалерийским полками, таким образом, стоит пять нянек. Но по пословице "у семи нянек дитя без глаза" и в наших полках на войне не всегда все оказывалось благополучно. Чаще, впрочем, дитя сохраняло оба глаза, но неясно видели, что надо делать, сами няньки мирного времени. Чем же объяснить такое явление? Конечно, можно ответить, что выбор начальствующих лиц был не всегда удачен. Это верно, но верно и то, что приходилось выбирать из лиц, имевших на то право по существующим правилам и узаконениям, что выборы производились по аттестациям, данным соответствующими начальствующими лицами до командующего войсками включительно, и весьма многие назначения сделаны были из тех лиц, которые признавались достойными быть выдвинутыми из общей линии старшинства. Старались, таким образом, брать наилучшие силы, которыми мы располагали, но и эти силы оказались недостаточными. В числе причин тому укажем следующие. Все начальствующие лица нашей пятистепенной военной иерархии, прежде всего, так заняты текущею службою, текущею перепискою, многие из них так обременены хозяйственными заботами, что им остается мало времени следить за военным делом и, двигаясь вперед по службе, не опускаться в знании воинского дела, а подниматься. Сама строевая служба наша с коротким летним сбором и лишь несколькими днями высокопоучительных занятий на две стороны дает мало практики в командовании войсками в поле. Обилие ответственных занятий по хозяйственной части часто ставит эти занятия на более важное место, чем занятие строем. Но особенно важно то, что вся служба и жизнь построены у нас так, что не способствуют выработке твердых, самостоятельных характеров.
Из пяти вышепоименованных должностных лиц только два - начальник дивизии и командир корпуса - составляют по преимуществу самостоятельные строевые инстанции, но и они сильно обременены текущею перепискою. Командир полка по распределению времени, посвящаемого им командованию полком в поле и на дела хозяйственные, является скорее заведующим хозяйством, чем строевым начальником. Командир неотдельной бригады лишен всякой самостоятельности и так поставлен, что его отсутствие мало заметно. Он скорее отдыхает, чем служит. Наконец, высшие чины строевой лестницы командующие войсками в округах - в большей мере являются начальниками военно-окружных управлений, чем вождями войск, вверенных их командованию. Прибавим к сему, что по мере движения вперед наши начальствующие лица все менее и менее практикуются в непосредственном командовании войсками в поле. Можно привести примеры, что командовавшие продолжительное время войсками в округах ни разу не командовали частями войск на маневрах, по нескольку лет не садились верхом на лошадь. Как же выйти из этого ненормального положения и создать контингент начальствующих лиц, непрерывно практикующихся в исполнении тех обязанностей по командованию войсками, которые будут возложены на них с объявлением войны? <...>:
Для улучшения командного состава нашей армии требуется:
1) Улучшение общего строя жизни всего населения России, причем возрастут и духовные силы нации во всех сферах ее деятельности; 2) Сделать военную службу привлекательною для лучшей части русской молодежи; 3) Настойчиво добиваться, чтобы наиболее способные и энергичные носители военного мундира проходили службу в рядах армии; 4) Снять военный мундир со всех лиц, не служащих в армии, заменив его совершенно отличными от носимого в армии; 5) Сократить в возможной степени службу офицеров вне рядов армии: в управлениях, учреждениях и заведениях военного ведомства; 6) Принять энергичные меры, чтобы наши старшие начальники могли уделять главную часть своего времени не канцелярской работе, а работе с войсками в поле и в казармах. Принять меры, чтобы начальствующие лица, совершенствуя в боевом отношении вверенные им части, могли совершенствоваться и сами; 7) Улучшить и приподнять положение командиров полков, освободив их в возможной степени от обширных лежащих на них обязанностей по хозяйственной части; 8) Приподнять значение командиров бригад, предоставив им права, коими ныне пользуются командиры отдельных бригад; 9) Сделать дивизии и корпуса более сильными, чем то было в прошлую войну, и принять меры к возможному увеличению времени у старших строевых начальников для практики в непосредственном командовании войсками; 10) Освободить офицеров Генерального штаба, кои будут состоять в бригадах, дивизиях и корпусах, от канцелярской работы по другим отделам, кроме работ по специальности Генерального штаба; 11) Освободить командующих войсками в округах от непосредственного руководства деятельностью военно-окружных управлений. Прекратить совмещение должности командующего войсками с должностью генерал-губернатора. <...>:
Куропаткин А.Н. Задачи русской армии. Т. III. Задачи России и русской армии в XX столетии. - СПб., 1910. - С. 363-372.
Е. Мартынов
Назревшие реформы
При современных армиях, представляющих вооруженные народы, когда каждая мобилизованная войсковая часть состоит наполовину и даже на три четверти из людей только что призванных из запаса, корпус офицеров приобретает несравненно большее значение, чем прежде. При быстрой и непрерывной смене нижних чинов одни только офицеры являются настоящим кадром армии, хранителями ее вековых традиций и боевых преданий. Посреди массы граждан, отбывающих воинскую повинность лишь по обязанности, корпус офицеров должен составлять как бы рыцарское братство, служащее по призванию. Только такие офицеры, увлекающиеся своей специальностью, фанатически преданные ей, могут быть полезными для дела.
Особенно важны хорошие офицеры для русской армии вследствие того, что наш солдат гораздо менее развит и менее способен к самостоятельной деятельности, чем солдат других, более культурных наций.
Откуда же получает русская армия своих офицеров? Большая часть их выходит из юнкерских училищ, куда стекаются обыкновенно неудачники всех профессий. Неокончивший реалист, выгнанный классик, полуграмотный семинарист, недотянувший до конца ученик земледельческого, технического или коммерческого училища - вот обычный контингент, которым пополняются юнкерские училища. Все эти люди в огромном большинстве случаев идут на военную службу, не чувствуя к ней ни малейшего призвания, только потому, что им некуда деться. Откровенные родители так и объясняют: "Ваня глуп или Ваня не хочет учиться - придется отдать в юнкера".
Другую, значительно меньшую часть своих офицеров русская армия получает из воспитанников кадетских корпусов и военных училищ. Эти офицеры имеют законченное общее (7 лет корпуса) и достаточное специальное (2-3 года училища) образование. Однако между ними мало встречается людей, чувствующих призвание к военному делу.
Этот факт объясняется очень просто. Десяти лет отдают мальчика в кадетский корпус и тем наперед предопределяют его будущую карьеру. Положим, каждый окончивший семь классов корпуса имеет право наравне с реалистами держать конкурсный экзамен в любое из высших технических учебных заведений. Однако для семнадцатилетнего мальчика, семь лет выдержанного в стенах кадетского монастыря, оставить верную проторенную дорогу и избрать себе самостоятельный, рискованный путь не так-то легко, особенно при полном отсутствии денежных средств, как это обыкновенно бывает. В результате вся масса кадет, за редкими исключениями, идет в военные училища и оттуда производится в офицеры.
Незадолго до войны, с целью еще более затруднить выход на сторону, в военном министерстве было даже проектировано такое понижение курса кадетских корпусов, которое сделало бы для их питомцев невозможным поступление и высшие гражданские учебные заведения (?!).
Первые годы после производства н офицеры проходят в наслаждении непривычной свободой, но затем для очень многих наступает разочарование, они чувствуют, что попали не на свою дорогу. Применяемая в корпусе военная дрессировка (притом весьма слабая) не в состоянии возместить отсутствие призвания, подобно тому как воспитание в гражданском учебном заведении не смогло заглушить в Скобелеве и Тотлебене вложенного в них самой природой влечения к военному делу.
Итак, большинство офицеров русской армии поступает на военную службу, не имея никакого призвания к ней.
Дальнейшая деятельность строевого офицера обставлена так, что она не только не может развить в нем любовь к военной специальности, но, наоборот, неизбежно должна внушить отвращение. Живое, интересное дело воспитания солдата и подготовки войск к войне сведено у нас к формалистике и мертвечине.
Весь порядок занятий точно, в подробностях регламентирован уставами, наставлениями, инструкциями, приказами, расписаниями и т.п. Мало того, желая в чем-нибудь проявить свою деятельность, все старшие начальники, помимо указанных подробных правил, предъявляют еще свои личные требования. При этом так как командный состав нашей армии в значительной мере состоит из людей невежественных, не только не знающих современного военного дела, но по малому общему развитию даже и неспособных его понять, то все их требования носят чисто внешний, детальный характер. Даже в способах достижения поставленных целей строевому офицеру не предоставляется никакой свободы. Седовласый ротный командир в конце своей карьеры слышит наставление о том, как нужно учить новобранцев, и получает выговоры за то, что опоздал на занятия на четверть часа.
Одним словом, в продолжение всей своей службы в полку наш строевой офицер находится под постоянной опекой; его деятельность лишена всякой самостоятельности, малейшей доли творчества и инициативы.
При подобных условиях интерес к военному делу исчезает даже у тех немногих, у коих он был перед поступлением на службу. Большинство наших офицеров служит лишь по принуждению, апатично, иногда даже с отвращением, выполняя постылое, противное дело. За единичными исключениями военной наукой никто не занимается, никто ничего не читает, ни за чем не следит... Этим русское воинство резко отличается от других культурных армий, где офицеры увлекаются своей специальностью, а воспитание и обучение солдата возведены в своего рода культ.
Система служебного возвышения, которая в других армиях является могучим средством для возбуждения соревнования между офицерами и для выделения более достойных, у нас зачастую приводит к обратным результатам.
Вся карьера нашего строевого офицера находится в руках командира полка и начальника дивизии. От их усмотрения зависит провести ли капитана в подполковники сравнительно быстро, "вне правил", или же замариновать его в капитанском чине до предельного возраста. Практика жизни показывает, что при этом выборе зачастую руководствуются не столько пользою службы, сколько совершенно посторонними соображениями: скорее всего проходят в штаб-офицеры не самые способные и самостоятельные, а наиболее пронырливые и искательные. Бывали даже случаи (некоторые факты установлены официально), когда, желая избавиться от плохого ротного командира, начальство представляло его к производству в подполковники, дабы скорее сплавить в другую часть.
Должность батальонного командира и чин подполковника составляют обыкновенно венец карьеры армейского пехотного офицера. Далее в командиры полков и даже отдельных батальонов попадают лишь единичные личности, так как эти должности почти исключительно замещаются офицерами гвардии, Генерального штаба и разных центральных учреждений.
Как общее правило, все преимущества имеют те офицеры, которые на некоторое время выходят из строя, поступая в воспитатели кадетских корпусов, делопроизводители воинских начальников и т.п., а затем снова возвращаются в ряды войск. Приведу следующий случай. Из военных училищ в 1883 году было выпущено много портупей-юнкеров (лучших учеников) в разные армейские полки. В начале этой войны огромное большинство их было еще капитанами; затем во время военных действий некоторые из уцелевших были произведены в подполковники, а другие и до сих пор еще сидят в капитанском чине. В том же году из военного училища вышел в армию один юнкер, не особенно сильный в науках. Прослужив три года в строю, он поступил воспитателем в кадетский корпус, за выслугу лет быстро попал в подполковники, возвратился обратно в строй, получил отдельный батальон, был произведен в полковники, а во время войны в виде простой очередной награды получил генеральский чин и бригаду Другой пример из одного армейского полка ушел очень плохой штабс-капитан на должность начальника тюрьмы Там он был произведен в капитаны и, вернувшись обратно в строй, принял роту, обогнав всех своих даже самых выдающихся сверстников. Спрашивается, как должны влиять подобные порядки на строевых офицеров !
Говоря об условиях службы главной массы нашего офицерского корпуса армейской пехоты, нельзя не упомянуть о том хамстве, которое проявляется в отношениях начальников к подчиненным. Крик, грубые, обидные выражения, иногда даже ругательства - явление обычное. Иной раз во время какого-нибудь учения на городской площади в присутствии толпы народа начальник дивизии или командир полка позволяют себе по ничтожному поводу с грязью мешать старого заслуженного капитана. Такое пренебрежительное отношение к офицеру роняет в глазах общества достоинство офицерского звания
В самом дисциплинарном уставе проведены унизительные взгляды. Например, каждый офицер, начиная от молодого подпоручика и кончая старым полковником (если только последний не пользуется правами начальника отдельной части), может быть подвергнут аресту на гауптвахте в дисциплинарном порядке, то есть по простому усмотрению начальства. Такая средневековая мера совершенно не соответствует современным воззрениям. Для офицера не может быть других наказаний, кроме замечаний и выговоров; тот же, на которого эти меры не действуют, должен быть удален из армии.
К описанным выше тяжелым условиям службы армейского офицера присоединяется чрезвычайно стесненное материальное положение. Кроме мизерных квартирных окладов, на которые нигде хоть сколько-нибудь подходящей квартиры нанять нельзя, наши офицеры получают: подпоручик - 600 р., ротный командир - 1.200 р. и батальонный командир - 1.740 р. в год. Возможность существовать на эти средства, особенно в большом городе, для человека семейного, да еще при необходимости поддерживать некоторую представительность, составляет неразрешимую математическую задачу.
Более четверти века тому назад в одной из своих реляций генерал Скобелев указывал на офицерский вопрос как на самую слабую сторону русской армии. С того времени, если не считать небольшой прибавки жалованья, совершенно поглощенной вздорожанием жизни, в этой сфере ничто не изменилось.
Положение офицера в обществе даже ухудшилось. Наш век есть время самого грубого материализма, откровенного преклонения перед золотым тельцом. Положение в широких общественных кругах дают почти исключительно деньги, причем никто не интересуется способом их приобретения. Добыты ли они воровством при постройке железных дорог, грязными адвокатскими делами или темными коммерческими спекуляциями - это безразлично, лишь бы деньги были. При таком мировоззрении военная служба с ее скудным материальным вознаграждением, с ее странными для современных дельцов идеалами патриотизма и самоотвержения представляется каким-то донкихотством. Уважением в этих кругах пользуются лишь офицеры нескольких гвардейских полков, так как большинство их принадлежит к богатому дворянству, и офицеры Генерального штаба, потому что в них видят будущих военных и гражданских сановников. <...>:
Ни в одном из слоев русского общества наша офицерская корпорация не находит себе симпатий.
Итак, мы разобрали всю обстановку жизни армейского офицера: тяжелые условия службы, гнет материальной нужды, приниженное положение в обществе.
Что же удивительного, что при такой обстановке офицеры (к тому же в большинстве не чувствующие ни малейшего призвания к военному делу) стремятся уйти из строя. Те из них, которым не удалось попасть в одну из военных академии, уходят в воспитатели, в интенданты, в акциз, в полицию, в пограничную стражу, в жандармы, на разные административные должности всюду, где лучше платят или где легче дышится.
В результате, если бы России пришлось мобилизовать все ее вооруженные силы, то она сразу натолкнулась бы на огромный некомплект офицеров, то есть оказалась бы к войне неготовой.
Из числа строевых офицеров все более способное, самостоятельное и предприимчивое постепенно находит себе выход на сторону. Остаются в рядах войск, кроме редких любителей военного дела, по преимуществу самые неразвитые и инертные. Вследствие этого средний уровень младших офицеров всегда бывает выше ротных командиров, а этих последних выше, чем батальонных командиров. Таким образом, в то время как в иностранных армиях по мере служебного возвышения производится постепенное процеживание офицеров, причем все неспособное удаляется, у нас подобный же отбор производит сама жизнь, но только в обратную сторону.