Неизвестен Автор. Русские народные сказки

   Глядит Иван и глазам не верит: был конь, а теперь стоит добрый молодец.
   Тут Василий, крестьянский сын, Ивану поклонился:
   - Будь мне названым братом!
   Иван обрадовался, названого брата за руки брал, крепко к сердцу прижимал.
   И пошли они к своим войскам. А как стали полки к столице подходить, царь приказал из пушек палить, в барабаны бить и сам с боярами вышел навстречу ратникам:
   - Спасибо, ребятушки, за верную службу! Век я вашей услуги не забуду, всех велю наградить! А теперь отдыхайте, пейте, гуляйте - угощения на всех хватит!
   Тут Иван с Василием, крестьянским сыном, вышли вперед.
   - Теперь-то ты ласковый, на посулы не скупишься, а помнишь ли, как всю нашу землю ты да бояре Гвидону с Салатном согласились навек в кабалу отдать?
   Теперь пришло время ответ держать. Царь и бояре ни живы ни мертвы стоят, руки, ноги дрожат и с лица сменились.
   Названые братья им и говорят:
   - Уходите, чтобы и духу вашего тут не было!
   И все ратные люди закричали:
   - Худую траву из поля вон!
   Царь да бояре не стали мешкать, кинулись бежать кто куда, только их и видели.
   А Иван - вдовий сын со своим названым братом стали тем царством править. Все лешачьи богатства и диковинки привезли. Все посадские люди и деревенские мужики с тех пор стали лихо да беду изживать, добра наживать.
   Тут и сказке конец, а кто слушал - молодец.
   ЛЕТУЧИЙ КОРАБЛЬ
   Жили-были старик да старуха. У них было три сына - два старших умниками слыли, а младшего все дурачком звали. Старших старуха любила - одевала чисто, кормила вкусно. А младший в дырявой рубашке ходил, черную корку жевал.
   - Ему, дурачку, все равно: он ничего не смыслит, ничего не понимает!
   Вот однажды дошла до той деревни весть: кто построит царю корабль, чтоб и по морям ходил и под облаками летал, - за того царь свою дочку выдаст. Решили старшие братья счастья попытать.
   - Отпустите нас, батюшка и матушка! Авось который-нибудь из нас царским зятем станет!
   Снарядила мать старших сыновей, напекла им в дорогу пирогов белых, нажарила-наварила курятины да гусятины:
   - Ступайте, сыночки!
   Отправились братья в лес, стали деревья рубить да пилить. Много нарубили-напилили. А что дальше делать - не знают. Стали они спорить да браниться, того и гляди, друг дружке в волосы вцепятся.
   Подошел тут к ним старичок и спрашивает:
   - Из-за чего у вас, молодцы, спор да брань? Может, и я вам какое слово на пользу скажу?
   Накинулись оба брата на старичка - слушать его не стали, нехорошими словами обругали и прочь прогнали. Ушел старичок.
   Поругались еще братья, съели все свои припасы, что им мать дала, и возвратились домой ни с чем... Как пришли они, начал проситься младший:
   - Отпустите теперь меня!
   Стали мать и отец отговаривать его да удерживать:
   - Куда тебе, дурню, - тебя волки по дороге съедят!
   А дурень знай свое твердит:
   - Отпустите - пойду, и не отпустите - пойду!
   Видят мать и отец - никак с ним не сладишь. Дали ему на дорогу краюху черного сухого хлеба и выпроводили вон из дому.
   Взял дурень с собой топор и отправился в лес. Ходил-ходил по лесу и высмотрел высокую сосну: верхушкой в облака эта сосна упирается, обхватить ее впору только троим.
   Срубил он сосну, стал ее от сучьев очищать. Подошел к нему старичок.
   - Здравствуй, - говорит, - дитятко!
   - Здравствуй, дедушка!
   - Что это, дитятко, ты делаешь, на что такое большое дерево срубил?
   - А вот, дедушка, царь обещал выдать свою дочку за того, кто ему летучий корабль построит, я и строю.
   - А разве ты сможешь такой корабль смастерить? Это дело мудреное, пожалуй, и не сладишь.
   - Мудреное не мудреное, а попытаться надо: глядишь, и слажу! Вот и ты кстати пришел: старые люди бывалые, сведущие. Может, ты мне что и присоветуешь. Старичок говорит:
   - Ну, коли просишь совет тебе подать, слушай: возьми-ка ты свой топор и отеши эту сосну с боков: вот этак!
   И показал, как надо обтесывать.
   Послушался дурень старичка - обтесал сосну так, как он показывал. Обтесывает он, диву дается: топор так сам и ходит, так и ходит!
   - Теперь, - говорит старичок, - обделывай сосну с концов: вот так и вот этак!
   Дурень старичковы слова мимо ушей не пропускает: как старичок показывает, так он и делает. Закончил он работу, старичок похвалил его и говорит:
   - Ну, теперь не грех передохнуть да закусить малость.
   - Эх, дедушка, - говорит дурень, - для меня-то еда найдется, вот эта краюха черствая. А тебя-то чем угостить? Ты небось не угрызешь мое угощение?
   - А ну-ка, дитятко, - говорит старичок, - дай сюда свою краюху!
   Дурень подал ему краюху. Старичок взял ее в руки, осмотрел, пощупал да и говорит:
   - Не такая уж черствая твоя краюха!
   И подал ее - дурню. Взял дурень краюху - глазам своим не верит: превратилась краюха в мягкий да белый каравай.
   Как поели они, старик и говорит:
   - Ну, теперь станем паруса прилаживать!
   И достал из-за пазухи кусок холста. Старичок показывает, дурень старается, на совесть все делает - и паруса готовы, прилажены.
   - Садись теперь в свой корабль, - говорит старичок, - и лети, куда тебе надобно. Да смотри, помни мой наказ: по пути сажай в свой корабль всякого встречного!
   Тут они и распрощались. Старичок своей дорогой пошел, а дурень на летучий корабль сел, паруса расправил. Надулись паруса, взмыл корабль в небо, полетел быстрее сокола. Летит чуть пониже облаков ходячих, чуть повыше лесов стоячих...
   Летел-летел дурень и видит: лежит на дороге человек - ухом к сырой земле припал. Спустился он и говорит:
   - Здорово, дядюшка!
   - Здорово, молодец!
   - Что это ты делаешь?
   - Слушаю я, что на том конце земли делается.
   - А что же там делается, дядюшка?
   - Поют-заливаются там пташки голосистые, одна другой лучше!
   - Экой ты, какой слухменный! Садись ко мне на корабль, полетим вместе.
   Слухало не стал отговариваться, сел на корабль, и полетели они дальше.
   Летели-летели, видят - идет по дороге человек, идет на одной ноге, а другая нога к уху привязана.
   - Здорово, дядюшка!
   - Здорово, молодец!
   - Что это ты на одной ноге скачешь?
   - Да если я другую ногу отвяжу, так за три шага весь свет перешагну!
   - Вот ты какой быстрый! Садись к нам.
   Скороход отказываться не стал, взобрался на корабль, и полетели они дальше.
   Много ли, мало ли пролетели, глядь - стоит человек с ружьем, целится. А во что целится - неведомо.
   - Здорово, дядюшка! В кого это ты целишься - ни зверя, ни птицы кругом не видно.
   - Экие вы! Да я и не стану близко стрелять. Целюсь я в тетерку, что сидит на дереве верст за тысячу отсюда. Вот такая стрельба по мне.
   - Садись с нами, полетим вместе!
   Сел и Стреляло, и полетели все они дальше. Летели они, летели, и видят: идет человек, несет за спиною большущий мешок хлеба.
   - Здорово, дядюшка! Куда идешь?
   - Иду добывать хлеба себе на обед.
   - На что тебе еще хлеб? У тебя и так полон мешок!
   - Что тут! Этот хлеб мне в рот положить да проглотить. А чтобы досыта наесться, мне надобно сто раз по столько!
   - Ишь ты какой! Садись к нам в корабль, полетим вместе.
   Сел и Объедало на корабль, полетели они дальше. Над лесами летят, над полями летят, над реками летят, над селами да деревнями летят.
   Глядь: ходит человек возле большого озера, головой качает.
   - Здорово, дядюшка! Что это ты ищешь?
   - Пить хочется, вот и ищу, где бы напиться.
   - Да перед тобой целое озеро. Пей в свое удовольствие!
   - Да этой воды мне всего на один глоточек станет. Подивился дурень, подивились его товарищи и говорит:
   - Ну, не горюй, найдется для тебя вода. Садись с нами на корабль, полетим далеко, будет для тебя много воды!
   Опивало сел в корабль, и полетели они дальше. Сколько летели - неведомо, только видят: идет человек в лес, а за плечами у него вязанка хвороста.
   - Здорово, дядюшка! Скажи ты нам: зачем это ты в лес хворост тащишь?
   - А это не простой хворост. Коли разбросать его, тотчас целое войско появится.
   - Садись, дядюшка, с нами!
   И этот сел к ним. Полетели они дальше.
   Летели-летели, глядь: идет старик, несет куль соломы.
   - Здорово, дедушка, седая головушка! Куда это ты солому несешь?
   - В село.
   - А разве в селе мало соломы?
   - Соломы много, а такой нету.
   - Какая же она у тебя?
   - А вот какая: стоит мне разбросать ее в жаркое лето - и станет враз холодно: снег выпадет, мороз затрещит.
   - Коли так, правда твоя: в селе такой соломы не найдешь. Садись с нами!
   Холодило взобрался со своим кулем в корабль, и полетели они дальше.
   Летели-летели и прилетели к царскому дворцу. Царь в ту пору за обедом сидел. Увидел он летучий корабль и послал своих слуг:
   - Ступайте спросите: кто на том корабле прилетел - какие заморские царевичи и королевичи?
   Слуги побежали к кораблю и видят - сидят на корабле простые мужики.
   Не стали царские слуги и спрашивать у них: кто таковы и откуда прилетели. Воротились и доложили царю:
   - Так и так! Нет на корабле ни одного царевича, нет ни одного королевича, а все черная кость - мужики простые. Что прикажешь с ними делать? "За простого мужика нам дочку выдавать зазорно, - думает царь. - Надобно от таких женихов избавиться".
   Спросил он у своих придворных - князей да бояр:
   - Что нам теперь делать, как быть?
   Они и присоветовали:
   - Надо жениху задавать разные трудные задачи, авось он их и не разгадает. Тогда мы ему от ворот поворот и покажем!
   Обрадовался царь, сейчас же послал слуг к дурню с таким приказом:
   - Пусть жених достанет нам, пока наш царский обед не кончится, живой и мертвой воды!
   Задумался дурень:
   - Что же я теперь делать буду? Да я и за год, а может быть, и весь свой век не найду такой воды.
   - А я на что? - говорит Скороход. - Мигом за тебя справлюсь.
   Отвязал ногу от уха и побежал за тридевять земель в тридесятое царство. Набрал два кувшина воды живой и мертвой, а сам думает: "Времени впереди много осталось, дай-ка малость посижу - успею к сроку возвратиться!"
   Присел под густым развесистым дубом, да и задремал...
   Царский обед к концу подходит, а Скорохода нет как нет.
   Загоревали все на летучем корабле - не знают, что и делать. А Слухало приник ухом к сырой земле, прислушался и говорит:
   - Экой сонливый да дремливый! Спит себе под деревом, храпит вовсю!
   - А вот я его сейчас разбужу! - говорит Стреляло. Схватил он "свое ружье, прицелился и выстрелил в дуб, под которым Скороход спал. Посыпались с дуба желуди - прямо на голову Скороходу. Проснулся тот.
   - Батюшки, да, никак, я заснул!
   Вскочил он и в ту же минуту принес кувшины с водой:
   - Получайте!
   Встал царь из-за стола, глянул на кувшины и говорит:
   - А может, эта вода не настоящая?
   Поймали петуха, оторвали ему голову и спрыснули мертвой водой. Голова вмиг приросла. Спрыснули живой водой - петух на ноги вскочил, крыльями захлопал, "ку-ка-реку!" закричал.
   Досадно стало царю.
   - Ну, - говорит он дурню, - эту мою задачу ты выполнил. Задам теперь другую! Коли ты такой ловкий, съешь со своими сватами за один присест двенадцать быков жареных да столько хлебов, сколько в сорока печах испечено!
   Опечалился дурень, говорит своим товарищам:
   - Да я и одного хлеба за целый день не съем!
   - А я на что? - говорит Объедало. - Я и с быками и с хлебами их один управлюсь. Еще мало будет!
   Велел дурень сказать царю:
   - Тащите быков и хлебы. Будет есть!
   Привезли двенадцать быков жареных да столько хлебов, сколько в сорока печах испечено. Объедало давай быков поедать - одного за другим. А хлебы так в рот и мечет каравай за караваем. Все возы опустели.
   - Давайте еще! - кричит Объедало. - Почему так мало припасли? Я только во вкус вошел!
   А у царя больше ни быков, ни хлебов нет.
   - Теперь, - говорит он, - новый вам приказ: чтобы выпито было зараз сорок бочек пива, каждая бочка по сорока ведер.
   - Да я и одного ведра не выпью, - говорит дурень своим сватам.
   - Эка печаль! - отвечает Опивало. - Да я один все у них пиво выпью, еще мало будет!
   Прикатили сорок бочек-сороковок. Стали черпать пиво ведрами да подавать Опивале. Он как глотнет - ведро и пусто.
   - Что это вы мне ведрами подносите? - говорит Опивало. - Этак мы целый день проканителимся!
   Поднял он бочку да и опорожнил ее зараз, без роздыху. Поднял другую бочку - и та откатилась. Так все сорок бочек и осушил.
   - Нет ли, - спрашивает, - еще пивца? Не вволю я напился! Не промочил горло!
   Видит царь: ничем дурня нельзя взять. Решил погубить его хитростью.
   - Ладно, - говорит, - Выдам я за тебя свою дочку, готовься к венцу! Только перед свадьбой сходи в баню, вымойся-выпарься хорошенько.
   И приказал топить баню. А баня-то была вся чугунная.
   Трое суток баню топили, докрасна раскалили. Огнем-жаром от нее пышет, за пять саженей к ней не подойти.
   - Как буду мыться? - говорит дурень. - Сгорю заживо.
   - Не печалься, - отвечает Холодило. - Я с тобой пойду!
   Побежал он к царю, спрашивает:
   - Не дозволите ли и мне с женихом в баню сходить? Я ему соломки подстелю, чтобы он пятки не испачкал!
   Царю что? Он дозволил: "Что один сгорит, что оба!"
   Привели дурня с Холодилой в баню, заперли там. А Холодила разбросал в бане солому - и стало холодно, стены инеем подернулись, в чугунах вода замерзла.
   Сколько-то времени прошло, отворили слуги дверь. Смотрят, а дурень жив-здоров, и старичок тоже.
   - Эх, вы, - говорит дурень, - да в вашей бане не париться, а разве на салазках кататься!
   Побежали слуги к царю. Доложили: так, мол, и так. Заметался царь, не знает, что и делать, как от дурня избавиться.
   Думал-думал и приказал ему:
   - Выстави поутру перед моим дворцом целый полк солдат. Выставишь выдам за тебя дочку. Не выставишь - вон прогоню!
   А у самого на уме: "Откуда простому мужику войско достать? Уж этого он выполнить не сможет. Тугто мы его и выгоним в шею!"
   Услышал дурень царский приказ - говорит своим сватам:
   - Выручали вы меня, братцы, из беды не раз и не два... А теперь что делать будем?
   - Эх, ты, нашел о чем печалиться! - говорит старичок с хворостом. Да я хоть семь полков с генералами выставлю! Ступай к царю, скажи - будет ему войско!
   Пришел дурень к царю.
   - Выполню, - говорит, - твой приказ, только в последний раз. А если отговариваться будешь - на себя пеняй!
   Рано поутру старик с хворостом кликнул дурня и вышел с ним в поле. Раскидал он вязанку, и появилось несметное войско - и пешее, и конное, и с пушками. Трубачи в трубы трубят, барабанщики в барабаны бьют, генералы команды подают, кони в землю копытами бьют... Дурень впереди стал, к царскому дворцу войско повел. Остановился перед дворцом, приказал громче в трубы трубить, сильнее в барабаны бить.
   Услышал царь, выглянул в окошко, от испугу белее полотна стал. Приказал он воеводам свое войско выводить, на дурня войной идти.
   Вывели воеводы царское войско, стали в дурня стрелять да палить. А дурневы солдаты стеной идут, царское войско мнут, как траву. Напугались воеводы и побежали вспять, а за ними вслед и все царское войско.
   Вылез царь из дворца, на коленках перед дурнем ползает, просит дорогие подарки принять да с царевной скорее венчаться.
   Говорит дурень царю:
   - Теперь ты нам не указчик! У нас свой разум есть!
   Прогнал он царя и не велел никогда в то царство возвращаться. А сам на царевне женился.
   - Царевна - девка молодая да добрая. На ней никакой вины нет!
   И стал он в том царстве жить, всякие дела вершить.
   ИВАН БЕСТАЛАННЫЙ И ЕЛЕНА ПРЕМУДРАЯ
   Жила в одной деревне крестьянка, вдова. Жила она долго и сына своего Ивана растила.
   И вот настала пора - вырос Иван. Радуется мать, что он большой стал, да худо, что он у нее бесталанным вырос. И правда: всякое дело у Ивана из рук уходит, не как у людей; всякое дело ему не в пользу и впрок, а все поперек. Поедет, бывало, Иван пахать, мать ему и говорит:
   - Сверху-то земля оплошала, поверху она хлебом съедена, ты ее, сынок, поглубже малость паши!
   Иван вспашет поле поглубже, до самой глины достанет и глину наружу обернет; посеет потом хлеб - не родится ничего, и семенам извод. Так и в другом деле: старается Иван сделать по-доброму, как лучше надо, да нет у него удачи и разума мало. А мать стара стала, работа ей непосильна. Как им жить? И жили они бедно, ничего у них не было.
   Вот доели они последнюю краюшку хлеба, самую остатнюю. Мать и думает о сыне - как он будет жить, бесталанный! Нужно бы женить его: у разумной жены, гляди-ко, и неудельный муж в хозяйстве работник и даром хлеба не ест. Да кто, однако, возьмет в мужья ее бесталанного сына? Не только что красная девица, а и вдова, поди, не возьмет!
   Покуда мать закручинилась так-то, Иван сидел на завалинке и ни о чем не горевал.
   Глядит он - идет старичок, собою ветхий, обомшелый, и земля въелась ему в лицо, ветром нагнало.
   - Сынок, - старичок говорит, - покорми меня: отощал я за дальнюю дорогу, в суме ничего не осталось.
   Иван ему в ответ:
   - А у нас, дедушка, крошки хлеба нету в избе. Знать бы, что ты придешь, я бы давеча сам последней краюшки не ел, тебе бы оставил. Иди, я тебя хоть умою и рубаху твою ополощу.
   Истопил Иван баню, вымыл в бане прохожего старика, всю грязь с него смыл, веником попарил его а потом и рубаху и порты его начисто ополоскал и спать в избе положил.
   Вот старик тот отдохнул, проснулся и говорит:
   - Я твое добро упомню. Коли будет тебе худо, пойди в лес. Дойдешь до места, где две дороги расстаются, увидишь, там серый камень лежит, толкни тот камень плечом и кликни: дедушка, мол, - я тут и буду. Сказал так старик и ушел. А Ивану с матерью совсем худо стало: все поскребышки из ларя собрали, все крошки поели.
   - Обожди меня, матушка, - сказал Иван. - Может, я хлеба тебе принесу.
   - Да уж где тебе! - ответила мать. - Где тебе, бесталанному, хлеба взять! Сам-то хоть поешь, а я уж, видно, не евши помру... невесту бы где сыскал себе, - глядь, при жене-то, коли разумница окажется, всегда с хлебом будешь.
   Вздохнул Иван и пошел в лес. Приходит он на место, где дороги расстаются, тронул камень плечом, камень и подался. Явился к Ивану тот дедушка.
   - Чего тебе? - говорит. - Аль в гости пришел?
   Повел дедушка Ивана в лес. Видит Иван - в лесу богатые избы стоят. Дедушка и ведет Ивана в одну избу - знать, он тут хозяин.
   Велел старик кухонному молодцу да бабке-стряпухе изжарить на первое дело барана. Стал хозяин угощать гостя.
   Поел Иван и еще просит.
   - Изжарь, - говорит, - другого барана и хлеба краюху подай.
   Дедушка-хозяин велел кухонному молодцу другого барана изжарить и подать ковригу пшеничного хлеба.
   - Изволь, - говорит, - угощайся, сколь у тебя душа примет. Аль не сыт?
   - Я-то сыт, - отвечает Иван, - благодарствую тебе, а пусть твой молодец отнесет хлеба краюшку да барана моей матушке, она не евши живет.
   Старый хозяин велел кухонному молодцу снести матери Ивана две ковриги белого хлеба и целого барана. А потом и говорит:
   - Отчего же вы с матерью не евши живете? Смотри, вырос ты большой, гляди - женишься, чем семейство прокормишь?
   Иван ему в ответ:
   - А незнамо как, дедушка! Да нету жены у меня.
   - Эко горе какое! - сказал хозяин. - А отдам-ка я свою дочь тебе в замужество. Она у меня разумница, ее ума-то вам на двоих достанет.
   Кликнул старик свою дочь. Вот является в горницу прекрасная девица. Такую красоту и не видел никто, и неизвестно было, что она есть на свете. Глянул на нее Иван, и сердце в нем приостановилось.
   Старый отец посмотрел на дочь со строгостью и сказал ей:
   - Вот тебе муж, а ты ему жена. Прекрасная дочь только взор потупила:
   - Воля ваша, батюшка. Вот поженились они и стали жить-поживать. Живут они сыто, богато, жена Ивана домом правит, а старый хозяин редко дома бывает: ходит он по миру, премудрость там среди народа ищет, а когда найдет ее, возвращается ко двору и в книгу записывает. А однажды старик принес волшебное круглое зеркальце. Принес он его издалече, от мастера-волшебника с холодных гор, - принес, да и спрятал. Мать Ивана жила теперь сыта и довольна, а жила она, как прежде, в своей избе на деревне. Сын звал ее жить к себе, да мать не захотела: не по душе ей была жизнь в доме жены Ивана, у невестки.
   - Боюсь я, сынок, - сказала матушка Ивану. - Ишь она, Еленушка, жена твоя, красавица писаная какая, богатая да знатная, - чем ты ее заслужил? Мы-то с отцом твоим в бедности жили, а ты и вовсе без судьбы родился.
   И осталась жить мать Ивана в своей старой избушке. А Иван живет и думает: правду говорит матушка; всего будто довольно у него, и жена ласковая, слова поперек не скажет, а чувствует Иван, словно всегда холодно ему. И живет он так с молодой женой вполжитья-вполбытья, а нет чтобы вовсе хорошо. Вот приходит однажды старик к Ивану и говорит:
   - Уйду я далече, далее, чем прежде ходил, вернусь я не скоро. Возьми-ко, на тебе, ключ от меня. Прежде я при себе его носил, да теперь боюсь потерять: дорога-то мне дальняя. Ты ключ береги и амбар им не отпирай. А уж пойдешь в амбар, так жену туда не веди. А коли не стерпишь и жену поведешь, так цветное платье ей не давай. Время придет, я сам ей выдам его, для нее и берегу. Гляди-ко запомни, что я тебе сказал, а то жизнь свою в смерти потеряешь!
   Сказал старик и ушел. Прошло еще время. Иван и думает:
   "А чего так! Пойду-ка я в амбар да погляжу, что там есть, а жену не поведу!"
   Пошел Иван в тот амбар, что всегда взаперти стоял, открыл его, глядит - там золота много, кусками оно лежит, и камни, как жар, горят, и еще добро было, которому Иван не знал имени. А в углу амбара еще чулан был либо тайное место, и дверь туда вела. Иван открыл только дверь в чулан и ступить туда не успел, как уже крикнул нечаянно:
   - Еленушка, жена моя, иди сюда скорее!
   В чулане том висело самоцветное женское платье. Оно сияло, как ясное небо, и свет, как живой ветер, шел по нему. Иван обрадовался, что увидел такое платье; оно как раз впору будет его жене и придется ей по нраву.
   Вспомнил было Иван, что старик не велел ему платье жене давать, да что с платьем станется, если он его только покажет! А Иван любил жену: где она улыбнется, там ему и счастье.
   Пришла жена. Увидела она это платье и руками всплеснула.
   - Ах, - говорит, - каково платье доброе!
   Вот она просит у Ивана:
   - Одень меня в это платье да пригладь, чтоб ладно сидело.
   А Иван не велит ей в платье одеваться. Она тогда и плачет:
   - Ты, - говорит, - знать, не любишь меня: доброе платье такое для жены жалеешь. Дай мне хоть руки продеть, я пощупаю, каково платье, - может, не годится. Иван велел ей:
   - Продень, - говорит, - испытай, каково тебе будет.
   Жена продела руки в рукава и опять к мужу:
   - Не видать ничего. Вели голову в ворот сунуть. Иван велел. Она голову сунула, да и дернула платье на себя, да и оболоклась вся в него. Ощупала она, что в одном кармане зеркальце лежит, вынула его и поглядела.
   - Ишь, - говорит, - какая красавица, а за бесталанным мужем живет! Стать бы мне птицей, улетела бы я отсюда далеко-далеко!
   Вскрикнула она высоким голосом, всплеснула руками, глядь - и нету ее. Обратилась она в голубицу и улетела из амбара далеко-далеко в синее небо, куда пожелала. Знать, платье она надела волшебное. Загоревал тут Иван. Да чего горевать - некогда ему было. Положил он в котомку хлеба и пошел искать жену.
   - Эх, - сказал он, - злодейка какая, отца ослушалась, с родительского двора без спросу ушла! Сыщу ее, научу уму-разуму!
   Сказал он так, да вспомнил, что сам живет бесталанным, и заплакал.
   Вот идет он путем, идет дорогой, идет тропинкой, плохо ему, горюет он по жене. Видит Иван - щука у воды лежит, совсем помирает, а в воду влезть не может.
   "Гляди-ко, - думает Иван, - мне-то плохо, а ей того хуже". Поднял он щуку и пустил ее в воду. Щука сейчас нырнула в глубину да обратно кверху, высунула голову и говорит:
   - Я добро твое не забуду. Станет тебе горько - скажи только: "Щука, щука, вспомни Ивана!". Съел Иван кусок хлеба и пошел дальше. Идет он, идет, а время уже к ночи.
   Глядит Иван и видит: коршун воробья поймал, в когтях его держит и хочет склевать.
   "Эх, - смотрит Иван, - мне беда, а воробью смерть!"
   Пугнул Иван коршуна, тот и выпустил из когтей воробья.
   Сел воробей на ветку, сам говорит Ивану:
   - Будет тебе нужда - покличь меня: "Эй, мол, воробей, вспомни мое добро!".
   Заночевал Иван под деревом, а наутро пошел дальше. И уже далеко он от своего дома отошел, весь приустал и телом стал тощий, так что и одежду на себе рукой поддерживает. А идти ему было далече, и шел Иван еще целый год и полгода. Прошел он всю землю, дошел до моря, дальше идти некуда.
   Спрашивает он у жителя:
   - Чья тут земля, кто тут царь и царица?
   Житель отвечает Ивану:
   - У нас в царицах живет Елена Премудрая: она все знает - у нее книга такая есть, где все написано, и она все видит - у нее зеркало такое есть. Она и сейчас видит небось.
   И правда, Елена увидела Ивана в свое зеркальце. У нее была Дарья, прислужница. Вот Дарья обтерла рушником пыль с зеркальца, сама взглянула в него, сначала собой полюбовалась, а потом увидела в нем чужого мужика.
   - Никак, чужой мужик идет! - сказала прислужница Елене Премудрой. Издалека, видать, идет: худой да оплошалый весь, и лапти стоптал.
   Глянула в зеркальце Елена Премудрая.
   - И то, - говорит, - чужой! Это муж мой явился. Подошел Иван к царскому двору. Видит - двор тыном огорожен. А в тыне колья, а на кольях человечьи мертвые головы; только один кол пустой, ничего нету.
   Спрашивает Иван у жителя - чего такое, дескать?
   А житель ему:
   - А это, - говорит, - женихи царицы нашей, Елены Премудрой, которые сватались к ней. Царица-то наша - ты не видал ее - красоты несказанной и по уму волшебница. Вот и сватаются к ней женихи, знатные да удалые. А ей нужен такой жених, чтобы ее перемудрил, вот какой! А кто ее не перемудрит, тех она казнит смертью. Теперь один кол остался: это тому, кто еще к ней в мужья придет.