Страница:
– …я с тебя три шкуры спущу! – проорал десятник уже вслед удирающей, пока мастер не передумал, спине.
– Мы хотели бы видеть Ее Величество, – сухо и официально обратился к десятнику сопровождающий ведьмы. Та чуть заметно кивнула, подтверждая просьбу. – Можете доложить ей о нас как…
– Да уж доложу, не боись! – Десятник фамильярно хлопнул черноволосого по плечу и направился к высокой кованой двери. Пробыл там пару минут и вернулся, радостно закивав еще на входе: давайте, мол!
– Какого йыра он так с тобой носится? – негромко спросил незнакомец у ведьмы. Десятник, обладавший на диво острым слухом, тут же нахмурился.
– Понятия не имею, – так же вполголоса отозвалась ведьма, из-за плеча подмигивая немедленно ухмыльнувшемуся мужику.
А все-таки молодец, девка! Умеет быть снисходительной к мужским глюкам. Хоть и ведьма, а молодец!
Впервые выглянувшее за последнюю седмицу солнышко легко пронзало полупрозрачные приспущенные портьеры, заставляя искриться мелкие капельки сока на белой сахарной мякоти эльдирской [26]дыни, порезанной полукруглыми кусочками. Иссиня-черный виноград крупными бусинами раскатился по здоровенному серебряному блюду. Но должного внимания от нас фрукты пока не дождались, хотя очень старались привлечь к себе сладким тягучим ароматом.
Ларинга со строгим выражением лица сидела во главе небольшого стола, кидая неодобрительные взгляды то на меня, то на Фреля, то на обоих вместе. Причем, что ее больше возмущало – ведьма в компании пирата или пират в компании ведьмы, – она бы и сама решить не смогла.
Фрель сидел с отрешенно-равнодушным видом, изредка кидая на меня недовольные взгляды: дескать, не напросилась бы ты со мной «в гости» – договорился бы уже, а так вот сидим и ждем невесть чего. Я старательно прятала безудержно расплывающуюся по лицу улыбку в прядь «случайно» упавших на щеку волос.
Ларинга протянула щепоть за ягодкой винограда, прожевала ее с таким видом, будто во рту на деле оказался тушеный крысиный хвост, но выплюнуть его при гостях она не может себе позволить, и наконец определилась, к кому хочет предъявить претензии в первую очередь.
– Ну и зачем он тебе нужен? – тоскливо скривилась она, небрежно кивая на пирата так, словно его здесь и не сидело.
Я с готовностью жизнерадостно ощерилась во все тридцать зубов (зубы мудрости у меня появляться ни в коем случае не желали, равно как и сама мудрость, неизменно обходившая ведьму по широкой дуге) и довольно поинтересовалась:
– А что? Не нравится?
– И какой тебе в нем прок? – брезгливо пожала плечами королева.
Пораженный Фрель переводил полыхающий возмущением взгляд с одной на другую, никак не находя подходящего предлога и слов, чтобы ввязаться в этот рьяно порочащий его диалог.
– Ха, ни кворра себе, какой прок! – Я доверительно склонилась в сторону Ларинги и свистяще прошептала: – Знаешь, тут, говорят, нежить водится – так как же я одна-то ходить буду? Загрызут ни за сантэр!
Ларинга судорожно закашлялась:
– Ты еще скажи, что влюбилась в него, как в Грекха…
Я зябко передернула плечами:
– Ну зачем так сразу? При виде Грекха я попросту тупела, так что если это влюбленность, то я разочарована: тупеть я умею и множеством других способов!
– Правильно. – Ларинга одобрительно кивнула и повернулась уже к Фрелю, решив, что мне подарила от королевских щедрот достаточно внимания. – Ну а вы, милейший флибустьер, неужели так мало дорожите своим пока еще плавающим кораблем, что берете на борт ведьму? Хуже – эту ведьму!
На «эту» я не обиделась, горделиво расправив плечи и ехидно клацнув зубами в адрес Ее язвительного Величества. Не сиди тут Фрель, та не преминула бы ответить не менее глумливым жестом. А так – только высокомерно фыркнула и отвернулась. Пират же досадливо переводил взгляд с меня на Ларингу, быстро сообразив, что его провели. Вроде бы и не обманули, но и вовремя в известность не поставили…
– Кхм… С этой,я думаю, мы еще поговорим на корабле, – многозначительно начал он, тщетно пытаясь испепелить меня взглядом. Получалось плохо. – А сюда, Ваше Величество, мы пришли для того, чтобы узнать, зачем вы нас звали.
Ну… Лично я, признаться, пришла исключительно для того, чтобы позубоскалить с давнишней приятельницей, но если капитан приказывает…
– Да-да… Исключительно для этого, – покаянно опустив голову, с готовностью подтвердила я. Эпидемия кашля поразила не только Ее Величество, но и пару знакомых со мной стражников, подслушивающих за дверьми.
Королева глянула на пирата и досадливо поморщилась:
– Эх, и скучно же с тобой! Не мог еще минут десять дурачка поизображать?
Фрель насмешливо вскинул угольные брови:
– Найдите на эту роль кого-нибудь другого!
Королева тяжело вздохнула:
– Ладно, о деле так о деле. Угощайтесь, кстати. – Небрежный кивок в сторону блюд с истекающими соком фруктами был излишним: лично я уже загребла полную горсть винограда и неторопливо его уничтожала, тишком сплевывая косточки под стол. – Вот только дело это невеселое…
– Брось! – беспечно тряхнула я головой. – Можно подумать, у нас когда-нибудь бывает веселая работа!
Королева смерила меня каким-то подозрительно-грустным взглядом и отшутиться не пожелала…
Торговые Воды безопасными, честно признаться, никогда и не считались: купеческие суда курсировали регулярно, так что и от пиратов отбою не было. Конечно, государственный патруль честно пытался «взять ситуацию под контроль», как и было сказано в последнем королевском приказе, но на деле предпочитал отсиживаться поближе к каменным освещенным стенам фортов, особенно ночью. Всех пиратов все равно не перебить, а так хоть иллюзия защиты мирных морских торговцев имеется. Впрочем, умные купцы на подобных вояк и не надеялись, нагружая суда помимо товаров и команды еще и парой боевых магов и несколькими наемниками. Конечно, порой и это не спасало, но тогда, как правило, попросту тонули оба корабля: погибающие маги неизменно желали прихватить с собой всю команду противника. Хоть какое, а утешение.
Посему, когда корабль вошел в Торговые Воды, держа курс на Вехраду, никто и не удивился воплям одинокого пловца, кое-как еще держащегося на воде, ухватившись за обломок бревна, – видимо, после удара флибустьерских пушек всю корму разметало на подобные щепки.
– Эй, держись! – заорали тонущему с корабля, торопливо и ловко – ибо привычно – спуская на воду спасательную лодку. Гребцы легко оттолкнулись от борта и направили утлое суденышко к барахтающемуся.
На палубе после многочисленных растираний, ругательств и кружки рома, влитого в насильно разжатые ножом зубы, мужик с трудом пришел в себя и затравленно огляделся по сторонам.
– Я где, а?
– Да уж не на том свете! – расхохотались моряки. – Что, брат, чай, струхнул там, в воде? А?
– Ага, – безнадежно согласился мужик, зябко подтягивая колени к подбородку, и вдруг как-то жалобно всхлипнул: – Чтоб им, гадам, сдохнуть!
– Пиратам? Эге, так они с тобой и согласились!
– Да не пиратам, – отмахнулся тот и с трудом, держась за руку ближайшего моряка, поднялся на ноги. – У, нелюди проклятые!..
– Да ты о ком? – недоумевала команда, задним числом прикидывая, не рехнулся ли спасенный, барахтаясь там, в холодном море.
– Мы на Элейну курс держали, – бесцветным голосом начал объяснять мужик. – Пока Древо не содрогнулось, [27]чуть не каждый день туда ездили – и ничего, как на прогулку. И никакие флибустьеры нас не трогали: туда везли-то ткани некрашеные да древесину – что на этом заработаешь? Пираты ведь тоже не дураки: им ковры златотканые да меха дорогие подавай. А тут эта дрянь…
– Что за дрянь-то?
– Ветка новая объявилась. Да живут на ней… гвырты какие-то. Чуть подплывешь поближе – да хоть за три перестрела – уж палить начинают. И, главное, из чего? Это даже не пушка – от той одна брешь в корме, а тут словно бы взорвали корабль в самом трюме: весь в клочья с одного удара! Все потонули…
Мужик жалобно всхлипнул и замолк.
Моряки тревожно переглянулись, презрительно сплюнули под ноги и пошли к капитану. Может, ему, утопшему почти, и почудилось, но вот курс все же лучше чуток подправить…
– Это был уже третий корабль, – ровно, не глядя ни на кого, но и не опуская потемневших грустных глаз, закончила королева. Помолчала. И резко повернулась ко мне: – Иньярра, я х о ч у знать, что за дрянь завелась на той Ветке? Я хочу знать, кто потопил три моих корабля подряд! И чем эти корабли им не угодили!!!
Я спокойно выдержала полыхающий гневом взгляд. Неторопливо и выразительно размяла кисти рук. Многозначительно покрутила в пальцах тонкую синеватую змейку-молнию.
– Узнаешь.
Фрель легко оттолкнул на край стола блюдо с нетронутой дыней. Как бы невзначай коснулся кинжала, висящего у пояса в кожаных ножнах.
– Узнаешь.
Даже самая интересная и увлекательная работа, самый верный и заботливый муж, самые любимые и послушные дети никогда не заменят полноценного отдыха от них!
Вот фраза, под которой готова подписаться каждая вторая женщина в возрасте от тридцати пяти до шестидесяти. Но и восьмидесятилетняя ведьма, честно признаться, тоже не была против подобных циничных афоризмов. Хотя нет, не всегда.
Когда-то и я делила мир исключительно на белое и черное, презрительно игнорируя кошачьи полутона. Считала, что работать – так от зари до зари, гулять – так от заката до рассвета, и искренне верила, что умирать надо молодой, в рукопашном бою и с надменной улыбкой на губах…
Началось последовательное развенчивание девичьих мифов где-то полвека назад, когда я, еще только-только выпускница Храма, попавшая в уже привычную сейчас петлю безденежья, пришла наниматься на первую в жизни работу. Настоящую работу, а не случайный приработок по постоялым дворам.
Лилия Тимовна – полная дружелюбная женщина, преклонный возраст которой легко маскировался неизменной улыбкой, мстительно проглядывая в сеточке неглубоких морщинок вокруг глаз, – проницательно глянула на колеблющеюся застывшую у порога ведьму и гостеприимно шлепнула ладонью по пустому стулу:
– Заходи-заходи! Гостьей будешь.
– Гостьей? – Я из осторожности попятилась, решив, что ошиблась дверью. Выглянула, проверила. Да нет, тринадцатая, как и положено штатной чародейке. – Да я вообще-то…
– Знаю, – добродушно отмахнулась Лилия. – Помощница моя. Оно и хорошо: мне одной сейчас никак. Лето, работы много – кворр разберешь!
Я попала в свою колею, успокоенно захлопнула дверь и деловито подобралась:
– А что за работа, собственно? Не могли бы вы немного ввести меня в курс дела, раз уж я буду вам помогать?
Лилия уставилась на меня мученическим взглядом студентки, которую экзаменаторы ласково попросили перечислить двести сорок восемь неправильных существительных магического языка. Потом недовольно покосилась на дверь, зачаровала ее от всех незваных гостей, включая начальство, и, тяжело вздохнув, решительно предложила:
– Пойдем-ка лучше чаю попьем!
Вот так и началось мое вхождение в настоящую трудовую жизнь. Чай мы с Лилией пили по пять раз, пока не заканчивалась заварка, посреди рабочего дня не стеснялись сбегать в лавку за фунтом халвы, а на просьбы прямого начальства кривились, как домохозяйка перед мышью, и страдальческим тоном вопрошали:
– Ой, а оно вам точно надо, а?
Самым смешным было то, что в каждом третьем случае начальник ни с того ни с сего смущенно отвечал:
– Ничего, подождет, – и предпочитал молниеносно ретироваться в коридор.
За малейшую услугу, стоящую мне одного щелчка пальцев, благодарные сослуживцы, уверенные, что любая волшба требует от ведьмы предельного напряжения физических и ментальных сил, спешили одарить нас с Лилией нескончаемым шоколадом и коробками конфет, а мы бессовестно брали, беспечно болтали целый день обо всем на свете и увлеченно ничего не делали. Трудно жить, не работая, но мы не боялись трудностей!
Мечтательная улыбка, без спросу вспорхнувшая на лицо при воспоминании о той благословенной поре, сменилась гримасой неподдельного ужаса. Пираты, едва заслышав от вернувшегося на судно капитана о новом задании, разразились таким дружным и счастливым: «УРА», что мне стало безумно стыдно за крамольные мысли. Не знаю, что уж такое чудесное примерещилось флибустьерам в этом довольно рядовом для них, казалось бы, поручении, но все лица сияли неподдельным и, по моему мнению, абсолютно нездоровым энтузиазмом.
Любая следующая фраза Фреля, говорящая о всевозможных опасностях и трудностях на пути, встречалась громким гулом одобрения, перекрывавшим плеск расштормившихся к полудню волн. Напоследок капитан, хитро сверкнув глазами, махнул рукой в мою сторону и во всеуслышание заявил, что если бы не моя протекция, то к королеве нас могли и не пустить, да и на выполнение задания первая согласилась я.
Сказал и ушел в свою каюту.
На мои удивленно взлетевшие брови (какая протекция?! да и разве его последнее слово было не весомее моего первого?!) никто из пиратов внимания не обратил, и тотчас я, еще минуту назад стоявшая у кормы в невозмутимом одиночестве, оказалась заключена в довольно тесный круг дружно обступивших меня пиратов.
Вот тут-то до меня и дошла вся подлость поступка Фреля, решившего отыграться за афронт на приеме у Ларинги! Каждый (!) считал своим святым долгом лично заверить меня в правильности моего решения, своей подлинной благодарности и полной готовности приступить к выполнению задания хоть сейчас!
С трудом (и немалым) изобразив на лице вежливо-согласную улыбку, я терпеливо выслушала первых трех ораторов, после чего поняла, что речи повторяются почти слово в слово, как клятвы сюзерену, и решила обойтись без двадцатикратного рефрена. Скомканно отговорилась совершенно внезапно возникшими делами, с ловкостью юркой кошки проскользнула между столпившимися пиратами и была такова.
Боюсь, длительное общение с двумя десятками психов не смогло бы благотворно повлиять на мою пошатнувшуюся ауру.
Настроение, и без того не сиявшее золотым шэритом на маковке Храма, безо всяких видимых причин закопалось на глубину гномьих туннелей. Жизнь ведьмы, как жизнь цветка или растения, расписана по ежемесячно повторяющимся фазам луны. Я подвержена лунному влиянию чуть больше или чуть меньше – в зависимости от степени занятости, высоты нагромоздившейся горы проблем и количества приятных или неприятных людей вокруг.
Но Серпомрачие [28]неизменно несет с собой мерцающие блики на изумрудных листьях, теплый аромат ночных цветов, щемящую тоску в скитальческой душе и подсознательное ожидание разгульного шабаша у яркого костра, выплевывающего в темное небо золотые обжигающие искры.
Полулуние – самая «рабочая» фаза, когда я, вопреки обыкновению, неизменно собранна, деловита и (совсем уж на редкость) трудолюбива. Никаких сомнений, колебаний, глупостей и прочих мешающих долгой плодотворной деятельности факторов. За это время я неизменно старалась выполнить львиную долю подвернувшейся работы, ибо знала, что всю оставшуюся часть месяца заклинание, добросовестно разбудившее меня на рассвете, удостоится исключительно трехэтажного мата в два наката и деактивируется от смущения.
В Полнолуние, вопреки многочисленным легендам и страшилкам, лично мне летать на метле и швыряться сглазами направо и налево не хотелось. На меня накатывала лениво-сытая, умиротворенная расслабленность пригревшейся на коврике у очага кошки. Хотелось согреть зябкие ладони о глиняные бока чашки с теплым чернасом, забиться под пушистую треугольную шаль, щекочущую нос ехидными ворсинками, и задушевно посплетничать под свежие плюшки.
Тусклосветие [29]– самая тревожная и загадочная пора. Пора ветреного и капризного вдохновения. Все мои лучшие реазы написаны в еще спокойном и уверенном, но уже медленно идущим на убыль свете половинчатой стареющей луны. В это время я брожу по ночам как шальная, не выпуская пера из рук, вдохновенно жестикулирую перед сочувственно внимающей осиной и в раздражении сжигаю совершенно чистые свитки уже за одно то, что за ночь мне так и не удалось ничего на них написать.
Но самая паршивая и коварная фаза – это Тайнолучие. [30]Резкий, болезненно-яркий, вспышечный свет серповидной Вечной Скиталицы, вкупе с тягостным послевкусием проходящего месяца, имел дурное обыкновение пробуждать от долгой спячки остатки моей совести, дабы она неупокоенным призраком вопияла над руинами напрочь загубленной ведьминской жизни. В такие дни я ходила злая, как голодный упырь, раздраженная, донельзя недовольная собой и всем вокруг (чтоб уж не совсем одной страдать) и тихо ненавидела себя за это. А единственный способ избавиться от подобного состояния – упоенно предаться самобичеванию – меня, как правило, по непонятным причинам ну совершенно не вдохновлял! Но тут уж, при всем богатстве выбора, альтернативы не было. А значит, начинался дотошный разбор полетов с крыши на чердак…
«Ну и как ты здесь без меня, ведьма?»
О Хранящие, кто это у нас тут вновь объявился?! Дотошный скептик, материалист и зануда? Без тебя мне жилось очень даже неплохо!
«Врешь! – безапелляционно бухнул глас разума. – То-то я смотрю, что у тебя тут все хорошо и замечательно, на счету побег из Храма, ссора с Гильдией в лице Таррэ и наставниками».
А не пошел бы ты…
«Не дождешься! Тебя только оставь на две минуты – и все, потом год разгребать последствия! Объясни мне, пожалуйста, чего тебе в Храме не сиделось?»
Надоело.
«Ага, как же. Ведьма, сколько можно?! Ты ведешь себя как ребенок! Надоело ей, видите ли! А как насчет того, что, потерпи ты еще две недели, – и наставники тебя отпустили бы сами, да еще и платочком вслед помахали?»
От радости?
«Не язви! Гляньте-ка, надоело ей! Конца месяца дождаться не могла?»
Ну могла… Ладно, отстань. Да, сглупила. Но кто из нас не совершал в этой жизни глупостей?
«В восемьдесят лет?! Ладно, предположим. Но вот, видишь ли, есть разница: сделать глупость в запале, под влиянием эмоций или обстоятельств; сделать глупость потому, что неверно оценила ситуацию или не знала чего-то; и сделать глупость, потому что не захотела подумать и просчитать последствия… Особенно если делающему отнюдь не три года!»
Что ты прицепился ко мне с этим возрастом?! Можно подумать, ведьмы когда-нибудь умнеют!
«Хе-хе, верно подмечено!»
Иди ты!
«Не уйду, пока не объяснишь, зачем ты это сделала. Стоили ли эти две недели потери только-только зародившихся профессиональных отношений? Ты уже один раз удрала от своих обязанностей. Теперь – сокрушаешься по поводу неприязни наставников и подачи плохого примера… И на фоне этого – опять сбегаешь, хотя до „цивилизованно-официального“ решения проблемы – рукой подать… Вот и странно: настроилась на четыре месяца, терпела-терпела, а когда чуть-чуть осталось, решила выкинуть фортель, из-за которого твоему слову и добрым намерениям верить уже не будут и противодействовать побегу станут еще серьезнее… Да и потеря авторитета – обещала, нарушила слово…»
Я только вздохнула. Можно подумать, я сама всего этого не понимаю! Кто бы мне самой объяснил, с какой радости я вдруг так сорвалась с места, а Фрель с Галирадом с готовностью подхватили эту гиблую затею и даже здорово помогли претворить ее в жизнь.
Да и дело было вовсе не в наставниках, не в профессиональных отношениях и вере в мои добрые намерения (ха-ха!), о которых упорно сокрушался дурак-разум.
Дело было в том, что прошла всего декада, а я уже вся извелась от тоски по своему Храму. По широким холодным коридорам, по резным парапетам, по высоким опасным балконам, по язвительно шипящим в железных кольцах факелам… И по непередаваемому ощущению причастности. Нигде больше я никогда не ощущала себя такой нужной и незаменимой. Только вот как втолковать это логичному до тошноты разуму?
«И, кстати, зачем было так резко принимать комиссию из Гильдии? Не могла поулыбаться хоть ради приличия?»
Ради чего, прости? И почему, интересно, Гильдия (членство в которой не обязательно) вообще имеет право ревизии Храма? Почему я должна перед ними отчитываться? Почему вообще не могу сказать: «Не нравлюсь в качестве Хранящей? Ну и найдите себе ту, которая нравится! Мне эта должность даром не нужна – как была ведьмой без Храма, так и буду!» Какого лешего я должна перед ними улыбаться?!
«А то ты не знаешь, что Гильдия у нас – это дело исключительно добровольное, не пойдешь – застрелят!»
Меня же не застрелили…
«Не равняй! Если ты и увиливала от этого членства, то только наглостью и тем, что прижучить ведьму, вечно шляющуюся невесть где, весьма проблематично. Да и лень было Гильдии так уж всерьез тобой заниматься: ну гуляет где-то девушка – и леший с ней!»
А раз «леший с ней», то почему бы и не «леший и с ее Срединным Храмом», а? Я бы не обиделась, честное слово!
«Щас, размечталась! Плюнуть на одну ведьму – это пожалуйста, но сколько магов в конечном итоге выпустится из твоего Храма? И как минимум половина из них вступит в Гильдию, причем – заметь! – по собственному желанию, в обмен на защиту и покровительство. А значит, Гильдия не может допустить того, чтобы в твоем Храме их научили чему-нибудь запрещенному или неправильному. На тебя рычагов давления она не имеет, а вот на твоих студентов…»
Грустно…
«Да ладно тебе, – сжалился голос разума. – Ну подумаешь, пережила одну-единственную проверку… Да плюнь и забудь! Иначе большего ты уже не переживешь. Не грусти и… зови, если что!»
И исчез, щелкнув болью в висках на прощание.
Глупый. Грустно мне совсем не из-за Гильдии…
Дверь, зачарованная мною от незваных гостей, чуть слышно скрипнув, отворилась для желанных. Фрель осторожно застыл в проеме, вопросительно приподняв смоляную бровь:
– Можно?
Я пожала плечами и поднялась с пола, кивнув ему на ближайший стул.
– Зачем спрашивать, если ты уже вошел?
Пират, не ответив, с независимым видом опустился на предложенный стул, огляделся по сторонам и удивленно присвистнул:
– М-да, вот и посели ведьму на недельку в каюту!
Я машинально глянула по сторонам и виновато потупилась. За неприлично короткий срок комната успела приобрести на диво ведьминский вид. И это при том, что я даже не пыталась обставлять ее под себя. Просто материализовывала то одну вдруг понадобившуюся вещь, то другую, а потом бросала на стол или стул за ненадобностью и забывала убрать. И кто бы мог подумать, что уже через седмицу вся каюта окажется завалена зельями, фолиантами, кристаллами и прочей аналогичной дрянью!
– Я уберу.
– Да ладно, брось! – Фрель запустил смуглые пальцы в темные волосы и задумчиво уставился на меня. – Ты-то чего квелая, как петрушка на пятые сутки?
– Ну сравнил! – Я честно попыталась скорчить обиженную рожицу и обратить вопрос в шутку, но не преуспела и обреченно созналась: – Тоскливо мне, Фрель.
Пират напряженно сощурил глаза, вдумчиво качнулся туда-сюда на стуле.
– Из-за Храма?
– Ага. До сих пор в толк взять не могу, как я посмела оттуда уехать?
– Ну знаешь ли, в этом как раз нет ничего удивительного! Сколько можно было терпеть эти бесконечные придирки и наставления? Ты Хранящая «ли студентка-первокурсница?!
– Вот поступила я как раз как первокурсница.
Я нервно материализовала в ладони два теплых ершистых шэрита и начала раздраженно перекатывать по ладони. Новая привычка, которой я была обязана Винрагеру. Он неизменно вращал шэриты в ладони и меня заставлял. Дескать, это снимает стресс и успокаивает расшатанные нервы. Пальцы, привычные к сотням и тысячам всевозможных пассов, безо всякого труда освоили еще одно движение, но меня поначалу шэриты не успокаивали, а бесили. Потому что, будь на их месте обычные световые сгустки или материальные костяные шарики – я бы вертела их в руке машинально, даже не задумываясь ни об энергетике первых, ни о ценности вторых. Но когда у тебя в руке два тринадцатилучных заряда, каждый из которых способен прожечь лесную просеку шириной в сажень, – попробуй тут расслабься!
Первый день я ходила злая и взвинченная до предела, второй – просто злая, третий – недовольная, а через неделю Винрагер подловил мою руку, автоматически крутящую сияющие шарики под столом незаметно от хозяйки. На хохот прибежала даже Таррэ.
– Слушай, – Фрель с усилием отвел взгляд от вращающихся сгустков огня в моей руке. – Если смотреть с циничной, но разумной точки зрения, то тебя сделали Хранящей, сиречь объектом почитания народа, навалили ответственность за «должность», подчинили Гильдии, перед которой надо отчитываться, опутали долгом и правилами. И – грубо говоря – что ты с этого имеешь? Да ничего, кроме связи с Храмом. Но зато получила гору проблем. Так что вопрос: почему ты не пошлешь Гильдию подальше? Это же, кстати, прекрасный метод давления на наставников – вы мне, по сути, не нужны, а я вам как Хранящая – очень даже. Поэтому – давайте договариваться по-хорошему, то есть учитывать интересы обеих сторон, а то получается кабала…
Я тяжело вздохнула, интуитивно припомнив, как втолковывала Тилори, что такое Перехлест.
– Фрель, если бы все было так просто, то я бы сейчас не сидела тут и не ныла! Понимаешь, так было всегда. И в Восточном Храме, и в Западном. Хранящие Гильдии подчиняться не обязаны – мы, как ни крути, ведьмы, а это кое-что да значит. А вот сами Храмы… Наставники в них и студенты – это обычные маги, которые почти наверняка состоят или будут состоять в Гильдии. Поэтому откровенно послать ее куда подальше и выгнать из Храма я не могу.
– Мы хотели бы видеть Ее Величество, – сухо и официально обратился к десятнику сопровождающий ведьмы. Та чуть заметно кивнула, подтверждая просьбу. – Можете доложить ей о нас как…
– Да уж доложу, не боись! – Десятник фамильярно хлопнул черноволосого по плечу и направился к высокой кованой двери. Пробыл там пару минут и вернулся, радостно закивав еще на входе: давайте, мол!
– Какого йыра он так с тобой носится? – негромко спросил незнакомец у ведьмы. Десятник, обладавший на диво острым слухом, тут же нахмурился.
– Понятия не имею, – так же вполголоса отозвалась ведьма, из-за плеча подмигивая немедленно ухмыльнувшемуся мужику.
А все-таки молодец, девка! Умеет быть снисходительной к мужским глюкам. Хоть и ведьма, а молодец!
Впервые выглянувшее за последнюю седмицу солнышко легко пронзало полупрозрачные приспущенные портьеры, заставляя искриться мелкие капельки сока на белой сахарной мякоти эльдирской [26]дыни, порезанной полукруглыми кусочками. Иссиня-черный виноград крупными бусинами раскатился по здоровенному серебряному блюду. Но должного внимания от нас фрукты пока не дождались, хотя очень старались привлечь к себе сладким тягучим ароматом.
Ларинга со строгим выражением лица сидела во главе небольшого стола, кидая неодобрительные взгляды то на меня, то на Фреля, то на обоих вместе. Причем, что ее больше возмущало – ведьма в компании пирата или пират в компании ведьмы, – она бы и сама решить не смогла.
Фрель сидел с отрешенно-равнодушным видом, изредка кидая на меня недовольные взгляды: дескать, не напросилась бы ты со мной «в гости» – договорился бы уже, а так вот сидим и ждем невесть чего. Я старательно прятала безудержно расплывающуюся по лицу улыбку в прядь «случайно» упавших на щеку волос.
Ларинга протянула щепоть за ягодкой винограда, прожевала ее с таким видом, будто во рту на деле оказался тушеный крысиный хвост, но выплюнуть его при гостях она не может себе позволить, и наконец определилась, к кому хочет предъявить претензии в первую очередь.
– Ну и зачем он тебе нужен? – тоскливо скривилась она, небрежно кивая на пирата так, словно его здесь и не сидело.
Я с готовностью жизнерадостно ощерилась во все тридцать зубов (зубы мудрости у меня появляться ни в коем случае не желали, равно как и сама мудрость, неизменно обходившая ведьму по широкой дуге) и довольно поинтересовалась:
– А что? Не нравится?
– И какой тебе в нем прок? – брезгливо пожала плечами королева.
Пораженный Фрель переводил полыхающий возмущением взгляд с одной на другую, никак не находя подходящего предлога и слов, чтобы ввязаться в этот рьяно порочащий его диалог.
– Ха, ни кворра себе, какой прок! – Я доверительно склонилась в сторону Ларинги и свистяще прошептала: – Знаешь, тут, говорят, нежить водится – так как же я одна-то ходить буду? Загрызут ни за сантэр!
Ларинга судорожно закашлялась:
– Ты еще скажи, что влюбилась в него, как в Грекха…
Я зябко передернула плечами:
– Ну зачем так сразу? При виде Грекха я попросту тупела, так что если это влюбленность, то я разочарована: тупеть я умею и множеством других способов!
– Правильно. – Ларинга одобрительно кивнула и повернулась уже к Фрелю, решив, что мне подарила от королевских щедрот достаточно внимания. – Ну а вы, милейший флибустьер, неужели так мало дорожите своим пока еще плавающим кораблем, что берете на борт ведьму? Хуже – эту ведьму!
На «эту» я не обиделась, горделиво расправив плечи и ехидно клацнув зубами в адрес Ее язвительного Величества. Не сиди тут Фрель, та не преминула бы ответить не менее глумливым жестом. А так – только высокомерно фыркнула и отвернулась. Пират же досадливо переводил взгляд с меня на Ларингу, быстро сообразив, что его провели. Вроде бы и не обманули, но и вовремя в известность не поставили…
– Кхм… С этой,я думаю, мы еще поговорим на корабле, – многозначительно начал он, тщетно пытаясь испепелить меня взглядом. Получалось плохо. – А сюда, Ваше Величество, мы пришли для того, чтобы узнать, зачем вы нас звали.
Ну… Лично я, признаться, пришла исключительно для того, чтобы позубоскалить с давнишней приятельницей, но если капитан приказывает…
– Да-да… Исключительно для этого, – покаянно опустив голову, с готовностью подтвердила я. Эпидемия кашля поразила не только Ее Величество, но и пару знакомых со мной стражников, подслушивающих за дверьми.
Королева глянула на пирата и досадливо поморщилась:
– Эх, и скучно же с тобой! Не мог еще минут десять дурачка поизображать?
Фрель насмешливо вскинул угольные брови:
– Найдите на эту роль кого-нибудь другого!
Королева тяжело вздохнула:
– Ладно, о деле так о деле. Угощайтесь, кстати. – Небрежный кивок в сторону блюд с истекающими соком фруктами был излишним: лично я уже загребла полную горсть винограда и неторопливо его уничтожала, тишком сплевывая косточки под стол. – Вот только дело это невеселое…
– Брось! – беспечно тряхнула я головой. – Можно подумать, у нас когда-нибудь бывает веселая работа!
Королева смерила меня каким-то подозрительно-грустным взглядом и отшутиться не пожелала…
Торговые Воды безопасными, честно признаться, никогда и не считались: купеческие суда курсировали регулярно, так что и от пиратов отбою не было. Конечно, государственный патруль честно пытался «взять ситуацию под контроль», как и было сказано в последнем королевском приказе, но на деле предпочитал отсиживаться поближе к каменным освещенным стенам фортов, особенно ночью. Всех пиратов все равно не перебить, а так хоть иллюзия защиты мирных морских торговцев имеется. Впрочем, умные купцы на подобных вояк и не надеялись, нагружая суда помимо товаров и команды еще и парой боевых магов и несколькими наемниками. Конечно, порой и это не спасало, но тогда, как правило, попросту тонули оба корабля: погибающие маги неизменно желали прихватить с собой всю команду противника. Хоть какое, а утешение.
Посему, когда корабль вошел в Торговые Воды, держа курс на Вехраду, никто и не удивился воплям одинокого пловца, кое-как еще держащегося на воде, ухватившись за обломок бревна, – видимо, после удара флибустьерских пушек всю корму разметало на подобные щепки.
– Эй, держись! – заорали тонущему с корабля, торопливо и ловко – ибо привычно – спуская на воду спасательную лодку. Гребцы легко оттолкнулись от борта и направили утлое суденышко к барахтающемуся.
На палубе после многочисленных растираний, ругательств и кружки рома, влитого в насильно разжатые ножом зубы, мужик с трудом пришел в себя и затравленно огляделся по сторонам.
– Я где, а?
– Да уж не на том свете! – расхохотались моряки. – Что, брат, чай, струхнул там, в воде? А?
– Ага, – безнадежно согласился мужик, зябко подтягивая колени к подбородку, и вдруг как-то жалобно всхлипнул: – Чтоб им, гадам, сдохнуть!
– Пиратам? Эге, так они с тобой и согласились!
– Да не пиратам, – отмахнулся тот и с трудом, держась за руку ближайшего моряка, поднялся на ноги. – У, нелюди проклятые!..
– Да ты о ком? – недоумевала команда, задним числом прикидывая, не рехнулся ли спасенный, барахтаясь там, в холодном море.
– Мы на Элейну курс держали, – бесцветным голосом начал объяснять мужик. – Пока Древо не содрогнулось, [27]чуть не каждый день туда ездили – и ничего, как на прогулку. И никакие флибустьеры нас не трогали: туда везли-то ткани некрашеные да древесину – что на этом заработаешь? Пираты ведь тоже не дураки: им ковры златотканые да меха дорогие подавай. А тут эта дрянь…
– Что за дрянь-то?
– Ветка новая объявилась. Да живут на ней… гвырты какие-то. Чуть подплывешь поближе – да хоть за три перестрела – уж палить начинают. И, главное, из чего? Это даже не пушка – от той одна брешь в корме, а тут словно бы взорвали корабль в самом трюме: весь в клочья с одного удара! Все потонули…
Мужик жалобно всхлипнул и замолк.
Моряки тревожно переглянулись, презрительно сплюнули под ноги и пошли к капитану. Может, ему, утопшему почти, и почудилось, но вот курс все же лучше чуток подправить…
– Это был уже третий корабль, – ровно, не глядя ни на кого, но и не опуская потемневших грустных глаз, закончила королева. Помолчала. И резко повернулась ко мне: – Иньярра, я х о ч у знать, что за дрянь завелась на той Ветке? Я хочу знать, кто потопил три моих корабля подряд! И чем эти корабли им не угодили!!!
Я спокойно выдержала полыхающий гневом взгляд. Неторопливо и выразительно размяла кисти рук. Многозначительно покрутила в пальцах тонкую синеватую змейку-молнию.
– Узнаешь.
Фрель легко оттолкнул на край стола блюдо с нетронутой дыней. Как бы невзначай коснулся кинжала, висящего у пояса в кожаных ножнах.
– Узнаешь.
Даже самая интересная и увлекательная работа, самый верный и заботливый муж, самые любимые и послушные дети никогда не заменят полноценного отдыха от них!
Вот фраза, под которой готова подписаться каждая вторая женщина в возрасте от тридцати пяти до шестидесяти. Но и восьмидесятилетняя ведьма, честно признаться, тоже не была против подобных циничных афоризмов. Хотя нет, не всегда.
Когда-то и я делила мир исключительно на белое и черное, презрительно игнорируя кошачьи полутона. Считала, что работать – так от зари до зари, гулять – так от заката до рассвета, и искренне верила, что умирать надо молодой, в рукопашном бою и с надменной улыбкой на губах…
Началось последовательное развенчивание девичьих мифов где-то полвека назад, когда я, еще только-только выпускница Храма, попавшая в уже привычную сейчас петлю безденежья, пришла наниматься на первую в жизни работу. Настоящую работу, а не случайный приработок по постоялым дворам.
Лилия Тимовна – полная дружелюбная женщина, преклонный возраст которой легко маскировался неизменной улыбкой, мстительно проглядывая в сеточке неглубоких морщинок вокруг глаз, – проницательно глянула на колеблющеюся застывшую у порога ведьму и гостеприимно шлепнула ладонью по пустому стулу:
– Заходи-заходи! Гостьей будешь.
– Гостьей? – Я из осторожности попятилась, решив, что ошиблась дверью. Выглянула, проверила. Да нет, тринадцатая, как и положено штатной чародейке. – Да я вообще-то…
– Знаю, – добродушно отмахнулась Лилия. – Помощница моя. Оно и хорошо: мне одной сейчас никак. Лето, работы много – кворр разберешь!
Я попала в свою колею, успокоенно захлопнула дверь и деловито подобралась:
– А что за работа, собственно? Не могли бы вы немного ввести меня в курс дела, раз уж я буду вам помогать?
Лилия уставилась на меня мученическим взглядом студентки, которую экзаменаторы ласково попросили перечислить двести сорок восемь неправильных существительных магического языка. Потом недовольно покосилась на дверь, зачаровала ее от всех незваных гостей, включая начальство, и, тяжело вздохнув, решительно предложила:
– Пойдем-ка лучше чаю попьем!
Вот так и началось мое вхождение в настоящую трудовую жизнь. Чай мы с Лилией пили по пять раз, пока не заканчивалась заварка, посреди рабочего дня не стеснялись сбегать в лавку за фунтом халвы, а на просьбы прямого начальства кривились, как домохозяйка перед мышью, и страдальческим тоном вопрошали:
– Ой, а оно вам точно надо, а?
Самым смешным было то, что в каждом третьем случае начальник ни с того ни с сего смущенно отвечал:
– Ничего, подождет, – и предпочитал молниеносно ретироваться в коридор.
За малейшую услугу, стоящую мне одного щелчка пальцев, благодарные сослуживцы, уверенные, что любая волшба требует от ведьмы предельного напряжения физических и ментальных сил, спешили одарить нас с Лилией нескончаемым шоколадом и коробками конфет, а мы бессовестно брали, беспечно болтали целый день обо всем на свете и увлеченно ничего не делали. Трудно жить, не работая, но мы не боялись трудностей!
Мечтательная улыбка, без спросу вспорхнувшая на лицо при воспоминании о той благословенной поре, сменилась гримасой неподдельного ужаса. Пираты, едва заслышав от вернувшегося на судно капитана о новом задании, разразились таким дружным и счастливым: «УРА», что мне стало безумно стыдно за крамольные мысли. Не знаю, что уж такое чудесное примерещилось флибустьерам в этом довольно рядовом для них, казалось бы, поручении, но все лица сияли неподдельным и, по моему мнению, абсолютно нездоровым энтузиазмом.
Любая следующая фраза Фреля, говорящая о всевозможных опасностях и трудностях на пути, встречалась громким гулом одобрения, перекрывавшим плеск расштормившихся к полудню волн. Напоследок капитан, хитро сверкнув глазами, махнул рукой в мою сторону и во всеуслышание заявил, что если бы не моя протекция, то к королеве нас могли и не пустить, да и на выполнение задания первая согласилась я.
Сказал и ушел в свою каюту.
На мои удивленно взлетевшие брови (какая протекция?! да и разве его последнее слово было не весомее моего первого?!) никто из пиратов внимания не обратил, и тотчас я, еще минуту назад стоявшая у кормы в невозмутимом одиночестве, оказалась заключена в довольно тесный круг дружно обступивших меня пиратов.
Вот тут-то до меня и дошла вся подлость поступка Фреля, решившего отыграться за афронт на приеме у Ларинги! Каждый (!) считал своим святым долгом лично заверить меня в правильности моего решения, своей подлинной благодарности и полной готовности приступить к выполнению задания хоть сейчас!
С трудом (и немалым) изобразив на лице вежливо-согласную улыбку, я терпеливо выслушала первых трех ораторов, после чего поняла, что речи повторяются почти слово в слово, как клятвы сюзерену, и решила обойтись без двадцатикратного рефрена. Скомканно отговорилась совершенно внезапно возникшими делами, с ловкостью юркой кошки проскользнула между столпившимися пиратами и была такова.
Боюсь, длительное общение с двумя десятками психов не смогло бы благотворно повлиять на мою пошатнувшуюся ауру.
Настроение, и без того не сиявшее золотым шэритом на маковке Храма, безо всяких видимых причин закопалось на глубину гномьих туннелей. Жизнь ведьмы, как жизнь цветка или растения, расписана по ежемесячно повторяющимся фазам луны. Я подвержена лунному влиянию чуть больше или чуть меньше – в зависимости от степени занятости, высоты нагромоздившейся горы проблем и количества приятных или неприятных людей вокруг.
Но Серпомрачие [28]неизменно несет с собой мерцающие блики на изумрудных листьях, теплый аромат ночных цветов, щемящую тоску в скитальческой душе и подсознательное ожидание разгульного шабаша у яркого костра, выплевывающего в темное небо золотые обжигающие искры.
Полулуние – самая «рабочая» фаза, когда я, вопреки обыкновению, неизменно собранна, деловита и (совсем уж на редкость) трудолюбива. Никаких сомнений, колебаний, глупостей и прочих мешающих долгой плодотворной деятельности факторов. За это время я неизменно старалась выполнить львиную долю подвернувшейся работы, ибо знала, что всю оставшуюся часть месяца заклинание, добросовестно разбудившее меня на рассвете, удостоится исключительно трехэтажного мата в два наката и деактивируется от смущения.
В Полнолуние, вопреки многочисленным легендам и страшилкам, лично мне летать на метле и швыряться сглазами направо и налево не хотелось. На меня накатывала лениво-сытая, умиротворенная расслабленность пригревшейся на коврике у очага кошки. Хотелось согреть зябкие ладони о глиняные бока чашки с теплым чернасом, забиться под пушистую треугольную шаль, щекочущую нос ехидными ворсинками, и задушевно посплетничать под свежие плюшки.
Тусклосветие [29]– самая тревожная и загадочная пора. Пора ветреного и капризного вдохновения. Все мои лучшие реазы написаны в еще спокойном и уверенном, но уже медленно идущим на убыль свете половинчатой стареющей луны. В это время я брожу по ночам как шальная, не выпуская пера из рук, вдохновенно жестикулирую перед сочувственно внимающей осиной и в раздражении сжигаю совершенно чистые свитки уже за одно то, что за ночь мне так и не удалось ничего на них написать.
Но самая паршивая и коварная фаза – это Тайнолучие. [30]Резкий, болезненно-яркий, вспышечный свет серповидной Вечной Скиталицы, вкупе с тягостным послевкусием проходящего месяца, имел дурное обыкновение пробуждать от долгой спячки остатки моей совести, дабы она неупокоенным призраком вопияла над руинами напрочь загубленной ведьминской жизни. В такие дни я ходила злая, как голодный упырь, раздраженная, донельзя недовольная собой и всем вокруг (чтоб уж не совсем одной страдать) и тихо ненавидела себя за это. А единственный способ избавиться от подобного состояния – упоенно предаться самобичеванию – меня, как правило, по непонятным причинам ну совершенно не вдохновлял! Но тут уж, при всем богатстве выбора, альтернативы не было. А значит, начинался дотошный разбор полетов с крыши на чердак…
«Ну и как ты здесь без меня, ведьма?»
О Хранящие, кто это у нас тут вновь объявился?! Дотошный скептик, материалист и зануда? Без тебя мне жилось очень даже неплохо!
«Врешь! – безапелляционно бухнул глас разума. – То-то я смотрю, что у тебя тут все хорошо и замечательно, на счету побег из Храма, ссора с Гильдией в лице Таррэ и наставниками».
А не пошел бы ты…
«Не дождешься! Тебя только оставь на две минуты – и все, потом год разгребать последствия! Объясни мне, пожалуйста, чего тебе в Храме не сиделось?»
Надоело.
«Ага, как же. Ведьма, сколько можно?! Ты ведешь себя как ребенок! Надоело ей, видите ли! А как насчет того, что, потерпи ты еще две недели, – и наставники тебя отпустили бы сами, да еще и платочком вслед помахали?»
От радости?
«Не язви! Гляньте-ка, надоело ей! Конца месяца дождаться не могла?»
Ну могла… Ладно, отстань. Да, сглупила. Но кто из нас не совершал в этой жизни глупостей?
«В восемьдесят лет?! Ладно, предположим. Но вот, видишь ли, есть разница: сделать глупость в запале, под влиянием эмоций или обстоятельств; сделать глупость потому, что неверно оценила ситуацию или не знала чего-то; и сделать глупость, потому что не захотела подумать и просчитать последствия… Особенно если делающему отнюдь не три года!»
Что ты прицепился ко мне с этим возрастом?! Можно подумать, ведьмы когда-нибудь умнеют!
«Хе-хе, верно подмечено!»
Иди ты!
«Не уйду, пока не объяснишь, зачем ты это сделала. Стоили ли эти две недели потери только-только зародившихся профессиональных отношений? Ты уже один раз удрала от своих обязанностей. Теперь – сокрушаешься по поводу неприязни наставников и подачи плохого примера… И на фоне этого – опять сбегаешь, хотя до „цивилизованно-официального“ решения проблемы – рукой подать… Вот и странно: настроилась на четыре месяца, терпела-терпела, а когда чуть-чуть осталось, решила выкинуть фортель, из-за которого твоему слову и добрым намерениям верить уже не будут и противодействовать побегу станут еще серьезнее… Да и потеря авторитета – обещала, нарушила слово…»
Я только вздохнула. Можно подумать, я сама всего этого не понимаю! Кто бы мне самой объяснил, с какой радости я вдруг так сорвалась с места, а Фрель с Галирадом с готовностью подхватили эту гиблую затею и даже здорово помогли претворить ее в жизнь.
Да и дело было вовсе не в наставниках, не в профессиональных отношениях и вере в мои добрые намерения (ха-ха!), о которых упорно сокрушался дурак-разум.
Дело было в том, что прошла всего декада, а я уже вся извелась от тоски по своему Храму. По широким холодным коридорам, по резным парапетам, по высоким опасным балконам, по язвительно шипящим в железных кольцах факелам… И по непередаваемому ощущению причастности. Нигде больше я никогда не ощущала себя такой нужной и незаменимой. Только вот как втолковать это логичному до тошноты разуму?
«И, кстати, зачем было так резко принимать комиссию из Гильдии? Не могла поулыбаться хоть ради приличия?»
Ради чего, прости? И почему, интересно, Гильдия (членство в которой не обязательно) вообще имеет право ревизии Храма? Почему я должна перед ними отчитываться? Почему вообще не могу сказать: «Не нравлюсь в качестве Хранящей? Ну и найдите себе ту, которая нравится! Мне эта должность даром не нужна – как была ведьмой без Храма, так и буду!» Какого лешего я должна перед ними улыбаться?!
«А то ты не знаешь, что Гильдия у нас – это дело исключительно добровольное, не пойдешь – застрелят!»
Меня же не застрелили…
«Не равняй! Если ты и увиливала от этого членства, то только наглостью и тем, что прижучить ведьму, вечно шляющуюся невесть где, весьма проблематично. Да и лень было Гильдии так уж всерьез тобой заниматься: ну гуляет где-то девушка – и леший с ней!»
А раз «леший с ней», то почему бы и не «леший и с ее Срединным Храмом», а? Я бы не обиделась, честное слово!
«Щас, размечталась! Плюнуть на одну ведьму – это пожалуйста, но сколько магов в конечном итоге выпустится из твоего Храма? И как минимум половина из них вступит в Гильдию, причем – заметь! – по собственному желанию, в обмен на защиту и покровительство. А значит, Гильдия не может допустить того, чтобы в твоем Храме их научили чему-нибудь запрещенному или неправильному. На тебя рычагов давления она не имеет, а вот на твоих студентов…»
Грустно…
«Да ладно тебе, – сжалился голос разума. – Ну подумаешь, пережила одну-единственную проверку… Да плюнь и забудь! Иначе большего ты уже не переживешь. Не грусти и… зови, если что!»
И исчез, щелкнув болью в висках на прощание.
Глупый. Грустно мне совсем не из-за Гильдии…
Дверь, зачарованная мною от незваных гостей, чуть слышно скрипнув, отворилась для желанных. Фрель осторожно застыл в проеме, вопросительно приподняв смоляную бровь:
– Можно?
Я пожала плечами и поднялась с пола, кивнув ему на ближайший стул.
– Зачем спрашивать, если ты уже вошел?
Пират, не ответив, с независимым видом опустился на предложенный стул, огляделся по сторонам и удивленно присвистнул:
– М-да, вот и посели ведьму на недельку в каюту!
Я машинально глянула по сторонам и виновато потупилась. За неприлично короткий срок комната успела приобрести на диво ведьминский вид. И это при том, что я даже не пыталась обставлять ее под себя. Просто материализовывала то одну вдруг понадобившуюся вещь, то другую, а потом бросала на стол или стул за ненадобностью и забывала убрать. И кто бы мог подумать, что уже через седмицу вся каюта окажется завалена зельями, фолиантами, кристаллами и прочей аналогичной дрянью!
– Я уберу.
– Да ладно, брось! – Фрель запустил смуглые пальцы в темные волосы и задумчиво уставился на меня. – Ты-то чего квелая, как петрушка на пятые сутки?
– Ну сравнил! – Я честно попыталась скорчить обиженную рожицу и обратить вопрос в шутку, но не преуспела и обреченно созналась: – Тоскливо мне, Фрель.
Пират напряженно сощурил глаза, вдумчиво качнулся туда-сюда на стуле.
– Из-за Храма?
– Ага. До сих пор в толк взять не могу, как я посмела оттуда уехать?
– Ну знаешь ли, в этом как раз нет ничего удивительного! Сколько можно было терпеть эти бесконечные придирки и наставления? Ты Хранящая «ли студентка-первокурсница?!
– Вот поступила я как раз как первокурсница.
Я нервно материализовала в ладони два теплых ершистых шэрита и начала раздраженно перекатывать по ладони. Новая привычка, которой я была обязана Винрагеру. Он неизменно вращал шэриты в ладони и меня заставлял. Дескать, это снимает стресс и успокаивает расшатанные нервы. Пальцы, привычные к сотням и тысячам всевозможных пассов, безо всякого труда освоили еще одно движение, но меня поначалу шэриты не успокаивали, а бесили. Потому что, будь на их месте обычные световые сгустки или материальные костяные шарики – я бы вертела их в руке машинально, даже не задумываясь ни об энергетике первых, ни о ценности вторых. Но когда у тебя в руке два тринадцатилучных заряда, каждый из которых способен прожечь лесную просеку шириной в сажень, – попробуй тут расслабься!
Первый день я ходила злая и взвинченная до предела, второй – просто злая, третий – недовольная, а через неделю Винрагер подловил мою руку, автоматически крутящую сияющие шарики под столом незаметно от хозяйки. На хохот прибежала даже Таррэ.
– Слушай, – Фрель с усилием отвел взгляд от вращающихся сгустков огня в моей руке. – Если смотреть с циничной, но разумной точки зрения, то тебя сделали Хранящей, сиречь объектом почитания народа, навалили ответственность за «должность», подчинили Гильдии, перед которой надо отчитываться, опутали долгом и правилами. И – грубо говоря – что ты с этого имеешь? Да ничего, кроме связи с Храмом. Но зато получила гору проблем. Так что вопрос: почему ты не пошлешь Гильдию подальше? Это же, кстати, прекрасный метод давления на наставников – вы мне, по сути, не нужны, а я вам как Хранящая – очень даже. Поэтому – давайте договариваться по-хорошему, то есть учитывать интересы обеих сторон, а то получается кабала…
Я тяжело вздохнула, интуитивно припомнив, как втолковывала Тилори, что такое Перехлест.
– Фрель, если бы все было так просто, то я бы сейчас не сидела тут и не ныла! Понимаешь, так было всегда. И в Восточном Храме, и в Западном. Хранящие Гильдии подчиняться не обязаны – мы, как ни крути, ведьмы, а это кое-что да значит. А вот сами Храмы… Наставники в них и студенты – это обычные маги, которые почти наверняка состоят или будут состоять в Гильдии. Поэтому откровенно послать ее куда подальше и выгнать из Храма я не могу.