Нергина Светлана. Монета встанет на ребро

   Кому ты врешь, в конце концов?!!
   Ладно, попробуем с другой стороны…
   – Неужели тебе совсем не интересно?
   – Я что, драки ни разу не видел, что ли? – наигранно-небрежно бросил он, плотнее запахиваясь в халат. – Увальни стражники вдесятером едва-едва поймают троих разбойников, причем ты там окажешься как нельзя кстати, потому что иначе самые сообразительные вроде Вирда сбегут сразу, как только запахнет жареным, а тормоза на службе этого даже не заметят, занятые «шестерками», всегда выпускаемыми вперед.
   Отлично, мальчик. Не будь я ведьмой – может, и поверила бы.
   – Ты, я вижу, высокого мнения о стражах порядка. Патриотизм хлещет ключом, и все по голове!
   – Было бы что уважать, – поморщился он. – Напьются, как свиньи, да всю ночь боятся от своей сторожки отойти – там же СТРАШНО! А по городу ночью хоть трава не расти…
   Убедительно. И даже вполне искренне. Но… это не главное. Так – качественная декорация, заслоняющая убогость и пустоту сцены. А настоящие актеры играют только в пустоте. Для пышных декораций им вполне хватает воображения.
   Но я-то слышу, как бьется в обезумевшем теле испуганная, отчаянно кричащая Жизнь. Как птица в клетке над пропастью. Йыр с ней, с клеткой, только не сбрасывайте!
   За что ты ее так? За собственные ошибки?
   Из-за какого-то пустячного промаха убить и без того запуганную, разбившую крылья о железные прутья клетки птицу? Ворона? Чайку? Малиновку? Да какая разница какую?.. Ей же страшно…
   И она тебя любит. Несмотря ни на что. Потому что ты есть.
   Так почему ты держишь ее в клетке, боясь, что упорхнет раньше времени?
   Просто протяни руку с зернами – и погладь второй по мягким перышкам…
   Вот и цепляешься взглядом за каждую мелочь: полуоплывшую свечу, еще ночью ласково обнимавшую тебя светом, потрепанную книгу, до сих пор помнящую прикосновение твоих теплых пальцев любимое кресло, столько лет с уютным скрипом принимавшее тебя в свои объятия, – мучительно отпечатываешь их напоследок в памяти и душе. Вместо того чтобы оглянуться по сторонам и рассмеяться собственной глупости, осознав, что Жизнь – это чудо…
   – Ладно, стражники – это, конечно, контингент тот еще, достойный отдельного разговора. Но почему ты все-таки так не хочешь пойти со мной?!
   Он кисло глянул на меня, засунув никак не находящие себе пристанища руки в карманы.
   – И чего тебе так приспичило меня туда потащить?
   Я тяжело вздохнула:
   – Как ни крути – а ты мой Заказанный. А значит, я должна всегда быть рядом. Не идешь ты – не иду я. И пусть они там разбираются сами как знают.
   Страх за жизнь Ликарта на его лице почти в открытую боролся с желанием поквитаться с собственной. И так же ясно на нем нарисовался компромисс…
   – Хорошо, я пойду…
   Дурак. Если бы меня было так просто обмануть, кворр бы я до восьмидесяти лет дожила. А впрочем… Мне-то какое дело? Пусть он только сейчас пойдет со мной, а дальше уж йыра с два я его из виду выпущу, героя свиртского!
   – Отлично, – «облегченно» выдохнула я.
   М-да, опыт явно много значит: он-то мне безоговорочно поверил…
 
   В доме было ве-э-э-э-эсело…
   Кресла вывернуты наизнанку, стулья перевернуты вверх ногами, разбитые впопыхах графины так и лежали осколками на залитых вином и водой дорогущих коврах. Люди носились загнанными белками, то и дело сталкиваясь со всем подряд: мебелью, стенами и другими людьми. Дальше события зависели от веса столкнувшегося. Был там один типаж в огромной кольчуге и с гигантской секирой у пояса, роняющий на своем пути все: людей, кресла и даже стены (то-то дом мне еще с улицы показался каким-то покосившимся. Да и несущая стена доверия больше не внушала…). Пока не натолкнулся на только что вошедшую ведьму, расценившую несущееся навстречу и грозно орущее: «Разойдись – зашибу!!» – существо как подлую угрозу ее благополучию. Ничего не подозревающий мужик даже не заметил, как из-под него вылетела юркая тень, легко плеснув шалью в воздухе, и уж тем более – как она из вредности подставила ногу, отправляя его в свободный полет… Бу-у-ум!!!
   М-да, на месте заговорщиков я бы в такую покосившуюся дверь и заходить не стала… Ладно, совру, что так и было!
   – Это что? – подозрительно поинтересовалась я, невозмутимо выдергивая припозднившегося Заказанного из-под последователя того, что уже лежал у дверей.
   – Не знаю, – пожал плечами тот. Ей-Хранящие, с тех пор, как мы вышли из дома, он вообще спокоен, словно лот велерии выкурил!
   – Мило, – фыркнула я, с трудом прокладывая нам дорогу мимо снующих вокруг людей.
   Вы видели когда-нибудь муравейник? Так вот: он – просто идеал строгости линий и точности углов! Ибо того, что творилось в доме Ликарта, ни понять, ни описать вообще невозможно! Если бы не интуиция и не кошачья привычка выворачиваться из любой щели в последний миг – свирт бы мы даже Ликарта нашли!
   …И веселая история окончилась бы не начавшись…
   «А кворр вам!» – мысленно выругалась я в адрес высших сил, решивших лишить меня заслуженного спектакля. И с упорством гнома, копающего могилу только что прибитому троллю, продолжила пробиваться наверх, на второй этаж.
   – Ну зачем нам туда переться? – нудил за спиной Кидранн.
   – Цыц! – клацнула я зубами, награждая его очередным блоком от падающей справа этажерки.
   Тот меланхолично поглядел на грохнувшуюся почти ему на ноги мебель, подумав, пнул ближайшую кружку сапогом: и продолжил в том же духе.
   – Ну зачем нам это надо? – Я с любопытством следила за полетом жалобно грохочущей обо все косяки кружки. – Давай лучше снизу посмотрим! А лучше – с улицы…
   Кружка нашла свое пристанище на носу у только-только поднявшегося, опираясь на совсем скособочившуюся дверь, товарища. Тот, разъяренно мотнув головой, зло чихнул и грозно огляделся по сторонам, ища автора сей пакости. И, разумеется, тут же наткнулся взглядом на меня, с интересом взирающую на происходящее!
   – Ррразойдись! – прогремело в воздухе.
   – Пошли! – рявкнула я, чуть не выдергивая Заказанному руку из сустава.
   А знаете, имея такого вот преследователя на хвосте, я вдруг поняла, как это просто – пробираться сквозь людей! Ей-ей, секундное дело!!!
   На втором этаже мы оказались меньше чем через полминуты. Там народу было поменьше, так что в кабинет Ликарта мы влетели еще прежде, чем настигающий стражник показался из-за угла, и сразу же захлопнули дверь, подперев ее для надежности столом.
   Сам хозяин кабинета взирал на нас с умеренным любопытством даже не пытаясь помешать или возмутиться.
   Я, не дожидаясь приглашения, уселась прямо на край стола сквозь дверь слыша едва-едва различимую ругань возмущенно плюющегося стражника.
   – Что здесь, йыр вас возьми, творится?!
   Ликарт с каким-то детским удивлением рассматривал стол подо мной. Потом потрясенно покачал головой, присвистнув:
   – Изумительно!!!
   – Что изумительно? – непонимающе нахмурилась я, терзаясь между желанием тоже осмотреть стол и нежеланием с него слезать.
   – Он стоял прибитым к полу последние двадцать лет, – пояснил Ликарт, для наглядности кивнув на развороченные доски пола.
   Ну подумаешь… И вообще, может, это не я?..
   – Так что здесь творится? – уже спокойней, со злорадством прислушиваясь и пополняя лексикон за счет мающегося за дверью мужика, повторила я.
   Ликарт бессильно развел руками:
   – Я позвал городскую стражу и объяснил ей ситуацию…
   – И она решила вас заодно ограбить? Раз уж все равно через три часа возмущаться будет некому…
   Ликарт, не сдержавшись, фыркнул:
   – Нет, ингра, сие действо номинируется как «возведение оборонительных сооружений в полевых условиях из подручных материалов». Проводка 120-47, учетный счет семнадцать…
   Учетный счет меня интересовал мало, а вот «полевые условия» были налицо!
   – Великолепно, – поморщилась я. – И почему вы не остановите это безобразие? Они вам скоро картины на бинты резать начнут, ковры уже залили!
   Зря я это сказала…
   – Ковры?! – схватился за сердце Ликарт, бросаясь к двери.
   Э нет! Силой усадив его снова в кресло, я вернулась на боевой пост у двери:
   – Вы что, с ума сошли?! Там под дверью стоит маньяк-убийца, а вы хотите добровольно к нему выйти?
   – Какой убийца? – отрешенно спросил Ликарт, устало опирая голову на руки и выражая всем своим видом готовность убить любого убийцу, если это поможет хоть сколько-нибудь приблизить коней всего безумства…
   – Да так, – уклончиво отозвалась я. – Но вам лучше оставаться здесь, пока мы не наведем порядок там, внизу.
   – Это невозможно…
   – Ыгы, – кивнула я, за рукав оттаскивая Кирна за собой к двери.
   Йыр, ну за что я так люблю слово «невозможно»?..
 
   – Ага!!! – радостно завопил мужик, завидя открывающуюся дверь, и замер, как кот над чересчур наивной мышкой, решившей, что хвостатому уже надоело ждать и он ушел по своим кошачьим делам.
   – Ыгы!!! – не менее радостно откликнулась я, просачиваясь в щелку и вытаскивая вслед за собой Кирна.
   – Угу… – задумался мужик, не понимая, с чего бы это мышка вылезла такая радостная.
   Грех было бы не воспользоваться замешательством в стане противника…
   – Как идет подготовка к атаке?!! – рявкнула я так, что даже Кирн подскочил и вытянулся в струнку. Про блюстителя порядка и говорить нечего: мужик, услышав родные и знакомые нотки в вопле, сразу принял меня за замаскированного командира, встал по стойке «смирно» и затараторил:
   – Идет, ваше превосходительство! Отряд людей под моим командованием уже практически окончил сооружение окопов!
   – В ДОМЕ?! – судорожно выдохнула я, сильно сомневаясь, стоит ли мне вообще спускаться или лучше залезть в какой-нибудь шкаф и там забаррикадироваться, молясь, чтобы именно под ним не решили выкопать ловушку стратегического значения…
   – Так точно! – спеша выслужиться, гаркнул в ответ ничего не подозревающий стражник.
   – Отлично. Замечательно. Великолепно. Прелестно. Уггр зратья мритваль.
   Мужик подхалимски захихикал, тут же, впрочем, завянув под моим, не обещающим долгой счастливой жизни и смерти в окружении правнуков взглядом.
   – И что дальше? – кисло поинтересовался Кирн.
   Стражник недовольно глянул на сопляка, осмелившегося обратиться ко мне без должного почтения. Я равнодушно пожала плечами:
   – Пойдем вниз. Или у тебя есть другие варианты?
   – Нечего было вообще сюда приходить…
   – Хватит ныть, а?! – не выдержала я, дернув его за руку.
   – Хватит мной распоряжаться!!!
   – Хорошо, могу бросить – и разбирайся тут сам как хочешь!
   – Вот и чудно! – окрысился он, вырываясь из железной хватки.
   Щассс! Размечтался!..
   Я поудобнее перехватила его за другой рукав и, не обращая внимания на щенячьи писки и возмущенные повизгивания, потащила вниз.
   – Вот дождись конца недели – и иди, куда хочешь, и делай, что хочешь! А пока, к сожалению, я за тебя отвечаю!
   Он ощерился в ответ, намереваясь вякнуть что-нибудь с претензией на насмешку, но вдруг как-то скуксился и передумал.
   – Отпусти, – досадливо буркнул Кирн. – И так вон уже все таращатся…
   Я, подумав, отпустила его руку, сняла с пальца тонкое, перевитое искусно выкованной веточкой вольнеита, серебряное колечко.
   – Держи!
   – Зачем?! – опешил он, рефлекторно пряча руки за спину.
   – Надо! – отрезала я, силой впихивая ему в зажатый кулак прохладный ободок. – И только попробуй потерять!
   Кидранн брезгливо покрутил колечко:
   – И где мне его носить? Карманов нет, не в зубах же!
   – Ага, один след от зубов – и от тебя не останется даже их! – грозно пообещала я. Еще не хватало мне в случае чего постоянно помнить про его неуклюжесть! И так проблем, чую, будет выше крыши…
   Кирн с гримасой отвращения снова поглядел на кольцо. Дурак. Знал бы ты, сколько архимагов готовы отдать душу за такой артефакт…
   – Так как его носить?!
   – На палец надеть не пробовал? – ехидно поинтересовалась я, спускаясь вниз по лестнице.
   – А ты мои и свои пальцы сравнивать по толщине не пробовала? – передразнил он.
   Я резко развернулась и выбросила вперед руку с напряженными пальцами. Кирн рефлекторно отшатнулся, прикрыв грудь ладонью.
   – Предупреждать же надо!
   Я, привычно не обращая внимания на сявканье, приложила свою руку к его груди, сравнила кисти.
   – Мои длиннее, тоньше, чутче и холодней.
   – Вот именно! – тут же снова окрысился подопечный. – И как я должен надеть твое кольцо?
   – Ну хоть попробовать ты можешь? Или так и будешь трусливо отбрехиваться?
   – Я?!
   – Ну не я же, – развела я руками и снова пошла вниз, украдкой поглядывая за спину через плечо.
   Кидранн с опаской посмотрел на колечко, протер о штаны (больше запачкал, чем очистил, ей-Хранящие!) и, закрыв глаза, осторожно надел на палец. Колечко брезгливо сжалось, отторгая чужую ауру, и едва заметно мигнуло, став обычным перстнем-печаткой.
   – Эт-то еще что за холера? – ругнулся Кирн, спешно догоняя меня.
   – Ну как, примерил?
   – Ага, – осторожно ответил он, мучительно размышляя, сказать мне, какие финты откалывает мое украшение, или промолчать во имя собственной безопасности.
   Промолчал. Правильное решение. Объяснять взаимосвязь энергетических и эмоциональных потоков вокруг живых существ мне совсем не хотелось.
   Через десяток ступеней меня оглушили крики, ругань, грохот и звуки взрывающихся снарядов – уж не знаю, что они там делали, но звучало это именно так! Небоскребный мат – гулкий удар доски, грохнувшейся на чью-то спину или голову, – вопль – мат, годящийся на небоскреб с чердаком…
   Разрушительная деятельность на первом этаже была в самом разгаре! Они еще только что из окон бойниц наделать не догадались! Хотя… Вон тот длинный что, собрался стекло выбивать?..
   – Стоять! – уже отрепетированно гаркнула я, едва появившись на площадке за пролет до комнаты.
   Вояки реагировали на приказ спинным мозгом: главное – тон и ругань, а твой вид уже значит немного. Да и пока они сообразят, откуда, собственно, идет голос, отдающий приказы…
   После воплей и грохота наступившая тишина ударила по барабанным перепонкам сильнее пронзительного визга.
   За окном пели птицы… На пол медленно опускалось чуть шуршащее по воздуху перышко…
   – Что это за звук? – пораженно выдавил Кирн.
   – Тишина, – улыбнулась я, снова беря бравое командование в свои руки. – Так, вы! Если через пять минут в гостиной не будет такой же идеальной чистоты, как когда вы в нее вошли, – я за себя не отвечаю!
   Гул тут же возобновился с новой силой, но потерпеть его еще пять минут я была согласна. Лишь бы дом перестал напоминать развороченное поле битвы.
   Казалось бы, чего проще – устроить засаду в доме? А вот поди ж ты! Тут скорее можно самому убиться, чем кого-нибудь убить! Не удивлюсь, если покушение сорвется по техническим причинам, а завтра Ликарт умрет, сломав позвоночник в одной из молниеносно нарытых десятью (всего-то!) вояками ям «для окопа»!
   – Эй-эй, ты, зеленый! – Стражник, у которого, собственно, зеленой была только фуражка, удивленно остановился, с сомнением покосившись на новоявленную командиршу: мол, это мне, что ль? – Тебя, тебя, – торопливо подтвердила я.
   – Я не зеленый! – удивленно, но вежливо (в общем, словно объясняя тему недоразвитой) ответил он.
   – Мне сверху только фуражку видно, – нахмурилась я. – И вообще – нечего к синекдохам придираться!!!
   Парень, явно принявший «синекдоху» за какое-то изощренное ругательство, уважительно глянул на меня снизу вверх.
   – Значит, так: вон там, под лестницей, лежит посох – положи его на панель над дверью.
   – Зачем?
   – Выполнять!!!
   – Слушаюсь! – тут же вспомнил он о хороших манерах, побежав под лестницу.
   – Эй-эй, ты, который у стенки! – На меня оглянулось с пяток человек. – Да не вы, а тот, что левее!
   Йыр побери, ну насколько же проще крикнуть «рыжий»! Так опять же обиды начнутся!
   – Так кого надо-то? – недовольно проскрипел один из стражников, которому прискучило стоять вполоборота.
   – Не тебя, – огрызнулась я. – А твоего соседа слева.
   – Рыжего, что ль?
   – Его!
   – Э-э-э, Рыжий! Тебя тут требуют!
   Рыжий резко повернулся, вытянувшись по струнке:
   – Чего изволите, ваше превосходительство?
   – Тебе мозги вправить! Как думаешь, выйдет?
   – Никак нет, ваше превосходительство!
   – Оно и видно, – вполголоса пробурчала я. – Так прекрати, дубина стоеросовая, диван к стенке сиденьем ставить! Это какая же дримфолфобия должна быть, чтобы запрыгивать на него через спинку?!!
   – Чего? – пораженно застыл стражник.
   – Боязнь упасть во сне, – недовольно пояснила я только что выдуманный для солидности термин.
   – А-а-а…
   Мужик засуетился, переворачивая диван в нормальное состояние. Нет, это же надо было до такого додуматься! У них в караулках – что, вся мебель так стоит, что ли? Видимо, да. Чтобы не засиживались.
   – А ловко вы с ними… – присвистнул невесть когда спустившийся и вставший рядом Ликарт. – Их ведь кв… едва-едва раскачаешь…
   Я только пожала плечами: со студентами в Храме и сложнее бывает. И – ничего, справляются как-то.
   Ликарт с любопытством заглянул мне в лицо:
   – Большой опыт?
   «Восемьдесят лет!» – чуть горделиво не ляпнула я, но вовремя прикусила язык. И язвительно вывернулась:
   – Талант!
   – Оно и видно, – усмехнулся Ликарт. – А где, кстати, Кирн?
   – Кирн? А разве он… – вопрос был снят с повестки, как только я огляделась: Кирн поблизости не околачивался. Жрызтра крухыхкатд!
   Ну и куда мог податься этот… Даже ругательств на него жалко. На улицу? Едва ли: я бы увидела. Наверх? Второй этаж? Третий? Четвертый? А что, интересно, там вообще находится?!
   – Ликарт, а что у вас на верхних этажах?
   Мужчина рассмеялся:
   – Да ничего.
   – Это как?!
   – Они муляжные, если можно так сказать: там даже перегородок и полов нет. Только лестница на крышу…
   Йы-ы-ы-ы-ыр!!!
   Я резко рванулась, злобно рыкнув что-то нехорошее, и бросилась наверх. Чудно! Замечательно! Великолепно!
   Йыр бы тебя побрал, ведьма! Куда ты катишься?! У тебя из-под носа сбежал какой-то сопляк! А ты стояла и моргала с невинным видом, идиотка!
   Лестницу на третий этаж я разыскала без труда: в другом конце коридора. И, шмелем пролетев десяток ступеней, остановилась в недоумении: дальше пола не было.
   Были только балки, по которым пройти мог бы маг или специально обученный воин, но никак не обычный человек, и тем более уж – Кирн. И что бы это значило? Что у глухо обычного парня вдруг открылся талант левитации?
   «А кто ему собственное кольцо ловкости и эльфийского шага силой впихал?!» – вызверился разум.
   Иди ты! Без тебя тошно…
   Впрочем, мне туда лезть смысла не было: приставная лестница, которой, надо думать, воспользовался не летающий пока Кирн, валялась на третьем этаже. Сквозь дыры в полу (точнее – зияющие пропасти между тонкими балками) полюбовавшись на ее красноречивые обломки, я зло сплюнула и, пробравшись к окну, спрыгнула на улицу, чуть не обеспечив инфаркт случайно оказавшимся поблизости прохожим.
   – Ничего, ребята, все нормально, – приветливо улыбнулась я одергивая задравшуюся сзади юбку. – Сейчас пойду и набью морду этому козлу, что меня скинул!
   Горожан как корова языком слизнула. И правильно: от столь агрессивных ведьм лучше держаться подальше.
   Кое-как протиснувшись в щель между стеной дома и высоченным забором, я пробралась во внутренний дворик. В принципе, забор можно было и перелезть или перепрыгнуть, но… Как бы выглядела девушка, вполне пока приличного вида, нагло залезающая в чужой двор посреди бела дня?!
   Как ведьма.
   О, какой симпатичный кустик! Просто чудо!
   Опасливо кидая взгляды по сторонам, я быстро разделась и спрятала одежду под куст. Осторожно встала на четвереньки, прикрыла глаза. Вдох…
   Мырм…
   С трудом переборов желание шаловливо сцапать кончик собственного пояса, украшенный бисером и бусинами, я встряхнулась, качнулась пару раз вперед-назад, привыкая к новому телу, и помчалась вперед, прижимаясь к траве. Словно черный ветер всколыхнул изумрудные нити…
   В этот раз на дерево я взобралась почти профессионально: с первого раза и бесшумно. Правда, прыгать пришлось дальше, чем в прошлый раз, но вид стоящего у края крыши Кирна здорово придал мне прыгучести!
   Я крадучись подошла со спины, лихорадочно размышляя, что бы сделать.
   Идиот.
   Во-первых, четыре этажа – для Версара, конечно, высоко, – но вот гарантии, что разобьешься насмерть, никакой, а месяц в постели – не лучшая перспектива.
   Во-вторых, пытаться покончить с собой в нескольких саженях от собственной ингры – глупейшая затея. Даже если эти сажени идут в высоту.
   А в-третьих… Да просто идиот!
   Осторожно перекинувшись, я набросила на себя морок какой-то одежки, чтобы не шокировать парня лишний раз, и молча встала рядом.
   Помолчала.
   – Страшно?
   Он только усмехнулся. Качнул головой:
   – Не знаю.
   Я обреченно вздохнула. Парой оплеух тут не отделаешься.
   – Знаешь, я всегда мечтала быть птицей…
   – Почему? – безразлично отозвался он. То ли хотел оттянуть решающий момент, то ли вправду было интересно…
   Я отрешенно вгляделась в небо.
   – Распахнуть плащ крыльев – и распластаться в безудержном порыве ветра. Прочертить серебряную нить, пронзая колкую синеву сорвавшейся в гибельный полет стрелой. Вывязать узор бездумного полета, расколоть луну черным силуэтом смоляных острых крыльев – и кинуться грудью на острые утесы стального моря… Выкупаться в ледяном вихре облаков, со свистом разорвав рассвет гулким страшным хлопаньем отчаянно забившихся крыльев – и медленными сполохами раствориться за горизонтом… Раскричаться рыдающей вороной над полем битвы, ласково защебетать малиновкой, рассмеяться чайкой над свинцовой океанской гладью… Парить над миром, нигде не оставаясь, но везде будучи желанной…
   – Это невозможно. – Жестко. Жестоко. Категорично. Безжалостно.
   Я горько усмехнулась.
   Как всегда. Невозможно. Нельзя. Бессмысленно.
   Как всегда.
   Знаю. Но… хочу…
   – Ну и что? Разве нельзя мечтать?
   – Можно. Но глупо.
   – Почему?
   – Потому что это никогда не сбудется.
   – Не сбудется, – спокойно подтвердила я. – Если будешь постоянно себе об этом напоминать.
   – А если не будешь напоминать, то однажды дойдешь до грани и прыгнешь вниз, надеясь, что тебя подхватит вожделенный ветер, и разобьешься насмерть.
   Не разобьюсь. Опущусь на четыре кошачьи лапы, мягко перекатившись по земле. Обман? Или дар, призванный объяснить, кто ты такая на самом деле?
   Не знаю.
   Только знаю, что стою на чужой грани, сомневаясь, схватить за рукав или отдать на волю провидения?
   – Зачем ты здесь? – Он в первый раз отвел глаза от горизонта, уставившись мне в лицо.
   – Тебе правда интересно?
   – Нет…
   Я помолчала, кусая губы и ища слова. Не просто общие фразы «жизнь прекрасна!», а те слова, которые поймет он. Искренние. Ясные. Простые. Терпкие. Как сама жизнь.
   – Знаешь, у воинов есть такой прием: поймать своим лезвием клинок врага, задержав на несколько мгновений, и выхватить меч разрубив противника инерцией завершенного круга.
   – Ну и что?
   – Когда на твой меч обрушивается сила удара – кажется, что руки не выдержат и сломаются, клинок выворачивается из холодеющих пальцев, в висках бьется огнем кровь, и весь разум заполняет только одно желание: бросить. Бросить, чтобы не чувствовать этой раздирающей запястья боли. Бросить – и будь что будет.
   – Но ведь воин знает, что это скоро кончится, причем победой.
   – Знает. Но не всегда.
   …Я впервые отбила вражеский меч по наитию…
   Кирн тяжело вздохнул:
   – Зачем ты здесь? Зачем ты мне все это говоришь?
   Я с грустной и немножко виноватой улыбкой пожала плечами:
   – Ну вдруг хоть что-нибудь из всей той лабуды, что я наплела, тебе чуточку поможет?
   Он качнулся туда-сюда на носках и, резко развернувшись, схватил меня за плечи:
   – Я – подлец, понимаешь?! Подлец, предавший единственного человека, который так или иначе обо мне заботился! Я мерзавец и трус, решивший проявить свою «взрослость» самым лучшим образом! Выпендриться перед самим собой: великий и ужасный йыр, трать-тарарать!!! Показуха! Даже волки раздирают жертву молча – с дурным гавканьем по улицам только шавки носятся.
   Я спокойно выслушала, ни словом, ни жестом не пытаясь перебить или исправить. Задумчиво хмыкнула:
   – А тебе не кажется, что ты сейчас занимаешься тем же самым? Говоришь красивые слова, стоя на краю крыши. Кроешь себя всевозможной руганью, скрипящей пафосным картоном на зубах.
   Кирн горько рассмеялся:
   – Вот именно. Что такое жизнь? Разве я знаю? Я знаю только пачку книг про героев, выражавшихся именно таким языком, режущим слух патетичностью. И сам, как дурак, решил пойти по их пути. Приблизив его к обстоятельствам собственной жизни. А вышел…
   – Идиотизм, – послушно продолжила я. – Ну и что? Разве это повод так неэстетично оканчивать жизненный путь?
   – Почему неэстетично? – непонимающе нахмурился Кирн.
   – Ну может быть, кто-то и находит красочным пятно, оставшееся на каменной мостовой, но я – пас!