Нэвилл Кэтрин. Магический круг

   — Значит, у вашего прародителя была не одна жена? — с интересом спросил Ловерний.
   У кельтов полигамия считалась редкостью и была совершенно неприемлемой в высшем сословии друидов.
   — Иаков имел двух жен и двух наложниц, — ответил Иосиф. — Я говорил тебе, что Учитель обладал поразительной памятью, особенно если речь шла о Торе. Все числа в Торе являются значимыми, ведь даже еврейский алфавит, как и греческий, основан на числах. Я согласен с мнением Марии: видимо, Учитель хотел, чтобы мы осознали историю Дины во всех подробностях.
   — Расскажи мне ее, — сказал Ловерний.
   Уже смеркалось, и туман окутал расстилавшийся внизу берег. Зная, что скоро станет совсем темно, жрец собрал поблизости немного сушняка и больших веток и, достав из поясного мешочка кремень, высек из него искру, чтобы быстро разжечь костерок. Два друга устроились рядом с костром на скалистом плато, и Иосиф вспомнил эту ветхозаветную историю.
 

ТРИНАДЦАТОЕ ПЛЕМЯ

   Эта история начинается с юных лет нашего прародителя Иакова. Дважды Иаков ухитрился обмануть своего брата-близнеца Исава, присваивая себе право первородства. Узнав, что Исав грозится убить его после смерти их отца, Иаков бежал из земли Ханаанской и направился на север, в страну, где жило племя его матери. Добравшись до горной местности около реки Евфрат, Иаков увидел прекрасную юную пастушку, которая привела своих овец к источнику, и полюбил ее. Возлюбленной оказалась его двоюродная сестра Рахиль, младшая дочь брата его матери Лавана. Иаков сразу попросил у него разрешения жениться на его дочери.
   Семь лет трудился Иаков на благо своего дяди, чтобы заслужить право соединиться с невестой. Но наутро после свадьбы он узнал, что его обманули. Он обнаружил на супружеском ложе близорукую старшую сестру Рахили, Лию: она заменила младшую под покровом темноты, поскольку по обычаю первой должна была выйти замуж старшая. Когда дядя Лаван предложил Иакову взять Рахиль как вторую жену, Иаков согласился поработать еще семь лет на полях отца ее, чтобы оплатить приданое. Число семь является значимым числом в истории нашего народа. Бог создал мир и решил отдохнуть на седьмой день. Число семь знаменует завершение и окончание всех созидательных предприятий, это число божественной мудрости. А значит, важно и то, что единственная дочь Иакова родилась седьмой, как важны и события, предварившие ее рождение.
   Поначалу Господь не обращал внимания на желание Рахили иметь детей, зато ее сестра Лия родила уже четырех сыновей. Рахиль предложила мужу свою служанку Баллу, которая родила ему еще двух сыновей. Поскольку Иаков больше не восходил на ложе с Лией, та тоже предложила ему свою служанку Зелфу, и она в свою очередь родила от Иакова двух сыновей, в то время как несчастная Рахиль оставалась бесплодной.
   Однажды старший сын Рувим нашел мандрагору в пшеничных полях и принес своей матери Лии. Мандрагора, как и подофил, способствует зачатию и ассоциируется с искушением
   Евы^[31]. Рахиль попросила Лию поделиться с ней, но Лия согласилась только в обмен на то, что Иаков вновь будет жить с ней как муж. Рахиль в отчаянии согласилась, после чего Лия родила еще двух сыновей. И вот тогда приблизилось жизненно важное событие. Последним, седьмым ребенком Лии — из одиннадцати отпрысков Иакова — стала дочь, которую нарекли Дина.
   После рождения Дины закончились плодовитость Лии и бесплодие Рахили. Первенец Рахили, Иосиф, ставший позднее наместником фараона в Египте, стал двенадцатым ребенком Иакова. А последним родился Вениамин, и его рождение привело к смерти Рахили и к завершению этого семейного цикла. Он родился тринадцатым.
   В какой очередности рождались дети Иакова, в таком порядке он и благословил каждого из них перед смертью, а позднее в таком же порядке благословил их племена Моисей в пустыне — что, как общеизвестно, весьма важно для истории нашего народа. Но о самой Дине вновь заходит речь в этой истории, только когда ее отец Иаков возвращается из добровольного изгнания на север и приводит всю семью обратно в землю Ханаанскую.
   Иаков купил себе кусок поля у местного князя Еммора и выкопал колодец, который и поныне есть у подножия святой горы Гаризим. Однажды, когда Дина вышла погулять в пшеничные поля и посмотреть на дочерей земли той, увидел ее Емморов сын Сихем, воспылал чувствами и лишил ее девственности в поле. Но когда Сихем понял, что он любит Дину, он привел ее домой и попросил отца своего Еммора устроить им свадьбу.
   Когда Еммор пришел свататься к отцу Дины и братьям ее, то предложил им половину своих владений, если дадут они разрешение на этот брак. Иаков и сыновья готовы были дать согласие, только если все мужчины рода Еммора совершат обрезание, как того требует завет иудейский. Но два брата Дины лукавили, и когда хананейцы прошли обряд обрезания, то Симеон и Левий напали на них и перебили всех мужчин, силой увели Дину из дома ее захватчиков, ограбили и уничтожили их дома и увели за собой их женщин и детей, весь скот их и все богатства.
   Семейству Иакова пришлось бежать из Ханаана, опасаясь возмездия за этот обман и кровавое избиение.
   Известно, что в этой истории есть еще две знаменательные вещи.
   Иаков и его семья оставили Ханаан, чтобы никогда не возвращаться. Около вырытого Иаковом колодца вырос дуб Сихема, там в грядущие времена Моисей даст наставления евреям о постройке первого алтаря по возвращении из Египта в земли обетованные. Под этим доныне знаменитым деревом Иаков зарыл все одежды и драгоценности, сокровища и даже всех идолов — все, что принадлежало его женам и наложницам, слугам и пленникам хананейским, дабы все могли очиститься, переменить одежды и начать новую жизнь перед вхождением в земли народа отца его.
   Между оставленной ими землей Ханаана и землей Иудеи, что лежала перед ними, вблизи Вифлеема Рахиль и умерла, произведя на свет тринадцатого и последнего сына и дав ему имя Бенони, что означает «сын скорби», но Иаков назвал его Вениамином.
 
   — А что же стало с Диной, причиной всех этих судьбоносных перемен, завязок и развязок и превратностей судьбы? — спросил Ловерний, когда Иосиф завершил свой рассказ.
   — В дальнейшем она больше не упоминается в Торе, и нам ничего не известно о ее отношении к предательству, совершенному ради нее братьями, — сказал Иосиф. — Но захороненные под тем дубом вещи часто называли «наследством Дины», ведь с того времени изменилась судьба еврейского народа, который был отрезан от прошлого и даже лишен самобытности. Именно тогда, почти две тысячи лет назад, наши предки покинули Ханаан — современную Самарию — и вошли в Хеврон, известный ныне как Иудея, где и возродились к новой жизни.
   — И ты думаешь, что именно в этом заключается скрытый смысл истории, рассказанной Езусом из Назарета? — спросил Ловерний. — Что следует отказаться от прошлого и возродиться к некой новой жизни?
   — Я надеюсь, что содержимое сосудов поможет мне узнать это, — ответил Иосиф.
   — По письму этой женщины я догадываюсь, что могло быть на уме у Езуса из Назарета и почему он рассказал ученикам такую историю, — заметил вождь. — Должно быть, он хотел, чтобы вы поразмыслили об упомянутом тобой колодце Иакова и о том дереве.
   Иосиф встретился взглядом с темно-синими глазами Ловерна, казавшимися в свете костра черными омутами.
   — У моего народа тоже есть священные дубы, друг мой, — продолжил Ловерний, — дубовые рощи со священными колодцами, питаемыми священными источниками. И в каждом из таких святилищ мы приносим жертвы особой богине. У нас, разумеется, нет богинь с именами Дина или Диана, но есть Дану. К примеру, мое собственное племя называется Tuatha De Danaan, то есть «люди Дану», — такое созвучие, возможно, не случайно. Мы считаем Дану великой девой, прародительницей богов, матерью всех водных источников, то есть родниковых вод и колодцев. А само ее имя означает «дар», ибо такие воды даруют жизнь. Мы приносим ей жертвы подобно тому, как сделал твой прародитель Иаков, только мы не закапываем наши сокровища под дубом, а бросаем их в источники рядом с дубом, и они попадают прямо в распахнутые объятия богини.
   — Но не думаешь же ты, что последнее послание Учителя было о… — начал Иосиф.
   — О том, что ты готов назвать языческим или варварским ритуалом? — закончил Ловерний с усмешкой. — Боюсь, ты никогда не понимал его, да и никто из вас не понимал, даже когда он был ребенком. Вы смотрели на него как на великого философа, могущественного пророка, некого царя-избавителя. Но я видел его, как один fili — провидец — видит другого, видел открытыми глазами, нагим, какой он есть. Нагими приходим мы в этот мир и нагими покидаем его. Ведь fili способен видеть за телесной оболочкой обнаженную душу, а душа Езуса из Назарета была мудрой и древней. Однако ему было присуще и нечто большее…
   — Нечто большее? — удивленно сказал Иосиф, испытывая смутную тревогу.
   Вождь Лисиц пристально смотрел на алые языки пламени, искры которого взлетали над костром, словно живые, и беззвучно таяли в черном ночном небе. От напряженного ожидания по телу Иосифа побежали мурашки, и наконец он услышал шепот друида:
   — В нем был бог.
   Иосифу вдруг стало нечем дышать, словно его ударили в грудь.
   — Бог? — выдавил он. — Но, Ловерн, ты же знаешь, что у нашего народа есть только один Бог: Царь Царей, Владыка Небесного Воинства, Незримый и Неизреченный, Вдохнувший жизнь в этот мир, Господь, Претворившийся в словах: Я есмь. Неужели ты полагаешь, что такой Бог действительно может воплотиться в живое человеческое существо?
   — Боюсь, что я увидел в нем сходство с иным богом, — медленно сказал вождь. — Ибо даже имя его сходно с именем великого кельтского бога Езуса, владыки нижнего мира, всех земных богатств. Мученик, то есть тот, кто призван принести свою жизнь в жертву Езусу, должен повисеть на дереве, дабы приобщиться к истинной мудрости и бессмертным знаниям. Водан, северный бог, провисел на мировом древе девять дней, чтобы приобщиться к тайнам рун мудрости, тайне всех тайн. Твой Езус из Назарета провисел девять часов, но идея та же. Я полагаю, что он был жрецом или магом самого высокого статуса, что он пожертвовал собой ради вхождения в магический круг, где пребывает истина, ради достижения божественной мудрости и духовного бессмертия.
   — Пожертвовал собой? При чем тут мудрость? И ради какого бессмертия? — вскричал Иосиф из Аримафеи, в возбуждении вскочив на ноги. Римляне действительно рассказывали о том, что у кельтов приняты человеческие жертвоприношения, но от друида он услышал это впервые. — Нет, нет. Это просто невозможно. Иешуа, конечно, стал Учителем, но я вырастил его… я относился к нему как к моему единственному сыну. Я знал его лучше всех. Он не мог отвернуться от рода человеческого, отказаться от возложенной на него миссии — поиска спасения для его народа, утверждения любви прямо здесь, на земле! Он неуклонно шел к жизни, к свету. И не проси меня поверить в то, что Учитель мог совершить некий темный языческий ритуал, взывая к кровожадным древнейшим богам наших предков.
   Ловерний тоже поднялся с земли. Он положил руки на плечи Иосифа и пристально посмотрел прямо ему в глаза.
   — Но, друг мой, ведь именно в это ты и веришь, — наконец сказал он.
   Когда Иосиф отпрянул, выражая протест, Ловерний добавил:
   — Именно этого ты все время боялся, не так ли? Иначе почему же ты не открывал эти глиняные сосуды до отплытия Иакова Зеведеева? Зачем призвал меня с островов, страшась открыть их в одиночестве?
   Не дожидаясь ответа Иосифа, вождь поднял сеть с цилиндрическими глиняными амфорами и изучающе посмотрел на них, поднеся к свету костра.
   — Нам осталось только решить: прочесть эти записи или сжечь их, — сказал он Иосифу. — Видишь ли, твой учитель прошел хорошо известный мне путь. В наших племенах лишь избранные судьбой способны пройти по пути друида, вестника богов. Такой путь готовит к самопожертвованию, а твой Езус, по-моему, всегда стремился к этому ради рода человеческого. На таком пути, как я уже говорил, избранный вестник приобщается к знаниям жизненной мудрости и истины для осуществления высокого призвания. Но есть и другой путь, гораздо более опасный, но дарующий — при успешном его прохождении — бесконечно глубокие знания и могущество.
   — Какое могущество? — спросил Иосиф.
   Ловерний опустил сеть на землю и твердо взглянул на Иосифа.
   — Нам необходимо точно выяснить, какие именно сокровища захоронили ваши прародители под корнями того дуба в Самарии и где они находятся теперь. Возможно, они спокойно пролежали два тысячелетия под землей, но я очень опасаюсь обратного. Ибо я подозреваю, что Езус из Назарета вспомнил ту историю не только из-за изнасилования Дины и мести, учиненной ее братьями. Мне думается, что истинный скрытый смысл его истории связан с преображением более сложного порядка… и захороненные Иаковом предметы помогут нам постичь эту тайну.
   — Но ведь это же я рассказал тебе о тех вещах, — сказал Иосиф. — Учитель даже не упоминал о них. Кроме того, Иаков велел закопать там всего лишь какие-то одежды и драгоценности, личные вещи и домашних идолов своих слуг, и они оставались погребенными две тысячи лет. Разве могут они иметь какое-то отношение к преображению, а тем более к причинам странных действий Учителя?
   — Ты говорил, что их захоронили под священным дубом подле священного колодца и что причина их захоронения связана с изменением личностных качеств племен, произошедших от Иакова. А значит, то были не просто личные вещи, но своеобразные талисманы, вобравшие в себя особый дар каждого члена племени, — сказал Ловерний. — Посвященный, избравший упомянутый мною более сложный путь, должен сначала постичь силу таких талисманов. Приобщиться к их общинному единому могуществу, скрытому в древних таинствах. Я уверен, что именно к этому стремился твой учитель. И раз он избрал такой путь ради вашего народа, то сам должен был завладеть талисманами ваших предков. Но независимо от того, завершил он путь преображения или нет, теперь эти предметы нужно вернуть обратно в землю, чтобы умилостивить богов.
   — Я не понимаю, — запротестовал Иосиф. — Ты считаешь, что Учитель выкопал предметы, зарытые в землю тысячи лет назад — а возможно, и вовсе никогда не существовавшие, — чтобы обрести некое таинственное могущество. Но, Ловерн, еще при жизни Учитель творил потрясающие чудеса, он даже воскресил Лазаря после смерти. А после своей собственной смерти он явился к Марии, как живой. Разве может что-то сравниться с таким могуществом?
   Угасли последние язычки пламени, и по молчаливому согласию мужчины разбросали угли костра и направились к кораблю Иосифа. Подняв сеть с глиняными сосудами, Ловерний забросил ее на свою широкую спину. Теперь Иосиф различал лишь смутные очертания крепкой фигуры своего спутника. Из темноты донесся тихий голос Ловерния:
   — Боюсь, я выразился не слишком ясно, сказав, что в твоем учителе был бог. На самом деле друиды верят, что такой избранный должен быть богом, чтобы породить новую эпоху.
 

Антиохия Сирийская. Осень 35 года

ВРЕМЯ ИСТИНЫ

   И почему же считают Сатурна отцом Истины?
   Полагают ли они, что… Сатурн (Кронос) есть Время (Хронос), то Время, что открывает истину? Или, возможно, связывают его с легендарной эпохой Сатурна… эпохой величайшей добродетельности и приобщения к глобальным истинам?
   Плутарх. Римские вопросы
 
   Луций Вителлий, недавно назначенный в Сирию римский легат, мерил шагами свои покои. Эти просторные залы, где обсуждались текущие дела в Сирийской Антиохии, выходили во внутренний двор, ограниченный крепостными казармами, в которых разместились солдаты третьего легиона. Всякий раз, проходя мимо окон, выходящих в этот двор, Вителлий бормотал проклятия. И всякий раз его писец, вздрагивая, отрывал на мгновение взгляд от записей и сразу же вновь опускал глаза, чтобы проверить, не смазал ли он текст. Он как раз пытался стереть кляксу, когда вошел старший квестор.
   — Где же, Марцелл, разрази его гром? — взорвался Вителлий. — Я послал за ним почти час назад! Сколько его можно ждать? У меня и без него хватает хлопот, учитывая, какая у вас тут неразбериха в делах: мало этих проклятых парфян, так теперь к ним прибавились еще и иудеи!
   — Не гневайся, высокочтимый Вителлий, он послал меня сказать, что еще немного задержится, — ответил квестор извиняющимся тоном, опустившись на колено. — У него разгорелся яростный спор с центурионами. Они выяснили какие-то подробности и не хотят, чтобы Марцелл отправлялся в Иудею. Они не хотят публичного разбирательства…
   — Они не хотят публичного разбирательства? — Лицо Вителлин покрылось красными пятнами. — Будь так добр, напомни им на первый случай, кто здесь римский легат!
   Писец беспокойно ерзал на своем месте, с тревогой поглядывая на выход, словно намереваясь сбежать.
   — Впрочем, ладно, — яростно добавил Вителлий. — Раз уж меня вынуждают, то я сам освежу память моих воинов относительно того, кто здесь сейчас главный!
   Он стремительно направился к выходу, едва не столкнувшись с вошедшим командиром легиона Марцеллом.
   — Прости мое опоздание, почтеннейший Вителлий, — сказал командир, припадая в поклоне к его мантии. — Но как ты, должно быть, знаешь, с самого начала присоединения Каппадокии центурионам постоянно приходится держать солдат наготове, ведь парфяне то и дело совершают набеги на нашу северную границу. А теперь еще это дело иудейского наместника Понтия Пилата…
   Марцелл пробежал пальцами по коротко стриженным волосам и покачал головой.
   — Честно говоря, наши воины боятся, что если мы представим Пилата на публичный суд, как планировали, то во всех южных областях начнутся гражданские волнения. Обстановка там пожароопасная. С самого начала действия Пилата были вызывающими. Он ограбил сокровищницу Иудейского храма, осквернил священную землю и священные покровы, проведя акведук по иудейскому кладбищу. Пару лет назад он даже распял известного иудейского проповедника заодно с какими-то обычными преступниками. Похоже, он просто травит иудеев, что недопустимо для главы римской провинции. А сейчас еще эта резня в Самарии. На мой взгляд, тревога наших центурионов вполне оправданна. Положение чрезвычайно сложное. Если суд сочтет Пилата виновным, то иудеи осмелеют, одержав такую победу над Римом. Но если его сочтут невиновным в том, что он приказал перебить множество самаритянских евреев, то начнется мятеж, размеры которого трудно представить.
   — Мой дорогой Марцелл, поверь мне, я сам подробно ознакомился с обстоятельствами этого дела, — сказал легат, разрешая собеседнику сесть. — Ты мог бы избавить нас обоих от бесполезных огорчений и затрат времени, придя сюда сразу, как только я позвал тебя, поскольку я уже принял решение. Прошлые прегрешения Пилата были не так уж велики. Но за избиение самаритян Пилат будет послан в Рим и там предстанет перед судом.
   — Перед сенатом? — изумился Марцелл. — Но возможно ли такое? Пилат подчиняется тебе, имперскому легату. Он же всего лишь провинциальный прокуратор.
   — И член сословия всадников, — добавил Вителлий. — Следовательно, он может предстать перед военным трибуналом как равный и получить надлежащее осуждение или приговор от Римского сената.
   Считая до сего момента эту проблему совершенно непреодолимой, Марцелл широко улыбнулся столь невероятно мудрому решению проблемы. Но тут же скрыл свои эмоции, заметив, что писец и квестор внимательно наблюдают за ними.
   — Ты можешь оставить нас, — сказал Вителлий квестору, и тот немедленно удалился. Затем он обратился к писцу: — Я хочу, чтобы ты прочел командиру Марцеллу мое послание на Капри.
   Писец встал, развернул свиток и начал читать:
 

   «Тиберию Цезарю,
   императору Рима,
   на остров Капри
   от Луция Вителлия,
   легата Римской империи в Антиохии Сирийской
 
   Августейший Тиберий!
   Почтеннейше уведомляю тебя, что данной мне властью императорского легата в Римской Сирии я отстранил Понтия Пилата от должности наместника Иудеи, освободив его от дальнейшего исполнения всех служебных обязанностей в этой восточной провинции нашей империи. Ввиду тяжести обвинений и серьезных свидетельств против Пилата, а также острого недовольства им народа я приказал ему вернуться в Рим, где он предстанет перед судом военного трибунала всаднического сословия и будет осужден, как должно, Римским сенатом. На место бывшего наместника я назначил Марцелла, мудрого полководца Третьего легиона, чью репутацию, я надеюсь, Великий император сочтет безупречной.
   Прилагаю доклад о результатах месячного расследования нашим региональным военным советом жалобы, поданной легионом от самаритянского совета в Сихеме и обвиняющей Пилата в преступлениях против гражданского населения и части его лидеров. Я полагаю, этот доклад полностью оправдает предпринятые мною действия.
   Я возношу молитвы к небесам, дабы боги ниспослали тебе, Августейший Тиберий, и всей императорской семье продолжительное здравие и благополучие. И я прошу твоего дозволения передать мой сердечный привет сыну моему Авлу, ради которого я разожгу конус мирры, дабы он продолжал радовать тебя, Августейший, на острове Капри как виночерпий и танцор в компании других юношей.
   Остаюсь преданным и благодарным слугой Римской империи

Луций Вителлий, имперский наместник Антиохии Сирийской.

 
   Доклад Третьего легиона в Антиохиио расследовании обвинений по делу:
   Совет Сихема, Самария против наместника Иудеи Понтия Пилата
 
   Письменную жалобу прислал народный совет Сихема на Понтия Пилата, наместника Рима в Иудее, за учинение жесточайших притеснений в ходе последнего месяца, завершившихся смертью ста двадцати семи самаритянских граждан — мужчин, женщин и детей — во время священного паломничества более чем четырех тысяч верующих к святой еврейской горе Гаризим. Далее в послании утверждается, что наместник Пилат приказал арестовать, пытать и казнить наиболее известных в Самарии горожан, большинство из которых были ранее схвачены по его указу.
   Самария является политически важной центральной областью Римской Палестины и отделяет провинцию Римская Иудея от тетрархии Галилейской, управляемой Иродом Антипой. Ее главный город, Сихем, находится между двумя важными религиозными святынями: горой Гевал и горой Гаризим. Издревле существует вражда между иудеями и самаритянами. Много столетий лишь самаритяне всячески поддерживали древние еврейские ритуалы, собираясь на горе Гаризим, почитая голубя и священный дуб. Все евреи, включая иудеев, согласны, что гора Гаризим является важной святыней в истории их веры. Они называют ее Tabbur Ha'ares, что означает «абсолютный географический центр земли, место схождения четырех четвертей света», или, по-нашему, Axis Mundi — ось мира.
   Согласно преданиям, священные сосуды и другие сокровища из первого храма царя Соломона в Иудее унесены были во время разрушения этого храма и захоронены на горе Гаризим, а по возвращении евреев из египетского рабства их духовный пастырь Моисей приказал поместить туда же священные реликвии из первой построенной в пустыни скинии, включая знаменитый ковчег завета и даже саму скинию. Многочисленные еврейские племена, храня заветы древней веры, полагают, что ключевой колодец вблизи Сихема, доныне знаменитый своими целительными водами, был выкопан их прародителем Иаковом, который по прибытии в эту землю построил на том месте первый алтарь.
   Также евреи всех сект полагают, что эти священные реликвии вновь явятся на свет Божий на заре новой эпохи, и оная согласно их календарю наступит весьма скоро, по прошествии тысячелетия со времен эпохи Моисея. Поскольку самаритянский пророк предсказал, что явлены реликвии будут на осеннее равноденствие, то в прошлом месяце четырехтысячная толпа паломников собралась и направилась к этой горе.
   Прослышав об этом, Понтий Пилат вызвал гарнизон римских солдат, расквартированный около города Кесарии, велел им одеться пилигримами и пойти к месту паломничества. Когда верующие начали восхождение на священную гору, эти ряженые по приказу Пилата перерезали многих. Других, особенно богатых и именитых людей, взяли в заложники и отвели в Кесарию, где и допрашивали о целях паломничества, а потом в довершение всего казнили, также по приказу Понтия Пилата.
   В ходе данного расследования Пилат утверждал, что пытался предотвратить таким образом народные волнения, узнав заранее, что многие пилигримы будут вооружены. Но, учитывая, что даже сами самаритяне обычно ходят вооруженными из-за разбойников, коими кишат эти районы, и что многие убитые на Гаризиме были безоружными женщинами и детьми, такое объяснение было признано неудовлетворительным. Вышеупомянутый наместник был взят под стражу в Антиохии до выяснения дальнейших действий.
   Основываясь на докладах римских легионеров, представленных в ходе расследования об аресте самаритян, следователи трибунала пришли к согласию, что в действительности наместник Пилат стремился выяснить, где могут быть захоронены легендарные еврейские реликвии. Чтобы проверить данную версию, мы направили вспомогательную фалангу Третьего легиона для проведения поисков на горе Гаризим. Согласно их отчету на этой горе обнаружены многочисленные места свежевскопанной земли. Поскольку паломники еще не успели взойти на священную гору, когда на них набросились римские солдаты, то, очевидно, эту работу проделали другие искатели, возможно по распоряжению самого Пилата. Но древние священные реликвии не обнаружились».