Страница:
Бэмби стала освобождаться от своей ноши, а я пошла по веревке к Сэму и Вольфгангу, которые все еще боролись в воде. Вдруг у меня за спиной Бэмби издала пронзительный крик. Я оглянулась и, проследив за ее взглядом, увидела полупогруженное в воду и слегка побитое тело Оливера, плывущее по течению футах в тридцати от нас в сторону водопада.
Призвав на помощь небесные силы, я быстро соображала, что делать, когда увидела, как прямо передо мной Вольфганг вытащил Сэма из воды, нанес ему мощный удар в челюсть и, вновь утопив, кинулся догонять ускользающий объект его страстных желаний.
Сэм выпрямился, бросил взгляд в сторону водопада и заметил Оливера. Неожиданно он тоже нырнул в стремнину, уносящую Оливера. Чуть дальше за ним Вольфганг — он пока держался на ногах — уже почти поймал наш тубусный «айсберг», но в спешке поскользнулся-таки и потерял равновесие. В следующее мгновение поток унес и его.
Бэмби без потерь справилась с креплением своей связки. Держа наготове пистолет, она добралась до меня — я стояла в нескольких шагах ниже по течению — и крикнула мне на ухо:
— О господи! Неужели мы ничего не можем сделать? Они же все погибнут!
Надо признать, что ситуация именно так и выглядела. Я совершенно не представляла, как предотвратить ее. Даже если мне удастся быстро добраться до берега и отвязать от дерева один конец страховочной веревки, ее длины явно не хватит, чтобы помочь им. Мы с ужасом смотрели на жуткую сцену, разворачивающуюся перед нашими глазами: трех мужчин и драгоценный «айсберг» неумолимо несло к обрыву. У меня перехватило дыхание.
Переложив пистолет в правую руку — руку, мастерски владеющую смычком, — Бэмби вцепилась в меня левой, и тут мы с ней увидели, как связка полупрозрачных тубусов, начиненных убийственными манускриптами Пандоры, плавно подплыла к краю отвесной скалы и, грациозно повертевшись на нем, как стайка балерин, тихо соскользнула вниз. Через мгновение там исчезла и темная шевелюра Вольфганга.
А Сэм между тем стремительно подплыл к безжизненному телу Оливера — слишком поздно для того, чтобы успеть выбраться из бурного потока. Мы с Бэмби, оглушенные ревом стихии, молча смотрели, как последний представитель нашего поколения семьи Бен — не считая нас с ней — быстро исчезает в сулящей забвение бездне.
Пока мы стояли в том ледяном, стремительном потоке, я не могла ни плакать, ни молить о прощении или сострадании. Я не испытывала вообще никаких чувств к людям, создавшим и сохранявшим эту трясину предательства, — многие из них, как выяснилось, принадлежали к моей ужасной семейке. Но у меня еще было за что цепляться в этой жизни, как я цеплялась за страховочную веревку. Это была единственная вещь, оставшаяся на дне ящика Пандоры, когда она выпустила в мир все остальное, — вещь, называемая надеждой. Только она могла помочь мне выжить в этих безумных обстоятельствах. Я повернула к берегу, но Бэмби не отпускала мою руку.
— Что же нам теперь делать?
Ее голос донесся до меня сквозь шум стремительного водного потока — того самого потока, который только что на моих глазах унес все, что я любила.
— Первым делом, — так же громко крикнула я в ответ, — мы должны найти моего кота!
Связав вместе наши с ней тубусы, Бэмби подтащила их к берегу, а я проволокла по воде за шиворот лежавшего на спине Пода и бесцеремонно выпихнула его на берег. Бэмби держала на мушке моего грозного босса, пока я отвязывала от дерева деда Сэма, Серого Медведя. Он помог нам привязать на его место Пастора Дарта: зуб за зуб, кретин. Потом мы втроем отправились вниз по течению искать Ясона.
Мне так и не удалось толком понять, с чего вдруг я решила, что главное сейчас найти Ясона, или почему вообще рассчитывала, что он остался в живых. Правда, я понимала психологию Ясона, насколько можно, конечно, понять кошачью психологию. Его природные инстинкты естественно совпадали со способностями того мифологического героя, в честь которого он получил свою кличку: мой кот чувствовал себя в воде, как заправский аргонавт.
Пусть ему пока не приходилось преодолевать воды такого высокого и мощного водопада — высотой, наверное, футов сорок, а шириной под сотню футов, — однако в наших с ним прогулках по аквапаркам его невозможно было удержать от купания в стремительных потоках, несущихся с горок еще повыше этой, и к тому же он привык плавать в бурном течении Снейка. Течение Салмона после водопада становилось значительно более медленным и спокойным, поэтому я была почти уверена, что мы найдем Ясона живым, если, конечно, он не переломал кости при падении.
Кроме того, Ясону нравилось играть с любыми вещицами, будь то брошенный в воду мячик или затерявшийся в снегу желтый почтовый квиток. А вдруг ему захочется притащить к берегу связку легких тубусов с ценными манускриптами? Не говоря уже о телах Оливера, Сэма или Вольфганга, живых или мертвых.
Первым мы нашли Ясона, «рот до ушей, хоть завязочки пришей», как сказал бы Оливер. Рад-радешенек, он плавал в тихой заводи почти под самым водопадом. А добычей, которую он со своеобразной гордостью подталкивал к берегу, была куча плавающих тубусов — их веревка застряла в камнях. Несколько тубусов вывалились из связки и, слегка потрепанные стихией, также дрейфовали к заводи.
Поскольку мы с Бэмби все равно уже насквозь промокли, то слезли с берега в эту заводь, чтобы выловить их вместе с Ясоном, а Серый Медведь направился дальше на разведку. Он вернулся как раз к тому времени, когда мы сложили в кучу наш драгоценный улов.
— Дальше так просто не пройдешь, все заросло кустарником, — сообщил он мне. — Но я заметил их впереди. Ниже по течению, недалеко отсюда. Я видел три головы, все дрейфуют к небольшому затону, вдающемуся в берег.
— Живы? — спросила я.
— По-моему, да, — ответил Серый Медведь. — Но там отвесные, гладкие скалы. Мы не сможем вытащить их. Нужно как-то переправить их по воде сюда.
Речное дно здесь понижалось очень круто, и глубина была значительно больше, чем выше по течению. Хотя все мы — Серый Медведь, Бэмби и я — были довольно сильными пловцами, но для большей надежности привязали друг другу к груди выпавшие из связки тубусы. Бэмби спрятала в кустах свой браунинг, и мы по очереди вошли в темную воду.
Меньше чем через милю мы обнаружили наших героев в совершенно неожиданном состоянии. Сэм брел по воде, таща за собой не Оливера, а Вольфганга, лежавшего на спине с закрытыми глазами. Сэм, как опытный спасатель, поддерживал его за подбородок, а Оливер приплясывал вокруг них, жизнерадостный, как во время предпраздничного купания в ванне!
— Пират за бортом! — крикнул Оливер, завидев нашу спасательную флотилию. — А все женщины и аборигены спасены!
Когда мы подошли к ним, я сказала:
— Слава богу, что все вы живы. Но я думала, что ты не умеешь плавать!
— Конечно не умею, — радостно сказал он. — Меня спас твой рюкзак. Он держал меня на плаву после того, как я сгрезился с этой водной кручи. Просто жуть! Приводнившись внизу, я начал подпрыгивать, как мыльный пузырь.
Ну разумеется! Я же всегда таскаю с собой за город здоровенную пластиковую бутыль для фильтрования воды. Заполненная воздухом, она спасла жизнь Оливеру.
— А у тебя тоже все в порядке? — озабоченно спросила я Сэма.
Он выглядел ужасно, но все-таки не настолько плохо, как Вольфганг, потерявший много крови из-за огнестрельной раны на руке и кошачьих царапин на лице.
— Я почти уверен, что он сломал ногу при падении, — сообщил нам Сэм, продолжая идти по воде. — Наверное, отключился от боли.
— Ладно. Мы возьмем его на себя, — сказала Бэмби. — Надо поскорее выбираться отсюда.
Она помогла Серому Медведю перехватить Вольфганга у Сэма, а я показала Оливеру, как лучше использовать его «бутылочный» спасательный круг для более быстрого продвижения против течения сравнительно спокойной после водопада реки. Когда мы вылезли на берег, Серый Медведь поднял пребывающего без сознания Вольфганга на руки, и все мы, двинувшись обратно, забрали по пути Пода и оставшиеся рядом с ним контейнеры. Оливер нес на руках Ясона и держал под прицелом Пода, препровождая нашего — в ближайшем будущем уже бывшего — шефа к машине, а Сэм, Бэмби и я тащили самую драгоценную часть добычи.
Перепачканный в речном иле Сэм забрался на переднее сиденье «лендровера» рядом со мной, Серый Медведь устроился за рулем, за нами расположились Бэмби с Оливером и тубусами, а в просторной задней части машины поместились наши заложники. Я полностью выдохлась. Несмотря на все жизненные силы, что я потратила на эти манускрипты, мне почти хотелось, чтобы они действительно безвозвратно пропали на дне этой красивой, но опасной реки. После всего случившегося мое воображение настолько истощилось, что я не способна была видеть дальше собственного носа.
— И что же теперь? — спросила я участников нашего квинтета, которые выглядели такими же разбитыми и озадаченными, как я.
— Я лично могу сказать, — откликнулся Оливер, — что собираюсь выбросить в ближайший почтовый ящик мои идентификационные карточки ядерного центра, а с помощью пары других удостоверений быстро сдам властям этим двух субчиков за попытку массового убийства. — Он помолчал немного и добавил: — Остальные заботы мы обсудим позже.
— А я буду выполнять одно поручение, — гордо сказала Бэмби. — Пока мы возвращались от реки к машине, Серый Медведь предложил, чтобы мы с Лафкадио, используя наши многочисленные связи, помогли найти лучших археологов в академических кругах мира для тщательного исследования и установления подлинности этих раритетов. Нисколько не сомневаюсь, что нам это доставит удовольствие. Что же касается моего брата, то он будет пожинать плоды своих трудов. Как говорит Лафкадио: «Что посеешь, то и пожнешь».
Я сама пока совсем не готова была думать о Вольфганге, лежащем без сознания рядом с мокрым Подом в задней части машины.
— Но и с манускриптами еще придется повозиться, — сказал Сэм. — Нам надо будет встретиться с несколькими людьми, включая вашего отца и мать Беттины, которые наверняка пока не отказались от идеи любой ценой заполучить их.
Несмотря на мои чувства к упорствующему в своих заблуждениях отцу, я испытывала понятную боль оттого, что все так случилось, и подозревала, что Бэмби ощущает нечто подобное.
— Но пока мы не выведем из игры всех преступников, — добавил Сэм, — мне придется продолжать охранять эти документы, попутно разгадывая их загадки.
Что до меня, то я не имела ни малейшего представления, куда мне сейчас лучше ехать. Я невольно раздумывала, как буду жить после этих сумасшедших недель, перевернувших мою жизнь. В прошлой жизни остались рабочие заботы, недавно приобретенные друзья, командировки и опасности.
А я понятия не имею, что мне теперь делать, — призналась я всем.
— О, тебя ждет самая большая работа, — сказал Сэм с какой-то неопределенной усмешкой.
Я терпеливо подождала, пока он подкинет мне следующий мокасин.
— Тебе придется научиться танцевать, — сказал он.
ТАНЕЦ
Итак, круг замкнулся, но мои танцевальные экзерсисы пока не начались. Оливер, зайдя в придорожную телефонную будку, позвонил федералам в Бойсе, чтобы оттуда послали нам навстречу представителей закона для задержания и препровождения куда следует Пода и Вольфганга. Компромата на них хватало: государственная измена, международный шпионаж, тесные связи с торговцами оружием и ядерными контрабандистами, попытки массового убийства в реке и убийство высокопоставленного государственного агента Терона Вейна. Но в моем представлении все это казалось бледным по сравнению с тем, что, в сущности, пытался сделать Вольфганг: убить своего единокровного брата Сэма.
В ближайшем городке Оливер, положив планшет с зажимом на крутой бок «лендровера» Серого Медведя, быстро заполнил необходимые документы для сдачи обоих пленников. Пода, благодаря его высокопоставленной должности в ядерном центре, федералы увели первым и усадили в бронированную машину для немедленной перевозки в федеральную тюрьму, в камеру предварительного заключения до суда.
Между тем Вольфганг, связанный и обезвреженный, но пришедший в себя, выразил желание поговорить со мной наедине. Поэтому остальные вышли из машины и слонялись вокруг, а я, повернувшись, глянула через плечо на его исцарапанное кошачьими когтями лицо и встретила ответный взгляд Вольфганга, исполненный почти неприкрытого страдания. Острота его, видимо, порождалась не только раненой рукой и сломанной ногой. Те бирюзовые, почти синие глаза, что совсем недавно вызывали у меня дрожь в коленках, сейчас заставляли меня ощущать лишь испуг и отстраненность от всего того, что произошло между нами со времени нашего знакомства.
— Ариэль, — сказал Вольфганг, — можешь ли ты представить, какие мучения я испытываю, глядя на тебя? Наверное, ты поняла, что я люблю тебя. И вот теперь вдруг обнаруживаю, что все это время ты меня обманывала.
Я обманывала его? По меньшей мере можно было ответить ему пословицей: «Говорил горшку котелок: уж больно ты черен, дружок!» Господи помилуй! В течение нескольких последних недель, где бы я ни копнула, обнаруживалась его очередная ложь. Сколько бы я ни уличала его во лжи, все равно тут же слышала очередное лживое объяснение, но так же доверчиво проглатывала новую ложь вместо старой и вновь оказывалась в его объятиях или его постели. Однако, учитывая, что последнюю точку поставил пистолетный выстрел, я мужественно решила пока воздержаться от комментариев.
— Ты знала, что Сэм жив, но скрывала это! — с особой горечью бросил Вольфганг. — Ты все время лгала мне!
— Вольфганг, ты же пытался его убить! — напомнила я то, что он и сам знал. — Вдруг ты и сестру свою захотел бы убить? А меня ты тоже намеревался прикончить?
— Я люблю тебя, — проигнорировав мой вопрос, еле слышно сказал он, передергиваясь от очередного приступа боли. Придя в себя, он сказал: — Разумеется, я не собирался убивать никого из вас. Не говори глупости. Неужели я похож на идиота, одержимого манией убийства? Я лишь пытался найти очень важные для меня реликвии. О Ариэль, как же ты не понимаешь? Мы с тобой могли бы правильно воспользоваться древними знаниями. Могли бы очень многого достичь. Благодаря этим манускриптам мы сумели бы совместными усилиями создать более совершенный мир.
Он помолчал и осторожно добавил:
— Я знаю, что ты подумала после Парижа. После разговора с Зоей. Тебя задел мой вопрос о цыганах, так ведь? Я чувствовал это постоянно, пока мы летели обратно в Айдахо, и должен был объясниться прямо тогда. Меня просто очень удивила такая новость, только и всего. Пожалуйста, поверь мне, что это ничего не изменит в наших отношениях. Это ничего не значит для меня.
— Что именно ничего не значит для тебя? — в ярости взорвалась я. — О чем, черт возьми, ты говоришь? Ты хочешь сказать, что соизволил бы переспать со мной, невзирая на мою подпорченную породу? О боже! Да что же ты за человек?! Неужели тебе непонятно, какой ужас я испытала, узнав, что именно ты пытался убить Сэма в Сан-Франциско? Ты пытался убить его, Вольфганг. При всем при том зная наверняка, что Сэм твой брат!
— Нет, он мне не брат! — выкрикнул Вольфганг.
Лицо его сделалось пепельно-бледным от мучительного страдания, молчаливо выразившего все то, что осталось непроизнесенным.
Оливер встревоженно глянул в окно и взялся за ручку дверцы, но я жестом остановила его. Меня переполняли какие-то неописуемые чувства. Жгучие слезы закипали в глазах, но я вновь повернулась к Вольфгангу и глубоко вздохнула. Как можно спокойнее и отчетливее, стараясь сохранить остатки самообладания, я сказала:
— Нет, Вольфганг. Он твой брат.
После этого я отвернулась, вылезла из машины и закрыла за собой дверь.
Серый Медведь, один из самых потрясающе организованных индивидуумов на нашей планете, мог бы стать великолепным президентом большой корпорации, если бы не был так увлечен более важными делами — сохранением исторических корней своего народа и разгадками тайных сторон жизни. И между делом он все-таки умудрился организовать наш с Сэмом проект.
Но Серый Медведь счел, что пока слишком опасно свободно выпускать нас «на публику», а лучше дождаться, когда Оливер и его агенты ограничат свободу действий оставшихся соискателей древностей. Опять-таки благодаря Серому Медведю интерполовцы теперь были гораздо лучше экипированы. Среди множества старых имущественных документов в резервации Лапуаи обнаружились в отличной сохранности и личные документы дяди Эрнеста с теми неприятными фактами, которые, по словам Зои, он раскопал в истории семьи Бен.
Возможно, Эрнест и вычеркнул для себя само существование в этом мире Халле и Вольфганга, как говорил нам Серый Медведь, но в его бумагах содержались сведения об отдельных членах нашей семьи, включая моего отца, которые выступали в роли анонимных спонсоров, финансировавших их собственные проекты утверждения кастового превосходства и поставлявших оружие массового уничтожения для обслуживания их представления о Новом Мировом Порядке.
Выяснилось также несколько более радостных сюрпризов о приличных членах моей семьи. Как и подозревал Сэм (теперь это подтвердил Дакиан Бассаридес), Пандора действительно разделила наследство на четыре части, одарив им четырех «детей семьи Бен». После встречи со мной в Вене Дакиан сделал для себя определенные выводы. Он организовал слишком задержавшееся примирение Лафкадио и Зои и покончил с десятилетиями семейной вражды, по существу порожденной одним человеком, уже давно покоившимся в мире ином.
Дакиану даже не понадобилось убеждать Лафа и Зою, что именно я должна собрать воедино все части, как сделала когда-то Пандора, хотя впоследствии — четверть века назад — она сама же завещала разделить ее наследство на четыре части. Дядя Лаф отправил мне ящик вина с виноградников Дакиана и его же письмо с подробностями о других составляющих имущества Пандоры, которое привлекало так много внимания все эти годы. Присовокупив к этим сведениям своевременный разговор с моей матерью и несколько разговоров с Серым Медведем, я наконец с полной ясностью представила себе всю картину.
Первым у нас появился рунический манускрипт, посланный мне матерью из Сан-Франциско и извлеченный Оливером из
Нормативов Министерства обороны, хранящихся в нашем ядерном центре. Я вспомнила, как Лаф рассказывал мне, что Пандора имела обыкновение сама копировать руны, высеченные на мегалитах, разбросанных по всей Европе. Вот эти-то копии и стали наследством моего отца. Когда Джерси стало известно о романе моего отца с ее сестрой, она сделала свою собственную тайную копию с этих манускриптов. Хотя у моего отца по-прежнему оставались оригинальные копии, Эрнест посоветовал Джерси сохранить ее копию и передать мне, когда я вырасту, так же как он сохранил свою часть наследства Пандоры для Сэма.
Второй набор документов, унаследованный Эрнестом, перешел к Сэму. Его четвертинка состояла из редких и хрупких свитков, дощечек и тканей, с риском для жизни спасенных нами из хрустальной пещеры. Почему-то все так отчаянно стремились заполучить этот набор, что готовы были встать даже на темную дорожку убийства и членовредительства. Нетрудно было догадаться о личных мотивах Вольфганга, конечно, если учесть его всепоглощающую озабоченность тем, что отец бросил его и все наследство — включая реликвии — оставил своему младшему сыну Сэму, к тому же коренному американцу. Как заметил в Вене Дакиан Бассаридес, четвертинка разрезанной картины и даже ее половина не имеет особой ценности без остальных частей. И как объяснил Волга Драгонов во время нашего ночного разговора в ледяной советской столовой, даже если все части соберутся вместе, то нужно еще найти человека с правильным образом мышления — каким, по его мнению, я обладала, — чтобы осознать целостную картину и разгадать загадку.
И только благодаря одному человеку я, сама того не сознавая, получила такое воспитание — благодаря Сэму. Лафкадио и Зоя, двое наследников, обладавших другими частями картинки-загадки, прислали мне копии доставшихся им от Пандоры материалов, доверив их доставку Бэмби, которая отправилась предупредить меня об опасности, исходящей от Вольфганга. Поскольку все документы теперь находились в моем распоряжении, я решила, что имею все необходимое для начала активных действий.
Серый Медведь придумал гениальный план, так что нам с Сэмом не пришлось до завершения нашего проекта ютиться в каком-нибудь уединенном сарае в горах. Он начал воплощать этот план в жизнь несколько недель назад, как только Сэм вернулся из архива Солт-Лейк-Сити, накопав новых вещественных доказательств о темном прошлом нашей семьи. По крайней мере месяцев на шесть мы имели полное обеспечение всем необходимым для отшельнической жизни, позволявшей нам в условиях относительной секретности начать и закончить уникальный проект.
В нашу экипировку входили четыре выносливые вьючные лошади, приличный запас сухих продуктов и домашних лекарственных травяных сборов, вигвам, непромокаемое оборудование и пара работающих от батареек портативных компьютеров с превосходным программным обеспечением, предоставившим в наше распоряжение множество разнообразных словарей древних и современных языков для успешной переводческой деятельности. Наша стоянка находилась в очаровательном горном местечке на берегу родникового ручья, на расстоянии дневного перехода от заповедных районов Пенд-Орейлле-лейк и Кутенай, неподалеку от границы Айдахо с канадской Британской Колумбией и, следовательно, в тесном соседстве — в пределах слышимости барабанного боя — с множеством индейских поселений. Единственная официальная деревушка в округе тридцати миль скромно насчитывала 800 душ населения, но носила невероятно нескромное название — Троя.
Мой зеленоглазый спаситель Ясон, составивший нам компанию в этой глуши, не выражал особой радости от этого, пока не получил в свое полное распоряжение игривый ручей. В конце каждой недели Серый Медведь посылал к нам безымянного курьера на серой в яблоках лошади выносливой ездовой породы, чтобы подбросить немного товаров первой необходимости и забрать от нас то, что мы успели к этому времени расшифровать и перевести, для переправки в неизвестные — вернее, известные одному лишь Серому Медведю — края.
— Если бы я раньше узнал о таком подпольном индейском способе скоростного передвижения, — заметил Сэм, — то это избавило бы меня от многих трудностей и головной боли, когда я только что унаследовал Пандорины сокровища!
Я успела подзабыть, что такое жизнь на природе, не тронутой и не загрязненной представителями цивилизации, — с родниковой водой, натуральной пищей и свежим воздухом. В приподнятом настроении мы установили наш вигвам и вошли внутрь. В тот же день мы с Сэмом посадили немного скороспелых овощей и трав, что успели бы вырасти за полгода нашего высокогорного отшельничества. Но, несмотря на ежедневную рыбалку и готовку пищи, нам удавалось посвящать большую часть времени переводу манускриптов. И чем больше мы переводили, тем сильнее увлекались этим занятием.
Перед нами разворачивались истории и тайны, казалось, доносимые из глубины веков безмолвным незнакомым голосом, рассказывающим о неслыханном до сих пор прошлом. Это прошлое постепенно начало выступать из тумана, напущенного неким дымовым аппаратом, созданным в течение тысячелетий многочисленными историками и биографами.
Когда мы проработали уже целый месяц, я сказала Сэму однажды вечером, сидя у костра:
— Мне пришло в голову, что в этих рассказах редко встречаются случаи того, как более развитая цивилизация вторгается и порабощает менее развитую. Чаще случалось наоборот, если сравнивать их с точки зрения научных или художественных достижений. В сущности, история представляет собой некую летопись колоссальной деятельности отважных завоевателей. Но их «превосходство» зачастую основано на том, что они преуспели в угнетении и порабощении других.
— Наконец-то до тебя это тоже дошло, — сказал Сэм. — Очень жаль, что ты не скво, иначе поняла бы это практически с рождения. А знаешь, Гитлер с детства обожал рассказы одного типа, Карла Мэя: он написал ковбойско-индейскую эпопею для немецких мальчиков. Угадай, кто обычно побеждал в конце этих историй?
Наверное, мне, как некоренной американке, не дано было до конца осознать оттенок горечи, прозвучавший в голосе Сэма при упоминании об этой ветви его предков.
Призвав на помощь небесные силы, я быстро соображала, что делать, когда увидела, как прямо передо мной Вольфганг вытащил Сэма из воды, нанес ему мощный удар в челюсть и, вновь утопив, кинулся догонять ускользающий объект его страстных желаний.
Сэм выпрямился, бросил взгляд в сторону водопада и заметил Оливера. Неожиданно он тоже нырнул в стремнину, уносящую Оливера. Чуть дальше за ним Вольфганг — он пока держался на ногах — уже почти поймал наш тубусный «айсберг», но в спешке поскользнулся-таки и потерял равновесие. В следующее мгновение поток унес и его.
Бэмби без потерь справилась с креплением своей связки. Держа наготове пистолет, она добралась до меня — я стояла в нескольких шагах ниже по течению — и крикнула мне на ухо:
— О господи! Неужели мы ничего не можем сделать? Они же все погибнут!
Надо признать, что ситуация именно так и выглядела. Я совершенно не представляла, как предотвратить ее. Даже если мне удастся быстро добраться до берега и отвязать от дерева один конец страховочной веревки, ее длины явно не хватит, чтобы помочь им. Мы с ужасом смотрели на жуткую сцену, разворачивающуюся перед нашими глазами: трех мужчин и драгоценный «айсберг» неумолимо несло к обрыву. У меня перехватило дыхание.
Переложив пистолет в правую руку — руку, мастерски владеющую смычком, — Бэмби вцепилась в меня левой, и тут мы с ней увидели, как связка полупрозрачных тубусов, начиненных убийственными манускриптами Пандоры, плавно подплыла к краю отвесной скалы и, грациозно повертевшись на нем, как стайка балерин, тихо соскользнула вниз. Через мгновение там исчезла и темная шевелюра Вольфганга.
А Сэм между тем стремительно подплыл к безжизненному телу Оливера — слишком поздно для того, чтобы успеть выбраться из бурного потока. Мы с Бэмби, оглушенные ревом стихии, молча смотрели, как последний представитель нашего поколения семьи Бен — не считая нас с ней — быстро исчезает в сулящей забвение бездне.
Пока мы стояли в том ледяном, стремительном потоке, я не могла ни плакать, ни молить о прощении или сострадании. Я не испытывала вообще никаких чувств к людям, создавшим и сохранявшим эту трясину предательства, — многие из них, как выяснилось, принадлежали к моей ужасной семейке. Но у меня еще было за что цепляться в этой жизни, как я цеплялась за страховочную веревку. Это была единственная вещь, оставшаяся на дне ящика Пандоры, когда она выпустила в мир все остальное, — вещь, называемая надеждой. Только она могла помочь мне выжить в этих безумных обстоятельствах. Я повернула к берегу, но Бэмби не отпускала мою руку.
— Что же нам теперь делать?
Ее голос донесся до меня сквозь шум стремительного водного потока — того самого потока, который только что на моих глазах унес все, что я любила.
— Первым делом, — так же громко крикнула я в ответ, — мы должны найти моего кота!
Связав вместе наши с ней тубусы, Бэмби подтащила их к берегу, а я проволокла по воде за шиворот лежавшего на спине Пода и бесцеремонно выпихнула его на берег. Бэмби держала на мушке моего грозного босса, пока я отвязывала от дерева деда Сэма, Серого Медведя. Он помог нам привязать на его место Пастора Дарта: зуб за зуб, кретин. Потом мы втроем отправились вниз по течению искать Ясона.
Мне так и не удалось толком понять, с чего вдруг я решила, что главное сейчас найти Ясона, или почему вообще рассчитывала, что он остался в живых. Правда, я понимала психологию Ясона, насколько можно, конечно, понять кошачью психологию. Его природные инстинкты естественно совпадали со способностями того мифологического героя, в честь которого он получил свою кличку: мой кот чувствовал себя в воде, как заправский аргонавт.
Пусть ему пока не приходилось преодолевать воды такого высокого и мощного водопада — высотой, наверное, футов сорок, а шириной под сотню футов, — однако в наших с ним прогулках по аквапаркам его невозможно было удержать от купания в стремительных потоках, несущихся с горок еще повыше этой, и к тому же он привык плавать в бурном течении Снейка. Течение Салмона после водопада становилось значительно более медленным и спокойным, поэтому я была почти уверена, что мы найдем Ясона живым, если, конечно, он не переломал кости при падении.
Кроме того, Ясону нравилось играть с любыми вещицами, будь то брошенный в воду мячик или затерявшийся в снегу желтый почтовый квиток. А вдруг ему захочется притащить к берегу связку легких тубусов с ценными манускриптами? Не говоря уже о телах Оливера, Сэма или Вольфганга, живых или мертвых.
Первым мы нашли Ясона, «рот до ушей, хоть завязочки пришей», как сказал бы Оливер. Рад-радешенек, он плавал в тихой заводи почти под самым водопадом. А добычей, которую он со своеобразной гордостью подталкивал к берегу, была куча плавающих тубусов — их веревка застряла в камнях. Несколько тубусов вывалились из связки и, слегка потрепанные стихией, также дрейфовали к заводи.
Поскольку мы с Бэмби все равно уже насквозь промокли, то слезли с берега в эту заводь, чтобы выловить их вместе с Ясоном, а Серый Медведь направился дальше на разведку. Он вернулся как раз к тому времени, когда мы сложили в кучу наш драгоценный улов.
— Дальше так просто не пройдешь, все заросло кустарником, — сообщил он мне. — Но я заметил их впереди. Ниже по течению, недалеко отсюда. Я видел три головы, все дрейфуют к небольшому затону, вдающемуся в берег.
— Живы? — спросила я.
— По-моему, да, — ответил Серый Медведь. — Но там отвесные, гладкие скалы. Мы не сможем вытащить их. Нужно как-то переправить их по воде сюда.
Речное дно здесь понижалось очень круто, и глубина была значительно больше, чем выше по течению. Хотя все мы — Серый Медведь, Бэмби и я — были довольно сильными пловцами, но для большей надежности привязали друг другу к груди выпавшие из связки тубусы. Бэмби спрятала в кустах свой браунинг, и мы по очереди вошли в темную воду.
Меньше чем через милю мы обнаружили наших героев в совершенно неожиданном состоянии. Сэм брел по воде, таща за собой не Оливера, а Вольфганга, лежавшего на спине с закрытыми глазами. Сэм, как опытный спасатель, поддерживал его за подбородок, а Оливер приплясывал вокруг них, жизнерадостный, как во время предпраздничного купания в ванне!
— Пират за бортом! — крикнул Оливер, завидев нашу спасательную флотилию. — А все женщины и аборигены спасены!
Когда мы подошли к ним, я сказала:
— Слава богу, что все вы живы. Но я думала, что ты не умеешь плавать!
— Конечно не умею, — радостно сказал он. — Меня спас твой рюкзак. Он держал меня на плаву после того, как я сгрезился с этой водной кручи. Просто жуть! Приводнившись внизу, я начал подпрыгивать, как мыльный пузырь.
Ну разумеется! Я же всегда таскаю с собой за город здоровенную пластиковую бутыль для фильтрования воды. Заполненная воздухом, она спасла жизнь Оливеру.
— А у тебя тоже все в порядке? — озабоченно спросила я Сэма.
Он выглядел ужасно, но все-таки не настолько плохо, как Вольфганг, потерявший много крови из-за огнестрельной раны на руке и кошачьих царапин на лице.
— Я почти уверен, что он сломал ногу при падении, — сообщил нам Сэм, продолжая идти по воде. — Наверное, отключился от боли.
— Ладно. Мы возьмем его на себя, — сказала Бэмби. — Надо поскорее выбираться отсюда.
Она помогла Серому Медведю перехватить Вольфганга у Сэма, а я показала Оливеру, как лучше использовать его «бутылочный» спасательный круг для более быстрого продвижения против течения сравнительно спокойной после водопада реки. Когда мы вылезли на берег, Серый Медведь поднял пребывающего без сознания Вольфганга на руки, и все мы, двинувшись обратно, забрали по пути Пода и оставшиеся рядом с ним контейнеры. Оливер нес на руках Ясона и держал под прицелом Пода, препровождая нашего — в ближайшем будущем уже бывшего — шефа к машине, а Сэм, Бэмби и я тащили самую драгоценную часть добычи.
Перепачканный в речном иле Сэм забрался на переднее сиденье «лендровера» рядом со мной, Серый Медведь устроился за рулем, за нами расположились Бэмби с Оливером и тубусами, а в просторной задней части машины поместились наши заложники. Я полностью выдохлась. Несмотря на все жизненные силы, что я потратила на эти манускрипты, мне почти хотелось, чтобы они действительно безвозвратно пропали на дне этой красивой, но опасной реки. После всего случившегося мое воображение настолько истощилось, что я не способна была видеть дальше собственного носа.
— И что же теперь? — спросила я участников нашего квинтета, которые выглядели такими же разбитыми и озадаченными, как я.
— Я лично могу сказать, — откликнулся Оливер, — что собираюсь выбросить в ближайший почтовый ящик мои идентификационные карточки ядерного центра, а с помощью пары других удостоверений быстро сдам властям этим двух субчиков за попытку массового убийства. — Он помолчал немного и добавил: — Остальные заботы мы обсудим позже.
— А я буду выполнять одно поручение, — гордо сказала Бэмби. — Пока мы возвращались от реки к машине, Серый Медведь предложил, чтобы мы с Лафкадио, используя наши многочисленные связи, помогли найти лучших археологов в академических кругах мира для тщательного исследования и установления подлинности этих раритетов. Нисколько не сомневаюсь, что нам это доставит удовольствие. Что же касается моего брата, то он будет пожинать плоды своих трудов. Как говорит Лафкадио: «Что посеешь, то и пожнешь».
Я сама пока совсем не готова была думать о Вольфганге, лежащем без сознания рядом с мокрым Подом в задней части машины.
— Но и с манускриптами еще придется повозиться, — сказал Сэм. — Нам надо будет встретиться с несколькими людьми, включая вашего отца и мать Беттины, которые наверняка пока не отказались от идеи любой ценой заполучить их.
Несмотря на мои чувства к упорствующему в своих заблуждениях отцу, я испытывала понятную боль оттого, что все так случилось, и подозревала, что Бэмби ощущает нечто подобное.
— Но пока мы не выведем из игры всех преступников, — добавил Сэм, — мне придется продолжать охранять эти документы, попутно разгадывая их загадки.
Что до меня, то я не имела ни малейшего представления, куда мне сейчас лучше ехать. Я невольно раздумывала, как буду жить после этих сумасшедших недель, перевернувших мою жизнь. В прошлой жизни остались рабочие заботы, недавно приобретенные друзья, командировки и опасности.
А я понятия не имею, что мне теперь делать, — призналась я всем.
— О, тебя ждет самая большая работа, — сказал Сэм с какой-то неопределенной усмешкой.
Я терпеливо подождала, пока он подкинет мне следующий мокасин.
— Тебе придется научиться танцевать, — сказал он.
ТАНЕЦ
Мандата означает «круг», особенно магический символический круг… Я сталкивался с такими случаями, когда женщины не рисовали, а танцевали мандалы. В Индии (это имеет) особое название… «мандала иридия», «мандалический» танец.
Карл Г. Юнг
В экстатическом танце человек наводит мост между нашим и иным миром… Мы можем предположить, что хоровод прочно вошел в жизнь людей со времен палеолита, первой заметной стадии культурного развития человека.
Курт Закс. История мирового танца
Древнейшей танцевальной формой, видимо, является Reigen, или хоровод, (который) символизирует самую важную реальность в жизни первобытных людей — священную сферу, магический круг… В этом магическом круге высвобождаются все демонические силы.
Сюзанна К. Лангер. Чувство и форма
Итак, круг замкнулся, но мои танцевальные экзерсисы пока не начались. Оливер, зайдя в придорожную телефонную будку, позвонил федералам в Бойсе, чтобы оттуда послали нам навстречу представителей закона для задержания и препровождения куда следует Пода и Вольфганга. Компромата на них хватало: государственная измена, международный шпионаж, тесные связи с торговцами оружием и ядерными контрабандистами, попытки массового убийства в реке и убийство высокопоставленного государственного агента Терона Вейна. Но в моем представлении все это казалось бледным по сравнению с тем, что, в сущности, пытался сделать Вольфганг: убить своего единокровного брата Сэма.
В ближайшем городке Оливер, положив планшет с зажимом на крутой бок «лендровера» Серого Медведя, быстро заполнил необходимые документы для сдачи обоих пленников. Пода, благодаря его высокопоставленной должности в ядерном центре, федералы увели первым и усадили в бронированную машину для немедленной перевозки в федеральную тюрьму, в камеру предварительного заключения до суда.
Между тем Вольфганг, связанный и обезвреженный, но пришедший в себя, выразил желание поговорить со мной наедине. Поэтому остальные вышли из машины и слонялись вокруг, а я, повернувшись, глянула через плечо на его исцарапанное кошачьими когтями лицо и встретила ответный взгляд Вольфганга, исполненный почти неприкрытого страдания. Острота его, видимо, порождалась не только раненой рукой и сломанной ногой. Те бирюзовые, почти синие глаза, что совсем недавно вызывали у меня дрожь в коленках, сейчас заставляли меня ощущать лишь испуг и отстраненность от всего того, что произошло между нами со времени нашего знакомства.
— Ариэль, — сказал Вольфганг, — можешь ли ты представить, какие мучения я испытываю, глядя на тебя? Наверное, ты поняла, что я люблю тебя. И вот теперь вдруг обнаруживаю, что все это время ты меня обманывала.
Я обманывала его? По меньшей мере можно было ответить ему пословицей: «Говорил горшку котелок: уж больно ты черен, дружок!» Господи помилуй! В течение нескольких последних недель, где бы я ни копнула, обнаруживалась его очередная ложь. Сколько бы я ни уличала его во лжи, все равно тут же слышала очередное лживое объяснение, но так же доверчиво проглатывала новую ложь вместо старой и вновь оказывалась в его объятиях или его постели. Однако, учитывая, что последнюю точку поставил пистолетный выстрел, я мужественно решила пока воздержаться от комментариев.
— Ты знала, что Сэм жив, но скрывала это! — с особой горечью бросил Вольфганг. — Ты все время лгала мне!
— Вольфганг, ты же пытался его убить! — напомнила я то, что он и сам знал. — Вдруг ты и сестру свою захотел бы убить? А меня ты тоже намеревался прикончить?
— Я люблю тебя, — проигнорировав мой вопрос, еле слышно сказал он, передергиваясь от очередного приступа боли. Придя в себя, он сказал: — Разумеется, я не собирался убивать никого из вас. Не говори глупости. Неужели я похож на идиота, одержимого манией убийства? Я лишь пытался найти очень важные для меня реликвии. О Ариэль, как же ты не понимаешь? Мы с тобой могли бы правильно воспользоваться древними знаниями. Могли бы очень многого достичь. Благодаря этим манускриптам мы сумели бы совместными усилиями создать более совершенный мир.
Он помолчал и осторожно добавил:
— Я знаю, что ты подумала после Парижа. После разговора с Зоей. Тебя задел мой вопрос о цыганах, так ведь? Я чувствовал это постоянно, пока мы летели обратно в Айдахо, и должен был объясниться прямо тогда. Меня просто очень удивила такая новость, только и всего. Пожалуйста, поверь мне, что это ничего не изменит в наших отношениях. Это ничего не значит для меня.
— Что именно ничего не значит для тебя? — в ярости взорвалась я. — О чем, черт возьми, ты говоришь? Ты хочешь сказать, что соизволил бы переспать со мной, невзирая на мою подпорченную породу? О боже! Да что же ты за человек?! Неужели тебе непонятно, какой ужас я испытала, узнав, что именно ты пытался убить Сэма в Сан-Франциско? Ты пытался убить его, Вольфганг. При всем при том зная наверняка, что Сэм твой брат!
— Нет, он мне не брат! — выкрикнул Вольфганг.
Лицо его сделалось пепельно-бледным от мучительного страдания, молчаливо выразившего все то, что осталось непроизнесенным.
Оливер встревоженно глянул в окно и взялся за ручку дверцы, но я жестом остановила его. Меня переполняли какие-то неописуемые чувства. Жгучие слезы закипали в глазах, но я вновь повернулась к Вольфгангу и глубоко вздохнула. Как можно спокойнее и отчетливее, стараясь сохранить остатки самообладания, я сказала:
— Нет, Вольфганг. Он твой брат.
После этого я отвернулась, вылезла из машины и закрыла за собой дверь.
Серый Медведь, один из самых потрясающе организованных индивидуумов на нашей планете, мог бы стать великолепным президентом большой корпорации, если бы не был так увлечен более важными делами — сохранением исторических корней своего народа и разгадками тайных сторон жизни. И между делом он все-таки умудрился организовать наш с Сэмом проект.
Но Серый Медведь счел, что пока слишком опасно свободно выпускать нас «на публику», а лучше дождаться, когда Оливер и его агенты ограничат свободу действий оставшихся соискателей древностей. Опять-таки благодаря Серому Медведю интерполовцы теперь были гораздо лучше экипированы. Среди множества старых имущественных документов в резервации Лапуаи обнаружились в отличной сохранности и личные документы дяди Эрнеста с теми неприятными фактами, которые, по словам Зои, он раскопал в истории семьи Бен.
Возможно, Эрнест и вычеркнул для себя само существование в этом мире Халле и Вольфганга, как говорил нам Серый Медведь, но в его бумагах содержались сведения об отдельных членах нашей семьи, включая моего отца, которые выступали в роли анонимных спонсоров, финансировавших их собственные проекты утверждения кастового превосходства и поставлявших оружие массового уничтожения для обслуживания их представления о Новом Мировом Порядке.
Выяснилось также несколько более радостных сюрпризов о приличных членах моей семьи. Как и подозревал Сэм (теперь это подтвердил Дакиан Бассаридес), Пандора действительно разделила наследство на четыре части, одарив им четырех «детей семьи Бен». После встречи со мной в Вене Дакиан сделал для себя определенные выводы. Он организовал слишком задержавшееся примирение Лафкадио и Зои и покончил с десятилетиями семейной вражды, по существу порожденной одним человеком, уже давно покоившимся в мире ином.
Дакиану даже не понадобилось убеждать Лафа и Зою, что именно я должна собрать воедино все части, как сделала когда-то Пандора, хотя впоследствии — четверть века назад — она сама же завещала разделить ее наследство на четыре части. Дядя Лаф отправил мне ящик вина с виноградников Дакиана и его же письмо с подробностями о других составляющих имущества Пандоры, которое привлекало так много внимания все эти годы. Присовокупив к этим сведениям своевременный разговор с моей матерью и несколько разговоров с Серым Медведем, я наконец с полной ясностью представила себе всю картину.
Первым у нас появился рунический манускрипт, посланный мне матерью из Сан-Франциско и извлеченный Оливером из
Нормативов Министерства обороны, хранящихся в нашем ядерном центре. Я вспомнила, как Лаф рассказывал мне, что Пандора имела обыкновение сама копировать руны, высеченные на мегалитах, разбросанных по всей Европе. Вот эти-то копии и стали наследством моего отца. Когда Джерси стало известно о романе моего отца с ее сестрой, она сделала свою собственную тайную копию с этих манускриптов. Хотя у моего отца по-прежнему оставались оригинальные копии, Эрнест посоветовал Джерси сохранить ее копию и передать мне, когда я вырасту, так же как он сохранил свою часть наследства Пандоры для Сэма.
Второй набор документов, унаследованный Эрнестом, перешел к Сэму. Его четвертинка состояла из редких и хрупких свитков, дощечек и тканей, с риском для жизни спасенных нами из хрустальной пещеры. Почему-то все так отчаянно стремились заполучить этот набор, что готовы были встать даже на темную дорожку убийства и членовредительства. Нетрудно было догадаться о личных мотивах Вольфганга, конечно, если учесть его всепоглощающую озабоченность тем, что отец бросил его и все наследство — включая реликвии — оставил своему младшему сыну Сэму, к тому же коренному американцу. Как заметил в Вене Дакиан Бассаридес, четвертинка разрезанной картины и даже ее половина не имеет особой ценности без остальных частей. И как объяснил Волга Драгонов во время нашего ночного разговора в ледяной советской столовой, даже если все части соберутся вместе, то нужно еще найти человека с правильным образом мышления — каким, по его мнению, я обладала, — чтобы осознать целостную картину и разгадать загадку.
И только благодаря одному человеку я, сама того не сознавая, получила такое воспитание — благодаря Сэму. Лафкадио и Зоя, двое наследников, обладавших другими частями картинки-загадки, прислали мне копии доставшихся им от Пандоры материалов, доверив их доставку Бэмби, которая отправилась предупредить меня об опасности, исходящей от Вольфганга. Поскольку все документы теперь находились в моем распоряжении, я решила, что имею все необходимое для начала активных действий.
Серый Медведь придумал гениальный план, так что нам с Сэмом не пришлось до завершения нашего проекта ютиться в каком-нибудь уединенном сарае в горах. Он начал воплощать этот план в жизнь несколько недель назад, как только Сэм вернулся из архива Солт-Лейк-Сити, накопав новых вещественных доказательств о темном прошлом нашей семьи. По крайней мере месяцев на шесть мы имели полное обеспечение всем необходимым для отшельнической жизни, позволявшей нам в условиях относительной секретности начать и закончить уникальный проект.
В нашу экипировку входили четыре выносливые вьючные лошади, приличный запас сухих продуктов и домашних лекарственных травяных сборов, вигвам, непромокаемое оборудование и пара работающих от батареек портативных компьютеров с превосходным программным обеспечением, предоставившим в наше распоряжение множество разнообразных словарей древних и современных языков для успешной переводческой деятельности. Наша стоянка находилась в очаровательном горном местечке на берегу родникового ручья, на расстоянии дневного перехода от заповедных районов Пенд-Орейлле-лейк и Кутенай, неподалеку от границы Айдахо с канадской Британской Колумбией и, следовательно, в тесном соседстве — в пределах слышимости барабанного боя — с множеством индейских поселений. Единственная официальная деревушка в округе тридцати миль скромно насчитывала 800 душ населения, но носила невероятно нескромное название — Троя.
Мой зеленоглазый спаситель Ясон, составивший нам компанию в этой глуши, не выражал особой радости от этого, пока не получил в свое полное распоряжение игривый ручей. В конце каждой недели Серый Медведь посылал к нам безымянного курьера на серой в яблоках лошади выносливой ездовой породы, чтобы подбросить немного товаров первой необходимости и забрать от нас то, что мы успели к этому времени расшифровать и перевести, для переправки в неизвестные — вернее, известные одному лишь Серому Медведю — края.
— Если бы я раньше узнал о таком подпольном индейском способе скоростного передвижения, — заметил Сэм, — то это избавило бы меня от многих трудностей и головной боли, когда я только что унаследовал Пандорины сокровища!
Я успела подзабыть, что такое жизнь на природе, не тронутой и не загрязненной представителями цивилизации, — с родниковой водой, натуральной пищей и свежим воздухом. В приподнятом настроении мы установили наш вигвам и вошли внутрь. В тот же день мы с Сэмом посадили немного скороспелых овощей и трав, что успели бы вырасти за полгода нашего высокогорного отшельничества. Но, несмотря на ежедневную рыбалку и готовку пищи, нам удавалось посвящать большую часть времени переводу манускриптов. И чем больше мы переводили, тем сильнее увлекались этим занятием.
Перед нами разворачивались истории и тайны, казалось, доносимые из глубины веков безмолвным незнакомым голосом, рассказывающим о неслыханном до сих пор прошлом. Это прошлое постепенно начало выступать из тумана, напущенного неким дымовым аппаратом, созданным в течение тысячелетий многочисленными историками и биографами.
Когда мы проработали уже целый месяц, я сказала Сэму однажды вечером, сидя у костра:
— Мне пришло в голову, что в этих рассказах редко встречаются случаи того, как более развитая цивилизация вторгается и порабощает менее развитую. Чаще случалось наоборот, если сравнивать их с точки зрения научных или художественных достижений. В сущности, история представляет собой некую летопись колоссальной деятельности отважных завоевателей. Но их «превосходство» зачастую основано на том, что они преуспели в угнетении и порабощении других.
— Наконец-то до тебя это тоже дошло, — сказал Сэм. — Очень жаль, что ты не скво, иначе поняла бы это практически с рождения. А знаешь, Гитлер с детства обожал рассказы одного типа, Карла Мэя: он написал ковбойско-индейскую эпопею для немецких мальчиков. Угадай, кто обычно побеждал в конце этих историй?
Наверное, мне, как некоренной американке, не дано было до конца осознать оттенок горечи, прозвучавший в голосе Сэма при упоминании об этой ветви его предков.