— Трещина-Посреди-Земли, — промолвила девочка.
   Если верить карте, над страшной пучиной был единственный путь — и чем дольше дети смотрели, тем меньше он их привлекал.
   — Мост осыпается, — глухо заметил Бомен. — Ему нас не выдержать.
   За сотню лютых зим штукатурка облупилась, и ветры давно развеяли ее. Обнаженный камень опор с первого взгляда вызывал к себе недоверие. Впрочем, парапеты казались более Прочными. По крайней мере, эти ровные, узкие козырьки сохранились в целости.
   Кестрель потрогала их поверхность: на ощупь — вроде надежно. Она измерила глазами длину прямой как стрела дорожки. О ширине говорить не приходилось: каких-то жалких два фута.
   — У нас получится, — уверенно сказала девочка.
   Брат промолчал: его тошнило уже при мысли о безумной высоте.
   — Вы, главное, вниз не смотрите, — посоветовала сестра, прекрасно зная, о чем он думает. — Как будто шагаем по тропинке.
   Я не могу, Кесс.
    Ну что, Мампо? Прогуляемся по карнизу?
   — Если ты пойдешь, — ответил товарищ, — то и я пойду.
   Кесс, я не могу…
   Бомен еще говорил это, когда из леса послышались шаркающие шаги. Душу сковал ледяной страх. Мальчик медленно повернулся, уже зная, что он увидит. Ряды врагов заполнили собой Великий Путь. Неторопливо и осторожно надвигались они, вытянув руки вперед, то и дело прыская в маленькие ладошки, точно дети, затеявшие секретную игру. Только смех звучал по-стариковски, скрипел как несмазанное колесо.
   — Далеко же вы ушли, — произнес их предводитель. — Но вот мы и снова встретились.
   Мампо захныкал от испуга. Кестрель окинула взором долгие ряды карликов, обернулась на узкий парапет…
   — Ладно, пошли!
   Она легко запрыгнула на мост и зашагала над бездной. Однокашник двинулся следом, причитая:
   — Не давай им меня трогать, Кесс!
   Бомен помедлил, но выбора все равно не оставалось, и мальчик с глубоким вздохом ступил на коварные камни.
   Первое время, пока внизу, под мостом, тянулся неровный склон, было не так страшно. Потом земля резко оборвалась, и троица зашагала над бездонной пропастью. Вечер быстро догорал, однако не столь быстро, как хотелось бы. Стоило Бомену забыть о собственной клятве и опустить глаза, перед ним серебряной нитью заблестела невообразимо далекая река. Мальчик зашатался от внезапного головокружения.
   Кестрель на секунду остановилась, чтобы посмотреть назад. Дети-старички по одному карабкались на парапет: видно, решили продолжать погоню.
   — Ничего не бойтесь, — сказала девочка. — Помните, они дряхлые, им тяжело передвигаться. Мы окажемся на том берегу задолго до них.
   И она продолжала идти, ободряя товарищей, как только могла. Брат на миг обернулся: и правда, в сравнении с юными беглецами преследователи еле-еле ползли по мосту.
   А Кестрель ровно ступала вперед — шаг за шагом, шаг за шагом, под ноги не смотреть, ни о чем не думать, полпути уже пройдено, еще немножко… И вдруг застыла, не веря своим глазам. Сердце подпрыгнуло к горлу. На том конце парапета, между колоннами, стояли десятки сморщенных карликов. Кое-кто из них уже забирался на мост.
   Бо! Они впереди!
   Мальчик увидел преследователей — и все понял. Некуда бежать. Старички надвигаются с обеих сторон. Когда они достигнут середины… Драться бесполезно: любое прикосновение отнимет силы. Внизу, на дне немыслимой пропасти, сгущался мрак. Каково это — бесконечно падать, а потом — шмяк?.. Поспешит ли смерть?
   Мы будем сражаться, Бо!
   Как?
   Не знаю. Но мы должны их прогнать.
   Брат ощутил знакомую волну ярости, захлестнувшую сестру, и почему-то успокоился. Надо найти выход, надо… Дрожащие ноги шаркали все ближе. Тут и до Мампо дошло, что происходит.
   — Кесс! Бо! Они придут за нами! Не разрешайте им трогать меня! Что делать? Я не хочу быть старым!
   — Не дергайся, Мампо! Стой спокойно.
   — Помни, — повторила девочка, — они слабые и дряхлые и нападать могут лишь поодиночке. Главное — их не подпускать.
   — И не касаться, — забывшись, вслух ответил брат.
   — Только пусть не подходят!
   Перепуганный однокашник заметался от страха, попробовал ухватиться за девочку и едва не опрокинул всех.
   Как нам его утихомирить?
   Накорми, — подсказал Бомен.
   Ах, да. На шее Кестрель по-прежнему болтался чулок, в котором лежал последний грязевой орех.
   — Держи, Мампо.
   Девочка протянула чулок товарищу. Увесистый конец закачался в воздухе. Кесс проследила за тем, как он описывает дуги…
   — Бо! У тебя остались орешки?
   — Две штуки.
   Мальчик распределил их по разным чулкам для равновесия.
   — Вот как мы прогоним карликов!
   Кестрель покрутила чулком над головой.
   — Этим их не испугаешь.
   — И не нужно. Зашатаются — сами попадают вниз.
   — Ага, или мы попадаем…
   — Слушай, мы молодые и гибкие. А они старые, окостеневшие.
   Отнюдь не убежденный ее словами, Бомен попробовал раскрутить чулок — и чуть не свалился в бездну. Он тут же выпрямился, чувствуя, как звенит в ушах и льются за шиворот ручьи пота.
   — Не выйдет. Я не смогу.
   — Тебе придется.
   — Есть хочу, — пожаловался Мампо.
   Все эти разговоры об орешках заставили его позабыть страх.
   — Заткнись.
   — Ладно, Кесс.
   Тем временем враги подбирались и спереди и сзади. Первый должен был подойти со стороны Бо.
   — Давай сбей его, — подбодрила сестра. — Ты не упадешь.
   Мальчик опустил глаза: под ногами зияла черная пустота.
   Эх, если бы не ужасный обрыв, мелькнуло у Бомена в голове. И вдруг его осенило. Внизу не видно ни зги. Там может быть все, что угодно. Нет никакой Трещины-Посреди-Земли. Надо вообразить не пропасть, а близкую лужайку с шелковистой травой. Да, лужайку. Там пахучий клевер и маки, и даже куст едкой крапивы — для правдоподобия. К изумлению Бомена, страх высоты действительно прошел. Остался только враг, и он подходил все ближе.
   Мальчик осторожно раскрутил над головой оружие. Затем завращал быстрее. И еще, и еще. Представил, где будет находиться голова противника. Нанес пробный удар.
   Мягкая травка, нежная травка, повторял он сам себе. Пуховая, как перина.
   — Осторожно, малыш, — проскрипел карлик. — Давай обопрись на меня.
   Довольно хихикая, он протянул высохшую ручку, хотя еще не мог достать беглеца.
   Кестрель напряженно смотрела в другую сторону, раскачивая самодельную пращу.
   Ты первый, Бо. Выдюжишь?
   Попробую.
   Люблю тебя.
   Брат не успел ответить. Даже молча, даже в голове. Враг подобрался совсем близко. Бомен раскрутил тяжелый орех, и тот просвистел в паре ярдов от карлика:
   — Зачем же сопротивляться? — развел руками ребенок-старичок. — Ведь так повелела Морах. И вы это знаете.
   Мальчик не ответил. Согнув колени, он слегка покачался на узком парапете, быстрее завертел чулком и прикинул на глаз расстояние до противника.
   — Не бойся старости, — прошипел тот. — Это же лишь на время. Потом, по воле всесильной Морах, ты снова станешь юным и красивым.
   Шарк, шарк, шарк… Уже рядом. Но для надежности можно еще подождать…
   — Ну, давай же, — скрипел гадкий карлик. — Я всего лишь поглажу тебя.
   Замахнувшись изо всех сил, Бомен выбросил руку вперед, метя в седую голову.
   У-у-ух!
   Праща просвистела, не причинив никакого вреда: старичок успел пригнуться. Мальчик зашатался и едва не упал.
   — Ох ты, батюшки, — насмешливо протянул противник. — Будь осторожен, малыш. Ты же не хочешь…
   Гнев распалил Бомена. Еще один замах. Шлеп! Орех угодил карлику в щеку, возле уха.
   — Ай! Ай-яй-яй!
   Седовласый ребенок ухватился за лицо, покачнулся на стене и потерял равновесие. Он выбросил руки вперед: уцепиться было не за что. Тогда замолотил воздух, отчаянно надеясь удержаться. И все же упал.
   — Ааааах…
   Тонкий, пронзительный голос верещал и верещал, стремительно удаляясь во мрак и в то же время не умолкая. Наконец все стихло.
   — Молодчина-чина, Бо! — воскликнула сестра.
   Кесс ринулась, размахивая чулком, на своего врага и попросту смела его с парапета в кромешную бездну.
   Это лишь подстегнуло детей-старичков. С мстительными воплями устремились они на близнецов, но, к счастью, как и предвидела Кесс, нападали по одному. Старики двигались медленнее и постоянно хрустели окостеневшими суставами. Юные беглецы без труда скидывали врагов с моста в темное, словно чернила, ущелье.
   Девочка ликовала, орудуя пращой:
   — А ну, подходи, дряхлый, сморщенный старикашка! Тоже хочешь полетать?
   — Врежь ему, Кесс! — радостно визжал однокашник. — Покажи им всем!
   Кестрель бросалась вперед, наносила удар, и еще один враг падал, вопя от ужаса.
   А Мампо кричал вдогонку:
   — Сейчас тебя размажет! Бум-бац-хрясть, и в лепешку! Получайте, тупые вонючки, раз вы нам не друзья!
   Вот уже семеро седовласых ухнули в пропасть. Прочие сгрудились, пошушукали между собой. Затем развернулись и поплелись прочь, каждая половина войска в свою сторону. Враг отступил.
   Близнецы победно вскинули руки. Особенно торжествовал Бомен, которого переполняла непривычная гордость:
   — Мы справились! Мы их прогнали!
   — Больше нас никто не тронет! — подхватил товарищ. Однако дети-старички не собирались уходить далеко. Достигнув концов парапета, они там и остались стоять.
   Мампо, конечно, верил, что победа избавит их от опасности, но брат и сестра с самого начала слабо надеялись на это. На земле карлики окружат их, как делали раньше. Тогда никакие орехи уже не помогут.
   Итак, троица вновь оказалась в ловушке.
   — Прогони их, Кесс! — воскликнул глупый однокашник. — Наваляй им по шее!
   — Не могу, Мампо. Их слишком много.
   — Много?
   Мальчик удивленно уставился сквозь тьму на противоположный берег. Потом на тот, который покинул.
   — Останемся здесь, — решила девочка. — По крайней мере до утра.
   — Что? На всю ночь?
   — Да. Мампо. На всю ночь.
   — Как это? Здесь же спать неудобно!
   — Мы не будем спать, Мампо.
   — Как это? — повторил бедняга, не столько расстроенный, сколько сбитый с толку.
   Сон был нужен ему не меньше, чем еда. Разве можно выбирать, хочешь ты отдохнуть или нет? Глаза слипаются сами, усталость накатывает на тебя, сбивает с ног, вот и все.
   Близнецы понимали это не хуже товарища.
   — Хорошо, — пожалел его Бомен. — Мы пристроимся по бокам, и если ты не выдержишь, можешь поспать.
   Дети уселись рядком и положили приятелю руки на плечи, точно хотели загадать желание. Очутившись в объятиях товарищей, Мампо сомлел от счастья.
   — Здорово, что мы друзья, — пробормотал он.
   И то ли его наивность была тому причиной, то ли безграничное доверие, но он тут же и в самом деле уснул, сидя на двухфутовой каменной стене, тихо раскачиваясь над черным ущельем.
   Близнецы не смыкали глаз.
   — Может, мы все же отпугнем их? — с надеждой промолвил Бо.
   — Не представляю как.
   — Знаешь, что сказал мне первый старик? Старости, мол, не надо бояться, Морах опять вас омолодит.
   — Еще не хватало! Я лучше умру!
   — Но завтра мы пойдем вместе, правда?
   — Всегда вместе.
   Дети помолчали.
   — Как там наши мама, папа и Пинпин? — вздохнул мальчик. — Если мы не вернемся, они будут ждать. И не узнают, что нас уже нет.
   Почему-то горькая дума о родных, продолжающих долго-долго надеяться на чудо после их гибели, опечалила близнецов даже сильнее мысли о смерти. И раз уж брат и сестра сидели в обнимку, мальчик решил обратить свои страхи в желание.
   — Хочу, чтобы мама и папа знали, что с нами.
   — Хочу, чтобы мы спаслись от карликов, — отозвалась Кестрель, — нашли бы голос Поющей башни и вернулись домой невредимыми.
   Снова наступила тишина. Один лишь Мампо сопел во сне, да ветер свистел и вздыхал глубоко в ущелье. Но что это там, вдали?.. Кажется, гром?
   — Ты слышал, Бо?
   Алая вспышка озарила небеса и угасла.
   — Гроза идет?
   Еще один раскат. И новый красный всполох. На сей раз дети увидели: огненная струя распорола мрак ночи сначала вверх, потом, изломавшись, — вниз, к земле.
   — Это из гор.
   — Смотри, Кесс! Старики!
   Кррах! — затрещало в небе. Сияющий шар прочертил багровую арку. Потом другой и третий… Сморщенные дети заметались по берегам ущелья, громко крича и следя глазами за каждой молнией.
   Теперь уже грохот не умолкал, огненные шары резали ночь во всех направлениях сразу. Пламя проносилось совсем близко. Одна из молний пролетела в нескольких ярдах от юных странников и низверглась в бездонные глубины, озарив их янтарными отблесками. А вот еще — ударила между колонн, высекла из земли пламя и быстро потухла.
   Дети-старички вели себя точно безумные. Поначалу близнецам казалось, что это от ужаса, однако, приглядевшись, они заметили нечто странное: карлики жадно простирали руки к небу и бросались на каждую падающую вспышку.
   — Эй, они хотят угодить под…
   Кестрель еще не закончила, когда шаровая молния попала в седовласого ребенка. Тело взорвалось ослепительным оранжевым светом, который тут же погас, оставив после себя… пустое место.
   Те, кто уцелел, забегали еще лихорадочнее, тянулись во тьму и молили:
   — Возьми меня! Меня!
   То здесь, то там небесный огонь — независимо от их воплей, просто наудачу — бил в этих странных людей, пожирая их.
   Полночь сверкала зарницами, а гром гремел не переставая. Вскоре близнецы обнаружили источник блистающих шаров: им оказался пик самой высокой горы северного хребта. Брат и сестра восхищенно смотрели вокруг, забыв обо всем, даже о собственном страхе, а Мампо безмятежно спал у них на руках.
   — Вот куда нам нужно, — сказала девочка. — В полымя.
   Молнии сыпались смертоносным ливнем. Бомен и Кестрель не шевелились. Каким-то чудесным образом близнецы знали, что их не заденет. Внутренний голос твердил: это не для них — случайных свидетелей, а для сморщенных, седовласых врагов, которые все громче и громче взывали к огню:
   — Меня, меня забери! Я желаю стать моложе!
   Хотя моложе они не делались, а просто пропадали.
   Но вот небесный рокот поутих, ночь опять потемнела, и ослепительные шары начали падать все реже. Последние полыхнули заревом где-то за лесом, и дети-старички, жалобно крича, устремились туда, словно надеялись на своих костлявых ногах обогнать молнию. Спустя какое-то время гора успокоилась, и юные странники поняли, что остались одни.
   Тогда они с великой осторожностью разбудили Мампо, боясь, как бы тот спросонья не свалился с моста. Однокашник толком не проснулся, однако послушно пошел, куда ему велели, явно не представляя, где находится. На ощупь, шаг за шагом, друзья пересекли ущелье и наконец-то ступили с узкого парапета на твердую, надежную землю.
   Мампо тут же свернулся калачиком и снова тихо засопел. Брат и сестра переглянулись. Лишь теперь они почувствовали, насколько измучены.
   Кестрель растянулась на траве.
   — А если они вернутся? — спросил Бомен.
   — Мне все равно.
   Девочка широко зевнула и закрыла глаза. Мальчик присел на жесткий камень. Кто-то же должен караулить… Голова отяжелела, веки предательски слиплись, и вскоре все трое забылись желанным сном.

Глава 19
Мампо испортился

   Пробудившись, близнецы увидели, что день в разгаре. Дети-старички бесследно исчезли. Друзья проспали всю ночь и утро на самом краю пропасти, которую видели накануне лишь под покровом вечерней мглы. Теперь же, поднимаясь и разминая затекшие тела, юные странники смогли разглядеть провал во всем его пугающем великолепии, а также невесомую ниточку парапета, перекинутую над ущельем.
   — Неужели это я там прошел? — потрясенно вымолвил Бомен.
   Его сестра задумчиво смотрела на гигантские арки моста. Солнечный свет выявил подробности, которых нельзя было заметить прежде. Камень во многих местах опасно крошился. Одну из опор волны реки настолько подточили у основания, что казалось, она стоит на острие булавки. Девочка хотела обсудить это с братом, но спохватилась: им ведь еще возвращаться.
   Однокашник протер глаза и объявил, что голоден.
   — Видишь, Мампо? — Кестрель указала на живописную Трещину-Посреди-Земли, — Вот какой путь мы одолели!
   — А поесть-то захватили?
   Бомен поискал чулок, которым дрался вчера, и выкатил тяжелый орех. Тот, конечно, порядком раскрошился, но лучше так, чем ничего.
   — На, держи.
   Мальчик бросил еду товарищу. Растяпа неуклюже взмахнул рукой, орех пролетел мимо и скатился через край. Мампо ринулся следом и, преклонив колени, заглянул вниз.
   — Вижу! — крикнул он. — Недалеко упал. Я достану.
   — Да ладно, у меня другой есть, — сказал Бомен.
   — Пусть вытаскивает, — возразила Кесс — Еда нам еще пригодится.
   Близнецы присоединились к товарищу. Высоко на склоне, между камнями торчал пук упругой травы, на нем-то и лежал-полеживал грязевой орех. Чуть ниже темнел большой развесистый куст. Бомен отпрянул: от высоты закружилась голова. Мампо прилег на живот и вытянул руку. Ага, еще чуть-чуть… Мальчик подполз поближе.
   — Осторожней там, ладно?
   Голодный сирота уже ни о чем не заботился: аппетитное угощение лежало перед носом, дразня своей доступностью. Пальцы коснулись темной потрескавшейся скорлупы, но не смогли ухватиться.
   — Ничего, сейчас, — пробормотал Мампо и заерзал на животе.
   Внезапно тело заскользило вниз.
   — Помоги-и-ите! — завизжал несчастный, поняв, что не сможет остановиться.
   Кестрель метнулась вперед и ухватила товарища за ноги.
   — Так-то оно лучше, — заулыбался мальчик, раскачиваясь над бездной.
   Завтрак опять завладел его мыслями без остатка.
   — Вылезай, Мампо! Скорее! — прохрипела с усилием девочка.
   — Да я только…
   Пальцы сомкнулись вокруг ореха. В то же мгновение из куста протянулась костлявая рука и крепко вцепилась мальчику в запястье.
   — А-а-а! А-а-а! Помогите!
   Бедолага задергался, и Кестрель едва не выпустила его.
   — Бо! — взмолилась она. — Взгляни, что там?
   Брат заставил себя посмотреть.
   — Дай ему как следует, Мампо! — крикнул Бомен. — Ударь, укуси!
   — Да что там такое? — воскликнула девочка, чувствуя, как резко потяжелел несчастный и как неумолимо ускользает от нее.
   — Помогите! — жалобно верещал Мампо; голос его как-то странно менялся — делался глуше, грубее.
   — Это карлик, — бросил Бомен, отвязывая второй чулок. — Затаился в кустах. Сейчас я его…
   Сдерживая тошноту, мальчик замахнулся пращой с оставшимся орехом. Увесистый конец небольно ударил врага в плечо. Тот задрал голову и зашипел, перекосившись от злобы:
   — Малыш-ш-шня! Глупая малыш-ш-шня!
   Бо присмотрелся к противнику повнимательней. Жиденькие седые волосы, дряблые морщинистые щеки, тощая шея… А в груди — мальчик почувствовал это — холодная, неистребимая страсть калечить и разрушать. Бомен размахнулся от всей души. На сей раз орех угодил прямиком в опрокинутое лицо.
   — А-а-а! — заверещал карлик и, выпустив запястье Мампо, рухнул обратно в кустарник.
   Ветви согнулись от тяжести, задрожали, расправились, и ребенок-старик полетел вниз.
   — А-аа-аа-аа-аа…
   Жуткий вопль тянулся, казалось, до бесконечности. Потом раздался дальний шлепок о камни.
   Оттащив друга от пропасти, Кестрель тут же разжала руки. Прикосновение отнимало у нее силы. Мальчик лежал ничком, не двигался и тихо стонал.
   — Ты цел, Мампо?
   Послышался глухой, надтреснутый голос:
   — У меня все болит.
   Однокашник попробовал встать. Но тут же сел на землю как подкошенный и тяжело задышал.
   — Я сломался, Кесс.
   Близнецы потрясенно уставились на спутника, стараясь не показывать своего ужаса. Косички Мампо, все еще переплетенные золотыми ленточками, стали совершенно седыми. Кожа иссохла и покрылась морщинами. Спина сгорбилась. Их друг превратился в маленького немощного старика.
   — Все будет в порядке, — произнесла девочка, сглотнув ком. — Мы тебя починим.
   — Я заболел, Кесс?
   — Да, немножко. Только мы что-нибудь придумаем.
   — У меня все ноет. — Мальчик расплакался.
   Не так, как прежде, — громко, в голос, а слабо и беззвучно. Лишь пара скупых слезинок поползли по глубоким морщинам, избороздившим лицо.
   Что нам делать?
   Двигаться дальше, — откликнулся Бомен. А вслух сказал, обращаясь к Мампо:
   — Идти можешь?
   — Наверное.
   Однокашник осторожно поднялся и неуверенно шагнул вперед.
   — Только не быстро.
   — Ничего. Как сумеешь.
   — Поддержи меня, Бо. Дай опереться на твое плечо.
   — Нет, Мампо. Ты не должен к нам прикасаться, пока не поправишься.
   — Не трогать вас? Почему?
   Бедняга так и не понял, что с ним произошло.
   — Чтобы мы тоже не заразились.
   — А, ясно. Конечно. А скоро я выздоровею?
   — Да, Мампо. Скоро.
   Друзья отвернулись от роковой Трещины-Посреди-Земли и двинулись по Великому Пути к северному хребту.
   Идти стало до обидного сложно. При всем старании одряхлевший товарищ передвигался еле-еле, да и то поминутно присаживался перевести дух. Потом поднимался и шагал дальше. И ни слова жалобы не слетало с его уст.
   Близнецы уже и не чаяли добраться до вершины. И не только бедняга Мампо затруднял им путь. Лес начинал нехорошо меняться. На самой дороге деревья не росли, зато по сторонам шумела непроходимая чаща. Под сенью ветвей странники самым уголком зрения замечали какие-то проворные тени. Кто-то скрытно следовал за ними, молча, не отставая, но и не забегая вперед. Бомен кожей чуял чужое присутствие, однако стоило ему обернуться, посмотреть в упор — никого и ничего.
   Шло время, и новые тени принялись кружить высоко над головой. Сперва дети не обращали на них внимания — птицы бесшумно парили, простирая огромные крылья и постепенно опускаясь все ниже. Сначала их было пять или шесть. А вот примерно через полчаса, когда Бо покосился вверх, он уже не сумел сосчитать жуткие пятна, текущие по небу черной рекой. В памяти всплыли недобрые истории о диких зверях, что преследуют путешественников, выжидая, пока кто-нибудь не ослабеет, не отобьется… Мальчик ускорил шаг.
   — Мампо притомился, — сказала сестра. — Надо бы потише. Давай переведем дух.
   — Нет! Только не теперь!
   Девочка услышала в голосе Бомена страх — и резко обернулась.
   — Ни… чего, — пыхтя, прохрипел однокашник близнецов. — Я догоню.
   Бо, так нельзя.
   Что нам еще остается?
   И дети продолжили путь. Глядя, как медленно они бредут, птицы смелели с каждой минутой. Теперь огромные крылья плавно рассекали воздух над самыми верхушками деревьев, накрывая землю тенями. Хищники чем-то смахивали на гигантских орлов, но были черны как смоль.
   Мампо споткнулся о камень и растянулся ничком, да так и остался лежать. Кестрель склонила колени рядом, желая убедиться, что мальчик не пострадал. Оказалось, тот всего лишь свалился от усталости.
   — Бо, ему нужен привал. Хотим мы этого или нет.
   Брат понимал, что она права.
   — Покормим для начала, — сказал он и, развязав чулок, вытащил последний орех из своих запасов. — На, отдай Мампо…
   Внезапно зашумел ветер, мальчика быстро накрыла тьма, и ладонь полоснуло, будто ножами.
   Бомен вскрикнул — больше от изумления, чем от боли, — и сжал пострадавшую руку. Кровь заструилась меж пальцев. А черный орел с клекотом уносился прочь, зажав грязевой орех в острых, точно клинки, когтях, оставивших на ладони жертвы три четких неглубоких пореза. Мальчик потрясенно смотрел вослед хищнику. Между тем невысоко над головой парили еще трое, вглядываясь, не появится ли на свет еще какая-нибудь еда. Когда птицы летели рядом, их распростертые крылья накрывали собою Великий Путь.
   Мампо лежал на земле, широко раскрыв глаза от ужаса, и было слышно, как бьется его сердце. Кестрель невольно прикрыла беспомощного друга. А птицы опускались все ниже.
   — Брось его, Бо! — крикнула девочка. Опомнившись, брат зашвырнул чулок настолько далеко, насколько смог. Один из великанов спикировал с небес, громко щелкнул когтями и улетел с добычей на маковку столетнего дерева. Прочие — им не было числа — молча продолжали кружить, высматривать, ждать.
   Детям грозило небо, поэтому они не сразу заметили зверя, который, мягко ступая, появился из чащи. За ним — другой. Хищники чуяли запах крови, текущей из ран, душный аромат слабости. Стая бесшумно вышла на дорогу и застыла, сверкая желтыми глазами. Мампо увидел новых врагов первым.
   И закричал в голос.
   Бомен вздрогнул, посмотрел вокруг — и окаменел. В каких-то двух десятках ярдов от троицы плотным кольцом стояли волки. Поджарые, косматые, ростом с крупных оленей, с отвисшими громадными челюстями, высунув языки, они часто дышали и в упор смотрели на путников.
   — Все хорошо, Мампо, — совершенно забывшись от страха, произнесла Кестрель, лишь бы заставить однокашника замолчать.
   Черными призраками низко парили орлы, предвкушая поживу. Гигантские птицы затмили небо, и дорога погрузилась во мрак. Волки подкрались ближе и снова замерли. Может быть, добыча покажет спину и бросится бежать?
   — Не подпускайте их ко мне!
   Визг несчастного постаревшего мальчишки перерос в привычные всхлипы, но только гортанные и надтреснутые.
   Вот уже ветер от орлиных крыльев овевает лица близнецов; вот они уже слышат, как пахнут горячие, мокрые волчьи шкуры. Дети прижались друг к другу, наблюдая, как хищники обнажают клыки — острые, гладкие, белые, точно сметана, и беззвучно надвигаются на добычу.