Страница:
Но Бакмен сказал:
— Интересно, что капитан надеется найти здесь?
— Он говорил мне это. Нам известно об этом астероиде только одно — им интересовалась мошкита. Узнав, почему, мы узнаем кое-что и о ней.
— Но не слишком много, — проворчал Бакмен.
Стели расслабился. Или Бакмен не знает, почему Заурон пользовался плохой репутацией, или… Тактичность? У Бакмена? Едва ли.
Щенок мошкитов родился спустя пять часов после того, как катер «Мак-Артура» ушел к астероиду. Рождение было весьма похоже на собачье, хотя мать не имела с собаками ничего общего, и родился всего один щенок размером с крысу.
Гостиная в тот день была весьма популярна у экипажа, офицеров и ученых, и даже капитан нашел причину заглянуть туда.
— Посмотрите, какая маленькая у него левая нижняя рука, — сказала Сэлли. — Мы были правы, Джонатан. Маленькие существа развились из больших мошкитов.
Кому-то пришло в голову привести большую мошкиту вниз, в гостиную. Похоже, ее вообще не заинтересовал новорожденный малыш, но она что-то сказала двум другим. Один из них достал из-под подушки часы Горация Бари и передал ей.
Род наблюдал за активностью вокруг щенка мошкитов, когда имел такую возможность. Тот выглядел очень развитым для новорожденного. Через час после своего рождения он уже грыз капусту и, казалось, уже вполне мог ходить, хотя мать обычно носила его на руках. При этом двигалась она стремительно, и, казалось, малыш вовсе не мешает ей.
Тем временем корабль мошкитов подлетал все ближе и ближе, и если в его ускорении и происходили изменения, то слишком небольшие, чтобы «Мак-Артур» заметил это.
— Они будут здесь через семьдесят часов, — сказал Род Каргиллу по лазерной связи. — Я хочу, чтобы вы вернулись через шестьдесят. Не позволяйте Бакмену начинать что-то, чего нельзя закончить за это время. Если встретите чужаков, немедленно сообщите мне… И не пытайтесь разговаривать с ними, если это не будет необходимо.
— Слушаюсь, шкипер.
— Это не мой приказ, Джек, а Кутузова. Ему не понравилась эта экскурсия, поэтому только взгляните на астероид и возвращайтесь обратно.
Астероид находился в тридцати миллионах километров от «Мак-Артура»: около двадцати пяти часов пути в каждую сторону при одном g. Четыре сокращали это время наполовину.
Вряд ли следует терпеть из-за этого четыре g, подумал Стели.
— Ведь мы можем идти в 1,5 g, сэр, — предложил он Каргиллу. — При четырех не только путешествие пойдет быстрее, но и мы устанем скорее.
— Великолепно, — сказал Каргилл. — Великолепное предложение, мистер Стели.
— Значит, мы сделаем так?
— Нет, этого не будет.
— Но… почему нет, сэр?
— Потому что я не люблю добавочные g. Потому что это требует топлива, а если мы израсходуем слишком много, «Мак-Артуру» придется лезть в газовый гигант, чтобы доставить нас домой. Никогда не расходуйте топливо впустую, мистер Стели, — однажды оно может вам понадобиться. Кроме того, это идея простофили.
— Да, сэр.
— Подобные идеи годятся для безвыходных положений, когда вам больше ничего не остается делать. Если они срабатывают, то попадают в КНИГУ. В противном случае вы обращаетесь к КНИГЕ, которая является огромной коллекцией идей, которые сработали, — он улыбнулся, видя удивленный взгляд Стели. — Давайте, я расскажу вам, как я попал в КНИГУ…
Для гардемарина служба была постоянной учебой. Стели мог получить более высокое звание, чем другие, если проявит способности и если выживет.
Закончив историю, Каргилл взглянул на время.
— Поспите немного, Стели. На обратном пути управлять будете вы.
Издалека астероид казался темным, грубым и пористым. Один оборот он совершал за тридцать один час: странно медленно, подумал Бакмен. На нем не было никаких признаков активности: ни движения, ни излучения, ни аномалий нейтрино. Хорст Стели исследовал изменения температуры, но их не было.
— Думаю, можно подтверждать, — сказал он, — что это пустое место. Жизненным формам, которые развились на Мошке-1, нужно тепло, не так ли, сэр.
— Да.
Катер двинулся к астероиду. Сыпь, которая делала глыбу камней похожей на пористый обломок, превратилась в оспины, а затем в углубления различной величины. Явно следы метеоритов. Но так много?
— Я говорил вам, что троянские точки переполнены, — радостно сказал Бакмен. — Вероятно, этот астероид регулярно проходит через троянские группы… Хотя, дайте-ка мне крупным планом эту яму, Каргилл.
Увеличение выросло вдвое, и половину экрана заполнила черная яма. Вокруг виднелись более мелкие.
— Никаких следов кратерного обода, — сказал Каргилл.
— Вы заметили это, верно? Проклятая глыба пустая изнутри. Вот почему ее плотность такая низкая. Да, сейчас это необитаемо, но когда-то здесь жили. Они даже взяли на себя труд придать астероиду удобное вращение, — Бакмен повернулся. — Каргилл, мы собирались изучить эту штуку.
— Да, но этим займетесь не вы. На астероид высадятся люди Флота.
— Черт побери! Но это же моя область!
— Забота о вашей безопасности лежит на мне, доктор. Лафферти, взглянем на него сзади.
Обратная сторона астероида была одним огромным чашеобразным кратером.
— Он усеян маленькими кратерами… настоящими кратерами, а не ямами, — сказал Каргилл. — Доктор, что вы можете сказать об этом?
— Понятия не имею. Если это не естественное образование…
— Он двигался! — воскликнул Стели.
— Странно, но я и сам подумал об этом, — сказал Каргилл. — Астероид двигался, используя термоядерные приспособления, взрывая в одном и том же кратере бомбы. Это было очень давно. Дайте мне данные о радиации, гардемарин.
— Слушаюсь, сэр, — он вышел и через несколько минут вернулся. — Ничего, сэр. Камень холоден.
— Правда? — Каргилл отправился проверить это сам. Закончив, он взглянул на приборы и нахмурился. — Холоден, как сердце пирата. Если они пользовались бомбами, то они были дьявольски чистыми. Это удивительно.
Катер продолжал кружить вокруг летающей горы.
— Это похоже на воздушный шлюз. Вон там, — и Стели указал на поднимающийся каменный колпак, окруженный узорами блекло-оранжевого цвета.
— Верно, но я сомневаюсь, что мы сможем его открыть. Мы войдем вовнутрь через одно из метеоритных отверстий. А пока посмотрим на него сверху. Лафферти, летим туда.
В своих донесениях они называли астероид Ульем. Каменная глыба была сплошь в многогранных помещениях без полов, соединенных проходами, слишком узкими для человека и заполненными высохшими асимметричными мумиями. Какие бы чудеса ни делали строители, искусственная гравитация к ним не относилась. Коридоры тянулись во всех направлениях: круглые комнаты и складские помещения были усеяны выступами, чтобы держаться за них руками, якорными точками для веревок, нишами.
Мумии были везде, тонкие и сухие, с раскрытыми ртами. Рост их варьировал от одного до полутора метров. Стели выбрал несколько из них и отнес на катер.
Имелись там и машины, все непонятные для Стели и его людей, все быстро замерзшие в вакууме. Стели оторвал одну из небольших машин от стены, выбрав ее за странность, а не возможность использования: ни одна из машин не была цельной.
— Металла нет, — доложил Стели. — Каменные маховики и то, что выглядит похоже на них, могут быть интегральными схемами — керамическими с разными примесями. Но металла очень мало, сэр.
Они двигались наугад и, наконец, похоже, набрели на центральное помещение. Оно было огромно, и такой же огромной была машина, господствующая в нем. Кабели, которые могли быть сверхпроводниками энергии, выходили из развалин, убедив Стели, что это был источник энергии астероида. Однако, и здесь не было ни следа радиации.
Работая в узких проходах между непонятными каменными блоками, они нашли большой металлический ящик.
— Вскройте его, — приказал Стели.
Лафферти воспользовался своим лазером. Они стояли вокруг, глядя на узкий зеленый луч, который ничего не мог сделать с серебристой обшивкой. Куда уходит энергия? — задумался Стели. Может, они просто накачивают ее вовнутрь? Тепло, бившее ему в лицо, подсказало ему ответ.
Стели измерил температуру ящика. Она была чуть меньше, чем у докрасна нагретого металла. Когда Лафферти выключил лазер, обшивка быстро стала холодной, но температура в каждой ее точке была одинаковой.
Сверхпроводник тепла. Стели присвистнул в микрофон своего костюма и подумал, что неплохо бы найти маленький образец. Затем он попытался воспользоваться щипцами, и металл подался, как будто олово. В конце концов они оторвали от него полосу.
Закартографировать улей с его многочисленными изогнутыми коридорами было невозможно. Трудно было даже сказать, где они находятся, но они помечали свой путь и использовали протонно-лучевые приборы для определения расстояния сквозь стены.
Стены коридоров имели толщину яичной скорлупы повсюду внутри астероида. Наружные были немного толще. Астероид Улей вряд ли был безопасным местом для жизни.
Однако, стены под кратером были многометровой толщины.
Радиация, подумал Стели. Здесь должна быть остаточная радиация. Иначе они срезали бы и эти стены, как поступили со всеми остальными, освобождая место для себя.
Вероятно, у них здесь произошел демографический взрыв.
А затем что-то убило их всех.
Но сейчас радиации не было вообще. Как давно это могло случиться?
Стели взглянул на небольшой тяжелый предмет, который Лафферти и Сол тащили по коридору. Вакуумная цементация и движение частиц через границу раздела это могло сказать ученым «Мак-Артура» как давно был покинут астероид Улей. Впрочем, одно Стели знал точно — он был очень стар.
— Интересно, что капитан надеется найти здесь?
— Он говорил мне это. Нам известно об этом астероиде только одно — им интересовалась мошкита. Узнав, почему, мы узнаем кое-что и о ней.
— Но не слишком много, — проворчал Бакмен.
Стели расслабился. Или Бакмен не знает, почему Заурон пользовался плохой репутацией, или… Тактичность? У Бакмена? Едва ли.
Щенок мошкитов родился спустя пять часов после того, как катер «Мак-Артура» ушел к астероиду. Рождение было весьма похоже на собачье, хотя мать не имела с собаками ничего общего, и родился всего один щенок размером с крысу.
Гостиная в тот день была весьма популярна у экипажа, офицеров и ученых, и даже капитан нашел причину заглянуть туда.
— Посмотрите, какая маленькая у него левая нижняя рука, — сказала Сэлли. — Мы были правы, Джонатан. Маленькие существа развились из больших мошкитов.
Кому-то пришло в голову привести большую мошкиту вниз, в гостиную. Похоже, ее вообще не заинтересовал новорожденный малыш, но она что-то сказала двум другим. Один из них достал из-под подушки часы Горация Бари и передал ей.
Род наблюдал за активностью вокруг щенка мошкитов, когда имел такую возможность. Тот выглядел очень развитым для новорожденного. Через час после своего рождения он уже грыз капусту и, казалось, уже вполне мог ходить, хотя мать обычно носила его на руках. При этом двигалась она стремительно, и, казалось, малыш вовсе не мешает ей.
Тем временем корабль мошкитов подлетал все ближе и ближе, и если в его ускорении и происходили изменения, то слишком небольшие, чтобы «Мак-Артур» заметил это.
— Они будут здесь через семьдесят часов, — сказал Род Каргиллу по лазерной связи. — Я хочу, чтобы вы вернулись через шестьдесят. Не позволяйте Бакмену начинать что-то, чего нельзя закончить за это время. Если встретите чужаков, немедленно сообщите мне… И не пытайтесь разговаривать с ними, если это не будет необходимо.
— Слушаюсь, шкипер.
— Это не мой приказ, Джек, а Кутузова. Ему не понравилась эта экскурсия, поэтому только взгляните на астероид и возвращайтесь обратно.
Астероид находился в тридцати миллионах километров от «Мак-Артура»: около двадцати пяти часов пути в каждую сторону при одном g. Четыре сокращали это время наполовину.
Вряд ли следует терпеть из-за этого четыре g, подумал Стели.
— Ведь мы можем идти в 1,5 g, сэр, — предложил он Каргиллу. — При четырех не только путешествие пойдет быстрее, но и мы устанем скорее.
— Великолепно, — сказал Каргилл. — Великолепное предложение, мистер Стели.
— Значит, мы сделаем так?
— Нет, этого не будет.
— Но… почему нет, сэр?
— Потому что я не люблю добавочные g. Потому что это требует топлива, а если мы израсходуем слишком много, «Мак-Артуру» придется лезть в газовый гигант, чтобы доставить нас домой. Никогда не расходуйте топливо впустую, мистер Стели, — однажды оно может вам понадобиться. Кроме того, это идея простофили.
— Да, сэр.
— Подобные идеи годятся для безвыходных положений, когда вам больше ничего не остается делать. Если они срабатывают, то попадают в КНИГУ. В противном случае вы обращаетесь к КНИГЕ, которая является огромной коллекцией идей, которые сработали, — он улыбнулся, видя удивленный взгляд Стели. — Давайте, я расскажу вам, как я попал в КНИГУ…
Для гардемарина служба была постоянной учебой. Стели мог получить более высокое звание, чем другие, если проявит способности и если выживет.
Закончив историю, Каргилл взглянул на время.
— Поспите немного, Стели. На обратном пути управлять будете вы.
Издалека астероид казался темным, грубым и пористым. Один оборот он совершал за тридцать один час: странно медленно, подумал Бакмен. На нем не было никаких признаков активности: ни движения, ни излучения, ни аномалий нейтрино. Хорст Стели исследовал изменения температуры, но их не было.
— Думаю, можно подтверждать, — сказал он, — что это пустое место. Жизненным формам, которые развились на Мошке-1, нужно тепло, не так ли, сэр.
— Да.
Катер двинулся к астероиду. Сыпь, которая делала глыбу камней похожей на пористый обломок, превратилась в оспины, а затем в углубления различной величины. Явно следы метеоритов. Но так много?
— Я говорил вам, что троянские точки переполнены, — радостно сказал Бакмен. — Вероятно, этот астероид регулярно проходит через троянские группы… Хотя, дайте-ка мне крупным планом эту яму, Каргилл.
Увеличение выросло вдвое, и половину экрана заполнила черная яма. Вокруг виднелись более мелкие.
— Никаких следов кратерного обода, — сказал Каргилл.
— Вы заметили это, верно? Проклятая глыба пустая изнутри. Вот почему ее плотность такая низкая. Да, сейчас это необитаемо, но когда-то здесь жили. Они даже взяли на себя труд придать астероиду удобное вращение, — Бакмен повернулся. — Каргилл, мы собирались изучить эту штуку.
— Да, но этим займетесь не вы. На астероид высадятся люди Флота.
— Черт побери! Но это же моя область!
— Забота о вашей безопасности лежит на мне, доктор. Лафферти, взглянем на него сзади.
Обратная сторона астероида была одним огромным чашеобразным кратером.
— Он усеян маленькими кратерами… настоящими кратерами, а не ямами, — сказал Каргилл. — Доктор, что вы можете сказать об этом?
— Понятия не имею. Если это не естественное образование…
— Он двигался! — воскликнул Стели.
— Странно, но я и сам подумал об этом, — сказал Каргилл. — Астероид двигался, используя термоядерные приспособления, взрывая в одном и том же кратере бомбы. Это было очень давно. Дайте мне данные о радиации, гардемарин.
— Слушаюсь, сэр, — он вышел и через несколько минут вернулся. — Ничего, сэр. Камень холоден.
— Правда? — Каргилл отправился проверить это сам. Закончив, он взглянул на приборы и нахмурился. — Холоден, как сердце пирата. Если они пользовались бомбами, то они были дьявольски чистыми. Это удивительно.
Катер продолжал кружить вокруг летающей горы.
— Это похоже на воздушный шлюз. Вон там, — и Стели указал на поднимающийся каменный колпак, окруженный узорами блекло-оранжевого цвета.
— Верно, но я сомневаюсь, что мы сможем его открыть. Мы войдем вовнутрь через одно из метеоритных отверстий. А пока посмотрим на него сверху. Лафферти, летим туда.
В своих донесениях они называли астероид Ульем. Каменная глыба была сплошь в многогранных помещениях без полов, соединенных проходами, слишком узкими для человека и заполненными высохшими асимметричными мумиями. Какие бы чудеса ни делали строители, искусственная гравитация к ним не относилась. Коридоры тянулись во всех направлениях: круглые комнаты и складские помещения были усеяны выступами, чтобы держаться за них руками, якорными точками для веревок, нишами.
Мумии были везде, тонкие и сухие, с раскрытыми ртами. Рост их варьировал от одного до полутора метров. Стели выбрал несколько из них и отнес на катер.
Имелись там и машины, все непонятные для Стели и его людей, все быстро замерзшие в вакууме. Стели оторвал одну из небольших машин от стены, выбрав ее за странность, а не возможность использования: ни одна из машин не была цельной.
— Металла нет, — доложил Стели. — Каменные маховики и то, что выглядит похоже на них, могут быть интегральными схемами — керамическими с разными примесями. Но металла очень мало, сэр.
Они двигались наугад и, наконец, похоже, набрели на центральное помещение. Оно было огромно, и такой же огромной была машина, господствующая в нем. Кабели, которые могли быть сверхпроводниками энергии, выходили из развалин, убедив Стели, что это был источник энергии астероида. Однако, и здесь не было ни следа радиации.
Работая в узких проходах между непонятными каменными блоками, они нашли большой металлический ящик.
— Вскройте его, — приказал Стели.
Лафферти воспользовался своим лазером. Они стояли вокруг, глядя на узкий зеленый луч, который ничего не мог сделать с серебристой обшивкой. Куда уходит энергия? — задумался Стели. Может, они просто накачивают ее вовнутрь? Тепло, бившее ему в лицо, подсказало ему ответ.
Стели измерил температуру ящика. Она была чуть меньше, чем у докрасна нагретого металла. Когда Лафферти выключил лазер, обшивка быстро стала холодной, но температура в каждой ее точке была одинаковой.
Сверхпроводник тепла. Стели присвистнул в микрофон своего костюма и подумал, что неплохо бы найти маленький образец. Затем он попытался воспользоваться щипцами, и металл подался, как будто олово. В конце концов они оторвали от него полосу.
Закартографировать улей с его многочисленными изогнутыми коридорами было невозможно. Трудно было даже сказать, где они находятся, но они помечали свой путь и использовали протонно-лучевые приборы для определения расстояния сквозь стены.
Стены коридоров имели толщину яичной скорлупы повсюду внутри астероида. Наружные были немного толще. Астероид Улей вряд ли был безопасным местом для жизни.
Однако, стены под кратером были многометровой толщины.
Радиация, подумал Стели. Здесь должна быть остаточная радиация. Иначе они срезали бы и эти стены, как поступили со всеми остальными, освобождая место для себя.
Вероятно, у них здесь произошел демографический взрыв.
А затем что-то убило их всех.
Но сейчас радиации не было вообще. Как давно это могло случиться?
Стели взглянул на небольшой тяжелый предмет, который Лафферти и Сол тащили по коридору. Вакуумная цементация и движение частиц через границу раздела это могло сказать ученым «Мак-Артура» как давно был покинут астероид Улей. Впрочем, одно Стели знал точно — он был очень стар.
ВТОРОЙ ПО ПОПУЛЯРНОСТИ КАНАЛ
Священник Дэвид Харди разглядывал малышей только по интеркому, потому что это не требовало участия в бесконечных спорах о том, чем они являются. Это был вопрос научных интересов доктора Хорвата и его людей, но ставкой священника Харди было нечто большее, чем интеллектуальное любопытство. Его задачей было установить, являются ли мошкиты людьми, тогда как ученых Хорвата интересовало, разумны ли они.
Разумеется, первый вопрос вытекал из второго. Было совершенно невероятно, чтобы Бог создал существа с душами и без разума, но вполне возможно, что он создал разумных существ без души, или существ, способ спасения которых был совершенно отличен от такового для человечества. Они могли даже быть вроде ангелов, хотя трудно было бы представить себе более невероятно выглядевших ангелов. Харди улыбнулся этой мысли и снова принялся изучать малышей. Большая мошкита в это время спала.
Малыши не делали в этот момент ничего заслуживающего интереса, поэтому Харди нужно было следить за ними непрерывно. Конечно, все это записывалось, и, как лингвиста «Мак-Артура», Харди должны были уведомить, если что-то произойдет. Сам он был почти уверен, что малыши не являются ни разумными существами, ни людьми.
Он глубоко вздохнул. Что есть человек, о Господи, что ты постоянно заботишься о нем? И почему моя задача — узнать, какое место занимают мошкиты в твоих планах? Что ж, по крайней мере, это было честно. «Угадай-ка» была старой, очень старой игрой. Если судить по документам, то он был лучшим специалистом в этой области, и уж наверняка лучшим в Трансугольном Секторе.
Харди пятнадцать лет пробыл священником и двенадцать лет прослужил на Флоте, но он только начинал думать об этом, как о своей профессии. В возрасте тридцати пяти лет он был полноправным профессором Имперского Университета Спарты, экспертом по древним и современным человеческим языкам и понятному лишь немногим искусству, называемому лингвистической археологией. Доктор Дэвид Харди был вполне счастлив, прослеживая происхождение недавно обнаруженных колоний, с которыми веками не было связи. Изучая их языки и их слова для обычных предметов, он мог указать часть космоса, из которой происходили колонисты. Обычно он мог определить точное расположение планеты и даже города.
Ему нравилось все, связанное с университетом, за исключением студентов. Он не был особенно религиозным до тех пор, пока его жена не погибла при посадке космического корабля. После этого — хотя он не был уверен в том, как это произошло, — его пришел навестить епископ. Харди долго разглядывал и изучал свою жизнь — и поступил в семинарию. Его первым заданием после посвящения в сан было гибельное путешествие к студентам. Из этого ничего не вышло, и Харди понял, что не годится в приходские священники. В то время Флот нуждался в священниках, к тому же там всегда можно было заниматься лингвистикой…
Сейчас, в возрасте пятидесяти двух лет, он сидел перед экраном интеркома, глядя на четырехруких монстров, играющих кочаном капусты. На столе, возле его левой руки, лежал латинский кроссворд, и Харди лениво поглядывал в него — domine, non — sum…
«Конечно, dignis» — Харди усмехнулся сам себе. Именно это он сказал, когда кардинал поручил ему сопровождать экспедицию к Мошке.
— Господи, я не достоин…
— Так же, как никто из нас, Харди, — сказал кардинал. — Но тогда мы недостойны иметь приходы, а это более самонадеянно, чем отправляться взглянуть на чужаков.
— Да, мой господин. — Он снова взглянул на кроссворд. В данный момент это было более интересно, чем чужаки.
У капитана Рода Блейна было не так много возможностей наблюдать за играющими чужаками, как у священника. Конечно, у него была работа, которую следовало выполнять, но сейчас ею можно было пренебречь. Интерком в его каюте настойчиво зажужжал, и существа исчезли с экрана, сменившись круглым гладким лицом клерка.
— Доктор Хорват хочет поговорить с вами.
— Давайте его, — сказал Род.
Как обычно, Хорват был сама сердечность. он не мог себе позволить грубо говорить с человеком, от которого зависел.
— Доброе утро, капитан. Мы получили первые снимки чужого корабля, и я подумал, что вам следует знать об этом.
— Спасибо, доктор. Данные закодированы?
— Пока нет. Они у меня с собой.
Изображение разделилось, и теперь на одной половине было лицо Хорвата, а на другой — размазанная тень. Она была длинной и узкой, с одним концом более широким, чем другой, и казалась полупрозрачной. Узкий конец заканчивался острым шипом.
— Мы сделали этот снимок, когда чужак делал поворот в центре пути. Увеличение и устранение помех дали нам вот это, и лучшего качества не добиться, пока он не окажется рядом.
Разумеется, подумал Род. Сейчас выхлоп дюз чужака был направлен на «Мак-Артур».
— Шип, вероятно, служит мошкитам двигателем, — узкий луч протянулся через весь снимок. — А эти образования на переднем плане… Позвольте показать вам плоскостную диаграмму.
Плоскостная диаграмма изображала похожую на карандаш тень, окруженную рядом гораздо более широких, почти невидимых тороидов.
— Видите? Жесткое внутреннее ядро используется для запуска. Можно предположить, что на нем имеется двигатель, воздух и водная регенерационная камера для экипажа. Мы полагаем, что именно эта секция была запущена линейным ускорителем резким толчком.
— А кольца?
— Мы думаем, что это надувные топливные баки. Как вы можете видеть, некоторые из них сейчас пусты. Они могут держать их как жизненное пространство. Остальные, несомненно, сброшены.
— Угу… — Род изучал силуэт, пока Хорват следил за ним с той стороны экрана. Наконец, Род сказал: — Доктор, эти баки не могли быть на корабле, когда он стартовал.
— Верно. Их могли запустить для встречи внутренней секции. Без пассажиров им можно было сообщить более высокое ускорение.
— Линейным ускорителем? Эти баки не похожи на металлические.
— Действительно, они не выглядят металлическими.
— Топливо, должно быть, водород, верно? Тогда как же можно было бы запустить их?
— Мы… мы не знаем, — Хорват снова заколебался. — Может, у них была металлическая середина, тоже сброшенная?
— Гмм. Ну, хорошо, спасибо.
После недолгого размышления Род ввел снимок в интерком. Почти все делалось с помощью интеркома, который служил как библиотека, центр развлечений и связи в пределах «Мак-Артура». В промежутках между боями один из каналов интеркома мог показывать что угодно: приемы в Каннах, шахматные турниры, матчи по спитболу между чемпионами каждой из вахт, игры, если у экипажа было время для них — и они играли, причем, ставкой служили дежурства.
Чужой корабль, разумеется, был главной темой разговоров в офицерской кают-кампании.
— В этих маленьких пончиках видны тени, — заметил Синклер, — и они движутся.
— Пассажиры. Или мебель, — сказал Реннер. — Это значит, что, по крайней мере, первые четыре секции используются как жилые помещения. Там может быть множество мошкитов.
— Особенно, — сказал Род, входя, — если они теснятся так же, как в первом корабле. Садитесь, джентльмены. Продолжайте, — он сделал стюарду знак принести кофе.
— По одной на каждого мужчину «Мак-Артура», — сказал Реннер. — Может быть, мы все получим дополнительную площадь?
Блейн вздрогнул. Синклер выглядел так, словно следующим репортажем по интеркому будет схватка между главным инженером и парусным мастером. Раундов на пятнадцать…
— Сэнди, что вы думаете об идее Хорвата? — спросил Реннер. — Я не придаю особого значения его теориям о запуске топливных баков с металлическим сердечником. Не лучше ли металлическая оболочка вокруг резервуара? Структурная поддержка лучше. Конечно, если не…
— Да? — вскинулся Синклер, но Реннер молчал.
— Что это значит, Реннер? — требовательно спросил Блейн.
— Ничего, сэр. Это была небесно-голубая мысль. Мне еще предстоит научить дисциплине свой разум.
— Так сделайте это, мистер Реннер.
Реннер был на Флоте недавно, но уже успел узнать этот тон.
— Да, сэр. Мне пришло в голову, что при определенных температуре и давлении водород становится похожим на металл. Если эти баки действительно были заполнены под давлением, водород должен был проводить ток… но для этого нужны давления, которые можно встретить на гигантских газовых планетах.
— Реннер, неужели вы всерьез считаете…
— Нет, конечно, нет, капитан. Это была только мысль.
Странная идея Реннера беспокоила Сэнди Синклера всю следующую вахту. Обычно инженеры-офицеры не стояли вахты на мостике, но техники Синклера как раз закончили ремонт систем жизнеобеспечения мостика, и Синклер решил проверить их. Чтобы избавить вахтенного офицера от облачения в доспехи, пока на мостике будет царить вакуум, Сэнди сам заступил на вахту.
Все работало превосходно, впрочем, как и всегда. Сейчас, сняв вакуумный костюм, Синклер расслабился в командном кресле, глядя на мошкитов. Программа с мошкитами имела огромную популярность по всему кораблю, причем внимание разделилось между большой мошкитой, находившейся в каюте Кроуфорда, и малышами. Большая мошкита как раз закончила переделывать лампу в своей каюте. Теперь та давала более красный и более рассеянный свет. Синклер восхищенно следил за работой мошкиты. Она была искусна и настолько уверена в себе, что Синклер никогда прежде ничего подобного не видел. Пусть ученые спорят, подумал Сэнди, но эти бестии разумны.
По второму каналу показывали играющих малышей. Люди смотрели на них даже больше, чем на играющего чужака, и Бари, наблюдавший за зрителями, улыбался про себя.
Второй канал привлек внимание Синклера, он повернулся к нему и вдруг сел прямо. Малыши занимались половым сношением.
— Выключить интерком! — приказал Синклер. Рядовой, сидевший рядом, болезненно поморщился, но переключил экран, отчего второй канал опустел. Немного погодя на мостик вошел Реннер.
— Что случилось с интеркомом, Сэнди, — спросил он.
— Ничего плохого, — чопорно ответил Синклер.
— Вот и у тебя тоже второй канал не работает.
— Да, мистер Реннер. Его отключили по моему приказу.
Реннер усмехнулся.
— А что ты думаешь о предмете этой… э… программы? — спросил он.
— Мы не будем показывать на борту этого корабля грязных сцен! С нами священник! Я уже не говорю о леди.
Упомянутая леди тоже смотрела второй канал и, когда он погас, Сэлли Фаулер бросила вилку и выбежала из кают-кампании. За ее порогом она почти побежала, не обращая внимания на удивленные взгляды. Добравшись до гостиной, где маленькие мошкиты по-прежнему были in flagrante deficto, она совсем запыхалась. Почти минуту она стояла возле каюты, наблюдая за ними, потом сказала, не обращаясь ни к кому:
— Когда их видели в последний раз, обе они были самками.
Никто не ответил ей.
— Они изменили пол! — воскликнула Сэлли. — Держу пари, что сверху наша бывшая беременная. Доктор Хорват, что вы скажете?
— Это вполне вероятно, — медленно сказал Хорват. — Фактически… Я почти уверен, что тот, кто сверху, был матерью новорожденного, — казалось, министр с трудом справляется с заиканием. При этом он явно покраснел.
— О, небеса! — сказала Сэлли.
Ей только теперь пришло в голову, как выглядит она сама. Выскочила из кают-кампании через секунду после того, как погас интерком, и запыхавшись прибежала сюда. А ведь трансугольные культуры, как правило, прививали своим членам излишнюю щепетильность…
И вот она, имперская Леди, торопится, чтобы увидеть двух чужаков, занимающихся любовью…
Она хотела крикнуть, объяснить, ведь это так важно! Эта перемена пола, она, вероятно, свойственна всем мошкитам. Это было воздействие их образа жизни, их личности, их истории. Это показывало, что юные мошкиты становились почти независимыми, платя за это фантастически низкую цену… Был ли щенок уже отлучен от груди, или «мать» — а теперь самец — вырабатывала молоко даже после изменения пола? Это было воздействие всего окружения мошкитов, ВСЕГО. Это было важно. И потому я так торопилась…
Но вместо этого она просто повернулась и ушла.
Разумеется, первый вопрос вытекал из второго. Было совершенно невероятно, чтобы Бог создал существа с душами и без разума, но вполне возможно, что он создал разумных существ без души, или существ, способ спасения которых был совершенно отличен от такового для человечества. Они могли даже быть вроде ангелов, хотя трудно было бы представить себе более невероятно выглядевших ангелов. Харди улыбнулся этой мысли и снова принялся изучать малышей. Большая мошкита в это время спала.
Малыши не делали в этот момент ничего заслуживающего интереса, поэтому Харди нужно было следить за ними непрерывно. Конечно, все это записывалось, и, как лингвиста «Мак-Артура», Харди должны были уведомить, если что-то произойдет. Сам он был почти уверен, что малыши не являются ни разумными существами, ни людьми.
Он глубоко вздохнул. Что есть человек, о Господи, что ты постоянно заботишься о нем? И почему моя задача — узнать, какое место занимают мошкиты в твоих планах? Что ж, по крайней мере, это было честно. «Угадай-ка» была старой, очень старой игрой. Если судить по документам, то он был лучшим специалистом в этой области, и уж наверняка лучшим в Трансугольном Секторе.
Харди пятнадцать лет пробыл священником и двенадцать лет прослужил на Флоте, но он только начинал думать об этом, как о своей профессии. В возрасте тридцати пяти лет он был полноправным профессором Имперского Университета Спарты, экспертом по древним и современным человеческим языкам и понятному лишь немногим искусству, называемому лингвистической археологией. Доктор Дэвид Харди был вполне счастлив, прослеживая происхождение недавно обнаруженных колоний, с которыми веками не было связи. Изучая их языки и их слова для обычных предметов, он мог указать часть космоса, из которой происходили колонисты. Обычно он мог определить точное расположение планеты и даже города.
Ему нравилось все, связанное с университетом, за исключением студентов. Он не был особенно религиозным до тех пор, пока его жена не погибла при посадке космического корабля. После этого — хотя он не был уверен в том, как это произошло, — его пришел навестить епископ. Харди долго разглядывал и изучал свою жизнь — и поступил в семинарию. Его первым заданием после посвящения в сан было гибельное путешествие к студентам. Из этого ничего не вышло, и Харди понял, что не годится в приходские священники. В то время Флот нуждался в священниках, к тому же там всегда можно было заниматься лингвистикой…
Сейчас, в возрасте пятидесяти двух лет, он сидел перед экраном интеркома, глядя на четырехруких монстров, играющих кочаном капусты. На столе, возле его левой руки, лежал латинский кроссворд, и Харди лениво поглядывал в него — domine, non — sum…
«Конечно, dignis» — Харди усмехнулся сам себе. Именно это он сказал, когда кардинал поручил ему сопровождать экспедицию к Мошке.
— Господи, я не достоин…
— Так же, как никто из нас, Харди, — сказал кардинал. — Но тогда мы недостойны иметь приходы, а это более самонадеянно, чем отправляться взглянуть на чужаков.
— Да, мой господин. — Он снова взглянул на кроссворд. В данный момент это было более интересно, чем чужаки.
У капитана Рода Блейна было не так много возможностей наблюдать за играющими чужаками, как у священника. Конечно, у него была работа, которую следовало выполнять, но сейчас ею можно было пренебречь. Интерком в его каюте настойчиво зажужжал, и существа исчезли с экрана, сменившись круглым гладким лицом клерка.
— Доктор Хорват хочет поговорить с вами.
— Давайте его, — сказал Род.
Как обычно, Хорват был сама сердечность. он не мог себе позволить грубо говорить с человеком, от которого зависел.
— Доброе утро, капитан. Мы получили первые снимки чужого корабля, и я подумал, что вам следует знать об этом.
— Спасибо, доктор. Данные закодированы?
— Пока нет. Они у меня с собой.
Изображение разделилось, и теперь на одной половине было лицо Хорвата, а на другой — размазанная тень. Она была длинной и узкой, с одним концом более широким, чем другой, и казалась полупрозрачной. Узкий конец заканчивался острым шипом.
— Мы сделали этот снимок, когда чужак делал поворот в центре пути. Увеличение и устранение помех дали нам вот это, и лучшего качества не добиться, пока он не окажется рядом.
Разумеется, подумал Род. Сейчас выхлоп дюз чужака был направлен на «Мак-Артур».
— Шип, вероятно, служит мошкитам двигателем, — узкий луч протянулся через весь снимок. — А эти образования на переднем плане… Позвольте показать вам плоскостную диаграмму.
Плоскостная диаграмма изображала похожую на карандаш тень, окруженную рядом гораздо более широких, почти невидимых тороидов.
— Видите? Жесткое внутреннее ядро используется для запуска. Можно предположить, что на нем имеется двигатель, воздух и водная регенерационная камера для экипажа. Мы полагаем, что именно эта секция была запущена линейным ускорителем резким толчком.
— А кольца?
— Мы думаем, что это надувные топливные баки. Как вы можете видеть, некоторые из них сейчас пусты. Они могут держать их как жизненное пространство. Остальные, несомненно, сброшены.
— Угу… — Род изучал силуэт, пока Хорват следил за ним с той стороны экрана. Наконец, Род сказал: — Доктор, эти баки не могли быть на корабле, когда он стартовал.
— Верно. Их могли запустить для встречи внутренней секции. Без пассажиров им можно было сообщить более высокое ускорение.
— Линейным ускорителем? Эти баки не похожи на металлические.
— Действительно, они не выглядят металлическими.
— Топливо, должно быть, водород, верно? Тогда как же можно было бы запустить их?
— Мы… мы не знаем, — Хорват снова заколебался. — Может, у них была металлическая середина, тоже сброшенная?
— Гмм. Ну, хорошо, спасибо.
После недолгого размышления Род ввел снимок в интерком. Почти все делалось с помощью интеркома, который служил как библиотека, центр развлечений и связи в пределах «Мак-Артура». В промежутках между боями один из каналов интеркома мог показывать что угодно: приемы в Каннах, шахматные турниры, матчи по спитболу между чемпионами каждой из вахт, игры, если у экипажа было время для них — и они играли, причем, ставкой служили дежурства.
Чужой корабль, разумеется, был главной темой разговоров в офицерской кают-кампании.
— В этих маленьких пончиках видны тени, — заметил Синклер, — и они движутся.
— Пассажиры. Или мебель, — сказал Реннер. — Это значит, что, по крайней мере, первые четыре секции используются как жилые помещения. Там может быть множество мошкитов.
— Особенно, — сказал Род, входя, — если они теснятся так же, как в первом корабле. Садитесь, джентльмены. Продолжайте, — он сделал стюарду знак принести кофе.
— По одной на каждого мужчину «Мак-Артура», — сказал Реннер. — Может быть, мы все получим дополнительную площадь?
Блейн вздрогнул. Синклер выглядел так, словно следующим репортажем по интеркому будет схватка между главным инженером и парусным мастером. Раундов на пятнадцать…
— Сэнди, что вы думаете об идее Хорвата? — спросил Реннер. — Я не придаю особого значения его теориям о запуске топливных баков с металлическим сердечником. Не лучше ли металлическая оболочка вокруг резервуара? Структурная поддержка лучше. Конечно, если не…
— Да? — вскинулся Синклер, но Реннер молчал.
— Что это значит, Реннер? — требовательно спросил Блейн.
— Ничего, сэр. Это была небесно-голубая мысль. Мне еще предстоит научить дисциплине свой разум.
— Так сделайте это, мистер Реннер.
Реннер был на Флоте недавно, но уже успел узнать этот тон.
— Да, сэр. Мне пришло в голову, что при определенных температуре и давлении водород становится похожим на металл. Если эти баки действительно были заполнены под давлением, водород должен был проводить ток… но для этого нужны давления, которые можно встретить на гигантских газовых планетах.
— Реннер, неужели вы всерьез считаете…
— Нет, конечно, нет, капитан. Это была только мысль.
Странная идея Реннера беспокоила Сэнди Синклера всю следующую вахту. Обычно инженеры-офицеры не стояли вахты на мостике, но техники Синклера как раз закончили ремонт систем жизнеобеспечения мостика, и Синклер решил проверить их. Чтобы избавить вахтенного офицера от облачения в доспехи, пока на мостике будет царить вакуум, Сэнди сам заступил на вахту.
Все работало превосходно, впрочем, как и всегда. Сейчас, сняв вакуумный костюм, Синклер расслабился в командном кресле, глядя на мошкитов. Программа с мошкитами имела огромную популярность по всему кораблю, причем внимание разделилось между большой мошкитой, находившейся в каюте Кроуфорда, и малышами. Большая мошкита как раз закончила переделывать лампу в своей каюте. Теперь та давала более красный и более рассеянный свет. Синклер восхищенно следил за работой мошкиты. Она была искусна и настолько уверена в себе, что Синклер никогда прежде ничего подобного не видел. Пусть ученые спорят, подумал Сэнди, но эти бестии разумны.
По второму каналу показывали играющих малышей. Люди смотрели на них даже больше, чем на играющего чужака, и Бари, наблюдавший за зрителями, улыбался про себя.
Второй канал привлек внимание Синклера, он повернулся к нему и вдруг сел прямо. Малыши занимались половым сношением.
— Выключить интерком! — приказал Синклер. Рядовой, сидевший рядом, болезненно поморщился, но переключил экран, отчего второй канал опустел. Немного погодя на мостик вошел Реннер.
— Что случилось с интеркомом, Сэнди, — спросил он.
— Ничего плохого, — чопорно ответил Синклер.
— Вот и у тебя тоже второй канал не работает.
— Да, мистер Реннер. Его отключили по моему приказу.
Реннер усмехнулся.
— А что ты думаешь о предмете этой… э… программы? — спросил он.
— Мы не будем показывать на борту этого корабля грязных сцен! С нами священник! Я уже не говорю о леди.
Упомянутая леди тоже смотрела второй канал и, когда он погас, Сэлли Фаулер бросила вилку и выбежала из кают-кампании. За ее порогом она почти побежала, не обращая внимания на удивленные взгляды. Добравшись до гостиной, где маленькие мошкиты по-прежнему были in flagrante deficto, она совсем запыхалась. Почти минуту она стояла возле каюты, наблюдая за ними, потом сказала, не обращаясь ни к кому:
— Когда их видели в последний раз, обе они были самками.
Никто не ответил ей.
— Они изменили пол! — воскликнула Сэлли. — Держу пари, что сверху наша бывшая беременная. Доктор Хорват, что вы скажете?
— Это вполне вероятно, — медленно сказал Хорват. — Фактически… Я почти уверен, что тот, кто сверху, был матерью новорожденного, — казалось, министр с трудом справляется с заиканием. При этом он явно покраснел.
— О, небеса! — сказала Сэлли.
Ей только теперь пришло в голову, как выглядит она сама. Выскочила из кают-кампании через секунду после того, как погас интерком, и запыхавшись прибежала сюда. А ведь трансугольные культуры, как правило, прививали своим членам излишнюю щепетильность…
И вот она, имперская Леди, торопится, чтобы увидеть двух чужаков, занимающихся любовью…
Она хотела крикнуть, объяснить, ведь это так важно! Эта перемена пола, она, вероятно, свойственна всем мошкитам. Это было воздействие их образа жизни, их личности, их истории. Это показывало, что юные мошкиты становились почти независимыми, платя за это фантастически низкую цену… Был ли щенок уже отлучен от груди, или «мать» — а теперь самец — вырабатывала молоко даже после изменения пола? Это было воздействие всего окружения мошкитов, ВСЕГО. Это было важно. И потому я так торопилась…
Но вместо этого она просто повернулась и ушла.
НОЧНАЯ ВАХТА
В кают-кампании было на удивление тихо, хотя обычно жившие там три младших лейтенанта и шесть гардемаринов устраивали в комнате хаос. Поттер облегченно вздохнул, увидев, что все, кроме Джонатана Уайтбрида, спят. Несмотря на постоянное подшучивание, Уайтбрид был одним из друзей Поттера на борту «Мак-Артура».
— Как астрономия? — тихо спросил Уайтбрид, растянувшись в своем гамаке. — Дай мне банку пива, Гэвин, хорошо?
Поттер взял одну и для себя.
— Там, внизу, настоящий сумасшедший дом, Джонатан. Я думал, что, когда они найдут Мошку-1, будет лучше, но ничего подобного.
— Гмм. Закартографировать планету для военного Флота будет совсем нетрудно, — сказал Уайтбрид.
— Может, для Флота это и просто, но это мой первый полет в глубокий космос. Они взвалили на меня большую часть работы, пока сами спорят о новых теориях, которых я не понимаю. Подозреваю, что ты назовешь это хорошей тренировкой.
— Это и есть хорошая тренировка.
— Спасибо, — Поттер сделал большой глоток.
— И что вы пока сделали?
— Довольно мало. У планеты есть одна луна, причем очень маленькая и на очень низкой орбите. На планете поверхностная гравитация около 870 сантиметров за секунду в квадрате.
— 0,87 стандартной. Такая же, как ускорение корабля мошкитов. Это меня не удивляет.
— Но у них есть атмосфера, — нетерпеливо сказал Поттер. — И мы нанесли на карту центры цивилизации. Нейтрино, мутные воздушные столбы над ядерными реакторами, электромагнетизм… Они находятся везде, на каждом континенте и даже в морях. Эта планета кишит жизнью, — в голосе Поттера звучал страх. — Мы сделаем эту карту. Когда я уходил, они как раз заканчивали глобус. Хочешь взглянуть на него?
— Конечно, — Уайтбрид выбрался из паутины своего гамака. Они спустились на две палубы вниз во владения ученых. Большинство гражданских работали в зоне относительно высокой гравитации, возле внешней поверхности «Мак-Артура», но спали они поближе к центру корабля.
120-сантиметровый глобус стоял в маленькой гостиной, занимаемой астрономической секцией. Во время боевых акций этот отсек должны были занимать группы контроля повреждений, но сейчас он был пуст. Колокол пробил три склянки последней вахты.
Планета была полностью закартографирована, за исключением южного полюса, и глобусу придали ее точный осевой наклон. Светоусиливающие телескопы «Мак-Артура» давали картину, похожую на любую землеподобную планету: глубокая и разнообразная голубизна, испачканная белыми пятнами, красными пустынями и белыми вершинами гор. Снимки были сделаны в разное время и в разных диапазонах волн, так что облачный покров не сильно затемнял поверхность. Индустриальные центры золотыми пятнами усеивали планету.
Уайтбрид внимательно изучал ее, пока Поттер наливал кофе из фляги доктора Бакмена. По какой-то причине у Бакмена всегда был лучший кофе на корабле — по крайней мере, лучший из всех, которые гардемарины могли получить.
— Мистер Поттер, почему мне кажется, что это похоже на Марс?
— Не знаю, мистер Уайтбрид. А что такое Марс?
— Четвертая планета Солнца. Ты никогда не был в Нью-Аннаполисе?
— Не забывай, что я из Трансугольного сектора.
Уайтбрид кивнул.
— Возможно, ты еще побываешь там. Но, кажется, обучение рекрутов, набранных в колониях, идет по сокращенному курсу. А жаль. Может, капитан сумеет устроить это для тебя. Забавная штука эта последняя учебная миссия, когда тебя заставляют рассчитывать минимальное количество топлива для посадки на Марс, а потом предлагают сделать это с опечатанными баками. Ты должен использовать для торможения атмосферу, а поскольку ее там совсем мало, ты почти врезаешься в землю, не получая никакой пользы.
— Как астрономия? — тихо спросил Уайтбрид, растянувшись в своем гамаке. — Дай мне банку пива, Гэвин, хорошо?
Поттер взял одну и для себя.
— Там, внизу, настоящий сумасшедший дом, Джонатан. Я думал, что, когда они найдут Мошку-1, будет лучше, но ничего подобного.
— Гмм. Закартографировать планету для военного Флота будет совсем нетрудно, — сказал Уайтбрид.
— Может, для Флота это и просто, но это мой первый полет в глубокий космос. Они взвалили на меня большую часть работы, пока сами спорят о новых теориях, которых я не понимаю. Подозреваю, что ты назовешь это хорошей тренировкой.
— Это и есть хорошая тренировка.
— Спасибо, — Поттер сделал большой глоток.
— И что вы пока сделали?
— Довольно мало. У планеты есть одна луна, причем очень маленькая и на очень низкой орбите. На планете поверхностная гравитация около 870 сантиметров за секунду в квадрате.
— 0,87 стандартной. Такая же, как ускорение корабля мошкитов. Это меня не удивляет.
— Но у них есть атмосфера, — нетерпеливо сказал Поттер. — И мы нанесли на карту центры цивилизации. Нейтрино, мутные воздушные столбы над ядерными реакторами, электромагнетизм… Они находятся везде, на каждом континенте и даже в морях. Эта планета кишит жизнью, — в голосе Поттера звучал страх. — Мы сделаем эту карту. Когда я уходил, они как раз заканчивали глобус. Хочешь взглянуть на него?
— Конечно, — Уайтбрид выбрался из паутины своего гамака. Они спустились на две палубы вниз во владения ученых. Большинство гражданских работали в зоне относительно высокой гравитации, возле внешней поверхности «Мак-Артура», но спали они поближе к центру корабля.
120-сантиметровый глобус стоял в маленькой гостиной, занимаемой астрономической секцией. Во время боевых акций этот отсек должны были занимать группы контроля повреждений, но сейчас он был пуст. Колокол пробил три склянки последней вахты.
Планета была полностью закартографирована, за исключением южного полюса, и глобусу придали ее точный осевой наклон. Светоусиливающие телескопы «Мак-Артура» давали картину, похожую на любую землеподобную планету: глубокая и разнообразная голубизна, испачканная белыми пятнами, красными пустынями и белыми вершинами гор. Снимки были сделаны в разное время и в разных диапазонах волн, так что облачный покров не сильно затемнял поверхность. Индустриальные центры золотыми пятнами усеивали планету.
Уайтбрид внимательно изучал ее, пока Поттер наливал кофе из фляги доктора Бакмена. По какой-то причине у Бакмена всегда был лучший кофе на корабле — по крайней мере, лучший из всех, которые гардемарины могли получить.
— Мистер Поттер, почему мне кажется, что это похоже на Марс?
— Не знаю, мистер Уайтбрид. А что такое Марс?
— Четвертая планета Солнца. Ты никогда не был в Нью-Аннаполисе?
— Не забывай, что я из Трансугольного сектора.
Уайтбрид кивнул.
— Возможно, ты еще побываешь там. Но, кажется, обучение рекрутов, набранных в колониях, идет по сокращенному курсу. А жаль. Может, капитан сумеет устроить это для тебя. Забавная штука эта последняя учебная миссия, когда тебя заставляют рассчитывать минимальное количество топлива для посадки на Марс, а потом предлагают сделать это с опечатанными баками. Ты должен использовать для торможения атмосферу, а поскольку ее там совсем мало, ты почти врезаешься в землю, не получая никакой пользы.