Норман Джон. Царствующие жрецы Гора

   — Вы не должны сдаваться золотому жуку! — закричал я.
   Я видел, как антенны Миска и Куска повернулись в сторону золотого жука, видел, как жук остановился, как начала подниматься его грива. И ощутил странный наркотический запах.
   Я выхватил меч, но Миск мягко схватил меня за руку и не позволил наброситься на золотого жука и убить его.
   — Нет, — сказал он.
   Жук подполз ближе, и я увидел, что его грива развевается, как подводное растение, захваченное течением.
   — Ты должен сопротивляться, — сказал я Миску.
   — Я умру, — ответил Миск, — не отравляй мне эту радость.
   Куск сделал шаг к жуку.
   — Ты должен бороться до конца! — крикнул я.
   — Это конец, — послышалось из переводчика Миска. — Я старался. А теперь я устал. Прости меня, Тарл Кабот.
   — Так хочет умереть наш отец? — спросил Ал-Ка у Куска.
   — Вы не понимаете, дети мои, — ответил Куск, — что значит золотой жук для царей-жрецов.
   — Мне кажется, я понимаю, — воскликнул я, — но вы должны сопротивляться!
   — Неужели ты хочешь, чтобы мы погибли, занятые бесполезной работой, умерли глупцами, лишенными последних радостей золотого жука? — спросил Миск.
   — Да! — воскликнул я.
   — Так не поступают цари-жрецы.
   — Так пусть отныне они так поступают! — крикнул я.
   Миск распрямился, его антенны развевались, все тело дрожало.
   Он стоял дрожа, в облаке пыли, среди падающих обломков. Смотрел на собравшихся вокруг людей, на приближающегося золотого жука.
   — Прогони его, — послышалось из транслятора Миска.
   С криком радости я устремился к золотому жуку, и Вика, Ал-Ка, Ба-Та и их женщины присоединились ко мне; мы пинали жука, толкали его, отскакивали от его трубчатых челюстей, бросали в него камни и наконец отогнали.
   Потом вернулись к Миску и Куску, которые стояли, соединив антенны.
   — Отведите нас к установке мулов, — сказал Миск.
   — Я вам покажу, — воскликнул Ал-Ка.
   Миск снова повернулся ко мне.
   — Я желаю тебе добра, Тарл Кабот, человек, — сказал он.
   — Подожди, — ответил я, — я пойду с вами.
   — Ты ничем не можешь помочь, — сказал он. Антенны Миска наклонились ко мне. — Стой на ветру и снова взгляни на небо и солнце.
   Я поднял руки, и Миск осторожно коснулся моих ладоней антеннами.
   — Желаю тебе добра, Миск, царь-жрец, — сказал я.
   Миск повернулся и ушел в сопровождении Куска и остальных.
   Мы с Викой остались одни в разрушающемся комплексе. На мгновение показалось, что вся крыша над нами раскололась и обвисла.
   Я схватил Вику на руки и побежал.
   С невероятной легкостью мы как будто плыли по направлению к туннелю, и, оглянувшись, я увидел, что крыша медленно обваливается, как каменный снегопад.
   Я ощущал изменение в силе тяжести планеты. Может быть, скоро она расколется, превратится в пылевой пояс в нашей системе, а пояс этот изогнется и гигантской спиралью, как падающая птица, ринется в недра пылающего солнца.
   Вика у меня на руках потеряла сознание.
   Я бежал по туннелям, не представляя себе, что делать дальше.
   И оказался в первом комплексе, из которого впервые бросил взгляд на рой царей-жрецов.
   Двигаясь как во сне, касаясь пола через тридцать-сорок ярдов, я по рампе поднимался к лифту.
   И увидел только темную открытую шахту.
   Дверь была сломана, и в шахте валялся мусор. Висячих тросов не было, и в полусотне футов ниже я видел разбитую крышу лифта.
   Похоже, мы застряли в рое. И тут я увидел в пятидесяти ярдах еще одну дверь, только меньшую.
   Одним медленным долгим прыжком я оказался у этой двери и нажал кнопку сбоку от нее.
   Дверь открылась, я влетел внутрь и нажал самую верхнюю кнопку в ряду.
   Дверь закрылась, и лифт быстро пошел вверх.
   Когда она снова открылась, я увидел зал царей-жрецов, хотя огромный купол над ним теперь был разбит и части его упали на пол.
   Я нашел лифт, которым пользовался Парп, врач из Трева, мой хозяин в первые часы пребывания в рое царей-жрецов. Я вспомнил, что Парп вместе с Куском отказался подвергать меня имплантации и вступил в подпольную организацию сопротивления Сарму. Когда он в первый раз разговаривал со мной, как я теперь понял, он находился под контролем царей-жрецов, его контрольная сеть была активирована и слова и действия диктовались, по крайней мере в основном, из смотровой комнаты, но теперь смотровая комната, подобно большей части роя, разрушена, и даже если бы она была цела, теперь некому активировать сеть. Отныне Парп будет собственным хозяином.
   Вика по-прежнему без сознания лежала у меня на руках, и я укутал ее в полы одежды, чтобы защитить лицо, глаза и горло от пыли.
   Я направился к трону царей-жрецов.
   — Приветствую тебя, Кабот, — произнес голос.
   Я поднял голову и увидел Парпа, который спокойно сидел на троне, попыхивая трубкой.
   — Ты не должен здесь оставаться, — сказал я ему, с беспокойством поглядывая на обломки купола.
   — Мне некуда идти, — ответил Парп, удовлетворенно пыхтя трубкой. Он откинулся назад. Клуб дыма вырвался из трубки, но не поплыл, а буквально устремился вверх. — Хочу насладиться последними затяжками, — сказал Парп. Он благосклонно взглянул на меня, проплыл две или три ступени и встал рядом. Поднял край покрова, который я натянул на лицо Вики.
   — Она прекрасна, — сказал Парп. — Очень похожа на мать.
   — Да, — согласился я.
   — Хотел бы я знать ее получше. — Парп улыбнулся. — Я недостойный отец для такой девушки.
   — Ты очень хороший и храбрый человек, — возразил я.
   — Я маленький, некрасивый и слабый, — ответил он, — и правильно моя дочь меня презирала.
   — Я думаю, сейчас она бы не стала тебя презирать.
   Он улыбнулся и снова закрыл ее лицо.
   — Не говори ей, что я ее видел. Пусть забудет глупого Парпа.
   Как мячик, он подпрыгнул, взлетел вверх и снова уселся на троне. Ударил по ручкам трона и от этого движения чуть не полетел вверх.
   — Зачем ты сюда вернулся? — спросил я.
   — Чтобы еще раз посидеть на троне царей-жрецов, — с усмешкой ответил Парп.
   — Но зачем?
   — Может, тщеславие, — сказал Парп. — А может, воспоминания. — Он снова хихикнул, и глаза его с усмешкой устремились на меня. — Но главным образом, потому что я считаю это самым удобным сидением во всем Сардаре.
   Я рассмеялся.
   Потом посмотрел на него.
   — Ты ведь с Земли?
   — Очень, очень давно, — ответил он. — Так и не привык сидеть на полу.
   — Он снова захихикал. — Колени не сгибаются.
   — Ты англичанин.
   — Да, — с улыбкой сказал он.
   — Привезен в путешествии приобретения?
   — Конечно.
   Парп с раздражением рассматривал свою трубку. Она погасла. Он начал рыться в мешочке с табаком, который висел у него на поясе.
   — И как давно? — спросил я.
   Он начал набивать трубку табаком. С уменьшением тяготения это стало нелегкой задачей.
   — А что ты об этом знаешь? — спросил Парп, не глядя на меня.
   — Я знаю о стабилизирующей сыворотке.
   Парп посмотрел на меня, придерживая пальцем табак в трубке, чтобы он не улетел.
   — Триста лет, — сказал он и снова обратил все внимание на трубку.
   Он пытался затолкать в нее табак, но получалось плохо, потому что маленькие коричневые частички все время отделялись и всплывали над трубкой. Наконец ему удалось набить достаточно, чтобы они держали друг друга, и он пустил струю пламени из серебряной зажигалки.
   — Где ты взял табак и трубку? — спросил я, потому что на Горе ничего подобного нет.
   — Как ты понимаешь, — ответил Парп, — эту привычку я приобрел на Земле, и так как я несколько раз в качестве агента царей-жрецов возвращался на Землю, мне удавалось потакать ей. С другой стороны, в последнее время я стал выращивать собственный табак внизу в рое под лампами.
   Пол у меня под ногами подскочил. Трон накренился, потом встал на место.
   Парпа, казалось, больше беспокоит трубка, которая грозила снова потухнуть, чем раскалывающийся рядом мир.
   Наконец ему удалось справиться с трубкой.
   — А ты знаешь, — спросил он меня, — что это Вика отогнала золотых жуков, когда Сарм послал их на армию Миска?
   — Нет, — ответил я, — не знал.
   — Смелая девочка.
   — Это я знаю, — сказал я. — Действительно замечательная и красивая женщина.
   Парпу как будто понравились мои слова.
   — Да, я тоже так считаю, — сказал он. И печально добавил: — И мать у нее была такая же.
   Вика зашевелилась у меня на руках.
   — Быстрее, — сказал Парп, будто чего-то испугался, — унеси ее отсюда, пока она не пришла в себя. Она не должна меня видеть!
   — Почему?
   — Потому что она меня презирает, а я не вынесу ее презрения.
   — Думаю, нет.
   — Иди, — просил он, — иди!
   — Покажи мне дорогу.
   Парп торопливо выбил трубку о ручку трона. Пепел и невыкуренные крошки табака повисли в воздухе, как дым, а потом разлетелись. Парп сунул трубку в сумку. Он проплыл с трона на пол и, касаясь поверхности через каждые двадцать ярдов, направился к выходу.
   — Иди за мной, — сказал он.
   Держа Вику на руках, я последовал за Парпом, чья одежда вздымалась и опадала на ходу, как будто он плывет в воде.
   Скоро мы достигли стальной двери, Парп повернул ручку, и дверь поднялась.
   Я увидел, как снаружи два снежных ларла повернулись мордами к входу. Цепей на них не было.
   Глаза Парпа расширились от ужаса.
   — Я думал, они уйдут, — сказал он. — Я их освободил, чтобы они не погибли в цепях.
   Парп снова повернул ручку, дверь начала опускаться, но один из ларлов с диким ревом бросился к ней и успел просунуть половину тела и одну длинную когтистую лапу. Мы отскочили. Дверь прижала ларла, а он, испуганный, нажал на нее, и она погнулась. Ларл попятился, но дверь, несмотря на усилия Парпа, не закрывалась.
   — Ты был добр, — сказал я.
   — Я был дурак, — ответил Парп. — Всегда был!
   — Но ты ведь не мог знать.
   Вика откинула одежду с лица и попыталась встать.
   Я поставил ее, а Парп отвернулся, торопливо закрывая лицо одеждой.
   Я стоял у двери с мечом в руке, чтобы отогнать ларлов, если они попытаются войти.
   Вика стояла чуть за мной, глядя на заклиненную дверь и на двух зверей за ней. Но тут она заметила Парпа, негромко вскрикнула, посмотрела на ларлов и снова на Парпа.
   Краем глаза я видел, как она протянула руку и направилась к Парпу. Отвела его одежду и коснулась лица. Его глаза наполнились слезами.
   — Отец! — заплакала она.
   — Дочь моя! — ответил он и нежно обнял девушку.
   — Я люблю тебя, отец.
   И Парп зарыдал, опустив голову на плечо дочери.
   Один из ларлов заревел, такой голодный рев обычно предшествует нападению.
   Я хорошо знал этот звук.
   — Отойди в сторону, — сказал Парп, и я едва узнал его голос.
   Но отошел.
   Парп стоял в дверях, держа в руках крошечный серебряный цилиндр. Я тысячу раз видел, как он прикуривал от него трубку. Когда-то я принял его за оружие.
   Парп повернул зажигалку и направил ее в грудь ближайшего ларла. Нажал, и неожиданно вылетела струя огня Она отбросила Парпа на пять футов назад, а ближайший ларл взревел, дико взметнул лапы, оскалил клыки, белоснежная шерсть на груди почернела, на том месте, где было сердце зверя, образовалась дыра. Ларл дернулся и упал, растянувшись на камне.
   Парп убрал маленькую трубку.
   — Можешь ударить ларла в сердце? — спросил он.
   Для этого нужен исключительно удачный удар мечом.
   — Если будет возможность, — ответил я.
   Второй ларл, разъярившись, присел, готовясь к прыжку.
   — Хорошо, — не мигнув, ответил Парп. — Иди за мной!
   Вика закричала, я крикнул Парпу, чтобы он остановился, но Парп бросился вперед, прямо в челюсти второго ларла, тот схватил его и начал бешено трясти, а я оказался у его лап и ударил ножом между ребер, прямо в сердце.
   Полуразорванное тело Парпа, с переломанной шеей, со сломанными руками и ногами, выпало из челюстей зверя.
   Вика со слезами кинулась к нему.
   Я снова и снова бил мечом, пока ларл не затих.
   Тогда я подошел и встал за Викой.
   Она стояла на коленях у тела. Повернулась, посмотрела на меня и сказала:
   — Он так боялся ларлов.
   — Я знал многих храбрецов, — ответил я, — но такого храброго человека, как Парп из Трева, не встречал.
   Она прижалась к изуродованному телу, шелка ее одежды покрылись кровью.
   — Мы закроем тело камнями, — сказал я. — И я сниму шкуры с ларлов. Идти далеко, и нас ожидают холода.
   Она посмотрела на меня полными слез глазами и кивнула.

33. ИЗ САРДАРА

   Мы с Викой, одетые в шкуры снежных ларлов, направились к воротам в мрачной черной ограде, окружающей Сардар. Путешествие было необычным, но недолгим. Мы перепрыгивали через пропасти, почти плыли в холодном воздухе, и я говорил себе, что Миск, его цари-жрецы и люди, инженеры роя, проигрывают битву, которая решает, могут ли цари-жрецы и люди, действуя вместе, спасти мир, или в конце концов Сарм, перворожденный, победит, и мир, который я так люблю, превратится в обломки, сгорающие в пламенеющем погребальном костре Солнца.
   Путь от ворот до владений царей-жрецов в Сардаре занял у меня четыре дня, а на обратном пути уже на утро второго дня мы с Викой увидели обломки больших ворот и ограду — теперь упавшие и переломанные бревна.
   Скорость возвращения объяснялась не тем, что мы спускались, хотя и это сыграло свою роль, а главным образом уменьшением силы тяжести. Я мог, держа Вику на руках, быстро продвигаться по тропе, которая в других условиях была бы опасной или совершенно непроходимой. Несколько раз я просто прыгал с одного участка тропы на сто футов вниз на другой участок; иначе мне пришлось бы пройти между этими пунктами не менее пяти пасангов. Иногда я вообще отказывался от тропы и двигался напрямик, от одного утеса к другому. Когда на утро второго дня мы увидели ворота, ослабление силы тяжести достигло максимума.
   — Это конец, Кабот, — сказала Вика.
   — Да, — согласился я, — я тоже так считаю.
   С того места, где мы стояли на тропе, едва держась на ногах, видна была огромная толпа, из представителей всех каст Гора. Люди толпились у остатков ограды и со страхом глядели на горы. Впереди в несколько рядов, насколько я мог видеть в обе стороны, стояли люди в белой одежде посвященных. Даже с того места, где мы стояли, слышался запах бесчисленных жертвенных костров, запах горящего мяса босков, тяжелые испарения ладана, кипящего в больших котлах, подвешенных на цепях над кострами. Мы слышали непрерывные гимны, видели, как посвященные простираются ниц, умоляя царей-жрецов о милости.
   Я снова взял Вику на руки и, наполовину идя, наполовину плывя, направился вниз, к развалинам ворот. Когда нас увидели, в толпе послышались громкие крики, потом все стихло, все смотрели на нас.
   Мне вдруг показалось, что Вика стала тяжелее, и я сказал себе, что, должно быть, начинаю уставать.
   Я прыгнул с тропы на дно небольшого ущелья и сильно ударился ступнями при приземлении. Очевидно, неверно рассчитал расстояние.
   Теперь нужно прыгнуть на другую сторону, футов на тридцать вверх. Нужен всего один прыжок. Но прыгнуть я сумел только на пятнадцать футов, задел ногой камень и услышал, как он с грохотом катится вниз. Я снова прыгнул, вложив на этот раз в прыжок все силы, перепрыгнул через край ущелья футов на десять и приземлился между ущельем и воротами.
   У меня возникла мысль, но я не решался прислушаться к ней.
   Но тут я посмотрел на развалины ограды и на упавшие ворота, а за ними
   — на огни бесчисленных костров, на пар от котлов с ладаном. Теперь дым не расплывался и рассеивался. Нет, он стройными столбами поднимался к небу.
   Я закричал от радости.
   — В чем дело, Кабот? — воскликнула Вика.
   — Миск победил! — крикнул я. — Мы выиграли!
   Не задерживаясь, чтобы поставить ее на ноги, я длинными мягкими прыжками устремился к воротам.
   И только у ворот поставил Вику на землю.
   Передо мной была изумленная толпа.
   Я знал, что никогда в истории планеты человек не возвращался из Сардара.
   Посвященные, многие сотни, стояли склонившись перед утесами Сардара. Я видел их бритые головы, их лица казались черными на белом фоне одежд, глаза широко раскрыты и полны страха, тела в одежде их касты дрожат.
   Вероятно, они ожидали, что меня у них на глазах уничтожит огненная смерть.
   За посвященными теснились люди из сотен городов, объединившись в общем страхе и мольбе, обращенной к жителям Сардара. Я представлял себе, какой ужас и смятение привели этих людей, обычно враждующих друг с другом, сюда, к остаткам ограды, в темную тень Сардара: землетрясения, цунами, ураганы и атмосферные вихри, непонятное уменьшение силы тяжести, ослабление связи между ними и поверхностью.
   Я посмотрел на испуганные лица посвященных. И подумал, что, возможно, их бритые головы, традиционный древний обычай, как-то связаны с гигиенической практикой роя.
   Я был доволен тем, что, в отличие от посвященных, люди других каст не падали ниц. В толпе были жители Ара, Тентиса, Тарна, узнаваемые по двум желтым полоскам в поясе; из Порт-Кара, из Тора, Коса, Тироса; может быть, из Трева, родного города Вики; может быть, даже из погибшего, исчезнувшего Ко-ро-ба; и в толпе были представители всех каст, даже самых низших, таких, как крестьяне, седельщики, ткачи, козопасы, поэты и торговцы, но никто из них не пресмыкался; как странно. Я знал, что посвященные утверждают, что цари-жрецы любят их, они даже повторяют их внешность; но я знал также, что цари-жрецы никогда не стали бы пресмыкаться; похоже, что в своих усилиях походить на богов посвященные ведут себя как рабы.
   Один из посвященных стоял.
   Мне было приятно это видеть.
   Это был высокий человек, плотного сложения, с мягкими чертами лица, с глубоким низким голосом, который очень впечатляет в храме посвященных, построенных так, чтобы такие голоса оказывали максимальное воздействие. Глаза у него, как я заметил, в противоположность мягкому лицу, острые и проницательные. Этот человек не дурак. На левой руке, полной и мягкой, тяжелое кольцо с большим белым камнем, на камне выгравирован символ Ара. Я решил — правильно, как выяснилось позже, — что это верховный посвященный Ара, тот самый, кто занял место верховного посвященного, уничтоженного у меня на глазах огненной смертью год назад.
   — Я пришел из жилища царей-жрецов, — сказал я, возвышая голос, чтобы меня услышало как можно больше людей. Я не хотел разговаривать с этим человеком наедине; он потом сможет так передать содержание разговора, как ему захочется.
   Я заметил, как он украдкой взглянул на дым одного из костров.
   Дым пологой дугой уходил в небо Гора.
   Он знает!
   Он знает, что сила тяготения планеты восстанавливается.
   — Я хочу говорить! — воскликнул я.
   — Подожди, о долгожданный вестник царей-жрецов! — ответил он.
   Я смолк, желая узнать, что ему нужно.
   Человек сделал знак полной рукой, и вперед вывели белого боска, прекрасного в его длинной пушистой шерсти, с изогнутыми полированными рогами. Пушистая шерсть была расчесана, на рогах висели нити бус.
   Достав из сумки маленький нож, посвященный отрезал у животного прядь волос и бросил в костер. Потом сделал знак своему помощнику, и тот мечом разрезал горло животного, боск опустился на колени; кровь из горла собирал в сосуд третий посвященный.
   Я нетерпеливо ждал. Двое посвященных отрубили ногу боска и, в жире и крови, бросили ее в костер.
   — Все остальное не помогало! — воскликнул верховный посвященный, размахивая руками. Он начал быстро читать молитвы на древнем горянском; это язык, на котором посвященные разговаривают между собой и совершают свои обряды. В конце длинной, но торопливо прочитанной молитвы, рефрен которой подхватывали все посвященные, он воскликнул:
   — О цари-жрецы, пусть эта последняя жертва смягчит ваш гнев. Пусть запах этой жертвы будет приятен вашим ноздрям! Примите нашу жертву! Ее приносит Ом, глава всех высших посвященных Гора!
   — Нет! — закричали другие, верховные посвященные остальных городов. Я знал, что верховный посвященный Ара, следуя политике своего предшественника, стремится захватить власть над всеми посвященными; он заявляет, что является главой всех посвященных, но это утверждение, разумеется, отвергают верховные посвященные других городов, которые считают себя независимыми главами клана в каждом городе. Я полагал, что если Ар не завоюет остальные города и не произойдет политической реорганизации в масштабах всей планеты, требования посвященных Ара всегда будут оспариваться.
   — Это наша общая жертва! — воскликнул один из верховных посвященных.
   — Да! — поддержали его другие.
   — Смотрите! — воскликнул верховный посвященный Ара. Он указал на дым, который теперь поднимался почти естественно. Посвященный подпрыгнул, как бы желая проиллюстрировать свои слова. — Моя жертва приятна ноздрям царей-жрецов! — закричал он.
   — Наша жертва! — закричали остальные посвященные.
   Послышался многоголосый радостный крик: люди в толпе начали понимать, что мир возвращается к привычному порядку. Слышались радостные возгласы и благодарности царям-жрецам.
   — Смотрите! — закричал верховный посвященный Ара. Он указал на дым, который из-за перемены направления ветра устремился теперь прямо в Сардар.
   — Цари-жрецы вдыхают запах моей жертвы!
   — Нашей жертвы! — настаивали остальные верховные посвященные.
   Я улыбнулся про себя. Представил себе, как в ужасе дрожат антенны царей-жрецов при одной мысли о жирном дыме.
   И тут ветер опять переменился, и дым повалил от Сардара в сторону толпы.
   Вероятно, сейчас цари-жрецы выдыхают, подумал я, но у верховного посвященного было больше практики в истолковании знаков, чем у меня.
   — Смотрите! — закричал он. — Цари-жрецы посылают нам благословение, дымом жертвы они говорят нам о своей мудрости и милосердии!
   В толпе послышались крики радости и возгласы благодарности царям-жрецам.
   Я хотел использовать эту бесценную возможность, прежде чем люди Гора поймут, что сила тяготения и нормальные условия восстановились, чтобы заставить их отказаться от обычной воинственности, жить в мире и братстве, но этот момент, прежде чем я успел это осознать, был отобран у меня верховным посвященным Гора и использован в собственных целях.
   Теперь, когда толпа в радости начала рассеиваться, я понял, что больше не представляю никакого интереса, что я просто еще одно указание милости царей-жрецов, что кто-то — неважно, кто — вернулся из Сардара.
   И в этот момент я вдруг понял, что меня окружили посвященные.
   Их кодекс запрещает им убивать, но я знал, что они с этой целью нанимают людей из других каст.
   Я посмотрел на верховного посвященного Ара.
   — Кто ты, чужестранец? — спросил он.
   Кстати, понятия «чужестранец» и «враг» на горянском обозначаются одним словом.
   — Никто, — ответил я.
   Я не открою ему свое имя, свою касту, свой город.
   — Это хорошо, — сказал верховный посвященный.
   Его собраться окружали меня все теснее.
   — На самом деле он не пришел из Сардара, — сказал другой посвященный.
   Я удивленно посмотрел на него.
   — Да, — подтвердил другой. — Я видел. Он вышел из толпы, прошел за ограду и вернулся. Он был в ужасе. Он не пришел с гор.
   — Ты понял? — спросил меня верховный посвященный.
   — Вполне.
   — Но это неправда! — воскликнула Вика из Трева. — Мы были в Сардаре. Мы видели царей-жрецов!
   — Она богохульствует, — сказал один из посвященных.
   Я велел Вике молчать.
   Неожиданно мне стало грустно. Я подумал, какой будет судьба людей из роя, если они попытаются вернуться в свои города. Может, если будут молчать, смогут жить на поверхности, да и то не в своих городах, потому что в их городах посвященные обязательно вспомнят, что они уходили в Сардар.
   И я с огромной печалью понял, что то, что я знаю и знают другие, никак не изменит жизнь Гора.
   У посвященных свой образ жизни, свои древние традиции, свои средства существования, престиж касты, который он считают высшим на планете, свое учение, свои святые книги, церемонии и обряды, своя роль в культуре. Допустим, они узнают истину. Что это изменит? Неужели я на самом деле жду от них — от всех, что они сожгут свои одеяния, откажутся от притязаний на тайные знания и власть, разберут мотыги крестьян, иглы ткачей, займутся другими скромными работами?
   — Он самозванец, — сказал один из посвященных.
   — Он должен умереть, — заявил другой.
   Я надеялся, что на других людей, вернувшихся из роя, посвященные не станут устраивать облавы и сжигать их как еретиков и богохульников.
   Может, с ними будут обращаться, как с фанатиками, как со спятившими бездомными бродягами, невинными в своем безумии. Кто им поверит? Кто поверит на слово бродяге вопреки утверждениям могущественной касты посвященных? И даже если поверят, кто посмеет сказать об этом вслух?
   Похоже, посвященные победили.
   Я предположил даже, что многие люди вернутся в рой, где могут жить, любить и быть счастливыми. Другие, чтобы не потерять небо Гора над головой, признаются в обмане; но таких, я полагал, будет мало; однако будет много признаний тех, кто никогда не бывал в Сардаре, их наймут посвященные, чтобы дискредитировать рассказы вернувшихся. Я был уверен, что большинство вернувшихся из Сардара переберутся в новые города, где они никому не известны, и попытаются начать жизнь заново, как будто не хранится в их сердцах тайна Сардара.
   Я стоял, поражаясь величию и ничтожеству человека.