Царь-жрец остановился перед глухой стеной.
   Он высоко над головой поднял переднюю конечность и коснулся чего-то не видного мне.
   Часть стены отодвинулась, и царь-жрец вошел в небольшое закрытое помещение.
   Я последовал за ним, и панель закрылась.
   Пол ушел у меня из-под ног, я схватился за меч.
   Царь-жрец смотрел на меня сверху вниз, его антенны вздрагивали.
   Я отпустил меч.
   Я находился в лифте.
 
   Минуты через четыре-пять лифт остановился и мы с царем-жрецом вышли.
   Царь-жрец оперся на две задних конечности и небольшим крючком за третьим суставом передней конечности начал причесывать свои антенны.
   — Это туннели царей-жрецов, — сказал он.
   Я огляделся и увидел, что нахожусь на высокой, обнесенной перилами платформе, с которой открывался вид на обширный круглый искусственный туннель, пересеченный мостами и террасами. В глубинах этого туннеля и на террасах по его сторонам возвышались многочисленные сооружения, в основном в форме геометрических тел: конусы, цилиндры, кубы, купола, шары и прочее
   — различных размеров, цветов и освещения, многие с окнами и многоэтажные, некоторые возвышались даже до уровня платформы, на которой я стоял, другие даже выше и уходили вверх, к огромному куполу, который, как каменное небо, нависал над всем туннелем.
   Я стоял на платформе, вцепившись в перила, пораженный увиденным.
   Лампы, установленные на куполе, как звезды, заливали весь каньон ярким светом.
   — Здесь начало наших владений, — сказал царь-жрец, по-прежнему расчесывая золотистые волоски своих антенн.
   Со своего места на платформе я видел многочисленные туннели, отходящие на разных уровнях от каньона, вероятно, в другие огромные пещеры, также заполненные сооружениями.
   Что это за сооружения, думал я: казармы, фабрики, склады?
   — Обрати внимание на лампы, — сказал царь-жрец. — Они установлены для удобства таких видов, как твой. Цари-жрецы в них не нуждаются.
   — Значит здесь живут не только цари-жрецы? — спросил я.
   — Конечно, — ответил он.
   В этот момент, к моему ужасу, рядом появился большой, не менее восьми футов в длину и ярда в высоту, артропод, многоногий, сегментированный, с глазами на стебельках.
   — Он не опасен, — сказал царь-жрец.
   Артропод рассматривал нас, склонив стебельки глаз, его челюсти дважды щелкнули.
   Я потянулся к мечу.
   Не поворачиваясь, артропод попятился, пластины его тела шелестели, как пластиковые доспехи.
   — Посмотри, что ты сделал, — сказал царь-жрец. — Ты его испугал.
   Я оставил меч и рукой вытер со лба пот.
   — Это робкие существа, — сказал царь-жрец. — Боюсь, они так и не привыкли к виду таких, как ты.
   Его антенны задрожали.
   — У вас отвратительная внешность, — сказал он.
   Я рассмеялся, не из-за абсурдности его слов, а потому, что, с точки зрения царей-жрецов, это, вероятно, правда.
   — Интересно, — заметил царь-жрец. — То, что ты сейчас сказал, не переводится.
   — Это был смех.
   — А что такое смех?
   — Так поступают люди, когда им весело, — сказал я.
   Царь-жрец казался удивленным.
   Я призадумался. Вероятно, в туннелях царей-жрецов люди не часто смеются, поэтому он и не привык к этому человеческому обыкновению. А может, цари-жрецы вообще не способны понять юмор, они генетически лишены его. Нет, сказал я себе, цари-жрецы разумны, а мне трудно представить себе разумную расу, не обладающую чувством юмора.
   — Мне кажется, я понял, — сказал царь-жрец. — Все равно что трясти антеннами и сворачивать их.
   — Может быть, — ответил я, еще более удивленный, чем царь-жрец.
   — Какой я глупый, — сказал царь-жрец.
   И, к полному моему изумлению, это существо, приподнявшись на задних конечностях, затряслось, начиная с живота, включая туловище, грудь и голову, антенны его задрожали и начали сворачиваться, свиваться друг с другом.
   Потом царь-жрец перестал трястись, антенны его развернулись, он снова опустился на четыре конечности и принялся разглядывать меня.
   И опять начал терпеливо, педантично расчесывать свои антенны.
   Мне показалось, что он размышляет.
   Неожиданно он перестал расчесывать антенны, которые уставились на меня.
   — Спасибо за то, что не напал на меня в лифте, — сказал он.
   Я поразился.
   — Пожалуйста, — ответил я.
   — Не думаю, чтобы анестезия была необходима, — сказал он.
   — Было бы глупо нападать на тебя, — сказал я.
   — Да, нерационально, — согласился царь-жрец, — но низшие виды часто действуют нерационально. Теперь я когда-нибудь дождусь радостей золотого жука.
   Я ничего не сказал.
   — Сарм считал анестезию необходимой, — сказал он.
   — Сарм тоже царь-жрец?
   — Да.
   — Значит, цари-жрецы могут ошибаться, — сказал я. Мне это показалось важным, гораздо важнее простого факта, что царь-жрец не понимает человеческого смеха.
   — Конечно, — сказал он.
   — Я мог бы убить тебя? — спросил я.
   — Возможно.
   Я смотрел через перила на удивительно сложный мир. окружавший нас.
   — Но это неважно, — продолжал царь-жрец.
   — Неужели?
   — Да. Важен только рой.
   Глаза мои не отрывались от открывавшегося внизу вида. Диаметр пещеры не менее десяти пасангов.
   — Это рой? — спросил я.
   — Это начало роя, — ответил царь-жрец.
   — Как тебя зовут?
   — Миск.

11. ЦАРЬ-ЖРЕЦ САРМ

   Я отвернулся от перил, чтобы рассмотреть большую рампу, спиралью длиной в несколько пасангов поднимавшуюся к нашей платформе.
   К нам, скользя по рампе, приближался низкий овальный диск. На нем был другой царь-жрец.
   Новый царь-жрец очень походил на Миска, но был больше. Я подумал, что людям трудно отличать одного царя-жреца от другого. Позже я делал это с легкостью, но вначале путался. Сами цари-жрецы различают друг друга по запаху, но я, конечно, мог полагаться только на зрение.
   Овальный диск остановился в сорока футах от нас, и золотое существо осторожно сошло с него.
   Оно приблизилось ко мне, его антенны внимательно меня разглядывали. Потом оно попятилось футов на двадцать.
   Мне оно показалось точно таким, как Миск, только побольше.
   Как и на Миске, на нем не было ни одежды, ни оружия, только с шеи свисал прибор-переводчик.
   Позже я узнаю, что запахом царь-жрец обозначает свой ранг, касту и положение так же ясно, как офицер земной армии — петлицами и другими знаками различия.
   — Почему он не анестезирован? — спросил вновь прибывший, поворачивая антенны к Миску.
   — Я не считал это необходимым, — ответил Миск.
   — Я рекомендовал анестезию.
   — Знаю, — сказал Миск.
   — Это будет записано, — заявил вновь прибывший.
   Миск вроде бы пожал плечами. Он повернул голову, его движущиеся вбок челюсти открылись и закрылись, плечи поднялись, а антенны раздраженно дернулись, а потом уставились в купол.
   — Рой не подвергается опасности, — послышалось из переводчика Миска.
   Антенны второго царя-жреца дрожали, вероятно, в гневе.
   Он повернул ручку своего транслятора, и воздух тут же заполнился резкими запахами, вероятно, выговором. Но я ничего не услышал, потому что он выключил свой переводчик.
   Отвечая, Миск тоже отключил транслятор.
   Я смотрел на их антенны и на общую позу длинных изящных тел.
   Они кружили друг возле друга, как осы. Иногда, несомненно, в знак раздражения, концы их передних конечностей поворачивались, и я впервые увидел роговые лезвия, выступившие наружу и тут же скрывшиеся.
   Позже я научусь понимать по таким признакам эмоции и состояние царей-жрецов. Многие признаки гораздо менее очевидны, чем те, что они сейчас проявляли в приступе гнева. Нетерпение обычно выражается дрожью чувствительных волосков на антеннах, отвлеченное внимание обозначается бессознательными движениями очистительных крюков за третьим суставом передних конечностей; размышляя, цари-жрецы обычно чистят свои антенны и проводят за таким занятием очень много времени; должен, впрочем, заметить, что они считают людей исключительно грязными животными и в туннелях из санитарных соображений содержат их в закрытых зонах; тонкость признаков, о которых я говорю, можно показать на таком примере: признак отвлечения внимания почти совпадает поверхностно с таким же признаком, указывающим, что царь-жрец очень доволен другим царем-жрецом или существом другого вида. В этом случае тоже наблюдается неосознанное движение очистительных крюков, но оно сопровождается еле заметным вытягиванием передних конечностей в сторону того, кем доволен царь-жрец, как будто он собирается причесать предмет своего удовольствия. Это становится понятно, если я упомяну, что цари-жрецы с помощью своих очистительных крюков, челюстей и языка часто причесывают не только себя, но и других. Голод передается кислотным выделением в углах челюстей, отчего они кажутся слегка влажными; интересно, что жажда проявляется в некоторой, вполне заметной оцепенелости конечностей и в коричневатом оттенке, который появляется на золотистой груди и животе. Но самыми чувствительными выразителями настроения, конечно, как вы уже догадались, являются антенны.
   Кстати, транслятор, когда он включен, переводит сказанное и слова, если уровень громкости в ходе разговора не регулируется, всегда звучат одинаково громко. Аналогом может служить ситуация, когда произносимые слова одновременно в одном и том же размере появляются на экране. На экране не отразятся индивидуальные особенности речи, ритм языка или настроение говорящего. Прибор-переводчик может сказать вам, что говорящий сердит, но не может показать это.
   Спустя какое-то время цари-жрецы перестали кружить и повернулись ко мне. Одновременно повернули ручки переводчиков.
   — Ты Тарл Кабот из города Ко-ро-ба, — сказал больший.
   — Да.
   — Я Сарм, возлюбленный Матери и рожденный первым.
   — Ты глава царей-жрецов? — спросил я.
   — Да, — сказал Сарм.
   — Нет, — сказал Миск.
   Антенны Сарма дернулись в сторону Миска.
   — Глава роя Мать, — сказал Миск.
   Антенны Сарма расслабились.
   — Верно, — сказал он.
   — Мне нужно о многом поговорить с царями-жрецами, — сказал я. — Если та, кого вы называете Матерью, главная среди вас, я хочу повидаться с ней.
   Сарм откинулся на задние конечности. Его антенны коснулись друг друга и слегка изогнулись.
   — Никто не может увидеть Мать, кроме ее ближайших слуг и высших царей-жрецов: рожденного первым, вторым, третьим, четвертым и пятым, — сказал Сарм.
   — За исключением трех великих праздников, — добавил Миск.
   Антенны Сарма гневно дернулись.
   — А что это за праздники? — спросил я.
   — Цикл роевых праздников, — ответил Миск, — Тола, Толам и Толама.
   — А что это за праздники?
   — Это годовщина Ночного Полета, — сказал Миск, — праздник откладывания первого яйца и празднование первого вылупления из яйца.
   — И скоро эти праздники?
   — Да, — сказал Миск.
   — Но даже во время этих праздников никто из низших существ не может увидеть Мать, только цари-жрецы, — сказал Сарм.
   — Верно, — согласился Миск.
   Меня охватил гнев. Сарм, казалось, этого не заметил, но антенны Миска вопросительно уставились на меня. Вероятно, у него больше опыта общения с людьми.
   — Не думай о нас плохо, Тарл Кабот, — сказал Миск, — потому что и для низших существ, работающих на нас, это тоже праздник; даже те, кто работает на пастбищах и на грибных плантациях, освобождаются от работы.
   — Цари-жрецы великодушны, — заметил я.
   — А люди на равнинах делают это для своих животных? — спросил Миск.
   — Нет, — ответил я. — Но люди не животные.
   — Может быть, люди цари-жрецы? — спросил Сарм.
   — Нет.
   — Значит, они животные, — сказал Сарм.
   Я извлек меч и посмотрел на Сарма. Движение было очень стремительным и, вероятно, удивило его.
   Во всяком случае Сарм с невероятной скоростью отпрыгнул на своих согнутых стеблеобразных конечностях.
   Теперь он стоял в сорока футах от меня.
   — Если нельзя говорить с той, что вы называете Матерью, — сказал я, — поговорю с тобой.
   И сделал шаг к Сарму.
   Сарм опять отпрыгнул, его антенны возбужденно извивались.
   Мы смотрели друг на друга.
   Я заметил, что концы его передних лап повернулись, выступили два изогнутых костных лезвия.
   Мы внимательно следили друг за другом.
   Сзади послышался механический голос переводчика Миска:
   — Она Мать, а мы все в рою ее дети.
   Я улыбнулся.
   Сарм увидел, что я больше не приближаюсь, его возбуждение улеглось, хотя настороженность осталась.
   Впервые я заметил, как дышат цари-жрецы: дыхательные движения возбужденного Сарма стали заметнее. Происходят мышечные сокращения живота, в результате чего воздух всасывается в систему через четыре маленьких отверстия по обе стороны живота; через эти же отверстия происходит и выдох. Обычно дыхательный цикл, если только не стоять совсем близко и внимательно не прислушиваться, совсем не заметен, но теперь с расстояния в несколько футов я отчетливо слышал звук втягиваемого воздуха сквозь восемь маленьких мускулистых ртов в животе Сарма; почти тут же через эти отверстия он выдохнул воздух.
   Но вот сокращения мышц живота Сарма стали незаметны, и звуков дыхания я больше не слышал. Концы его передних лап больше не поворачивались, в результате роговые лезвия исчезли, снова стали видны четыре маленьких хватательных крючка. Концы их касались друг друга. Антенны Сарма застыли.
   Он рассматривал меня.
   И не двигался.
   Я так и не смог привыкнуть к этой невероятной, полной неподвижности царей-жрецов.
   Он отдаленно напоминал лезвие золотого ножа.
   Неожиданно антенны Сарма нацелились на Миска.
   — Ты должен был анестезировать его, — сказал Сарм.
   — Может быть, — согласился Миск.
   Почему-то меня это обидело. Мне показалось, что Миск предал меня, что я вел себя не как разумное существо, и Сарм именно этого и ожидал.
   — Прости, — сказал я Сарму, убирая меч в ножны.
   — Видишь, — сказал Миск.
   — Он опасен, — заявил Сарм.
   Я рассмеялся.
   — Что это? — спросил Сарм, поднимая антенны.
   — Он трясет своими антеннами и сворачивает их, — ответил Миск.
   Получив эту информацию, Сарм не затрясся и не стал сворачивать свои антенны; снова выскочили лезвия и скрылись, антенны его раздраженно дернулись. Я понял, что нельзя трясти антеннами и сворачивать их перед царем-жрецом.
   — Поднимайся на диск, Тарл Кабот из Ко-ро-ба, — сказал Миск, указывая передней конечностью на плоский овальный диск, на котором на платформу прилетел Сарм.
   Я колебался.
   — Он боится, — сказал Сарм.
   — Ему нечего бояться, — ответил Миск.
   — Я не боюсь, — заявил я.
   — Тогда поднимайся на диск, — сказал Миск.
   Я послушался, и два царя-жреца осторожно присоединились ко мне, став по обе стороны и чуть сзади. Не успели они встать, как диск гладко и тихо начал спускаться по длинной рампе к дну каньона.
   Диск двигался с большой скоростью, и я с некоторым трудом удерживался на ногах, склонившись под давлением воздуха. К моему раздражению, оба царя-жреца стояли неподвижно, слегка наклонившись вперед, высоко подняв передние конечности, прижав антенны к голове.

12. ДВА МУЛА

   Овальный диск замедлил движение и остановился в центре мраморного круга в полпасанга диаметром на дне огромного ярко освещенного многоцветного искусственного каньона.
   Я оказался на площади, окруженной фантастическими сооружениями роя царей-жрецов. Площадь была заполнена не только царями-жрецами, но и многочисленными существами самого разнообразного вида. Среди них были мужчины и женщины, босоногие, с выбритыми головами, одетые в короткие пурпурные накидки, в которых отражался свет площади. Одежда как будто из пластика.
   Я посторонился, мимо на маленьком диске пролетело плоское существо, похожее на слизня; оно цеплялось за диск многочисленными лапами.
   — Нам нужно спешить, — сказал Сарм.
   — Я вижу здесь людей, — обратился я к Миску. — Это рабы?
   — Да, — ответил Миск.
   — Но у них нет ошейников, — заметил я.
   — Нам не нужно обозначать различие между рабами и свободными в рое, — сказал Миск, — потому что в рое все люди рабы.
   — Почему они выбриты и так одеты?
   — Так гигиеничней, — сказал Миск.
   — Нам пора уходить с площади, — сказал Сарм.
   Позже я узнал, что он опасался испачкаться в таком грязном месте. Ведь тут ходят люди.
   — А почему рабы одеты в пурпур? — спросил я Миска. — Это цвет одежды убаров.
   — Потому что быть рабом царей-жрецов — огромная честь, — ответил Миск.
   — Вы и меня собираетесь побрить и переодеть?
   Рука моя снова потянулась к мечу.
   — Может быть, и нет, — сказал Сарм. — Возможно, тебя придется немедленно уничтожить. Нужно просмотреть записи запахов.
   — Он не будет уничтожен, — заявил Миск, — и не будет выбрит и одет как раб.
   — Почему? — спросил Сарм.
   — Таково желание Матери.
   — А какое она к этому имеет отношение?
   — Большое, — сказал Миск.
   Сарм, по-видимому, удивился. Он остановился. Его антенны нервно задергались.
   — Его привели в туннели с какой-то целью?
   — Я пришел по своей воле, — вмешался я.
   — Не будь глупцом, — сказал мне Миск.
   — С какой целью его привели в туннели? — спросил Сарм.
   — Цель известна Матери, — ответил Миск.
   — Я рожденный первым, — сказал Сарм.
   — Она Мать, — ответил Миск.
   — Хорошо. — Сарм отвернулся. Я чувствовал, что он очень недоволен.
   В это время поблизости проходила девушка. Глядя на меня широко раскрытыми глазами, она посторонилась. Хоть голова ее была выбрита, девушка оказалась хорошенькой, и прозрачная пластиковая одежда не скрывала ее прелестей.
   Сарм в отвращении вздрогнул.
   — Быстрей, — сказал он, и мы вслед за ним пошли с площади.
 
   — Твой меч, — сказал Миск, протягивая ко мне переднюю лапу.
   — Ни за что, — ответил я и попятился.
   — Пожалуйста, — попросил Миск.
   Почему-то я неохотно отстегнул пояс с мечом и протянул оружие Миску.
   Сарм, стоявший на диске в длинной комнате, казалось, был этим доволен. За ним была стена с тысячами светящихся кнопок, Сарм повернулся к ней, отодвинул занавес, и оказалось, что к кнопкам ведут многочисленные тонкие нити. Сарм начал пропускать их между антеннами. Примерно с ан он занимался этим, потом раздраженно повернулся ко мне.
   Я взад и вперед ходил по длинной комнате, нервничая из-за отсутствия привычной тяжести меча у бедра.
   Все это время Миск не двигался, он застыл в невероятной неподвижности, на которую способны цари-жрецы.
   — Записи запахов молчат, — сказал Сарм.
   — Конечно, — согласился Миск.
   — Что мы сделаем с этим существом? — спросил Сарм.
   — Мать желает, чтобы некоторое время ему позволено было жить как мэтоку, — сказал Миск.
   — А что это? — спросил я.
   — Существо, которое в рое, но не принадлежит рою, — ответил Миск.
   — Как артропод?
   — Совершенно верно.
   — По-моему, — сказал Сарм, — его нужно отправить в виварий или в помещения для разделки.
   — Но желание Матери не таково, — ответил Миск.
   — Понимаю, — сказал Сарм.
   — И не таково желание роя.
   — Конечно, — согласился Сарм, — потому что желание Матери — это желание роя.
   — Мать — это рой, и рой — это Мать, — сказал Миск.
   — Да, — подтвердил Сарм, и оба царя-жреца подошли друг к другу и осторожно коснулись антеннами.
   Когда они разъединились, Сарм повернулся ко мне.
   — Тем не менее, — сказал он, — я поговорю с Матерью об этом.
   — Конечно, — сказал Миск.
   — Нужно было посоветоваться со мной, потому что я рожденный первым.
   — Может быть, — сказал Миск.
   Сарм смотрел на меня сверху вниз. Вероятно, он никак не мог простить испуг, который испытал при нашей встрече на платформе высоко над каньоном.
   — Он опасен, — сказал Сарм. — Его следует уничтожить.
   — Может быть, — опять сказал Миск.
   — И он тряс на меня своими антеннами.
   Миск молчал.
   — Да, — повторил Сарм, — его следует уничтожить.
   При этом Сарм отвернулся от меня и нажал кнопку на панели, у которой стоял.
   Не успела его конечность коснуться кнопки, как панель отошла в сторону и в комнату вошли два человека, очень красивых, с одинаковыми фигурами и чертами лица, с выбритыми головами, одетые в пурпурные пластиковые одеяния рабов. Они распростерлись перед помостом.
   По сигналу Сарма они встали и стояли перед помостом, расставив ноги, высоко подняв головы, сложив руки.
   — Посмотри на этих двоих, — сказал Сарм.
   Ни один из этих двоих, казалось, не заметил меня.
   Я подошел к ним.
   — Я Тарл Кабот из Ко-ро-ба, — сказал я, протягивая руку.
   Если они и увидели ее, то не сделали попытки принять.
   Я решил, что они генетические близнецы. У обоих большие красивые головы, сильные крепкие тела, в позе спокойствие и сила.
   Оба немного ниже меня, но, вероятно, тяжелее и плотнее.
   — Можете говорить, — сказал им Сарм.
   — Я Мул-Ал-Ка, — сказал один, — почетный раб великих царей-жрецов.
   — Я Мул-Ба-Та, — сказал второй, — почетный раб великих царей-жрецов.
   — В рое, — объяснил Миск, — слово «мул» означает раба-человека.
   Я кивнул. Остальное мне не нужно было рассказывать. Ал-Ка и Ба-Та — это названия первых двух букв горянского алфавита. В сущности у этих людей нет имен, они просто раб А и раб Б.
   Я повернулся к Сарму.
   — Вероятно, у вас тут больше двадцати восьми рабов-людей. — В горянском алфавите 28 букв. Я считал свое замечание язвительным, но Сарм не обиделся.
   — Остальные нумеруются, — сказал он. — Когда один умирает или уничтожается, его номер передается другому.
   — Начальные номера, — вмешался Миск, — передавались не менее тысячи раз.
   — А почему у этих рабов нет номеров? — спросил я.
   — Это особые рабы, — сказал Миск.
   Я внимательно взглянул на них. Они кажутся прекрасными образцами человечества. Может, это и имеет в виду Миск?
   — Можешь ли ты угадать, который из них синтезирован? — спросил Сарм.
   Должно быть, я заметно вздрогнул.
   Антенны Сарма захихикали.
   — Да, — сказал Сарм, — один из них синтезирован, собран молекула за молекулой. Это искусственно созданное человеческое существо. Особо научного интереса не представляет, просто как курьез и редкость. Его в течение двух столетий создавал царь-жрец Куск, чтобы отвлечься и отдохнуть от серьезных биологических исследований.
   Я пожал плечами.
   — А другой? — спросил я.
   — Он тоже представляет известный интерес, это тоже результат профессионального каприза Куска, одного из величайших ученых роя.
   — Он тоже синтезирован?
   — Нет, — сказал Сарм, — это результат воздействия на наследственность, искусственного контроля и изменения молекулярного кода наследственности в гаметах.
   Я начал потеть.
   — Один из интересных аспектов этой работы — их сходство, — продолжал Сарм.
   Я не мог отличить этих двух человек — если их можно назвать людьми — друг от друга.
   — Вот свидетельство подлинного искусства, — сказал Сарм.
   — Куск — один из величайших в рое, — подхватил Миск.
   — А который из этих рабов синтезирован? — спросил я.
   — А ты можешь определить? — Это опять Сарм.
   — Нет.
   Антенны Сарма задрожали и обвились друг вокруг друга. Он трясся, и я теперь знал, что это проявление веселья.
   — Я тебе не скажу, — заявил он.
   — Уже поздно, — заметил Миск, — а мэток, если он останется в рое, должен быть обработан.
   — Да, — согласился Сарм, но ему, видно, не хотелось кончить насмехаться. Он указал длинной передней конечностью на двух мулов. — Поражайся их виду, мэток, — сказал он, — потому что они — результат работы царей-жрецов и самые совершенные образцы твоей расы.
   Я в это время думал о словах Миска насчет «обработки», но Сарм меня раздражал. Раздражали и эти два серьезных красивых парня, которые с такой готовностью низкопоклонствовали перед помостом.
   — Как это? — спросил я.
   — Разве это не очевидно? — удивился Сарм.
   — Нет.
   — Они создавались симметрично, — объяснил Сарм. — Больше того, они умны, сильны и здоровы. — Сарм как будто ждал моего ответа, но я не ответил. — И они живут на грибах и воде и моются двенадцать раз за день.
   Я рассмеялся.
   — Клянусь царями-жрецами! — богохульная горянская клятва сама выскользнула у меня, она не очень соответствовала моему положению. Но царей-жрецов она не обеспокоила, хотя у любого члена касты посвященных вызвала бы слезы гнева.
   — Почему ты сворачиваешь свои антенны? — спросил Сарм.
   — Их ты называешь совершенными человеческими существами? — Я рукой указал на рабов.
   — Конечно, — ответил Сарм.
   — Конечно, — подхватил Миск.
   — Совершенные рабы! — выпалил я.
   — Наиболее совершенные человеческие существа, конечно, должны быть совершенными рабами, — сказал Сарм.
   — Совершенные человеческие существа свободны, — возразил я.
   В глазах рабов появилось выражение удивления.
   — У них нет желания быть свободными, — заявил Миск. Он обратился к рабам: — Какова ваша величайшая радость, мулы?
   — Быть рабами царей-жрецов, — ответили они.
   — Видишь?
   — Да, — согласился я. — Вижу, что они не люди.
   Антенны Сарма гневно дернулись.
   — А почему бы вашему Каску не синтезировать царя-жреца? — бросил я вызов.