Норман Джон. Царствующие жрецы Гора

   И тут со стыдом я понял, что сам чуть не предал своих товарищей. Я намеревался воспользоваться моментом, заявить, что пришел с посланием от царей-жрецов, заставить людей жить так, как я считаю правильным, уважать друг друга, быть добрыми и достойными звания разумного существа, но какой от всего этого толк, если оно будет исходить не из сердца самого человека, а из страха перед царями-жрецами, из стремления угодить им? Нет, я не буду стараться переделывать людей, утверждая, что этого хотят цари-жрецы, хотя, возможно, на время это и подействует. Желание стать лучше должно исходить от самого человека, Если он встанет, то только на собственные ноги.
   И я почувствовал благодарность к верховному посвященному Ара за его вмешательство.
   Я понял, какими опасными могут быть посвященные, если послание, обращенное к благородству и морали человечества, вступит в противоречие с их суевериями и многочисленными впечатляющими церемониями.
   Верховный посвященный из Ара сделал знак остальным.
   — Отойдите, — приказал он, и они повиновались.
   Поняв, что он хочет поговорить со мной наедине, я попросил Вику отойти. Она послушалась.
   Мы с верховным посвященным рассматривали друг друга.
   Неожиданно я перестал видеть в нем врага и почувствовал, что и он больше не считает меня противником.
   — Ты много знаешь о Сардаре? — спросил я.
   — Достаточно, — ответил он.
   — Но тогда почему?..
   — Тебе трудно будет понять.
   Я чувствовал запах дыма, слышал, как шипит жир боска на жертвенном костре.
   — Расскажи мне, — сказал я.
   — Большинство, — ответил он, — как ты правильно решил, простые верующие члены моей касты, но есть и другие, кто заподозрил правду и испытывает мучения, есть такие, кто подозревает истину, но делает вид, что ничего не знает. Но мне, Ому, высшему посвященному Ара, и некоторым другим высшим посвященным все это не подобает.
   — А чем же вы отличаетесь?
   — Я… и некоторые другие… мы ждем человека. — Он посмотрел на меня. — Он еще не готов.
   — Чего ждете? — спросил я.
   — Чтобы человек поверил в себя, — ответил Ом. Он улыбнулся. — Мы пытаемся оставить щель, чтобы человек заглянул и заполнил ее… и кое-кто это делает, но немногие.
   — Что за щель?
   — Мы не обращаемся к сердцам людей, — сказал Ом, — но только к их страху. Мы говорим не о любви и храбрости, не о верности и благородстве, но об обрядах, о послушании, о наказании со стороны царей-жрецов; если бы мы говорили по-другому, человеку трудно было бы вырасти. Так, в тайне от большинства членов своей касты, мы желаем собственного конца, таков наш путь к величию человека.
   Я долго смотрел на посвященного, думая, правду ли он говорит. Ничего более странного мне не приходилось слышать от посвященного: большинство из них поглощены ритуалами своей касты, они высокомерны и педантичны.
   Я вздрогнул, может, от холодного ветра с Сардара.
   — Именно поэтому я остаюсь посвященным.
   — Цари-жрецы существуют, — сказал я.
   — Знаю, — ответил Ом, — но какое они имеют отношение к самому важному для человека?
   Я немного подумал.
   — Вероятно, никакого.
   — Иди с миром, — сказал посвященный и сделал шаг в сторону.
   Я протянул руку, и Вика присоединилась ко мне.
   Верховный посвященный Ара повернулся к остальным. Он сказал:
   — Я не видел, чтобы кто-то пришел с Сардара.
   Остальные посвященные смотрели на нас.
   — Мы тоже не видели, — сказали они.
   Они расступились, мы с Викой прошли между ними и миновали ворота и разрушенную ограду, некогда окружавшую Сардар.

34. ЛЮДИ КО-РО-БА

   — Отец! — воскликнул я. — Отец!
   Я бросился в объятия Мэтью Кабота, который со слезами обнял меня и, казалось, никогда не выпустит.
   Снова я вижу это строгое сильное лицо, эту квадратную челюсть. густую буйную гриву волос, так похожую на мою, это сухощавое тело, эти серые глаза, сейчас полные слез.
   Я почувствовал удар по спине, чуть не упал, повернулся и увидел огромного мускулистого Олдера Тарла, моего учителя в оружейном искусстве; он хлопал меня по плечу, и его ладони были подобны копытам тарна.
   Кто-то потянул меня за рукав, я взглянул и чуть не попал углом свитка в глаз. Свиток держал маленький человечек в синем.
   — Торм! — воскликнул я.
   Маленький человек закрыл песочного цвета волосы и водянистые светлые глаза широким рукавом своей одежды и без стыда плакал, прижавшись ко мне.
   — Ты испачкаешь свой свиток, — предупредил я его.
   Не поднимая головы и не переставая плакать, он переложил свиток под другую руку.
   Я схватил его, закружил, лицо его открылось, и Торм из касты писцов громко закричал от радости, его песочные волосы развевались на ветру, слезы бежали по лицу, но он так и не выпустил из рук свиток, хотя чуть не ударил им Олдера Тарла. Но вот он зачихал, и я осторожно опустил его.
   — Где Талена? — спросил я у отца.
   При этих словах Вика отступила.
   Но радость моя тут же исчезла, потому что лицо отца приняло серьезное выражение.
   — Где она? — спросил я.
   — Мы не знаем, — ответил Олдер Тарл, потому что отец не мог найти слов.
   Отец взял меня за плечи.
   — Сын мой, — сказал он, — жители Ко-ро-ба рассеяны, и никто из них не мог встречаться, и от города не осталось камня на камне.
   — Но вы здесь, — возразил я, — три человека из Ко-ро-ба.
   — Мы встретились здесь, — сказал Олдер Тарл, — и так как казалось, что наступает конец мира, мы решили в последние мгновения держаться вместе
   — несмотря на волю царей-жрецов.
   Я посмотрел на маленького писца Торма, который перестал чихать и теперь вытирал нос рукавом своей голубой одежды.
   — Даже ты, Торм?
   — Конечно, — ответил он. — В конце концов царь-жрец — это всего лишь царь-жрец. — Он задумчиво потер нос. — Впрочем, — согласился он, — и этого достаточно много. — Он посмотрел на меня. — Да, вероятно, я храбр. — Посмотрел на Олдера Тарла. — Не говорите другим членам касты писцов, — предупредил он.
   Я улыбнулся про себя. Торм явно хотел отделить друг от друга законы касты и добродетели.
   — Я всем скажу, — добродушно ответил Олдер Тарл, — что ты самый храбрый из всех писцов касты.
   — Ну, если так сформулировать, возможно, эта информация не принесет вреда, — согласился Торм.
   Я взглянул на отца.
   — Ты думаешь, Талена здесь?
   — Сомневаюсь, — ответил он.
   Я знал, как опасно женщине путешествовать по Гору без охраны.
   — Прости меня, Вика, — сказал я и представил ее отцу, Олдеру Тарлу и писцу Торму. Как можно короче я рассказал им, что произошло с нами в Сардаре.
   Закончив, я взглянул на них: поверили ли они мне?
   — Я тебе верю, — сказал отец.
   — И я, — подтвердил Олдер Тарл.
   — Что ж, — задумчиво сказал Торм, потому что члену его касты не подобает торопиться с выражением мнения, — это не противоречит никаким знакомым мне текстам.
   Я рассмеялся, схватил маленького писца и подбросил его.
   — Веришь мне?
   И еще раз покрутил его за капюшон.
   — Да! — закричал он. — Да! Да!
   Я отпустил его.
   — Но ты уверен? — спросил он.
   Я протянул руку, и он отскочил в сторону.
   — Мне просто любопытно, — пояснил он. — В конце концов нигде в текстах об этом не написано.
   На этот раз Олдер Тарл поднял его за воротник, и Торм повис в воздухе, пинаясь, в футе над землей.
   — Я верю ему! — закричал он. — Верю!
   Оказавшись в безопасности на земле, Торм подошел ко мне и дотянулся до моего плеча.
   — Я тебе верю, — сказал он.
   — Знаю, — ответил я и потрепал его за волосы. В конце концов он писец и должен соблюдать правила своей касты.
   — Но мне кажется, было бы разумно поменьше об этом говорить, — заметил Мэтью Кабот.
   И все согласились с этим.
   Я взглянул на отца.
   — Мне жаль, что Ко-ро-ба уничтожен.
   Отец рассмеялся.
   — Ко-ро-ба не уничтожен, — сказал он.
   Я удивился. Ведь я сам видел долину Ко-ро-ба, видел уничтоженный город.
   — Вот Ко-ро-ба, — сказал мой отец, порылся в кожаной сумке, которую носил через плечо и достал небольшой плоский домашний камень города, который горянская традиция считает сутью, реальностью самого города. — Ко-ро-ба не может быть уничтожен, — сказал мой отец, — потому что не погиб его домашний камень.
   Отец унес из города этот камень перед уничтожением. Многие годы он носил его с собой.
   Я взял маленький камень в руки и поцеловал: ведь это домашний камень моего города, которому я посвятил свой меч, в котором впервые сел верхом на тарна, где после двадцати лет разлуки встретился с отцом, где приобрел друзей, куда отвез Талену, мою любовь, дочь Марлениуса, некогда убара Ара, где Талена стала моей вольной спутницей.
   — И здесь тоже Ко-ро-ба, — сказал я, указывая на гордого гиганта Олдера Тарла и крошечного песочноволосого писца Торма.
   — Да, — согласился отец, — здесь тоже Ко-ро-ба, не только в домашнем камне, но и в сердцах людей.
   И мы, четверо жителей Ко-ро-ба, соединили руки.
   — Как я понял из твоего рассказа, — сказал отец, — теперь камень снова может стоять на камне, люди Ко-ро-ба снова могут жить вместе.
   — Да, это верно, — согласился я.
   Отец, Олдер Тарл и Торм переглянулись.
   — Хорошо, — сказал отец, — потому что нам нужно восстановить город.
   — Как мы найдем других жителей Ко-ро-ба? — спросил я.
   — Новость распространится, — ответил отец, — и они придут по двое и по трое со всех концов Гора, придут с песнями, принесут камни для стен и цилиндров своего города.
   — Я рад, — сказал я.
   Я почувствовал на своей руке руку Вики.
   — Я знаю, что ты должен делать, Кабот, — сказала она. — И хочу, чтобы ты это сделал.
   Я взглянул на девушку из Трева. Она знала, что я должен искать талену, провести, если понадобится, всю жизнь в поисках той, кого назвал своей вольной спутницей.
   Я обнял ее, и она заплакала.
   — Я все потеряю! — плакала она. — Все!
   — Ты хочешь, чтобы я остался с тобой? — спросил я.
   Она вытерла слезы с глаз.
   — Нет. Ищи ту, которую любишь.
   — А ты что будешь делать?
   — Мне нечего делать, — сказала Вика. — Нечего.
   — Можешь уехать в Ко-ро-ба. Мой отец и Тарл — лучшие мечники Гора.
   — Нет. В твоем городе я буду думать только о тебе, и если ты вернешься со своей любимой, что мне тогда делать? — Она задыхалась от чувств. — Ты думаешь, я такая сильная, дорогой Кабот?
   — У меня есть в Аре друзья, — сказал я, — среди них Казрак, администратор города. Ты можешь жить там.
   — Я вернусь в Трев, — ответила Вика. — Продолжу работу врача из Трева. Я знаю это искусство и узнаю еще больше.
   — В Треве тебя могут приказать убить члены касты посвященных.
   Она посмотрела на меня.
   — Иди в Ар, — сказал я. — Там ты будешь в безопасности. — И добавил:
   — Думаю, там тебе будет лучше, чем в Треве.
   — Да, Кабот, — ответила она, — ты прав. В Треве мне было бы трудно жить.
   Я был доволен, что она поедет в Трев. Хоть она и женщина, но там она сможет изучать медицину, Казрак ей в этом поможет, там она начнет новую жизнь вдали от воинственного разбойничьего Трева, сможет работать как достойная дочь искусного храброго отца. И, может, со временем забудет простого воина из Ко-ро-ба.
   — Только потому что я тебя люблю, Кабот, — сказала она, — я не борюсь за тебя.
   — Я знаю, — ответил я, прижимая к себе ее голову.
   Она рассмеялась.
   — Если бы любила хоть немного меньше, сама отыскала бы Талену из Ара и всадила ей кинжал в сердце.
   Я поцеловал ее.
   — Может, когда-нибудь, — сказала она, — я найду себе вольного спутника, подобного тебе.
   — Немного найдется достойных Вики из Трева, — ответил я.
   Она расплакалась и хотела вцепиться в меня, но я мягко передал ее в руки отца.
   — Я присмотрю, чтобы она благополучно добралась до Ара, — сказал он.
   — Кабот! — воскликнула Вика, вырвалась и с плачем бросилась ко мне в объятия.
   Я нежно поцеловал ее и вытер ей слезы с глаз.
   Она выпрямилась.
   — Желаю тебе добра, Кабот.
   — И я желаю тебе добра, Вика, моя девушка из Трева.
   Она улыбнулась, отвернулась, отец обнял ее за плечи и увел.
   Почему-то и у меня на глазах выступили слезы, хоть я и воин.
   — Она прекрасна, — сказал Олдер Тарл.
   — Да, — согласился я, — прекрасна. — И тыльной стороной ладони вытер слезы.
   — Но ты воин.
   — Да, я воин.
   — И пока не найдешь Талену, — продолжал Тарл, — твои спутники опасность и сталь.
   Это старая поговорка воинов.
   Я достал меч и осмотрел его.
   Олдер Тарл тоже смотрел на меч, во взгляде его было одобрение.
   — Ты сражался им в Аре, — сказал он.
   — Да, тот самый.
   — Опасность и сталь, — повторил он.
   — Знаю, — ответил я. — Меня ждет дело воина.
   И вложил меч в ножны.
   Мне предстояла долгая дорога, и я хотел пуститься в нее как можно быстрее. Попросил Олдера Тарла и Торма передать привет отцу, потому что не доверял себе, боялся, что при новой встрече больше не смогу с ним расстаться.
   И вот я попрощался со своими друзьями.
   И хоть встретились мы ненадолго в тени Сардара, в мгновение наша дружба, наша любовь друг к другу восстановились.
   — Куда ты пойдешь? — спросил Торм. — И что будешь делать?
   — Не знаю, — сказал я, и сказал правду.
   — Мне кажется, — заметил Торм, — что тебе нужно с нами возвратиться в Ко-ро-ба и там ждать. Может, Талена вернется туда.
   Олдер Тарл улыбнулся.
   — Но ведь это возможно, — сказал Торм.
   Да, сказал я себе, возможно, но маловероятно. Не очень велика вероятность, что такая прекрасная женщина, как Талена, сумеет вернуться одна, по одиноким дорогам, по открытым полям, через города Гора.
   Может быть, именно сейчас она в опасности, и некому защитить ее.
   Может, ей угрожают страшные звери или еще более страшные люди.
   Может, она, моя вольная спутница, лежит скованная в желто-голубом рабском фургоне, или подносит выпивку в таверне, или украшает сад удовольствий какого-нибудь воина. Может даже, стоит на помосте аукциона где-нибудь на улице Клейм в Аре.
   — Я буду возвращаться в Ко-ро-ба время от времени, — сказал я, — чтобы узнавать, не вернулась ли она.
   — Может, она попытается добраться до своего отца Марлениуса в Вольтайских горах, — предположил Олдер Тарл.
   И это возможно, подумал я, так как Марлениус после своего свержения с трона жил как изгнанный убар в Вольтае. Было бы естественно, если бы она направилась туда.
   — Верно, — сказал я, — и, услышав, что Ко-ро-ба восстановлен, Марлениус поможет ей туда добраться.
   — Это правда, — сказал Олдер Тарл.
   — А может, она в Аре, — предположил Торм.
   — Если это так и Казрак об этом узнает, он вернет ее.
   — Хочешь, я пойду с тобой? — спросил Олдер Тарл.
   Конечно, его меч мне бы пригодился, но я знал, что его первейший долг
   — перед городом.
   — Нет, — ответил я.
   — Ну что ж, — сказал Торм, беря свиток на плечо, как копье, — значит остаемся мы вдвоем.
   — Нет, — сказал я, — иди с Тарлом.
   — Ты понятия не имеешь, каким полезным я могу быть, — заявил Торм.
   Он прав, я об этом понятия не имею.
   — Прости, — сказал я.
   — В восстановленном городе нужно будет изучить множество свитков и составить их каталог, — заметил Олдер Тарл. — Конечно, — добавил он, — я сам могу этим заняться.
   Торм задрожал от ужаса.
   — Никогда! — закричал он.
   Олдер Тарл захохотал и подхватил маленького писца на руки.
   — Желаю тебе добра, — сказал он.
   — И я желаю вам добра, — ответил я.
   Он повернулся и, ни слова больше не говоря, ушел. Торм по-прежнему торчал у него из-под мышки. Он несколько раз попытался ударить Тарла свитком, но это ни к чему не привело. Исчезая, Торм прощально взмахнул свитком.
   Я поднял руку.
   — Желаю тебе добра, маленький Торм, — сказал я. Мне будет не хватать его и Олдера Тарла. И отца, отца. — Всем вам желаю добра, — негромко сказал я.
   Я посмотрел на Сардар.
   Вот я снова один.
   И мало кто, почти никто на Горе не поверит мне.
   И на моем старом мире, вероятно, тоже мало кто мне поверит.
   Может, так оно и лучше.
   Если бы я сам не пережил всего этого, смог ли бы я сам, Тарл Кабот, поверить в это? Нет, откровенно сказал я себе. Зачем же тогда я написал все это? Не знаю. Просто мне казалось, что стоит записать, независимо от того, поверят или нет.
 
   Остается мало что сказать.
   Несколько дней я провел вблизи Сардара в лагере людей из Тарны, с которыми был знаком раньше. К сожалению среди них не было моего друга, сурового величественного светловолосого Крона из Тарны, из касты работников по металлу.
   Эти жители Тарны, в основном мелкие торговцы, пришли на осеннюю ярмарку Се-Вар. Она только начиналась, когда ослабла сила тяжести. Я оставался с ними, принимал их гостеприимство, встречался в делегациями многочисленных городов, прибывавших к Сардару на ярмарку.
   Систематически и настойчиво я расспрашивал жителей разных городов о Талене из Ара, надеялся найти какую-то нить, которая приведет меня к ней. Может, всего пьяное воспоминание какого-нибудь пастуха о красавице, встреченной в таверне Коса или Порт-Кара. Но несмотря на все усилия, я ничего не узнал.
   Итак, мой рассказ заканчивается.
   Но я должен рассказать еще об одном происшествии.

35. НОЧЬ ЦАРЯ-ЖРЕЦА

   Это произошло в последнюю ночь.
   Я присоединился к группе жителей Ара, некоторые из них помнили меня по осаде Ара, семь лет назад.
   Мы оставили ярмарку Се-Вар и огибали Сардар, прежде чем пересечь Воск на пути в Ар.
   Мы устроили лагерь.
   Сардар все еще был виден на горизонте.
   Ночь была ветреная и холодная, и три луны Гора ярко освещали серебристую траву на полях, прихваченную холодным ветром. В воздухе чувствовалось приближение зимы. Накануне был сильный заморозок. Прекрасная дикая осенняя ночь.
   — Клянусь царями-жрецами! — воскликнул кто-то, указывая на хребет. — Что это?
   Я вместе с остальными вскочил на ноги и обнажил меч, глядя туда, куда он указал.
   Примерно в двухстах ярдах от лагеря, в сторону Сардара, утесы которого хорошо были видны на фоне черного звездного неба, показалась странная фигура. За ней вставала одна из белых лун Гора.
   Все, кроме меня, испустили крики ужаса и изумления. Мужчины схватились за оружие.
   — Надо убить его! — кричали они.
   Я сунул меч в ножны.
   На фоне самой большой из трех маленьких быстрых лун Гора хорошо выделялись антенны и большая, похожая на лезвие фигура царя-жреца.
   — Подождите! — крикнул я, побежал по полю и на небольшой холм, где он стоял.
   На меня смотрели два больших глаза, золотых и светящихся. Антенны раскачивали на ветру, но нацелились на меня. На одном глазу виднелся шрам, оставленный лезвием Сарма.
   — Миск! — крикнул я, подбежал к царю-жрецу и поднял руки, и он коснулся их антеннами.
   — Приветствую, Тарл Кабот, — послышалось из переводчика Миска.
   — Ты спас наш мир, — сказал я.
   — Для царей-жрецов он пуст, — ответил Миск.
   Я стоял под ним, глядя вверх, и ветер развевал мои волосы.
   — Я пришел повидаться с тобой в последний раз, — сказал он, — потому что между нами роевая правда.
   — Да, — ответил я.
   — Ты мой друг, — сказал он.
   Сердце мое дрогнуло.
   — Да, — подтвердил он, — в нашем языке теперь есть это выражение, и ты научил нас, что оно значит.
   — Я рад, — сказал я.
   В эту ночь Миск рассказал мне, как обстоят дела в рое. Еще немало времени пройдет, прежде чем установится нормальная жизнь, снова заработает смотровая комната и будет восстановлен поврежденный купол, но люди и цари-жрецы работают над этим рука об руку.
   Корабли, улетевшие из роя, теперь вернулись, потому что, как я и опасался, их враждебно встретили города Гора и посвященные. Сами корабли посчитали экипажами такого типа, который запрещен царями-жрецами, и на их пассажиров нападали именем тех самых царей-жрецов, от которых они прилетели. В конце концов те, кто хотел оставаться на поверхности, высадились далеко от своих родных городов и рассеялись как бродяги по дорогам и чужим городам планеты. Другие вернулись в рой, чтобы участвовать в работе по его восстановлению.
   Тело Сарма, в соответствии с обычаем царей-жрецов, было сожжено в помещении Матери, потому что он был перворожденным и его любила Мать.
   Миск, по-видимому, не таил на него зла.
   Я удивился этому, но потом мне пришло в голову, что я тоже не злюсь на него. Он был сильный противник, великий царь-жрец и жил так, как считал должным. Я всегда буду помнить Сарма, большого и золотого, в его последнюю минуту, когда он оторвался от золотого жука и стоял, высокий и прекрасный, в рушащемся рое.
   — Он был величайшим из царей-жрецов, — сказал Миск.
   — Нет, — возразил я, — Сарм не был величайшим из царей-жрецов.
   Миск вопросительно посмотрел на меня.
   — Мать не царь-жрец, — сказал он, — она просто Мать.
   — Знаю, — ответил я. — Я не ее имел в виду.
   — Ну, да, — сказал Миск. — Наверно, величайший из всех живущих царей-жрецов Куск.
   — И не Куска я имел в виду.
   Миск удивленно смотрел на меня.
   — Я никогда не пойму людей, — сказал он.
   Я рассмеялся.
   Я верил, что Миску действительно и в голову не приходит, что именно его, Миска, я считаю величайшим из царей-жрецов.
   Но я так считал.
   Он одно из величайших созданий, известных мне, яркий, храбрый, верный, преданный, неэгоистичный.
   — А как молодой самец? — спросил я. — Он не погиб?
   — Нет, — ответил Миск. — Он в безопасности.
   Я почему-то был доволен. Просто, потому что больше нет разрушений, не тратятся жизни.
   — Вы попросили людей перебить золотых жуков?
   Миск распрямился.
   — Конечно, нет.
   — Но ведь они убивают царей-жрецов.
   — Кто я такой, — спросил Миск, — чтобы решать, жить ли царю-жрецу или умереть?
   Я молчал.
   — Сожалею только, — продолжал Миск, — что так и не узнал, где находится последнее яйцо, которое спрятала Мать. Теперь народ царей-жрецов погибнет.
   Я посмотрел на него.
   — Мать говорила со мной. Она собиралась сказать мне, где спрятало яйцо, но не успела.
   Неожиданно Миск застыл в позе абсолютного внимания, поднял антенны, насторожил все золотые волоски.
   — Что ты узнал? — послышалось из его преобразователя.
   — Она сказала только:
   — Иди к людям телег.
   Миск задумчиво пошевелил антеннами.
   — Значит, оно у людей телег. Или они знают, где оно.
   — Но ведь за это время его могли уничтожить, — сказал я.
   Миск недоверчиво посмотрел на меня.
   — Это яйцо царей-жрецов, — сказал он. Но тут его антенны уныло обвисли. — Да, его могли уничтожить, — согласился он.
   — И, вероятно, уничтожили.
   — Несомненно.
   — Но ты не уверен.
   — Не уверен, — сказал Миск.
   — Ты можешь послать на поиски имплантов, — предложил я.
   — Имплантов больше нет, — ответил Миск. — Мы их всех отозвали и изъяли контрольную сеть. Они могут вернуться в свои города или остаться в рое, как захотят.
   — Значит вы добровольно отказываетесь от наблюдений.
   — Да.
   — Но почему?
   — Нельзя подвергать имплантированию разумные существа, — сказал Миск.
   — Я думаю, ты прав, — согласился я.
   — Смотровая комната долго не войдет в строй, а когда войдет, мы будем наблюдать только за объектами на открытой местности.
   — Может, вы разработаете такой сканер, который проникал бы сквозь стены, землю, крыши, — предположил я.
   — Мы работаем над этим, — сказал Миск.
   Я рассмеялся.
   Антенны Миска свернулись.
   — Если вы сохраните свою власть, что вы собираетесь с нею делать? — спросил я. — Будете заставлять людей подчиняться определенным законам?
   — Несомненно, — сказал Миск.
   Я молчал.
   — Мы должны защитить себя и живущих с нами людей.
   Я посмотрел туда, где в темноте светился костер лагеря. Увидел людей, они сидели вокруг костра, поглядывая на холм.
   — Так как же яйцо? — спросил Миск
   — Что яйцо?
   — Я не могу идти сам. Я нужен в рое, да к тому же мои антенны не выносят солнца, не больше нескольких часов, и если я попробую приблизиться к человеку, тот испугается и постарается меня убить.
   — Значит тебе нужно найти человека, — сказал я ему.
   Миск смотрел на меня.
   — А ты, Тарл Кабот?
   Я смотрел на него.
   — Дела царей-жрецов — не мои дела, — сказал я.
   Миск осмотрелся, протянул антенны к лунам и к колеблемой ветром траве. Посмотрел вниз, на лагерь. Вздрогнул на холодном ветру.
   — Луны прекрасны, не правда ли? — спросил я.
   Миск снова посмотрел на луны.
   — Да, — согласился он.
   — Когда-то ты мне говорил о случайных событиях и элементах случайности. — Я посмотрел на луны. — Это в человеке случайное — смотреть на луны и видеть, как они прекрасны?
   — Я думаю, это свойство человека.
   — Ты тогда говорил о машинах, — напомнил я.
   — Что бы я ни говорил, — ответил Миск, — слова не могут уменьшить значение человека или царя-жреца. Кто бы мы ни были, мы действуем, принимаем решения, чувствуем красоту, ищем правду и надеемся на будущее своего народа.
   Я с трудом глотнул, потому что знал, что надеюсь на будущее человека, как Миск надеется на будущее своего племени, только его племя умирает, и все они, рано или поздно, один за другим, погибнут в несчастных случаях или предадутся радостям золотого жука. А мой народ, он будет жить на Горе — благодаря тому, что Миск и цари-жрецы сохранили этот мир.
   — Ваши дела, — сказал я, но на этот раз самому себе, — это ваши дела, а не мои.
   — Конечно, — согласился Миск.
   Если я попытаюсь помочь Миску, что в конечном счете это будет означать? Разве не отдам я тогда свою расу на милость племени Сарма и царей-жрецов? Или же я тем самым защищу человечество, пока оно не достигнет зрелости, научится жить самостоятельно, пока не составит один мир с теми, кто называет себя царями-жрецами?
   — Твой мир умирает, — сказал я Миску.
   — Сама вселенная умрет, — ответил Миск.
   Его антенны были подняты вверх, туда, где над Гором во тьме ночи горят звезды.
   Я решил, что он говорит об увеличении энтропии, о потере энергии, о ее превращении в пепел звездной ночи.
   — Будет все холоднее и темнее, — сказал Миск.
   Я посмотрел на него.
   — Но в конце концов, — продолжал он, — жизнь так же реальна, как смерть, это просто продолжение вечного ритма, и новый взрыв разбросает элементарные частицы, и колесо снова повернется, и когда-нибудь, через бесконечность, которую не смогут рассчитать даже цари-жрецы, будет другой рой, и другая Земля, и Гор; и другой Миск, и другой Тарл Кабот будут стоять на холме в ветреную лунную ночь и говорить о странном.
   Миск направил на меня антенны.
   — Может, мы уже стояли здесь, на холме, незнакомые друг другу, бесчисленное количество раз.
   Ветер теперь казался очень холодным и сильным.
   — И что мы делали? — спросил я.
   — Не знаю, — ответил Миск. — Но я бы хотел делать то, чего не стал бы стыдиться, о чем не стал бы сожалеть целую вечность.
   Его мысли приводили меня в ужас.
   Миск стоял, размахивая антеннами, как будто был возбужден.
   Потом посмотрел на меня. Его антенны свернулись.
   — Я говорю глупости. Прости меня, Тарл Кабот.
   — Тебя трудно понять, — ответил я.
   По холму к нам поднимался воин. В руке он сжимал копье.
   — Что с тобой? — крикнул он.
   — Все в порядке, — ответил я.
   — Отойди в сторону, чтобы я тебя не задел.
   — Не нужно, — ответил я. — Он не причинит вреда.
   Антенны Миска свернулись.
   — Желаю тебе добра, Тарл Кабот, — сказал он.
   — Дела царей-жрецов, — еще настойчивее повторил я, — не мои дела. Не мои!
   — Знаю, — ответил Миск и протянул ко мне антенны.
   Я коснулся их.
   — Желаю тебе добра, царь-жрец, — сказал я.
   Я резко повернулся и побежал с холма. Остановился, только когда добежал до воина. К этому времени к нему присоединилось еще два-три вооруженных человека из лагеря. Подошел и посвященный низкого ранга.
   Вместе мы смотрели на высокую фигуру на холме, хорошо видную на фоне луны, застывшую в сверхъестественной неподвижности царей-жрецов. Только антенны над головой развевались на ветру.
   — Что это? — спросил один.
   — Похоже на гигантское насекомое, — сказал посвященный.
   Я улыбнулся про себя.
   — Да, — подтвердил я, — похоже на гигантское насекомое.
   — Да защитят нас цари-жрецы! — выдохнул посвященный.
   Один из воинов приготовился бросить копье, но я остановил его.
   — Не трогай его.
   — Но что это? — спросил другой.
   Как сказать им, что они видят одного из могучих обитателей угрюмого Сардара, загадочного сказочного монарха в его собственном мире, одного из богов Гора — самого царя-жреца?
   — Я могу пробить его копьем, — сказал воин.
   — Он безвреден, — ответил я.
   — Давайте все равно убьем его, — нервно сказал посвященный.
   — Нет!
   Я в прощальном жесте поднял руку, и тут, к удивлению окружающих, Миск поднял одну переднюю конечность, повернулся и исчез.
   Долго стояли мы в эту ветреную ночь, почти по колено в густой траве, и смотрели на холм, на звезды над ним, на белые луны.
   — Он ушел, — сказал наконец кто-то.
   — Да, — согласился я.
   — Слава царям-жрецам! — произнес посвященный.
   Я рассмеялся, и они посмотрели на меня, как на сумасшедшего.
   Я заговорил с человеком с копьем. Он был предводителем небольшой группы.
   — А где расположена земля людей телег? — спросил я.