Норман Джон. Странники Гора

   — У меня есть план, — заявила она.
   — Ну, естественно, — согласился он. — Ведь ты из тачаков. — Он пристально посмотрел ей в лицо. — И что же это за план?
   — О, он очень прост, — ответила она.
   — Ну, конечно, — сказал Гарольд. — Ведь ты хоть и из тачаков, но всего лишь женщина.
   Брови Херены скептически поднялись.
   — Самые простые планы, — заметила она, — зачастую и самые лучшие.
   — Бывает и так, — согласился Гарольд. — И в чем же состоит твой план?
   — Я просто закричу, — сказала она.
   Гарольд на секунду задумался.
   — Действительно, отличный план, — признал он.
   — Так что развязывай меня, — сказала Херена, — и я дам вам десять секунд, чтобы убраться отсюда и тем самым спасти себе жизнь.
   Выделенный ею нам срок не показался мне излишне большим. Проявлений особого благородства в Херене явно не было заметно.
   — Нет, — покачал головой Гарольд, — такой вариант мне не подходит.
   — Ну, что ж… — пожала плечами Херена.
   — Но ты, я вижу, твердо намерена привести свой план в исполнение, — заметил Гарольд.
   — Конечно, — ответила Херена.
   — Давай, — согласился Гарольд.
   Какое-то мгновение она изумленно смотрела на него, а затем набрала в грудь побольше воздуха и пошире раскрыла рот, готовясь огласить комнату пронзительным воплем.
   Сердце у меня замерло, но, опередив девушку на какое-то мгновение, Гарольд быстрым движением заткнул ей рот скомканным шелковым шарфом, втиснув его глубоко между острых зубов Херены. Теперь у девушки не мог не только вырваться крик — она даже дышала с большим трудом.
   — У меня тоже был план, — сообщил ей Гарольд. — Контрплан.
   Он взял ещё один шарф и обмотал им лицо девушки, надежнее закрепляя кляп во рту Херены.
   — Видишь, — рассудительно пояснил он, — мой план гораздо лучше твоего.
   Херена смогла издать лишь едва слышные звуки, глаза её горели от ярости, а тело сотрясала крупная дрожь.
   — Да, — пришел к твердой уверенности Гарольд, — мой план действительно гораздо эффективнее.
   Я не мог не признать справедливости его слов.
   Даже находясь от девушки в каких-нибудь пяти шагах, я с трудом мог уловить издаваемые ею звуки.
   Удовлетворенный делом рук своих, Гарольд легко подхватил девушку и, нимало не смущаясь, просто бросил её на пол. Девушка лишь слабо застонала. Ну, что ж, в конце концов, она всего лишь рабыня. Очередным шарфом Гарольд накрепко связал девушке ноги.
   Лицо её, обращенное к своему мучителю, стало краснее шарфа от распирающего её негодования.
   Не удостоив пленницу даже взглядом, Гарольд легко подхватил её с пола и перекинул через плечо.
   Мне пришлось признать, что действовал он во всей этой ситуации довольно четко.
   В считанные минуты в компании Херены мы оставили центральный зал, спустились по мраморным ступеням и по мощеной дорожке, мимо одиноко сторожащего ночь бассейна вернулись к тому самому дереву, при помощи которого мы таким оригинальным способом попали в Сады Наслаждений Сафрара.

Глава 20. В ГЛАВНОЙ БАШНЕ

   — Теперь, — заметил Гарольд, — когда охранники, очевидно, уже обыскали крыши домов и чердаки, нам будет несложно проследовать к месту нашего назначения.
   — Куда это? — решил уточнить я.
   — Туда, где могут быть тарны, — пояснил Гарольд.
   — Скорее всего, это должна быть крыша самого высокого строения в доме Сафрара, — высказал я предположение.
   — Да, вероятно, главная башня, — согласился Гарольд.
   Это было бы логичнее всего. Главная башня в частных домах горианцев действительно чаще всего является самым прочным строением, предназначенным для обороны от возможного нападения неприятеля и обеспечивающим защитников всем необходимым на случай осады. Каменные стены такой башни не боятся пожара, а высота её обычно рассчитана на то, чтобы выпущенные из катапульты камни не достигали верхних площадок.
   Взбираться по стволу дерева с Хереной на плече, сопротивляющейся яростно, как пойманная в ловушку самка ларла, оказалось делом непростым. Пришлось мне взбираться на ствол дерева первым, принимать девушку из рук Гарольда и держать её на плече, пока Гарольд не поднимался выше меня, затем передавать нашу беспокойную ношу ему и взбираться на дерево ещё выше, чтобы снова держать её, давая Гарольду возможность дотянуться до ветвей. Переплетенные густые гирлянды цветов, которыми я так восхищался, сидя под деревом, теперь путались под ногами, мешая движению, и вызывали у меня лишь искреннее отвращение. Как бы то ни было, нам наконец удалось дотащить упирающуюся Херену до верхних ветвей дерева, где мы решили немного отдохнуть.
   — Может, — отдуваясь, поинтересовался Гарольд, — хочешь вернуться и захватить ещё одну девчонку для себя?
   — Ну нет, — решительно отказался я.
   — Как хочешь, — пожал плечами мой неугомонный спутник.
   Хотя стена возвышалась на несколько футов над верхушкой дерева, мне каким-то образом удалось раскачать ветку, на которой я стоял, допрыгнуть с неё до края стены и зацепиться пальцами за край, но тут одна рука у меня соскользнула и я повис, царапая носками сандалий по совершенно гладкой боковой поверхности стены на высоте пятидесяти футов над землей. Не знаю уж, каким чудом мне удалось подтянуться, ухватиться за край стены второй рукой и забросить на стену свое измученное тело.
   — Надо быть осторожнее, — подал мудрый совет Гарольд.
   Я уже готовился дать ему достойный ответ, но в это мгновение услышал сдавленный крик и увидел, что Гарольд уже перебрасывает связанную, изогнувшуюся Херену с ветви дерева, на которой он едва держался, на стену, на которой едва держался я. Самое удивительное, что мне все же удалось поймать девушку; она была вся покрыта холодным потом и дрожала от ужаса. Сидя на стене верхом и держа девушку одной рукой, я наблюдал, как Гарольд раскачивает ветку, чтобы перепрыгнуть с неё ко мне на стену. Ему как я с немалым удовлетворением отметил — тоже не хватило сил долететь до стены, но руки наши встретились, и я помог ему взобраться.
   — Надо быть осторожнее, — заметил я своему спутнику, стараясь, чтобы в голосе не отразился испытываемый мной триумф.
   — Совершенно верно, — подтвердил Гарольд. — Я и сам тебе на это указывал.
   Я уже начал было подумывать над тем, чтобы спихнуть этого наглеца со стены, но, поразмыслив хорошенько, решил, что, упав с такой высоты, он наверняка свернет себе шею и переломает ребра, а мне потом придется тащить его на себе (его, да ещё и его девчонку), нет, это нисколько не упростит выполнение нашей задачи. Пришлось мне отклонить свою идею как не имеющую практической ценности.
   — Пошли, — сказал Гарольд, забрасывая Херену на плечо, как тушу разделанного боска, и шагая по узкой кромке стены.
   Вскоре, к моему искреннему удовлетворению, мы подошли к примыкающей к забору плоской крыше, вполне подходящей для ночных прогулок, и без труда перебрались на нее. Здесь Гарольд сбросил с плеча свою ношу и несколько минут сидел скрестив ноги, отдыхая. Я не без удовольствия последовал его примеру.
   Однако долго рассиживать нам не пришлось. Мы услышали в темноте над нашими головами шум крыльев и увидели тенью пролетавшую над нами птицу. Через считанные мгновения хлопанье её крыльев раздавалось уже где-то впереди. Подхватив Херену, мы с Гарольдом немедленно вскочили на ноги и по примыкающим одна к другой крышам во весь дух припустились в том направлении, откуда доносился шум крыльев тарна. Вскоре мы увидели очертания главной башни, темным цилиндром вырисовывающейся в серебристом свете лун на фоне черного неба. Она футов на семьдесят стояла от ближайшего из связанных между собой зданий, образующих дом Сафрара, однако её соединял с остальными строениями подвесной мост из толстых канатов и плотно пригнанных друг к другу коротких деревянных досок. Ближний конец моста тянулся к зданию, на крыше которого мы находились; не считая, конечно, перелета на тарне, иного способа как пройти по мосту, взобраться на башню не было, поскольку на уровне земли двери у неё отсутствовали. Нижние шестьдесят футов башни были выложены из громадных каменных глыб, надежно предохраняющих стену от возможности пролома её с помощью тарана. В диаметре башня достигала футов шестидесяти, а в небо уходила на все сто пятьдесят.
   Верхняя часть её была снабжена зубцами для защиты лучников. Крыша, обычно предохраняемая от нападения сверху установленными вертикально копьями и сетями-путанками для тарнов, сейчас была свободна для обеспечения посадки на неё птиц и их наездников.
   С того места на крыше, где мы лежали, нам был слышен топот ног по протянутому мосту, разговоры и обрывки команд. Время от времени мы видели, как тарны взлетали и садились на крышу башни.
   Когда мы окончательно удостоверились, что на крыше башни находятся, по крайней мере, два тарна, я незаметно спрыгнул на висящий под нами мост, пытаясь удержаться на его качающейся поверхности.
   Почти тотчас же за спиной у себя я услышал крик:
   — Здесь один из них!
   — Быстрее! — крикнул я Гарольду.
   Он бросил мне Херену, я поймал девушку, мельком заметив в её глазах выражение беспредельного ужаса. Тут же позади меня приземлился Гарольд и, ухватившись за канаты, попытался удержать мост от раскачивания.
   В дверном проеме за нашей спиной выросла фигура охранника, сжимающего в руках арбалет. Он вскинул оружие к плечу и прицелился, готовясь нажать на спуск, но тут у самого моего лица быстрее молнии мелькнула рука Гарольда и арбалетчик, замерев на секунду, стал медленно оседать на колени и распластался на полу с кайвой, торчащей у него в груди.
   — Иди вперед, — скомандовал я Гарольду.
   До нас донесся топот бегущих ног.
   Тут я, к своему ужасу, заметил ещё двух арбалетчиков, на этот раз показавшихся на крыше ближайшего здания.
   — Я их вижу! — закричал один из них.
   С Хереной на плече Гарольд побежал по мосту и через мгновение исчез в главной башне.
   Из дверей с мечами наперевес выскочили два охранника и, перешагнув через распростертого на полу арбалетчика, побежали по мосту за мной. Пришлось заняться ими, и через секунду один уже падал с моста, а второй зажимал руками рану на груди. Внезапно у меня за спиной просвистела стрела, выпущенная одним из стоящих на крыше арбалетчиков, и вонзилась в деревянный пол в каких-то шести дюймах от моих ног.
   Я поспешно отступил назад, и тут же вторая стрела, высекая искры, ударилась о каменную стену башни. Еще несколько охранников выскочили из дверного проема здания и побежали по мосту. Я быстро прикинул, что арбалетчикам потребуется одиннадцать-двенадцать секунд, прежде чем они снова смогут вести стрельбу, и, добравшись до дверей башни, я принялся мечом рубить толстые канаты моста. Из глубины башни до меня доносился удивленный голос охранника, пытавшегося узнать у Гарольда, кто он такой.
   — Разве это и так не ясно? — спрашивал у него Гарольд. — Ты же видишь, у меня на плече девка!
   — Что за девка? — спрашивал охранник.
   — Девка из Садов Наслаждений Сафрара, остолоп! — грубо крикнул Гарольд.
   — А для чего ты принес девку сюда? — В голосе охранника слышалось искреннее удивление.
   — Ну что ты за бестолочь? — Гарольд терял терпение. — На, бери ее!
   — Давай, — ответил ничего не понимающий охранник.
   Сразу вслед за этим я явственно различил хруст удара.
   Под ударами моего меча мост дрожал и постепенно прогибался, и бегущие ко мне охранники нерешительно остановились. Наконец один из канатов не выдержал, лопнул, весь мост накренился, и находившиеся на нем охранники с душераздирающими криками рухнули на землю. Еще одна стрела, чиркнув по каменному полу у самых моих ног, отскочила в сторону. Я снова взмахнул мечом, и мост рухнул, повиснув вдоль стены. Отшатнувшись от края, я шагнул в дверь башни и плотно закрыл её за собой. Едва я задвинул засов, дверная доска задрожала от удара стрелы.
   В помещении, в котором я оказался, на полу лежал мертвый охранник, но Гарольда и Херену я уже не обнаружил. Не теряя времени, я по деревянной лестнице поднялся на следующий этаж, который оказался пустым, затем на следующий и так добрался до помещения, расположенного под крышей башни.
   Здесь я увидел Гарольда, сидящего на ступенях лестницы и с трудом переводящего дух. У ног его лежала слабо постанывающая Херена.
   — А я тебя жду, — сообщил Гарольд.
   — Идем скорее, — поторопил его я. — Иначе тарны улетят с крыши и мы окажемся отрезанными на этой проклятой башне.
   — Именно в этом и состоит мой план, — одобрил Гарольд. — Но сначала не научишь ли ты меня управлять тарном.
   Я услышал, как Херена застонала от ужаса, с бешенством пытаясь освободиться от стягивающих её пут.
   — Обычно на то, чтобы стать искусным тарнсменом, уходят годы, — с сомнением в голосе заметил я.
   — Все это, конечно, так, — согласился Гарольд, — но не мог бы ты в двух словах сказать, что от меня требуется, чтобы совершить один короткий полет?
   — Быстрее на крышу! — в раздражении от наивной самоуверенности этого парня рявкнул я.
   Опережая Гарольда, я бросился вверх по лестнице. На крыше находилось пять тарнов. Один из охранников стоял как раз у дверцы люка, из которого я появился, второй по очереди отвязывал тарнов.
   Я уже готов был заняться первым охранником, но тут из люка показалась голова Гарольда.
   — Стой, глупец! — крикнул он охраннику — Это же Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба!
   — Кто Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба? — переспросил опешивший от неожиданности охранник.
   — Я, — ответил я, не зная, что ещё мне сказать в данной ситуации.
   — Вот девчонка, — перебил меня Гарольд — Давай быстрее бери ее!
   Не в силах ничего понять, охранник вложил меч в ножны.
   — А что там за крики внизу? — спросил охранник. — И кто вы такие?
   — Оставь свои идиотские вопросы, — огрызнулся Гарольд. — Быстрее бери девчонку.
   Охранник протянул руки к связанной Херене, и не успел я глазом моргнуть, как кулак Гарольда врезался в его ребра с силой, способной свалить с ног даже боска. Выхватив Херену из рук падающего охранника, он снова перебросил девушку через плечо, а тело оседающего на пол воина сбросил ногой в открытый люк. Второй охранник, отвязывающий на противоположной стороне крыши тарнов, обернулся в нашу сторону, привлеченный шумом.
   — Эй, ты! — закричал ему Гарольд. — Отвяжи ещё одну птицу!
   — Ладно, — ответил охранник, он сбросил кожаную петлю с лапы тарна, и птица взмыла в небо.
   — Иди сюда! — крикнул ему Гарольд.
   Парень поспешно направился к нам.
   — А где Куурус? — поинтересовался он на ходу.
   — Внизу, — махнул рукой Гарольд.
   — А вы кто такие? — остановился охранник. — Что вы здесь делаете?
   — Я — тачак Гарольд, — доложил охраннику Гарольд.
   — А здесь что ты делаешь? — недоуменно поинтересовался охранник.
   — Ты разве не Хо-Бар? — с деланным удивлением спросил у него Гарольд, назвав первое пришедшее ему в голову распространенное среди порткарцев имя.
   — Я никакого Хо-Бара не знаю, — нерешительно ответил охранник — Он тарианин?
   — А я-то надеялся найти Хо-Бара здесь, — сказал Гарольд. — Ладно, может быть, тебе это удастся.
   — Я постараюсь, — пробормотал совершенно сбитый с толку охранник.
   — Хорошо, — одобрительно заметил Гарольд.
   — А пока на, возьми девчонку, — Херена отчаянно завертела головой, пытаясь дать понять охраннику, чтобы он вытащил у неё изо рта кляп.
   — А что мне с ней делать? — спросил парень.
   — Просто подержи её, — сказал Гарольд.
   — Хорошо, — ответил охранник.
   Я вздохнул и прикрыл глаза, через секунду все было кончено: Гарольд снова перебросил Херену через плечо и бодрым шагом направился к тарнам.
   На приколе оставались две громадные птицы, отлично тренированные, хищные, следящие за нами настороженными черными глазами.
   Гарольд небрежно опустил Херену у края крыши и решительно зашагал к ближайшей птице. Я даже закрыл на мгновение глаза, ожидая молниеносного удара чудовищного клюва птицы, когда безрассудный тачак самоуверенным дерзким жестом протянул руку к её шее.
   — Меня зовут Гарольд, — сообщил он. — Я искусный тарнсмен, объездил тысячи птиц и провел в тарнском седле времени больше, чем ходил по земле. Я знаю тарнов, я родился в тарнском седле, я вскормлен мясом тарна — бойся меня! Я — Гарольд из тачаков!
   Птица — если ей вообще были свойственны подобные эмоции — смотрела на него вопросительно и казалась сбитой с толку. Каждое мгновение я ожидал, что она мощным ударом собьет Гарольда с ног, вонзит в него свой клюв, раздерет его ударом мощных лап.
   Но птица казалась в высшей степени изумленной.
   Гарольд обернулся ко мне.
   — Так как ею управлять? — спросил он.
   — Садись в седло, — сказал я.
   — Ну, это понятно, — кивнул он, не пользуясь стременами, взобрался птице на спину и устроился в седле, плотно сжав бока тарна коленями.
   Насилу мне удалось придать ему правильное положение и пристегнуть ремнями безопасности. Тут же по ходу дела я в двух словах объяснил ему принцип действия главного седельного кольца и присоединенных к нему шести кожаных ремней-поводьев.
   Когда я передал ему Херену, бедная девушка дрожала от страха. Она, женщина равнин, знакомая со свирепой каийлой, гордая и храбрая на земле, как большинство подобных ей женщин, по какой-то необъяснимой ей причине до безумия боялась подниматься в воздух на тарне. Я искренне пожалел несчастную тачакскую девушку. С другой стороны, Гарольд казался необычайно довольным тем, что она дрожала перед ним от страха. Кольца для привязывания рабов на тарнском седле расположены примерно так же, как на седле каийлы, и Гарольду не составило никакого труда уложить девушку на луку седла перед собой, привязав её руки и щиколотки по обеим сторонам седельного крепления. Затем, не ожидая моей команды, с боевым кличем он натянул поводья взлета. Птица не двинулась с места, и у неё для этого, несомненно, был повод, обернулась к своему наезднику и одарила его скептическим взглядом.
   — Ну и в чем дело? — высокомерно осведомился Гарольд.
   — У неё все ещё привязаны лапы, — раздражаясь от его непонятливости, ответил я.
   Я наклонился и сбросил с лап птицы кожаную петлю. В то же мгновение она взмахнула громадными крыльями и взмыла в небо.
   — Ай-и-ия! — услышал я победный крик Гарольда.
   После этого я бросился ко второй птице, освободил ей лапы, взобрался в седло и набросил на себя ремни безопасности. Затем, провожая глазами быстро набирающую высоту птицу Гарольда, я натянул поводья своего тарна и пришпорил его коленями.
   — Отпусти поводья! — крикнул я Гарольду, наблюдая за его действиями. — Ты мешаешь ей лететь.
   — Ладно! — донесся до меня его радостный ответ.
   В ту же секунду мы с тарном взмыли в небо и, набирая скорость, понеслись над быстро тающим внизу городом. Я бросил прощальный взгляд на слившиеся в одну цепочку факелы и огни в доме Сафрара и развернул птицу в направлении степей, туда, где нас ждали фургоны тачаков.
   Я был счастлив, что нам удалось целыми и невредимыми выбраться из дома Сафрара, но знал, что должен буду вернуться в город, поскольку я так и не сумел заполучить в свои руки то, ради чего я приходил в Тарию, — золотой шар, все ещё остававшийся в руках у торговца.
   Я должен каким-то образом заполучить его прежде, чем человек, с которым Сафрар состоит в сговоре, — тот самый, серолицый, с неестественно зелеными, как трава, глазами — затребует его себе и уничтожит или увезет его неизвестно куда.
   Пока мы проплывали высоко в небе над степью, я все спрашивал себя, почему Камчак отводит босков и фургоны от Тарии и почему он решил так рано снять осаду.
   Затем, уже в первых лучах восходящего солнца мы увидели под собой фургоны и запряженных в них босков. Костры в лагере тачаков горели, и все были уже на ногах: готовили завтрак, проверяли готовность фургонов и исправность упряжи, крепили скарб. Наступало утро, когда, я знал, фургоны должны двинуться от Тарии к далекой Тассе. Рискуя получить стрелу в грудь, я продолжал следовать за Гарольдом, спускающимся прямо к горящим между фургонами кострам.

Глава 21. КАМЧАК ВХОДИТ В ТАРИЮ

   Вот уже около четырех дней я находился в Тарии, вернувшись сюда на этот раз пешком под видом мелкого продавца драгоценных камней. Тарна я оставил у фургонов и, потратив все до последней медной монеты, накупил пригоршню крохотных самоцветов, большая часть которых только называлась драгоценными, не имея никакой практической ценности. Тем не менее наличие их давало мне хоть какой-то предлог для пребывания в городе.
   Камчака я нашел там, где мне и сказали, — у фургона Катайтачака, который все так же находился на вершине холма рядом со штандартом с изображенными на нем четырьмя рогами боска и был обложен хворостом, который удалось найти поблизости, и набит сухой травой. И фургон, и хворост затем были облиты горючими маслами, и на рассвете дня своего отступления Камчак своею собственной рукой бросил горящий факел в фургон. Где-то в мрачной глубине фургона с оружием под рукой сидел Катайтачак — тот, кого называли убаром тачаков и кто был верным другом Камчака. Поднимающийся от горящего фургона черный дым был, должно быть, легко заметен с далеких стен Тарии.
   Камчак не произнес ни слова, он лишь сидел на своей каийле с выражением лица, полным мрачной решимости. На него было страшно смотреть, и я, хотя и считал себя его другом, не осмелился с ним заговорить.
   Стоя у подножия холма стройными рядами, в седлах своих каийл с черными копьями у правого стремени, здесь находились командиры тачакских сотен. С мрачными лицами наблюдали они за пылающим фургоном.
   Нет, не думаю, чтобы такие люди, как Камчак и как эти воины, могли добровольно отступить от стен Тарии.
   Наконец, когда фургон догорел и ветер свободно гулял между обломками почерневшего каркаса и разносил пепел по зеленой траве степи, Камчак поднял правую руку.
   — Увезти штандарт, — приказал он.
   Я с грустью наблюдал, как специальный фургон со впряженной в него дюжиной босков, на который устанавливался штандарт, будучи извлеченным из земли, медленно двинулся по пологому склону холма, оставляя на его вершине лишь груду догорающих обломков да черный пепел — все, что некогда было фургоном Катайтачака.
   — Развернуть фургоны! — скомандовал Камчак.
   Медленно, фургон за фургоном, каждый на своем строго определенном месте, выстраиваясь в длинные ряды, тачаки формировали длинную колонну отступающих, которой предстояло покрыть сотни пасангов раскинувшейся перед ними степи.
   Отступление от стен Тарии началось.
   Далеко впереди я мог разглядеть бесчисленные стада босков.
   Камчак привстал в стременах.
   — Тачаки уходят от Тарии! — крикнул он.
   Одна шеренга за другой, воины на каийлах — суровые, злые, молчаливые — разворачивали своих скакунов прочь от стен города и медленно двигались вслед за своими фургонами, оставляя у подножия холма лишь командиров сотен, которым предстояло замыкать шествие.
   Камчак оставался на вершине холма наедине с догоревшими обломками и пеплом фургона до тех пор, пока его не коснулись лучи солнца, пронзившие серую пелену трагичного утра. Он стоял здесь ещё некоторое время и затем, легко пришпорив своего скакуна, медленно спустился с пологого склона.
   Заметив меня, он остановился.
   — Рад видеть тебя живым, — с мрачным видом произнес он.
   Я опустил голову, принимая его приветствие.
   Сердце мое наполнилось благодарностью к этому суровому, жестокому воину. Пусть он и вел себя в эти последние дни грубо и странно, топя в жестокости к своим рабыням ненависть к Тарии. Станет ли когда-нибудь Камчак прежним? Я боялся, что какая-то часть его (возможно, та, что я любил больше всего) умерла в ночь нападения, когда он вошел в фургон Катайтачака.
   Стоя у его стремени, я поднял голову и взглянул ему в глаза.
   — И вы собираетесь уйти вот так? — кивнул я вслед уходящим воинам. — С вас достаточно?
   Он посмотрел на меня, но я ничего не смог прочесть по его лицу.
   — Тачаки уходят от Тарии, — повторил он и поскакал прочь, оставляя меня у подножия холма одного.
   К своему удивлению, на следующее утро после ухода тачаков я без малейшего труда вошел в город.
   Перед тем я какое-то время сопровождал колонну фургонов, приобретая необходимые для моей роли мелкого путешествующего торговца товары — в основном полудрагоценные камни и некоторые дешевые ювелирные украшения. Я скупил их у того же человека, у которого — во времена более счастливые Камчак приобрел новое седло и набор кайв. В тот раз я заметил в фургоне этого человека целую коллекцию подобных вещиц и совершенно логично заключил, что он, судя по всему, также являлся мелким торговцем. Запасись всем необходимым, я ещё некоторое время брел за удаляющимися фургонами, не в силах расстаться с ними, но затем все же нашел в себе силы отстать от них и направиться в сторону Тарии. Ночь я провел в степи и на второй день после снятия осады с Тарии, в восьмом часу утра я вошел в город. Лицо мое и, самое главное, рыжие волосы были надежно скрыты широким капюшоном наброшенного мне на плечи плаща грязно-пыльного цвета, с бегущей по краю золотистой нитью, довольно поношенного вида, то есть как раз такого, какой, по-моему, и подобает мелкому путешествующему пешком торговцу. А вот то, что мелкому торговцу иметь не подобает, — боевой меч и кайву я надежно спрятал под плащом.