Нортон Андрэ. Сказительница

   Он встал с ней рядом, и они вместе поднялись на вершину холма. Они очень устали, и подъем занял у них много времени, а поднявшись, они тяжело дышали. Остановились и посмотрели вниз, на то, что открылось их взглядам.
   Немного впереди обожженная земля неожиданно кончалась. Она обрывалась в такую глубокую пропасть, что Эйдрис не могла разглядеть ее дна. Снизу как будто поднималась стена густого серого тумана, она катилась словно по ветру, хотя никакого ветра девушка не чувствовала. Туман закрывал видимость, он тянулся во всех направлениях.
   Они добрались до конца своего пути… дальше идти невозможно.
   Слезы отчаяния заполнили глаза сказительницы, она опустилась на колени, прижала руки к разбитым губам. Рыдания сотрясали ее тело. Пройти так далеко и кончить этим! Пройти всю дорогу впустую!
   Алон вздохнул и сел рядом с нею. Наклонил вперед обнаженные плечи, тоже закрыл лицо руками, очевидно, потрясенный не меньше.
   – Придется возвращаться, – прошептала Эйдрис немного погодя. Либо умереть здесь, а она… не совсем готова умереть. – Может, существует другой путь…
   Алон покачал головой и с ощутимым усилием расправил плечи. Сняв рубашку с головы Монсо, она надел ее, застегнул дрожащими пальцами.
   – Не можем, – сказал он. – Наша дорога проходит здесь. – Он указал на пропасть. – Этот туман скрывает настоящий Арвон. Нужно найти способ пересечь пропасть…
   Эйдрис смотрела на него, убежденная, что он рехнулся.
   – Но… как?
   – Надо сделать мост.
   – Это невозможно! Нам не из чего его построить, даже если бы можно было перекинуть мост через пропасть… Но я в это не верю!
   – Это единственный выход, – упрямо сказал он. – Арвон – реальный Арвон – там. – Он показал. – Я чувствую его, я чувствую его запах. А ты разве нет?
   Она искоса взглянула на него, увидела, что он пристально смотрит на нее, и принюхалась.
   – Пахнет… – прошептала Эйдрис – Я чувствую запах цветов! И воды! Это еще одна иллюзия?
   – Нет, – ответил он. – Это реальность. Здесь есть и другие холмы. Мы должны пересечь пропасть, чтобы добраться до них, Эйдрис. Мы должны сделать мост.
   – Из чего? У нас ничего нет!
   Он не ответил, только отцепил с седла Монсо последнюю фляжку с водой.
   – Пей, – сказал он, держа фляжку и пакет с едой. – И ешь. Заставь себя. Для того, что последует, тебе понадобятся силы.
   Удивленная, она послушалась. Чувствуя запах воды, Монсо жалобно заржал, но на этот раз Алон покачал головой.
   – Прости, старина, – сказал он, сочувственно потрепав кеплианца, – но если у нас получится, ты скоро утолишь жажду.
   – А если не получится? – спросила Эйдрис, искоса посмотрев на него. Она не могла представить себе, что он задумал.
   – Если не получится, – мрачно ответил он, – ни жажда, ни голод не будут нас мучить, так что результат будет тот же самый.
   Они поели и осушили вдвоем последнюю фляжку, потом спустились по склону и прошли небольшое расстояние до края пропасти. Убедившись, что прочно стоит на земле, Эйдрис взялась за повод Монсо, наклонилась вперед и заглянула вниз.
   Насколько она может видеть, отвесная красная скала, скрывающаяся в клубящемся сером тумане.
   Алон взял камень, наклонился над пропастью и выпустил его. Камень упал…
   … и все падал…
   … все падал. Они так и не услышали, когда он ударился о дно.
   Эйдрис смотрела на стену тумана перед собой. Она примерно в два роста Монсо высотой.
   – Ты считаешь, что если мы пройдем туман, то освободимся от заклинания и окажемся в реальном Арвоне? – спросила она наконец.
   Алон кивнул.
   – Но как нам пересечь пропасть? – спросила девушка, стараясь говорить ровно, как будто они обсуждают проблему, решением которой не является быстрая и несомненная смерть.
   – Мы должны сделать мост, – повторил он.
   – Из чего?
   – Из себя, – ответил он. – Из моей Силы. Из моей крови. Из твоей музыки.
   Она смотрела на него широко распахнутыми глазами.
   – Ты сошел с ума, – прошептала девушка. Алон предупреждающе покачал головой.
   – Ты уже поняла цену веры, Эйдрис. И теперь нуждаешься во всей вере, какую сможешь призвать. Не позволяй вмешиваться сомнению. Я в здравом уме, не сомневайся. Это, – он указал на пропасть, – наш путь. По другую строну находится Арвон, который мы покинули.
   Эйдрис снова уловила слабый аромат цветов. Монсо принюхался; потом ноздри кеплианца раздулись, он заржал, забил копытом.
   – Он чувствует воду, – сказал Алон.
   Сказительница прикусила губу, перевела дыхание. В конце концов, какой у них выбор?
   – Хорошо, – негромко сказала она. – Я верю. Как мы это сделаем?
   Он коротко одобрительно кивнул.
   – Нам потребуется объединить нашу Силу. Создать собственную видимость. Такую сильную, что она приобретет прочность, материальность. Будет нелегко, – предупредил он. – Но можно сделать.
   – Я готова, – решительно ответила она. – Скажи, что мне делать.
   – Прежде всего ты должна сконцентрироваться. Если на этот раз задрожит земля, ты не должна отвлекаться, понятно?
   Она кивнула.
   Посвященный достал кинжал из ножен, протянул девушке.
   – Когда я кивну, режь. – Он указал на свое запястье. – Режь глубоко, чтобы кровь текла свободно, но не настолько глубоко, чтобы нельзя было потом остановить кровотечение. – Эйдрис колебалась, потом взяла кинжал. – Я сделал бы это сам, – виновато сказал Алон, – но мы при этом должны соединить руки. Что бы ни случилось, не выпускай мою руку.
   – Поняла, – сказала девушка, разглядывая голубые вены на его руке и планируя, где лучше сделать разрез. – А что потом?
   – Ты должна петь. Почувствуешь, как Сила оставляет тебя и вместе с кровью создает мост. Используй музыку, чтобы увеличить свою Силу – и укрепить наш мост. Пой и ни за что не останавливайся! Как только мост станет прочным, ты должна будешь послать на него Монсо, потом провести меня. У меня глаза будут закрыты, я мысленно буду держать заклинание и не смогу видеть, что я… что мы сделали. Он внимательно посмотрел на нее.
   – Если Гуннора улыбнется нам, когда я увижу тебя в следующий раз, мы вернемся в Арвон.
   Эйдрис коснулась символа Янтарной Госпожи, который носила на шее. Потом быстро проверила, все ли припасы укреплены на Монсо.
   – Мы готовы, – сказала она Алону.
   Он торжественно расстегнул левый рукав, закатал его, обнажив руку. Протянул обе руки к девушке. Эйдрис крепко взяла его правую руку своей левой, подняла нож.
   Алон закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов, потом кивнул.
   – Сначала музыка, – сказал он.
   Эйдрис негромко запела… Выбирая мелодию почти наобум, она была ошеломлена, поняв, что это «Призрачный жеребец Хатора», песня, которую она пела при их первой встрече. Услышав слова песни, Алон сжал ее пальцы.
   – Пора, – прошептал он.
   Собравшись, Эйдрис коснулась ножом его запястья. «Легче было бы порезать себя, – подумала она, заставляя себя продолжать петь. – Янтарная Госпожа, помоги мне! Не дай мне сильно порезать его! Позволь нам уйти из этого места! Молю тебя!»
   Она решительно провела лезвием по коже. Потекла струйка крови, и Эйдрис заставила себя разрезать глубже… еще глубже. Кровотечение усилилось, кровь закапала на землю… потекла потоком.
   Сказительница и раньше проливала кровь, но так – никогда. Она почувствовала, как у нее темнеет в глазах, и только крепкое пожатие его пальцев удержало ее от обморока или тошноты. Она пела, не пропуская ни ноты.
   Алон хрипло заговорил, запел на языке, который она не узнала; кровь потекла на край пропасти. Эйдрис неожиданно почувствовала, как вытягивает ее внутреннюю Силу. Кровь Алона – только внешний показатель того, что здесь происходит. От девушки к нему устремилось течение, поток, и она едва не запнулась. Собрав всю силу воли, всю решимость, сказительница стояла твердо, пела и смотрела в пропасть.
   А из потока алых капель что-то начало возникать. Глаза Эйдрис распахнулись, когда она увидела, как это нечто приобретает очертания… моста! Настоящий мост пролегал над пропастью, он вначале был как тень, но постепенно становился все материальней. Красный… цвета крови… пульсирующий в такт их обоим сердцам… и с каждым биением он становился все прочнее.
   Лицо Алона побледнело под густым загаром, но голос его звучал все громче. Кровь лилась. Эйдрис тоже пела громко, произносила слова отчетливо и сильно, заставляла себя верить в то, что видит.
   Мост алой дугой перекинулся через пропасть в сером тумане. Стараясь не выпустить руку Алона, сказительница подняла ногу, коснулась моста. Он прочный, выдерживает ее тяжесть. Но выдержит ли жеребца?
   – Пошли, Монсо, – пропела она, вплетая этот приказ в свою песню. Одной рукой схватила повод кеплианца и потянула вперед, через край пропасти. Потянула, показывая, что хочет, чтобы он пошел. – Вперед, парень! – пропела она музыкальный приказ. – Вперед!
   Жеребец ударил копытом по мосту, очевидно, в нерешительности, но запах воды и ощущение прочности творения Алона под ногами убедили его. Фыркнув, полукровка устремился вперед. Копыта его застучали по мосту, и он исчез в тумане, в последний раз махнув хвостом.
   «Упадет ли он»? – подумала Эйдрис, но решительно заставила себя забыть о такой возможности. Повела Алона через пропасть, заставляя себя обеими ногами ступить на алую поверхность. Вместе, под бормотание посвященного и пение Эйдрис, они двинулись вперед.
   Мгновение спустя сказительница услышала удивительную музыку, перекрывшую звуки ее пения. Это большими жадными глотками пил воду конь.
   – Спасибо, Янтарная Госпожа! – пропела Эйдрис, стараясь не смотреть вниз. Она повела Алона быстрее.
   Они находились на середине моста, когда девушка ощутила, как обвис Алон. Бросив на него беспокойный взгляд, она увидела, как посерело его лицо. Глаза закатились, видны были только белки. Колени подгибались, он шатался. Алая поверхность у них под ногами задрожала.
   Эйдрис свободной рукой обхватила Алона за талию, прижала к себе. Мост дрожал и таял. Решительно закрыв глаза, Эйдрис устремилась вперед, прыгнула в туман, потащив за собой Алона.
   На мгновение она почувствовала, что падает… падает…

12

   Бесконечные секунды Эйдрис падала сквозь клубящуюся серость. В горле ее рвался крик, пытался соскользнуть с губ. Но прежде чем успела крикнуть, она коснулась прочной поверхности, ударилась так сильно, что воздух вырвался из легких. Покатилась, переворачиваясь, и запах свежей растительности заполнил ноздри.
   Когда мир наконец перестал головокружительно вертеться, девушка увидела голубое небо, усеянное белыми облаками. Солнце уже миновало зенит. Подняв голову, Эйдрис увидела, что на нее смотрит Монсо, насторожив уши. С его морды еще капала вода; у ног жеребца струился ручей.
   Кто-то застонал. Этот болезненный звук сразу заставил ее прийти в себя. Эйдрис встала на четвереньки.
   – Алон?
   Посвященный лежал рядом с ней на склоне холма. Глаза его были закрыты, звук собственного имени не поднял его. Рядом с ним на траве виднелись ярко-алые капли, они пропитали почву. Это зрелище заставило сказительницу проползти вперед, схватить запястье юноши и сжать.
   Наконец кровотечение остановилось. Эйдрис откинулась, ее окровавленные руки дрожали. Она попыталась собраться с силами, чтобы помочь своему спутнику. Алон лежал без сознания, кожа его посерела, губы посинели. Несмотря на теплое солнце, он дрожал под тонкой рубашкой, которая теперь проржавела от засыхающей крови.
   «Одеяла… питье». – Медленно вспоминались уроки излечения, которые ей давала Джойсана. Встав, хотя ноги первое время дрожали от слабости, Эйдрис прошла к кеплианцу и подвела его к Алону. Сняла сумки, потом расседлала жеребца и отпустила его пастись, считая, что он не уйдет далеко от хозяина.
   Закутав Алона в оба плаща, она набрала дров, чтобы развести небольшой костер, принесла воды из ручья. Дожидаясь, пока вскипит вода, развязала небольшой сверток, который так давно приготовила для нее Джойсана. От острого, иногда сладкого запаха трав дергались ноздри, в голове возникали отрывки сведений.
   «Восстановительное… вербена! Заварить вербену…»
   Уловив знакомый запах, девушка раскрыла нужный пакетик и положила в кипяток сухие листья. Когда настой был готов, она процедила его и, положив голову Алона себе на колени, заставила его выпить. Веки его задрожали, он очнулся настолько, чтобы выпить травяной чай, но полностью в сознание не пришел. Дрожь его прекратилась, и сказительница была благодарна за это.
   Прежде чем заняться раной на его запястье, она сама выпила чашку чая. Ей казалось, что она уже несколько дней обходится без еды и питья. Но знала, что подобная усталость – нормальное состояние после использования Силы. И тут ей в голову пришла мысль, одновременно горькая и сладкая.
   «Я использовала волшебство», – подумала она, сама себе не веря. Хотя это произошло только что, воспоминание уже таяло, слабело, как будто произошло с другим человеком, а не с этой, нынешней Эйдрис. Девушка вздохнула, покачав головой, снова представила себе мир, окутанный иллюзией, подумала, как ей удалось сбросить эту ложь и обнажить правду. «Неужели я это сделала? Или волшебство Алона как-то на меня подействовало? Возможно ли, что я на самом деле обладаю Силой»?
   Определенных ответов на эти вопросы не было, не было и времени раздумывать над ними. Склонившись к быстрой воде, Эйдрис вымыла лицо и руки, протерла концы пальцев и ногти белым речным песком со дна ручья. Джойсана часто говорила, что держать рану в чистоте так же важно, как применять нужные травы и заговоры для лечения.
   Промыв рану прокипяченной водой, в которую она бросила щепотки шафрана и тысячелистника, чтобы ускорить заживление, девушка рассмотрела поверхность разреза. Нужно наложить швы, какие делала ее приемная мать. Но здесь, в дикой местности Арвона, нет ни иглы, ни прокипяченных ниток.
   Эйдрис решила было просто перевязать рану, но она была слишком глубокой, и девушка подумала, что рана в любую минуту может снова открыться, и тогда возобновится кровотечение. А в теперешнем состоянии Алона дальнейшая потеря крови крайне опасна, возможно, даже смертельна.
   Она колебалась и в это время увидела запечатанную шкатулку Дахон с красной грязью из долины Зеленого Безмолвия. «Нет! – подумала она, прикусив губу. Ей пришла в голову мысль, но она не хотела ее обдумывать. – Дахон велела не открывать шкатулку! Эта грязь для Джервона, это последний шанс на его излечение!»
   Она с неожиданной враждебностью посмотрела на Алона. «Я не стану тратить на тебя лекарство Джервона. Не стану!»В ней вспыхнул гнев. Какая-то малая часть сознания говорила, что этот гнев неразумен, но она не слушала.
   – Нет! – яростно прошептала она. – Джервон – мой отец! Ты ничто для меня, ничто, слышишь?
   Гнев жег ее огнем, лишал самообладания. «Стоило бы бросить тебя сейчас! Ведь это ты привел меня в эту трясину колдовства! – свирепо думала она. – Я должна оставить тебя здесь, оставить умирать!»
   Молодой человек беспокойно зашевелился, как будто и без сознания ощутил ее гнев. Эйдрис опьянела от ненависти. Рука ее потянулась к кинжалу; но вот она встала и, не оглядываясь, пошла прочь.
   Взяв свой мешок, надела его на спину и начала подниматься по склону холма. Монсо заржал, беспокойно забил копытом, но девушка не обратила на жеребца внимания. Дрожа от ярости, она вспоминала, как они спаслись из мира иллюзий Яхне. Она ненавидит Алона за то, что он дал ей открыть в ней самой. Мне не нужна Сила! – в ярости думала она. – В ней слишком много опасности, риска! Он не имел права делать это со мной!
   Без предупреждения с неба обрушилось нечто черное, устремилось прямо к ее глазам. Послышался резкий крик. Эйдрис пригнулась, кончики крыльев задели ее голову.
   Когда девушка выпрямилась, существо снова устремилось к ней, целясь когтями в лицо. Сказительница отшатнулась, утратила опору на склоне и упала так, что из глаз посыпались искры и зашумело в ушах. Мигая, она оглядывалась широко раскрытыми глазами. Существо, которое нападало на нее, село на ближайшее дерево. Это был сокол, и когда девушка на него посмотрела, он снова закричал.
   – Стальной Коготь! – воскликнула Эйдрис и вдруг, потрясенная и дрожащая, поднесла руку к голове. Что я делаю? Покидаю Алона? Оставляю его умирать?
   Она ощутила невероятный ужас, вспоминая события последних нескольких минут. Если бы не Стальной Коготь, она могла бы не прийти в себя. Что это со мной? – подумала она. Вспомнила жестокую улыбку Алона, когда он сжигал летящих на паутине. – Почему мы так себя ведем? Что с нами происходит?
   В смущении, подавляя панику, она вернулась к тому месту, где лежал Алон. Стальной Коготь перелетел на луку седла и с любопытством наблюдал, как сказительница кинжалом вскрывает шкатулку. Шкатулка открылась, в ней была свежая красная грязь. Взяв большой комок грязи, девушка обмазала ею рану. И сразу закрыла шкатулку, потом с помощью свечи запечатала ее воском, отчаянно надеясь, что грязь не утратит своих целебных свойств.
   Как только рана покрылась слоем грязи, морщины боли на лбу Алона разгладились. Мышцы его расслабились, и он как будто погрузился в глубокий естественный сон. Медленными осторожными движениями Эйдрис сняла грязную окровавленную рубашку, потом тряпкой, смоченной в теплой воде, омыла грязь и запекшуюся кровь с лица, рук и груди юноши.
   К тому времени как она закончила, солнце высушило и согрело его. Алон был бледен, но цвет его лица улучшился. Укрыв его плащом, Эйдрис села и выпила еще одну чашку чая. Потом съела кусок хлеба, а другой накрошила в воду и приготовила нечто вроде похлебки. Посмотрев на Стального Когтя, она заговорила вслух, и собственный голос показался ей странным и незнакомым.
   – Он потерял много крови и нуждается в свежем мясе, крылатый. Можешь принести что-нибудь?
   Сокол пронзительно крикнул и устремился вверх, над холмами. К тому времени, как Эйдрис выстирала рубашку своего пациента и осторожно переодела его в свежую, сокол вернулся. Стальной Коготь покружил над нею, держа что-то в когтях, потом бросил, и его ноша упала в десяти шагах.
   Эйдрис подобрала небольшого жителя нор. Подняв зверька за длинные уши, она сказала:
   – Спасибо, Стальной Коготь!
   Освежевав зверька и нарезав мясо мелкими кусочками, насколько позволяло лезвие ножа, она бросила его в котел. Ожидая, пока сварится, Эйдрис занялась ногой кеплианца.
   Увидев, что опухоль почти спала и рана закрылась, Эйдрис приободрилась. Оставив котелок на огне, она пошла вдоль ручья, пока не нашла небольшую заводь. Разделась и вымылась. От холода захватывало дыхание, но ощущение чистоты и свежести подбодрило девушку. Она замочила в ручье свои брюки и рубашку, протерла их песком и набросила на куст сушить. Надев чистую одежду, сама вернулась к Алону.
   Мясо было готово. Охладив его немного, она приподняла Алона и заставила глотать. И сама выпила чашку навара, сытного, хотя и безвкусного. Эйдрис пожалела, что у нее нет ни тимьяна, ни мяты.
   Потом, зная, что больше ничего для Алона сделать не может, и так устав, что местность расплывалась у нее в глазах, напоминая об иллюзиях Яхне, Эйдрис приподняла плащ, заползла под него и прижалась к Алону, стараясь не затронуть его раненую руку. «Всего несколько минут, – подумала она. – Я только подремлю несколько…»
   Несколько часов спустя ее разбудило влажное горячее дыхание Монсо. Кеплианец фыркал, пытаясь добраться до мешка с зерном, который она подложила под голову. Протерев глаза и зевнув так, что челюсть едва не разорвалась надвое, сказительница села и увидела, что солнце уже заходит.
   Покормив жеребца, она приложила ладонь ко лбу Алона, чтобы проверить, нет ли жара. Кожа слишком теплая, но цвет у нее хороший. Девушка заметила, что красная грязь высохла. Дахон предупредила, что она должна совсем высохнуть и затвердеть, прежде чем ее можно будет снимать. Эйдрис обмотала запястье пациента лентой, чтобы удержать руку на одном месте.
   Снова подогрев похлебку, она приготовилась кормить Алона, но когда притронулась к нему, посвященный открыл глаза. Хотя и удивленные, они казались ясными.
   – Как ты себя чувствуешь? – спросила его девушка.
   – Мы… вернулись? – хрипло прошептал он. Она кивнула.
   – Заклинание моста подействовало.
   – А Яхне?
   – Ни следа и никаких новых заклинаний. Стальной Коготь и Монсо предупредили бы. Обработав твою рану, я так устала, что не могла держаться на ногах.
   Он попытался приподняться на локте, но она помешала, положив руку ему на грудь.
   – Осторожней, Алон. Ты еще слаб. Ты потерял много крови.
   Посвященный ненадолго покорился, но выражение его лица говорило Эйдрис, что долго слушаться ее он не будет.
   – Мы не можем здесь задерживаться, – сказал он более сильным голосом. – Надо снова начинать поиски.
   – Мало хорошего нам принесет, если мы найдем Яхне, когда ты еще слаб, – возразила девушка. – Даже если у меня и есть Сила, я не ровня волшебнице с ее способностями.
   Рот его в мрачной гримасе застыл.
   – Я и сам не уверен, что смогу победить ее, – признался Алон. – Это заклинание, которым она захватила нас… Я такое не смог бы создать.
   – Но ее Сила краденая, – заметила сказительница. – Может, ей не хватит знаний, хотя способность есть. Вот, – сказала она, зачерпывая из котла, – поешь немного. Это тебя подкрепит. – Она осторожно усадила его и дала в руки чашку. Густая жидкость плескалась, руки Алона дрожали. Сказительница молча помогла ему держать чашку. Он начал есть, вначале осторожно, потом все более уверенно.
   Еда отняла у юноши все силы. Он пришел в явное отчаяние от собственной слабости.
   – Как Монсо? – спросил он.
   – Его рана быстро заживает. Кажется, он уже совсем здоров.
   – Он всегда быстро оправлялся, – сказал посвященный. В голосе его послышалась горечь. – Хотел бы я, чтобы со мной было так же!
   – Тебе нужно время для выздоровления, – ответила Эйдрис – Я была истощена и могла только поддерживать тебя. – Она покачала головой. – Да и крови я не потеряла столько, сколько ты. Тебе нужны отдых и еда.
   – Мне нужно найти Яхне, – резко ответил он, – чтобы я мог отплатить ей за все, что она нам причинила! Но сейчас она может быть где угодно.
   Неожиданно резко крикнул Стальной Коготь, он явно привлекал к себе внимание. Алон повернулся и внимательно посмотрел на птицу, и они без слов стали общаться. Посвященный «послушал», и плечи его расслабились.
   – В чем дело? – спросила Эйдрис.
   – Если я правильно понял Стального Когтя, он сказал, что та, за которой мы последовали во Врата, в половине дня пути от нас – и что она не торопится. – Рот его сардонически скривился. – Это меня не удивляет. Не удивительно, что, создав такую массовую иллюзию, волшебница утомилась! – Он задумчиво посмотрел на сокола. – Что-то еще… что-то окутанное гневом, и я не совсем понимаю. Стальной Коготь очень сердит на Яхне.
   – Потому что она причинила тебе неприятности в Арвоне? – вслух высказала догадку Эйдрис.
   – Стальной Коготь не испытывает ко мне таких сильных чувств, – ответил Алон. – Он любил Джонтала. Сокольничьих и их птиц связывают любовь и верность.
   – Но вы провели вместе столько времени, – возразила сказительница. – Я вижу, что Стальной Коготь любит тебя. Когда я сказала ему, что тебе нужно свежее мясо, чтобы восстановить силы, он вернулся, как мог быстро.
   – Может быть… – ответил он и вздохнул.
   – Ты устал, – сказала девушка. – Ложись и отдыхай.
   Он посмотрел на солнце, которое совсем низко висело над далекими холмами. Облака на западе стали алыми и желтыми.
   – Я могу отдыхать верхом на Монсо. Если пойдет шагом, я думаю, он сможет нести меня.
   Эйдрис открыла рот, собираясь возражать, но остановилась, видя, как он покачал головой.
   – Я знаю, что ты собираешься сказать, но я не смогу отдыхать, пока мы близко к околдованной Яхне земле. Что, если она захватит нас снова?
   Эйдрис с тревогой оглянулась на слабо светящееся ущелье.
   – Это может случиться?
   – Не знаю. Ее заклинание превосходит мои способности… Не могу судить. Знаю только, что лучше отдохну на спине Монсо, удаляясь от этого места, чем лежа рядом с ним.
   Сказительница вздохнула и сдалась. По правде говоря, теперь, когда Алон сказал, что заклинание снова может захватить их, она и сама не могла бы отдыхать здесь.
   – Хорошо, – сказала она. – Я поведу Монсо, и мы пойдем – но только на час, понятно?
   Он кивнул.
   – Я умею спать на лошади Мне приходилось это делать и раньше.
   Опираясь на Эйдрис, он прошел небольшое расстояние до ручья, опустил руки и лицо в холодную воду и напился. Потом, пока Эйдрис седлала кеплианца и упаковывала припасы, Алон выпил еще порцию укрепляющего настоя.
   Когда они были готовы, девушка поставила жеребца рядом с Алоном, но ниже по склону холма. С ее помощью он вдел ногу в стремя и взобрался в седло, крякнув от усилий. А когда сел, она увидела, что он прикусил нижнюю губу и пот покрыл его лоб.
   Неловко, оберегая раненую руку, Алон закутался в плащ, и они пустились в путь. Солнце светило им в спину.
   К счастью, путь пролегал по пологим лугам, и Эйдрис достаточно видела, чтобы идти до наступления полной темноты. Они оставили между собой и ловушкой Яхне несколько холмов. Поднявшись на вершину третьего такого холма, девушка остановилась, тяжело дыша, но чувствуя, как улучшается настроение: они снова движутся к цели. Эйдрис отказывалась думать, что может ждать их в конце пути.