Нортон Андрэ. Сказительница

   Эйдрис посмотрела на храм, увидела сидящего на камне у источника Стального Когтя.
   – Мне кажется, я знаю, – сказала она. – Стальной Коготь может войти в это место, потому что он естественное существо. Монсо – полукровка, он создан при помощи волшебства и потому неестествен. Ничто относящееся к Тени не может войти в храм Нив.
   – А Монсо отчасти… отчасти конь-демон, – медленно сказал Алон. – Но… тогда откуда он знал, что нас нужно привести сюда, чтобы мы очистились… исцелились?
   – Не знаю, – так же серьезно ответила Эйдрис. Она задумчиво посмотрела на сокола. – Если только ему сказал Стальной Коготь…
   Оба замолчали, вспомнив, как неожиданные крики сокола приводили в действие жеребца. Наконец Алон покачал головой.
   – Если даже бедный Монсо не может войти в храм, то пить воду из источника он может?
   – Может, – заверила Эйдрис. – Я ему немного уже дала. – Они снова сделали из куртки Алона импровизированную поилку; потом одну за другой опустошали фляжки, и посвященный позволил жеребцу напиться досыта.
   Наконец кеплианец утолил жажду. Алон покормил его зерном, а тем временем Эйдрис и Алон растирали его кожу, пока она не заблестела в лучах заходящего солнца.
   Подлетел сокол и сел на луку седла. Работая, Алон все время поглядывал на Стального Когтя, как будто птица что-то ему сообщала. Видя такое и в прошлом, Эйдрис не удивилась, когда на лице Алона появилось озабоченное выражение.
   – В чем дело? – негромко спросила девушка.
   – Стальной Коготь видел волшебницу. Она по-прежнему направляется на юго-восток, к месту, которое мой крылатый друг описывает как «мертвое место, место больных деревьев, место, в котором Сила держит в плену». Я считаю, что Яхне обнаружила место, противоположное этому. – Он кивком указал на храм. – Я считаю, что она им воспользуется, чтобы овладеть Керованом.
   – Далеко оно?
   – Несколько часов отсюда – пешком. – Он смотрел на восток, очевидно, напряженно размышляя. – А далеко ли Кар Гарудин, по твоей оценке?
   Эйдрис задумалась.
   – Мне кажется, до Кар Гарудина примерно двадцать лиг, – сказала она, указывая на восток. – Если я правильно припоминаю легенды о расположении храма Нив относительно земель клана Красного Плаща. Мой дом как раз на границе этих земель.
   Алон сделал шаг вперед, взял девушку за руки.
   – Если понесет двоих, Монсо не сможет преодолеть это расстояние к вечеру, Эйдрис. И кто-то должен идти за Яхне.
   Она посмотрела на него, и дыхание замерло у нее в горле.
   – Что… что ты предлагаешь?
   – Мы разделимся. – Теперь он говорил настойчиво и убедительно. – Я пешком пойду за Яхне. Я молод, и храм Нив восстановил мои силы. Нога у меня залечилась. Стальной Коготь приведет меня к волшебнице… я постараюсь сделать все возможное, чтобы помешать ей воспользоваться Местом Силы.
   – А я? – спросила Эйдрис, чувствуя, что страх застревает в ее горле, как черствый хлеб. – Что я должна буду сделать?
   Он глубоко вздохнул.
   – Эйдрис… ты должна на Монсо добраться до Кар Гарудина. Ты одна знаешь дорогу… твоя семья прислушается к тебе, а чужаку не поверит.
   Сказительница мимо Алона смотрела на пасущегося жеребца. Она вздрогнула. В одиночку ехать на коне-демоне, преодолеть многие лиги, скакать в безлунную ночь? А если Монсо сбросит ее, обратится против нее? Она вспомнила его ужасную скорость, и во рту у нее пересохло.
   – Алон… не думаю, что я могу, – прошептала она. Он схватил ее за плечи, затряс, пока она не оторвала взгляд от жеребца и не посмотрела на него.
   – Ты должна, – сказал он. – Ничего больше нельзя сделать, Эйдрис! Ты должна взять Монсо и скакать так, словно все Тени мира гонятся за тобой… впрочем, может, так и есть. Это единственная возможность вовремя предупредить Керована!
   Она прикусила губу, потом глубоко вдохнула и кивнула.
   – Помоги мне оседлать его, – сказала она.

14

   Путники оставили сумки, спрятав их среди ветвей березы на краю луга. Исключение сделали только для арфы Эйдрис. Помогая привязывать сумки, девушка думала, не напрасны ли их старания. Очень велика вероятность, что ни один из них не вернется за своим имуществом.
   Закончив, она привязала свой посох к седлу, потом извлекла клинок с рукоятью в виде головы грифона. Сказительница протянула его своему спутнику.
   – Я хочу, чтобы ты взял его, – сказала она. – Не могу оставить свою арфу, но не буду отягощать Монсо тем и другим. К тому же тебе может понадобиться оружие.
   Он поколебался, потом протянул руку, коснулся головы грифона. Пасть животного была открыта, и из нее высовывался тяжелый голубоватый кристалл, служивший противовесом. Синие глаза из кванской стали, казалось, понимающе смотрят на посвященного.
   Алон провел пальцами по телу грифона. Оплетенный серебряной проволокой для лучшей хватки, он образовывал узкую часть рукояти над гардой. Взяв оружие, посвященный взмахнул им, проверяя баланс.
   Лучи садящегося солнца упали на лезвие, и по нему пробежала алая рябь. Алон улыбался, его движения и взмахи становились все уверенней.
   – Прекрасно сбалансировано, – с восхищением сказал он. – Он почти как живой отвечает на мои желания.
   – Так делаются лучшие мечи, – ответила Эйдрис. – Я хочу, чтобы ты взял его с собой, Алон. Он послужит тебе лучше твоего, – закончила она, и у нее перехватило горло. И девушка про себя взмолилась Гунноре, чтобы ему не пришлось пускать его в ход. Алон все еще далеко не лучший фехтовальщик, и самое хорошее оружие в мире этого не изменит.
   Он повернулся и серьезно посмотрел на нее, потом покачал головой и вернул оружие.
   – Спасибо, но я собирался оставить свой меч вместе со всем остальным, – сказал он. – Невозможно бежать, когда меч мешает делать шаги. А чтобы поймать Яхне, я должен передвигаться быстро. – Он печально пожал плечами. – Дело обстояло бы по-другому, если бы я мог им хорошо воспользоваться.
   Эйдрис умоляюще посмотрела на него.
   – Мы подвесим его тебе на спину, и ты сможешь нести его, как носят свои большие мечи салкары. – Взяв его пояс, она продемонстрировала, как его можно надеть через плечо. Спрятав свой меч в его старые ножны, девушка надежно устроила его на спине Алона. – Видишь? Весит он не очень много и бежать не помешает, – настаивала она.
   Он все еще колебался.
   – Алон… – прошептала она, глядя ему в глаза. – Прошу тебя, возьми его. Возьми и помни все, чему я тебя научила.
   Он печально улыбнулся.
   – Один выпад и два приема защиты, – сухо заметил он. – Я готов сразиться с любым противником. – Но, видя выражение ее синих глаз, посерьезнел и кивнул. – Хорошо, дорогая. Я возьму его. И не забуду.
   Эйдрис облегченно вздохнула. Она не могла сказать, почему это так важно для нее; знала только, что очень важно. Сказительница была так уверена в этом, как будто она, как ее сестра Хиана, умеет предсказывать будущее.
   Вместе они вернулись к Монсо, который стоял, оседланный и готовый, у входа в храм. Арфа Эйдрис была закутана в ее плащ и прикреплена к седлу. Сказительница и посвященный поменялись обувью. На Эйдрис теперь были высокие сапоги Алона для верховой езды… они ей чуть велики, но она заложила в носки тряпки. А посвященный надел ее старые разношенные походные ботинки.
   – Возьми, – сказал он, снимая свою кожаную куртку. – Она тебя защитит от подлеска.
   Девушка надела куртку и кожаные перчатки. Примерив стремена, укоротила их на несколько дыр. Монсо повернул голову и принюхался к ней, а сказительница тем временем прикрепляла к седлу фляжку с водой из источника Нив. Эйдрис потрепала кеплианца по шее.
   – Мы с тобой остаемся вдвоем, сынок. Если ты позволишь.
   Наконец она сунула шкатулку Дахон в карман куртки Алона, застегнула карман, чтобы шкатулка не выпала.
   – Я готова, – объявила она.
   Алон молча подставил сведенные руки ей под ногу. Быстро, чтобы не успеть передумать, Эйдрис взяла узду в левую руку и поставила левую ногу на руки Алона. Короткий рывок… и она в седле.
   Монсо фыркнул и забил копытом.
   – Так говоришь, двадцать лиг? – спросил Алон, посмотрев на темнеющий восток.
   – Может, двадцать пять, – ответила она. – На последнем участке пути придется оставить дорогу и двигаться напрямик через земли кайогов. Есть только один вход в долину Ландисла.
   Он откинулся, посмотрел на нее и положил руку поверх ее руки в перчатке, державшей узду.
   – Ровным галопом доберешься к полуночи. Ты должна будешь держать Монсо в руках, управлять его скоростью. Сама знаешь, что случится, если он понесет.
   Она это слишком хорошо знала.
   – Я буду осторожна, – серьезно заверила девушка. – К тому же, – она заставила себя говорить оживленно, – этот парень устал после сегодняшней скачки к храму. Может, вода Нив подействовала на него так же успокаивающе, как на нас. Отныне он будет покорен, как детская лошадка, верно, Монсо? – спросила она, приглаживая гриву нервничавшего жеребца.
   Алон не обратил внимания на ее попытку пошутить, он продолжал внимательно смотреть на Эйдрис. И сжимал руку почти до боли.
   – Пусть Янтарная Госпожа убережет тебя, любовь моя, – прошептал он. – Молюсь, чтобы мы снова увиделись. А до тех пор… прощай.
   Эйдрис не могла говорить: она понимала, что не может доверять своему голосу. Поэтому только наклонилась вперед и поцеловала Алона в висок, прежде чем Монсо, которого тревожил новый всадник, не отскочил в сторону.
   Алон повернулся, с мечом на спине, и помахал рукой, подзывая Стального Когтя.
   – Будь моим проводником, крылатый воин! – крикнул он и пошел по склону. Птица кружила над ним.
   Монсо изогнул шею и переступил ногами. Набрав полную грудь воздуха, сказительница немного ослабила узду… еще немного. Кеплианец шагнул вперед и пошел за хозяином, все убыстряя шаг.
   Эйдрис привстала в стременах, пальцы ее перебирали узду, дергали удила во рту кеплианца. Рывок, остановка, рывок, остановка…
   Она осторожно расслабила узду, и Монсо поскакал по склону, в два прыжка обогнав Алона. Когда они добрались до того места, где оставили дорогу, левая рука Эйдрис потянула узду, правая нога прижала бок коня. Кеплианец послушно повернул налево, вернулся на дорогу.
   Сказительница оглянулась, прежде чем кусты не закрыли видимость, и увидела, как Алон прощально машет ей рукой со склона. Потом ветви зелени закрыли посвященного, и осталась только дорога, пустая и красная в свете заката, манящая на восток.
   Все еще стоя в стременах, чтобы лучше уравновешивать тяжесть тела, Эйдрис еще больше отпустила узду, и кеплианец пошел галопом.
   Галоп… галоп…
   Дорога превосходно подходила для скачущей лошади – не настолько твердая, чтобы вызвать ушибы, не пыльная. Видя перед собой пустую дорогу, Монсо с надеждой потянул удила, но Эйдрис держала его в руках. Сказительница чувствовала, как ее охватывает возбуждение. Распоряжаться такой скоростью, такой силой! Опьяняющее ощущение.
   За ними сгущались сумерки, но по-прежнему им никто не встретился. Монсо сказал с быстротой, на какую не способно большинство обычных коней.
   Вскоре Эйдрис понадобилось ночное зрение, и она мысленно стала напевать мелодию. Потом запела вслух, и сразу местность вокруг приобрела четкие очертания. Девушка увидела, как поворачиваются черные уши, ловя ее голос. Она запела громче и поняла, какую песню поет кеплианцу – песня в данных обстоятельствах казалось очень подходящей:
   Бежали они по ночной дороге,
   По широким блестящим просторам,
   Пять прекрасных коней благородной породы,
   И не золото, а жизнь – ставка этих скачек.
   Она спела всю «Гонку лорда Фарала», а Монсо продолжал поводить ушами, словно наслаждался ее пением.
   Шло время… В такую безлунную ночь трудно решить, сколько его прошло, но теперь Эйдрис видела проносящиеся мимо обработанные поля и изредка дома фермеров. Они находились в более населенных районах Арвона.
   Однажды они проскакали через городок. Подковы Монсо выбивали искры на мощенных булыжником улицах, и звуки быстрого конского топота удваивались и утраивались, отражаясь от домов и магазинов. Над входом в ратушу висел плащ клана; усилив зрение, сказительница разглядела синий цвет.
   – Мы в землях клана Синего Плаща, Монсо, – пропела она, не обращая внимания на открывшуюся сзади дверь таверны, на вопросительные крики встревоженных горожан, которые быстро стихли позади. – Уже проскакали не меньше десяти лиг. Если бы остались на этой дороге, вскоре оказались бы на земле клана Красного Плаща. Ты устал?
   Черный полукровка фыркнул, словно в насмешку над такой мыслью. Эйдрис вслух рассмеялась, и они продолжали скакать.
   Снова по обе стороны потянулись поля и фермы. Под копытами Монсо простучал каменный мост. Эйдрис слышала плеск воды об устои моста и провела сухим языком по обветренным губам. Мимолетно подумала об остановке, передышке, о том, чтобы попить немного воды из источника Нив, но решила, что еще немного продержится.
   «Когда будем в землях клана Красного Плаща, – пообещала она себе. – Брод у Глубокой Воды. Там немного передохнем»…
   Но к этому времени у нее заныли ноги: приходилось все время стоять в стременах. Эйдрис опустилась в седло, хотя по-прежнему наклонялась вперед, чтобы облегчить давление на спину кеплианца. Теперь они скакали к какому-то темному пятну на дороге, похожему на гигантского зверя, готового проглотить их своей пастью.
   Напрягая ночное зрение, Эйдрис разглядела деревья. «Конечно, – вспомнила она. – Лес. Мы у леса Синего Плаща. Почти на границе земель Красного Плаща».
   Кеплианец углубился в лес, и они оказались в такой полной темноте, что даже ночное зрение Эйдрис теперь не помогало. Монсо тревожно фыркнул и неожиданно перешел на неуверенную рысь. Понимая, что зрение жеребца должно приспособиться к лесной темноте, сказительница не подгоняла его.
   Темнота под деревьями напоминала тьму в подземных пещерах, она была почти абсолютной. Эйдрис сосредоточилась, запела вслух и разглядела дорогу, которая тянулась перед ней, как черная сатиновая лента на черном бархатном платье. Ход Монсо выравнивался, по мере того как глаза кеплианца приспосабливались к темноте между деревьями. Но они по-прежнему шли рысью, не решаясь переходить на галоп.
   Эйдрис пригнулась к загривку Монсо, она дрожала от холодного ветра, который касался ее спины как пальцами мертвеца. Вот ветер подул снова, сильнее, холоднее, толкая девушку в спину, развевая волосы.
   Сказительница напряглась, ноздри ее расширились. Ветер принес с собой запах… резкий, но знакомый. Эйдрис поморщилась. Откуда она знает этот запах? Она оглянулась, отыскивая его источник. Порыв зловония ударил ее по лицу, словно грязным дыханием.
   Ветер нес больше двух десятков призрачно светящихся в темноте Летящих на паутине. Они направлялись прямо к девушке и к Монсо.
   Ядовитые существа так близко, что Эйдрис могла разглядеть их клешни. С их челюстей капал яд, падая на поверхность едва видной дороги; комки болезненно зеленоватого света обозначали путь существ. Еще один порыв ветра почти бросил их на жеребца и всадницу. Через мгновение они нападут.
   Эйдрис, вскрикнув от ужаса, наклонилась вперед, чувствуя, как этот неестественный ветер давит ей в спину.
   – Вперед, парень! – закричала она, вонзая пятки в бока Монсо. – Вперед! – Оглянувшись, она увидела перед самыми глазами клешни. – Беги! – закричала она и ударила кеплианца уздой по шее.
   На этот раз и Монсо уловил запах преследователей. Кеплианец не нуждался в том, чтобы его подгоняли. Он устремился вперед, как игла из ружья, и понесся по темному лесу.
   Темнота закрыла все. Эйдрис пыталась сохранить свое ночное зрение, опасаясь, что в любой момент может разбить голову о какую-нибудь низко нависающую ветвь. Но существ за собой она боялась больше смерти и потому не делала попыток сдержать Монсо? только плотнее прижалась к шее кеплианца, вцепившись обеими руками в его гриву.
   Теперь деревья поредели, и она изредка могла что-то разглядеть. Осмелев, сказительница оглянулась и увидела, что Летящие на паутине отстают. Но неестественный ветер по-прежнему дул ей в спину.
   «Волшебство, – поняла она. – Ветер кем-то послан, как и эти существа. Но кем? Яхне? Посвященными из Гарт-Хауэлла? – Она не могла этого знать. – Мы обгоняем не Летящих на паутине, – поняла девушка, – мы соревнуемся с ветром. И если он усилится»…
   Теперь они скакали так быстро, что деревья сливались в полосу, они казались близкими друг к другу, как колья в изгороди.
   И без предупреждения вылетели из леса, поскакали по склону холма вниз, к мерцающей реке.
   «Глубокая Вода»! – поняла Эйдрис. Она пыталась сохранить равновесие, кеплианец продолжал стремительно лететь по дороге. «Если он споткнется и упадет на такой скорости, я погибну», – подумала она.
   Оглянувшись, она увидела, что, ветер разбросал ядовитые существа, как только они вылетели из леса. Всадница теперь быстро удалялась от них.
   Эйдрис взялась за узду.
   – Монсо… спокойней, сынок… теперь можно пойти чуть медленней…
   Но жеребец не реагировал на ее приказ. Полукровка несся по склону к реке со скоростью атакующего сокола. Эйдрис умоляла, пела, тянула изо всех сил за узду, так что заболели руки, – бесполезно.
   Она продолжала пытаться сдержать коня, когда жеребец на полной скорости влетел в разлившиеся весенние воды брода. Кеплианец встал на дыбы, пытаясь прыгнуть в воде. И поэтому сошел с каменного брода в сторону, на глубину. Теперь река достигала ему до брюха. Он пошатнулся, стараясь сохранить равновесие на скользком илистом дне. Вода перекатилась через его плечи.
   Эйдрис почувствовала, как задние ноги коня уходят из-под него; Монсо падал. Черная вода поднялась и поглотила жеребца и всадницу.
   Эйдрис успела вытащить ноги из стремян, опасаясь, что конь утащит ее под воду и она утонет. Она ушла с головой под воду и отчаянно забилась. Подавившись, глотнула ледяной воды, но сумела подняться на поверхность, потом заставила руки и ноги двигаться. Кашляя, била по воде, пока не восстановилось дыхание, и поплыла, чувствуя, как ее уносит течение. Эйдрис замигала, тщетно стараясь стряхнуть воду с глаз. Ночное зрение исчезло, его больше не поддерживали сосредоточенность и мелодия.
   Рядом двигалось что-то большое, громко фыркая. Монсо! Кеплианец пришел в себя и сильными гребками плыл к противоположному берегу. Эйдрис устремилась за ним, почувствовала, как что-то скользнуло по руке, схватилась и поняла, что поймала узду.
   Она быстро подтянулась к жеребцу, перебирая руками, потом сумела ухватиться за луку седла. Монсо стремительно плыл, таща за собой девушку.
   Эйдрис знала, что у нее есть всего несколько мгновений, прежде чем жеребец коснется ногами дна и убежит в ночь. Оглянувшись через плечо, она увидела, что Летящие на паутине больше их не преследуют. Их фосфоресцирующие тела бесцельно плыли у дальнего берега Глубокой Воды.
   «Конечно, – подумала Эйдрис. – Как большинство созданий Тени, они не могут пересечь текучую воду».
   Неожиданно ноги Монсо коснулись твердого дна, и кеплианец, фыркая, снова устремился вперед. Вода потоками стекала с его могучего тела. Эйдрис обеими руками схватилась за недоуздок.
   – Монсо, вперед! – приказала она, откинувшись, упираясь пятками в илистый берег. – Вперед, сынок!
   Полукровка покачал головой, но послушался. Выбрался из воды, таща за собой Эйдрис. Сказительница на секунду присела на берегу, отвела мокрые волосы с глаз; потом, встав на ноги, призвала снова ночное зрение и с облегчением увидела, что арфа по-прежнему на месте. Придется ее хорошо просушить, чтобы не покоробилась. Девушка осмотрела окрестности, ища место, где можно сесть верхом.
   Ночной ветер резал сквозь промокшую одежду, как лезвием меча, и Эйдрис пошатнулась и задрожала. Найдя небольшой камень с плоской вершиной, она остановила рядом с ним дрожащего потеющего Монсо. Погладила его, успокаивая; потом поставила ногу в стремя и с громким хлюпаньем села в промокшее седло.
   Повернув коня и направляя его вверх по берегу, Эйдрис чувствовала, что усталость тянет ее вниз сильнее течения Глубокой Воды. Она потрогала карман, нащупала шкатулку Дахон. «Выдержала ли моя импровизированная печать? – лихорадочно думала она. – Или лекарство для Джервона смешалось с речным илом»? Она боялась взглянуть, да и не могла на это тратить время. Прикусив губу, сказительница послала кеплианца вперед.
   Несколько минут она продвигалась вперед осторожно, пока не нашла дорогу, потом снова послала жеребца рысью. Ее терзала мысль о времени, потерянном у брода… Что, если как раз сейчас Яхне готовит ловушку для Керована?
   Эйдрис высвободила узду, и они снова поскакали галопом.
   Земли клана Красного Плаща. Теперь дорога хорошо ей знакома, девочкой она много раз ездила по ней в город вместе со всей семьей. Примерно через лигу от дороги отойдет тропа, которая ведет через территорию кайоги.
   Монсо больше не нужно было сдерживать, и это беспокоило Эйдрис. Она знала, что переправа через реку отняла у жеребца много сил. Он явно устал. Сказительница думала, хватит ли у него сил на оставшуюся часть пути да Кар Гарудина.
   По крайней мере от Летящих на паутине они отделались. Эйдрис решилась еще раз оглянуться и увидела только темноту. Пошлют ли те, кто отправил к ней эти существа, новую угрозу? Она не могла знать.
   Спустя немного времени сказительница перевела Монсо на рысь, глядя направо. Они миновали небольшой ручей. И мгновение спустя девушка увидела – вот она, тропа, уходящая через луг. Ее можно было принять за звериную, но Эйдрис знала, что это не так. Натянув поводья, она повернула на тропу кеплианца.
   Кайоги не из тех, кто оставляет хорошо заметные дороги, ведущие на их пастбища. Выходя за пределы своей территории, они пользовались узкими извилистыми тропами, такими, как эта, и старались не оставлять заметных следов.
   Эйдрис проскакала по лугу, но когда тропа углубилась в лес, ей пришлось снова сбросить скорость. И когда тропа повернула, неожиданно перед ними оказалось темное пятно. Оно словно присело, и сказительница на мгновение приняла его на готового к прыжку зверя. Но нет, это только небольшой овраг, размытый дождем и полный мусора от весеннего разлива. Пригнувшись к шее кеплианца, Эйдрис послала его вперед.
   Монсо взлетел в воздух и перескочил через углубление. На мгновение Эйдрис ощутила себя летящей в воздухе; затем почти без толчка конь опустился на противоположной стороне.
   – Хороший мальчик! – потрясенно воскликнула она. «Алон хорошо его выучил», – подумала она, снова увеличивая скорость и переходя на галоп. Теперь ей приходилось сражаться с собственной усталостью и холодом, и использование так недавно обретенной Силы истощало ее даже сильнее ночной гонки.
   Еще дважды приходилось перепрыгивать через упавшие на дорогу деревья. Первый ствол был небольшим, всего по лодыжку стоящей Эйдрис. Второй показался из-за поворота. Вначале Эйдрис даже показалось, что среди тропы просто падает тень деревьев.
   Но когда подъехали ближе и поздно было тормозить, Эйдрис с ужасом поняла, что ночное зрение подвело ее. То, что она приняла за тень, было материей. Толстый ствол доходил до подбородка рослому мужчине. Инстинкт требовал остановить кеплианца, но Эйдрис сразу поняла, что останавливаться поздно. Жеребец скакал слишком быстро и обязательно столкнется с препятствием. Подавив крик, Эйдрис сжала ногами его бока, прижалась к черной шее и закрыла глаза. Прыжок кеплианца едва не сбросил ее.
   Эйдрис затаила дыхание, ожидая удара о ствол. Но жеребец каким-то образом перескочил, хотя она услышала, что он задел за дерево. Они, казалось, на целую вечность повисли в воздухе; но вот перелетели и падали, падали… Конь и всадница приземлились тяжело, едва не потеряли равновесие – но были в безопасности.
   Жеребец снова поскакал; теперь он дышал тяжело, рывками. Сказительница цеплялась за его шею, ослабев и едва не всхлипывая от облегчения.
   – Спасибо… спасибо, Монсо… – запиналась она.
   Немного погодя они выехали из леса и двинулись по просторному, постепенно понижающемуся полю. Монсо по-прежнему дышал тяжело. На противоположной стороне поля они остановились, и тут же Эйдрис услышала оклик, который ждала с того момента, как свернула с дороги.
   – Ты! Всадник! Стой! Ты на земле кайогов! Остановись, назови себя и сообщи, какое у тебя дело!
   Зная, что часовой вооружен острым копьем, Эйдрис села в седле прямо и натянула узду, заставив Монсо остановиться. На этот раз жеребец как будто рад был возможности передохнуть и восстановить дыхание.
   Немного погодя дыхание его выровнялось. Уловив запах коня кайога, жеребец вызывающе крикнул. Сказительница услышала испуганный ответный крик. Ночное зрение помогло ей разглядеть всадника на серой кобыле. Потом кайог зажег факел. Эйдрис заслонила глаза от неожиданного ослепляющего света.
   – Это я, Эйдрис, дочь Джервона, – крикнула она. – Кто из всадников кайогов сегодня на страже?
   – Эйдрис? – В голосе кочевника звучало подозрение. – Если ты госпожа Эйдрис, докажи это. Скажи, как зовут твоего мышастого мерина.
   Девушка устало рассмеялась. Глаза ее приспособились к свету, и она наконец узнала усатого всадника.
   – У меня каштановая кобыла, Гурет, как ты знаешь и сам. И зовут ее Вьяр.
   – Эйдрис! – воскликнул Гурет. – Что ты здесь делаешь? Ты ведь уехала далеко! И возвращаешься посреди ночи… – Он подвел ближе свою серую кобылу, управляя ногами, и заставил стоять неподвижно, несмотря на то, что она боялась Монсо. – И на таком коне! Где ты его взяла?