Расставив ноги, чуть пригнув колени, вытянув руку – именно этому выпаду она его учила, – и он справился с ним превосходно. Лезвие молниеносно пролетело расстояние между ними, коснулось серого платья на груди волшебницы и пронзило ее насквозь.
   Яхне издала крик, в котором смешивались ярость и боль.
   Туман рассеялся, волшебница упала – и лежала неподвижно.
   В то же мгновение Эйдрис и все остальные шатнулись вперед: преграда, которая сдерживала их, исчезла.
   – Алон, о Алон! – Сказительница побежала к посвященному, схватила его за плечи, радостно обняла, но он ответил ей объятием лишь на мгновение. С мрачным выражением лица отстранил ее и подошел к маленькой фигурке, лежащей на земле рядом с умирающей волшебницей.
   Эйдрис негромко заплакала от боли и жалости. Стальной Коготь еще не умер… но скоро умрет, это было ясно.
   – О, нет! – прошептала девушка.
   Слезы стояли в глазах Алона, он прижал к себе умирающего сокола.
   – Стальной Коготь… – горестно прошептал он – Ты меня спас…
   Эйдрис осторожно коснулась сильного клюва, посмотрела в глаза, которые уже затягивала пелена смерти. Ей показалось, что она увидела во взгляде птицы странное удовлетворение. Алон удивленно посмотрел на нее.
   – Стальной Коготь… доволен, – прошептал он.
   Эйдрис кивнула, неожиданно поняв.
   – Он завершил поиск, который один держал его живым, верно? – спросила она. – Он умер довольный, зная, что отомстил.
   Алон кивнул.
   – Яхне… в ночь смерти Джонтала там была Яхне. Она поставила ловушку… на меня. Но умер Джонтал…
   Глаза Стального Когтя в последний раз свирепо блеснули; потом птица неожиданно напряглась, дернулась несколько раз и поникла. Алон глотнул, повернулся и отошел к Монсо.
   Эйдрис двинулась за ним, но Джервон схватил ее за руку.
   – Нет, – мягко сказал ее отец. – Дай ему возможность погоревать в одиночестве. Он этого хочет.
   Сказительница глубоко вздохнула, потом кивнула Они смотрели, как Алон подошел к Монсо, потрепал его по шее, потом осторожно и нежно завернул тело сокола в свою рубашку. Привязал сверток к седлу. Без объяснений сказительница поняла, что он хочет похоронить птицу в чистой земле.
   Эйдрис повернулась к своей семье и увидела, что Джойсана и Хиана склонились к Яхне. Сказительница слегка удивилась, видя, что волшебница еще жива, хотя было ясно, что никакой целитель ее не спасет.
   Опустившись на колени рядом с волшебницей, Эйдрис смотрела на нее, думая, какой маленькой и сморщенной она теперь кажется. Яхне открыла глаза, посмотрела на нее, и молодая женщина увидела, что блеск безумия в глазах колдуньи исчез. Волшебница с трудом дышала.
   – Я… я умираю? – прошептала она. Джойсана поколебалась, потом кивнула.
   – Да. Я помогла бы тебе, если бы могла, но твоя рана мне не под силу. – На лице умирающей женщины выступил пот.
   – Да… я чувствую… Больно… очень больно…
   – Прости, – сказала Джойсана. – Если хочешь, я спою, чтобы тебе не было больно. Этим я могу облегчить твою смерть.
   Волшебница кивнула.
   – Где Алон? – прошептала она.
   Эйдрис торопливо поманила Алона, который уже приближался к ним. Подойдя к женщине, которая заботилась о нем в детстве, он опустился на колени и взял ее руку.
   – Прости, – негромко сказал он. – Мне очень жаль. Я хотел бы найти другой выход.
   – Не… твоя вина, – шепотом ответила она. – Теперь я ясно вижу… давно уже так не могла…
   – Тише, – с трудом сказал Алон. – Не нужно говорить.
   – Я должна… должна сказать, – настаивала Яхне. – Это все Великая Перемена… Великая Перемена… – Она задыхалась. – До него… я была волшебницей в Эсткарпе…
   – Мы догадались об этом, – сказала Эйдрис. – И ты после Великой Перемены утратила свою Силу?
   Бывшая волшебница кивнула.
   – Я рассердилась. Хотела… чтобы сила вернулась… была моей всегда… – Джойсана осторожно вытерла губы Яхне тряпкой, смоченной в воде. Старуха (вся ее заимствованная «молодость» исчезла) с благодарностью слизала влагу. Джойсана помогла ей отпить из фляжки. – И тогда я узнала о тех… кто крадет Силу… о мужчинах. Их сила должна была стать моей…
   Немного погодя она снова заговорила.
   – Я бродила… долго… пришла в Гарт-Хауэлл… там меня приняли. Это тоже были… противоестественные существа… мужчины, владеющие Силой… но они показали мне путь… – Она передохнула и задергалась. Пот выступил у нее на лице, постепенно она стихла. – Заклинание. Аббат научил меня… заклинанию. Чтобы я отобрала Силу у тебя… – Она посмотрела на Алона. – Такова была цена… я готова была ее заплатить… с радостью. Прости меня за это, Алон.
   – У меня? – Он явно удивился. – Но почему? Я никогда не встречался с обитателями Гарт-Хауэлла, не причинил им никакого вреда. Я находился за полмира от них. Почему я?
   – Они боятся тебя… – шептала она. – Ты один из Семи. – Она взглянула на Эйдрис и на Хиану. – Они тоже. Семеро…
   – Что за Семеро? – спросила Эйдрис.
   – Семеро защитников… защитников этой земли… Арвона, – ответила Яхне. Она дышала с трудом, и расслышать ее слова было нелегко. – Будет… Семеро. Последний еще… не родился. – Она посмотрела на Эйдрис. – Твой брат, – прошептала она. – Он последний. Если родится.
   Эйдрис схватила старуху за руку.
   – Что ты знаешь о моем брате? – спросила она.
   – Обещай… обещай, что облегчишь мой уход… – сказала колдунья.
   – Клянусь амулетом Гунноры, – поклялась сказительница. – Где мой брат, Яхне?
   – Здесь… и не-здесь. В камне и не-в-камне. В клетке, в плоти… аххх… – Со стоном она смолкла.
   Для Эйдрис слова ее не имели смысла. Девушка хотела попросить дальнейших объяснений, но Джойсана остановила ее.
   – Она больше ничего не скажет, дочь, – прошептала она. – Мы выполним наше обещание?
   Джойсана и Эйдрис вместе негромко запели, и все видели, как морщины боли на лице старухи разгладились. Когда несколько минут спустя Яхне умерла, на лице у нее было выражение покоя.
   Ей прикрыли лицо складкой ее плаща, потом отошли на противоположную сторону камня, чтобы впервые поговорить. Джойсана посмотрела на восток от места Тени.
   – Рассвет наступает, – негромко сказала она. – Ночь мы пережили… несколько часов назад я в это не верила.
   Алон смотрел на своих спасителей.
   – Благодарю вас всех за то, что пришли мне на помощь. Без твоей мысли, – обратился он к Хиане, – я никогда не вспомнил бы о мече.
   – Алон, это Хиана, моя приемная сестра, – сказала Эйдрис, вспомнив о приличиях. – А это лорд Керован и леди Джойсана, мои приемные родители. – Гордость прозвучала в ее голосе, когда она взяла за руку Джервона. – А это мой отец Джервон.
   Алон каждому по очереди кланялся, но когда услышал последнее имя, удивленно замигал.
   – Грязь Дахон подействовала! – воскликнул он. – Это… это удивительная новость!.. Сэр, – торопливо добавил посвященный.
   Джервон улыбнулся.
   – Я у тебя в долгу, молодой чародей, – сказал он. – И судя по тому, что мне сказала моя дочь, нам с тобой есть о чем поговорить. – Он протянул руку. – Рад знакомству, Алон.
   Наступила очередь покраснеть Алону, но он схватил руку старшего, пожал и прямо посмотрел ему в глаза.
   – Ты имеешь на это право… сэр. Я тоже рад встрече, Джервон. Ты счастливый человек. Мы не знали, подействует ли грязь Дахон на поврежденный мозг.
   – Действительно счастливый, – согласился Джервон. – Иметь такую дочь, как моя… Хотя, – добавил он, пристально посмотрев на Алона, – у меня складывается впечатление, что теперь придется ею делиться.
   Рот у Алона слегка дернулся.
   – Ты не только счастлив, но и проницателен, – сказал он.
   Керован засмеялся, потом достал из седельной сумки хлеб и фляжку с водой.
   – Возьми, Алон. Ты, должно быть, хочешь есть. Маленькая группа села кружком: разделили еду и воду, а тем временем в жутком лесу постепенно светлело. События ночи утомили сказительницу, и она почувствовала, что готова лечь рядом с телом Яхне и уснуть. Одновременно от сдерживаемого возбуждения ей хотелось закричать.
   Уловив взгляд отца, она слабо улыбнулась ему.
   – Подойти к ней так близко… и потерпеть неудачу. Яхне знала, где моя мать.
   Он кивнул.
   – Да, это тяжело. Но мы не сдадимся.
   – Здесь и не-здесь, – удивленно произнес вслух Алон. – Камень, который не-камень. – Он покачал головой. – Что это может значить?
   Никто не мог ответить. Но Алон отказался сдаваться, он грыз эту загадку, словно она кость, а он собака.
   – Здесь… – Он осмотрел поляну. – Что значит здесь и не-здесь? Камень и не-камень? Камень… камень – это скала, гранит, известняк, кварц… – Он замолчал, глядя на свой хрусталь. – Хрусталь! – воскликнул он. – Это камень и в то же время не-камень. Может, Яхне это имела в виду?
   Все повернулись и в усиливающемся освещении принялись разглядывать окружение.
   – Никакого камня, кроме этого, – сказал наконец Джервон, показывая на большой камень в центре. – А он не кажется хрустальным. Он серый.
   Посвященный встал и подошел к камню. Эйдрис встала с ним рядом, они вместе смотрели на камень.
   – Здесь и не-здесь, – сказал Алон. – Камень и не-камень. Похоже на зеркальные Врата, которыми мы воспользовались, верно?
   Очевидно, ему пришла в голову какая-то мысль.
   – Но камень совсем не похож, – сказала она, прикоснувшись к его хрустальному талисману. Постучала по нему ногтем. Тот ответил легким звоном, и Алон, смотревший на большой камень, ахнул.
   – Сделай еще раз! – приказал он, поднося к ней хрусталь. – И постарайся голосом повторить этот звук, как делала раньше!
   Удивленная, она послушалась, заставила хрусталь зазвенеть и повторила этот звук голосом.
   – Вижу! – воскликнул Алон, широко раскрыв глаза. – Эйдрис, посмотри на камень, когда ты так делаешь!
   Она снова заставила зазвучать хрусталь и повторила этот звук. И под ее взглядом камень стал прозрачным!
   Она увидела то, что у него внутри… увидела матрас, и на нем человеческую фигуру.
   – Это Врата! – пораженно воскликнула она. К этому времени и остальные, привлеченные возбужденными голосами, подошли, чтобы узнать, что случилось.
   Снова Алон продемонстрировал свое открытие, и на этот раз наступила очередь Джервона широко раскрыть глаза.
   – Это Элис! – ахнул он. – Такой я видел ее в Видящем камне! Я знал, что узнаю ее, если снова увижу!
   – Мы должны разрушить иллюзию, убеждающую, что это прочный камень, – сказала Джойсана. – Должны попытаться открыть Врата.
   – Как? – спросил Керован. – Вы с Алоном, кажется, делали это в прошлом.
   – Я считаю, что мы должны соединить руки и Силу, – сказала Джойсана. – А потом перелить свою Силу в Эйдрис. Хрусталь реагирует на звук, а она певица. Ее голос – это ключ, который откроет Врата. – Мудрая Женщина посмотрела на Алона, и он кивнул в знак согласия.
   И вот все взялись за руки и сосредоточились. Через несколько мгновений у Эйдрис закружилась голова: она словно превратилась в стержень, которым касаются молнии. Раскрыв рот, она запела, и никогда еще ее голос не звучал так чисто и громко.
   Камень снова медленно становился прозрачным… вначале превратился в хрусталь… потом в туман. Вся группа шагнула вперед, прямо в туман.
   Они оказались в месте, заполненном светом, но это был свет Тьмы, как будто Тень превратилась в пламя и приобрела материальность. У места не было ни горизонта, ни границ. Не было неба… ничего. Ноги на чем-то стояли, но на чем именно, сказать было трудно. Эйдрис глотнула: головокружение усилилось. Очень трудно было не видеть ничего определенного.
   Кроме одного. Перед ней матрас, и на нем спит Элис. Эйдрис видела легкие движения ее живота под платьем.
   – Она все время была здесь, – прошептала Джойсана.
   – Но почему? – спросил Керован. – Зачем похищать ее и заключать в это место? Если посвященные Гарт-Хауэлла так могущественны и так порочны, что совершили это, почему просто не покончить с ней?
   – Потому что убийство беременной женщины – такой страшный грех, что даже хозяева Гарт-Хауэлла не осмелились на него, – ответила Хиана. – Гуннора защищает неродившихся и тех, кто несет их. Враг не посмел причинить вреда Элис. Слишком боялся мести Гунноры.
   Эйдрис прошла вперед, остальные последовали за ней. Зрение сказительницы приспособилось к странному освещению места, и она видела линии Темного света над своей матерью. Она лежит словно в клетке.
   – В клетке, в плоти, – прошептал Алон. – Перед нами спит Седьмой Защитник Арвона.
   – Как нам освободить ее? – спросила Хиана. – Я не знаю, как разорвать это колдовство.
   – Я тоже, – призналась Джойсана.
   – Ландисл не может нам здесь помочь, – сказал Керован. – Это место за пределами нашего мира. Здесь он никогда не бывал.
   Эйдрис почти не слышала слова членов своей семьи. Она смотрела на линии Темного света. И чем дольше смотрела, тем больше они казались ей похожими на струны арфы. Как будто на них можно… играть. Музыка. Музыка послужила ключом ко многим заклинаниям, которые ей встречались…
   – Алон… – хрипло прошептала сказительница, – передай мне всю твою Силу.
   – Она у тебя, – ответил он, сжимая ее пальцы. Сила вливалась в нее… вливалась, как теплая волна.
   Напевая, сказительница представила себе огромный палец с прищепкой. Предельно сосредоточившись, она заставляла себя увидеть его, вот он навис на этими «струнами».
   Затем с усилием, от которого ее бросило в пот, она провела гигантскую прищепку вниз, заставила задеть одну из «струн».
   Громкий гулкий звук едва не оглушил ее. Эйдрис ждала, но клетка оставалась на месте. Она снова сосредоточилась и тронула другую «струну». Потом еще одну.
   – Это три, – сказал Алон. – Одно из чисел Силы.
   – А какие другие числа? – спросила Эйдрис. – Три не подействовало, как ты видишь.
   – Семь, – ответил он. – И девять.
   – Семь, – повторила девушка. – Семь Защитников… Алон! – Голос ее звучал возбужденно, она быстро считала. – Здесь семь струн!
   – Попробуй, – поторопил он.
   Дрожа от усилий, сказительница принялась перебирать струны… пока не прозвучали все семь.
   Ничего не произошло. Эйдрис в разочаровании пыталась сдержать слезы.
   – Семь… должно быть отношение к числу «семь», – шептал Алон. – Не может быть просто совпадением. Заклинания часто состоят из повтора определенных чисел, слов, звуков…
   – Семь Защитников, семь струн… – прошептала Эйдрис – Семью семь…
   – Попробуй, – снова посоветовал Алон.
   Эйдрис начала. Действия воображаемым гигантским пальцем с прищепкой отнимали у нее все больше сил… и сил, которые она заняла у Алона. Сказительница знала, что лишает его энергии, как это собиралась сделать Яхне. Его рука, которую она держала в своих, начала дрожать.
   Но она продолжала издавать ноты. Семь различных нот, в сложной последовательности. Она выбирала их как будто случайно, но все время сознавала, что рождается мелодия. Мелодия любви и желания. Песня о любви ребенка к матери, о любви мужа к жене… все это и еще многое вложила она в свою мелодию.
   Четырнадцать… двадцать один… тридцать пять… Тьма подползала к ее глазам, как злобный расти. Сорок два… сорок девять!
   От неожиданности все замигали и пошатнулись. Линии Темного света исчезли!
   Алон и Эйдрис устремились вперед; но Алон тут же схватил девушку за руку и удержал ее.
   – Пусть первым пойдет твой отец, – сказал он. Сказительница колебалась, потом остановилась, понимая, что посвященный прав.
   Медленно, почтительно муж Элис приблизился к матрасу; протянул руку, погладил жену по щеке.
   – Элис… – прошептал он. – О, моя дорогая… моя госпожа…
   Нежно поцеловал ее в лоб, потом в губы; взял ее руку в свою и поднес к своему лицу. По его поросшей щетиной щеке поползла слеза и коснулась ее пальца. При этом прикосновении веки спящей женщины дрогнули и поднялись. Она удивленно посмотрела на мужа.
   – Джервон… – прошептала она. – Милорд…
   – Миледи, – ответил он негромко и взволнованно. – О, Элис! – подхватил ее на руки и, когда Керован захотел помочь, сомневаясь в силах друга, сердито покачал головой.
   Вся группа молча пошла за Джервоном, который пронес свою драгоценную ношу во Врата, оставив жуткое место позади.
   На поляне светило солнце. Казалось, Элис не испытывает последствий от своего долго заключения, и скоро муж поставил се на ноги, а она протянула руку к дочери.
   – Эйдрис? – прошептала она. – Не может быть!
   – Мама! – сказала девушка, и они обнялись и заплакали от радости. Эйдрис чувствовала, что сердце ее не вынесет больше радости. Оба ее родителя вернулись к ней в один день!
   Оторвавшись наконец от дочери (она словно боялась, что ее снова отберут), Элис поздоровалась с друзьями.
   – Расскажите, что случилось, – попросила она, – потому что я ничего не помню.
   Все возбужденно заговорили, пытаясь рассказать, что произошло за эти годы. Когда рассказ был окончен, милые черты лица Элис опечалились, однако она много лет была не только волшебницей, но и женщиной-воином и жила в стране, опустошаемой войной, поэтому она не заплакала и не стала браниться, когда узнала, что посвященные из Гарт-Хауэлла украли у нее девять лет жизни.
   Она просто покачала головой и огляделась.
   – Ничего не помню, – просто сказала она. – Знаю только, что прилегла вздремнуть в Кар Гарудине и проснулась здесь. Это вы, мои любимые, – она посмотрела на мужа и взрослую дочь, на своих друзей и соратников по оружию, – это вы страдали, а не я! – Она сжала губы. – Клянусь всеми силами, нынешними и грядущими, будет и отмщение. – Голос ее прозвучал спокойно, но от него по спине Эйдрис пробежал холодок.
   Все молча прошли туда, где паслись лошади. Но не успели сделать и несколько шагов, как Элис неожиданно ахнула и прижала руку к спине.
   – Элис? – Джойсана мгновенно оказалась рядом, обняла подругу, поддерживая ее. – Ребенок?
   Мать Эйдрис кивнула.
   – И кажется, не преждевременно, – попыталась она пошутить. – Если вы говорите правду, я вынашивала его девять лет!
   Группа быстро разделилась на три части. Хиана и Джойсана, опытные целительницы и акушерки, присматривали за Элис. Джервон и Керован уехали в поисках продуктов и транспорта для перевозки Элис и вскоре вернулись. Их лошади были впряжены в древнюю повозку: удалось уговорить местного фермера ссудить ее. Фермеру пообещали золото, а в качестве залога оставили мечи.
   Эйдрис и Алон похоронили Яхне, потом разговаривали, ухаживали за Монсо и остальными лошадьми. Они рассказывали друг другу о событиях той отчаянной ночи. Сказительница узнала, что Яхне обманула Алона и заманила его в свой волшебный круг: она показала ему Эйдрис, лежащую на траве со сломанной ногой.
   Солнце уже склонялось на запад, полдень давно миновал, когда поляну огласил негодующий крик, похожий на вопль кошки, которой наступили на хвост. Эйдрис и Алон, держась за руки, подошли и увидели Джервона. Он широко улыбался и держал в руках Седьмого Защитника Арвона.
   Ребенок был такой маленький, что Эйдрис подумала: титул для него слишком громкий. Он мал даже для имени, которым наградили его родители.
   – Тревор, – прошептала Элис со своей постели в углу повозки, глядя на мужа, который гордо поднимал этот кричащий красный комочек.
   – Надежда, – сказал Алон. – На Древнем языке Тревор означает «надежда».
   – Знаю, – ответила Эйдрис, обняла его за пояс и устало прислонилась к нему. – Надежда нам очень понадобится в ближайшие годы, если предсказание Хианы верно и в Арвоне назревает большой конфликт – война, какая бушевала несколько лет назад в Эскоре.
   Посвященный серьезно кивнул, но в его серых глазах загорелся огонек.
   – И, очевидно, нам с тобой предстоит сыграть важную роль в этом конфликте, – прошептал он. – Надежда. Она нам понадобится. – Он внимательно посмотрел на Тревора. – Он нам понадобится.
   Несколько часов спустя группа покинула поляну, оставив позади свежую могилу Яхне. Алон, сидящий на Монсо, неожиданно показал:
   – Смотри!
   Эйдрис рядом с ним на Вьяр ахнула:
   – Трава! Она стала зеленой!
   Прозвучал полный удивления голос Хианы:
   – Смотрите! Смотрите на лес!
   Гнилые деревья менялись па глазах. Дуб, рябина, береза, клен, лиственница появились на месте черно-белых призраков деревьев.
   – Лес! – воскликнула Эйдрис – Он излечился! Алон рядом с ней улыбнулся и взял ее за руку.
   Они поехали рядом, и перед ними катилась волна свежей зелени, накатывалась, как прибой на берег.

Эпилог

   Пальцы Эйдрис вызвали последний аккорд. Звуки побежали по Большому залу Кар Гарудина, как ребенок в день праздника Середины Зимы.
   – Так вернулись они в Кар Гарудин, очистив Место Силы, – негромко произнесла сказительница. – И велика была их радость.
   Она поклонилась, а собравшиеся гости и члены семьи захлопали. Даже Тревор, сидящий на коленях матери, беззубо улыбнулся.
   – Прекрасная песня, Эйдрис! – сказал Джервон. – «Баллада о сказительнице»– это лучшее, что ты сочинила!
   Она ласково улыбнулась отцу.
   – Всегда лучше пишется, когда ты хорошо знаешь, о чем пишешь, – ответила она.
   Сказительница почувствовала, что кто-то перегнулся через спинку ее стула. Повернув голову, она увидела (хотя чувствовала это сердцем, и не повернувшись) Алона. Он улыбнулся, глядя на собравшихся.
   – Большой успех, миледи. Мне очень понравилось. Особенно реквием по Стальному Когтю.
   И, понизив голос, добавил:
   – Но, может, наши гости устали. Пир идет целый день, и сейчас уже вечер.
   Обред, вождь кайогов, гулко рассмеялся.
   – Я тебя слышу, лорд Алон!
   Эйдрис и Алон покраснели, а вождь кайогов рассмеялся еще громче.
   – Мы понимаем намеки, лорд Алон. Ты прав: действительно пора расходиться. – Обред улыбнулся. – Но если женишься на сказительнице, будь готов к неудобствам. Особенно если сказительница так хороша, как госпожа Эйдрис. Когда слышишь ее игру и пение, не хочется уходить.
   Алон улыбнулся коренастому вождю.
   – Я хорошо это понимаю, Обред. Именно ее голос прежде всего покорил меня.
   Эйдрис встала, отложила арфу и расправила свое новое свадебное платье.
   – Ты забыл, милорд, – негромко сказала она, положив руку на руку мужа и уводя его из зала. – Первым попал под мои чары Монсо! Ты просто последовал его примеру!
   – А пример был хороший, – ответил Алон и пошел вместе с женой в противоположном от расходящихся гостей направлении, к лестнице. Они остановились, улыбнулись и помахали руками, слушая последние поздравления и пожелания.
   На верхней площадке Эйдрис остановилась и оглянулась. В галерее Керован, Джойсана, Сильвия, Фирдун, Хиана, Элис и Джервон прощались с гостями свадьбы. Ее сердце снова заполнилось счастьем оттого, что она видит их всех вместе.
   – Я хочу написать песню о сегодняшнем дне, – прошептала она.
   Алон обнял ее и ласково отвел назад волосы.
   – А до завтра нельзя подождать? – умоляюще и насмешливо спросил он. – Или ты все забудешь, если не запишешь немедленно?
   Эйдрис прижалась головой к плечу мужа.
   – Песня подождет, – ответила она с улыбкой и поцеловала его. – Самые хорошие песни никогда не забываются.