Страница:
Глядя на Алона в усиливающейся темноте, она видела, что глаза его закрыты и он дремлет в седле. «Если бы я могла пройти еще немного, – подумала она, оглядываясь на слабо светящееся на западе небо. – Монсо, как и все лошади, хорошо видит ночью, и его не нужно направлять. Если бы у меня была Сила и я могла видеть в темноте, как Алон!»
Но тут же неожиданная мысль заставила ее остановиться.
– Но у меня есть Сила! Может, я сумею ее использовать, как он!
Глотнув из фляжки, чтобы смочить пересохшее от ходьбы горло, она широко раскрыла глаза, представляя себе, что видит в темноте; потом негромко запела.
Слева… да, это куст. Эйдрис сосредоточилась, и его очертания стали яснее. А это… это небольшой овраг, вырытый сильными весенними дождями. Справа старое дерево, его голые ветви кажутся костями скелета в том необычном зрении, которое у нее появилось.
Снова взяв повод Монсо, негромко напевая, сказительница пошла дальше.
К полуночи она спотыкалась от усталости, горло у нее пересохло, и она не могла произнести ни звука. Однако девушка обнаружила, что если удерживает мелодию в сознании, слыша ее про себя, она способна применять то небольшое волшебство, которым располагает.
Но у всего есть своя цена. Именем Янтарной Госпожи! Каждый, кто пользуется волшебством, должен заплатить. Впервые Эйдрис по-настоящему поняла, поняла каждой мышцей и каждым сухожилием, почему Джойсана и Элис, Алон и Хиана всегда после применения волшебства дрожали от усталости и голода. Несколько раз она сама на ходу принималась жевать высушенные фрукты.
Наконец, когда уже начала качаться от усталости и держалась за гриву Монсо, чтобы не упасть, сказительница остановилась. Ноги под ней подогнулись, и она опустилась на траву.
Должно быть, на несколько минут она задремала, но наконец фырканье Монсо привело ее в себя. Затекшие мышцы молча протестовали, когда она вставала. Алон по-прежнему был на коне, хотя и прилег на шею Монсо.
Когда девушка попыталась разжать его руки, она обнаружила, что они мертвой хваткой вцепились в гриву кеплианца. Ей пришлось один за другим разгибать его пальцы.
Потом она потянула его на себя, пока он не упал. Со стоном она приняла на себя его тяжесть. Он ненамного выше ее, но гораздо тяжелее. Напрягаясь, она сумела благополучно опустить его на землю. Торопливо укрыла плащом и оставила спать. Еда и вода подождут. Еще Эйдрис смогла только расседлать Монсо и пустить его пастись.
Потом, завернувшись в свой плащ, она растянулась на земле и больше ничего не чувствовала.
Спустя какое-то время она проснулась, услышав фырканье жеребца. Монсо нервно бил копытами землю. Ночь подходила к концу, ущербная луна лила слабый серебряный свет. «Завтра новолуние», – подумала Эйдрис, приподнимаясь на локте и гадая, что вырвало ее из такого глубокого сна. Ответ она нашла сразу – Монсо. Полукровка стоял поблизости, не пасся. Он был явно возбужден.
– Что случилось, приятель? – негромко спросила она.
В ответ кеплианец фыркнул так громко, что девушка подпрыгнула.
Сказительница призвала ночное зрение, напевая про себя мелодию, и отчетливо увидела Монсо, его черный силуэт на фоне черноты весенней ночи. Конь смотрел на север, уши его были так подняты, что едва не соприкасались концами, шея изогнута, черный хвост задран. Кеплианец снова фыркнул и без всякого предупреждения закричал – издал вызов одного жеребца другому.
На удалении послышался ответ – свистящий звук, который не принадлежит ни одному существу, знакомому Эйдрис.
Встревожившись, сказительница выбралась из-под плаща и протянула руку к посоху. И когда извлекла клинок, его сталь слабо замерцала в свете убывающей луны.
Алон что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Эйдрис подумала, не разбудить ли его, но, вспомнив, как он слаб, решила: пусть спит, пока возможно. Может, Монсо бросил вызов вожаку табуна диких лошадей. Известно, что в отдаленных местах Арвона еще бродят такие табуны. Расстояние или форма поверхности могли исказить ответ, сделали его таким странным.
Но когда она встала и посмотрела на север, эта слабая надежда исчезла. К ним приближались три всадника. Сердце сказительницы дрогнуло.
Она быстро привязала кеплианца к прочному кусту. Деревьев поблизости не было, но она решила, что один или два рывка узел выдержит. Если эти всадники пришли с миром… «Прошу, Янтарная Госпожа, пусть они не причинят нам вреда»! Ей совсем не хотелось, чтобы кеплианец набрасывался на мирных путников.
Всадники приближались, и Эйдрис пыталась их разглядеть. Тот, что в центре, высок и едет на рослом черном коне. Заметив красноватый отблеск глаз коня, девушка поняла, что он чистокровный кеплианец. И у нее пропала всякая надежда на мирный характер встречи.
Два коня по бокам, на первый взгляд, были светло-серым и белым. Но когда они приблизились, Эйдрис увидела, что они вообще не похожи на лошадей.
Головы у них длинные и узкие, шеи тоже, как и туловища и ноги. На них не конский волос, а кожа, покрытая чешуйками! Когда всадники на некотором расстоянии натянули поводья, животные оскалили острые зубы. Эйдрис заметила, что на ногах у них не копыта, а когти, похожие на соколиные.
«Словно какая-то неестественная помесь лошади и ящерицы, – подумала девушка. – Как те звери, о которых рассказывала мне Сильвия, те, на которых ехали верхом Марелон и его охотники в песне» То, что гонит всадника «…»
На двух всадниках черные латы, лица их закрыты шлемами, и сказительница их не видела.
Но главным был тот всадник, что на кеплианце, в сверкающей кольчуге, поверх которой наброшен темно-красный плащ с гербом. Эйдрис смотрела на этот герб. Она была уверена, что где-то уже его видела… змея, вернее, голый змеиный череп, увенчанный короной, и от него исходят темные лучи Силы…
Где она видела такой герб? Эйдрис отчаянно пыталась вспомнить. Она была с Джервоном… да, он там был, и этот самый герб был изображен… он был вырезан… на столбе ворот!
Она вспомнила! Это ворота крепости Гарт-Хауэлл, куда обладающие силой приходят учиться волшебству!
Воспоминания вспыхнули в сознании Эйдрис так ярко, что она ахнула. Она вспомнила день, когда они с отцом пришли в то место, чтобы спросить о Видящем Камне. Аббат, худой смуглый человек с бледным аскетическим лицом, вежливо объяснил им, как добраться до места Силы, где бывают видения. Но прежде чем они уехали, молодая послушница отвела их в сторону и торопливо прошептала несколько предупреждающих слов.
– Берегитесь Камня. – Эйдрис, словно въявь, снова услышала ее голос. – Он дает истинное видение, но требует за него ужасную плату!
А за головой девушки был столб ворот, и на нем, глубоко высеченный в граните, тот самый герб, который она сейчас видит перед собой. Жители Арвона боялись места, где собираются владеющие Силой, не меньше, чем Серых Башен оборотней. Это место открыто не служит Левой Тропе, но многие годы говорят…
Эйдрис хотелось схватиться за меч, но она заставила себя стоять неподвижно. Всадники остановились перед ней. Тот, что сидит на кеплианце, без шлема, и она своим усиленным зрением увидела, что он красив, у него сильный подбородок и правильные черты лица. «Красота может быть грязной, – вспомнила она предупреждение Сильвии. – Мой брат Марелон был красив».
«И Динзил тоже», – неожиданно вспомнила Эйдрис. Она держала голову высоко поднятой, меч – нацеленным острием вниз, но колени ее были чуть согнуты, она была готова к отражению нападения. Сказительница молчала, ожидая, пока вновь прибывшие заговорят первыми.
Центральный всадник наклонился в седле, пристально посмотрел на нее.
– Хорошая встреча, сказительница, – произнес он культурным вежливым голосом. – Ты и твой спутник проезжаете наши земли.
«Земли Гарт-Хауэлла», – подумала она, но не показала, что узнала герб на плаще. Так как герб не был изображен на свисающих с башен знаменах, она решила, что он тайный.
– Если мы нарушили ваши границы, сэр, прошу прощения. Это просто по неведению, – ответила она тоже спокойно и вежливо. – Мы направляемся в земли клана Красного Плаща и за них.
– Мало путников проходит здесь, – сказал всадник, и своим усиленным зрением она заметила, как он оценивающе посмотрел на нее, на все еще спящего посвященного и на Монсо. – Наши земли далеко от известных дорог. Как вы оказались здесь?
«Он меня ловит», – подумала девушка, но продолжала отвечать небрежно и вежливо.
– Мы едем уже много дней. – Она говорила абсолютную правду, не уточняя, где именно едут. – Недавно мы пересекли обширную пустыню к западу от этих холмов и оказались здесь.
Спрашивавший не мог скрыть удивления. Глаза его недоверчиво сузились… он имел право на недоверие. Сама Эйдрис ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь утверждал, что пересек большую пустыню, которая расположена к западу от Арвона. Она улыбнулась ему, думая в то же время, зачем он и его солдаты («А люди ли они? У них какой-то странной формы руки».) явились сюда.
– Удивительная новость, – негромко сказал всадник.
Монсо снова вызывающе крикнул, и конь предводителя поднял голову. Он был слишком хорошо обучен, чтобы ответить, но глаза его сверкнули красным.
– И конь у тебя удивительный, – продолжал всадник, помолчав совсем немного.
– Не удивительней твоего, – с улыбкой ответила Эйдрис.
Он тоже улыбнулся; улыбка, растянувшая губы и оскалившая зубы, не сделала его более человечным – напротив.
– Мой конь чистокровный, а твой – нет. Я считал такое скрещивание невозможным.
– Очевидно, ты не прав, – заметила она, – потому что он стоит перед тобой.
Он захихикал, и от этого звука по коже сказительницы поползли мурашки, словно к ее обнаженному телу прикоснулись ледяные руки. Один из боковых всадников издал приглушенный звук, и Эйдрис показалось, что она разглядела у него во рту ряды острых зубов. Или у него под шлемом не лицо, а морда? Она не могла сказать точно…
– Превосходно! – провозгласил темный предводитель. – Ты сама – исключительное и крайне интересное создание, госпожа. Не говоря уже о том, что прекрасное. – И он, сидя в седле, поклонился.
– Благодарю тебя, лорд, – умудрилась она ответить, почти не разжимая губ. Страх ее перед темным посвященным – а теперь она считала всадника именно таким – все усиливался, и ей все труднее становилось держаться спокойно и небрежно. – Могу я попросить об одолжении?
– Конечно! – он как будто обрадовался. С каждой минутой усиливалась окружающая его аура неправильности.
– Можем ли мы пересечь твои земли и добраться до дороги? Прими еще раз наши глубочайшие извинения за невольное нарушение границы.
– «Наши»? – удивленно переспросил он, потом, словно впервые увидев, посмотрел на Алона. Тот продолжал лежать неподвижно. – У тебя есть спутник! Может, он делит с тобой не только дорогу, но и постель?
Не обращая внимания на то, что Эйдрис, сжав губы, отрицательно покачала головой, он продолжал с деланной насмешливой печалью:
– Увы, кажется, у меня есть соперник… мое сердце разбито, сказительница. – Он прижал руку в перчатке к груди, где все более отчетливо становился виден герб. На востоке загорелся жемчужный свет: вскоре взойдет солнце. Эйдрис отвлеченно подумала, могут ли эти существа выдержать встречу с дневным светом – многие создания Тени его боятся, – но ни всадники, ни их предводитель, казалось, не встревожились.
Темный посвященный еще раз посмотрел на бледное лицо Алона под не слишком чистыми волосами и глубоко вздохнул.
– Должен сказать, сказительница, что не могу похвалить твой вкус. Ты могла бы найти кого-нибудь получше.
Гнев вспыхнул в Эйдрис, с каждым мгновением он усиливался, и, махнув головой, она отбросила нелепые попытки сохранять внешность легкого флирта в этой насмешливой беседе.
– Ты не ответил на мой вопрос, лорд, – резко сказала она.
– На какой вопрос, прекрасная госпожа?
– Можем ли мы пересечь твои земли?
– Правильно, не ответил. – Темный пристально разглядывал ее. – Прошу прощения. Ответ мой таков Ты поедешь со мной в нашу крепость, чтобы поговоришь с лордом аббатом. Именно к нему ты должна обратиться. Я уверен, он даст тебе разрешение на проезд через наши земли.
– А далеко ли ваша крепость? – спросила девушка.
– Меньше дня пути, – легко ответил он. – Такая небольшая задержка не очень тебя опечалит, не правда ли?
Эйдрис чувствовала, как в ней пылает горячий гнев. Она чувствовала, как напрягается воля, решимость, которыми призывают – Силу. Сказительница не позволяла себе думать о способностях, которыми обладает этот темный посвященный, о том, что он, вероятно, прекрасно владеет волшебством. Вместо этого она только невесело улыбнулась.
– Боюсь, это очень неудобно. Сожалею, но я должна отклонить твое предложение.
Его красивое лицо отвердело, он положил руку на рукоять меча и высвободил оружие.
– А я боюсь, что вынужден настаивать.
Она рассмеялась и увидела, как он удивленно вздрогнул.
– Тогда свое мнение я буду отстаивать, – воскликнула она, сознательно рифмуя свой ответ. В мозгу ее, как Монсо, скачущий галопом, промелькнула идея – идея, построенная на поколениях традиции и на Силе, которую она в себе почувствовала. Строки и мелодии теснились в ее сознании.
– Этим? – придя в себя, он мрачно улыбнулся и показал на ее меч.
– Нет… – ответила Эйдрис и сознательно медленно спрятала свой меч в ножны. Взяв в руки футляр арфы, она извлекла инструмент, провела по струнам, вызвав звучный аккорд. – Вот этим!
Сила заполняла ее. Она заиграла и запела.
Эйдрис изливала в песне весь свой гнев, все раздражение, всю ненависть к Яхне. «Волшебница, наверно, стоит за этим, – подумала она, чувствуя, как ее слова вылетают изо рта, пропитанные ядом. – Силы Тьмы, которые помогают ей, хотят задержать нас. Ну, посмотрим!»
Мозг ее работал быстро, она извлекала звучные аккорды, на мгновение пожалев, что не надела на пальцы прищепки. Струны из кванской стали обжигали пальцы. Слова становились на место, она торопливо сочиняла продолжение своей сатиры. Быстрый рокот струн, и она продолжила, возвышая голос при каждой ноте:
Черты лица темного посвященного исказились от боли. Пальцы Эйдрис перебирали струны, извлекая музыку, направляя ее вместе с гневом прямо во всадника. Девушка знала – без легенд, без преданий, без инстинкта – знала самим мозгом костей, что в словах ее Сила и правда. Ее проклятие осуществится. Она пела судьбу темного посвященного, окутывала его своим собственным волшебством.
– И пусть сгниет твое тело в безымянной могиле! – она выкрикнула последние строки, видя, что они обрушились на него, как удар кулака. С бессловесным рычанием предводитель повернул коня и направил его назад, в том направлении, откуда они появились. Остальные всадники последовали за ним, но медленно, держась подальше от него, как будто опасались, что проклятие Эйдрис затронет и их, если они подойдут близко.
И как раз в тот момент, когда пылающий край солнца показался над горизонтом, они исчезли на лесистом склоне, направляясь на север.
Эйдрис смотрела им вслед, наслаждаясь своей победой. Она чувствовала себя сильной, торжествующей, пламя ненависти горело в ней. Она вспоминала выражение лица темного посвященного, вспоминала, какую судьбу предрекла ему. Сказительница откинула голову и расхохоталась – смеялась долго и громко… смеялась, пока не стало дыхания и мне понадобилось глотнуть воздух. Каким-то краем сознания она понимала, что нехорошо радоваться падению другого, пусть даже Темного, но она не обращала внимания на эти уколы совести.
– И пусть сгниет твое тело в безымянной могиле! – прошептала Эйдрис, улыбаясь лучам солнца, упавшим на ее лицо.
13
Но тут же неожиданная мысль заставила ее остановиться.
– Но у меня есть Сила! Может, я сумею ее использовать, как он!
Глотнув из фляжки, чтобы смочить пересохшее от ходьбы горло, она широко раскрыла глаза, представляя себе, что видит в темноте; потом негромко запела.
Слева… да, это куст. Эйдрис сосредоточилась, и его очертания стали яснее. А это… это небольшой овраг, вырытый сильными весенними дождями. Справа старое дерево, его голые ветви кажутся костями скелета в том необычном зрении, которое у нее появилось.
Снова взяв повод Монсо, негромко напевая, сказительница пошла дальше.
К полуночи она спотыкалась от усталости, горло у нее пересохло, и она не могла произнести ни звука. Однако девушка обнаружила, что если удерживает мелодию в сознании, слыша ее про себя, она способна применять то небольшое волшебство, которым располагает.
Но у всего есть своя цена. Именем Янтарной Госпожи! Каждый, кто пользуется волшебством, должен заплатить. Впервые Эйдрис по-настоящему поняла, поняла каждой мышцей и каждым сухожилием, почему Джойсана и Элис, Алон и Хиана всегда после применения волшебства дрожали от усталости и голода. Несколько раз она сама на ходу принималась жевать высушенные фрукты.
Наконец, когда уже начала качаться от усталости и держалась за гриву Монсо, чтобы не упасть, сказительница остановилась. Ноги под ней подогнулись, и она опустилась на траву.
Должно быть, на несколько минут она задремала, но наконец фырканье Монсо привело ее в себя. Затекшие мышцы молча протестовали, когда она вставала. Алон по-прежнему был на коне, хотя и прилег на шею Монсо.
Когда девушка попыталась разжать его руки, она обнаружила, что они мертвой хваткой вцепились в гриву кеплианца. Ей пришлось один за другим разгибать его пальцы.
Потом она потянула его на себя, пока он не упал. Со стоном она приняла на себя его тяжесть. Он ненамного выше ее, но гораздо тяжелее. Напрягаясь, она сумела благополучно опустить его на землю. Торопливо укрыла плащом и оставила спать. Еда и вода подождут. Еще Эйдрис смогла только расседлать Монсо и пустить его пастись.
Потом, завернувшись в свой плащ, она растянулась на земле и больше ничего не чувствовала.
Спустя какое-то время она проснулась, услышав фырканье жеребца. Монсо нервно бил копытами землю. Ночь подходила к концу, ущербная луна лила слабый серебряный свет. «Завтра новолуние», – подумала Эйдрис, приподнимаясь на локте и гадая, что вырвало ее из такого глубокого сна. Ответ она нашла сразу – Монсо. Полукровка стоял поблизости, не пасся. Он был явно возбужден.
– Что случилось, приятель? – негромко спросила она.
В ответ кеплианец фыркнул так громко, что девушка подпрыгнула.
Сказительница призвала ночное зрение, напевая про себя мелодию, и отчетливо увидела Монсо, его черный силуэт на фоне черноты весенней ночи. Конь смотрел на север, уши его были так подняты, что едва не соприкасались концами, шея изогнута, черный хвост задран. Кеплианец снова фыркнул и без всякого предупреждения закричал – издал вызов одного жеребца другому.
На удалении послышался ответ – свистящий звук, который не принадлежит ни одному существу, знакомому Эйдрис.
Встревожившись, сказительница выбралась из-под плаща и протянула руку к посоху. И когда извлекла клинок, его сталь слабо замерцала в свете убывающей луны.
Алон что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Эйдрис подумала, не разбудить ли его, но, вспомнив, как он слаб, решила: пусть спит, пока возможно. Может, Монсо бросил вызов вожаку табуна диких лошадей. Известно, что в отдаленных местах Арвона еще бродят такие табуны. Расстояние или форма поверхности могли исказить ответ, сделали его таким странным.
Но когда она встала и посмотрела на север, эта слабая надежда исчезла. К ним приближались три всадника. Сердце сказительницы дрогнуло.
Она быстро привязала кеплианца к прочному кусту. Деревьев поблизости не было, но она решила, что один или два рывка узел выдержит. Если эти всадники пришли с миром… «Прошу, Янтарная Госпожа, пусть они не причинят нам вреда»! Ей совсем не хотелось, чтобы кеплианец набрасывался на мирных путников.
Всадники приближались, и Эйдрис пыталась их разглядеть. Тот, что в центре, высок и едет на рослом черном коне. Заметив красноватый отблеск глаз коня, девушка поняла, что он чистокровный кеплианец. И у нее пропала всякая надежда на мирный характер встречи.
Два коня по бокам, на первый взгляд, были светло-серым и белым. Но когда они приблизились, Эйдрис увидела, что они вообще не похожи на лошадей.
Головы у них длинные и узкие, шеи тоже, как и туловища и ноги. На них не конский волос, а кожа, покрытая чешуйками! Когда всадники на некотором расстоянии натянули поводья, животные оскалили острые зубы. Эйдрис заметила, что на ногах у них не копыта, а когти, похожие на соколиные.
«Словно какая-то неестественная помесь лошади и ящерицы, – подумала девушка. – Как те звери, о которых рассказывала мне Сильвия, те, на которых ехали верхом Марелон и его охотники в песне» То, что гонит всадника «…»
На двух всадниках черные латы, лица их закрыты шлемами, и сказительница их не видела.
Но главным был тот всадник, что на кеплианце, в сверкающей кольчуге, поверх которой наброшен темно-красный плащ с гербом. Эйдрис смотрела на этот герб. Она была уверена, что где-то уже его видела… змея, вернее, голый змеиный череп, увенчанный короной, и от него исходят темные лучи Силы…
Где она видела такой герб? Эйдрис отчаянно пыталась вспомнить. Она была с Джервоном… да, он там был, и этот самый герб был изображен… он был вырезан… на столбе ворот!
Она вспомнила! Это ворота крепости Гарт-Хауэлл, куда обладающие силой приходят учиться волшебству!
Воспоминания вспыхнули в сознании Эйдрис так ярко, что она ахнула. Она вспомнила день, когда они с отцом пришли в то место, чтобы спросить о Видящем Камне. Аббат, худой смуглый человек с бледным аскетическим лицом, вежливо объяснил им, как добраться до места Силы, где бывают видения. Но прежде чем они уехали, молодая послушница отвела их в сторону и торопливо прошептала несколько предупреждающих слов.
– Берегитесь Камня. – Эйдрис, словно въявь, снова услышала ее голос. – Он дает истинное видение, но требует за него ужасную плату!
А за головой девушки был столб ворот, и на нем, глубоко высеченный в граните, тот самый герб, который она сейчас видит перед собой. Жители Арвона боялись места, где собираются владеющие Силой, не меньше, чем Серых Башен оборотней. Это место открыто не служит Левой Тропе, но многие годы говорят…
Эйдрис хотелось схватиться за меч, но она заставила себя стоять неподвижно. Всадники остановились перед ней. Тот, что сидит на кеплианце, без шлема, и она своим усиленным зрением увидела, что он красив, у него сильный подбородок и правильные черты лица. «Красота может быть грязной, – вспомнила она предупреждение Сильвии. – Мой брат Марелон был красив».
«И Динзил тоже», – неожиданно вспомнила Эйдрис. Она держала голову высоко поднятой, меч – нацеленным острием вниз, но колени ее были чуть согнуты, она была готова к отражению нападения. Сказительница молчала, ожидая, пока вновь прибывшие заговорят первыми.
Центральный всадник наклонился в седле, пристально посмотрел на нее.
– Хорошая встреча, сказительница, – произнес он культурным вежливым голосом. – Ты и твой спутник проезжаете наши земли.
«Земли Гарт-Хауэлла», – подумала она, но не показала, что узнала герб на плаще. Так как герб не был изображен на свисающих с башен знаменах, она решила, что он тайный.
– Если мы нарушили ваши границы, сэр, прошу прощения. Это просто по неведению, – ответила она тоже спокойно и вежливо. – Мы направляемся в земли клана Красного Плаща и за них.
– Мало путников проходит здесь, – сказал всадник, и своим усиленным зрением она заметила, как он оценивающе посмотрел на нее, на все еще спящего посвященного и на Монсо. – Наши земли далеко от известных дорог. Как вы оказались здесь?
«Он меня ловит», – подумала девушка, но продолжала отвечать небрежно и вежливо.
– Мы едем уже много дней. – Она говорила абсолютную правду, не уточняя, где именно едут. – Недавно мы пересекли обширную пустыню к западу от этих холмов и оказались здесь.
Спрашивавший не мог скрыть удивления. Глаза его недоверчиво сузились… он имел право на недоверие. Сама Эйдрис ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь утверждал, что пересек большую пустыню, которая расположена к западу от Арвона. Она улыбнулась ему, думая в то же время, зачем он и его солдаты («А люди ли они? У них какой-то странной формы руки».) явились сюда.
– Удивительная новость, – негромко сказал всадник.
Монсо снова вызывающе крикнул, и конь предводителя поднял голову. Он был слишком хорошо обучен, чтобы ответить, но глаза его сверкнули красным.
– И конь у тебя удивительный, – продолжал всадник, помолчав совсем немного.
– Не удивительней твоего, – с улыбкой ответила Эйдрис.
Он тоже улыбнулся; улыбка, растянувшая губы и оскалившая зубы, не сделала его более человечным – напротив.
– Мой конь чистокровный, а твой – нет. Я считал такое скрещивание невозможным.
– Очевидно, ты не прав, – заметила она, – потому что он стоит перед тобой.
Он захихикал, и от этого звука по коже сказительницы поползли мурашки, словно к ее обнаженному телу прикоснулись ледяные руки. Один из боковых всадников издал приглушенный звук, и Эйдрис показалось, что она разглядела у него во рту ряды острых зубов. Или у него под шлемом не лицо, а морда? Она не могла сказать точно…
– Превосходно! – провозгласил темный предводитель. – Ты сама – исключительное и крайне интересное создание, госпожа. Не говоря уже о том, что прекрасное. – И он, сидя в седле, поклонился.
– Благодарю тебя, лорд, – умудрилась она ответить, почти не разжимая губ. Страх ее перед темным посвященным – а теперь она считала всадника именно таким – все усиливался, и ей все труднее становилось держаться спокойно и небрежно. – Могу я попросить об одолжении?
– Конечно! – он как будто обрадовался. С каждой минутой усиливалась окружающая его аура неправильности.
– Можем ли мы пересечь твои земли и добраться до дороги? Прими еще раз наши глубочайшие извинения за невольное нарушение границы.
– «Наши»? – удивленно переспросил он, потом, словно впервые увидев, посмотрел на Алона. Тот продолжал лежать неподвижно. – У тебя есть спутник! Может, он делит с тобой не только дорогу, но и постель?
Не обращая внимания на то, что Эйдрис, сжав губы, отрицательно покачала головой, он продолжал с деланной насмешливой печалью:
– Увы, кажется, у меня есть соперник… мое сердце разбито, сказительница. – Он прижал руку в перчатке к груди, где все более отчетливо становился виден герб. На востоке загорелся жемчужный свет: вскоре взойдет солнце. Эйдрис отвлеченно подумала, могут ли эти существа выдержать встречу с дневным светом – многие создания Тени его боятся, – но ни всадники, ни их предводитель, казалось, не встревожились.
Темный посвященный еще раз посмотрел на бледное лицо Алона под не слишком чистыми волосами и глубоко вздохнул.
– Должен сказать, сказительница, что не могу похвалить твой вкус. Ты могла бы найти кого-нибудь получше.
Гнев вспыхнул в Эйдрис, с каждым мгновением он усиливался, и, махнув головой, она отбросила нелепые попытки сохранять внешность легкого флирта в этой насмешливой беседе.
– Ты не ответил на мой вопрос, лорд, – резко сказала она.
– На какой вопрос, прекрасная госпожа?
– Можем ли мы пересечь твои земли?
– Правильно, не ответил. – Темный пристально разглядывал ее. – Прошу прощения. Ответ мой таков Ты поедешь со мной в нашу крепость, чтобы поговоришь с лордом аббатом. Именно к нему ты должна обратиться. Я уверен, он даст тебе разрешение на проезд через наши земли.
– А далеко ли ваша крепость? – спросила девушка.
– Меньше дня пути, – легко ответил он. – Такая небольшая задержка не очень тебя опечалит, не правда ли?
Эйдрис чувствовала, как в ней пылает горячий гнев. Она чувствовала, как напрягается воля, решимость, которыми призывают – Силу. Сказительница не позволяла себе думать о способностях, которыми обладает этот темный посвященный, о том, что он, вероятно, прекрасно владеет волшебством. Вместо этого она только невесело улыбнулась.
– Боюсь, это очень неудобно. Сожалею, но я должна отклонить твое предложение.
Его красивое лицо отвердело, он положил руку на рукоять меча и высвободил оружие.
– А я боюсь, что вынужден настаивать.
Она рассмеялась и увидела, как он удивленно вздрогнул.
– Тогда свое мнение я буду отстаивать, – воскликнула она, сознательно рифмуя свой ответ. В мозгу ее, как Монсо, скачущий галопом, промелькнула идея – идея, построенная на поколениях традиции и на Силе, которую она в себе почувствовала. Строки и мелодии теснились в ее сознании.
– Этим? – придя в себя, он мрачно улыбнулся и показал на ее меч.
– Нет… – ответила Эйдрис и сознательно медленно спрятала свой меч в ножны. Взяв в руки футляр арфы, она извлекла инструмент, провела по струнам, вызвав звучный аккорд. – Вот этим!
Сила заполняла ее. Она заиграла и запела.
Она увидела, как двое всадников-нелюдей суеверно отъехали подальше от своего предводителя. Они со страхом смотрели на нее. Голос сказительницы заполнял воздух, она чувствовала, как ее переполняет сила, срывается с ее арфы. Древние сказания утверждают, что тот, кто обидит барда, будет проклят и осужден на смерть.
Ты хочешь оскорбить меня, лорд.
У менестреля есть свои права
Пусть твое яркое лезвие ослепит тебя,
Чтобы ты не видел, куда оно упадет,
Пусть биение собственного сердца заполнит тебе слух,
Чтобы ты не услышал призыв на помощь.
Пусть все колючие кусты свяжут тебя
И бросят на землю,
Пусть не ответит тебе девушка,
Когда ты будешь искать ее внимания.
Эйдрис изливала в песне весь свой гнев, все раздражение, всю ненависть к Яхне. «Волшебница, наверно, стоит за этим, – подумала она, чувствуя, как ее слова вылетают изо рта, пропитанные ядом. – Силы Тьмы, которые помогают ей, хотят задержать нас. Ну, посмотрим!»
Мозг ее работал быстро, она извлекала звучные аккорды, на мгновение пожалев, что не надела на пальцы прищепки. Струны из кванской стали обжигали пальцы. Слова становились на место, она торопливо сочиняла продолжение своей сатиры. Быстрый рокот струн, и она продолжила, возвышая голос при каждой ноте:
Кеплианец закричал: железо жестоко вонзилось ему в бок. Боковые всадники еще дальше попятились от предводителя. Из их искривленных ртов, которые различала сказительница под шлемами, полились гортанные нечленораздельные звуки. Этот язык Эйдрис никогда прежде не слышала, но все равно не могла не услышать страха в их голосах.
Так посмеешь ли ты обнажить против меня свой меч?
Зачем тебе это, лорд?
Пусть луна вселит в тебя безумие,
Поведет по извилистым путям иллюзий,
Пусть переживешь ты своих детей
В вечности дней,
Пусть трус победит тебя,
Когда ты будешь храбр,
И пусть сгниет твое тело
В безымянной могиле!
Черты лица темного посвященного исказились от боли. Пальцы Эйдрис перебирали струны, извлекая музыку, направляя ее вместе с гневом прямо во всадника. Девушка знала – без легенд, без преданий, без инстинкта – знала самим мозгом костей, что в словах ее Сила и правда. Ее проклятие осуществится. Она пела судьбу темного посвященного, окутывала его своим собственным волшебством.
– И пусть сгниет твое тело в безымянной могиле! – она выкрикнула последние строки, видя, что они обрушились на него, как удар кулака. С бессловесным рычанием предводитель повернул коня и направил его назад, в том направлении, откуда они появились. Остальные всадники последовали за ним, но медленно, держась подальше от него, как будто опасались, что проклятие Эйдрис затронет и их, если они подойдут близко.
И как раз в тот момент, когда пылающий край солнца показался над горизонтом, они исчезли на лесистом склоне, направляясь на север.
Эйдрис смотрела им вслед, наслаждаясь своей победой. Она чувствовала себя сильной, торжествующей, пламя ненависти горело в ней. Она вспоминала выражение лица темного посвященного, вспоминала, какую судьбу предрекла ему. Сказительница откинула голову и расхохоталась – смеялась долго и громко… смеялась, пока не стало дыхания и мне понадобилось глотнуть воздух. Каким-то краем сознания она понимала, что нехорошо радоваться падению другого, пусть даже Темного, но она не обращала внимания на эти уколы совести.
– И пусть сгниет твое тело в безымянной могиле! – прошептала Эйдрис, улыбаясь лучам солнца, упавшим на ее лицо.
13
Когда смех сказительницы стих, растаял в тишине, она услышала голос:
– Хорошо сделано, менестрель.
Она повернулась и увидела, что Алон сидит и внимательно смотрит на нее.
– Давно ты не спишь? – спросила девушка, чувствуя, как оживает вчерашний гнев на него.
– Достаточно долго, – ответил он, – чтобы понять, что тебе не понадобилась помощь, чтобы победить этого. – Он кивнул в сторону исчезнувшего темного посвященного. – Поздравляю.
Она сердито нахмурилась.
– А ты мне и не помог! Я считала, что ты слишком слаб, чтобы сидеть без помощи, иначе разбудила бы тебя, чтобы ты имел дело с нашим гостем. – Поток Силы слабел, опустошив ее, оставив тело таким слабым, что ей неожиданно потребовалось сесть, иначе она упала бы. Голова у нее отчаянно заболела… плоть, казалось, отрывается от костей.
Алон беззаботно пожал плечами.
– Я тебе не нужен. И теперь, может быть, ты поверишь, что сама обладаешь Силой. – Он невесело улыбнулся. – Я бы никогда не подумал использовать сатиру. Ты ведь знаешь, все это с ним и случится. – Он искоса посмотрел на сказительницу, как будто спрашивая, что у нее на уме.
Девушка покачала головой.
– Я хорошо знаю стихи, – сказала она и довольно улыбнулась. Снова пришла мысль, что нехорошо радоваться поражению Темного, но она легко отбросила угрызения совести. – Что теперь? – спросила она.
Он подтащил мешок с провизией.
– Сначала поедим и попьем, потом двинемся дальше, – просто сказал он. – Нужно уходить отсюда как можно быстрее. Там, откуда он пришел, есть кое-кто еще.
После еды Эйдрис проверила состояние его раны. Грязь под повязкой затвердела и растрескалась, поэтому девушка ногтем счистила ее. На месте разреза виден был только белый шрам. Эйдрис удивленно смотрела на него. «Если бы такое чудо произошло и с отцом»! Но тут же надежда ее ослабла: она вспомнила, что вскрыла шкатулку Дахон.
Рана Монсо тоже почти залечилась, хозяин жеребца снова прочел над ним целительное заклинание, втирая в ногу пасту, которую достал из своих припасов. Когда Эйдрис заняла свое привычное место у головы коня, посвященный указал на стремя.
– Сегодня ты поедешь верхом, – сказал он. – Твое волшебство потребовало многого от тела. Я пойду.
Она посмотрела ему в лицо, все еще бледное под многодневным загаром.
– Ты еще недостаточно силен. – Эйдрис знала, что говорит правду.
– Вчера я весь день проспал, – напомнил он ей. – А ты почти не отдыхала. Садись, – приказал он, указывая на седло.
Эйдрис колебалась, но, чувствуя слабость, поставила ногу в стремя. Алон помог ей сесть на спину кеплианца. Девушка сдержала стон: болели затекшие мышцы.
Странным казалось сидеть на середине спины Монсо, а не сзади. Полукровка беспокойно переминался, оглядываясь на нее, потом прижал уши. Эйдрис напряглась, почувствовав, как заходили под ней его мощные мускулы. Кеплианец фыркнул, в гневе забил копытом.
– Я первая, кроме тебя, кто сидит на нем верхом? – спросила она, сдерживая дрожь в голосе. Воспоминание о тех стремительных гонках, когда Монсо выходил из-под контроля, заставило ее глотнуть.
Посвященный кивнул.
– Не зажимай его ногами, – предупредил он и напомнил то, что она сама знала по многим годам знакомства с кайогами, которым помогала пасти коней. – Если ты напряжена, он это чувствует. – И принялся успокаивать жеребца.
Сказительница кивнула и заставила себя расслабиться в седле. Постепенно горб на спине кеплианца сгладился. Алон пошел вперед, ведя полукровку. Вскоре прилетел Стальной Коготь, прокричав хриплое приветствие.
Через час недостаток сна и напряжение вчерашнего дня сказались на Эйдрис: она задремала в седле, автоматически подстраиваясь под ритм ходьбы Монсо.
Она неожиданно проснулась, когда Монсо резко остановился и замотал головой, словно его кто-то неожиданно ужалил. Эйдрис села, мигая, потом протерла сонные глаза. Во рту у нее пересохло, и горечь заставила ее поморщиться. Голод грыз внутренности. Судя по положению солнца, полдень уже миновал.
Впереди тянулась первая встреченная ими дорога. Эйдрис посмотрела на Алона и увидела, что он тяжело прислонился к плечу Монсо, как будто только эта опора держит его на ногах.
Сказительница глотнула, пытаясь протолкнуть слова через сухую глотку.
– Алон, – прохрипела она. – Что случилось? Ты заболел?
Он покачал головой, не пытаясь выпрямиться. Эйдрис слезла с седла, схватила его за руку и посмотрела в лицо. Он вспотел и был бледен.
– Что случилось? – обеспокоенно повторила она.
– Подвернул ногу, – ответил он. – Сейчас…
– Ты слишком долго шел. – Девушка поднесла к губам фляжку с водой, сполоснула рот, потом напилась. Протянула фляжку ему, смотрела, как он пьет, затем сказала: – Теперь ты поедешь. Я пойду.
– Нет, – ответил он, возвращая фляжку. Тон его говорил, что он не ждет возражений. – Поднимайся. Я могу идти.
– Идти? – голос Эйдрис звучал презрительно. – О, конечно. И еще бежать! Не будь дураком!
Взгляд его серых глаз стал жестким, глаза теперь напоминали камни.
– Я сказал, что пойду. – Кивком он указал на пустое седло кеплианца. – Поднимайся. Немедленно.
– Ты не можешь мне приказать, – заявила она холодным тихим голосом. – И будешь совсем дураком, если попытаешься.
Посвященный гневно вспыхнул.
– Следи за языком, сказительница! Он у тебя слишком свободно болтается.
– Что я говорю, куда иду – и как достигну цели, – она тоже сердилась все сильнее и стискивала кулаки, – это мое дело, а не твое!
Рот его превратился в мрачную линию, воздух вокруг головы Алона словно замерцал и засветился. Сказительница почувствовала страх и сделала торопливый шаг назад, прежде чем взяла себя в руки и остановилась.
Алон открыл рот, собираясь что-то сказать – и, судя по его выражению лица, это не были бы приятные слова, – но они так и не прозвучали. Без предупреждения гневно закричал Стальной Коготь. Монсо прижал свою большую голову к груди хозяина и едва не сбил его с ног. Посвященный выругался: больная нога под ним подогнулась. Он едва устоял. К тому времени, как он восстановил равновесие, Эйдрис взяла себя в руки.
Показав на ногу кеплианца, она сказала:
– Он почти здоров. Если пойдем медленно, можем оба поехать верхом.
Ее спутник колебался. Она видела, что он старается незаметно опираться больше на правую ногу и сдерживает болезненную гримасу. Наконец Алон кивнул.
– Хорошо! – выпалил он.
Хромая, он подошел к жеребцу и сел на него, потом неохотно повернулся в седле и протянул руку сказительнице. Она сделала вид, что не замечает этого предложения помощи, и самостоятельно прыгнула на круп.
Мрачно хмурясь, Алон послал Монсо вперед, и кеплианец пошел по дороге. Но когда они добрались до земляной тропы, Алон повернул жеребца на юго-восток. Эйдрис подтолкнула его.
– Кар Гарудин в том направлении, – сказала она настойчиво, показывая на восток, слева от них.
Он не обратил на это внимания.
Сказительница потянула его за руку.
– Ты не туда движешься!
Он упрямо покачал головой.
– Алон! – Она легко ударила его по плечу. – Стой!
Когда он ответил, голос его звучал, как ворчание.
– Нет!
– Алон, мы должны двигаться на восток, не сюда! Чего ты надеешься этим достичь?
Наконец он остановил кеплианца, повернулся и посмотрел на нее.
– Смерти Яхне, – решительно ответил он. – Волшебница там. – И он указал на юго-восток.
– Но… но… – Сказительница запиналась, гнев ее сменился страхом. Он говорит серьезно. – Мы ведь уже решили, что лучше сразу направиться в Кар Гарудин. И не можем свернуть с пути! Не забывай о Кероване. Мы должны спасти Керована!
– Когда Яхне умрет, она больше никому не сможет угрожать в этом мире, – ответил он, и от злобы в его голосе у Эйдрис перехватило дыхание. – Стальной Коготь говорит, что она направилась в эту сторону и опередила нас не более чем на полдня пути.
– Я не пойду! – воскликнула Эйдрис. – Пойду одна и предупрежу Керована!
– Иди, – огрызнулся он. – И унеси с собой мое проклятие!
В ней самой кипела ярость, но взгляд Алона заставил ее промолчать. Она переместилась так, чтобы слезть со спины Монсо.
– Хорошо сделано, менестрель.
Она повернулась и увидела, что Алон сидит и внимательно смотрит на нее.
– Давно ты не спишь? – спросила девушка, чувствуя, как оживает вчерашний гнев на него.
– Достаточно долго, – ответил он, – чтобы понять, что тебе не понадобилась помощь, чтобы победить этого. – Он кивнул в сторону исчезнувшего темного посвященного. – Поздравляю.
Она сердито нахмурилась.
– А ты мне и не помог! Я считала, что ты слишком слаб, чтобы сидеть без помощи, иначе разбудила бы тебя, чтобы ты имел дело с нашим гостем. – Поток Силы слабел, опустошив ее, оставив тело таким слабым, что ей неожиданно потребовалось сесть, иначе она упала бы. Голова у нее отчаянно заболела… плоть, казалось, отрывается от костей.
Алон беззаботно пожал плечами.
– Я тебе не нужен. И теперь, может быть, ты поверишь, что сама обладаешь Силой. – Он невесело улыбнулся. – Я бы никогда не подумал использовать сатиру. Ты ведь знаешь, все это с ним и случится. – Он искоса посмотрел на сказительницу, как будто спрашивая, что у нее на уме.
Девушка покачала головой.
– Я хорошо знаю стихи, – сказала она и довольно улыбнулась. Снова пришла мысль, что нехорошо радоваться поражению Темного, но она легко отбросила угрызения совести. – Что теперь? – спросила она.
Он подтащил мешок с провизией.
– Сначала поедим и попьем, потом двинемся дальше, – просто сказал он. – Нужно уходить отсюда как можно быстрее. Там, откуда он пришел, есть кое-кто еще.
После еды Эйдрис проверила состояние его раны. Грязь под повязкой затвердела и растрескалась, поэтому девушка ногтем счистила ее. На месте разреза виден был только белый шрам. Эйдрис удивленно смотрела на него. «Если бы такое чудо произошло и с отцом»! Но тут же надежда ее ослабла: она вспомнила, что вскрыла шкатулку Дахон.
Рана Монсо тоже почти залечилась, хозяин жеребца снова прочел над ним целительное заклинание, втирая в ногу пасту, которую достал из своих припасов. Когда Эйдрис заняла свое привычное место у головы коня, посвященный указал на стремя.
– Сегодня ты поедешь верхом, – сказал он. – Твое волшебство потребовало многого от тела. Я пойду.
Она посмотрела ему в лицо, все еще бледное под многодневным загаром.
– Ты еще недостаточно силен. – Эйдрис знала, что говорит правду.
– Вчера я весь день проспал, – напомнил он ей. – А ты почти не отдыхала. Садись, – приказал он, указывая на седло.
Эйдрис колебалась, но, чувствуя слабость, поставила ногу в стремя. Алон помог ей сесть на спину кеплианца. Девушка сдержала стон: болели затекшие мышцы.
Странным казалось сидеть на середине спины Монсо, а не сзади. Полукровка беспокойно переминался, оглядываясь на нее, потом прижал уши. Эйдрис напряглась, почувствовав, как заходили под ней его мощные мускулы. Кеплианец фыркнул, в гневе забил копытом.
– Я первая, кроме тебя, кто сидит на нем верхом? – спросила она, сдерживая дрожь в голосе. Воспоминание о тех стремительных гонках, когда Монсо выходил из-под контроля, заставило ее глотнуть.
Посвященный кивнул.
– Не зажимай его ногами, – предупредил он и напомнил то, что она сама знала по многим годам знакомства с кайогами, которым помогала пасти коней. – Если ты напряжена, он это чувствует. – И принялся успокаивать жеребца.
Сказительница кивнула и заставила себя расслабиться в седле. Постепенно горб на спине кеплианца сгладился. Алон пошел вперед, ведя полукровку. Вскоре прилетел Стальной Коготь, прокричав хриплое приветствие.
Через час недостаток сна и напряжение вчерашнего дня сказались на Эйдрис: она задремала в седле, автоматически подстраиваясь под ритм ходьбы Монсо.
Она неожиданно проснулась, когда Монсо резко остановился и замотал головой, словно его кто-то неожиданно ужалил. Эйдрис села, мигая, потом протерла сонные глаза. Во рту у нее пересохло, и горечь заставила ее поморщиться. Голод грыз внутренности. Судя по положению солнца, полдень уже миновал.
Впереди тянулась первая встреченная ими дорога. Эйдрис посмотрела на Алона и увидела, что он тяжело прислонился к плечу Монсо, как будто только эта опора держит его на ногах.
Сказительница глотнула, пытаясь протолкнуть слова через сухую глотку.
– Алон, – прохрипела она. – Что случилось? Ты заболел?
Он покачал головой, не пытаясь выпрямиться. Эйдрис слезла с седла, схватила его за руку и посмотрела в лицо. Он вспотел и был бледен.
– Что случилось? – обеспокоенно повторила она.
– Подвернул ногу, – ответил он. – Сейчас…
– Ты слишком долго шел. – Девушка поднесла к губам фляжку с водой, сполоснула рот, потом напилась. Протянула фляжку ему, смотрела, как он пьет, затем сказала: – Теперь ты поедешь. Я пойду.
– Нет, – ответил он, возвращая фляжку. Тон его говорил, что он не ждет возражений. – Поднимайся. Я могу идти.
– Идти? – голос Эйдрис звучал презрительно. – О, конечно. И еще бежать! Не будь дураком!
Взгляд его серых глаз стал жестким, глаза теперь напоминали камни.
– Я сказал, что пойду. – Кивком он указал на пустое седло кеплианца. – Поднимайся. Немедленно.
– Ты не можешь мне приказать, – заявила она холодным тихим голосом. – И будешь совсем дураком, если попытаешься.
Посвященный гневно вспыхнул.
– Следи за языком, сказительница! Он у тебя слишком свободно болтается.
– Что я говорю, куда иду – и как достигну цели, – она тоже сердилась все сильнее и стискивала кулаки, – это мое дело, а не твое!
Рот его превратился в мрачную линию, воздух вокруг головы Алона словно замерцал и засветился. Сказительница почувствовала страх и сделала торопливый шаг назад, прежде чем взяла себя в руки и остановилась.
Алон открыл рот, собираясь что-то сказать – и, судя по его выражению лица, это не были бы приятные слова, – но они так и не прозвучали. Без предупреждения гневно закричал Стальной Коготь. Монсо прижал свою большую голову к груди хозяина и едва не сбил его с ног. Посвященный выругался: больная нога под ним подогнулась. Он едва устоял. К тому времени, как он восстановил равновесие, Эйдрис взяла себя в руки.
Показав на ногу кеплианца, она сказала:
– Он почти здоров. Если пойдем медленно, можем оба поехать верхом.
Ее спутник колебался. Она видела, что он старается незаметно опираться больше на правую ногу и сдерживает болезненную гримасу. Наконец Алон кивнул.
– Хорошо! – выпалил он.
Хромая, он подошел к жеребцу и сел на него, потом неохотно повернулся в седле и протянул руку сказительнице. Она сделала вид, что не замечает этого предложения помощи, и самостоятельно прыгнула на круп.
Мрачно хмурясь, Алон послал Монсо вперед, и кеплианец пошел по дороге. Но когда они добрались до земляной тропы, Алон повернул жеребца на юго-восток. Эйдрис подтолкнула его.
– Кар Гарудин в том направлении, – сказала она настойчиво, показывая на восток, слева от них.
Он не обратил на это внимания.
Сказительница потянула его за руку.
– Ты не туда движешься!
Он упрямо покачал головой.
– Алон! – Она легко ударила его по плечу. – Стой!
Когда он ответил, голос его звучал, как ворчание.
– Нет!
– Алон, мы должны двигаться на восток, не сюда! Чего ты надеешься этим достичь?
Наконец он остановил кеплианца, повернулся и посмотрел на нее.
– Смерти Яхне, – решительно ответил он. – Волшебница там. – И он указал на юго-восток.
– Но… но… – Сказительница запиналась, гнев ее сменился страхом. Он говорит серьезно. – Мы ведь уже решили, что лучше сразу направиться в Кар Гарудин. И не можем свернуть с пути! Не забывай о Кероване. Мы должны спасти Керована!
– Когда Яхне умрет, она больше никому не сможет угрожать в этом мире, – ответил он, и от злобы в его голосе у Эйдрис перехватило дыхание. – Стальной Коготь говорит, что она направилась в эту сторону и опередила нас не более чем на полдня пути.
– Я не пойду! – воскликнула Эйдрис. – Пойду одна и предупрежу Керована!
– Иди, – огрызнулся он. – И унеси с собой мое проклятие!
В ней самой кипела ярость, но взгляд Алона заставил ее промолчать. Она переместилась так, чтобы слезть со спины Монсо.